Чип и Дэйл играют влюбленных 80 страница

Мой сын…

— Всегда счастлив.

— Очень любит меня и свою семью.

— Добр, отзывчив, милосерден и весел.

— У него нет вредных привычек.

— Душа компании…

— Умная умница и лучший ученик в школе и в университете

— Знает много языков!!

— Силен, но миролюбив и уважителен.

— Часто улыбается и смеется, у Дениски хорошее чувство юмора.

— Не кричит, не спорит по пустякам и не унижает слабых. Он сильный, и он помогает другим

— Любит (ВЗАИМНО!) прекрасную, скромную девушку из хорошей семьи.

*страница 15*

— У него тысяча друзей!

— Он занимается спортом (только не боксом и не борьбой, хотя ему, как мальчику, конечно, важно знать силовые приемы, чтобы он мог защитить себя и своих близких при необходимости!)

— Уважительно обращается со старшими, ласково — с детьми.

— Любит животных и детишек, а они — его. Для меня это показатель доброты.

— Еще он свободолюбив и делает то, что хочет. Но не во вред другим.

— И у него хороший вкус. И отличная память (это я уже замечаю, между прочим!)

— Всегда помнит меня, потому что я всегда помню его. Или это эгоистично, или это называется материнской любовью? Или все же эгоистично?

— В общем, мой сын прекрасен и идеален, и все его любят…..

На этом последняя запись Натальи обрывалась и больше листиков Денис не нашел, как не пытался, хотя по идее, еще должна была быть и 16 страница. Он обыскал весь кабинет отца, но это не принесло успеха. Некоторые листики пропали с концами.

И потом, раз за разом перечитывая эти строки, все сильнее и сильнее он хотел плакать. Потому что был виноват в том, что рядом с ним не было мамы. И в том, что ему уже 8 лет, а прекрасным и идеальным он не стал. Денис проплакал почти весь день, прячась в свой комнате, а потом твердо решил для себя, что будет идеальным мальчиком.

Специально для мамы. Чтобы она видела с небес, каким он растет — таким, как хотела она, и не сердиться на него за то, что он сделал…

Если бы Олег Даниилович или Лера узнали, что твориться в голове их сына, то они бы обязательно что-нибудь сделали для него, попытались бы помочь Денису вырваться из гнета собственных чувств, наняли бы детского психолога и сами бы сделали для него все, что угодно. Но ни он, ни она этого не понимали, и разглядеть истинные эмоции и мысли ребенка оказались не в состоянии. Хотя, кончено. Очень любили его. Зато оба всегда очень гордились успехами Дэнси — так стала ласково звать мальчика Лера, и когда их ребенка называли идеальным, то только с улыбками на губах кивали — их сын просто не мог быть другим. Он действительно… идеален. Идеальным Денис был в школе и в университете, в учебе и в спорте, среди парней и девушек, родственников и друзей, и даже в глазах малознакомых людей очень часто выглядел совершенством. Он старался изо всех сил — благо, природа одарила его и умом, и внешностью. Конечно, не все давалось Дэну легко, и много он буквально заставлял себя делать — например, изучать языки или играть в баскетбол. Его знания иностранных языков поражали, но никто не знал, что ему приходилось тратить на их изучение порою много часов подряд — особенно в детстве. И он до изнеможения несколько лет тренировался в игре в волейбол и баскетбол, потому как поначалу у Смерча с этими видами спорта совсем ничего и не получалось. Только его терпение, усердие и, самое главное, — желание помогли парню сделать из себя идеального человека, соответствующего написанному его матерью.

Себя, конечно же, он идеальным не считал, и даже нормальным человеком зачастую в глубине души не признавал — нормальные люди не виноваты в том, что их матери умирают. А когда к этому приплюсовалась и трагическая ситуация с Инной, то Денис едва не сошел с ума от проклятого чувства вины. Первая потеря — родная мама, для него стала олицетворением черного цвета, а вторая, Инна, — лазурного. Постепенно, с возрастом, парень осознавал, что маленький ребенок не мог быть тем, кто убил собственную мать — ведь она спасала его, рискуя своей жизнью, но в подсознании все равно засело глубокое чувство вины.

А еще ему до сих пор, раз в год, снилась мертвая бабушка, кричащая яростно: "Убийца! Убийца!", рвущая на себе жемчужные черные бусы и тыкающая в него пальцем с острыми бордовыми ногтями, которые стремительно превращались в когти. Мать ему не снилась ни разу, а Инна — только тогда, когда он был без сознания из-за потери крови.

И еще Денис, внезапно привязавшийся к "бурундучке" Маше, чувствовал, что не переживет, если она станет его третьей потерей.

Мария, слушая историю Смерча в правдивом изложении Леры, которая, стараясь не срываться, тихим голосом рассказывала обо всем этом, больше всего на свете хотела обнять Дэна, крепко и даже чуть больно, заплакать и сказать ему, что никогда и не за что она не станет его третьей потерей. Что она всегда будет с ним и будет защищать его. И что ему нельзя винить себя ни в чем, потому что она, Маша, точно знает, что его мама умерла не зря — она защищала своего ребенка. И что в смерти Инны его вины нет — ее жизнь унесла на дно морская стихия, а не его руки.

Некогда непонятные, мутные слова черничноглазой гадалки с набережной стали для Чипа ясны, как утренний южный солнечный свет, пробивающийся сквозь тонкий хрусталь.

Теперь девушка точно знала, что ее судьба на "Д" — это Денис Смерчинский и никто иной. И отдавать его никому она не собирается, и терять тоже.

А еще ей вновь очень хотелось рыдать — от внезапно нахлынувших чувств сострадания и сочувствия к тому, кого она внезапно полюбила. Маша и не знала, что Денис столько всего перенес в своей пока что еще не очень длинной жизни. А она еще и добавила толику мучений в его персональную копилку страхов, написав то идиотское сообщение и не оттолкнув от себя вовремя Димку.

Слезы на ее светло-карие глаза наворачивались и от неожиданного осознания того, что ее Денис — сильный человек, мощный духом и твердый характером, не умеющий отступать от самого сильного противника — от собственных страхов. Ведь именно поэтому он вел с ними бой с самого своего детства. Старался быть идеальным во всех смыслах. А, может быть, он уже родился таким, и все его трагедии были призваны для того, чтобы он развил в себе лучшие свои черты, — кто знает?

Да, Дэн — невероятный. И это не потому что он внешне красив, обаятелен, умен, обеспечен, весел. А потому что он смог с достоинством перенести случившееся и стать тем, кем стал.

На сидящую без единого движения девушку — а это было очень несвойственно подвижной и переполняемой энергией Марии — опустилась дымка гордости за Дениса, в которой алела рубинами боль за него и мерцала кораллами женская жалость. Он действительно — смерч, самый настоящий, сильный, стремительный, даже грандиозный, только на своем пути он сметает не людей — их он подхватывает и игриво кружит, играет и бодрит — а сметающий самого себя.

Девушка почувствовала неожиданное тепло в ладонях и в солнечном сплетении. Подобные чувства Мария испытывала лишь однажды: когда совершенно случайно, от скуки, прочитала года два назад книгу Сент Экзюпери "Планета людей" — книгу, в которой была описана вся красота и сила человеческого духа перед лицом опасности.

Особенно тогда ее впечатлила история о летчике, потерпевшим крушение в горах и неделю фактически ползущим по снегу и морозу вперед. У него были обморожены руки и ноги, у него не было еды и пить ему приходилось снег, он был на последнем издыхании, но все же выбрался из ледяного ада и выжил. Вперед его гнала мысль о том, что его ждет любимая жена.

Дэн Смерчинский, наряду с этим летчиком, настоящим восхитительным образцом жажды жизни, теперь стал для Маши олицетворением силы духа. С полной уверенностью девушка осознала за какое-то краткое мгновение, что даже если она и будет называть теперь парня Дэном, Смерчем, Лаки Боем или Дэйлом, то для нее он всегда уже будет Денисом. Тем самым взрослым человеком, которого она так долго не понимала. Того, который прятался от всех за рядом ярких масок: идеального парня, отличного друга, прекрасного сына, великолепного спортсмена, сексапильного мальчика, души компании.

У Машки, как и тогда, при прочтении книги Сент Экзюпери, от печального рассказа Леры по коже побежали мурашки — это отряд головастиков трансформировался в них, показывая своей подопечной ее же собственные чувства. Она обязательно найдет его и неважно, любит ли он ее или нет, и скажет ему все, что накипело у нее на душе. Успокоит его и признается в любви.

— Бедный Дэн, — сказала я, глядя на его звездный потолок, смаргивая непрошеную слезинку. — Как он вообще жил? Лера, как?

— Маша-Маша, не знаю. Я ведь сказала, что стала плохой матерью, — криво улыбнулась женщина, — и не догадывалась, что там у него на душе, только в последнее время стала осознавать, что с нашим мальчиком происходит. Началось это, когда наш Денис учился курсе на втором. Друзья привели его домой совершенно нетрезвого — ну, ты знаешь, как это бывает у парней. Отмечали что-то в каком-то клубе, Дэнси что-то сдуру выпил, и понеслось.

Я кивнула — знала, как у парней это бывает. Федьку пару раз тоже так притаскивали в подростковом возрасте его друзья едва стоящего на ногах. Мама жутко ругалась, а папа сначала веселился, особенно когда у старшего братика начиналось похмелье, а потом устраивал ему бурю в стакане.

— Ты, наверное, знаешь, что Денису пить противопоказано. Это у них семейное: у него, отца, дяди реакция на алкоголь очень плохая. А он зачем-то выпил. Саша и еще несколько ребят затащили Дениса домой посредине ночи. По-моему, — Лера вымученно улыбнулась, — они сами с ним замучались. Он казался абсолютно трезвым, но нес жуткую ерунду. А потом, когда мальчики ушли, посмотрел на меня глазами большого ребенка, сел на пол и начал наизусть зачитывать строки из дневника Наташи. Оказывается, когда был маленьким, стянул его у Олега со стола и прочитал. Я, наверное, дура. Не сразу поняла, что он, как по пунктам выполнял и выполняет все слова Наташи. Только со временем догадалась… Я не думаю, что она писала все это всерьез. Маша! — вдруг воскликнула Лера. — Маша! Она была молодая и писала все это от скуки, но это слишком сильно запало Дэнси в голову. Будь неладна эта Эвелина — и пусть земля ей будет пухом. Обвинила ребенка в смерти родной матери! Знаешь, — вдруг пытливо посмотрела Лера на меня, — Денис хоть и не мой родной сын, но если бы передо мной стал выбор: умереть мне или ему, я бы предпочла умереть сама. Только ради того, чтобы мой ребенок жил, понимаешь?

— Да.

Наверное, моя мама сделала бы точно также.

— И я уверена, что Наташа думала точно так же, как и я. Там, на небесах, — взглянула мимолетом на небо женщина, и в ее глазах тоже появились едва заметные слезы, — она не о чем не жалеет. Ладно. Пойдем вниз, Маша?

— Пойдем. Я тебе еще кое-что покажу.

И она повела меня вниз, во вторую, совсем небольшую гостиную с уютной лоджией и изящным камином, где остановилась около стены с несколькими большими фотографиями в серебряных рамках. Первым я увидела черно-белое фото шестилетнего мальчика с большими глазами, длиннющими ресницами и ямочками на пухлых щечках, смеющегося в компании еще двух малышей. Оба они показались мне знакомыми: и хохочущий пухленький мальчик с круглым личиком и сердито надутый светленький карапуз с двумя конфетами в руке.

— Это Дэнка, ему тут почти пять лет. — Пояснила с улыбкой Лера. — Узнала? Рядом Саша и Мика — Микаэль. Если что, Мика — тот, который с леденцами. А Сашка в детстве был кругленьким, как воздушный шарик. Это сейчас он здоровый бугай с татуировками и зелеными волосами. Кстати, в детстве Мика был сильнее и все время обижал Сашку. Видишь, даже тут у него в руке два конфеты — отобрал у братика и не хотел отдавать. А сейчас Саша куда брутальнее и сам все время защищает нашего Мику. Забавные они.

— Забавные, — согласилась я, разглядывая детей. И во что они превратились сейчас из таких вот очаровательных малышей?

— Вот Дэнси с Петей, — кинула на следующее фото Лера, и я тут же узнала в черноволосом худом мальчике со стрижкой под пажа Петра, сейчас невозмутимого и даже надменного. На снимке он сидел рядом с Дэном на диване и покровительственно держал братика за плечи.

— Здесь ему уже шесть. А теперь посмотри на эту фотографию. Здесь Денису семь лет. Перед первым сентября.

Я окинула тревожным взглядом третье фото. На нем был уже слегка повзрослевший Дэн в черном костюмчике с галстуком стоял около здания школы. В одной руке — новенький ранец, в другой — букет желтых роз. Лицо серьезное, почти неживое и без положенной маленькому мальчику улыбки. И глаза у него были абсолютно пустые и смотрели не на фотографа, а куда-то чуть в сторону и вниз.

— Замечаешь, как он изменился? — спросила Лера внезапно. — На всех фото после того, как Эвелина устроила тот страшный скандал, он больше не улыбался. Мы с Олегом тогда думали, что Дэнси просто боится идти в школу, и я позже только поняла, что это не страх школы. Это что-то совсем иное, Маша. Он ничего не хотел. Никуда не ходил и мало с кем разговаривал. Плохо учился и не делал уроки. Не смеялся, когда смотрел мультки. — Она вздохнула. — Так повлияли на него слова бабушки. Только когда нашему сыну исполнилось девять лет — то есть после того, как он нашел Наташин дневник, он внезапно стал меняться — становиться таким, каким был в детстве: подвижным, активным, веселым, общительным. Резко стал одним из лучших учеников не только класса, но и школы. Захотел вдруг учить языки, начал ходить в спортивные секции, на танцы, пропадал на баскетбольных площадках или у друзей. Мы думали, что ему помог детский психолог, но… Машенька? — позвала она меня.

— Что?

— Мы его найдем. — Ободряюще улыбнулась мне Лера. — Прятаться не в его правилах. А сдаваться, думаю, — не в твоих.

Мать Дениса еще несколько раз пыталась дозвониться до сына, но у нее ничего не выходило. Телефон все так же был отключен. Она, как и я, волновалась, сердилась, даже ругалась, звонила мужу и свекру — они тоже не могли найти Дениса, его друзьям, одногруппникам, знакомым, но все без толку.

Ольга Князева тоже мне звонила — наверное, Смерч был ей дорог так же, как и мне — Димка, и она искренне пыталась помочь найти его. Однако, и у нее ничего не получалось.

Еще через час безуспешных поисков, я с Лерой, а вместе с нами и мой назойливый брат, не желающий оставлять меня одну, на двух машинах стали ездить по многочисленным друзьям Смерчинского и местам, где он теоретически мог бы быть. Я безумно надеялась, что еще немного — и мы найдем его, но с каждой новой неудачей надежда таяла.

— Нехорошо было от меня скрывать про идиота Кларского, — по дороге в одно из любимых кафе Дениса сказала я брату укоризненно, но в меру спокойно. Я сильно устала и никак не могла понять, почему же и куда пропал мой, а, может уже не мой, Дэн. Это было самым важным. Остальное почти не имело значения.

— О-о-о, ты знаешь? — невероятно удивился Федька, следуя за красным автомобилем Леры.

— Угу.

— И откуда узнала-то? — осторожно поинтересовался он.

— Ясновидящей стала. Добрые люди рассказали. А мне что, и впрямь, так опасно было, что ко мне аж охрану приставили? — мрачно спросила я, оглядываясь назад

— Не знаю, — не захотел отвечать брат. Он затормозил перед светофором рядом с машиной Леры. — Отец так решил. Я его поддержал. Твой Смерчинский согласился. А что ему еще было делать? — брат по-доброму усмехнулся. — Он валялся на кровати с дырой в животе и еще и избитый. Отец нам сразу сказал: "Машке ничего говорить не позволю, она еще ребенок". Кстати, чего вертишься? А-а-а, — догадался Федор. — "Охрану" свою высмотреть пытаешься что ли, у нас на хвосте? Серая "девятка" и черная "Хонда". В "Хонде" — люди дружка Дэна из агентства охранного. А вообще Смерчинский твой молодец. — С уважением сказал брат — а таким тоном он говорил крайней редко. — Сразу о тебе подумал и грамотно поступил — рассказал обо всем своем крутому деду и нашему отцу. Сам бы то он тебя при всей своей крутизне защитить от Пристанских не смог. А сегодня ночкой их аккуратно возьмут прямо на благотворительном вечере. Не без помощи деда Дениса. Возьмут аккуратно, быстро и — самое главное, Машка, — вместе с Мартом, главарем. Этот урод прямо-таки неуловимым стал в последнее время. Как только Пристанских сильнее прижали, пропал куда-то. И все его приближенные быки затаились. Даже через брата — некого Никиту Кларского — на Марта выйти нельзя. А на этого мелкого ублюдка ничего нет официально — взять и посадить не за что. Тоже осторожничает. — Горячился брат. — Но сегодня точно Андрейка вылезет, приедет на вечер к деду Дениса, и его тут же возьмут дяди с автоматами под белы рученьки и увезут с почетом в райский курорт КПЗ. С невероятно вежливой обслугой в форме и королевскими яствами.

Он хмыкнул.

— А этот Андрей Март не поймет, что его ждет великая подстава?

— Откуда? Все секретно. Отец и несколько других сотрудников делают вид, что сотрудничают с ним. Даниил Юрьевич тоже успешно делает вид, что согласен работать с Мартом — поэтому и ждет его, чтобы все детали по сбыту наркоты обсудить. Андрей думает, что в безопасности. К тому же на вечере он должен с одним человеком там встретиться, они через благотворительный фонд хотят деньжата обмыть, — поведал мне еще одну деталь сегодняшнего действа Федор. — Март чувствует себя хозяином положения. И его стукачи в прокуратуре ему ложную информацию донесли, что, мол, все на мази. Там такая операция разработана, Машка, что переживать не надо — его точно возьмут.

— Это ты меня утешаешь? — спросила я со вздохом. Не хотелось, чтобы Ника арестовывали. Он все равно казался мне хорошим парнем. Мне его даже жалко стало. Никита реально любит Ольгу — а она его нет, да еще и боится. По телефону сегодня я сказала Князевой, чтобы она просто связалась с ним и рассказала все, как есть. Она ответила, что ей все уже жутко надоело, и она так бы и сделала, но Ник пропал куда-то. Понятно — отсиживается с братом.

— Утешаю. Тебе что, не страшно? Это же не игрушки, Маша, — ответил Федор. — Это реальная жесткая сторона жизни. И ты с ней впервые столкнулась. — Он, правда, тут же добавил, как и всегда, шутливым голосом, — а вообще, разревешься сейчас от страха, как раньше, что я делать буду?

— Я не рыдала раньше!

— А кто в пять лет поранил коленку и устроил истерику на весь двор? А в семь из-за двойки кто орал на весь дом? А потом еще когда кое-кто подрался с каким-то дебилом в первом классе, кто рыдал, как слон? — тут же стал вдаваться в подробности прошлого братец. — Мне, между прочим, тогда из-за тебя тоже влетело, — сварливо добавил он, заворачивая в наш двор.

— Когда ты пошел разбираться с этим мальчишкой? — вспомнила я внезапно, как действительно умудрилась подраться с дураком-третьеклашкой из-за булки в столовой, а после нажаловалась Федьке, учащемуся со мной в одной школе. Он, не долго думая, взял друзей и пошел разбираться с моим обидчиком. Брат всего лишь с ним поговорил, даже щелбана не поставил, а после долго еще сидел в кабинете у директора, типа он маленьких обижает.

— Черт, куда твой парень делся? Мне осточертело кататься по всему городу и искать его. И ребятам тоже, — кивнул брат назад, намекая на мою охрану. — И действительно не бойся. Сегодня Марта и Пристанских возьмут. Там такая операция разработана, что никто не уйдет.

И я верила ему.

Мы продолжали искать Дэна и, по-моему, уже не только мы одни, но и Инга, и его друзья, но Смерча словно и след простыл. Его нигде не было. А потом, как выяснилось, кое-кто, конечно, знал, где он был, но старательно молчал об этом. А кого-то даже и не спрашивали. Не думали, что этот человек может знать об этом.

Почти в восемь Лера нас оставила — к ней должен был приехать парикмахер, чтобы сделать укладку на вечер, вернее, на ночь. Надо же, а Смерч должен был взять меня с собой на этот вечер — не зря его кузен приносил тогда билеты и даже называл меня невестой Дениса.

— Может быть, Дэн будет там? — с тоской спросила я брата и Леру.

— Будет, не будет, а ты там точно не появишься, — заявил Федька уверенно. — Там начнутся серьезные дела, а ты помешать можешь.

— Маша, если Дэнси там вдруг появиться, я сразу сообщу тебе, — пообещала Лера мне. Она была согласна с братом. — Но вряд ли появится. Он никогда не любил такие официальные мероприятия. И согласился пойти только с тобой. И хотя Даниил Юрьевич будет злиться, не думаю, что Денис придет.

Я уныло кивнула.

— Заедем в супермаркет? Я пить хочу. — Сказал брат по дороге домой.

— Давай. Я в машине посижу, хорошо?

— Хорошо. Я быстро. — И он остановил внедорожник около обочины оживленной в это время суток дороги. Где-то впереди была авария, поэтому образовалась пробка. Я в ожидании сидела и смотрела в окно, на едва ползущие машины. В крайнем ряду, совсем близко от меня, стояла дорогая черная красавица "Ауди" с номером "666" и блестящими тонированными стеклами, в которых отражались оранжевые июльские лучи заходящего солнца.

Я засмотрелась на классную машину, и в это время ее заднее стекло плавно опустилось вниз. Сидевший в авто парень лет двадцати шести в черном костюме и с очень жестким худым лицом, на котором отчетливо просматривались скулы, лениво выкинул окурок сигареты. Он высунулся в окно и недовольным взглядом оглядел образовавшуюся впереди пробку. А после посмотрел в мою сторону. Мы встретились с ним глазами, и мне показалось, что этот светловолосый человек на кого-то очень смутно похож.

Он резким жестом приставил к виску указательный и средний пальцы левой руки, явно показывая мне, что сейчас застрелиться из-за пробки, и рассмеялся. Забавный тип. Только глаза недобрые. Я пожала плечами и провела пальцем около горла, соглашаясь, что и мне пробка надоела. Он опять рассмеялся, махнул мне рукой и закрыл окно. Последнее, что я видела, это то, как около молодого человека мелькнули рыжие волнистые волосы, словно бы ему на плечо легла женская голова. И что это было?

Черная "Ауди" плавно поехала вперед, и больше я ее не видела.

Вскоре появился братишка, купивший не только воду, но еще и пиво и что-то сладкое, бросил весело, что капкан почти захлопнулся, и Март едет на благотворительный вечер, и мы поехали домой. Прибыли туда часов в десять.

Уже в подъезде брат сказал: "Ни слова матери, а то она упадет", открыл дверь и — о, ужас! — первой пропустил меня в квартиру. Я совсем немного посидела за кухонным столом с мамой, Федором и постоянно голодным котэ (папа, конечно же, был на задержании), а после, сходив в душ и подхватив на руке свое домашнее животное по имени Ириска, пошла спать. Из-за того, что сегодня должен был состояться захват банды Пристанских, мне было не очень-то и страшно. Если только за папу — не случилось бы с ним ничего. Но, как пояснил брат, содержание проводить должны были не сотрудники службы экономической безопасности, а ОМОН.

Я была нервная, опустошенная, с больной головой и соскучившаяся по Смерчу. А еще очень волнующаяся за него. Ну вдруг, вдруг с ним что-то случилось?! Вдруг ему плохо, а никто не может помочь? Или… вдруг он решил что-то с собой сделать? Или вдруг проклятый Март или его банда поймали его?? Об этом я старалась не думать, потому как только об одной мысли о том, что Денис мог или может как-то еще пострадать — физически или морально, приводила меня в такой ужас, словно я оказалась в кошмаре наяву. Я никогда и ни за кого так сильно не волновалась, как за него. Только, наверное, за папу, когда тот лежал в больнице в прошлом году. Но тогда я хотя бы знала, где он и что ему оказана вся необходимая помощь, а сейчас впереди — полнейшая безызвестность.

К тому же рядом тогда был Димка, невероятно поддержавший меня просто своим присутствием и шутками, а сейчас обратиться к нему я не могла. Да ему самому сейчас, наверное, плохо! Что я. Не понимаю, что такое эта самая неразделенная любовь?

Перед тем, как улечься в постель, я долго изучала себя в зеркале и думала-думала.

Почему я так поступила — замкнулась и прекратила бороться за Дэна? Потому что я испугалась. И думала, что если он выбрал другую девушку, значит, счастливее он будет с ней, а не со мною.

"С мертвыми не бывают счастливы" — назидательно сказал почтенный головастик с шикарной белой бородой.

"С мертвыми бывают счастливы только мертвые. А Денис Олегович пока еще здравствует на этом свете — вопреки всему", — поддержал его такой же пожилой и крайне сморщенный, как курага, коллега с седыми волосами и глубокими залысинами.

Я кивнула сама себе и вдруг в ярком электрическом свете увидела на голове первый в своей жизни седой волос. Однако, трогать его не стала. Откуда он у меня?

— Феерично. — Покачала я головой и обратилась к невидимому никому Дэну. — Смерчинский, до чего ты меня довел. Видишь? Еще чуть-чуть и я сойду с ума.

"Не позволю сойти тебе с ума, дурочка, — отозвался невидимый Дэн, застывший около моего окна, — иди спать, маленькая, ты так устала. Прости, что не могу накрыть тебя одеялом".

— Спокойной ночи.

"Приятных тебе снов. Даже если на утро ты не будешь помнить, я обязательно тебе приснюсь. Ты ведь моя малышка, и хотя бы во сне я обязан быть с тобою".

Вот же… Совсем я с ума сошла. Сама с собой разговариваю.

С этими мыслями я уснула, обняв подушку, и всю ночь мне казалось, что я обнимаю своего Дэна. Мне показалось, что меня кто-то поцеловал в висок.

— Добрый вечер. Ваш пригласительный? — с вежливой улыбкой спросил один из многочисленных представителей армии секьюрити, которые в тот вечер охранили ресторанный комплекс "Золотой лотос", в котором должен был состояться благотворительный вечер "Ночь жизни". Среди приглашенных были официальные лица, политики, бизнесмены, представители местного бомонда и культуры, поэтому надежная охрана была делом чести организаторов проекта.

— Да, конечно, вот, — Князева-старшая протянула небрежным жестом два пригласительных, отливающих на ярком электрическом свету золотом. Охранник внимательно изучил их, вновь улыбнулся и сказал почтительно:

— Прошу вас, дамы, проходите, пожалуйста. Приятного вам вечера.

Ольга и ее мама, которая на эти слова только царственно кивнула, прошли в холл трехэтажного роскошного комплекса, где их тут же встретили и вежливо препроводили за свой столик в огромный, ярко освещенный зал, где, собственно, и должен был проходить благотворительный вечер.

Девушка все-таки решила придти на благотворительный бал "Ночь жизни". Не потому что она хотела развлечься — для этого она отправилась бы, как и всегда, в хороший клуб или бы просто напилась (правда, сейчас ей этого совершенно не хотелось), и не потому что желала порадовать своим поступком маму. А просто потому, что Оля понимала: ей нужно что-то делать, как-то двигаться, получать новые эмоции и впечатления — пусть даже самые мизерные, в общем, ей нужно не застывать ледяной шахматной фигурой на черно-белом клетчатом поле своих проблеме. Благотворительны бал — крохотный повод отвлечься от грустных мыслей хоть на несколько часов. Или хотя бы на час. Ведь не думать о плохом целый час — это отличный результат.

Плохое сейчас для девушки, прежде всего, было связано с Димой и с его решением. Ольга понимала, что он чувствует, и ее интуиция, которую светловолосая девушка никогда не признавала, подсказывала, что любимый парень мечется и не знает, что ему сейчас делать. И единственное, что может ему сейчас помочь — это время. Или, быть может, что-то необычное, резкое, что подтолкнут его к действиям. Ольга давала Чащину это время, и сама пыталась сделать так, чтобы все эти дни ожидания пролетели быстрее.

Князева оглядывалась по сторонам в поисках знакомых лиц. Людей вокруг было уже достаточно: все красивые, элегантные, ухоженные, с бокалами искрящегося шампанского в руках и с дорогими украшениями на шеях, пальцах, запястьях, в ушах. И добрые восемьдесят процентов этих украшений, к слову сказать, составляли бриллианты самых разных огранок, оттенков и карат.

В ушах у Ольги тоже были бриллианты — не слишком большие и вызывающие, как, к примеру, у ее матери, направо и налево посылающей слова приветствия и кивки, а по-девичьи скромные и очень милые. Раньше эти серьги принадлежали Инне — подарок родителей на шестнадцатилетние (Ольга тогда затребовала какую-то невообразимую фирменную сумочку). Вместе с серьгами Инне подарили точно такое же колечко, и оно было на ее указательном пальце в ту самую роковую поездку по морю. С этим кольцом она погибла, и с ним же ее и похоронили. А Ольга берегла серьги, считая, что раз одна часть целого комплекта у нее, а вторая — у сестренки, значит, между ними есть еще какая-то материальная связь. Надевала она их очень редко, всего лишь раза три-четыре за все эти годы, и каждый раз после того, как бриллиантики Инны оказывались в ее ушах, Ольга чувствовала, что ее близняшка где-то совсем близко — за какой-то невидимой гранью. Хоть она и считала себя атеистом, и ни в какую загробную жизнь не верила, но чувство это было вполне реальным. Да и сны потом ей снились странные — опять же о сестре. В таких снах Инна всегда утешала Олю и улыбалась ей. Но в конце сновидения ее всегда смывало гигантской волной лазурной волны, и Ольга дико пугалась. Сердце ее начинало биться точно так же, как и в ту проклятую невероятно звездную ночь, когда ей позвонили и сказали, что Инны больше нет в живых. Услышав это, Оля, которая уже около двух часов без остановки рыдала без причины (Петр, который был в это время рядом с ней и с которым она целовались, думал, что она точно наглоталась экстази), упала без чувств.

Дата добавления: 2015-10-21