- И кто это был, по-твоему?
Шерлок снова взял телефон и протянул его Джону. На экране была фотография.
- Хм, Шерлок, это женщина. Мне нужно объяснять тебе, что означает термин «гомосексуальный»?
- Определённо нет, - Шерлок бросил на него сердитый взгляд. – А это – Надежда фон Мекк. Она поддерживала Чайковского в течение многих лет. Известная покровительница искусств своего времени.
- Это не меняет того, что она женщина.
- У которой были сыновья, совершенно точно, - прошипел Шерлок.
- Ты хочешь сказать…?
Он снова пожал плечами.
- Просто предположение. Но я знаю, что что-то в этом есть. Надежда фон Мекк из-за чего-то поссорилась с Чайковским. Никто никогда не знал, почему… И потом, её лицо тебе никого не напоминает?
Джон снова посмотрел на экран телефона.
- Я не… знаю. Да. Может быть. Но я не знаю, кого…
- Джон, я полагаю, наш друг Орёл, или как там его звали, был потомком семьи Мекк.
- Ты думаешь?..
- Представь. Молодой человек вырастает в Советской России, зная, что он как-то связан с Надеждой фон Мекк, которая была близким другом Чайковского. Он довольно беден и не получил нужного образования, но успешно занимается самообразованием. В конце концов, он же гордый потомок фон Мекков. Он работает в Литературном музее, впитывая знания, как губка… Когда КГБ пытается его завербовать, он понимает, что это его шанс. На лучшую жизнь. Или возможность выяснить, что произошло со знаменитым композитором, близким другом его родственницы фон Мекк. После вербовки он как-то получает доступ к архивам КГБ. А эти архивы могли содержать уникальные и забытые сведения, секреты, о которых люди никогда не узнают, которые передаются из поколения в поколение. От спецслужб Российской Империи – Охранки, к ЧК, НКВД, КГБ и, в конце концов, к ФСБ. До сих пор некоторые части этих архивов закрыты для историков. Многие заплатили бы состояние, чтобы просто взглянуть на них, уверяю тебя… Даже мой брат.
- Так ты хочешь сказать, что Орёл просто стащил информацию?
- Ну, должен же он был где-то начать свою криминальную карьеру, - засмеялся Шерлок. – К тому же, ему было интересно узнать, что же случилось с Чайковским. В конце концов, он был единственным человеком на свете, который мог сопоставить две части этого паззла: слухи и семейные предания и информацию российских спецслужб… Потому что, как понятно из этого дела, спецслужбы не знали, кто был любовником Чайковского. Они не знали, что он был из семьи Мекк. В свою очередь, семейство Мекк не знало, что произошло с Чайковским. Они не знали, что он был убит. И Орёл стал первым, кто совместил эти две части.
- Хорошо, Шерлок, но это все равно не объясняет, почему мне кажется знакомым лицо Мекк.
Детектив улыбнулся.
- К этому я и веду… Итак, как я и сказал, Орёл крадёт чашку и папку из архивов. Он хранит их. Может быть, по сентиментальным причинам… кто знает… иногда люди так поступают. Очевидно, никто не замечает пропажи. Они, наверное, десятилетиями пылились в каком-нибудь старом шкафу. После распада Советского Союза Орёл уходит в подполье, эмигрирует в США и становится печально известным главой мафии. И всё это время он хранит чашку и папку. В конце концов он женится, берёт фамилию Орёл в честь фамилии жены и рассказывает ей историю своей семьи. Возможно, тогда, когда рождается их сын, пото…
- Погоди… Сын?
- Да, сын, Джон! – нетерпеливо воскликнул Шерлок. – Не заставляй меня повторять всё дважды. Сын Орла и Адлер. – Он вытащил фотографию юного скрипача и показал её Джону.
- Это… невероятно, - выдохнул Джон, - …он похож… он очень похож на Надежду фон Мекк… Тот же прямой нос… тёмные глаза… Так вот почему её лицо мне знакомо.
- Последний потомок Надежды фон Мекк. Последний потомок одного из её сыновей, который…
- В которого был влюблён Чайковский?
- Возможно… Впрочем, кажется, наш скрипач тут ни при чём. Это не он послал нам чашку и фотографию, а его мать, Ирэн Адлер. Что за женщина – боже, что за женщина! В Большом театре я восхищался не только её голосом. Её быстрота так же впечатляла, да?.. Она наверняка лазала по этим музейным стенам, как кошка, - Шерлок улыбнулся. – Теперь во всём этом есть смысл… Я избавился от Мориарти. Она подарила мне фотографию в знак награды. Фотографию своего сына! Доказательство, что потомок человека, которого любил Чайковский, жив и здоров – и, очевидно, стремится сделать музыкальную карьеру.
- То есть, если бы Чайковский согласился на сделку, - вдруг понял Джон, чувствуя, как бисеринки пота выступают у него на загривке, - этого молодого человека, сына Адлер, никогда бы не существовало?
- Точно. И его отца, Орла, тоже. Чайковский умер, защищая тайну имени своего любовника. Если бы он этого не сделал, этот юный вундеркинд никогда бы не родился.
- Но… Чайковский бы выжил. И написал бы ещё много великих произведений, - возразил Джон.
- Ну, вот это и называется дилеммой, Джон, - тихо сказал Шерлок.
Наступило долгое молчание.
Шерлок всё ещё сидел на полу перед Джоном. Длинными пальцами левой руки он лениво барабанил по костлявому колену.
На улице крупными мягкими хлопьями шёл снег. На минуту показалось, что они единственные люди на земле, что молчание поглотило все звуки, и темнота втянула их в сюрреалистический зимний сон.
- Здесь есть повторяющаяся тема, Джон, - наконец нарушил молчание Шерлок, - можно назвать её лейтмотивом. Лейтмотив ко всей этой загадке. «Величайшей загадке из всех».
Джон больше не мог разглядеть глаз своего друга в темноте, но его голос звучал нарочито спокойно.
- Что это за тема? – спросил Джон отчего-то хриплым голосом.
- Смерть и её причины…
- Я не уверен, что ты первый интересуешься, почему люди умирают, - прервал его Джон, пытаясь пошутить, но попытка оказалась жалкой. Смех вышел каким-то каркающим.
Шерлок задумчиво покачал головой.
- Я не об этом. Подумай… Лермонтов: погиб на дуэли из-за шутки, - прошептал он. – Глупо. Он умер, его карьера оборвалась. Бог знает, сколько бы ещё стихов он написал бы, если бы прожил дольше… Ленский в «Евгении Онегине»: тоже погиб на дуэли. Ревность. Как же глупо… Сам Пушкин: погиб на дуэли из-за женщины. Опять ревность. Вероятно, интрига. Все поступили глупо. Их смерти: бессмысленны… И потом – вот эта другая смерть. Совсем другая. Смерть Чайковского. Умереть, чтобы сохранить тайну… Умереть, чтобы защитить человека, которого любишь, защитить его от смерти, это… совсем по-другому – и гораздо трагичнее.
Джон медленно поднял взгляд.
- Величайшая загадка из всех. Реши её и выиграешь гран-при… Жизнь! Жизнь, которой не было у Чайковского, - сказал Шерлок неожиданно тихо. – В романе Пушкина Евгений Онегин описан, как совершенный циник. Его цинизм в отношении нежных чувств приводит к тому, что он отрицает любовь и совершенно разрушает свою жизнь. Но когда он наконец признаёт, что влюблён, уже поздно… Может быть, на это мне и указывает Ирэн Адлер: что, если быть скучающим циником, можно не увидеть… - Шерлок запнулся и начал разглядывать свои руки. – Величайшая загадка из всех, Джон. Это: если кто-то готов умереть, чтобы спасти твою жизнь, кто он для тебя?
Джону показалось, что он услышал, как кровь застучала в ушах, глаза его закрылись сами по себе, и в голове начали мелькать образы:
Безумно смеющийся Мориарти. – Шерлок, играющий на скрипке. – Тёмный бассейн, тихо бьющаяся о бортики вода. – Снежинки, оседающие на волосах Шерлока, когда они прогуливаются по Красной площади. – Таксист держащий пилюлю у рта. – Ярко-жёлтые китайские символы на стене. – улыбающийся… по-настоящему Шерлок. – Майкрофт, вращающий зонтиком. – Уязвимая белая шея Шерлока. – Миссис Хадсон снова и снова с неизменной улыбкой называющая их парой. – Ощущение взрывчатки, привязанной к телу. – Взгляд Шерлока в Большом театре, тихо шевелящиеся мягкие губы. – Пистолет в руке Шерлока. – Шерлок спит, обнимая подушку, которую ему положил Джон. – Сочувственная улыбка Сары… А потом…
Потом на него нахлынул следующий поток образов:
Темнота. Глаза закрыты. Всё болит. Кажется, где-то слышен голос Майкрофта. Злой. Кричит. А потом – крашеный потолок больницы. И кажется, он видит Шерлока, сидящего на пластиковом стуле у его постели и… Шерлок плачет? Или Джон так накачан обезболивающими, что у него галлюцинации? В любом случае, он видит, что плечи Шерлока сильно трясутся, что Лестрейд успокаивающе кладёт ему на плечо руку…
Джон прочистил горло.
- Я… не гей, Шерлок, - хрипло прошептал он. – Прости. Мне жаль.
Он открыл глаза и заметил, что его друг отвёл взгляд. Казалось, что он тяжело сглатывал.
- Я знаю.
Джон никогда не слышал, чтобы его голос звучал так низко, и он задрожал от этого даже сильнее, чем от холода в комнате.
- Я знаю… - вдруг пояснил Шерлок, - …я знаю, что тебе жаль.
Он встретился с Джоном взглядом. Было что-то в этих умных глазах, что-то…
- Психосоматическая хромота! Психосоматическая личная жизнь! – вдруг воскликнул Шерлок.
И теперь Джон понял, что это было – крохотная загадочная улыбка в этих ослепительно серых глазах.
- Шерлок, я не думаю, что термин «психосоматическая личная жизнь» суще…
- Сейчас я тебя поцелую.
Вдруг лицо Шерлока оказалось очень близко. Именно в этот момент тело Джона решило его предать: он почувствовал, что его глаза закрываются и он слегка кивает.
Это был самый нежный из всех поцелуев, которые у него были. Он был уверен в этом. Сумасшедше мягкие губы, полные и тёплые, прикасались к его губам, и он почувствовал, как по всему телу прошла дрожь, когда они оба приоткрыли рот на мельчайшую долю секунды.
Потом Шерлок снова отодвинулся. Но по тёплому дыханию, ласкавшему лицо Джона, было понятно, что он всё ещё стоял перед ним на коленях.
Джон с трудом вспомнил, как открыть глаза, и когда открыл, увидел на лице Шерлока самую застенчивую улыбку из всех, какие он когда-либо видел. Не похожую на те скромные улыбки, которые он получал после комплиментов мастерству детектива.
Они посмотрели друг на друга, и словно смычок взмахнул над струной, определяя настоящее, определяя это самое мгновение, как самое важное в их жизни. Кто бы подумал, что из смычка можно пускать стрелы?
Джон снова кивнул, чувствуя, словно только что опустил палец на эту струну, и раздался звук. И как-то этот звук превратился в мелодию – их мелодию. И эта мелодия возникла и окутала их соль минором или каким-то другим ключом, который Джон не мог узнать. Но это был ключ, который с этих пор будет открывать все двери, и это несомненно был ключ к его душе, которую он теперь протягивал человеку, стоявшему перед ним на коленях.
- Джон, - сказал Шерлок, протягивая свою тонкую руку скрипача и нежно поглаживая Джона по щеке. Было понятно, что между ними что-то намечалось.
Затем Шерлок вдруг вскочил на ноги, грациозный, как хищная кошка, и начал расстёгивать свою дорогую рубашку.
- Подожди! Что ты делаешь?.. Ты хочешь, чтобы мы… ты… со мной?.. Я даже не знаю, как… - Джон слышал в своём собственном голосе дрожь и лёгкую панику.
- Расслабься. Мы просто ложимся спать. Каждая соната занимает время. Кто я такой, чтобы перескакивать от вступления сразу к дьявольским трелям?!
- Х-хорошо, - ответил Джон. Во рту у него странно пересохло при виде обнажённой груди цвета слоновой кости. Он никогда прежде не видел своего друга таким, и это было удивительно, захватывающе, поразительно…
Грудь Шерлока оказалась шире, чем казалась под этими узко скроенными рубашками. Бледная, безупречная, твёрдая, удивительно мускулистая и… И с каких это пор Джон начал обращать внимание на мускулы других мужчин? Когда это всё началось?
Шерлок не стал снимать брюки. Возможно, чтобы подчеркнуть своё заявление о сонатах и трелях. Он снял ботинки и носки и стоял перед Джоном. Детектив словно полностью состоял из длинных рук и ног и узких бедёр.
- В постель, Джон.
***
Они лежали под одеялом, лицом друг к другу, в темноте, Шерлок переместил руку на обнажённое плечо Джона, кончиками пальцев скользя по его шраму, словно это была струна скрипки.
- Я скучаю по твоей скрипке, - прошептал Джон, потому что это звучало лучше, чем: «Я хочу домой. Я скучаю по нашей квартире. Мы можем целоваться теперь каждый день? Тогда я не буду целоваться больше ни с кем. Я все равно не захочу… Ты думаешь, слишком рано говорить, что я без ума от тебя?»
- Шерлок?
- А?
- Можно коснуться тебя? – прошептал Джон, чувствуя себя ужасно неудобно. В конце концов, он открыто отказал ему раньше. А сейчас…
Но вместо того, чтобы посмеяться над ним, Шерлок молча взял подрагивающую руку Джона и положил на свою твёрдую, теплую грудь. Джон почувствовал под пальцами спокойное биение сердца. Сердца, про которое он раньше думал, что его не существует.
Так он и заснул, прижав голову к изгибу шеи Шерлока, вдыхая его запах, положив руку ему на грудь, наполовину вымотанный, наполовину возбуждённый… а Шерлок снова и снова целовал его ухо мягкими губами.
________________
* Finale – Allegro con fuoco (муз.) - с ит. «финал — быстро с огнём».
========== Кода* ==========
В Лондоне была уже весна, и Джон был даже рад, что наутро они обнаружили эти два билета на самолёт под злосчастной чашкой. Хотя было жутковато представлять, что кто-то входил в их номер, пока они спали, прижавшись друг к другу, как две детали наконец-то собранного паззла.
Но сейчас была весна, и они были дома. И Шерлок снова играл это чудесное произведение Чайковского. И всё это вместе было прекрасно.
Прошло несколько недель после их возвращения, и всё, казалось, вернулось на круги своя. Но всё же…
Шерлок стал чаще прикасаться к нему – то клал ему руку на плечо, то гладил по голове, ероша волосы, нежно проводил по щеке тонкими пальцами скрипача, другой рукой обхватывая его локоть. Жесты, мимолетные, как пианиссимо на скрипичной струне. Всё по-прежнему было очень ново для Джона. Так же ново, как чувство принадлежности, которое он ощущал. Хотя он был обеспокоен тем, что не знал, как ответить.
Они поцеловались только однажды, не считая того раза в России. Но, возможно, они просто играли свою собственную медленную мелодию, и им не нужен был дирижёр, который сказал бы, на каком такте ускоряться.
Этот поцелуй случился на месте преступления, куда их привёл Лестрейд. Убийство было «скучно-скучно-скучно» - Шерлок не упустил возможности указать на это.
Убийство на стройплощадке.
В общем, Джон сделал несколько шагов в сторону, и вдруг доска на строительных лесах ушла у него из-под ног, и он исчез в темноте.
К счастью, он упал не очень сильно, только вывихнул лодыжку. Пытаясь встать, он услышал быстрые шаги. Появился Шерлок, весь в смятении, и схватил его, крича: «Джон, скажи мне, что ты цел! Пожалуйста, скажи, что все хорошо!»
Осознав, что Джон цел и даже дышит, Шерлок схватил его за лацканы пиджака и поцеловал так страстно и отчаянно, как никто никогда его не целовал. (То есть уже два уникальных поцелуя из двух!) Джон ещё дрожал от потрясения (то ли из-за падения, то ли из-за страстного поцелуя), когда Шерлок очень ясно и хрипло назвал его “Mon amour.“
Именно в этот момент Джон заметил Лестрейда, который стоял рядом и выглядел так, словно только что врезался в стену.
После этого незначительного происшествия они оказались в хирургии, где только что началась смена Сары, и каждый раз, когда она при осмотре трогала лодыжку Джона, в глазах Шерлока появлялся опасный блеск. От этого сердце Джона просто грохотало в груди. Когда она посмела ободряюще улыбнуться пациенту, Шерлок схватил Джона за руку и держал её в течение всего осмотра, агрессивно глядя на Сару.
Сара, в свою очередь, открыто глазела на них. Но вскоре её застывший взгляд превратился в самодовольную ухмылку из серии: «я же тебе говорила».
После их возвращения из Москвы сообщений от И.А. больше не было.
Хотя однажды утром Шерлок вдруг вскочил со стула, указывая на статью в «Дейли Телеграф». В Лондон приезжал молодой, подающий надежды скрипач. Его звали Нортон Адлер, и фотография выглядела ужасно знакомой.
Затем, несколько дней спустя, Джон был снова похищен Майкрофтом.
Тот взглянул на него всего один раз и сразу же перестал называть его бойфрендом Шерлока. Видимо, понял, что это уже не шутка.
И пока Джон пытался перестать думать о слове «бойфренд», потому что – нет, нет, нет, об этом рано даже думать, Майкрофт откашлялся и сказал:
- Я знаю, что вы больше не ходите к своему психотерапевту. Мне подыскать вам другого? Хорошего?
Джон хотел отчаянно возразить против такого вторжения в личную жизнь, но заметил искренность в обычно наигранном тоне Майкрофта.
- Зачем он мне?
- Потому что вы не пройдёте через этот кризис сексуальной идентичности за несколько недель. Он не пройдет мгновенно только потому, что вы влюбились в мужчину. Поверьте мне. В конце концов, вам понадобятся хорошие друзья.
После слова «влюбились» Джон покраснел и пробормотал что-то о сонатах и вступлениях. Майкрофт, в свою очередь, продемонстрировал одну из тех весёлых и непристойных улыбочек, которая объяснила, что он совершенно не так понял эту музыкальную метафору… Или так… Кто знает, в конце концов?
Уже дома Джон получил смс с номером терапевта и слегка странным советом: «И заведите французский словарь. МХ».
Джон ответил: «Ваша мать не говорит дома по-английски?»
Ответ Майкрофта пришёл быстро: «Говорит. – Словарь совсем для другого. Вы же захотите понимать, что вам говорят в спальне? МХ»
И пока сознание Джона пыталось справиться с этим резким и абсолютно неприличным сообщением, на экране телефона отобразилось следующее: «Ах да, я не прятал микрофонов в матрас Шерлока. Мне сказал его бывший парень. МХ».
Джон не показывал сообщения Шерлоку, но, разумеется, он обнаружил их несколько часов спустя. В конце концов, только это могло послужить причиной прежде неслыханного: Шерлок взял телефон и набрал номер. Его крик наверняка перебудил всю Бейкер-стрит:
- Я убью тебя, Майкрофт! И убил бы Виктора, если бы он уже не был мёртв.
***
Недавно Шерлок начал жаловаться на то, что в его спальне якобы «невыносимо холодно», что было откровенной ложью, ещё более красочной из-за его утверждения, что в спальне Джона было теплее. И каждый раз, когда Шерлок – который ни разу не задрожал зимой в России – говорил это, Джон ощущал приступ паники. Паники, тревоги и, кажется, ещё чего-то… В конце концов он же выяснит, что это, правда?
Может быть, даже сегодня…
…потому что Шерлок снова играл это произведение Чайковского – то, которое послужило прелюдией ко всему этому приключению.
Он стоял посреди гостиной, с закатанными рукавами, и, закрыв глаза, играл на скрипке,. Между его бровей залегла морщинка. И казалось, что детектив играл не столько для них двоих, сколько для маленькой фарфоровой чашечки, стоявшей на полке.
Для чашки цвета снега и рук Шерлока. Для чашки, которая не могла ничего знать о красоте мелодии, которую он в неё лил. Для чашки, которая была всего лишь бездушным предметом.
Но иногда ошибочно было считать что-то бездушным, осознал Джон.
Она была белой и тонкой и словно говорила об ужасе и красоте желания умереть ради любимого, которое действительно было величайшей загадкой из всех.
(Da capo al) fine:║
_____________________
* Кода - в музыке — дополнительный раздел, возможный в конце музыкального произведения и не принимающийся в расчёт при определении его строения.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |