- Прости, Даниэлл, но меньше всего на свете я хочу слушать твои нотации на тему моего депрессивного состояния. Меньше всего, Даниэлл… - апатично произнесла она, надеясь, что он прекратит свои доставания.
- Прости, если я лезу не в своё дело. Не хотел тебя расстроить, ты должна понять, что я беспокоюсь, - сказал он твёрдым тоном с лёгкими извиняющимися нотками.
- Я понимаю. Поэтому могу тебя заверить, что всё в порядке. Это нормальное состояние для женщины в моем положении, - произнесла она будничным тоном.
- В каком смысле, Эва? – переспросил он, не совсем понимая, какое положение она имеет ввиду.
- В прямом смысле, Даниэлл… - пустилась она в объяснения, заодно придумывая чего бы ей поесть. - Я злюсь, нервничаю, расстраиваюсь – это обыкновенная игра гормонов, - равнодушно она посмотрела на свои ногти, отметив, что пора сделать маникюр, а ещё не мешало бы и питательную маску.
- Каких гормонов? – очередной вопрос начал потихоньку бесить её.
- Таких гормонов... И отсутствие аппетита объясняется тем же самым, она покрутилась на месте и приподняла диванную подушку в поисках заколки для волос, которую сняла, перед тем как лечь.
- Я что-то тебя не понимаю… - он с сомнением посмотрел на неё.
- Что тут непонятного? – она рыскала по дивану, но никак не могла найти свою любимую шпильку. - Токсикоз. У меня обыкновенный токсикоз, какой бывает у всех беременных. У кого-то в большей степени… у кого-то в меньшей… - обнаружив искомый предмет она нашла ему нужное применение, заколов волосы. - У меня очень сильный, я вообще есть ничего не могу.
Даже после такого подробного разъяснения уверенности в том, что допрос будет окончен, совсем не было. Она прекрасно знала Даниэлла, чтобы легко предсказать его реакцию на свои слова. Однако раздумывать над этим она не собиралась. Единственное что её волновало сейчас, да и последнее время, это лишь то, чтобы её оставили в покое. Всё. Хотя с переездом в Нью-Йорк из «всех» остался только Даниэлл.
- Эва… - она была, как всегда, права на его счёт. Сказать, что на его лице отразилось удивление – это ничего не сказать. Он был в шоке. Не с широко разинутым ртом и округлёнными глазами, но то, что она своими словами ввела его в ступор, было очевидно.
- Даниэлл… Боже, неужели я должна тебе объяснять, откуда берутся дети? – воскликнула она, и встала с намерением удалиться на кухню.
- Ты беременна?! – наконец выдал он, подобрав слова, но так и не найдя нужных.
- Ну что ты на меня так смотришь? – она взвилась и фыркнула, испытав непривычное желание высказаться и уязвить его. - Когда живёшь с мужчиной… занимаешься с ним сексом… то можно и забеременеть! – резко бросила она и продолжила непринуждённым тоном, понимая, что её грубость начинает переходить дозволенные границы. Даниэлл не знал и не мог знать о её состоянии и его вопросы, по сути, вполне оправданы. Она поправляла слегка помятую одежду, поэтому не видела эмоций, на миг отразившихся на его лице. - Слушай, мне точно пора поесть. Пойду чего-нибудь найду в холодильнике. А ты посиди, посмотри пока телевизор. Я там сама разберусь, - не дожидаясь ответа, она ушла на кухню, оставив его переваривать услышанную информацию, чем он и занялся. Ему хватило пары минут, после чего он потянулся за пультом и включил телевизор. Вдоволь насмотревшись об играх гиен в брачный период, он пролистал каналы, вещавшие о братьях наших меньших.
«… совершено покушение на убийство. По нашим источникам Ян Грант находится в критическом состоянии, хотя официально это не подтверждено, а его представители отказываются от каких-либо комментариев…» - звучал приятный голос девушки-диктора. Он собирался переключить, но услышав хорошо знакомое ему имя, сел обратно в кресло, отложив пульт.
- Ну вот… - Эва поставила на столик поднос. - Я знаю, тебе уже пора, но может быть, ты выпьешь хотя бы чаю или кофе? Не люблю есть одна, мне нужна компания.
Едва она показалась в проходе, он переключил канал, и профессионально поставленная речь диктора сменилась визгами героев какого-то мультфильма.
- Конечно, - кивнул он и сбросил пиджак. - Мне всё равно, хоть чай, хоть кофе. Это вся твоя еда? – он с улыбкой кивнул на тарелочку с овсяным печеньем, чашечку с йогуртом и бутерброд.
- Да, - уже со спокойной улыбкой ответила она. – Пока да. Чуть позже я приготовлю себе что-нибудь существенное, - она подала ему чашку с чаем, но от печенья он отказался. - Переключи обратно, я хочу посмотреть новости, - попросила она и проглотила ложку йогурта.
- Там ничего интересного, - отмахнулся Даниэлл и даже не взял в руки пульт, лежащий на подлокотнике его кресла.
- Ну и что. Я всегда смотрю новости, - она потянулась к пульту.
- С каких пор? – он убрал его подальше и Эва недоуменно взглянула на него, удивляясь резкости прозвучавших слов и его непонятному упорству.
- С тех самых… - неопределённо пояснила она. - Привыкла, что у меня всегда работает телевизор, поэтому и стала смотреть новости.
- Там практически только одни криминальные сводки. Вот теперь отучайся. Сейчас тебе нужны только положительные эмоции, - сказал он мягким тоном, затронув насущную тему.
- Предлагаешь переключиться на мультики? – она кивнула на экран телевизора, в котором мельтешили какие-то непонятные зверюшки, и снова принялась за поедание йогурта.
- Можно и на мультики… А что сегодня ты не смотрела телевизор? – с насторожённостью, скрытой небрежностью тона, спросил он.
- Нет. Я поздно встала. Мне сегодня как-то особо нехорошо. Сходила прогуляться, подышать воздухом, потом зашла в магазин, потом поспала, - монотонно перечисляла она.
- Ох, и как мне удалось выжить, после того как я потревожил твой сон? – пошутил он и отставил пустую чашку в сторону.
- Очень просто. Я морально готовилась, мы ведь заранее договорились, что ты зайдёшь, а то бы тебе не поздоровилось, - пригрозила она. Вероятно организм, действительно, изголодался и без протестов принимал еду, даже не пугая привычными рвотными позывами.
- Сегодня, кстати, на улице очень прохладно, - отметил Даниэлл и Эва кивнула ему в ответ.
- Да, я заметила. Знаешь, я отвыкла от здешнего климата. В Нью-Йорке холоднее, чем в Майами.
- Да, поэтому береги себя. Одевайся теплее, - он поднялся с кресла, захватив пиджак. - Всё, мне пора. Я и так уже задержался.
- Я провожу тебя, - она проворно вскочила с места. – Я так и не поблагодарила тебя… За всё… За квартиру в том числе… - виновато проговорила она.
- Перестань, Эви. Тебе не за что меня благодарить. Мне она не нужна, и эта квартира всё равно пустует, так что живи столько, сколько пожелаешь.
- Да, спасибо. Всё-таки хорошо, что у тебя не хватило времени заняться её продажей, - усмехнулась она.
Она была признательна ему. Несмотря ни на что. Несмотря на собственное раздражение, списанное на гормональный сбой. И чтобы выразить это, просто потянулась и поцеловала его в щеку. Слегка коснулась губами его гладко выбритой щеки. Он обнял её легко. Потом прижал чуть крепче, и она сразу высвободилась из его тисков. Стало неуютно, а в душе поднялась волна протеста и тихая паника. Неловкость сковала, словно он всё ещё удерживал её, хотя дверь уже захлопнула за ним, а она так и стояла истуканом не в силах двинуться с места. К собственному стыду признала, что ей хочется отряхнуться и сбросить с себя ощущения его рук на теле.
Она простояла так несколько минут, а потом двинулась обратно в гостиную, еле переставляя ноги. Одиноко лежащий на тарелке бутерброд, теперь не вызывал былого аппетита. Выбросила его в мусорное ведро. Помыла посуду. Поправила блюдца в шкафу. Тщательно вытерла ложки и чашки. Заглянула в холодильник. Навела там порядок, расставив всё по «своим» полочкам. Огляделась, но не нашла, чем бы себя занять. Нет, нашла. Нужно стереть пыль с подоконника и полить один единственный цветок. Сделала и это.
Она проделывала все эти движения механически, не задумываясь, чувствуя, как по щекам текут горячие слезы. Обжигающие, горькие, беззвучные. Она не рыдала, как когда-то, не всхлипывала, а только изредка вытирала их рукой, но они всё не останавливались.
Она ополоснула лицо холодной водой и посмотрела на себя в зеркало. Совсем не удивилась увиденному. Уже привыкла к красным, воспалённым глазам.
Струя живым потоком стекала в раковину. Вода шумела, и этот звук отдавался в ушах. На пару минут он словно засел в голове, не выпуская из плена, словно в мире не было больше звуков, несмотря на работающий телевизор, монотонный гул которого не избавлял от ощущения полнейшей тишины. И пустоты…
Диван радужно принял её в свои мягкие тёплые объятия. Он давно стал её единственным собеседником и утешителем. Ему одному она могла выплакать всё свои слезы, что она и делала. Тихо, без истерик. Истерик не нужно. Ей нельзя волноваться. Это вредно для… для неё. На этой мысли она всегда запиналась, останавливалась.
Так легко было сказать Даниэллу о том, что она беременна. С таким спокойствием и без лишних эмоций она ввела его в курс дела… Именно так.. В курс дела… По-другому… По-другому она себя не чувствовала. Беременность для неё была только состоянием её женского здоровья и ничем больше. Ничем… Она была только причиной изменений его психофизиологического состояния. Не было таких эмоциональных и душещипательных воздыханий типа «мой малыш… ребёночек… новая жизнь»; не было слезоточивых «я всё для тебя сделаю… ты смысл моей жизни» - всего этого не было. Присутствовала только жуткая тошнота, практически полное отсутствие аппетита, тяжесть и ломота, боли в пояснице, а также приступы эмоционального развенчивания. И это всё, что она испытывала по поводу своего состояния. Беременность была для неё только диагнозом, написанным врачом на клочке бумаги, такой же диагноз, как язва желудка или сахарный диабет – пожизненные последствия. Больше она ничего не чувствовала. Ни сейчас, ни тогда, когда чуть больше недели пришла к врачу.
Совсем мало времени прошло с того памятного дня, как он сделал ЭТО. Всего чуть больше двух недель, но казалось, что она прожила уже полжизни. А впрочем, так оно и было, те эмоции, что она пережила и прочувствовала за это время, ей не удалось испытать за всю её прошлую жизнь. Столько слез, сколько она выплакала за это время, она не пролила и за все предыдущие годы.
Она сразу поняла, что беременна, как только приступы утренней тошноты начали повторяться с завидной регулярностью. Она даже не стала делать треклятый тест на беременность, тем более, что раз он её подвёл, и, собственно, даже не раз. Она и не сомневалась, что уже тогда была беременна, но её смутило кровотечение. Только вот когда она сидела в ванной комнате в доме отца, в ожидании одной или двух полосок, её обуревали совсем другие мысли и чувства. Тогда в душе её было счастье, любовь и надежда.
Теперь же, любовь осталась - больная и растоптанная; счастье растворилось как туманное облачко; а надежда умерла…
За те немногочисленные дни, прошедшие с момента, как она вернулась в свою квартиру, она только и делала, что окуналась то в состояние мёртвого вакуума, дающего лишь минутное облегчение и иллюзию успокоения, то в состоянии истеричного рыдания, не дающего ничего кроме страданий.
В тот злосчастный день, едва только дверь закрылась за ней, слезы полились нескончаемым потоком. Она бросила сумку, разделась. Набрала ванну горячей воды, залезла в неё и начала плакать. Рыдать с мазохистской радостью, с надрывом выплакивая слезы, словно они могли кончиться и облегчить эту адскую участь. Всхлипывая, она жалела себя, вытирала мокрые щеки и жалела. Ополаскивала лицо пенной водой, но через секунду оно снова было в слезах, а она всё жалела….
Оплакивала себя; всё то время; все те чувства, что подарила ему; что отдала, так и не попросив ничего взамен.
Боли не было. Но это только пока. А сейчас она испытывала безысходное отчаяние, пустоту и потерю. Колоссальную потерю, почти физическую. Будто от неё оторвали кусок живой плоти, лишили необходимого органа.
Без дыхания, без крови, без жизни…
Зачем ей жизнь? Для чего? Как? Как теперь? Что теперь?
Раздавлена… Тихо… Ни звука вне… не единого постороннего шороха… Только внутри всё кричит… Вопит… Надрывается…
Это была не она. Её не было. Она была разбита; разорвана на мелкие частички. Её звонкое существо убили, лишили света и эмоций. Она так чувствовала.
«Почему? Ну, почему?», - негромко повторяла она то и дело, но в ванной её слова звучали оглушающе.
«Потому что не нужна… Никогда не была нужна… Не любил… Не хотел», - тут же давала ответ, но отнюдь не была им удовлетворена.
Слезы всё же кончались. Вода ванной остыла. Совсем остыла и она замёрзла. Замёрзла так, что зубы застучали. Начал бить озноб, её заколотило – последние минуты агонии «солнечной девочки», - так он её называл.
«Моя солнечная девочка», - при этой мысли хотелось дико засмеяться. Зло захохотать, но она лишь горько усмехнулась.
«Эва, я не принц на белом коне», - сказал он как-то ей, обмолвился. - «Я не хочу, чтобы ты так думала…», - это была лёгкая ничего не значащая болтовня, она даже не обратила на это внимания.
«Не принц… Ты палач!» - озлобленно процедила она сквозь зубы, выбираясь из ванны и закутываясь в тёплый халат. – «Палач!»
16.04.2011 20:57» Глава 31
Глава 31
- Только минуту, - строго предупредил Джеферсон и покинул палату. Медсестра, менявшая катетеры, закончила своё дело и вышла следом, оставив Яна наедине с посетителем.
- Ну как ты? Сам знаю, что глупый вопрос, учитывая наличие двух дырок в твоём теле. Но всё же?
- Вот и я думаю, как мне ответить на твой вопрос… учитывая дырки в моей шкуре, - хрипло выдал Ян, шевельнув потрескавшимися губами. Кто бы мог подумать, что такое простое и привычное движение потребует столько сил. Всего пара слов, прозвучавших непривычно слабо.
- Шутишь…- Данте подхватил полы белого медицинского халата, в которые его нарядили, и присел на кровать. - Это уже хорошо, значит пойдёшь на поправку. Доктор твой говорит, что они три раза тебя с того света вытаскивали. Что, совсем ещё пожить не хочешь?
- Вроде хочу… - не совсем уверенно заявил пациент, получив в ответ пытливый взгляд. Было неясно состояние ли то его души или просто выражение физической слабости.
- Что-то я не слышу в твоих словах былого оптимизма.
- Какой тут оптимизм… - со вздохом проговорил Ян. Вздохнул и покривился, почувствовав боль. Тело было слабое и хлипкое, словно разорванное на части и склеенное неумелым мастером. Ум тоже ясностью не отличался. Туманная дымка. Мрачное марево. Яркий свет раздражал. Он не яркий, он белый. Холодный свет дня. Холодные стены. Он почувствовал, как кожу раздирают мурашки озноба.
- Когда ты поправишься… я сам вломлю тебе по полной, - пообещал Данте. Его реплики были спокойными, даже мягкими и непривычно странно звучали из его уст. Приглушенный голос был почти хриплым. Это хорошо, Ян не перенёс, если бы он говорил громко. В ушах и так стояла барабанная дробь. Пытался сконцентрироваться, но напряжение почему-то вызывало приступ головной боли. Хотел что-то сказать, но мысль тут же растаяла, смытая внезапным помутнением, и без того, в туманном рассудке. Услышав его, Ян скривился.
- Хреново… - пробормотал он.
- Ничего-ничего… Держись… Кто бы сомневался, что ты всё-таки высунешься… Надо было посадить тебя на цепь, - полушутя проговорил итальянец.
- Я бы её зубами перегрыз… - на эти слова Данте улыбнулся.
- Ну, точно! Жить будешь.
- Как Лис? – наконец Ян вспомнил, о чем хотел спросить его с самого начала.
- Ему гораздо лучше, чем тебе, - уверил он.
Ответом ему был лишь кивок. Жив! И слава Богу! Больше его ничего не интересовало. Говорить сил уже не было. И думать тоже. Голова закружилась. Он на мгновение опустил веки, потому снова открыл глаза. Данте встал, собираясь покинуть палату.
- Данте…
- Что?
- Родители… Не сообщайте им… Пока…
- Хорошо. Если они сами не узнали. Сообщение о покушении крутили по всем каналам.
- Во Франции? – засомневался Ян.
- Хотя может и не дошло до них. Но я предупрежу этого.. Как его? Вашего…
- Мура? – подсказал Ян.
- Да. Его самого, - с явным пренебрежением подтвердил он и, увидев вопросительное выражение на лице раненого друга, пояснил. – Не нравится он мне.
- Почему?
- Не нравится и всё, - категорично сказал он, особо не распространяясь о причинах своей неприязни.
Кто кому не нравился, и по какой причине Яна тоже не интересовало.
Данте не стал дожидаться благодарности за свой визит, а вышел из палаты. У двери с равнодушными лицами стояли его люди. Стояли и сидели, и не только у этой двери. Не то, чтобы с огромным трудом, но Данте пришлось подбирать слова, чтобы убедить Джеферсона в необходимости этих мер.
Не останавливаясь, он сбросил с плеч халат.
«Да, ему лучше чем тебе, он не чувствует боли… он ничего не чувствует», - думал он, шагая по коридору. На душе было гадко и очень горько, но он отогнал от себя мрачные мысли. Не время впадать в уныние.
Ускорил шаг. Хотел как можно быстрее покинуть это место. Больничный запах раздражал, действуя на нервы, обостряя неприятные ощущения. Никогда не любил больницы и был несказанно рад сейчас, что ему не пришлось побывать в той ситуации, в какую попали близкие ему люди. Поистине, некоторые моменты начинаешь оценивать по-другому, только побывав в критической ситуации. А ему было достаточно того, что случилось с его братом, чтобы подумать о многом.
- Данте, - услышал он позади себя нерешительный оклик. Развернувшись, он натолкнулся на взгляд знакомых голубых глаз, блестевших от слёз. Выражение её лица было совершенно убитое. В руках она теребила носовой платок.
- Что? – коротко спросил он. Она помялась с ответом, но потом сказала:
- Меня не пускают к нему.
- Раз не пускают, значит нельзя. Там не на что смотреть. Он в реанимации и без чувств. Как только к нему можно будет, думаю, доктор будет не против. А сейчас… - он не стал договаривать. Было и так ясно, что надеяться не на что. А Селеста почему-то была уверена, что он ей поможет. Поэтому, заметив его массивную фигуру в конце коридора, догнала и окликнула. Такой безапелляционный ответ её совсем расстроил. Глубоко вздохнув, она попыталась сдержать слезы. Позади них загремела каталка, подталкиваемая санитарами, и Данте отступил к стене, чуть оттеснив Селесту. Она проводила процессию долгим взглядом и слезы сами полились из глаз. Порылась в сумочке, а потом, всхлипнув, уткнулась ему в грудь, сжимая что-то в руке.
- Селеста… - руки его нерешительно замерли в каком-то сантиметре от подрагивающих плеч девушки. – Вот уж никогда не думал, что буду твоей жилеткой, - всё-таки он слегка приобнял её и ободряюще погладил по спине. Она подняла на него заплаканное лицо и разжала руку. На ладони лежала золотая цепочка с кулоном.
- Я… Это его. Я хотела отдать, он забыл у меня.
Данте взял цепочку и что-то проговорил по-итальянски.
- Это плохо. Её не нужно снимать, - пальцы его дрогнули, а от выражения его лица ей стало ещё хуже. На какую-то секунду в глазах его отразились все чувства, которые он испытывал, все опасения, что тревожили. Она снова всхлипнула, но он крепко сжал её плечи.
- Тихо! – довольно резко сказал он и Селеста поневоле замолчала. – Тихо… - повторил он мягче и приложил указательный палец к губам. Она прерывисто вздохнула и вытерла катившуюся по щеке слезинку.
- Стой тут! – он приставил её к стене как вещь и отошёл. Она осталась на месте и всё смотрела на него, дивясь сама себе. Чуть дальше у стены стояли кресла, и она думала некоторое время, стоит ли ей двигаться или остаться так. Как долго ей придётся ждать Данте, было неизвестно, поэтому Сел неуверенно пошла, чтобы устроиться в ожидании.
«Я тоже никогда бы не подумала, что ты будешь моей жилеткой», - она посмотрела на кулон, с изображением какой-то святой и снова крепко сжала ладошку.
Только такая ситуация и такое отчаяние, которое она испытывала в этот момент заставили её вести себя именно так. Иначе она просто не подошла бы к нему. Побоялась. Объяснению это не поддавалось, но каждый раз при его приближении она испытывала внутренний трепет сродни страху. Только сейчас ощущения её притупились, оттого, что мысли всецело были заняты лишь одним человеком. Однако воспоминания от первых двух встречах были ещё очень свежи.
Никто не посвятил её в тайны их родства, а внешне они были не очень похожи. Это сейчас она замечала их сходство в жестах, выражениях и даже в манере одеваться. Как и Лисандро, Данте любил чёрный цвет и в те несколько раз, что ей довелось увидеть его, именно этот цвет преобладал в его одежде. У него на шее она заметила золотую цепочку. Возможно, что у него был такой же кулон. По поведению было понятно, что он узнал подвеску, а болезненная реакция говорила, что это очень важная, имеющая определённое значение вещь.
Первый раз она столкнулась с ним в кабинете Яна, да второй раз, собственно, тоже. Он бросил на неё всего лишь мимолётный ничего не значащий взгляд, но стало не по себе. Двигался как сытый хищник, с лёгкой ленцой в каждом жесте, но взгляд был острый, пронзительный, словно следил за каждым едва заметным движением. Казалось и подрагивание ресниц от него не укроется. Было совсем непонятно, что связывает его с Яном. Она никогда не замечала его среди контактов начальника.
В тот день она и так была сама не своя. Накануне не могла заснуть, замучила бессонница. Сдуру она пялилась полночи в телевизор, созерцая какой-то фильм про маньяка. И как результат – тот самый маньяк во сне, а наутро ощущение полнейшего недосыпания. Голова болела, настроения совершенно не было, а тут ещё и Лисандро со своими полными обожания взглядами, что совершенно выводило из себя.
«Четыре…», - сказала она про себя и наполнила четыре чашки кофе. – «Без сахара – так без сахара… без сливок – так без сливок…»
Аккуратно Селеста поставила поднос на кофейный столик и покинула кабинет. Ян кивнул ей и продолжил что-то говорить Кристиано, который восседал в его кресле и усердно щелкал кнопкой мыши.
- Ян, можно мне воспользоваться твоей секретаршей? – спросил Данте. Ян даже не обратил внимания на формулировку, с которой обратился новоявленный друг. Просто кивнул, не глядя.
Данте послушно дождался разрешения и только потом поднялся со своего места.
Селеста налила стакан воды и запила таблетку. Услышала тихие шаги и удивилась, увидев его в приёмной. Он подошёл молча и тихо, остановился у края стола.
- Вы что-то хотели мистер Коста? – вежливо поинтересовалась она и вернулась за свой стол.
- Хотел, - он сказал это безо всякого выражения, но почему-то эти слова оставили ощущения двойственности. Селеста посмотрела на него в ожидании, почувствовала неловкость, но всё же заставила себя взглянуть ему прямо в глаза. Тогда он достал из внутреннего кармана пиджака флешку и протянул ей.
- Распечатай мне, пожалуйста, - весьма немногословно.
Она чуть помедлила, не хотела брать её из его рук, не хотела случайно коснуться его. Но он не положил флешку на стол, продолжал держать, зажав между пальцами.
- Угу, - кивнула она и взяла протянутый предмет. Осторожно, словно боялась обжечься.
- Там не много, - добавил он.
В окне содержимого флеш-карты отобразилось несколько документов.
- Вот это, - он подошёл совсем близко и указал на один из значков.
- Всё?
- Да, - подтвердил он, и Селеста не стала открывать документ, а сразу отправила на печать.
Он забрал бумаги и бегло просмотрел.
- И вот этот, - снова указал он на монитор. – Там один лист.
- Хорошо, - после едва слышного жужжания он получил от Сел ещё один лист. Взглянул и на него тоже.
- Всё, - коротко бросил он, дав понять, что распечатка закончена. – Премного благодарен, - он улыбнулся. От его улыбки Селеста слегка опешила, но ответила ему тем же, и кивнула в знак того, что всегда готова помочь. Кто бы мог подумать, что улыбка сделает его таким привлекательным, смягчит жестковатые черты. Но дело, скорее не в самих чертах, а в выражении его лица; иногда с лёгким прищуром, словно искал подвох, чаще пренебрежительное или выражающее откровенный сарказм. Хотя за те несколько минут, что он пробыл рядом с ней, он не сделал ничего такого, что могло бы, конкретно её, настроить против него.
Данте развернулся. Оказалось в кабинете они не одни. Лисандро стоял в дверях, прислонившись к косяку. Весь его вид говорил сам за себя, но всё же он решил сообщить о своих мыслях вслух. Дальнейшая сцена взбесила настолько, что поначалу Селеста даже не нашлась, что ответить на выпады Лисандро.
- Ну и что тебе тут надо? – грубо спросил он, оттолкнувшись от дверного косяка и сделав пару шагов навстречу кузену. Тот только взглянул на него, приподняв бровь. Он даже не улыбнулся, но в глазах светился задор, что ещё больше разозлило Лисандро. – Если ты только попробуешь… Не подходи к ней, понял?
Данте постучал краями листов об стол, формируя из них ровную стопочку. Усмехнувшись, он подошёл к нему и похлопал его ладонью по груди.
- Спокойно, дружок, на этот раз тебе повезло, - он снисходительно улыбнулся брату, но улыбка не была такой приятной, как та, что он послал Селесте минуту назад. – Не в обиду даме, - он слегка кивнул Сел, - но рыженькие мне совсем не нравятся, так что можешь расслабиться.
Лисандро собирался ответить в том же духе, но бросив на Селесту взгляд, придержал язык и позволил Данте пройти в кабинет Яна.
Кровь прилила к щекам, лицо загорелось и разум тоже. Руки зачесались от желания съездить по лицу этому мужлану, да хоть кому-нибудь, не только ему.
- Селеста… - извиняющимся тоном начал Лис.
- Убирайся! – прошипела она. – Забирай своего дружка и уматывай отсюда! – она старалась не кричать, но сдержать себя было почти невозможно. Не хотелось ещё раз стать посмешищем в глазах Яна и остальных мужчин. Её и так обсуждали, словно неодушевлённую вещь.
- Я просто… - он не мог вставить ни слова между её гневными репликами. Она источала ярость, а глаза чуть не искры метали. Он на миг смутился, явно удивлённый её реакцией на произошедшее.
- Оставь меня в покое! Устроил тут представление! – она оттолкнула его и вышла из приёмной, боясь, что в своём гневе может зайти слишком далеко.
Лисандро так и остался оторопело стоять посреди кабинета. В растерянности и непонимании. Разве он сказал что-то обидное, чтобы вызвал такую бурную реакцию? Ничего такого не сказал. Только попытался предупредить слишком умного и самовлюблённого братца. Хотя может и не стоило самому так остро реагировать на его провокацию. В том, что это было провокация чистой воды, он даже не сомневался: Данте начал слащаво улыбаться, как только заметил его в дверях. И Лис, в свою очередь, не смог остаться в стороне, а тут же сказал ему пару слов. Мог бы и ещё пару ласковых сказать, если бы не заметил выражения лица Селесты. Вот кого-кого, а её он хотел обидеть меньше всего. Но может быть она в чём-то права. Не стоило делать этого на глазах у неё. Не стоило устраивать эту глупую сцену ревности. Данте с лихвой добился своего – разозлил его. А как теперь Селесту успокоить? Он был просто уверен, что на его оправдания она не обратит ни малейшего внимания.
Он расстроился, потому что хотел совершенно другого. Это давно перестало быть игрой, но она ему не верила. Чем ближе он подбирался к ней, тем яростнее она сопротивлялась. Он хотел всего лишь стать для неё всем миром – и водой и воздухом; почвой под ногами и опорой. Хотел обнять её и утопить в своей любви. Хотел подарить ей мечты и сделать их явью.
Но она не верила…
Лисандро состроил непринуждённое выражение лица и вернулся в кабинет Яна. Оттуда слышался смех и бурные обсуждения. Вот только ему уже было совсем невесело. Первым его желанием было выскочить вслед за ней, догнать и поговорить, но он не стал этого делать. Понятно, что она не в том настроении, чтобы выслушивать его излияния.
Господи, как бы она хотела вернуть эти моменты! Разозлиться из-за такой глупости! Накричать ни за что! Убежать в обиде! Это всё того не стоило! Совершенно не стоило!
Но как обычно, для раскаяния становится слишком поздно. Осознание не даёт облегчения, а изменить ничего нельзя. Это была одна из последних встреч, перед этим несчастьем. Одна из последних встреч, когда она видела его живым и здоровым.
Она присела на жёсткое кресло. Отложила сумочку в сторону, вытерла мокрые глаза. Разжала кулак и посмотрела на украшение. На руке, будто камень лежал, как и на душе, а перед глазами всё снова расплылось от накативших слёз. Но Селеста не стала им поддаваться, а достала из сумочки зеркальце.
«Н-да-а…», - протянула она. – «Видок, лучше не бывает…»
Порывшись, она нашла пустую упаковку от влажных салфеток и чуть не застонала от досады, но потом обрадовалась, всё-таки обнаружив одну. Повезло…
Как могла она стёрла остатки макияжа. Подумала, что стоит вообще пойти в туалет и умыться, но передумала. Не хотела уходить с места, где её оставил Данте. Он точно не станет разыскивать её по всей больнице, чтобы сообщить новости – плохие или хорошие. Кое-как справившись, она поискала глазами урну, но, не обнаружив таковой, затолкала использованную салфетку в пакетик и сунула в сумку.
Вздохнув, она посмотрела на часы, висевшие на стене напротив. Некоторое время следила за секундной стрелкой. Но та тащилась нестерпимо медленно, тем самым вызывая очередной приступ истерики. Тогда она отвела взгляд и оглянулась, задержавшись на посетителях больницы. Кругом расстроенные и редко радостные лица. Все со своими проблемами, со своими горестями, вряд ли в этом месте встретишь радостного человека. Она посмотрела в ту сторону, куда ушёл Данте, и сразу вскочила, заметив его. Он шёл широким размашистым шагом по направлению к ней, но, заметив, что она встала, остановился и просто махнул рукой, жестом подзывая её к себе. Селеста тут же схватила сумочку и почти бегом пересекла отделяющее их друг от друга расстояние.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |