- Хорошо, но это будет последнее на сегодня покупка. Я ужасно устала, и хочу есть, - предупредила она друга.
- Конечно, мы быстро пробежимся и всё, - пообещал Альфи.
И они пробежались. Только так можно было назвать тот бешеный темп, с которым они посетили ещё несколько магазинов. И в конце концов Эва купила первое попавшееся пальто. Но надо сказать, оно ей понравилось, и мало того, оно ей было к лицу, если так можно было сказать о чёрном цвете.
Домой они вернулись усталые, но довольные. Альфи просто цвёл, что всегда случалось после шоппинга, но Эву никто бы сейчас не заставил снова перемерить всё то, что они купили. Сил больше не было. Она устала, а значит, начинала нервничать, а этого совсем не хотелось. Поэтому предложение Альфи снова продефилировать перед ним, она отмела сразу же, как только таковое поступило. Альфи не стал спорить. Они поужинали в городе, но чай договорились попить дома. К чаю также прилагались вкуснейшие кексы, так любимые Альфи, а иногда и Эвой. Вот сейчас был как раз такой момент, очень хотелось куснуть сладчайшего десерта, потому что в сахаре она себе отказывала, но выпечку иногда ела. Поэтому чтобы не тянуть время в ожидании, она извинялась перед Альфи и переоделась в домашнюю одежду, получив, впрочем, укоризненный взгляд. Они уютно устроились. По кухне разнёсся аромат свежезаваренного чая. Ради такого случая, Эва даже заварила полный чайник, а не стала использовать привычные фильтр-пакетики. Всё-таки чай… да в такой компании… да с этими вкусненькими кексами… Она даже сглотнула слюну, так нестерпимо захотелось ей съесть всё это и запить крепким напитком. Улыбнулась и достала блюдца под кексы.
Уже был поздний вечер. Они зажгли верхний свет над столом. Вся остальная часть кухни была в полумраке, потому что лампы-абажуры освещали узкую часть пространства. И в этом было что-то приятное и таинственное, будто настраивающее на личный разговор. Атмосфера совершенно располагающая к секретности и интиму. Альфи собирался остаться у неё на ночь, комнат в этой квартире было предостаточно, так что и торопиться им было некуда. Пока они шарохались по магазинам и поговорить толком не успели. А сейчас можно было наверстать упущенное за чашечкой прелестного напитка.
- Пить хочу, - сказал Альфи.
- Я уже наливаю, - поторопилась Эва и достала чашки.
- Нет, я воды хочу. Чаем не напьёшься. А меня сегодня целый день не поили, - пошутил он.
- Возьми в холодильнике минералку, - махнула она рукой и налила чай.
- Вставать не хочется. Только сел и, кажется, прирос к стулу.
- Тогда умрёшь от жажды, - Эва поставила чашки на стол. Отошла и вернулась с кексами. Потом пошла за сахарницей.
Альфи удосужился встать. Решил, что точно умрёт от жажды. Наверное Эва тоже устала, потому что двигалась будто в замедленной съёмке, и надеяться на то, что она кинется к холодильнику не приходилось. Он нашёл пол-литровую бутылку с минеральной водой. Собрался отхлебнуть, но потом передумал, собираясь воспользоваться стаканом. Не у себя же он дома всё-таки… Захлопнул дверцу вместительного холодильника отметив, что он забит всякой-всячиной и уставился на прикреплённые магнитами бумажки. Глянул на них и развернулся. Потом снова крутанулся и уставился на исписанные листочки. Он даже забыл, что хотел взять стакан. Тут же отвернул крышку и отхлебнул прямо из горла.
- Ну чего ты там возишься? – спросила Эва и повернулась к нему. И сразу смутилась. Она и забыла про те листочки, которые так пристально изучал Альфи. А он тем временем повернулся к ней и снова посмотрел тем же пристальным взглядом, что и в магазине.
