Джейми глубоко вздохнул и сильно провел по голове рукой, раздумывая.
- Ладно. Я думаю, будет лучше, если лейтенант просто исчезнет. Где сейчас находится тело, Дункан?
Мускул в уголке рта мужчины дернулся в неуверенной попытке улыбнуться.
- В яме для барбекю, Мак Дубх. Закрыли мешковиной и завалили поленьями гикори, в общем, замаскировали под свиную тушу.
Брови Джейми снова приподнялись, но он просто кинул головой.
- Вот как? Ладно, оставь это мне, Дункан.
Я приказала поить Дункана водой с медом и чаем, настоянным на горечавке и вишневой коре, и вышла с Джейми на улицу, обсудить, как спрятать тело.
- Самое простое - это закопать его где-нибудь, - предложила я.
- Ммфм, - ответил Джейми. Он поднял факел, который принес с собой и с хмурым видом поглядел на мешковину в яме. Мне лейтенант нисколько не нравился, но его останки выглядели весьма печально.
- Может быть. Однако рабы знают об убийстве, и если мы закопаем его в усадьбе, они об этом тоже узнают. Они, конечно, ничего никому не скажут, но станут бояться призрака.
По моей спине пробежала холодная дрожь, порожденная как его уверенным тоном, так и словами. Я сильнее закуталась в шаль.
- Призрака?
- Да, конечно. Жертва убита и похоронена в этом месте без отмщения.
- Ты действительно думаешь, что здесь станет являться призрак? - уточнила я. - Или ты имеешь в виду, что рабы будут так думать?
Он нервно пожал плечами.
- Не думаю, что это имеет значение. Они будут бояться захоронения. Одна из женщин увидит ночью призрака, пойдут слухи, а потом об этом станут говорить рабы в Гриноуксе. Кто-нибудь из семьи Фаркарда услышит об этом, и оглянуться не успеем, как начнутся расспросы. Учитывая, что флот все-таки будет искать лейтенанта... Как ты думаешь, не сбросить ли труп в воду? Ведь он так собирался поступить с Дунканом.
- Не плохое предложение, - произнесла я, раздумывая. - Но он хотел, чтобы Дункана нашли. Кроме того, на реке очень интенсивное движение и маленькая глубина. Даже если мы утяжелим тело, все равно оно может всплыть, или кто-нибудь зацепит его багром. Что будет, если его найдут, как ты думаешь? Тело ведь не свяжут с Речным потоком?
Он медленно кивнул, отводя факел в сторону, чтобы искры не падали на его рукав. Небольшой ветерок тревожно шелестел над ямой.
- Да, это так. Но если труп обнаружат, начнется расследование. Флот отправит сюда людей, чтобы выяснить обстоятельства смерти. Как ты думаешь, что произойдет, когда они станут допрашивать рабов: видели ли они лейтенанта и так далее?
- Мм, да.
Учитывая нервное состояние рабов, я предположила, что эти расспросы могут одного или нескольких из них повергнуть в панику, и они проболтаются.
Джейми неподвижно стоял на месте, уставившись на обернутое в мешковину тело с выражением глубокой сосредоточенности. Я потянула воздух, уловила слабый запах разлагающейся крови и быстро выдохнула.
- Полагаю, мы можем сжечь его, - сказала я и почувствовала во рту внезапный вкус желчи. - В конце концов, он уже находится в яме для барбекю.
- Это мысль, - сказал Джейми, и один уголок его рта дернулся в слабой улыбке. - Но думаю, у меня есть лучшая мысль, сассенах. - Он повернулся и задумчиво посмотрел на дом. Несколько окон слабо светились, но снаружи никого не было.
- Идем, - сказал он решительно. - Думаю, в конюшне должна быть кувалда.
Передний фасад склепа покрывала декоративная решетка из черного кованого железа с огромным замком на ней. Я всегда считала, что в этом проявился некий снобизм Джокасты Камерон, поскольку вряд ли в этой сельской местности могли найтись расхитители гробниц. Шарниры едва скрипнули, когда Джейми отпер замок и открыл решетку; как и все в Речном потоке, она содержалась в отличном состоянии.
- Ты действительно считаешь, что это лучше, чем закопать или сжечь его? - спросила я. Поблизости никого не было, но я говорила шепотом.
- О. да. Старый Гектор позаботиться о нем и не даст ему вредить семье, - ответил Джейми уверенно. - И вообще это освященная земля. Его неприкаянная душа не станет бродить и доставлять людям неприятности, да?
Я неуверенно кивнула головой. Вероятно, он был прав; что касается верований рабов, Джейми понимал их гораздо лучше, чем я. Кроме того, я не была уверена, говорил ли он о психологическом эффекте, который будет иметь на них этот факт, или он сам искренне верил, что Гектор Камерон из гроба сможет справиться с угрозой для его жены и плантации.
Я подняла факел, чтобы ему было лучше видно, и прикусила нижнюю губу.
Он обернул кувалду тряпками, чтобы мрамор не крошился. Небольшие блоки за решеткой плотно прилегали друг к другу и только местами скреплялись известковым раствором. Первый удар сдвинул два блока на несколько дюймов. Еще несколько ударов, и образовалась черная дыра, ведущая в склеп.
Джейми остановился, вытер пот со лба и что-то пробормотал.
- Что ты сказал?
- Я сказал, что оттуда воняет, - ответил с озадаченным видом.
- Это так удивительно? - немного раздраженно спросила я. - Как давно умер Камерон, четыре года?
- Да, но это не...
- Что вы делаете? - резкий от волнения голос Джокасты прозвучал за моей спиной. Я подпрыгнула от испуга и уронила факел.
Он замерцал, но не погас; я подхватила его и слегка помахала, чтобы разжечь огонь. Пламя разгорелось и осветило Джокасту, которая стояла на дорожке позади нас в белой ночной рубашке. Федра топталась за спиной своей хозяйки; лица ее не было видно, только глаза мерцали в темноте. Глаза выглядели испуганными, перескакивая от Джейми ко мне и к черному отверстию в склепе.
- Что я делаю? Избавляюсь от тела лейтенанта Вольфа, что еще? - Джейми, который, как и я, вздрогнул от неожиданности, казался немного сердитым. - Оставьте это дело мне, тетя. Не беспокойтесь.
- Ты не должен... не должен открывать гробницу Гектора! - длинный нос Джокасты дернулся, очевидно, учуяв запах распада, слабый, но отчетливый.
- Не беспокойтесь, тетя, - повторил Джейми. - Возвращайтесь в дом. Я справлюсь сам. Все будет хорошо.
Она, не обращая внимания на его слова, вслепую двинулась по дорожке, ощупывая воздух руками.
- Нет, Джейми! Ты не должен. Закрой его, закрой его, ради Бога!
Паника в ее голосе была безошибочна, и я увидела, как Джейми недоуменно нахмурился. Он перевел взгляд от тети к отверстию в склепе. Ветер, на время утихнувший, снова поднялся, и запах смерти вокруг нас стал сильнее. Лицо Джейми изменилось, и он, игнорируя протестующие крики своей тети, несколькими быстрыми ударами кувалды выбил еще несколько блоков.
- Принеси факел, сассенах, - сказал он, опуская молот, и я с наползающим чувством ужаса подошла к нему.
Мы стояли плечом к плечу, всматриваясь в узкий промежуток между блоками. Два гроба из полированного дерева стояли на мраморных пьедесталах, а на полу между ними...
- Кто это, тетя? - голос Джейми был тих, когда он обернулся к пожилой женщине.
Она стояла, словно парализованная; ветер прижимал к ногам подол ее рубашки и трепал выбившиеся из-под чепца седые волосы. Ее лицо застыло, но взгляд слепых глаз метался по сторонам, словно в поисках спасения.
Джейми подошел к ней и сильно схватил ее за руку, выведя из транса.
- Co a th'ann?(1) - прорычал он. - Кто он? Кто?
Ее рот двигался, пытаясь выговорить слова. Потом она остановилась и сглотнула, оглянувшись через плечо. "Она еще не потеряла зрение, когда они замуровали его здесь? - задалась я вопросом. - Она видит это в своей памяти?"
- Его звали... звали Роулингс, - произнесла она слабым голосом, и в груди моей образовался тяжелый камень.
Я, по-видимому, двинулась или издала какой-то звук, потому что Джейми обернулся ко мне. Он взял мою руку и сильно сжал, потом снова направил взор на Джокасту.
- Как? - спросил он спокойно, но таким тоном, который предупреждал, что он больше не потерпит никаких уверток.
Она закрыла глаза и вздохнула, внезапно сгорбившись.
- Гектор убил его, - сказала она.
- О, да? - Джейми бросил скептический взгляд на гробы и бесформенную груду между ними. - Ловко. Не подозревал, что дяди был способен на такое.
- Да, - она открыла глаза, но говорила глухим монотонным голосом, словно больше ничего не имело значения. - Он был доктором, этот Роулингс. Он приезжал, чтобы посмотреть мои глаза. Когда Гектор заболел, то снова вызвал его. Я не знаю точно, что случилось, но когда Гектор поймал его за подглядыванием, то разбил ему голову. Гектор был очень вспыльчивым человеком.
- Да, несомненно, - произнес Джейми, кинув взгляд на тело доктора Роулингса. - Как он оказался здесь?
- Мы... он спрятал труп здесь, чтобы потом отнести его в лес и там оставить. Но потом... Гектору стало хуже, и он не мог подняться с постели. В течение дня он умер. И вот... - она махнула длинной белой рукой в сторону дыры, из которой струился сырой воздух.
- Великие умы мыслят одинаково, - пробормотала я, и Джейми, кинув на меня недобрый взгляд, отпустил мою руку. Он стоял и напряженно всматривался в дыру в склепе, сведя густые брови.
- О, да? - снова сказал он. - И чей же второй гроб?
- Мой, - Джокаста пришла в себя; ее плечи выпрямились, подбородок приподнялся.
Джейми тихонько фыркнул и взглянул на меня. Я, конечно, знала, что Джокаста скорее оставит труп лежать на земле, чем поместит его в свой гроб... и все же. Это было довольно странно.
Никто не станет открывать гроб Джокасты, пока она не умрет, и Роулингса там никто не найдет, даже если склеп будет вскрыт. Джокаста Камерон была эгоистичной, но не глупой.
- Положите Вольфа сюда, - сказала она. - Пусть они лежат вдвоем.
- Почему бы не положить его в ваш гроб, тетя? - спросил Джейми, и я увидела, что он пристально посмотрел на нее.
- Нет! - она уже начала поворачиваться, чтобы уйти, но обернулась при этих словах, и ее слепое лицо загорелось яростью. - Он дерьмо. Пусть гниет без гроба!
Джейми сузил глаза, но не ответил. Вместо этого он повернулся к склепу и стал вынимать блоки.
- Что ты делаешь? - Джокаста услышала трение мрамора о мрамор и снова запаниковала. Она заметалась и, потеряв направление, повернулась лицом к реке. Я поняла, что она полностью потеряла зрение и даже не видит свет факела.
Однако у меня не было времени наблюдать за ней. Джейми протиснулся через образовавшуюся щель и оказался внутри склепа.
- Посвети мне, сассенах, - сказал он спокойно, и негромкое эхо среди камней повторило его голос.
Дыша часто и мелко, я последовала за ним. Позади в темноте застонала Федра, ее голос напоминал вой банши, предвещающей смерть, но смерть пришла уже давно.
Гробы были снабжены латунными пластинками, немного позеленевшими от влажности, но все еще с легко различимыми буквами. "Гектор Александр Роберт Камерон" гласила одна, "Джокаста Изобель МакКензи Камерон" было написано на другой. Без колебаний Джейми схватился за край крышки этого гроба и потянул.
Крышка не была прибита; хотя и тяжелая, она сдвинулась без труда.
- О, - тихо произнес Джейми, заглядывая внутрь.
Золото никогда не тускнеет, неважно в насколько влажной среде оно находится. Оно может пролежать на дне моря много столетий, а потом появится в сетях случайного рыбака, такое же яркое, как и в день, когда его выплавили.
Слитки лежали тонким слоем на дне гроба. В достаточном количестве, чтобы заполнить два небольших сундучка, каждый из которых могли унести двое мужчин, или один мужчина и одна сильная женщина. Каждый слиток имел печать в виде геральдической лилии. Одна третья часть французского золота.
Я моргнула от золотого мерцания и отвела взгляд в сторону. На полу было темно, но я смогла рассмотреть груду тряпья на фоне белого мрамора. "Совал нос куда не следует". Что же он видел, Даниэль Роулингс, что заставило его нарисовать геральдическую лилию на полях своего журнала и написать слово "Золото"?
Гектор Камерон тогда еще был жив. Склеп не был запечатан. Возможно, когда доктор поднялся, чтобы проследить за своим блуждающим пациентом, Гектор ходил проверять свои сокровища? Возможно. Но ни Гектор Камерон, ни Даниэль Роулингс не могли рассказать теперь, что произошло на самом деле.
Я почувствовала комок в горле, испытывая горечь при мысли о человеке, чьи кости лежали у моих ног, друге и коллеге, инструменты которого я унаследовала, чья тень стояла у моего локтя, даря мне смелость и уверенность, когда я лечила больных.
- Какая потеря, - произнесла я тихо, глядя вниз.
Джейми опустил крышку гроба мягко, словно там лежало тело, покой которого мы нарушили. Снаружи на дорожке стояла Джокаста, обхватив рукой подвывающую Федру. По звукам шумов Джокаста уже, должно быть, догадалась, где мы были, но все еще смотрела в сторону реки.
Я откашлялась, сжимая на груди платок свободной рукой.
- Что мы будем делать? - спросила я Джейми.
Он оглянулся назад на склеп, потом слегка пожал плечами.
- Мы оставим лейтенанта Гектору, как и запланировали. Что касается доктора... - он медленно потянул воздух, пристально глядя на тонкие кости, раскинувшиеся изящным бледным веером. Руки хирурга.
- Я думаю, - сказал он, - мы отвезем его домой... в Ридж. Пусть он лежит среди друзей.
Он прошел мимо женщин, не взглянув на них и не произнеся ни слова, и отправился за телом лейтенанта Вольфа.
(1)Кто он? (гэльск.)
СНЫ ДРОЗДА
Фрейзерс-Ридж
Май 1772
Ночной воздух был свежим и прохладным. Сейчас в самом начале весны мухи и москиты, жаждущие крови, еще не появились, и лишь случайная моль залетала в открытое окно, порхала вокруг тлеющего очага, как кусочек горящей бумаги, и мимолетом касалась их простертых конечностей.
Она лежала, как упала, на его груди; и громкий медленный стук его сердца звучал в ее ушах. Отсюда в открытом окне она могла видеть зубчатую линию деревьев на дальнем конце двора и над нею участок неба со звездами такими яркими и такими близкими, что казалось возможным ступить среди них и пойти все выше и выше к полумесяцу луны.
- Ты не сердишься на меня? - прошептал он. Теперь он говорил довольно легко, но лежа ухом на его груди, она могла слышать небольшую сдавленность в его голосе, когда он с силой проталкивал звуки сквозь деформированное горло.
- Нет. Я никогда не запрещала тебе читать его.
Он легко погладил ее плечо, и она поджала пальцы ног от удовольствия. Возражала ли она? Нет. Она предполагала, что должна была чувствовать себя неудобно от того, что ее мысли и сны стали ему доступны, но она доверяла ему. Он никогда не станет использовать это против нее.
Кроме того, записанные на бумагу, сны стали объектами, отдельными от нее самой. Как ее рисунки, они явились отражением одной грани ее ума, кратким отблеском того, что она когда-то видела, о чем когда-то думала, что когда-то чувствовала. Объектами, не тождественными ее уму и сердцу, которые их породили. Не совсем.
- Хотя, око за око, - она уткнулась подбородком в ямку под его ключицей. Он великолепно пах, немного горько и мускусно от удовлетворенного желания. - Расскажи мне о своем сне.
Беззвучный смех заставил вибрировать его грудь, и она почувствовала это.
- Только об одном?
- Да, но только очень важном. Не бестолковые сны, где тебя преследуют монстры, или ты отправляешься в школу голым. Не обычные сны, которые видят все, а такой сон, какой есть только у тебя.
Одной рукой она ерошила волосы на его груди, заставляя их топорщиться, другая рука была засунута под подушку. Если бы она пошевелила пальцами, то смогла бы дотронуться до маленькой фигурки "женушки", как ее называл Роджер, и могла представить собственный живот таким же огромным и круглым. В низу своего живота она все еще ощущала напряжение и легкие спазмы, последствия любовных ласк. Может быть, это случится на этот раз?
Он повернул голову на подушке, раздумывая. Длинные ресницы черной полосой лежали на его щеках, как линия деревьев снаружи. Потом он поднял их и открыл глаза цвета мха, мягкого и яркого, растущего в затененном месте.
- Я мог бы быть романтичным, - сказал он, и его пальцы поползли вниз по ее спине. Вслед за ними по ее коже тянулась дорожка из пупырышек. - И мог бы сказать, что мой сон... это ты и я... и наши дети. - Он слегка повернул голову в сторону кроватки в углу, где, укрытый одеялами, крепко спал Джемми.
- Ты мог бы, - отозвалась она эхом и, наклонив голову, уткнулась лбом в его плечо. - Но это не сон. Ты понимаешь, что я имею в виду.
- Да.
Он молчал в течение минуты, и его руки неподвижной теплой тяжестью лежали на ее спине.
- Иногда, - наконец, прошептал он, - иногда я вижу во сне, что я пою, и просыпаюсь от боли в горле.
Он не мог видеть ее лицо и слезы в уголках ее глаз.
- Что ты поешь? - прошептала она в ответ. Она услышала шелест подушки, когда он покачал головой.
- Эту песню я не знаю и никогда не слышал, - ответил он нежно, - но я знаю, что я пою ее для тебя.
КНИГА ХИРУРГА II
27 июля 1772
"Вчера к закату явилась Розамунда Линдсей с рубленой раной на левой руке, по которой она ударила топором, когда окольцовывала деревья. Рана была очень глубокая (большой палец практически был отрублен) и тянулась от указательного пальца до запястья. Она была получена три дня назад и лечилась в домашних условиях свиным жиром. Как следствие развился обширный сепсис с нагноением, опухоль распространилась на предплечье. Большой палец почернел и имел характерный резкий запах. Без сомнения, это была гангрена. Подкожная краснота распространилась практически до локтевой ямки.
У больной был сильный жар (около 104 градусов по Френгейту, на глаз), признаки обезвоживания, дезориентация. Тахикардия.
Ввиду серьезности состояния была рекомендована немедленная ампутация конечности до локтя. Больная отказалась, настаивая на голубиной припарке, которая делается из разрезанной тушки только что убитого голубя (ее муж принес голубя со свернутой шеей). Удалила большой палец до пястной кости, перевязала конец радиальной артерии, которая была разорвана. Обработала рану, удалив гной, посыпала рану необработанным порошком пенициллина (приблизительно 1/2 унции, получен из подгнившей корки дыни, партия N23, приготовл. 15/4/72), наложила аппликацию из протертого сырого чеснока (три зубчика) и барбарисовой мази, сверху (по настоянию мужа пациентки) пристроила голубя. Прописала принятие жидкости орально, жаропонижающую настойку из красного золототысячника, лапчатки и хмеля, воды сколько угодно. Ввела внутримышечно раствор пенициллина (партия N23), IV, дозировка 1/4 унции в стерилизованной воде.
Состояние пациентки быстро ухудшилось с усиливающимися признаками дезориентации, бреда и высокой температуры. По всей руке и торсу развилась сильная крапивница. Поскольку больная была без сознания, спросила разрешения на ампутацию руки у ее мужа. В разрешении было отказано на том основании, что смерть кажется неизбежной, а пациентка "не захочет, чтобы ее похоронили по частям".
Повторная инъекция пенициллина. Больная впала в кому сразу же после этого и скончалась перед рассветом".
Я обмакнула перо в чернильницу и замерла, позволив капелькам чернила стекать с его острого конца. Что еще я могу сказать?
Глубоко укоренившаяся привычка к научной точности боролась с чувством осторожности. Важно было описать произошедшее с максимальной точностью. В то же время я не решалась писать то, что может привести к обвинению в убийстве. Это было не убийство, уверяла я себя, хотя все равно испытывала чувство вины.
- Чувства обманывают, - пробормотала я. Брианна, которая резала хлеб на другом конце стола, взглянула на меня, но я опустила голову, и она вернулась к негромкому разговору с Марсали. Был только полдень, но снаружи было темно, и шел дождь. Я зажгла свечу возле себя, но вокруг женщин стоял полусумрак, и их руки мелькали над столом, словно крылышки белой моли.
Правда заключалась в том, что я не была уверена, что Розамунда Линдсей умерла от сепсиса. Я была почти уверена, что она умерла от острой реакции на неочищенный раствор пенициллина, лекарства, которое я ей дала. Конечно, без лечения она все равно умерла бы от сепсиса.
Однако, давая пенициллин, я не могла знать, какой эффект он будет иметь, вот в чем вопрос.
Я в раздумье катала перо между большим и указательным пальцами. Я вела тщательный учет своих экспериментов с пенициллином, изучала рост культур на различных средах от хлеба до пережеванной папайи и подгнившей дынной корочки, кропотливо описывала микро- и макроструктуру пенициллиновой плесени, но очень мало я могла написать про его действие.
Да, конечно, я должна включить в записи о смерти Розамунды описание эффекта, которое он оказал на нее. Вопрос только в том, для кого мне писать столь подробный отчет?
Я прикусила губу, раздумывая. Если только для меня, то все очень просто. Я могла сделать запись о симптомах, времени протекания и действии, не отмечая причину смерти; вряд ли я забуду ее обстоятельства. Но если я хочу, чтобы отчет стал полезным кому-нибудь еще... тому, кто не имел понятия о пользе и опасности антибиотиков...
Чернила подсыхали на кончике пера, и я опустила его на бумагу.
"Возраст 44 года", - медленно написала я. В это время записи подобного рода должны были заканчиваться набожным описанием последних мгновений жизни умершего, отмеченных раскаянием в грехах. Ничем подобным уход Розамунды Линдсей не был отмечен.
Я взглянула на гроб, стоящий на табуретках под окном, стекла которого заливал дождь. Хижина Линдсеев была слишком мала и не подходила для похорон под проливным дождем, поскольку ожидалось много людей. Гроб был открыт в ожидание ночного бдения, но лицо покойницы прикрывал саван.
Розамунда была шлюхой в Бостоне, а потом, став слишком толстой и слишком старой, чтобы заниматься этим делом, двинулась на юг в поисках мужа. "Я больше не могла вынести там ни одной зимы, - призналась она мне, вскоре после появления в Ридже, - не могла терпеть этих вонючих рыбаков".
Здесь она нашла Кеннета Линдсея, который искал жену для совместного ведения хозяйства. Речь не шла о физическом притяжении - у Линдсея во рту было только шесть здоровых зубов - или эмоциональной привязанности, но, тем не менее, между ними существовали дружеские отношения.
Опечаленный, но не убитый горем, Кенни был уведен Джейми для лечения с помощью виски, которое оказалось более эффективным, чем мое. По крайней мере, я надеялось, что оно не окажется смертельным.
"Непосредственная причина смерти", - написала я и опять остановилась. Я сомневалась, что Розамунда встретила смерть с молитвами или философским спокойствием, у нее не было возможности ни для того, ни для другого. Она умерла с синим от удушья лицом и выпученными глазами, неспособная не только говорить, но и дышать сквозь распухшее горло.
Мое собственное горло сжалось при воспоминании, словно меня тоже что-то душило. Я взяла чашку с холодным мятным чаем и сделала глоток, почувствовав облегчение, когда освежающая жидкость потекла вниз по горлу. Сепсис убил бы ее медленно, а удушье - быстро, но в любом случае смерть была болезненной.
Я постучала кончиком пера по промокательной бумаге, образовав на ней маленькую звездную галактику из чернильных точек. Однако смерть могла произойти и по другой причине, например, легочной эмболии - закупорки кровеносных сосудов в легких. Это было возможно, и признаки похожи.
Мысль была утешительная, но я мало верила в нее. Во мне говорил голос опыта и совести, и прежде чем я могла подумать, рука опустилась на лист и написала: "анафилаксия".
Была ли анафилаксия известным медицинским термином в это время? Я не видела этого слова в журнале Роулингса, но я не прочитала его полностью. И все же, учитывая, что смерть от острой аллергической реакции вряд ли была известна сейчас, мне нужно подробно описать ее для того, кто сможет прочитать мои записи.
Загвоздка в том, кто будет их читать. Я думаю - никто, но что если кто-то прочтет их и увидит в них повод обвинить меня в убийстве? Однажды меня едва не казнили, как ведьму, из-за моей врачебной деятельности. "Обжегшись на молоке, дуешь на воду", - иронично подумала я.
"Обширная опухоль в поврежденной конечности, - написала я. Последнее слово было почти не видно, так как чернила закончились. Я обмакнула перо в чернильницу и продолжила. - Опухоль распространилась на грудь, шею и лицо. Кожа бледная с красными пятнами. Дыхание все более быстрое и поверхностное, сердцебиение очень частое и мелкое, затихающее. Губы и уши синюшные. Резко выраженная экзофтальмия(1)".
Я снова сглотнула при мысли о выпученных глазах Розамунды, вращающихся в неосознанном животном ужасе. Когда мы обмывали ее тело, то попытались закрыть их. И хотя для ночного бдения принято было открывать лицо покойного, я не думаю, что в данном случае это будет разумно.
Я не хотела смотреть не гроб, но поглядела, слегка наклонив голову в молчаливой просьбе о прощении. Брианна повернула ко мне голову, потом резко отвернулась. Запах пищи, приготовленной для поминок, заполнил комнату, смешиваясь с запахами горящих дубовых дров, чернила и свежеструганных досок гроба. Я поспешно глотнула еще чая, прочищая горло.
Я хорошо понимала, почему первой строкой в клятве Гиппократа идут слова "Не навреди". Проклятие, навредить слишком легко! Каким самомнением надо обладать, чтобы вмешиваться в организм человека? Как уязвимо и сложно человеческое тело, и как грубо врачебное вмешательство.
Я могла бы уйти в кабинет, чтобы в уединении сделать свои записи, но знала, что не уйду, и понимала - почему. Белый саван из грубой ткани мягко светился в сером свете, льющемся из окна. Я сильно сжала перо, пытаясь забыть, как хрустнул перстневидный хрящ, когда я ткнула ножом в горло Розмунды в последней бесполезной попытке позволить воздуху проникнуть в ее задыхающиеся легкие.
"И все же... не существует практикующего врача, - подумала я, - который никогда не бывал в подобной ситуации". Я сталкивалась со смертью пациентов несколько раз даже в современной больнице, оснащенной всевозможными аппаратами для спасения человеческой жизни.
Какой-нибудь врач после меня может оказаться перед дилеммой: применить рискованное лечение в попытке спасти жизнь или позволить пациенту умереть. Моя же дилемма заключалась в том, чтобы найти баланс между возможным обвинением в убийстве и пользой моих записей для того, кто будет искать в них знания.
Кто это будет? Я задумчиво вытерла перо. Сейчас было мало медицинских школ, и все они находились в Европе. Большинство врачей получали свои знания через ученичество и из собственного опыта.
Роулингс не обучался медицине. Даже если и обучался, по моим понятиям его методы лечения были шокирующими. Я скривила рот при мысли о некоторых описаниях в его журнале, например, вливание ртути при лечении сифилиса, применение банок до образования волдырей для лечения эпилептических припадков и пускание крови при любой немочи от расстройства желудка до импотенции.
И, тем не менее, Даниэль Роулингс был врачом. Читая его записи, я ощущала его заботу о пациентах, его любознательность и интерес к постижению тайн тела.
Импульсивно я открыла страницу с заметками Роулингса. Может быть, подсознательно я откладывала принятие решения, или, возможно, мне хотелось посоветоваться с другим врачом таким же, как я.
Таким же, как я. Я уставилась на страницу с опрятными маленькими буквами и тщательными рисунками, но ничего не видела. Кто был таким же, как я?
Никто. Я думала об этом раньше, но лишь мельком, признавая только, что проблема существует. Однако она казалась такой отдаленной и не требующей немедленного решения. В колонии Северная Каролина, насколько я знала, существовал только один официальный врач - доктор Фентиман. Я фыркнула и сделала еще глоток чая. Даже Мюррей МакЛеод и его патентованные средства были лучше; по крайней мере, в своем большинстве они были не опасны.
Я пила чай, размышляя о Розамунде. Простая истина заключается в том, что я тоже не буду жить всегда. При удаче проживу достаточно долго, но не вечно. Мне нужно найти кого-нибудь, кому я смогу передать хотя бы часть своих знаний.
Сдавленное хихиканье донеслось от стола. "Нет, - подумала я с сожалением, - не Брианна".
Она была бы самым логичным выбором; она, по крайней мере, знала о современной медицине. Не нужно было преодолевать невежество и суеверие, не надо убеждать в пользе асептики, в опасности, исходящей от микробов. Но у нее не было никакой склонности, никакого инстинкта к лечению. Он не была брезглива и не боялась крови; она помогала мне при приеме родов и небольших хирургических процедурах, и все же у нее отсутствовало то особенное сочетание сочувствия и жестокости, необходимое для врача.
"Возможно, она больше ребенок Джейми, чем мой", - думала я, наблюдая переливы света от очага в прядях ее распущенных волос. У нее была его храбрость, его большая мягкость, но это была храбрость воина, мягкость силы, которая могла убивать, если необходимо. Мне не удалось передать ей мой дар; знание крови и костей, знание человеческого тела.
Голова Брианны резко поднялась, повернувшись к двери. Марсали тоже повернулась туда, прислушиваясь.
Дата добавления: 2015-09-30; просмотров: 17 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |