Потому что по другую строну были люди, которые стали осуждать, даже не потрудившись его узнать, которые причинили ему боль, пытаясь быть остроумными, которые посчитали, что они выше всех, только потому что им доверили микрофон или камеру. И этих людей я не в состоянии простить.
В сентябре 2005 года в передаче Тьерри Ардиссона Tout le monde en parle на канале France 2, участвовала певица Софья Эссайди, которая тогда выпустила свой первый альбом. С самой первой фразы ведущий напомнил, что Стар Ак 3 выиграла вовсе не она, а Элоди Фреже. И тут же задал Софье вопрос, присланный каким-то телезрителем по электронной почте:
- Какой главный вывод из всего этого мы можем сделать? Что во Франции лучше быть больным муковисцидозом, чем иметь арабские корни?
Подразумевая: французы – расисты, и именно поэтому вы не выиграли, но сердце французов можно тронуть, если ты молод и болен, и именно поэтому Грегори Лемаршаль, в свою очередь, выиграл. Мораль: вам было бы выгоднее иметь муковисцидоз.
Никто на съемочной площадке не засмеялся. Ни сама Софья, конечно же, ни другие гости, ни зрители. Можно было даже услышать, как кто-то засвистел. И не без причины. Этот вопрос просто вопиющ – и для моего сына, и для всех других пациентов, которых и так без остановки дискриминируют только лишь из-за того, что они родились с муковисцидозом. Но выбрать из тысяч других вопросов именно этот – это ведь означает подспудно его поддержать. Почему бы просто не спросить у Софьи, например, считает ли она, что стала в какой бы то ни было мере жертвой расизма или нет? Зачем пользоваться этим, чтобы заодно и обвинить моего сына, что он выиграл только благодаря муковисцидозу? Почему, опять же, говорить о нем только через призму его болезни?
Эта передача шла не в прямом эфире, а в записи, и нас предупредили о том, что там будет. Пьер обратился к создателям программы с просьбой вырезать этот кусок. Но никакого ответа мы не получили. Вернее, получили: в субботу вечером в эфире.
Но окончательно журналисты перешли границу примерно год спустя в передаче Лорана Рукье On a tout essayé – это было 26 сентября 2006 года, и снова на канале France 2. В этот день юморист Фредерик Мартен говорил о Стар Академи.
- Сколько их там было-то из Стар Академи? Дженифер, Нольвенн, Элоди Фреже, Муковисцидоз и Магали…
И крупный план Лорана Рукье. На этот раз шутка показалась всем очень смешной. Пьер сидел перед телевизором с раскрытым ртом и секунд тридцать даже не мог произнести ни слова. Грег тоже поверить не мог своим ушам и никак не мог прийти в себя. В то время он был очень слаб, ему как раз предстояло начать курс антибиотиков, и вот так, прямо у него на глазах, этот человек обозвал его именем его болезни. То есть он больше уже даже не Грегори Лемаршаль, а просто «Муковисцидоз»! Перед миллионами телезрителей этот человек решил пошутить на тему муковисцидоза, который подбирался все ближе, чтобы его убить! Этот журналист все-таки никак не мог не знать, что вообще-то это смертельная болезнь, и если он берет на себя ответственность выступать перед такой огромной аудиторией, то что это за удовольствие такое – издеваться над страданиями других? И я даже не могу сказать, что это была случайная оговорка, потому что эта передача тоже шла в записи. И снова оставить именно этот кусок в эфире было намеренным выбором продюсеров. И за это я зла не только на Фредерика Мартена, но и на создателей передачи On a tout essayé и на канал France 2, люди с которого ответили Ассоциации «Победить муковисцидоз» - а ассоциация сразу же возмутилась по поводу этого случая – что это просто юмор! France 2, один из центральных каналов с вроде бы высокими моральными ценностями, много лет поддерживающий благотворительное мероприятие Téléthon, решил, что оскорбление больного смертельной генетической болезнью – это всего лишь юмор!
Глава 7
«Я мечтаю»
(...окончание)
Грегори подал жалобу в суд. Он не хотел, чтобы из-за Фредерика Мартена все эти молодые люди, мечтающие лишь об одном – просто иметь нормальную жизнь и стать тем, кем хотят: певцом, адвокатом или пекарем – подумали, что, что бы они ни делали, в глазах других они все равно останутся только «Муковисцидозами». Фредерик Мартен ни разу не позвонил Грегори, чтобы извиниться. На слушании дела он даже выразил удивление перед судьей, что на него вообще могли подать жалобу по такому поводу, а еще он добавил, что уже выступал с этой «шуткой» в передаче Fous du roi на канале France Inter, и что тогда никто ему и слова не сказал в упрек. К несчастью, или к счастью, в тот раз наш сын уже не мог его услышать.
Грегори тоже был вызван в суд для дачи показаний. И он объяснил судье свой иск следующим образом: «Почему меня так это задело? Потому что, приняв участие в Стар Академи и выиграв ее, я подарил надежду на хорошее будущее всем остальным больным, находящимся в таком же положении, как и я. Но после заявления Фредерика Мартена у меня такое впечатление, что мы сделали огромный шаг назад».
Грегори не стало раньше, чем закончился этот суд. Но мы продолжили это дело от его имени в соответствии с законом. В первый раз Фредерик Мартен был признан виновным в марте 2008 года, а затем еще раз после апелляции в октябре того же года – и да, он еще и апелляцию подал – в «нанесении публичного оскорбления Грегори Лемаршалю в связи с его инвалидностью».
И ровно через две недели после этого оскорбления от Фредерика Мартена, случившегося 26 сентября 2006 года, в журнале Voici вышла та самая знаменитая статья, утверждавшая, что Карин изменяет Грегори с «мужчиной, настоящим мужчиной».
19 октября 2006 года Грегори написал текст песни Je rêve, в котором он говорил: «Я мечтаю о небе со множеством звезд / Где не будет злодеев и дураков». И еще: «Уже давно нас окружают / Словами, оставляющими неизгладимый след».
Мы с Пьером всегда отказывались публично комментировать приговор Фредерика Мартена. Сейчас я делаю это в первый раз. Потому что я хочу, чтобы люди действительно поняли: Грегори подал в суд не потому что кто-то там задел его личное эго. И мне бы хотелось, например, чтобы тот же Ги Карлье понял, что речь шла не просто о «неудачной шутке». Он обсуждал эту историю в своей радиопередаче On refait le monde на RTL. Я ехала за рулем, когда услышала его слова в прямом эфире:
- Справедливость «восторжествовала», как говорят некоторые, и я не стану критиковать вынесенный приговор, тем более, что шутка и правда была не очень удачная, что даже странно для такого талантливого юмориста. Но я сейчас затронул данную тему не поэтому, а потому что я считаю, что память бедного Грегори после его смерти гораздо больше запятнал чудовищный меркантилизм и жажда наживы, жертвой которых он стал, чем маленькая шутка не очень хорошего тона. Потому что на самом деле, скажите мне, в чем большее оскорбление? В случайном неприятном слове из уст юмориста или же в каком-то невероятном количестве книжек, написанных о Грегори? Я перечисляю просто по памяти, что первое придет в голову: «Грегори Лемаршаль, слова сердца», «Мой брат, артист» - написана, кстати, его сестрой Лесли Лемаршаль – «Грегори Лемаршаль, маленький принц с разбитой судьбой» и т.д. и т.п. Их таких штук пять или шесть уже вышло… И семья типа как не была согласна, потому что они хотели выпустить официальную биографию. Сами, естественно. И конечно же со словами: «Они его плохо знали, а вот мы знали его хорошо и бла-бла-бла. Нет-нет, мы это делаем не ради денег, все пойдет в ассоциацию». Это вообще любимая песня семьи Грегори. Они снимают какое-то бесконечное число передач о нем на TF1 и твердят одно и то же: это все пойдет в ассоциацию. А вот я хочу сказать, что именно это является оскорблением. Например, для меня это оскорбление, когда господин Паскаль Нэгр, генеральный директор Universal, выставляет на продажу недоделанные песни, демо-версии, незаконченные макеты, записи, сделанные на магнитофон в домашних условиях, чтобы просто проверить, как текст ложится на музыку! А TF1, делающий специальную передачу памяти Грегори, чтобы набрать побольше денег, это не оскорбление? А скандальная пресса, а невеста Грегори, которая рассказывает этой самой прессе об их отношениях, это не оскорбление? Ну в общем ладно, его девица ведет погоду на канале М6, что с нее возьмешь – от нее класса ждать так и так не приходится… но я хочу вам просто сказать, что оскорбление, это как вульгарность: есть люди, которые спокойно произносят слова «член» или «козел», а есть другие, которые пожимают вам руки, но при этом они еще вульгарнее, потому что они вульгарны сами по себе. И здесь то же самое: есть бедный юморист, который просто неудачно выразился, а есть все остальное. Сами выбирайте, на чьей вы стороне.
Я, видимо, должна была возрадоваться, что Ги Карлье так дорога память моего сына, и что он так о ней печется. Еще когда Грегори был жив, он вовсю выступал в прессе против Universal и Endemol, и утверждал, что они на Стар Академи выставляли Грегори напоказ, как на ярмарке. Мне не очень-то нравилось, что он сравнивал Грегори с каким-то ярмарочным животным, что он писал о нем как о «главном выставочном экспонате на ярмарочном празднике TF1», но ладно, тогда это были его личные сомнения, и мы ничего не могли с ними поделать. Но в этом его выступлении на радио RTL уже не было никаких сомнений. Слова господина Карлье вполне прямы и очень сильны. Они хорошо звучат – и это нормально, господин Карлье хороший журналист, ему даже за это платят. Выражать свое мнение в прессе, в книгах, на радио и на телевидении – это его профессия. У него есть право на свободу слова, право на самовыражение. И когда господин Карлье самовыражается на первом радио Франции, он, конечно, должен знать, что его слушают очень и очень многие, что слушатели внемлют его словам и верят тому, что он говорит. Он должен знать, что его слова являются оружием, против которого не поспоришь, что он может за одну минуту превознести кого-то до небес или так же за минуту уничтожить чью-то репутацию. На нем лежит ответственность. Ги Карлье совершенно четко дает понять, что, прикрываясь фондами Ассоциации, мы на самом деле делаем деньги на смерти нашего сына. И это… Это уже не мнение, это самое настоящее обвинение.
Мы хотели показать Ги Карлье, что он ошибается, объяснить ему, почему и с чем мы боремся, почему выходят книга Лесли, посмертный альбом и передачи на TF1, почему выйдет эта книга, которую я сейчас пишу. Мы лично пригласили его на открытие нового отделения пульмонологии больницы Foch 13 ноября 2008 года, послав ему это приглашение заказным письмом с уведомлением, и вложив туда написанную от руки записку: «Это письмо не является ни шуткой, ни проявлением высокомерия. Оно очень искреннее. Чтобы ваша злость, выраженная не так давно на RTL, превратилась в, может быть… понимание. С уважением, Пьер Лемаршаль».
Пьер был убежден, что Ги Карлье обязательно придет, ну или что он, по меньшей мере, нам ответит. Он ждал его до последней минуты. Пьер действительно искренне хотел поговорить с ним, с глазу на глаз, вдали от камер и микрофонов, и сказать ему: «Оглянитесь, посмотрите вокруг себя, посмотрите на то, что сделано в этой больнице. Вот почему мы тут, вот почему мы боремся, и Endemol, TF1 и Universal тут ни при чем!». И я хочу сказать, что мы до сих пор готовы это сделать – если, конечно, это интересует господина Карлье – и будем рады все ему показать. И это все еще не шутка.
***
Не буду отрицать, критика, пусть немного, но все равно всегда нас задевает. Когда вы читаете почту и вам попадается письмо с оскорблениями, вы выкидываете его в помойку, но этот жест не стирает содержимого письма. И даже несмотря на то, что такие письма крайне редки, я все равно задаю себе вопрос – что плохого мы делаем? Нас обвиняют в том, что мы пользуемся системой, что мы «набиваем себе карманы»… Если бы не основали Ассоциацию, то нам и беспокоиться было бы не о чем… Нам пишут, что Пьер якобы подвергал нашего сына опасности, хотя на самом деле он делал все, чтобы Грегори жил как можно дольше! Мне просто тяжело в это поверить, эти люди, они что, не знают, что такое любовь? Настоящая любовь! Все, что мы когда-либо делали Грегори, было продиктовано любовью. И каждый раз, когда его в чем-то обвиняли или оскорбляли на тему болезни, это в равной степени задевало и меня, мою плоть и кровь. Я способна вынести любую боль, но я никогда не умела терпеть страдания моего сына, особенно, когда эти страдания причиняли ему другие люди. А атаковать его, подрывать его моральный дух и силу, означало подрывать его здоровье. Это было так несправедливо, он всего лишь хотел прожить свою мечту, он подарил столько счастья людям вокруг себя. Я никогда не могла понять, за что на Грега так набросились, ведь наоборот, это было так прекрасно: молодой парнишка борется, чтобы чего-то достичь в жизни, несмотря на все трудности, которые ему приходится преодолевать! Почему обязательно нужно смешивать все это с грязью? В жизни каждого родителя может наступить такой момент, когда ребенок уезжает из дома и начинает жить где-то очень далеко, на краю света. И для меня Грегори просто уехал – еще немножечко дальше, чем все остальные, в чудесную страну, где все хорошо, и откуда он нас видит. И там, в этой стране, «нет злодеев и дураков», и больше никто не может причинить ему боль.
Глава 8
«Если ты почувствуешь, что пришел тот самый день»
Если ты почувствуешь, что пришел тот самый день
Пока у тебя еще остается огонь,
Который тлеет внутри тебя,
Ты будешь высушивать слезы,
Которые иногда появляются на глазах.
Пока у тебя еще остается улыбка,
Которая живет на твоем лице,
Ты сможешь еще написать
Тысячи других строк.
А если ты почувствуешь, что пришел тот самый день,
Что завтра ты переродишься,
Ты станешь той единственной звездочкой,
Которая будет видеть горизонт будущего.
И если ты почувствуешь, что пришел тот самый день –
Он пришел, чтобы облегчить твои страдания, это точно.
Ты станешь той единственной звездочкой,
Которая подарит тебе новую историю будущего.
Грегори Лемаршаль
Одним январским утром, рано проснувшись, Пьер случайно обнаружил на нашем большом кухонном столе два текста, написанных от руки. Они показались ему очень красивыми. Той ночью Грегори написал две свои первые настоящие песни. Но я не могу сказать, что Пьер был как-то чрезвычайно удивлен. Это все происходило в начале 2006 года, и Грегори в то время пережил действительно очень сильное эмоциональное потрясение. Только что угасла его любимая бабушка Симона. И мы сами задавали себе вопрос – как он сможет пережить эту трагедию. А он нашел свой собственный способ справиться. 16 декабря 2005 года, спустя четыре дня после смерти моей мамы, Грег должен был выйти на работу и исполнить две композиции на сцене финального прайма Стар Академи 5: La quête Жака Бреля дуэтом с Жереми – одним из финалистов – и A corps perdu сольно. Все боялись, что он отменит свое участие. Но именно ради бабушки он все-таки выступил. В тот вечер в прямом эфире только для нее он немножко изменил слова A corps perdu: «И даже если твоя жизнь была заранее проигранным делом / Ты ушла свободной, потому что ты по крайней мере в нее поверила». И в конце песни он с кончиков пальцев послал воздушный поцелуй в небо.
Никос, который знал, почему Грегори был в таком состоянии, обратился к нему:
- Грегори, все нормально? Ты держишься?
- Да, всегда. Нужно всегда быть сильным, что бы ни случилось.
Держаться. Быть сильным. Всегда. Это единственный способ самозащиты, который он знал, чтобы не позволить себе погрузиться в отчаяние. И писать стихи стало для него еще одним способом очиститься от боли, выразить все то, что было спрятано глубоко в душе. А еще в то же самое время он узнал, что такое настоящая любовь, благодаря Карин. И между этой глубочайшей тоской по бабушке и огромным счастьем с Карин, нет ничего удивительного, что его сердцу было, что сказать – и все это вылилось на бумагу.
Чаще всего Грегори начинал писать стихи после часа ночи. Это было его любимое время – именно в этот период суток он лучше всего чувствовал себя физически, а, значит, и психологически. Он находил свое вдохновение, когда вокруг все успокаивалось и засыпало. Когда он был в Сонназе, то устраивался на своей кровати, в своей комнате, или за большим столом в гостиной. Ручка в руке, нос зарыт в бумажки – он в это время словно пребывал в другом мире. Кстати, точно так же, как и когда он пел. И таким образом, за год он написал около тридцати текстов песен. Не все из них идеальны, некоторые не закончены, но каждый из них буквально дышит Грегори, в каждом из них его частичка. Даже Иван Кассар, прочитав эти тексты, был удивлен их качеством. Грег надеялся, что профессионалы сочтут их достаточно хорошими, чтобы включить их во второй альбом… И никто в то время даже представить себе не мог, что он попросту не успеет дойти до конца в этом своем желании.
***
Осенью 2006 года Грегори чувствовал себя очень уставшим. Больше, чем обычно. В его жизни уже были похожие тяжелые периоды, но в основном он довольно-таки быстро поправлялся и приходил в норму. Но не в этот раз. Усталость не проходила, лечение антибиотиками все меньше и меньше помогало. Теперь Грегори приходилось все чаще подключаться к кислороду и по много раз в день проходить сеансы кинезитерапии. К тому же ко всем его проблемам добавился диабет – он часто появляется, как осложнение муковисцидоза. И поэтому все чаще и чаще ему приходилось госпитализироваться. Каждый раз во время госпитализации я приезжала в Париж, чтобы быть с ним. Я не могла находить далеко от своего сына, когда знала, что нужна ему, что ему нужны моя любовь и поддержка. Настроение Грегори, конечно, было плохим, потому что он хорошо понимал, что все это значило – болезнь вошла в новую стадию. Чтобы точно знать, на что мы можем рассчитывать, врачи провели комплексное обследование, он сдал все анализы, и… они начали говорить о пересадке. Однако, по их мнению, очень большой срочности не было – хирург, который нас консультировал, долго сомневался, не рановато ли еще ставить Грегори в список ожидания донорских легких, но все же нужно было начинать к этому готовиться.
Пересадка – это событие, к которому нужно долго морально готовиться, и которое не так-то просто принять. Мы часто рассуждаем о том, как непросто прийти к решению отдать свои органы на пересадку в случае возможной смерти, но почему-то никогда не задумываемся о том, насколько трудно эти органы принять. И самое сложное – это смириться с мыслью, что, чтобы вы жили, другой человек должен умереть. Ну и, конечно, принять в своем теле чужеродный организм. Чтобы пересадка прошла успешно, и чтобы новый орган прижился, нужно, чтобы пациент был к этому готов, чтобы он морально принял этот орган и изо всех сил хотел сделать его своим – тогда шансов на успех больше. Поэтому такие вещи нельзя делать в срочном порядке, процесс психологического привыкания к этой мысли может занять очень длительное время. Поэтому врачи обычно начинают готовить своих пациентов где-то за год заранее.
А также я должна подчеркнуть, что поменять легкие – это не то же самое, что поменять старые колеса у машины. Трансплантация легких – самая сложная из всех, во-первых, потому что она требует от хирурга огромного умения и мастерства, а во-вторых, потому что легкие – один из самых хрупких органов. И когда человек решается на подобную операцию, никакой гарантии успеха у него нет. Но к счастью, научные исследования продвигаются, врачи все лучше овладевают техникой трансплантации, и лекарства против отторжения тоже стали намного эффективнее, чем раньше.
Грегори был хорошо проинформирован обо всем этом. Он знал, что ему придется пережить эту пересадку. Рано или поздно. Но он, тем не менее, очень волновался за свой голос, боялся, что во время операции пострадают его голосовые связки. И что с ним тогда станет, если он не сможет больше петь? Врачи сказали, что это не срочно, что у него еще есть немного времени в запасе, поэтому он принял решение: в 2007 году сначала записать альбом, а потом сделать пересадку. И тогда должна была начаться его новая жизнь. Да-да, самое настоящее возрождение – это именно то, что чувствуют все больные, пережившие пересадку, которых я знаю. Они заново открывают для себя, что значит дышать – когда уже не нужно бороться всеми силами за каждый глоток воздуха, когда вдруг они понимают, что могут делать столько вещей, которые раньше были им недоступны. Вот о чем думал Грегори в конце 2006 года. Грег знал, что он настоящий боец, и был уверен, что легкие обязательно приживутся, и у него впереди будет еще много-много лет жизни. Он поставил себе четыре главных цели: альбом, пересадка, свадьба с Карин и рождение их ребенка…
***
А об этом альбоме он мог говорить вечность, не замолкая. И, естественно, во главе своего нового детища Грегори не мог даже представить кого-то иного, кроме Ивана Кассара, который стал для него очень важным и близким человеком. Грегори также хотел, чтобы второй альбом довольно-таки отличался от первого. Он мечтал, что в аранжировках будет больше струнных инструментов, хотел по-новому поработать с нотами и немного уйти от постоянной демонстрации вокальной мощи – может быть, перейти в менее высокую тональность. Он хотел скорее создать некое музыкальное путешествие через мелодии. И многие авторы уже прислали ему свои предложения, которые он постепенно и с большим удовольствием изучал. Певец Кент сочинил для него две или три песни; Серж Лама, с которым они так подружились еще во время Стар Академи, прислал ему очень красивый текст… по SMS; а также он получил песню Restons amis от Изабель Берналь, Реми Лакруа и Давиде Эспозито; Recevoir от Жюли д’Эме и Пьера Джаконелли; Le lien от Патрика Фьори и Жюли Зенатти. И, конечно же, он очень многого ждал от своих собственных текстов, в частности от Je rêve, De temps en temps, Elles, Et si tu sens, Tu prends, и уже попросил различных композиторов подумать о музыке, которая могла бы им соответствовать.
Грегори успел положить свой голос на некоторые из этих песен, иногда в студии, иногда прямо у себя дома в своей собственной мини-студии. Муковисцидоз забирал у него все больше сил и энергии – теперь ему приходилось каждый месяц по две недели проводить под капельницей – но Грег все равно был способен выдать очень хорошую запись, причем с самой первой попытки. Даже в конце марта он все еще записывал песни – De temps en temps у себя дома, с Кристофом, ассистентом Ивана Кассара. Для главной страсти своей жизни Грегори всегда находил внутренние ресурсы.
Глава 8
«Если ты почувствуешь, что пришел тот самый день»
(...окончание)
И вот наступил день, когда судьба решила ускорить ход событий – никто из нас и понятия не имел, почему она выбрала именно этот момент. Но день этот мы запомнили навсегда – 2 апреля 2007 года. Это был понедельник, и Грегори поехал в больницу Foch на обычный контрольный осмотр. Он не очень хорошо себя чувствовал, но думал, что ему как обычно просто пропишут очередной курс антибиотиков, и он сможет вернуться и пройти его на дому. Он, кстати, даже вещей с собой никаких не взял. Но после консультации и осмотра врач принял решение, что его нужно госпитализировать. Муковисцидоз прогрессировал и вошел в новую стадию – теперь уже нужно было срочно становиться в лист ожидания легких на пересадку – при условии, что Грегори все еще был на нее согласен. И все равно в тот момент ничто не указывало на то, что жить ему оставалось всего 4 недели.
Неделю спустя хирург Грегори принес ему на подпись бумаги, подтверждающие, что он официально занесен в список ожидающих пересадки легких. Грег посмотрел на нас и сказал:
- Я подписываю самый прекрасный контракт в своей жизни!
На второй план ушли и карьера артиста, которая была ему так важна, и страхи потерять голос. Самым сильным его желанием стало желание просто жить. Некоторые пациенты иногда отзывают свое имя из списка или отказываются от пересадки в самый последний момент, потому что ими овладевает паника. Но Грег знал, что дойдет до конца. И мы будем рядом с ним столько времени, сколько потребуется. Мы переедем в Париж, к нему, будем жить в больнице, если надо – мы будем там, где будет он, и сумеем подстроить свои жизни для того, чтобы оказать ему безоговорочную поддержку в этом новом испытании. Грег был очень решительно настроен на пересадку. Через три месяца, через полгода, через год – когда бы ни зазвонил телефон с известием о том, что появились донорские легкие, он был бы готов к этому.
Однажды кто-то спросил у меня, получал ли Грег какое-то особое лечение или особое отношение к себе в связи с тем, что он известная личность. Нет. В больнице нет VIP отделения. И слава Богу. Быть больным и не иметь никакой возможности избежать затворничества в унылых больничных стенах – это уже само по себе ужасное неравенство, о каком фаворитизме тут может идти речь? Именно за это мы боремся: чтобы ВСЕ пациенты, больные муковисцидозом, и вынужденные долгое время проводить в больнице, могли хотя бы лечиться в хороших условиях. У нас нет возможности самим лично найти лекарство от этой генетической болезни, у нас нет возможности подарить им сколько-то лет жизни, но зато мы можем подарить им нормальное качество этой жизни.
В апреле 2007 года в Париже было очень жарко, в палатах больницы Foch температура достигала 30 градусов, и мы были вынуждены открывать окна, чтобы хоть как-то проветрить – в палате не было ни кондиционера, ни очистителя воздуха. А окна палаты Грега выходили как раз на огромный, загруженный машинами проспект. Вы плохо переносите загрязнение воздуха? А теперь представьте, что все ваши органы дыхания страдают от тяжелейшей болезни, а вы при этом 24 часа в сутки дышите выхлопными газами!
Но сейчас, когда я стала много ездить по больницам по всей стране, я начинаю отдавать себе отчет, что хотя бы в одном Грегу повезло: он мог позволить себе заплатить за телевизор в палате и за wi-fi, чтобы можно было выходить в Интернет и не терять контакт с внешним миром, со своими близкими. И это стоило 60 евро в неделю. Естественно, далеко не все больные могут себе это позволить, особенно учитывая, что их пребывание в больнице крайне редко ограничивается одной неделей. Поэтому в данный момент мы прикладываем все силы, чтобы сделать в отделениях муковисцидоза бесплатное телевидение и Интернет.
Чтобы хоть чем-то себя занять, Грег десятками рассылал друзьям смски, сидел в Интернете, смотрел телевизор или слушал музыку. Я помню, как он сидел в наушниках и часами прокручивал макеты песен Et si tu sens и Elles, записанные голосом Кристофа Беше – автора музыки на эти два текста. Грег был невероятно тронут и взволнован той музыкой, что предложил ему Кристоф – он сумел в мелодиях полностью понять Грегори, хотя они практически не знали друг друга. И, кстати, он даже звонил ему прямо с больничной койки, чтобы сказать об этом и поблагодарить. Но встретиться лично жизнь им не позволила. Мне сейчас очень тяжело слушать Et si tu sens, мне больно. Слишком сильный текст, и слишком много воспоминаний сразу же лезут в мою голову.
Однажды вечером, включив телевизор, Грегори попал на Кристофа Виллема. Победитель проекта Nouvelle Star 2006 выпустил тогда свой первый альбом. А Грегори обожал музыку Кристофа Виллема. И вот он лежал в кровати, смотрел на экран – как самый обычный среднестатистический телезритель – и почувствовал прилив положительной энергии просто оттого, что ему ее подарил любимый артист. Такой же артист, как он сам! Для Грегори это стало откровением. Он понял, что множество молодых людей – таких же, как те, кто вместе с ним переживал тот жаркий апрель в больнице, в соседних палатах, таких же, как он сам – может быть, точно так же со своей больничной койки наблюдали за ним на Стар Ак, смотрели, как он выступал по телевизору во время промо своего первого альбома. И Грегори вдруг осознал, каким примером он мог быть для этих молодых людей, и сколько надежды он мог им подарить.
Врачи так и не поняли, почему состояние здоровья Грегори ухудшилось так резко, так сильно и так внезапно, буквально в считанные дни. Пересадка вдруг перестала быть плановой необходимостью – она стала срочной, неотложной целью. Если бы появились донорские легкие, Грегори побежал бы в операционную бегом! Вот тогда мы узнали, что такое ожидание – невыносимое, ужасающее чувство собственной беспомощности перед лицом утекающих сквозь пальцы часов. Грег говорил, что раз есть необходимость принять донорские легкие, то, конечно, он их примет, но молиться, чтобы они появились, он отказывался – это бы означало просить у Бога, чтобы кто-то другой умер. А я это сделала. Я молилась за это. Знаю, что это ужасно. Но я молилась, чтобы появились легкие – чтобы произошла какая-нибудь авария на шоссе, которое совсем рядом, или чтобы кто-нибудь выбрал именно этот момент, чтобы свести счеты с жизнью. Я была тогда не в себе и вообще не понимала, что делаю, кроме одного – я готова на все, лишь бы спасти жизнь моего сына. Я бы отдала ему свои легкие, не задумываясь, если бы только это было разрешено. Но он должен был жить. И до самой последней секунды мы верили в это.
***
По данным статистики, на момент конца июня 2006 года 82% жителей Франции в принципе не возражали против того, чтобы в случае их смерти, их органы забрали для пересадки. Но только 40% дали знать об этом своим близким. Меньше половины. В нашей стране, по идее, каждый может быть потенциальным донором, за исключением людей, которые специально записались в официальный государственный список отказников от донорства. Поэтому, если человека нет в этом списке, то в случае его смерти, вопрос о возможности донорства задается всегда. Но кому он задается? Близким погибшего, которые только что потеряли любимого человека. Как можно в момент такой нестерпимой боли сделать какой-то мало-мальски разумный выбор… И если родственники не знают о позиции покойного по данному вопросу, чаще всего они предпочитают отказаться. И именно по этой причине большая часть потенциальных донорских органов даже не идут на пересадку. Поэтому мы никогда не устанем повторять, насколько это важно – заранее рассказать своей семье, своим друзьям о своем выборе в пользу донорства органов. Во-первых, это избавит наших близких от принятия мучительных решений и от болезненных разговоров с врачами в столь неподходящий момент траура, а во-вторых, это гарантирует соблюдение нашей собственной воли. Ведь если хорошенько подумать – последним вашим действием на этой Земле будет спасение чьей-то жизни, разве это не самое прекрасное, чего только можно желать? Медицина сделала огромный скачок вперед, и теперь наша смерть может не только убить горем наших близких, но и принести кому-то что-то действительно очень хорошее.
Дата добавления: 2015-10-21; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |