«Здравствуй, Лили. Я не могу тебе сказать все эти слова, поэтому пишу письмо. Ты не представляешь, как тяжело видеть тебя каждый день в Хогвартсе, а потом каждый день на каникулах и не иметь возможности подойти к тебе. Я тысячи раз хотел заговорить, но все слова разбивались от одного взгляда. Нет, ты не подумай, я не в чем тебя не обвиняю! Я знаю, что во всем виноват я сам. Знаешь, поначалу я еще надеялся, что мы помиримся, но с каждым днем надежда таяла. Она таяла до тех пор, пока не исчезла вовсе… Но один твой взгляд, твое тихое «привет» сегодня в библиотеке, снова вселили ее в меня.
Лили, я понимаю, какое у тебя обо мне сложилось мнение, но все это лишь маска, все не то… все не так… Ты не понимаешь, каково быть Северусом Снейпом… Каково это, когда над тобой смеются эти… Поттер и Блэк… Ты же совсем другая, откуда ты это можешь знать… Если бы ты дала мне шанс, малейшую возможность, я бы доказал, что могу быть тебе другом. Прости меня за те слова у озера, прости… Я готов на что угодно, лишь бы ты простила меня…»
Письмо дрожало у меня в руках, а я невидящими глазами смотрела сквозь сумрак начавшегося вечера. Слезы застыли на ресницах, собравшись в уголках глаз так, что стоило пару раз ими похлопать, как они тонкими струйками скатятся по щекам. Я протянула руку и распахнула окно, подставляя лицо ветру, рвавшемуся в теплый коридор, заставляя пламя факелов дрожать. Я сидела на подоконнике, устремив взгляд в темное небо, на котором стали появляться звезды. Тишина звенела в ушах, руки превратились в льдинки и меня била легкая дрожь. Но не было ни сил, ни желания двигаться: хотелось застыть, перестать чувствовать, прекратить думать... Я так же, как и Сев, считала, что все уже пережито, но его письмо, такое проникновенное и искреннее, вызвало невыносимую боль в сердце от воспоминаний о тех днях, когда у меня был лучший друг - близкий и такой родной… Я не могла найти силы, чтобы просто сжечь письмо, снова забыть о Севе, гордо вычеркнув его из своей безупречной жизни… В памяти всплыли слова мамы, которые она мне сказала после того, как я ей рассказала о нашей ссоре с Севом: «Пусть я не очень хорошо знаю Северуса, но мне кажется, что он относится к тому типу людей, которые не умеют прощать, прежде всего, себя. А это дорогого стоит, Лили». Лишь сейчас я задумалась над этими словами, хотя тогда не придала им никакого значения… Мама оказалась права: спустя много времени, он по-прежнему казнит себя…
- Сев… - сорвался вздох с губ, превращаясь в легкую теплую дымку среди холодного воздуха наступающей ночи.
Это письмо разбередило почти затянувшуюся рану, и она снова стала кровоточить. Неужели еще возможно все вернуть, все забыть, все простить? Неужели я снова смогу ему улыбаться, дарить подарки на Рождество и просто разговаривать, делясь впечатлениями прошедшего дня? Все было так зыбко, так неестественно, что с трудом верилось… Казалось, он уже выбрал свою дорогу, но после прочтения этого письма я уже не была ни в чем уверена. А вдруг Сев наивно попался в ловушку небылиц, которыми его кормили слизеринцы? Вдруг ему не хватает сил вырваться из всего этого, потому что нет руки, которая бы ему помогла? От этих мыслей голова шла кругом, но одно я знала точно: я не могу бросить Сева, не могу снова отвернуться от него. Я должна попробовать ему помочь, иначе я предам нашу дружбу, о которой всегда так любила повторять Северусу.
«Мерлин, мне кажется, что тебе стоит меня разорвать и поделить между тремя людьми! Иначе они меня сведут с ума!» - мысленно взмолилась я, устало прислонив голову к прохладному камню на стене.
- Я уже начал думать, что Лили Эванс превратилась в статую, - услышала я знакомый голос и резко дернулась: напротив меня, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, стоял Поттер. Он улыбнулся и привычным жестом взлохматил волосы. – Я бы с удовольствием украсил ею свою комнату.
Я быстро запихнула письмо Сева обратно в карман мантии и нахмурилась:
- Я смотрю, ты решил сострить? Могу тебя заверить, что весьма неудачно.
Он улыбнулся еще шире и немного помахал зажатым в руке пергаментом:
- Просто я от нечего делать наблюдал за тобой по карте, когда вдруг неожиданно решил провести вечер в компании танцующих троллей.
Я судорожно взглянула на наручные часы – было почти половина девятого. Я закусила губу и виновато взглянула на Поттера:
- Прости, я не думала, что уже столько времени… Задумалась, вот и засиделась…
- Брось, Эванс, я никуда не спешу, - он явно забавлялся моей растерянностью, наблюдая за мной сквозь стекла очков.
Я же чувствовала, что начинаю злиться на Поттера за его манеру вести себя, как настоящий идиот; на себя, что позволяю ему все это, нелепо блуждая взглядом по его смуглой коже, виднеющейся сквозь расстегнутые верхние пуговицы рубашки, и весьма неуверенно отгоняя воспоминания о теплоте его рук…
- О чем размышляла? – сказал он, подходя ко мне. Сердце предательски ускоряло ритм с каждым шагом Джеймса. – Судя по тому, что ты забыла о нашей встрече – явно не обо мне.
- Кажется, я уже извинилась, - твердым голосом сказала я. – Просто хотелось побыть одной.
- Как интересно… - он опустил глаза, и на его губах появилась легкая и такая по-детски добрая улыбка. – Может, тебе нужна компания?
- Да, для обучения заклинанию патронуса, - нахмурилась я, сложив руки на груди. Внутренний голос говорил мне, что я веду себя неправильно, но взгляд вероломно тянулся к губам Поттера, поэтому я всячески пыталась этого не выдать, прячась за маской раздражения.
Улыбка Джеймса погасла, а между бровей легла упрямая складка:
- Раз так, тогда не будем тратить время на ненужные разговоры. Пойдем, Эванс, - с этими словами он, не дожидаясь меня, пошел по коридору, на ходу поправляя увесистый рюкзак на плече.
Я соскочила с подоконника и побрела за ним.
Весь путь до гобелена с изображением Варнавы Вздрюченного мы шли молча: Джеймс не проронил ни слова, а я просто не знала, что сказать. Навстречу нам попадались студенты, которые сновали по лестницам, спеша разойтись по своим гостиным или просто слоняясь без дела. Кое-кто из девушек провожал нас заинтересованным и внимательным взглядом, видимо, гадая, почему мы ходим вместе. Но мрачный вид Джеймса и мое недовольство говорило, что мы явно увлечены не личными делами, поэтому они спокойно отворачивались. Знакомый коридор восьмого этажа уже не казался мне таким жутким, он даже стал будто светлее, и я уверенно шагала немного позади Поттера. Все это время я упорно пыталась придумать повод, чтобы заговорить с ним, но на ум ничего не приходило. Я постоянно одергивала себя, заставляя не смотреть так неотрывно на то, как двигаются его плечи, а шея притягательно выглядывает из-под воротничка белой рубашки. Я, наконец, призналась сама себе, что его близость волнует меня, заставляя сердце гулко стучать. Но я понимала, что это ровным счетом ничего не меняет… Ни для меня, ни для него…
«Мерлин, что за наваждение…» - думала я, прислонившись к стене и наблюдая за тем, как Поттер снова уверенно ходит по коридору, одному ему известным способом открывая Выручай-комнату.
В отблесках огня от факелов комната казалась немного мрачной, но в ней было тепло и уютно. Я стояла посередине, ногами утопая в мягком ковре, а Джеймс сидел на том же самом пуфе со снитчами. Я закрыла глаза, вытянув руку вперед, вспоминая письмо с гербами министерства и Хогвартса, текст, написанный зелеными чернилами…
- Экспекто патронум! – громко и четко произнесла я. Из палочки вырвалась очередная, уже, наверно, десятая за этот вечер серебряная струя, взвилась в воздух и погасла.
- Это бесполезно… - я обреченно вздохнул и села на пуф.
Я не привыкла к тому, что у меня что-то не получается: это ужасно раздражало и от этого, наверно, не получалось еще больше. Джеймс молчал, внимательно следя за мной, а мне было все равно: пусть видит меня такой злой, такой неспособной, такой бездарной…
«Пусть думает, что хочет! Вот только не надо на меня так пристально смотреть… Ну, пожалуйста, Мерлин, пусть он отвернется…» - всей кожей я чувствовала, как меня пронзает его взгляд. Щеки начинали пылать, и я не могла заставить себя успокоиться. Я глупо смотрела попеременно то на ковер, то на книжный шкаф, боясь хотя бы на сантиметр повернуть голову и встретиться глазами с Поттером. Я ожидала, что сейчас он скажет какую-нибудь колкость в мой адрес, посмеется надо мной, но в комнате раздавалось лишь тиканье настенных часов.
- Лили… - голос был наполнен нежностью: мое имя, слетевшее с его губ, прозвучало так томительно, так сладко, что отозвалось мурашками по всему телу.
Я медленно и осторожно повернулась к нему. Он смотрел на меня, и я видела, как часто вздымается его грудь, как дрожат ресницы, как тень от факела пляшет на его щеке…
- Не расстраивайся, - он медленно протянул руку и, поколебавшись пару секунд, накрыл ее мою ладонь. Я ошеломленно смотрела на его смуглые длинные пальцы, отмечая контраст моей и его кожи, не смея даже вздохнуть. Джеймс судорожно сглотнул. – У тебя все получится, верь мне…
И я поверила. Уверенность, с которой говорил Джеймс, передавалась и мне. Я улыбнулась ему и снова встала, а он, пусть всего лишь на миг, задержал мои пальцы в своих…
Сердце часто билось в груди, рука горела от его прикосновения, а мурашки так и не проходи… На душе ощущался какой-то подъем, словно предвкушая что-то хорошее, что-то важное… Я закрыла глаза, снова представляя это письмо, но в голове звучал голос Джеймса, который так ласково звал меня по имени: "Лили… Лили… Лили…"
- Экспекто патронум! – крикнула я.
Я почувствовала тепло, исходящее от рукоятки палочки, и увидела, как луч света вырывается из нее, становясь все больше и больше, разрастаясь на глазах, заполняя пространство передо мной… Это было похоже на эффект от «Люмос», но свет был серебристым, тягучим, словно густой туман, и теплым. Я ощущала восторг, который просыпался во мне. Широко открытыми глазами смотря на эту густую дымку, я ликовала, что теперь могу защититься от дементоров. Постепенно она начала клубиться, сворачиваясь узорчатыми кольцами, перемешиваясь и перепутываясь… Вскоре сквозь эту дымку стали проглядываться очертания вытянутой мордочки, высоко торчащих ушек, длинной шеи… Но все это было так нечетко, так размыто… Я стала вглядываться внимательнее, забыв о сосредоточенности… Все произошло стремительно: неожиданно туман рассеялся, растаяв серебряным свечением, и комната снова освещалась лишь факелами на стенах.
Я повернулась к Поттеру: он улыбался мне такой радостной и искренней улыбкой, что я почувствовала, пусть только на мгновение, себя по-настоящему счастливой.
- Джеймс, ты это видел?! У меня получилось! – я захлопала в ладошки, но эмоции были настолько сильными, что хотелось прыгать от радости. – Я даже не ожидала такого эффекта, особенно после стольких неудач…
- Я же тебе говорил, что все получится, - он взлохматил себе волосы, продолжая улыбаться, не сводя с меня глаз. - Ты молодец!
- А ты видел, что у меня почти получился телесный патронус? – жадно спрашивала я, надеясь, что это не было моей галлюцинацией. Джеймс утвердительно кивнул. – Я, правда, не поняла, что это за животное…
- Мне показалось, что это какой-то крупный зверь, - задумчиво произнес Поттер. – Ну, скажем, не барсук или лисица.
- Да, я тоже так думаю, - улыбнулась я. – Хорошо, что не какая-нибудь крыса.
Джеймс покачал головой и как-то странно ухмыльнулся:
- А что ты имеешь против крыс? Это, между прочим, очень древние животные, юркие и живучие.
- Я знаю, но мне бы не хотелось, чтобы моим патронусом была крыса. Это как-то… - я пыталась подобрать нужное слово, - …не эстетично. Ну, для девушки…
- Да уж, железная логика, - он снова улыбнулся, а затем полез в свой рюкзак, который так заинтересовал меня с первой минуты нашей встречи. – Пожалуй, надо отметить твою победу над столь сложным заклинанием.
С этими словами он вытащил из рюкзака две бутылки сливочного пива, и поставил их на ковер рядом со своим пуфом. Я в изумлении уставилась на него, гадая, откуда он мог его взять … Джеймс же продолжал рыться в своем рюкзаке, но, тем не менее, пояснил мне:
- Мы с Питером сегодня сходили в Хогсмид, нужно было пополнить наши запасы.
- Но как вы… - вопрос повис в воздухе: я вспомнила о карте, о тайных выходах, отображенных на ней, поэтому поняла его бессмысленность. – Понятно…
Я с удивлением наблюдала за тем, как Джеймс достает из рюкзака всякие сладости, купленные в магазинах Хогсмида: там были шоколадные лягушки, коробочка с драже от «Берти Боттс», пакетики с сахарными перьями и мои любимые тыквенные слойки. Все это приличных размеров горкой лежало на небольшом столике, появившемся между нашими пуфами.
- Вот это да! – воскликнула я. – Столько всего! Я смотрю, ты сластена?
- Есть немного, - он отчего-то смущенно улыбнулся, открывая наши бутылки. – А ты любишь сладкое?
- Даже очень люблю,- подтвердила я, откидывая волосы назад и забирая у него откупоренную бутылку. – Особенно тыквенные слойки.
- Да, мне они тоже нравятся, хотя я все же отдаю предпочтение домашней яблочной шарлотке, которую готовит моя…
Воздух с гулким хрипом остановился на пути к моим легким, и я судорожно закашлялась. Джеймс торопливо вскочил с пуфа и стал стучать меня по спине, стараясь все же не переусердствовать. Прокашлявшись, я с жадностью вдохнула воздух и почувствовала облегчение. Поттер выглядел обеспокоенным, и я во все глаза смотрела на него, будто впервые видела.
Сны… Такие странные, такие тревожные и необъяснимые… Сны, что рождают смятение в душе, волнуют своей естественностью, заставляя просто улыбаться или сгорать от дикой боли в сердце. Бессвязные слова из страны грез превратились в реальные и настоящие, от которых мурашки бегут по спине, словно от страха… Я глубоко вздохнула, пытаясь успокоиться:
- Спасибо, все хорошо, - сказала я, старясь придать голосу безмятежности. – А шарлотку ты, наверно, ешь с корицей…
- Да, так и есть, - он улыбнулся мне и сел обратно на пуф. – Откуда ты знаешь?
- Догадалась, - соврала я и сделала глоток из бутылки.
Каждый глоток сливочного пива действовал на меня успокаивающе, и я постепенно выбросила из головы все эти мысли, сославшись на случайное совпадение. Я сидела на пуфике, подогнув под себя ноги, и внимательно слушала Джеймса. Он говорил без умолку. Не было напряженности, стеснительности или нелепых пауз, которые так несуразно заполняют разговор, начатый из вежливости. Голос Поттера был громким, а смех звонким и заразительным – наверно, это был первый раз, когда я с ним вот так разговаривала. Он рассказывал мне о квиддиче: о проблемах в нашей факультетской команде, о том, что его никто не поддерживает в желании тренироваться по три-четыре раза в неделю, о недобросовестном соперничестве во время матчей, об интригах… Потом он заговорил о лете, о переезде Сириуса к нему домой, об озере, куда они бегали купаться… Были еще десятки тем, на которые Джеймс мог говорить бесконечно. Я слушала его и отчетливо понимала, что не хочу, чтобы этот вечер заканчивался: пусть время замрет, остановившись стрелками на часах, что так назойливо тикают. Сливочное пиво расслабляло, пробуждая желание улыбаться и смеяться над шутками Джеймса, поэтому я чувствовала себя раскованно.
Факелы на стенах лениво коптились, а тени от огня двигались в причудливом танце, освещая комнату приглушенным светом. В комнате было тепло и уютно, поэтому не хотелось выходить в сумрак и промозглость коридора.
Я наблюдала за Джеймсом все то время, пока он так увлеченно говорил, активно жестикулируя, и постоянно вскакивал, что-то изображая. В сущности, он был еще мальчишкой с немного наивной улыбкой, горящими глазами и несколько угловатой фигурой. Но в то же время, это был уже не тот Джеймс, которого я знала год назад – он изменился, повзрослел и возмужал… Его обаяние заполняло комнату, словно туман, и я каждой клеточкой чувствовала, что неизбежно очаровываюсь им, ловя его улыбки и движения. Я не хотела даже подумать о чем-то запретном, потому что боялась последствий этих мыслей, ведь в этой комнате в буквальном смысле исполнялись желания. Поттер умел быть разным, поражая своим остроумием, веселым нравом и отличным чувством юмора: его чары непроизвольно опутывали меня, заставляя быстрее биться сердце.
Я поймала себя на мысли, что уже давно мне не было так хорошо, как сейчас. Дело было не в том, что рядом Джеймс, а в том, что он сумел создать такую атмосферу, которая помогла мне действительно расслабиться. Сливочное пиво, множество сладостей, легкие разговоры ни о чем – я словно взяла себе отпуск длиною в несколько часов, забыв о страхах этой дождливой осени. И рядом Джеймс. Такой живой, такой близкий, такой настоящий…
Джеймс рылся в своем рюкзаке, отыскивая что-то, а я прислонила голову к мягкой спинке пуфа, закрыв глаза. В голове не было никаких мыслей, меня ничто не тревожило, ничто тяжелым грузом не лежало на сердце, но усталость и выпитые мной две бутылки сливочного пива давали о себе знать – меня клонило в сон. Проваливаясь в блаженную полудрему, я слушала шуршание бумаги, звук от легкого соприкосновения стеклянных бутылок друг о друга, тиканье напольных часов…
- Лили, - кто-то звал меня, но голос доносился точно издалека, вплетаясь в мою искусственную реальность, где было лето, была ярко-зеленая трава, порхающие бабочки и синяя гладь озера…
Образы моего сна постепенно развеивались, стираясь из памяти, исчезая, словно гаснущий экран… До меня стали доноситься мерное и слишком громкое тиканье часов среди звенящей тишины, и я открыла глаза, щурясь от света факелов. Первое, что я увидела, это шоколадные глаза, которые внимательно на меня смотрели.
- Привет, - сказала я, потягиваясь. – Прости, я, кажется, заснула…
- Ерунда, - отмахнулся он, следя за мной и явно что-то обдумывая.
- Я долго спала?
- Нет, около получаса, - он улыбнулся одними глазами, а потом между его бровей пролегла морщинка, придававшая его лицу серьезность. – Скажи, а что тебе снилось?
Я замерла. Сердце едва не остановилось, и по коже пробежал холодок, рассыпаясь мурашками по телу. Я испуганно посмотрела на Джеймса, ругая себя последними словами, что поддалась соблазну подремать. Как я могла допустить такую оплошность, забыв о своих странных снах?
- А что такое? – я сама не узнала свой голос, который был ломким и глухим.
- Да не бойся ты так! - он удивленно приподнял одну бровь. – Просто ты улыбалась во сне, а когда я тебя будил, сказала: «Сириус, попроси Джеймса, я занята». Вот я и поинтересовался…
Я облегченно вздохнула, почувствовав, как расслабляются напряженные мышцы:
- Я не помню своих снов. По словам Алисы, мне часто что-то снится, - пожала плечами я.
- И ты говоришь во сне? – он сказал это спокойным и ровным голосом, без малейшего намека на то, чтобы посмеяться надо мной.
- Да… Несу какую-то чушь, разговариваю с неизвестными мне людьми… - я немного нервно улыбнулась, стараясь свести все на шутку.
Однако Джеймс был серьезен:
- Вот как? У моей мамы была похожая ситуация много лет назад, правда я не совсем хорошо знаю, что именно там было, мне еще и десяти не было, и меня никто во взрослые дела не посвящал. Так вот она обращалась к прорицательнице…
Я удивленно распахнула глаза и улыбнулась:
- Не думаю, что я во сне вижу будущее. Я же не гадалка…
- Все может быть, Лили - он улыбнулся и прошелся рукой по волосам, растрепав их. – Знаешь, на пятом курсе Рэйвенкло учится некая Дафна Маррей, именно к ее матери обращалась тогда моя мама, и, говорят, ее дочери передались эти способности. Попробуй обратиться к ней, вдруг она прояснит тебе твои сны.
- Нет, Джеймс, это бред! – воскликнула я. – Это просто глупые сны, а во сне я стала разговаривать от переутомления и загруженности…
Он не стал спорить со мной, слегка покачав головой. Между нами повисла тишина, каждый был погружен в свои мысли.
«А что, если обратиться к этой Дафне? Вдруг это поможет мне понять мои сны, да и это странное совпадение с шарлоткой…» - прикидывала я в уме.
Я пыталась придумать, каким образом можно поговорить с ней по этому вопросу так, чтобы это осталось тайной. Эту Дафну я знала, но особо не общалась с ней никогда, поэтому было бы нелепо просто так подойти к ней посреди коридора со своими проблемами. Я могла бы еще долго размышлять над этим, но Джеймс так неожиданно развернулся ко мне, что я даже немного от него отшатнулась. Он на миг замер, а я удивленно приподняла бровь. Он пристально смотрел на меня, и я видела, как тени от его ресниц дрожат на скулах, а кожа от света факелов кажется оливковой… Сердце замерло, когда всего лишь на мгновение безумная мысль пронеслась в голове: «Хогсмид…».
- Лили, я хотел спросить…
Тишину разорвал звонкий звук, похожий на удар церковного колокола. Мы оба вздрогнули – огромные напольные часы били полночь. Я вскочила с пуфа и развернулась к Поттеру:
- Мерлин! Джеймс, пойдем скорее в башню! Надо же было так засидеться…
Он опустил глаза, нахмурившись, и начал собирать свой рюкзак, в беспорядке запихивая туда остатки сладостей.
- Возьми карту, - он протянул мне пергамент, а сам продолжил свое занятие.
Я взяла ее в руки, силясь вспомнить те слова, с помощью которых она открывается, но так ничего и не придумав, прошептала самое простое, что пришло в голову: «Откройся мне».
Шершавый пергамент стали рассекать зеленые линии, складываясь в слова:
«Господин Лунатик приветствует самую умную и очаровательную гриффиндорку».
Тут же следом возникла следующая строка:
«Господин Бродяга присоединяется к Господину Лунатику и надеется, что столь прекрасная мисс даст ему когда-нибудь списать зельеварение».
Я рассмеялась, и сердце приятно екнуло, когда я прочитала следующий текст:
«Господин Сохатый низко склоняет голову перед таким совершенством, а также присоединяется к Господину Лунатику и надеется, что Господин Бродяга уберет свои лапы от чужой собственности».
Затем возникла надпись:
«Господин Хвост так же приветствует вас и присоединяется к Господину Бродяге, ибо зелья – не его конек».
Я оторвала взгляд от пергамента и тут же встретилась глазами с Джеймсом: он улыбался мне и выглядел немного смущенным.
- Я просто не помню, как ее открывать…
- Смотри, - он прислонил кончик палочки к пергаменту и произнес: - Клянусь, что замышляю шалость и только шалость.
Пергамент тут же рассекло множество линий, которые преобразовались в знакомую карту. Быстро осмотрев ее и удостоверившись, что путь свободен, мы вышли в коридор. Джеймс привычно взял меня за руку, и мы быстрыми шагами поспешили в башню Гриффиндор.
Засыпая, я поставила на свою кровать звукоизолирующее заклятье, чтобы сегодня ночью никто не мог услышать моей болтовни. Даже с закрытыми глазами я видела улыбку Джеймса, выразительные ямочки на щеках, красиво очерченные скулы…
Упрямая надежда, что жила в моем сердце, после сегодняшнего вечера превращалась в уверенное предвкушение предложения Джеймса пойти с ним в Хогсмид.
* * *
Дни летели стремительно, погружая нас в осеннюю промозглость и ранний сумрак вечеров. На улице снова было пасмурно и серо, и лишь Запретный лес пестрил всеми цветами осени, точно юбка у цыганки. Хагрид уже оборвал последние тыквы, и они лениво сгрудились в самой дальней части огорода, готовые к своему перевоплощению в нарядные символы Хэллуина. Началась вторая половина октября, а значит – близилось открытие первенства школы по квиддичу, поэтому сейчас все игроки усиленно начинали тренироваться, а болельщики приходили на стадион, чтобы посмотреть на игру и просто отвлечься от учебы.
Учеба! Домашние задания сыпались и сыпались, и, казалось, даже первокурсники в этом году проводят за учебниками куда больше времени, чем мы когда-то. Времени не хватало ни на что, я лишь успевала сводить концы с концами в этом круговороте работ и многочисленных эссе. Алиса уже начала заниматься ночами, потому что у нее львиная доля времени уходила на свидания с Фрэнком. Днем же она была непривычно молчаливая и какая-то вялая, чем вызывала множество вопросов знакомых и пересудов школьных сплетниц. От недосыпа она начала капризничать, раздражаясь по пустякам, из-за чего поссорилась с Мэри, которой досталось только за то, что она, по словам Алисы, как-то не так посмотрела на нее. В общем, мы все старались быть терпеливее, с пониманием относиться к скверному настроению Алисы и не донимать друг друга пустыми разговорами. Очень часто вечерами в нашей гостиной царила непривычная тишина, нарушаемая лишь тихим полушепотом и скрипом перьев, даже Мародеры больше времени стали проводить за учебой, что уже само по себе говорило о нашей загруженности.
Тем не менее, Поттер проводил целые вечера на тренировке. Ничто не было для него важнее квиддича. Его новая команда не сильно отличалась от прошлогодней, поэтому игроки уже были привычные к фанатизму, с которым Джеймс относился к подготовке: ни плохая погода, ни домашние задания не влияли на график тренировок. Я слышала от Лесли, которая была у нас в команде охотником, что Поттер в этом году хочет во что бы то ни стало выиграть кубок (хотя он его и так всегда выигрывал), поэтому решил тренироваться особенно усиленно. Я видела, как он, усталый и продрогший, возвращается в гостиную и с напряженным лицом поднимается по лестнице в свою комнату, но уже через четверть часа усаживается на диване перед камином и начинает строчить эссе к завтрашнему дню. В такие минуты я отвлекалась от своей учебы и украдкой поглядывала на Джеймса, изучая его профиль, отмечая мелкие детали его жестов и мимики. Хотелось подойти к нему, предложить помощь, но я продолжала сидеть на своем месте, стараясь отогнать навязчивые воспоминания о наших с ним встречах.
Колин же продолжал себя вести как истинный джентльмен, окружая меня вниманием, хотя видеться мы стали реже, потому что часть изучаемых предметов у нас была различная, и я настояла, чтобы мы их готовили отдельно. Алиса рассказала, что поползли слухи о моих взаимоотношениях с Колином, но пока они были всего лишь тихим шепотом сплетниц в укромных уголках школы. Но я понимала, что это продлится не долго, и скоро все начнут говорить об этом. Я ловила его взгляды, когда мы оказывались рядом, но старалась вести себя как можно безмятежнее, отвечая ему, но не делая этого открыто. Я думала о нем. Ловила себя на мысли, что вечерами, которые я провожу за учебниками в гриффиндорской гостиной, мне не хватает Колина. Он стал для меня своего рода «успокаивающим зельем», благодаря которому я не чувствовала себя одинокой и потеряной. Рядом с Колином было уютно, и я искренне дорожила его вниманием.
Тяжелее всего дела обстояли с Северусом. Его письмо я перечитала тысячи раз, водя пальцем по неровным строчкам, но так ничего и не написала в ответ. А что я могу ему сказать? Он же сам все понимает: у него не могут быть в друзьях и грязнокровка, и будущие Пожиратели смерти. Я искренне надеялась, что он, когда писал мне письмо, осознавал это. Когда же мы с ним пересекались в коридорах, он всегда старался пройти рядом со мной и непременно поздороваться, с надеждой заглядывая мне в глаза. На зельеварении он весь урок постоянно оглядывался на меня, и мы то и дело встречались глазами. От его затравленного, по-детски надеющегося взгляда у меня сжималось сердце, и я последними силами старалась подавить в себе желание подойти к нему, обнять его и забыть обо всех наших ссорах и недомолвках. В конце концов, я заставила себя написать ему: получилось письмо в несколько предложений, но и оно мне далось с трудом. Однако отправить его я не решалась, все еще раздумывая над правильностью своих действий, потому что после нашей ссоры в конце пятого курса мне стоило титанических усилий прекратить дружбу с Севом, вычеркнуть его из своей жизни, и сейчас я снова боялась обмануться в нем.
По мере приближения воскресенья, на которое был назначен поход в Хогсмид, школа наполнялась сплетнями о традиционно назначаемых свиданиях на этот день. Каждый вечер перед сном Мэри рассказывала нам последние новости о приглашениях. При этом Алиса ее вообще не слушала, демонстративно отворачиваясь, а я, словно сплетница, внимала каждому ее слову, с замиранием сердца ожидая, что, вот-вот, и она непременно упомянет Поттера. Но о нем до сих пор не было сказано ни слова.
Последние дни я стала замечать, что Поттер чересчур часто оказывается неподалеку от меня и не редко в одиночестве, что уже само по себе было странным. Я бы непременно все это списала на паранойю и была бы в этом абсолютно уверена, если бы не его неожиданное появление в библиотеке и слова Алисы: «Лили, мне кажется, он никак не может решиться пригласить тебя в Хогсмид, вот и ходит кругами». В ответ я лишь опустила глаза.
Дожди надоедливой музыкой стучали по карнизам, барабанили в окна, оставляя на стеклах хаотично начерченные дорожки, разбегавшиеся в разных направлениях. Мы привыкли к серому небу в низких облаках и ранним сумеркам, окутывавшим Хогварст, словно саван. Хотелось выйти на улицу, окунуться в свежий и прохладный воздух, но непрекращающийся дождь расстраивал эти планы. В такую погоду все с нетерпением ждали прихода зимы с ее морозными ясными днями, веселыми играми в снежки и белоснежными пейзажами.
Каждое утро я привычно просыпалась под стук дождя и едва слышное завывание ветра, проникавшего через оконные щели в спальню. Традиционные разговоры и сплетни девчонок за завтраком я, как хорошая подруга, выслушивала с завидным интересом, а потом бежала на уроки, стараясь хотя бы на время выбросить из головы все те мысли, которые в другое время мучают и терзают меня, вызывая мигрень и излишнюю молчаливость. Но, тем не менее, мне не всегда удавалось это сделать, и я снова и снова погружалась в омут неразрешимых проблем, нервным движением пальцев потирая виски.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |