Дорогие читательницы и читатели! 31 страница

Я — королева Англии?

Эта мысль мне понравилась.

Эпилог

Девятнадцатый день декабря 1154 года

Лондон, Вестминстерское аббатство

Так холодно! Я изо всех сил сжимаю зубы и стараюсь не вспоминать о первых впечатлениях от этого города, который будет теперь моим домом по меньшей мере несколько месяцев каждого года. Вдоль улиц навалены сугробы грязного снега, то здесь, то там — пятна гололеда, готовые стать ловушкой для того, кто зазевается, повсюду — густой слой отбросов и навоза, а Темза вся покрыта льдом. И как бы ни хотелось мне оказаться сейчас в Аквитании, я должна быть именно здесь, коль на этом настаивает Анри. Уж это я понимала.

Высокие своды собора над головой давят на меня, воздух режет ноздри, словно острый охотничий нож, несмотря на то, что какая-то добрая душа позаботилась поставить рядом со мною жаровню. Легкие содрогаются всякий раз, как я вдыхаю воздух, хотя моя талия и обернута двумя теплыми нижними юбками. А выдох вылетает из ноздрей облачком белого тумана, Как и у всех английских баронов, коим хватило ума явиться сегодня сюда. А те лорды, что предпочли отсутствовать под предлогом нездоровья или дурной погоды… что ж, я не завидую им, когда они встретятся для беседы со своим новым государем. Это все равно что оказаться на острие меча.

Анри Плантагенет явился сюда потребовать того, что принадлежит ему по праву. И вместе с ним явилась я.

Ног я почти не чувствовала. Пальцы на руках покраснели и опухли от холода, я спрятала их под мантию, сжав в кулаки.

Приходится дорого расплачиваться за то, что я приехала сюда. Нестерпимо болят обмороженные места на лице, руках и ногах. И все же ничто — да, ничто! — не сможет омрачить мне нынешний день.

Слева от меня в тени громадной колонны стоит Аэлита. Кажется, сделавшись вдовой, она решила не расставаться со мной ни за что, даже в Англию приехала. Ну, об этом я не жалею. Мне приятно ее общество, когда Анри то и дело чем-нибудь занят. Она поддерживает меня без слов, одним взглядом — так повелось с тех пор, как мы вместе с нею ждали прибытия в Бордо Людовика Капетинга, который сватался ко мне. Тут мое внимание привлекает сын, которому сейчас год и три месяца. Агнесса держит его, а он брыкается и хнычет. Я чувствую, что сейчас он разбушуется. Он еще слишком мал для таких церемоний, однако я решила, что он должен быть здесь. Может, он ничего этого и не запомнит, но я потом стану ему рассказывать, как на его глазах отца и мать короновали королем и королевой Англии. И тут он перестал хныкать: юный Жоффруа протянул руку и отвлек моего сына, заговорщицки улыбнувшись и, по-видимому, пообещав ему какую-то новую проказу. Жоффруа — славный мальчик.

Торжественным шагом выходит вперед Теобальд, архиепископ Кентерберийский. Его широкое лицо лучится удовольствием: он добился для Англии того, что хотел. Я украдкой бросаю взгляд на Анри. Все, что я вижу на его лице, — горячее нетерпение поскорее завершить эту церемонию, однако это нетерпение он сегодня обуздывает твердой рукой. Анри прекрасно понимает, как важно все происходящее и какое впечатление он должен произвести на подданных.

Позади остался месяц с лишним тягостного ожидания в Барфлере, месяц морских штормов, ураганных ветров и вздымавшихся горами волн, из-за которых мы вынуждены были сидеть смирно, как пригнанные на рынок овечки. Потом Анри уже не мог больше вынести ожидания. Он ведь был не овечкой, а хищником — беспокойным, словно лев в клетке, какого я видела когда-то в Византии. Я слегка улыбнулась этим воспоминаниям.

— Мы уже целый месяц торчим здесь! — почти кричал Анри, укоризненно тыча пальцем в пространство.

— Это всем нам известно, — спокойно заметила я ему, хотя его гнев и отчаяние выводили из равновесия и меня.

— И совсем рядом — я туда доплюнуть могу! — Анри снова ткнул пальцем куда-то вперед. — Там Англия, у которой уже шесть недель нет короля. Кто знает, какие козни там затеваются, пока чертовы бури одна за другой держат меня здесь прикованным!

— С этим вы ничего не можете поделать. И там все знают, что вы приедете, как только сможете.

Анри отшвырнул книгу, которая на целых пять минут завладела его вниманием.

— Я рискну. Завтра я отплываю, что бы там ни было.

И пошел к двери, на ходу выкрикивая распоряжения.

Этого я в общем-то ожидала, и все равно сердце у меня екнуло, страх затопил душу.

— Анри! Не надо! Вспомните «Белый корабль», — крикнула я ему вслед.

Я говорила об ужасной трагедии, в результате которой прервалась бесценная жизнь. При кораблекрушении Генрих Первый потерял своего единственного сына, и страна оказалась ввергнута в кровавую пучину гражданской войны, ибо ее бароны не пожелали подчиниться женщине, Матильде, матери Анри. Неужто и я отдам его морю, потеряю, как потерял Генрих Первый свет очей своих? Допустить, чтобы Анри погиб в пучине морской — нет, этого я не вынесу.

— Плевать я хотел на «Белый корабль»! — крикнул он мне в ответ.

Но у самой двери резко повернулся на каблуках и снова подошел ко мне. Ласково взял за локти и поднял из кресла перед камином, в котором я так уютно устроилась. Шитье упало на пол, Анри рассеянно наступил на него сапогом.

— Я отправляюсь завтра, вы не заставите меня передумать. Но вы со мной не поедете. Пока еще не время. Это слишком опасно.

Он с сомнением окинул глазами мою фигуру.

Не поехать с ним? Ну, нет! Этого я не допущу. Не для того я приехала на побережье, чтобы теперь остаться в одиночестве. Не для того выносила все эти недели нетерпение и приступы гнева Анри, вышивая тем временем алтарный покров (меня не волновало, закончу ли я эту вышивку), чтобы теперь меня тихонько отправили домой — в Руан, в Анже, пусть даже в Пуатье. Да, меня пугали бури, вздымавшиеся стенами морские волны, но ничто не помешает мне отплыть вместе с ним.

— Я не желаю, чтобы вы оставляли меня, Анри.

— Элеонора…

— Если вы отправляетесь в Англию, то и я вместе с вами.

Агнесса и Аэлита, два наших критически настроенных слушателя, обменялись понимающими взглядами — вероятно, они прикидывали, чем закончится этот спор. Анри заметил обмен взглядами и отреагировал так, как и следовало ждать от мужчины.

— Вон! — приказал он им.

Они подчинились.

— Ради Бога, Элеонора! — воскликнул он, как только дверь снова закрылась. — Вы же не в том состоянии, чтобы путешествовать.

— Вы сами пригласили меня сопровождать вас.

— Но это было до того, как мы застряли здесь. Вы посмотрите на себя. Вы стали полной и круглой, как яйцо! — Я не успела даже открыть рот, чтобы опровергнуть нарисованную им картину, вовсе мне не льстившую. — Вы ведь не будете слишком неуступчивой, а?

Я вскинула голову. Я как раз собралась быть очень неуступчивой.

— Я еду с вами вместе, Анри, даже если мне придется родить на этом чертовом корабле.

На Анри это не произвело впечатления.

— Послушайте меня, Элеонора. Никуда вы не поедете.

— Тогда я сама найму корабль, раз нет другого выхода! Поплыву одна!

Дай Бог, чтобы не дошло до этого.

— А я запру вас в этой жалкой крепости, если другим путем не смогу отговорить от опасного путешествия.

— Покажите мне тюрьму, двери которой нельзя было бы отпереть пригоршней золота!

— Элеонора! Ради Бога!

— Не смейте кричать на меня!

— Я и не думал кричать!

— А я не позволю вам оставить меня здесь!

Весы спора заколебались. Я сжала кулак и ударила Анри по плечу, не так уж слабо.

— Господи, помоги мне!

Вот теперь он орал по-настоящему. Должно быть, Агнессе и Аэлите (несомненно, подслушивавшим за дверью) было отлично все слышно.

— Думаю, Он вам поможет. Но я помогу еще больше. Я же нужна вам, Анри, — не отступала я ни на пядь.

— Так ли мне нужна взбалмошная и своенравная женщина, которая не желает подчиняться приказу даже ради спасения своей жизни?

— Нужна. Если вы отправляетесь в Англию, Анри, то и я вместе с вами, так или иначе. Все очень просто.

Я почувствовала тот миг, когда чаша весов стала клониться в мою сторону.

— Ха! Вы испытываете мое терпение, герцогиня Элеонора.

Я снова вскинула голову и с легкой улыбкой на устах молча ждала, что он решит.

— Вы женщина упрямая и капризная. Наверное, мне не следует удивляться. — Напряжение спало, на губах Анри обозначился намек на улыбку, пальцы его перестали сжимать мои локти. — Коль уж Людовику хватило глупости взять вас с собой в крестовый поход, то я, вероятно, просто обязан пригласить вас в короткое путешествие до Англии.

— Тем более что вы отнюдь не глупы.

— Да, не глуп. Бог тому свидетель. Я понимаю, что вы мне очень нужны. Нам, любовь моя, надо устроить настоящее представление. И мы сыграем его на славу.

Да, он не страдал сентиментальностью. С тем он вышел — готовить отъезд и подгонять всех. А вышивка была безнадежно порвана.

Так я пережила участие в одной из дьявольских кампаний Анри: целые сутки шторм бросал нас как игрушку, я погибала от холода на борту его флагманского корабля «Эснекка» («Морской змей») — боевой галеры, такой же угрожающе хищной, как сам Анри. Ни о каком уюте и речи не шло. А потом мы заночевали в кишевшем блохами и всевозможными другими насекомыми старом саксонском дворце на южном берегу Темзы, в забытом Богом местечке под названием Бермондси[97]. Столь сомнительное жилище — и сразу после того, как мы побывали в Королевской сокровищнице в Винчестере, где бароны принесли нам присягу на верность. Они все дрожали, будто камыш на сильном ветру, не сводя изумленных глаз со своего нового короля, который совершил чудо — пересек в такое время пролив Ла-Манш, будто ангел мщения, посланный самим Богом, дабы судить грехи этой измученной, разоренной войною страны. Но все они были настороже. Не было среди них ни единого, кто не слыхал бы, что произошло в Лиможе.

Ни одна рука не поднялась, ни один голос не прозвучал, чтобы выразить какое бы то ни было несогласие.

— Я отсеку руку всякому, кто посмеет обнажить меч в моем присутствии, — рявкнул Анри при первой же возможности.

Вероятно, они были такими покорными еще и потому, что слышали, как он поступил при первом посещении Вестминстерского дворца, где поначалу хотел устроить нашу резиденцию. Дворец, разграбленный дочиста сторонниками Стефана, невозможно описать словами.

Но Анри не растерялся.

— Боже правый! Они что, живут, как свиньи на скотном дворе?

И это сказал человек, который во время военных походов, не задумываясь, заворачивался в плащ и ложился спать на полу вместе с простыми воинами. Который мог целый день ходить не причесавшись, если ему об этом не напоминали.

— Что, никому в голову не пришло подготовить дворец к нашему прибытию? Мне нужно поесть, нужно, чтобы моей супруге было тепло. Ну, живо! Чтобы и часу не прошло! Кто отвечает за этот ублюдочный дворец? Я выпушу ему кишки и брошу воронам, пусть клюют…

Да, мы не услышали ни единого голоса, который осмелился бы хоть что-то ему возразить.

И вот мы здесь, за шесть дней до праздника Рождества.

Давно сброшены грязные дорожные одежды, мы облачены в наряды из шелка, атласа и прозрачного газа. Подол и рукава украшены обильным шитьем, а верх сплошь покрыт горностаевым мехом. У меня на плечах, под плащом, покоится византийское ожерелье Мелюзины. От кого бы она ни происходила, я думаю, этот торжественный миг ей бы пришелся по вкусу, несмотря на унылую обстановку, отнюдь не добавлявшую огня ее великолепным опалам. Сегодня они выглядят серыми и тусклыми, унылыми и безответными, когда я касаюсь их рукой. Я дрожу от холода. Слава Богу, хоть догадалась взять с собой эти нижние юбки. Я плотнее заворачиваюсь в мантию, скрывая то, что нахожусь уже на последнем месяце беременности и готовлюсь вот-вот родить Анри еще одного ребенка.

Архиепископ Теобальд совершает помазание короля Генриха[98] священным миром. Затем меня. Миро стекает у меня по волосам и коже неприятными холодными жирными каплями, а новые вассалы Анри стоят и с любопытством смотрят, сжав пальцами перевязи мечей, а выражение лиц и не рассмотришь за густыми бородами. Прямо задворки цивилизации, еще хуже Парижа. Эти англо-норманны грубы и невоспитанны, как франки: ни остроумия, ни обаяния, ни романтики, да и одеты по старинке. Нет у них пристрастия к трубадурам — хотя, если говорить до конца честно, двадцать лет войны и опустошений из кого угодно выбьют романтику.

Все это время Бог и его ангелы почивали, так здесь говорят.

— Какое счастье нам привалило, — шепчет Анри мне на ухо. — Я трудился, воевал ради этой минуты, но только рука Всевышнего может привести к успешному завершению дела.

— Жизнь недорого ценится, — отвечаю я.

Ведь я его едва не потеряла. Да и сюда мы попали только благодаря смерти. Одни смерти были в далеком прошлом, другая — совсем недавняя, однако без цепочки этих смертей Анри ни за что не добился бы своей цели. Принц Вильям утонул при крушении «Белого корабля» много лет назад. Евстахий подавился поданными ему угрями. А теперь нет и Стефана, всего через год после подписания Винчестерского мира.

— Мы будем жить вечно, — усмехнулся Анри. — Ну, хотя бы до тех пор, пока вы не родите мне целый выводок сыновей, которые смогут продолжить мое дело.

Он погладил мою руку, потом живот.

Теобальд подносит корону Англии. Ее изготовили по заказу Завоевателя как подобие императорской короны Карла Великого. Тяжелая, изукрашенная самоцветами, она пришлась Анри как раз впору. От прадеда правнуку. Анри спокоен, ни один мускул не дрогнул на лице. Похоже, он затаил дыхание, и ни один волосок не выбился наружу, ни один шнурок не развязался, все застежки крепки, даже подол мантии не запылился. Длинный камзол, алый с золотом, поверх расшитых рубах — эмблема его власти. На руках вместо обычных охотничьих рукавиц — унизанные драгоценными камнями перчатки из белой замши. Сапоги начищены до блеска. Сомневаюсь, что мне удастся увидеть его таким безукоризненно одетым еще хоть раз в жизни.

На мою голову также возлагают корону — поменьше размером, с самоцветами по ободу, с выступающими широкими fleurs de lys из чистого золота. Корона, достойная королевы.

Не герцогская диадема, не венец — корона. Тяжеловата, но ничего, привыкну. Почувствовала, как Анри сжал мою руку.

— Итак, победа. Есть империя для нашего сына.

К сводам аббатства взлетает одобрительный гул голосов. Я всматриваюсь в лица. Какими видят нас они? Видят нового короля, который едва вышел из юношеского возраста? Пусть побережется тот, кто так о нем думает. Анри молод годами, но с колыбели оттачивал политические навыки. Вижу, они начинают осознавать истинную цену своего нового монарха, когда Анри приносит клятву править по заветам своего деда, Генриха Первого. Тем самым он в один миг перечеркивает несчастливые годы правления Стефана — одним росчерком пера с приложением печати, да еще своим громким резким голосом.

Мы выходим из Вестминстерского аббатства и оказываемся под тяжелым, затянутым тучами небом девятнадцатого дня декабря месяца года 1154-го. Солнце не появляется, чтобы приветствовать нас, как виделось мне в мечтах. Тучи нависают низко, тяжелые, обещающие новый снегопад.

Нам подводят лошадей, украшенных парадными уборами. А толпы, выстроившиеся вдоль нашего пути, волнуются, вытягивают головы, чтобы лучше видеть. Что скажут они? Станет ли кто-нибудь ворчать, проклинать, призывать к бунту? Нет, нет. Слышатся приветственные возгласы, они звучат все громче, гремят над толпой, пока едва не заглушают перезвон колоколов у нас над головой. Я машу рукой в ответ — и тут же улавливаю, что Анри отвлекся.

Слежу за направлением его взгляда… Он заприметил смазливую мордашку в толпе, девушка отвечает ему улыбкой.

Я вздыхаю и упираюсь туфелькой в его сапог. С силой надавливаю. Анри в мгновение ока встрепенулся и перевел взгляд на меня, недоуменно подняв бровь. Он не пытается извиняться. Думаю, никогда и не попытается. Сейчас он мой, мы связаны прочными узами, но я не питаю иллюзий.

И все же, хотя нас и окружают толпы народа, вельможи и клирики, мы с ним поворачиваемся друг к другу, там же на ступенях собора. Молчание! Взгляд, улыбка. Осознание того, что связывает нас и что сулит нам будущее. Ни одного лишнего жеста, но мне кажется, будто Анри коснулся моей щеки рукой, а может быть, даже губами.

Да, он мой.

Мы делаем шаг вперед, и на меня вновь обрушивается шквал приветствий.

— Waes hael![99] — приветствуют они нас на старинном саксонском наречии[100]. — Vivat Rex! — гремят в противовес этому англо-норманны.

И правда, Vivat Rex[101].

Анри поднимает мою руку, представляя меня народу, кланяется с очаровательной учтивостью, в которой сквозит гордость. Гордость победителя.

— И Vivat Regina[102] вместе с ним! — восклицает он охрипшим голосом.

Ему пришлось за последние дни много говорить, да и кричать тоже.

— Vivat Regina!

Я поднимаю голову и улыбаюсь своим подданным.

Иллюстрации

Здесь и далее стихи в переводе Ю. Поляковой.

Английский монах, хронист конца XII — нач. XIII вв. (Здесь и далее примеч. перев.)

Людовик VII (1119/1121–1180) — французский король (с августа 1137) из династии Капетингов. Один из предводителей Второго крестового похода (1147–1149).

Людовик VI Толстый (декабрь 1081 — август 1137) — отец Людовика VII, король Франции в 1108–1137 гг.

Аквитания, историческая область на юго-западе современной Франции, была завоевана еще Юлием Цезарем. С V века н. э. — королевство, затем полунезависимое герцогство под эгидой франкских королей. С конца VIII в. — королевство в составе империи Карла Великого, позднее снова герцогство под номинальной властью королей Франции. По размерам территории вчетверо превосходила королевский домен. Утратила самостоятельность в 1137 г. со смертью последнего герцога Гильома X, став приданым его дочери и наследницы Элеоноры при ее бракосочетании с наследником французского престола.

Гильом (Гийом, Вильгельм) Х (1099–1137) — герцог Аквитании, герцог Гаскони и граф Пуатье с 1126 г. Умер во время паломничества — вероятно, от пищевого отравления, в апреле 1137 г.

Fleur de lys (фр.) — геральдическая лилия, эмблема французских королей (букв, ирис, цветок, напоминающий верхнюю часть королевского скипетра).

Раймунд(1115–1149), граф де Пуатье, с 1136 по 1149 гг. был князем Антиохии, одного из небольших государств, созданных крестоносцами в Палестине. Погиб в бою с арабскими войсками.

Франки — одно из германских племен, завоевавших в IV–V вв. н. э. римскую Галлию, которая и получила после этого название «Франция».

Пуату — провинция во Франции со столицей г. Пуатье.

Т. е. не по титулу мужа, а самостоятельно, по праву наследования от отца.

Сюрко — верхняя одежда знатных женщин того времени: род жакета, с рукавами или без них, с большим декольте; покроем и отделкой подчеркивало стройность талии, ширину бедер и пластичность груди.

Langue d’oc (фр.) — ланг д’ок, средневековое название окситанского (провансальского) языка, на котором говорила вся южная половина нынешней Франции. В наше время этот язык, близкий к каталанскому, признан официальным в некоторых регионах Испании и Италии. Во французском Лангедоке (основной части ист. Аквитании) до сих пор примерно одна треть населения знает этот язык наряду с французским.

Langue d’oeil (фр.) — средневековое название собственно французского языка (парижского и других диалектов, распространенных в Северной Франции и на юге Бельгии). Вместе с окситанским и каталанским образует галло-романскую языковую группу.

Сюжер (Сугерий; 1081–1151) — аббат Сен-Дени с 1122 г., видный государственный деятель, дипломат, покровитель искусств.

Sotto voce (итал.) — тихим голосом, вполголоса, потихоньку.

Первоначально сенешаль управлял королевским дворцом и всем дворцовым хозяйством; одна из высших государственных должностей. В описываемые времена во Франции сенешалями стали называть губернаторов областей, выполнявших и административные, и судебные функции.

Теобальд (Тибо Великий; 1090/1093–1152) — граф Блуа, Шартра, Мо, Шатодена и Сансерра, Шампани и Труа. Внук (по матери) Вильгельма Завоевателя, герцога Нормандского и короля Англии. Старший брат короля Стефана, занимавшего английский престол в 1135–1154 гг.

Colhon (прованс.) — грубое ругательство, обозначающее мужской половой аппарат. Здесь: намек на полную тупость Людовика.

1 Лига (позднее фр. лье) — мера длины, чуть больше 4 км. До замка было около 130 км.

Вплоть до позднего средневековья в Западной Европе первая брачная ночь короля или принца проходила обычно в присутствии многочисленных свидетелей-придворных, которые впоследствии могли бы подтвердить законность рождения наследника престола.

В переводе дан канонический текст, принятый Русской православной церковью и основанный на евангельском тексте (JIk., 1:26–28; Лк.,1:42) с добавлением заключительных слов по канону римско-католической церкви.

«Но если не могут воздержаться, пусть вступают в брак; ибо лучше вступить в брак, нежели разжигаться». (1 Кор., гл. 7, ст. 9)

Управитель и начальник гарнизона замка, обычно королевского.

Опутинки — ремешки на лапах ручной ловчей птицы.

Остров на реке Сена, где в I в. до н. э. кельты основали поселение, превратившееся со временем в римский город Лютецию, а затем в Париж, столицу государства франков.

Нынешний Нотр-Дам (собор Парижской Богоматери) на острове Сите заложен в 1163 г., через 26 лет после описываемых здесь событий, а главный алтарь освящен только в 1182 г., уже после смерти Людовика VII.

В середине августа католики отмечают Успение Богородицы, которой и посвящен Нотр-Дам.

У католиков пятница — постный день.

Третья из семи молитв вдень, положенных по канону римско-католической церкви. Приходилась примерно на 9 часов утра.

Бурж — старинный город, основанный еще римлянами. В Средние века — столица провинции Берри, крупный религиозный и экономический центр.

Регент — руководитель церковного хора; в римско-католической церкви называется также кантором.

Бернар Клервоский (1090–1153) — фактический основатель ордена цистерцианцев (называемых в его честь также бернардинцами); с 1115 г. до смерти был настоятелем основанного им монастыря в Клерво, в родной Бургундии. Активно покровительствовал тамплиерам и др. духовно-рыцарским орденам, был главным вдохновителем Второго крестового похода. Провозглашен римско-католической церковью святым.

Орден цистерцианцев (от лат. названия г. Сито — Цистерциум) возник в Бургундии в 1098 г., официально признан благодаря усилиям аббата Бернара в 1118. На момент смерти Бернара в Клерво было 700 монахов и послушников, а общее число цистерцианских монастырей достигло 60. Орден обладал большим влиянием в католической церкви. Стал приходить в упадок уже к концу XII в.: резкое неприятие цистерцианцами мирской жизни, осуждение растущих городов позволили более богатым орденам оттеснить его от активной роли в делах католической церкви.

Велиал — одно из имен сатаны в Ветхом Завете.

Сахар тогда получали лишь из сахарного тростника, произрастающего в жарких странах. В Европу он попадал через Ближний Восток и стоил невероятно дорого, так что позволить себе много сахара мог разве что король, и то по торжественным случаям.

Главный конюший, или шталмейстер — один из высших придворных чинов практически во всех европейских странах. Первоначально действительно надзирал за королевскими конюшнями, позднее это стало просто почетной должностью, на которую назначали обычно представителей высшей знати.

Иннокентий II (Григорио Папарески деи Гвидони) — Римский Папа с февраля 1130 по сентябрь 1143 г. Его восшествие на папский престол вызвало раскол среди высших иерархов католической церкви; признание со стороны европейских монархов (в т. ч. и отвергавшего его поначалу Гильома Х Аквитанского) он получил лишь благодаря активной деятельности Бернара Клервоского.

Интердикт — полное или частичное запрещение проводить богослужения и отправлять иные церковные обряды. В Средние века налагалось на отдельных лиц и целые области для поддержания папской власти.

Старинный городок Витри-ан-Пертуа (на месте основанного еще римскими легионами поселения), после вхождения в состав Шампани переименованный в Витри-сюр-Марн, был захвачен войсками Людовика VII в 1142 г. В середине XVI в. городок был сожжен войсками германского императора Карла V, а вскоре король Франциск I основал поблизости новый город, существующий и поныне (Витри-ле-Франсуа).

В те далекие времена воинских званий в современном понимании не существовало. Капитаном назывался командир более или мене крупного отряда воинов, лейтенантом — его помощник.

Целестин II (Гвидо дель Кастелло) — Римский Папа с сентября 1143 по март 1144 г.

Леон — город в Аквитании (ныне маленький городок в департаменте Ланды, недалеко от берега Бискайского залива).

Т. е. чуть больше 150 см.

Генрих I (1008–1060) — король Франции с 1031 г. Приходился прадедом Людовику VII.

Неточность: король Генрих I Французский и его брат герцог Роберт I Бургундский были сыновьями короля Франции и герцога Бургундии Роберта II Благочестивого.

Высотой примерно в 6 метров.

Около 12 км.

Сборник обычного права германского племени западных франков, записанного по приказу первого короля франков Хлодвига в нач. VI в. н. э. Статья LIX «Правды» исключала женщину из наследования земельного владения, что, в свою очередь, послужило основанием для устранения женщин от престолонаследия в ряде западноевропейских государств.

Лимузен — историческая область во Франции, к юго-востоку от Пуатье. Главный город — Лимож.

Анжу — историческая область на северо-западе Франции, недалеко от устья Луары. Жоффруа (Готфрид) V Красивый (др. прозвище — Плантагенет; 1113–1151) — граф Анжу и Мэна, граф де Мортен, с 1144 г. также герцог Нормандский. Старший сын Фулька V, короля Иерусалимского. Был женат на Матильде, вдове германского императора Генриха V, дочери английского короля Генриха I. В описываемое время Матильда уже несколько лет вела борьбу за английский престол со своим двоюродным братом Стефаном де Блуа.

Что вполне объяснимо: граф Жоффруа отнял Нормандию не у французского короля, своего сюзерена, а у Стефана де Блуа, короля Англии, с которым как раз воевала Матильда, супруга Жоффруа.

Дата добавления: 2015-09-29