- Эва… Ты беременна… - то ли восхищённо, то ли возмущённо проговорил он. – Ты беременна, Эва! – наконец воскликнул Альфи. Вот теперь ей стало понятно, что он думает по этому поводу. Но кидаться и обнимать её он не спешил. Он внимательно оглядывал её, будто видел первый раз в жизни. Да, она уже изменилась, он заметил это, но не обратил внимания, потому что даже не предполагал, что причиной может быть её беременность. Двигалась медленно и была странно задумчива и улыбалась по-другому.
- Да. Да, Альфи я беременна. Так что давай садись за стол, хватит меня волновать. Мне нельзя, - после этих слов Альфи мигом уселся на место и придвинул к себе чашку с чаем. Он взял ложечку и начал размешивать сахар в чашке.
- А кто… - начал он, а потом сам ответил на свой не заданный вопрос, - Боже мой… естественно… - отпил он и чуть не обжёгся. Отставил чашку и совершенно забыл про свои любимые кексы.
- Даже не начинай! – оборвала его Эва, предупреждая не очень приятные расспросы.
- Как это не начинай?! – возмутился он и оживился.
- Вот так! – отрезала она. - Не начинай и всё! Я не хочу об этом говорить! – упрямо заявила и откусила сладкий кусочек. Даже этот неприятный разговор не мог отбить у неё аппетита.
- А он знает? – продолжил Альфи, и снова ответил сам себе. - Нет… конечно нет…
- Альфи! Это мой ребёнок! Мой и только мой! – оставалось только стукнуть кулаком по столу для большего эффекта, так она воскликнула.
- Ой, Эва! – он пренебрежительно скривился. - Я тебя умаляю! Это так мелодраматично! И так на тебя не похоже… Вот только включи мозг и перестань строить из себя обиженную. Ты теперь не одна, и должна думать за двоих.
- Я не хочу это обсуждать! - громко сказала она.
- Я это слышал в прошлый раз! Только тебе придётся обсудить это.
- Альфи… - она понизила голос, но в нём не было былой твёрдости, а сквозила какая-то растерянность, - я ему не нужна… я не была ему нужна тогда… а с ребёнком я ему тем более не нужна…
- Ну что ты такое говоришь? – он наконец-то добрался до кекса. - Да в таком состоянии… - он откусил кусочек, прожевал и запил. Чай чуть остыл.
- Я знаю, что я говорю! Он даже не появился! Не попытался! – теперь она нападала на Альфи. Нападала, защищаясь, потому что в этой ситуации она жертва, а Альфи в который раз упорно обвиняет её в неправоте, в какой-то ошибке. В который раз он защищает Его. Раньше она и не замечала такой мужской солидарности в Альфи. А тут он с завидным упорством демонстрирует это и не в первый раз.
- Да как он мог?! – почти вскричал Альфи. И почему-то ей показалось, что он смотрит на неё как на дуру.
- Что как мог?! – ответила она в том де тоне. Мирного разговора не получалось. Они почти орали друг на друга. Приятная дружеская атмосфера растаяла как дым. - Взял бы и пришёл! Я что на Северном Полюсе? Ты знаешь, где я… Нил знает… - она фыркнула и занялась вторым кексом. Это точно было важнее, чем оправдывать «бывшего». Альфи с сомнением посмотрел на неё.
- Эва, ты хоть телевизор смотрела?
- Смотрела. Пару раз за месяц. Я и раньше его не смотрела, а сейчас мне некогда, - лицо его изменилось. Было видно, что он хотел что-то сказать, но передумал и Эву это несказанно порадовало. Она бы вообще прекратила этот разговор, потому что ещё не была готова обсуждать это так просто, как он говорил. Она не была холодна. Она всё ещё не отошла от всего этого. Её всё ещё было больно от одного упоминания его имени.
- И ты решила повторить судьбу своей матери. Ты решила оставить ребёнка без отца, - на удивление спокойно сказал Альфи.
- У меня был отец. И он есть. И он замечательный!
- Да. Приходящий отец… легко быть замечательным, когда видишь своего ребёнка в лучшем случае раз в две недели. Очень легко, - беззастенчиво уколол он её и принялся непринуждённо жевать свой кекс.
- Альфи… - одёрнула его она, но было видно, что эти слова глубоко задели её. Очень глубоко.
- Эви, ну, пожалуйста, – умоляюще произнёс он. - Прости за эти слова, но я просто не хочу, чтобы с тобой тоже была такая же история! Я не хочу, чтобы твой малыш страдал, как страдала ты. И не говори, что у тебя всё было прекрасно! Я же знаю…
- Я и не собиралась оставить своего малыша без отца… - глухо сказала она.
- Значит, у тебя голова есть на плечах, а то я было подумал… - он даже облегчённо выдохнул, а потом подозрительно посмотрел на неё. - Подожди-ка... Ты о чём?
- О том, что у моего ребёнка будет отец, - спокойно повторила Эва.
- Нет! Эва, нет! Ты об этом? О нём? – он обвёл взглядом кухню, имея ввиду её хозяина. Эва пожала плечами.
- Может быть… - неопределённо отозвалась она
- Не разбивай мне сердце. Говори уже! Всё рассказывай!
- Нечего тут рассказывать. Даниэлл предложил мне выйти за него замуж.
- И ты… - он прекратил жевать в ожидании её ответа.
- Думаю… - она встала и налила себе ещё чая.
- Что тут думать?! Эва что тут думать? – всполошился он.
- Именно тут мне и надо подумать, - кивнула она. Вздохнула, потом добавила в чай ложку сахара. Нужно было подсластить пилюлю горечи, что принёс с собой Альфи. Он заставлял её переживать всё заново и никак не унимался.
- Эва, да ты сама говорила, что он тебя раздражает. Как ты собираешься жить с ним?
- Альфи, я же тебе говорю, что я думаю, устало проговорила она.
- Эва… ты не можешь… Ян... он же… - в голосе его звучало сожаление. Он что-то не договаривал, но она не хотела задавать ему вопросов. Не хотела обсуждать это. Не хотела снова чувствовать себя ненужной, как это было. Даже её любопытство отступало под натиском отрицательных эмоций, которые ей довелось пережить.
- Пожалуйста, Альфи… мне и так тяжело. Если я улыбаюсь, это не значит, что на душе у меня светло, тепло и весело… Я стараюсь, но мне нелегко, Альфи, - просила она и Альфи понимал. Понимал её как никто другой, поэтому и молчал. Молчал о состоянии Яна. Молчал про это происшествие. Он молчал, ведь ей нельзя волноваться.
- Я понимаю, Эви. Понимаю… Но я прошу тебя не торопись, - попросил он.
- Я и не тороплюсь. Я и сама немного шокирована этим…
- Он никогда… - он легонько пожал плечами, подбирая слова. Запал его прошёл, осталась только задумчивость во взгляде, - никогда он не сможет заменить тебе Яна.
- Я не пытаюсь заменить Яна им.
- Это невозможно. А знаешь почему? – он хитро взглянул ей в глаза.
- Почему? – спросила она. Почему-то стало жутко интересно, что он ей скажет. И он сказал.
- Потому что ты никогда не сможешь разгадать его, - довольно и с улыбочкой произнёс он. - Никогда, Эва! – покачал головой. - Даниэлл… он понятен… он прост. Но Яна ты не сможешь понять и за всю жизнь. Именно это тебя и привлекает. Ну, кроме всего прочего, конечно, – загадочно и многозначительно добавил он, - … именно это и держит тебя сейчас. И впредь будет держать.
Она не ответила. Несколько секунд молчала, но за эти мгновения словно вся их совместная жизнь промчалась перед глазами. Пробежала кадр за кадром.
- Альфи, - с угрозой в голосе начала она, - только посмей кому-нибудь сказать об этом! Только посмей! – было понятно, что под «кем-то» она имеет в виду конкретного человека, а «это» означал её прекрасное состояние души и тела, именуемое беременностью. – Иначе ты мне больше не друг!
- Я ничего никому не скажу, - твёрдо пообещал он.
- Точно? Я ни капли не шучу, Альфи!
- Я тоже не шучу, Эви! Я ничего и никому не скажу. Даже рта не открою, обещаю, - заверил он.
- Ну, вот и хорошо. А теперь расскажи мне, с каких пор ты перестал тонировать волосы?
- Ах, это… - он махнул рукой знакомым жестом.
10.07.2011 21:52» Глава 35
Глава 35
Забавно… Очень забавно…
Он и впрямь веселился. Можно сказать, развлекался от души. Хоть какая-то положительная эмоция среди больничных стен, примелькавшегося персонала и непереносимого запаха медикаментов. Пусть и в таком неприглядном виде.
Хотя… Почему неприглядном?
Довольно выдающиеся прелести, спрятанные под тонким халатиком, он уже успел оценить. И не раз. Да и как тут не оценить?
Он и не помнил, который раз за день видит эту особу. А уж который раз за неделю… Примелькалась так, что тошно. Хотя с успехом добилась желаемого – вызвала интерес. В этот раз он, можно сказать, уже с нетерпением ждал её визита. Так хотелось посмотреть, что она придумает на этот раз.
Сегодня ничего нового его не ждало.
А жаль…
Температура… Давление… Витамины…
Вышеупомянутые «параметры» организма ему теперь меряли чаще, чем когда он лежал в реанимации. И Ян уже всерьёз опасался, что от обилия витаминов у него будет анафилактический шок.
Ах, да… И цветы… Вдобавок ко всему она поливала цветы, которые по его подсчётам должны были сгнить от перелива ещё два дня назад.
Её и без того нескромный халатик и особой длинной тоже не отличался. Хороша же спецодежда нынешних медсестёр. Как раз для поднятия духа больных пессимистичных и апатичных пациентов. Наверное, так было задумано изначально.
Стройные длинные ножки…
Ну, а то, что выше легко можно было дорисовать. Вполне реальный и самый популярный образ профи порноиндустрии со всеми потенциальными способностями. «Вылечит» и мёртвого.
Он следил за ней ленивым взглядом уже несколько минут. Смотрел не отрываясь. А она реагировала, проявляя себя в едва заметных деланных жестах. Это было очень заметно. Во всяком случае, ему… Чистейшей воды позёрство. Он усмехнулся про себя и громко вздохнул. Она даже замерла на секунду, услышав его тягостный вздох. Прекратила мучить несчастные цветы и бросила взгляд в его сторону. Он ухмыльнулся, но что должна была означать это ухмылка, она не поняла.
Ян не прекратил сверлить её синими глазами, даже когда она отвернулась. Она это знала и выдавала себя каждым малейшим жестом. Невозможно не заметить, как внимательно он её рассматривает, а потому девушка неуловимо изменилась. Он продолжал пялиться на неё, но она, кажется, и не смутилась. На лице её была сладчайшая приторная смесь предвкушения и восторга. Её проникновенно-беспокойный голос выдавал многообещающие интонации. А язык жестов был очень выразителен.
Одним словом, наступило адажио «больничной симфонии»…
- Халат снимай, - спокойно и ровно сказал он, чуть протянув первое слово и сделав на нём ударение. Его восходящая интонация получилась очень чувственной. Медсестра встрепенулась. Свою партию Ян только начал, слегка сочувствуя её «непониманию», но, не намереваясь останавливаться на достигнутом.
- Что простите? – она окончательно оставила цветы в покое, и улыбнулась, но это вышло слегка неестественно. Чего ждать от него в следующий момент, она не знала. Выражение лица совсем не соответствовало многозначительности тона и недвусмысленности коротенькой фразочки.
- Халат снимай, - громче и тщательнее повторил он, но лицо его выражало полнейшую скуку. Медсестра замерла в нерешительности, и было совершенно непонятно, готова ли она скинуть перед ним халат или возмутиться в праведном гневе.
- Нет? – мягко спросил Ян. – У меня прострелена грудь и болит плечо… А всё остальное в полном порядке… Абсолютно… - с удовольствием он наблюдал как лицо её вытянулось. Странно, но она залилась краской.
- Я… - она заикнулась и не договорила. Запнулась и замолчала, и Ян сомневался, есть ли в её голове вообще какие-нибудь мысли, потому как одна единственная и не такая уж новая сбежала под его язвительным натиском.
– Не-е-т… - подтвердил свою догадку. - Ну, тогда сними эту улыбку с лица и проваливай отсюда, - резанул он, закончив «музицировать». На этот раз она не стала ждать, что он повторит, а вылетела из палаты, в дверях столкнувшись с Селестой.
- Так-так, мистер Грант… Где-то я уже это видела, - хитро улыбнулась Селеста. – И чем это Вы тут занимаетесь? – она поставила сумочку на стол и огляделась. Даже вздохнула, но её вздох был лёгкий и какой-то мечтательный.
- Развлекаюсь, - сказал Ян и отбросил журнал, который пытался почитать вот уже который час. Даже такого небольшого удовольствия, как спокойствие и одиночество с бумажным носителем информации в руках он был лишён. Постоянно всем что-то от него было нужно. Доктора… назойливые медсёстры и посетители, которых он совсем не хотел видеть. К какой категории отнести Селесту он пока не решил. Оперевшись на здоровую руку, Ян приподнялся и сел на край кровати, свесив ноги. Селеста поддёрнула простынь, подцепила полы больничного халата и присела рядом с ним.
- Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась она и заботливо оглядела. Осталось только воротничок на рубашке поправить, как делала ему в детстве мама. Если бы на нём была рубашка…
- Отлично, - признался Ян. – Хожу. Гуляю. Могу дойти до кабинета Джеферсона и сказать всё, что я о нём думаю.
- Бедный Джеферсон, - посетовала Сел.
Она искренне сочувствовала Джеферсону, потому что Ян не был самым спокойным и послушным пациентом. К нему вернулись его обычное настроение и привычная язвительность, а это значило, что он практически здоров. Та апатия, и пустота в глазах, что поначалу так пугали её, исчезли. Лицо пока хранило бледность и следы перенесённой операции. Но это всё поправимо отдыхом и излечимо временем. Судить о моральном состоянии она не могла, хотя на языке так и вертелись вопросы. Однако нетрудно догадаться, что ничего хорошего он не испытывает. А она поражалась ещё больше, как ему удаётся владеть собой, при этом всецело понимая, что творится у него в душе.
Сейчас она понимала это прекрасно, так как смогла в этом убедиться. Того красочного «выступления» было вполне достаточно, хотя о причинах она узнала позже. Гораздо позже, когда пол в его кабинете был совершенно чистый, а на стене не осталось ни одной капельки чёрного кофе, и раны на ладони почти зажили. Точнее сказать, не узнала, а догадалась, потому что открыто Ян ничего не сказал. Они расстались, и в этом Селеста нашла единственно правильное объяснение его истерики. Но на тот момент никаких «правильных» объяснений причине их расставания она дать так и не смогла. Эва нагрубила ей, будучи совершенно убитой, и крайне не расположенной к разговору и какому-либо общению. Но Селеста и не винила её в этом. Ясно было, что она «пострадавшая» сторона. Но и Ян не был доволен жизнью, несмотря на то, что разрыв произошёл по его инициативе.
Наверное можно считать, что после того случая, Ян стал ей роднее. Почему-то было именно такое ощущение. Будто она узнала его ещё ближе. Будто он доверил ей что-то сокровенное, обнажив своё нутро. И Селеста не хотела бы потерять эту хрупкую близость. И не смогла бы она работать с ним так долго и терпеливо, если бы не относилась к нему по-особенному. Совсем по-другому, чем ко всем мужчинам. Для неё он стоял особняком. Что-то в нём было родственное и гармоничное её впечатлительной натуре. Так парадоксально и неестественно найти в жёстком цинике родственную душу; привыкнуть к его сарказму и иногда позволять язвить ему в ответ, вызывая его задорный смех, что поразительно вдвойне.
Она навещала его каждый день, независимо от того, хотел он её видеть или нет. Было время, когда он запретил пускать к себе посетителей. Однако после недолгих увещеваний Джеферсона она продолжила свои беспрепятственные визиты. Ян рвал и метал и они вместе с бедным доктором много чего о себе услышали. А потом он успокоился; стал относиться к ней как к мебели. И её это абсолютно устраивало. Она приезжала в клинику, независимо от того, как поздно заканчивала работать. Селеста не навещала среди ночи Лисандро, чтобы не тревожить, но Яна она тревожила; доставала вниманием и старательно следила за его поправкой. Он вздыхал, раздражённо отвечал на её нудные, бесконечные и одни и те же вопросы изо дня в день. Иногда молчал, а она плела ему всякую чушь о работе.
Ему это было нужно. Но он не признавался в этом и, что наиболее вероятно, не признается в этом никогда. Но ему это было необходимо. Как в те дни до покушения ему было необходимо работать и отвлекаться, а она помогала ему в этом. В чём, в свою очередь, никогда не признается она. Селеста мастерски строила график, чтобы у Яна не было возможности продохнуть; чтобы совсем не оставалось времени на собственные мысли.
И каждый день ждала взрыва.
Потому что обстановка напоминала штиль.
И вот-вот должны были накатить цунами.
- Журналисты настаивают не пресс-конференции, - начала она разговор и сразу была причислена к категории нежелательных посетителей.
- Нет, - категорично сказал он уже не в первый раз.
- Ян… - попыталась она его уговорить.
- Нет! И это не обсуждается. Селеста, у меня целый отдел «погремушек»! Пусть работают! Дадут эту пресс-конференцию и ответят на вопросы. Я, между прочим, только в себя пришёл. И к тому же, много мы сказать не можем. Нам это просто не позволят федералы. А то, что мы вправе выдать, вполне прокомментирует пресс-секретарь. И ты это прекрасно понимаешь. А я не хочу стоять перед камерами полуживой. Обязательно будут провокации, какие может исключить моё отсутствие.
- Я понимаю, - смирилась Сел. Другого она и не ожидала. – Я передам. В конце концов, нам нужно только твоё распоряжение, а остальное нас волновать не должно.
- Я тебе об этом и говорю.
- Где часы? – спросила Селеста, указав взглядом на стену, где ранее висел упомянутый предмет.
- Сломались.
- Как сломались?
- Вот так. Взяли и сломались, - просто ответил он.
Вдвоём они в задумчивости упёрли взгляд в то место, где раньше висели пресловутые и надоедливые часы.
- Сел, мне это надоело, - внезапно сказал Ян и Селеста удивилась. Не то, что именно он сказал, её поразило, хотя об истинном значении можно судить с трудом, но то, что назвал он её уменьшительным именем, чего не делал ни разу за всё время их знакомства. При любых обстоятельствах для него она всегда была только «Селеста».
- Что именно? – уточнила она, не отрывая взгляда от стены.
- У тебя в глазах стоит по пять вопросительных знаков, - указательным пальцем он нарисовал в воздухе соответствующий знак препинания. – Если ты хочешь что-то спросить - спроси, - он тоже не смотрел на неё. Гвоздик, на котором ранее висели часы, заворожил обоих.
- А ты ответишь?
- Может быть, - он даже улыбнулся.
Она помолчала. Поболтала ногами, чуть подавшись вперёд, вцепившись руками в край больничной койки.
- Как ты? – столь безобидный вопрос заключал в себе очень много. Оба это понимали, и Ян не торопился с ответом. Видимо «может быть» переползло за нулевую отметку и приобрело отрицательное значение и ответа она не дождётся.
- Могло быть и лучше, но, в общем, нормально, - наконец выдал он после минутной задержки расплывчатый и неопределённый ответ. Но только Селеста могла из этих нескольких слов вычленить истинный смысл.
- Всё будет хорошо, - почти жизнерадостно произнесла она.
- Возможно… - поддержал он её.
- Не будь пессимистом, - упрекнула она, хотя тон его не был унывающим.
- Я не пессимист, я – реалист, - спокойно возразил он и посмотрел на неё.
Они сидели рядышком и совсем близко. Ян повернулся и посмотрел ей в глаза, а она уже привыкшая к его взгляду, всё равно немного смутилась. Почувствовала, что совершает непозволительную глупость, пытаясь залезть к нему в душу, хотя он и не высказывал протеста по этому поводу. После некоторых раздумий она продолжила, но неуверенно:
- Я была у неё, - она замолчала, а он не попросил продолжить. Но Селеста чувствовала, как он напрягся. – Она не захотела разговаривать со мной. Но это было до покушения. Сейчас я не знаю, где она, - он просто кивнул, подтверждая, что понял её.
- Я тоже был. Мы не разговаривали. Но я знаю, где она, - теперь Селеста кивнула в ответ на его отрывистые фразы. Кивнула и не смогла подавить слегка обречённый выдох. Она ещё многое хотела сказать ему сейчас, но не стала. Этого не стоило делать. Она здраво предполагала, что он не воспримет её слова правильно. Может быть, потом у неё будет время и возможность для подобного разговора. Но сейчас она не стала начинать его.
- Она не устоит. Ты же неотразим, - ухмыльнулась Селеста и легонько пихнула его плечом, чем вызвала у него слабый смех. Приятный и спокойный.
- Не отвешивай мне комплименты, Селеста. Тем более, сейчас я не в самой неотразимой форме, - он провёл рукой по подбородку и поскрёб отросшую щетину. - А то Лисандро не станет ждать второго покушения и сам застрелится от ревности. Или меня застрелит…
- Ну, ты же не выдашь меня? – с наигранной надеждой спросила она и мягко засмеялась.
- Ни за что на свете, - клятвенно пообещал он с видимой серьёзностью. Она наигранно облегчённо выдохнула и поднялась.
- Ну, тогда я пошла. Не будем допускать жертв мужской и неоправданной ревности.
- Давай... Иди… - кивнул он, и Селеста покинула палату.
Эва уставилась в телевизор. На экране мелькали какие-то образы. Видимо был уже финал, так как пронзительная музыка свидетельствовала об апогее всех событий. Пронзительная музыка… пронзительные сцены… пронзительные слёзы на глазах. Как раз для её расчувствовавшейся натуры. Судя по тем десяти минутам, в течение которых она наблюдала за героиней, речь шла о спортсменке-гимнастке, которая преодолев все перипетии и препятствия, подошла к пьедесталу и заняла там почётное первое место.
А вот и долгожданные слёзы…
И Эве тоже захотелось всплакнуть…
Просто так… Просто пустить слезу… Она так и просилась, глядя на счастье и триумф женщины. Эва понимала, что вероятнее всего это очередной и далеко не последний гормональный приступ, но ничего не могла с собой поделать. Настроение поменялось. Напала полнейшая апатия сродни депрессии. Чувство абсолютной безнадёжности загрызло и всё то, что минуту назад доставляло удовольствие, стало противным, и показалось абсолютно бессмысленным. Даже собственная жизнь стала бессмысленной. Она подумала о своём месте в этом мире, о предназначении, но ничего путного не смогла придумать. Не смогла уговорить взять себя в руки. Так хотелось порыдать, а потом успокоится, чтобы всё снова стало легко и уютно. Но не могла. Слёзы стояли в глазах, просились, но выхода им не было. Как не было никого рядом, кому бы она могла пожаловаться на своё состояние и сказать, что потерялась в этой жизни. Это ужасное чувство никак не проходило. Весь мир показался идиотским, а она вечная мученица бесконечной тошнотой и рвотой, приступами усталости и сонливости. Дошло до того, что она начала искать ответ, зачем она вообще появилась на этом свете, на котором, видимо, ей нет места.
Она старательно смотрела фильм в ожидании ещё более душещипательных моментов и когда, наконец, эта сцена наступила слёзы полились сплошным потоком. Они текли по щекам, не останавливаясь и Эва даже решила найти носовой платочек, а не размазывать их ладошками. Она нашарила платочек и теперь принялась размазывать слёзы непременно им. Нос у неё покраснел, а веки припухли, но она почувствовала себя легче и намного счастливее.
«Наверное, это был хороший фильм», - подумала она и выключила телевизор.
Отбросив пульт, она поднялась с дивана и с чувством выполненного долга направилась в ванную умываться. Заплаканное и покрасневшее лицо – это не такая уж большая жертва ради собственного спокойствия и благополучия. Эва открыла кран с холодной водой, но умываться не спешила. Заколола волосы и подождала, пока вода совсем не станет ледяной, потом ополоснула лицо, задержав холодные ладошки на щеках и глазах. После невыносимой ледяной воды мягкое тёплое полотенце показалось райским наслаждением. Она достала косметичку и уселась перед зеркалом на мягком пуфике.
- Ну, а теперь, малыш, мы пойдём погуляем и мама покажет тебе кучу красивых и замечательных мест, - пробормотала она роясь в поисках туши, пудры и всего того, чем собиралась воспользоваться, дабы привести себя в надлежащий вид. И совсем не собиралась она ходить как пугало…
И они гуляли…
Много и долго…
Эва поймала сама себя на том, что всё чаще у неё проскальзывает «мы». Это коротенькое слово сейчас значило для неё так много. Оно согревало, и не давало упасть в пропасть отчаяния и боязни. Становилось не так одиноко, когда она объединяла себя с малышом. Она начала задумываться о поле ребёнка. Хотя, в сущности, ей было совершенно всё равно, кто родится - мальчик или девочка.
Альфи уехал, проведя с ней не так много времени, как хотелось бы. Несмотря на то, что он достал её своими нравоучениями, общение с ним влияло на неё очень благотворно. Она была спокойна, а он выслушивал её бредни и страхи, и поддерживал. Эва готова была поспорить и даже была абсолютно уверена, что многое из того, что он говорил, было полным бредом, и на самом деле он вряд ли имел представление о беременности женщин. Но говорил он так убедительно, что она ему верила, а волнения стихали сами собой.
Но всё-таки чего-то не хватало.
Она могла точно сказать чего именно. Вернее кого…
Её частые перепады настроения влияли и на отношение к отцу ребёнка. Про себя она называла его не иначе, как просто «отец ребёнка». Это ей было произнести легче, чем даже его имя. Так он был для неё дальше, представляясь не более чем аморфным бывшим любовником.
Но чувства её менялись вместе с гормональными перепадами. Тоска сменялась ненавистью; злость переходила в жалость к себе, а жалость снова в тоску.
Тоску по нему…
Она была словно белка в колесе, в круговороте собственных эмоций.
Эва прошлась по каменному мосту и остановилась на середине, повернувшись к парапету. Закинув сумку на плечо, она подошла ближе к бордюру и прикоснулась к серому камню, испещрённому мелкими и большими трещинками. Посмотрела на тёмную воду. Дна совершенно не просвечивалось. Даже цвет воды был «осенний» - тёмный и зеленоватый. На поверхности водной глади плавали опавшие листья. Разные. Красные и жёлтые, оранжевые; палево-коричневые и коричнево-серые; яркие и тусклые. Эва отвлеклась от созерцания разноцветных пятен, плавно покачивающихся на воде, и отряхнула пальцы от пыли.
Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 30 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |