это именно признается и узаконяется общегражданским порядком.
При свободном передвижении поземельной собственности, сами собою установляются
и различные ее размеры. Каждый из них имеет свои хозяйственные выгоды и присущие
ему недостатки. Крупная поземельная собственность составляет принадлежность
образованного и зажиточного класса, а потому она имеет все те экономические
выгоды, которые проистекают от приложения к хозяйству капитала и образования.
Но при обширном производстве хозяин очевидно не может вникать во все подробности;
многое от него ускользает, а потому он не в состоянии извлечь из земли все,
что она может дать. Мелкое хозяйство, напротив, имеет ту несравненную выгоду,
что хозяин во все вникает сам и пользуется всем; но обыкновенно у него есть
недостаток и в деньгах и в умении. При слишком большой дробности участков
самое хозяйство становится затруднительным. Однако и тут принадлежащий семье
клочок земли может служить существенным подспорьем при других занятиях. Средняя
поземельная собственность соединяет в себе выгоды больших и малых; но в каких
размерах и в какой форме она установляется, это опять зависит от свойства
лиц, обладающих средним достатком, от существующих экономических условий и
наконец от расчета. Иногда небольшому поземельному собственнику бывает выгодно
продать свой участок крупному землевладельцу и сделаться у него арендатором,
обратив весь свой капитал на производство. Именно это и произошло в Англии.
Мелкие поземельные собственники превратились в фермеров, и это возвело английское
сельское хозяйство на ту высокую ступень развития, на которой оно стоит. Новые
экономические условия могут существенно изменить эти отношения. Ныне конкуренция
непочатых еще стран, при дешевизне сообщений, порождает серьезный кризис в
английском земледелии. Приходится сокращать посевы, ограничивать помещение
капитала наиболее производительными почвами, исследовать новые способы хозяйства,
что опять же может быть только делом расчета, то есть, личного интереса.
Если после всего этого мы спросим: какое же в экономическом отношении
наиболее выгодное распределение поземельной собственности, то на это следует
ответить: то, которое установляется само собой. Идеально можно, вместе с Рошером,
признать наиболее выгодным совместное существование крупной, мелкой и средней
поземельной собственности, с преобладанием однако средней величины; но тут
есть столько разнообразных влияющих условий, что установить какое-либо общее
правило нет возможности. Все окончательно зависит от способности людей расчетливо
вести свои дела. Государство может давать какие угодно привилегии тем или
другим разрядам лиц; если они не в состоянии стоять на своих ногах, все это
будет напрасно: они не избавятся от разорения. В хозяйственной области, как
и во всех других, прочность имеют только те силы, которые способны держаться
сами собой, без внешней опоры. Это должно быть основным правилом здравой экономической
политики. Поэтому и помощь следует оказывать только тем, которые могут и употребить
ее на настоящее дело, на пользу не только себе, но и всему обществу.
Однако задачи государства не ограничиваются экономическими отношениями.
Мы видели, что для всего общественного и государственного быта в высшей степени
важно существование прочных частных жизненных центров, в которых сосредоточиваются
и семейные предания и общественные связи. Поддержкою аристократического строя
служит крупная поземельная собственность; в демократическом строе такую же
роль играет мелкая. Государство тем менее может иметь в виду одни экономические
цели, что самый переход собственности из рук в руки определяется не одними
хозяйственными соображениями. Наследство есть не экономическое, а юридическое
начало, вытекающее из семейной связи. Регулируя его, государство имеет в виду
не только существенно важное его значение для экономического быта, но и указанные
выше требования семейного начала и общественного порядка. Задача здравой политики,
здесь, как и везде, заключается не в последовательном проведении одностороннего
направления, а в соображении разнообразных требований жизни и в приведении
их к тому результату, который согласуется с существующими условиями.
К этому мы возвратимся еще ниже, а теперь перейдем к рассмотрению других
деятелей производства.
2. Труд
Без приложения труда силы природы остаются втуне. Только труд обращает
их на пользу человека. Отсюда первенствующее его значение в экономическом
производстве. Самый капитал имеет своим источником труд.
Как деятельность человека, обращенная на физическую природу, труд имеет
две стороны: материальную и умственную. Одна состоит в произведении физических
движений, другая в направлении этих движений. Последнюю опять можно подразделить
на два разряда: труд технический, который состоит в руководстве известными
приемами, приспособленными к материальной цели, и труд административный, который
состоит в направлении целой совокупности действий различных лиц к общей экономической
цели. Эти различные стороны могут сочетаться, при чем каждая из них может
быть преобладающею Отсюда различные формы и свойства труда.
Мы видели, что в производстве окончательно все сводится к совершению
известных физических передвижений. При покорении природы, эта форма труда
составляет для человека первую и самую насущную необходимость. Высшее экономическое
развитие ведет к тому, что многие из этих передвижений совершаются силами
природы или нарочно устроенными для того машинами. Но каково бы ни было развитие,
от самого человека всегда требуется значительная доля физического труда. Действие
машин надобно поддерживать, силы природы надобно направлять посредством физических
передвижений. Самое расширение производства вследствие технических совершенствований
ведет к тому, что при машинах требуется большее и большее количество рабочих
рук. Поэтому огромное большинство человеческого рода всегда было и будет обречено
на физический труд. Таков удел человека, как физического существа, призванного
жить в материальном мире и пользоваться им для удовлетворения своих материальных
потребностей.
Между тем, эта форма труда имеет чисто служебное значение, Само по себе,
совершение физических передвижений отнюдь не делает еще труд производительным.
Обезьяна, которая в басне катает бревна, подражая человеку, служит тому наглядным
примером. Все дело в том, чтобы труд был надлежащим способом направлен к экономической
цели, а это задача не физического, а направляющего труда, следовательно не
рабочего, а хозяина предприятия. Кочегар при машине не имеет понятия ни о
техническом устройстве, ни о целях производства. Он делает только то, что
ему указано. таким образом, силою вещей, рабочие состоят в служебном отношении
к хозяину. Этого требует, как характер их деятельности, так и призвание их
в экономическом производстве. И чем шире предприятие, чем отдаленнее цели,
тем более упрочивается это отношение. На низших ступенях, в мелких производствах,
рабочий сам может быть вместе и хозяином. На высших ступенях, при машинном
производстве, эти две деятельности более и более расходятся, ибо требуют совершенно
различных способностей, приготовления и достатка. Развитие экономического
быта ведет к специализации, а не к смешению призваний и занятий. Во всяком
случае, физический труд, как таковой, всегда имеет назначение служебное. Рабочие
при машине могут быть вместе хозяевами предприятия, но они являются таковыми
в качестве пайщиков, то есть капиталистов, а не как рабочие.
Это служебное значение физического труда ведет к возможности порабощения
человека. Мы видели, что на низших ступенях общественного быта это составляет
явление всеобщее. Родовой порядок зиждется на рабстве, сословный порядок на
крепостном праве. Но состояние порабощения противоречит природе человека,
как разумного существа. Поэтому, рано или поздно, основанные на нем общественные
связи рушатся, и человечество приходит наконец к, общегражданскому порядку,
который, установляя начало всеобщей. гражданской свободы, тем самым является
завершением общественного развития.
Этим утверждается и основное начало экономической деятельности-личный
интерес. Признанием свободы труда провозглашается право человека работать
не иначе, как по собственному внутреннему побуждению, в виду собственного
интереса. Конечно, человек может работать даром. на пользу других; но он делает
это опять, же по собственной воле: никто не в праве его к этому принудить.
Главным руководящим началом экономической деятельности. во всяком случае остается
достижение экономической цели, то есть, экономический интерес. Поэтому и свободное
участие работника в достижении этой цели определяется его участием в этом
интересе: отдавая свою работу, он имеет право на вознаграждение; в виду этого
он работает; оно составляет его личный интерес. И это есть именно то, что
делает труд плодотворным. Человек работает усердно и дает все, что он способен
дать, только тогда, когда он действует сообразно с своею природой, то есть,
по внутреннему побуждению, а не под страхом внешней силы. Только низшее качество
и количество труда может быть вынуждено; высшее дается одною свободой. Дикаря
можно принудить; но зато он и дает мало. Образованный работник трудится только
по собственной воле, но зато он дает много.
Этим присущим ему началом личного интереса не умаляется нравственное
значение свободного труда. Напротив, только через это он получает нравственный
характер. Нравственно то, что не вынуждено, а вытекает из собственных, внутренних
побуждений человека. Экономический труд не есть только средство для удовлетворения
физических потребностей; это нравственный долг человека, призванного действовать
на земле. Всякий труд требует известного насилия над собою, и это внутреннее
насилие есть нравственный подвиг, когда оно совершается с сознанием долга.
Добровольное принятие на себя служебного положения и добросовестное исполнение
сопряженных с этим обязанностей делает работника достойным уважения. В этом
состоит святость труда. И когда с этим соединяется поддержание семьи и возможность
не только устроить собственную жизнь, но и оказывать помощь другим, то понятно,
что экономический труд является одним из самых высоких начал общественной
жизни.
Но всякое нравственное начало может быть извращено. Экономическая деятельность,
которая руководится беззастенчивою корыстью, презирающею чужие права и вымогающею
все, что можно, у неимущих, становится безнравственною. Точно также и служебный
труд делается безнравственным, когда, вместо сознания долга, он превозносится
непомерно, требует того, что ему не принадлежит, разжигается злобою и ненавистью
ко всему, что стоит выше его.' А к этому именно ведет современная проповедь
социалистов. Она становится вдвойне отвратительною, когда это извращение всех
нравственных понятий прикрывается личиною человеколюбия и общего блага. Если
первые наивные утописты, в роде Сен-Симона и Фурье, действительно воодушевлялись
дурно понятым стремлением к идеальному совершенству человеческого рода, то
переходя в практику, особенно в руках Лассаля, Карла Маркса и их последователей,
эти невинные утопии превратились в чистые орудия ненависти и вражды. Рабочим
массам толкуют на всех перекрестках, что их обирают, что все плоды экономической
деятельности принадлежат исключительно им, что современное общество, построенное
на ложных началах, должно быть разрушено и заменено новым, где управляемое
рабочими государство будет иметь в своих руках и всю землю и все орудия производства.
И массы, неспособные разобраться в тумане понятий, потерявшие всякий нравственный
смысл, разжигаются разрушительными страстями и готовы ежечасно посягнуть на
все, что выработано многовековым развитием человечества. Таково современное
состояние Западной Европы. Оно свидетельствует о глубоком нравственном, также
как и умственном упадке общества. Причины этого упадка мы постараемся выяснить
ниже.
Извращая нравственное значение труда, социализм разрушает в самом корне
и присущее ему начало экономической свободы, которое требует принципиального
отделения экономической области от политической. Свобода труда находит приложение
только в частной деятельности, там, где возможен выбор занятий и отношения
определяются взаимными соглашениями. Но она устраняется из такого порядка,
где государство является единственным предпринимателем, а все рабочие превращаются
в чиновников. Никто не говорит о свободе труда в области государственного
управления. Свобода чиновника ограждается лишь тем, что при существующих условиях
он всегда имеет возможность выбирать между государственною службою и частною
есть сфера, где остается полный простор для его личной деятельности. Если
же и эта сфера будет поглощена государством, если всякая частная деятельность
исчезнет, то где же будет убежище для свободы? Такой порядок ничто иное как
всеобщее рабство.
И тут эта безумная проповедь прикрывается нравственною личиною. Социалисты
всеми силами ополчаются против личного интереса, как безнравственного начала,
которое должно быть искоренено. Но если изгнать личный интерес из экономической
области, то о справедливом вознаграждении за труд не может быть речи. Общество
превращается в стадо, которое работает и кормится по мановению власти. Общественный
интерес, который при такой системе должен быть руководящим началом всей экономической
деятельности, становится принудительным, и для свободы нет более места. Это
опять полное извращение всех нравственных понятий.
В еще большей степени требование свободы прилагается к труду техническому
и административному. Для первого нужно приготовление, и чем выше и сложнее
задача, тем приготовление должно быть значительнее. Это-умственный капитал,
который накопляется в учебные годы, с тем чтобы впоследствии приносить постоянные
проценты. В высших своих видах техника примыкает к науке, которая в этой области
является направляющим началом экономической деятельности. Технический труд,
руководимый научными знаниями, совершенно даже отделяется от физического труда,
который возлагается на подчиненные лица: техник дает указания, а рабочие их
исполняют. Но технический труд может состоять не столько в знании, сколько
в умении', тогда он соединяется с физическою работою. Такой характер имеет
в особенности труд художественный, который дает произведению известное изящество.
Здесь область проявления личного таланта, составляющего прирожденную способность
человека, хотя и развиваемого учением. Наконец, в труде административном требуется
главным образом приложение воли; здесь преобладающее значение имеет характер.
Эти три начала: знание, талант и характер, суть духовные элементы труда.
Они не составляют принадлежности масс. Это-чисто личные свойства меньшинства,
выдающегося своими способностями. Им, по самому существу дела, принадлежит
руководящая роль в экономическом производстве. Только одухотворенное этими
высшими силами, оно достигает полноты развития. Рабочие же руки служат для
них только орудиями.
Однако и эти силы, в свою очередь, состоят в служебном отношении к предпринимателю,
ибо не они полагают цели, рассчитывают средства и берут на себя риск. Инициатором
и верховным руководителем предприятия является все-таки хозяин. Все рассеянные
элементы экономического производства собираются во едино верховною руководящею
волей, которой принадлежит окончательное решение и на которую падает барыш
или убыток. Все остальное есть только исполнение.
таким образом, чисто физический труд имеет сугубо служебный характер.
Над массою рабочих рук возвышается аристократия знаний, таланта и характера,
а последняя, в свою очередь, подчиняется монархическому руководству направляющей
воли. Таковы отношения, вытекающие из самой природы вещей. Конечно, на практике
встречаются самые разнообразные сочетания элементов; рабочий может сделаться
капиталистом и хозяином. Но высшее развитие экономического производства основано,
как мы видели, на разделении труда. Не только выделяются высшие функции, но
и самый физический труд разделяется на многообразные отрасли, из которых каждая
имеет своих рабочих. Со времен Адама Смита, экономисты единогласно прославляют
неисчислимые выгоды разделения труда и те громадные успехи, которые под влиянием
этого начала совершило экономическое производство.
Нет сомнения однако, что умножая производство, разделение труда, доведенное
до крайней степени, оказывает вредное действие на самого работника. Слишком
односторонняя и ограниченная деятельность ведет к тому, что остальные силы
человека глохнут. Рабочий, который всю жизнь свою проводит в том, что он делает
двадцатую часть булавки, становится неспособным ни на что другое. И чем больше
от него требуется работы в этом направлении, тем тяжелее она на него ложится.
Машинное производство, требующее от приставленных к нему рабочих постоянного,
ежедневного многочасового напряжения в однообразной механической деятельности,
неизбежно ведет к отупению. Но эта вредная сторона высшего экономического
производства в нем самом находит и противодействующую силу. Она заключается
в присущем ему начале свободы труда. Становясь добровольно орудием и тем исполняя
свое экономическое назначение, человек не перестает быть человеком. Он сохраняет
свое, равное с другими человеческое достоинство; он требует и досуга для развития
своих духовных сил. Эти требования предъявляются все громче и громче; они
ведут к сокращению рабочего времени, которое делает работника хозяином часов
досуга. Само государство берет под свое покровительство тех, которые не в
состоянии собственною силой отстаивать свои интересы, именно, женщин и детей.
К нему нередко взывают и взрослые рабочие, требуя законодательного ограничения
рабочего дня. Но такое принудительное ограничение может быть установлено только
в ущерб тем, которые хотят работать долее, в виду большего вознаграждения.
Мы видели, что с юридической точки зрения такое требование не может быть оправдано*(22)
Как свободное лицо, человек сам хозяин своей работы; запрещать ему работать
более известного предела есть акт насилия. Никакое большинство не в праве
в этом отношении принудить меньшинство. Столь же мало такое ограничение может
быть оправдано с экономической точки зрения. Раз признается свобода труда,
это начало должно быть проведено во всей своей последовательности. Здесь,
как и везде, регулирование экономических отношений должно быть предоставлено
свободному действию экономических сил.
Сокращение рабочих часов лежит, в значительной степени, в интересах самого
экономического производства. Чрезмерное напряжение труда делает его менее
плодотворным. С сокращением часов работы нередко получаются большие результаты.
К тому же ведет развитие производства и с другой стороны. Возрастающее покорение
сил природы умаляет участие человека и тем самым доставляет облегчение труду.
Здесь труд находит величайшего своего пособника в том элементе, который при
близоруком взгляде представляется ему главным врагом, но который, в конце
концов один в состоянии снять с него излишнее бремя,-в капитале.
3. Капитал
Капитал, как сказано, есть произведение, обращенное на новое производство.
В нем сочетаются природа и труд. Как произведение труда, он является накопленным
трудом: так и называют его экономисты. Когда же он обращается на новое производство,
он представляет известную силу природы, действующую на пользу человека. Таковы
все орудия и машины. Даже в простой иголке движимой рукою, твердость заостренной
стали производит то, чего не в состоянии была бы сделать сама рука. В машине
сила природы является вместе и двигателем; она заменяет рабочие руки.
Отсюда производительность капитала. Она заключается, с одной стороны,
в силах природы, покоренных человеку и действующих на его пользу, с другой
стороны в производительности предшествующего, положенного в произведение труда.
Но производительною является здесь не физическая работа. употребленная на
создание произведения и получившая свое вознаграждение, а мысль, устремленная
на будущее и обращающая это произведение на новое производство. Капитал есть
воплощение мысли, покоряющей природу и заставляющей ее служить целям человека.
Это именно и дает ему возможность производить несравненно более того,
что было употреблено на его произведение и что нужно для его поддержания.
Все богатство, которым обладает человеческий род, есть произведение капитала.
Сам по себе, физический труд едва в состоянии удовлетворить самым скудным
потребностям человека. Только сила мысли, воплощенная в капитале и чрез его
посредство покоряющая природу, делает человека царем земли.
Этот процесс начинается с самых первых ступеней развития. Дикарь, который
делает себе лук и стрелы или изобретает удочку, является уже первым капиталистом.
И каждый новый шаг есть увеличение капитала. Произведенное одним поколением
передается другому, которое, в свою очередь, умножает это достояние и передает
его своим потомкам. В этом постепенном накоплении капитала, передаваемого
от поколения поколению, состоит все экономическое развитие человечества. Поэтому
совершенно бессмысленно говорить о капиталистическом производстве, как об
исторической категории, имеющей преходящее значение. Капиталистическое производство
есть сама история человечества. И чем более капитал является преобладающим
фактором, тем выше экономическое развитие, ибо тем более силы природы покоряются
человеку.
Другой вопрос: кому принадлежит капитал? Это вопрос уже не экономический,
а юридический, но решение его не подлежит ни малейшему сомнению. Всякое произведение
принадлежит тому, кто его произвел или кому оно передано производителем. А
так как деятелями в экономической области являются физические лица, то им
же принадлежит и созданный ими капитал. Считать капиталы общественным достоянием,
а капиталистов должностными лицами общества, как делают социалисты, есть ничто
иное как пустая фраза, лишенная всякого юридического и экономического смысла.
06щество, как мы видели, есть фиктивное лицо, не имеющее ни мысли, ни воли;
в действительности, это только собирательное имя, означающее совокупность
частных лиц в их взаимных отношениях. Государство же, которое есть юридическое
лицо, представляющее народ, как единое целое, не имеет ни малейшего права
на частные капиталы, ибо не оно их произвело. Они передаются частными производителями
или приобретателями своим наследникам и таким образом идут, накопляясь в частных
руках, от поколения к поколению. Таково неизменное и непреложное юридическое
правило, вытекающее из чистых требований справедливости и признаваемое везде,
где общественный быт управляется началами права, а не произволом и насилием.
Этому не противоречит то, что деятельность государства возвышает иногда
ценность капиталов. Так например, государство может провести к городу железную
дорогу и устроить в нем административный центр; через это возвышается доходность,
а вследствие того и капитальная ценность построенных там частных домов или
существующих промышленных заведений. Но это косвенное влияние не дает государству
ни малейшего права на эти дома, точно также как построение сахарного завода,
возвышающее доходность соседних земель, не дает заводчику никакого права на
эти земли. Собственность, находящаяся в частных руках, подвергается разнообразным
сторонним влияниям: при благоприятных условиях. она может повышаться в цене,
а при неблагоприятных она может потерять всякую ценность. Во всяком случае,
по общему юридическому правилу, риск несет хозяин, и никто другой. Превращение
города в столицу может значительно возвысить ценность домов; но проистекающая
отсюда спекуляция может вести к полному разорению, чему Италия представляет
живой пример. Ни до того, ни до другого государству нет дела. Его выгода ограничивается
тем, что при возвышении цен, оно может взимать больший, соразмерный с увеличенною
доходностью налог. Ни на что другое его право не простирается. Вообще, так
называемые "конъюнктуры или общественные соотношения", которым Лассаль, с
обычной своею гиперболическою фразеологией, приписывал непомерное значение
в образовании капиталов, играют в этом процессе весьма второстепенную роль.
Главными моментами являются здесь производство и сбережение.
Последнее есть опять такое начало, из которого несомненно вытекает присвоение
капиталов частным лицам. Произведение очевидно принадлежит тому, кто имел
право его потребить, но вместо того его сберег, с тем, чтоб обратить его на
новое производство. Но именно вследствие очевидности этого положения, подрывающего
в самом основании всю проповедь социалистов, последние всеми силами восстают
против сбережения. Лассаль уверяет, что большая честь капиталов такого рода,
что их нельзя потреблять, а потому и сберегать, а другие произведения, напротив,
следует потреблять, ибо иначе они погибнут: дома нельзя есть, а съестные припасы
нельзя сохранять. Родбертус доказывал, что капиталисты, сберегая, действуют
как должностные лица, владеющие общественным достоянием, а работники не только
не могут, но и не должны сберегать, ибо этим уменьшается национальное потребление*(23)
Вся это бессмысленная декламация основана на игре слов. Сберегать произведения
можно не только в виде вещей, но и в виде денег, превращая их в прочную ценность,
могущую принять какую угодно форму. Это и совершается во всяком производстве.
Результат его превращается в деньги, и это составляет доход производителя.
Очевидно, этот доход принадлежит ему, и никому другому. Он властен потребить
его на свои текущие надобности или часть его сохранить для нового производства.
В последнем случае он поступает не как должностное лицо которому вверено общественное
имущество, а в силу собственного личного права, как предусмотрительный человек,
который ограничивает настоящее свое потребление в виду будущего и тем умножает
свое достояние. Затем, эта сбереженная часть дохода может, в течении более
или менее продолжительного времени, лежать у него без пользы. Если она предназначается
для будущего производства, то она носит уже характер капитала, ибо может всегда
быть употреблена в дело. Но возможно и то, что это назначение не осуществится.
Отложенный капитал может быть потреблен самим владельцем или другим лицом,
которому он отдается в ссуду. Он может быть употреблен на разорительное предприятие,
и тогда он пропадает, также как пропадает и производительно употребленный
капитал, если предприятие становится невыгодным и прекращается. При всех этих
случайностях, одно остается несомненным: это- то, что всякое новое прибавление
капитала делается из избытка дохода над потреблением, то есть, путем сбережений.
Если открывается новая фабрика, то потребный на это капитал берется из этого
избытка; иначе это будет не прибавление нового капитала, а только превращение
одного вида капитала в другой. Следовательно, каковы бы ни были случайности,
приращение капитала совершается путем сбережений; а так как сбереженное неотъемлемо
принадлежит тому, кто сберегал, то капитал принадлежит частным владельцам
и никому другому. Лишать их этого достояния значит нарушить священнейшее их
право.
Капитал может принадлежать и государству; но и он имеет частное происхождение.
Государство берет у граждан часть принадлежащих им доходов и обращает их на
общие потребности.
Или же оно занимает у частных лиц их свободные сбережения и выплачивает
из налогов проценты и погашение. Так составляются, например, капиталы железных
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |