Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

v Серия «Вершины. Коллекция» основана в 1999 году 12 страница



— Да!., да!., конечно!

— Скоро вы узнаете их еще лучше! этот ландрат тоже при­глашен!.. Харраса бы тоже пригласили, если бы он не уехал, черт бы его побрал!

— Мы просто счастливы! Тут она сухо добавляет.

— А вот меня они не приглашают! Тяжелый вздох... и дальше...

— Возможно, пригласят также ее мать!., вы ее увидите!., это ее мать!., точнее, приемная мать!., графиня Тулф-Чеп-пе!.. они из Кенигсберга... отпрыски самой высшей знати... в отличие от Изис! та нет! никакого отношения!., думаю, она незаконнорожденная... может быть, приемная дочь или что-то в этом роде! пикантная ситуация, не так ли? сам Тулф-Чеппе, отец, был страшным ловеласом!., возможно, он и привел ее к своей жене? хорошенькая история!.. Изис зла на весь мир!., из-за своего неясного происхождения! вы сами в этом скоро убедитесь!., будьте внимательны!..

Ну вот, теперь заладила про Изис, эту приемную дочь!., а мы-то здесь при чем? обычные разборки знати! Изис опасна? ну и что?., у нее достаточно связей, чтобы нагадить кому угодно!

А настоящая наследница, если я правильно понял, это как раз и есть наша подруга Мария-Тереза, она же будущая графиня фон Лейден!., сейчас мы увидим ее жилище... это на той стороне замка... в башне со стороны равнины... на

лестнице очень темно, мы несем Бебера в сумке... проходим через весь этаж... в другое крыло... в ту башню... еще один этаж... вот мы и пришли... два больших подсвечника в стиле Людовика XV... она зажигает свечи... у этой барышни ни в чем не ощущается недостатка... весьма кокетливо обставлен­ный будуар напоминает выставку семейных портретов и ста­ринной мебели... правда, все это совсем не напоминает лав­ку старьевщика, как у Преториуса... нет... все подобрано со вкусом, даже местные крестьянские вышивки — и те весьма интересны... барышня Мария-Тереза — натура утонченная, у нее куда приятнее, чем у нас... ее окна совсем не похожи на наши бойницы, выходят на равнину... можно долго на­слаждаться этим великолепным зрелищем... сто прожекто­ров над Берлином бороздят небо... свет доходит даже сюда... там, как обычно, тревога, все небо покрыто облаками, весь этот замечательный экран, от горизонта до горизонта... а когда начнется Апокалипсис, о котором мы столько говорили, за дело возьмутся китайско-русские янки, и тут уже никакие прожектора не понадобятся! в ход будут пущены секретные механизмы!., ну, а мы все по-прежнему ждали откровений нашей Терезы!.. Лили, Ля Вига, я... за этим мы собственно и пришли...



— Мои дорогие друзья, советую вам ни о чем не говорить ни в присутствии этой женщины, Кретцер... ни при Крахте... ни при других... все будет передано!., вы принесли хлеб... я видела... думаю, они тоже видели!., и мед!., будьте осторож­ны!., я сама всего остерегаюсь!., за мной же следят те, что напротив, мой собственный брат и мой племянник... у них всюду шпионы... малышка Силли очаровательна, не так ли? красива, как ангел, я ее очень люблю, и она меня тоже, я думаю, но она расскажет им все, что у вас видела... она будет приносить вам молоко и заодно будет все осматривать... на­деюсь, у вас нет оружия?

— Нет! о нет! мадмуазель!

— Я так рада показать вам свое жилище... вы оказываете мне честь... но вы должны скоро возвращаться... эти люди из бюро вас видели... сейчас я быстро скажу вам все, что вам нужно*знать!., мой брат внизу, на своем этаже, с этими ма­ленькими польками предается разным извращениям... он очень стар, ему восемьдесят четыре года... это солидный воз­раст, не так ли?., тут уж просто не о чем говорить!., с этими девчонками он впал в младенчество, он писает на них, они писают на него, вот так и развлекаются!., я не боюсь вам в

этом признаться, вы ведь все и сами знаете, они его секут! он слишком стар, вот и все!., санитарки были бы хуже!., у нас были санитарки, они все воровали!., а этим нужны толь­ко сахар и печенье... я вам рассказываю все это так быстро, но ничего не поделаешь... вам нужно возвращаться... но мой брат со своими девочками, это пустяки!.. Харрас?.. ваш друг Харрас... это уже кое-что посерьезнее, но и он не многого стоит!., он вам далеко не все показал... но остальное вы уви­дите сами!., я давно его знаю... я даже собиралась выйти за него замуж... и за Зиммера тоже... но все лопнуло!., мы зна­комы!., с 1912 года!.. Изис начисто лишена всяких мораль­ных принципов, она просто окрутила моего племянника!., да ведь сегодня вечером вы сами пойдете на ферму!., только не говорите обо мне!., эта женщина ненавидит меня, я ее тоже не люблю!., она не уродлива, признаю, но что у нее за душа! как она добилась того, чтобы Тулф-Чеппе ее удочери­ли... никто не знает!.. Харрас, может быть?., во всяком слу­чае, она никогда не будет графиней фон Лейден!., она баро­несса как жена моего племянника, и это все!., они все ждут моей смерти, и я это знаю!..

— Да будет вам! будет!

Что за смехотворная идея! ох! ах! ах!

— Женщина никогда не сможет стать философом, ни­когда! не так ли, доктор?., а вот мужчины, как бы они ни деградировали в своих чувствах, даже дошедшие до скотско­го состояния, всегда и во всем сохраняют философский взгляд на вещи!., для женщины же это пустая трата времени!

— Совершенно справедливо, мадмуазель! можете не со­мневаться в нашем молчании! к тому же, мы так плохо гово­рим по-немецки!., так что молчать нам будет совсем несложно!

— Вы меня очень хорошо понимаете, доктор!.. Харрасу все это прекрасно известно! ландрату тоже!., они просто раз­влекаются с этой женщиной!., как и многие другие! един­ственная наследница здесь я! я!

— Конечно! Мы согласны...

— Никто из них никогда сюда не заходит! ни она, ни мой калека племянник! представляете! он очень болен, вы уви­дите... ужасно озлоблен... на какое существование он ее об­рек!., о, она его заслужила! этот ад!., но она вам сама расска­жет, дайте ей выговориться!., она все равно ничего не унаследует!., ни титула, ни имения! но если она начнет с вами говорить, я вам ничего не рассказывала, вы меня ни­когда не видели!

— Само собой!

— Наследница — это внучка... это еще ладно! куда ни шло!., но только после меня!

Эта селедка предусмотрительна, черт бы ее побрал! а у нас что, своих забот нет, что ли?., да те же карточки, к при­меру!., она достаточно поговорила о себе! она-то не упустит свой кусок... а как насчет нас?., ладно!., я рискну...

— Ваши карточки?., они у Зиммера... а вы, наверное, об этом и не подумали?., он же ненавидит Харраса и все СС!.. и вас тоже! вот Изис могла бы их забрать, если бы, конечно, захотела!

Пусть эту Изис, эту ее коварную племянницу, трахают сразу двое... да хоть тысяча!., нам-то что... а вот наши кар­точки? ах, уж эта Мессалина! ах, уж этот Цорнхоф!

— Увидите, доктор!., сами увидите!

— Тысяча благодарностей, мадмуазель! мы предпочли бы ничего видеть!

— О, простите меня, доктор!., затравленные люди обыч­но все принимают очень близко к сердцу... очень близко...

И вдруг она заливается смехом...»

— Вы, конечно, заметили эти сандвичи, не так ли?

Не буду отрицать, Ля Вига тоже... ну и блюдо!., по мень­шей мере, сто здоровенных бутербродов!., под стеклянной крышкой... не хуже, чем в Грюнвальде!..

— Это для вас!., если вы согласны оказать мне честь!., пиво вы, вероятно, не будете пить?., тогда, может быть, ли­монад?., оранжад?., вы не против?

— О, конечно!

Но эти сандвичи, прямо скажем, без масла... еще бы, ей ведь ничего не присылают с фермы...

— Должна вас предупредить, мсье Ле Виган, это скудные сандвичи военного времени!

— Э, ля! э, ля, мадмуазель! очень вкусно!., вот если бы только мадам Кретцер!..

— Вы знаете, у меня, конечно, есть мои карточки! я еще в прошлом месяце ездила в Моорсбург... мой брат одолжил мне их тилбюри*... я всегда делала покупки сама... кажется, у них больше нет лошадей... все на работах... Крахт прино­сит мне все, что нужно... он иногда тоже ездит в Моорс­бург... но в сущности, я предпочитаю сама... дорога не такая

* Легкий двухколесный экипаж.

уж длинная, Моорсбург в семи километрах отсюда, хотя все же я побаиваюсь! в последний раз я не чувствовала себя спо­койно... одна на дороге... -А?., да?..

— О, вы знаете, там шляются такие люди... всякие!., де­зертиры... пленные... беженцы с востока... мародеры bibelfors-cher'bi... проститутки из Берлина... у них здесь неподалеку, в Каттельне, лагерь... полиция ведь не может поспеть всюду!., наша полиция и так загружена!., ландрат тоже! а Крахту бо­яться нечего, он вооружен!., но не брать же мне с собой оружие только ради того, чтобы получить свои три пригорш­ни фальшивого чая! Крахт приносит мне настоящий чай и свечи тоже... у них в СС есть все... а у нас вот уже год, как вообще ничего нет... вы заметили? ни ламп, ни электриче­ства, ни угля, ни даже торфа... все предназначается для Бер­лина... вы видели их прожектора?., для освещения облаков!., вот поэтому они и держат нас в темноте!., они развлекаются тем, что красят небо в белый цвет!., и ведь ни разу не сбили ни одного самолета!., я говорила об этом Зиммеру! и Крах­ту!.. они-то тут зачем нужны? я дам вам пачку свечей... ведь у вас в башне, наверное, ничего не видно? я дам вам также настоящего меду, из пасторских ульев... кстати, вы его ви­дели?

— Мы к нему ходили, но его не было дома...

— Его никогда там нет!., он всегда среди своих ульев, бегает за роями пчел... они перелетают с места на место! он просто смешон!., вам об этом уже тоже говорили?..

— Да, bibel'n из Tanzhalle...

— Да ладно, они вам еще не все сказали! не все!., я до­скажу остальное!., советую вам также поговорить с сельским полицейским!., вы его знаете?

— Да, каска с пикой!

— Рожок и барабан!., барабан — это «большая тревога»... но вы можете и сами определить! если в облаках нету про­жекторов, значит, это «большая тревога»! вы услышите «ле­тающие крепости» не хуже, чем он!..

Конечно, они же пролетали над самой церковью... а уж если бы они хотели разбомбить Цорнхоф, то сделали бы это давным-давно!., они летали так низко, что вы могли даже определить, какие у них моторы!., замок дрожал без оста­новки... и не только стекла, но и стены!., над Берлином лета­ли настоящие воздушные заводы... Хьельмар мог сколько угодно бить в свой барабан! издали было видно, как все по­

лыхает!.. желтое... оранжевое... голубое пламя... гигантские языки простирались от одного облака к другому... вы не по­верите, какие мощные бомбы они сбрасывали!., наш каска с пикой мог безумствовать сколько хотел!., бить в барабан под окнами!., ему было страшно, вот и все... это он так просто трясся вместе с барабаном!., похоже, это доставляло ему удо­вольствие... и, кажется, Марии-Терезе тоже... если бы на нас рухнул замок, они бы поймали настоящий кайф... у бошей и бошек определенная страсть к катастрофам... такая же, как у хрянцузов к хорошим винам... одни любят повелевать, дру­гие — обжираться... и то и другое — весьма опасные крайно­сти... что касается меня, то я точно знаю, что мне подгадили как одни, так и другие... впрочем, и прочая шушера тоже! когда я превращусь в скелет, я все равно, не переставая, буду твердить, что в 40-м они сделали ноги, а вернулись только ради того, чтобы меня обокрасть и навесить на меня все, что только можно, себе же они воздвигают монументы... вот та­кая чехарда! и обратите внимание, эти мясники никогда не возвращаются на место преступления! об этом я и собира­юсь поведать вам в своих Мемуарах...

— Что еще там у вас за Мемуары?

Стойте!., чтобы вытряхнуть из меня эту рукопись, ко мне заявятся такие редкие сволочи, что те, с Холма и из Сен-Мало Иль-э-Вилэн покажугся просто мелкими хулиганами... шутка сказать!., я решил немного вас позабавить!., осмелил­ся!., я ведь знаю, вы мне симпатизируете!., и вот там, в Цорн-хофе, все эти люди, в том числе и наследница Мария-Тере­за, тоже казались мне ужасно опасными... но разве у нас был выбор?., других-то нет!., вернуться во Францию?., на виллу Сайд?., в зубоврачебный институт?., поискать там предан­ных друзей-спонсоров?., нет уж, спасибо!

— Дорогая мадам Селин, простите мне мое любопыт­ство... но, кажется, вы танцовщица?., и вы еще танцуете?

— Когда у меня есть место... где танцевать!., в Баден-Бадене оно у нас было, но вот в Берлине...

В этот самый момент сельский полицейский как нароч­но начинает стучать... разошелся! изо всех сил!., и еще дудит! в рожок!., двойная тревога!., под окном, внизу...

— Когда у меня есть место...

— Вы бы оказали мне большую честь... приходите сюда, дорогая мадам, у меня очень приличный паркет, надеюсь... я попрошу скатать все ковры!., а вон там у меня пианино! иног­да слышно, как я играю!., они ведь не постоянно бомбят!

Как это все-таки забавно!., мы, я и Ля Вига, тоже смеемся...

— Вы же позволите мне играть для вас, что вы захотите!

— А ваш брат, граф, не будет против?

— Мой брат, граф, ничего не скажет! у нас достаточно партитур, вы сами выберете! у моей матери было целых три пианино, а свой «Стенвей» я сохранила... я настраиваю его сама, ведь раньше мы играли на арфе... мой отец пел... те­перь настройщики уже не приходят... здесь все партитуры, некогда принадлежавшие моей матери!., они в соседней ком­нате!., вы меня слышите?

— Да!., да!., да!..

В результате они просто переходят на крик... Мария-Те­реза даже покраснела... они пытаются перекричать барабан и моторы «летающих крепостей»... Мария-Тереза вопит все громче и громче...

— Настройщики из Берлина больше не приезжают! но мы все устроим, и вы выберете, что хотите!., думаю, у меня есть все! все балеты!

Она хочет, чтобы мы тут же посмотрели! и ведет нас... две ступени... дверь... и объявляет...

— Направо — немецкие и английские!., книги!., а там — французские и музыка!., видите?., вам остается лишь сделать свой выбор!

— Мы придем завтра, если вы не против, мадмуазель!.. Нужно немного отдохнуть! можно помолчать, нельзя же

все время кричать, тем более что каска с пикой, кажется, уже вошел в дом... на лестницу... он производит там такой шум, что заглушает буквально все... и наши голоса, и эхо бомб, и гудение «крепостей»... он больше не желает оста­ваться на улице! рожок и барабан! мне надо все осмыслить... хорошенькое дельце! наверняка, эта Мария-Тереза ест не только сандвичи с маргарином... здесь все обжираются у себя в комнатах... на всех этажах полно запахов... рагу... цыпля­та... барашек... индюшки... хуже всего было в подвале, в ко­ридоре Ле Вигана явно находились кухни, но обнаружить их мы так и не смогли... ну а образцами добродетели являемся мы и Яго, их большой датский дог... помимо всего, он возит на себе папашу, этого риттмайстера, любителя хлыста, каж­дое утро ташит его на велосипеде вокруг деревни, чтобы все матроны и пленные видели, что даже такой скелет, как Яго, пашет каждое утро, делает один-два круга вокруг Цорнхо-фа... по нему ведь сразу видно, что в замке никто не преда­ется излишествам, а следует указаниям сверху «ограничи­

вать себя во всем»! Яго, как мы уже успели заметить, дей­ствительно во всем ограничивали! одна кость и один кусок хлеба — в неделю, не больше!., а сколько усилий он прила­гал, когда тащил старикана вокруг деревни... два раза, по канавам, по болотам, под ударами хлыста!., йоп!.. то же са­мое когда-нибудь ждет и нас, чтобы мы не простаивали без дела!., заставят что-нибудь таскать... может, полоть свеклу?., выгуливать коров?., но одно мы уже поняли, еды нам пола­галось очень-очень мало... если бы у меня был выбор, я бы стал bibelforscher'oM... но нам никто ничего не предлагал... даже вернуться во Францию, где бы мы точно окончили наши дни на вилле Сайд со своими собственными отрезанными органами во рту... там бы нам объяснили, как мы были не правы... нет! у нас не было никакого выбора!., но больше всего меня поражает то, из-за чего я чуть было не сошел с ума и о чем я никогда не смогу говорить спокойно, даже если бы очень постарался! допустим хотя бы на мгновение, что я в это самое время вдруг очутился бы на улице Жирар­дон... что за зрелище предстало бы там моим глазам?., четы­ре командора ордена Почетного легиона тащат мою мебель!., что за необычный грабеж, не так ли? тут же четыре машины для перевозки вещей... ну, черт возьми, вы попались!., тут же появляется здоровенный кольт!., ничего необычного, ду­рак! человек остался точно таким же, как и пятьсот милли­онов лет назад!., перебравшись из пещеры в небоскреб, он не изменился ни на йоту! не просто ли это моторизованный гиббон? да он еще и авиацию использует? воры и убийцы стали передвигаться быстрее! вот и все! у них теперь и уп­равляемые ракеты на вооружении!., так что и в Цорнхофе, и в Берлине, и на Монмартре мы были обречены... без пяти минут трупы!., мировые войны, революции, инквизиции, перевороты, смены режимов просто предоставляют некото­рым личностям возможность как следует развернуться... об этом свидетельствует и то, как мою задницу выбросили из моего жилища на улице Жирардон, вместе со всеми моими пожитками... вы, вероятно, думаете, что взамен они повеси­ли там небольшую табличку: «Здесь жил и был ограблен, и! т.д...» нет, пока я даже этого не дождался!., и плевать!., не-ужели я еще стану выражать недовольство? да Боже упаси! и почему все-таки де Голль не назначил Кусто министром?., правосудия! тот же приложил столько усилий к тому, чтобы снова открыть виллу Сайд и насадить там на вертелы всех

сторонников амнистии! нет, де Голлю, пожалуй, еще при­дется умерять пыл этих фанатиков!

— Кусто! Кусто! прошу вас!..

Но это я так болтаю, чтобы вас развлечь... ведь если я буду рассказывать вам только о наших передрягах, это может вам показаться несколько монотонным... а ведь у вас столько дел, вам хочется отдохнуть, выпить... всюду звезды, телеви­дение, атлетические состязания, операции на сердце, сись­ки, промежности, двухголовые собаки, аббат77 и его вопли по поводу кровопролитий, виски и продолжительности жиз­ни, удовольствие от пребывания за рулем, альков великой Герцогини, опрокинувшей трон78... может, я еще сам лично явлюсь к вам и буду просить у вас разрешения любым спо­собом доставить вам мое занудное сочинение!., хотя я и пло­хо себе это представляю!., но будь что будет!., черт с ним!., продолжим!

Мы очутились в крайне стесненных условиях... Ля Вига в своей подвальной камере... мы с Лили в нашей четвертинке башни... вот Ля Вига поднимается к нам из своей дыры, нам нужно кое о чем поговорить... например, про эту селедку с ее коврами, пианино и трепотней о наследстве, думаю, она бы неплохо смотрелась в окне, подвешенная за ноги... графи­ня хренова!., я бы повесил туда же еще и ландрата!.. а с дру­гой стороны — Харраса, когда он вернется!., чтобы никому не было обидно!., и еще Изис и ее калеку...

— О, как ты прав, Фердина! всех за ноги!., но что же с нами будет? что нам готовят?..

Вспомнил! я уже вам рассказывал в своей предыдущей книге, что, стоит вам хоть как-то выделиться, для вашей шеи уже готова веревка!., но если они заметят, что вы этим не очень довольны, к примеру, узел вам мешает, то вы только ухудшите свое положение...

Да, так-то оно так, но черт!., забыл!..

— Слушай, приятель! мы же совсем забыли! а вы с Лили о чем думаете?

Я застал их врасплох!

— Я об ужине!., мы же были приглашены!., на ферму!., к безногому!

Они спускаются с облаков!..

— Не беспокойся!., как бы мы ночью шли через парк?., и хорошо, что забыли!., уж больно странные у них парки!

Я понимаю, что он намекает на Грюнвальд и тамошнюю тревогу... тогда мы, конечно, дали маху, это правда... но те­

перь-то другое дело... нас ведь ждали... а вокруг все так и трясется... и стены, и лестница... впечатление такое, что там, вдали от Марии-Терезы, весь Берлин превратился в вулкан... несмолкающий гул... и Грюнвальд, должно быть, стал ог­ненным озером, а барышни со своими телеграммами залез­ли в самый низ!., и их финская баня... и моя фаната!.. Хар-рас не такой уж дурак!., не думаю, что он скоро вернется заниматься нашими проблемами... уверен, у него в Грюн-вальде больше ничего не осталось!., судя по этим махинам с бомбами и фосфорными зажигалками в небе над нами!., не­долго осталось ждать того, что наша долина тоже запылает... пока что мы слышали только подземные толчки!., может, в следующий раз они будут действовать решительнее?., не знаю, не уверен!., не исключено, что в конце концов тут все возьмут­ся за ножи... во всяком случае, на сей раз Ля Вига говорил вполне разумные вещи... рискнуть выйти наружу?., учиты­вая то, что там происходит, а ведь мы видели далеко не все... это было бы безумием!., завтра первым делом сходим на фер­му... а пока мы были одни, больше никого, поэтому можно было еще поразмышлять... конечно, это вынужденная мера, уж больно противное здесь место... и не просто противное!., отвратительное!.. Харрасу на нас совершенно плевать... на­шел, куда нас засунуть!., сельский полицейский бил в бара­бан... переходя с аллеи... на аллею... без остановки... он уже вышел из замка... рррр! рррр!.. но это не мешало мне ду­мать... у меня была одна мыслишка... я хранил ее про себя... не стоит никому рассказывать свои мысли, это может плохо обернуться... наши свечи давали достаточно освещения, чтобы различить наши лица... в башне царил мягкий полумрак... и очевидно, мы все втроем производили то же впечатление, что и «Карлик»79... полное уныние... свет свечи беспощаден... я им говорю: пора устроить пирушку! изысканный ужин!., у нас есть хлеб, я заплатил за него сто марок, и искусственный мед из бакалеи... как раз пора, пока они не пришли и не забрали у нас все это... под тем или другим предлогом!., че­рез бойницу я вижу отсветы над Берлином... видимо, это полыхает фосфор... огромные желтые жонкили... — Ля Вига, давай свой нож!

У него здоровенный нож с деревянной ручкой и зазуб­ренным лезвием... он вонзает его в хлеб.... надо сказать, до­вольно грубой выпечки, к тому же сырой, непропеченный... да пусть они там превратят в пыль весь Берлин и этот свой Obergesund, Преториуса с его редкими цветами, Адольфа с

его Канцелярией, «Зенит», и все, что мы видели, я им все это дарю!., плюс Эльзас и Лотарингию!., и мое жилище в Сен-Мало... я готов все это поменять!., на настоящий кон­фитюр и мармелад «Данди»!.. полвека назад, еще во времена моей молодости, в Лондоне, в доках, на площади Бедфорд и на Майл Энд Роад, я только этим и питался80!., черт побери! а теперь «Данди» едят только высшие чины СС, рурские Маг­наты, Воротилы Круппа и Комиссары из Кремля... вы, на­верное, уже заметили, у них ведь у всех одинаковые задницы и одинаковые аппетиты, у всех этих Комиссаров, Архиепис­копов, Магнатов... а смотреть на их знаки отличия, кресты, повязки, флажки, нашивки, значит попусту терять время!., не стоит обольщаться! существенным является только их дерь­мо! их величественное дерьмо!., самые жирные жопы, самые толстые животы, самые мощные экскременты — вот под­линные символы власти!., и вся ее магия тоже! двойные и тройные подбородки! ну а шутникам вроде нас там тоже кое-что перепало! одна буханка!., даже целых две!., благодаря трюку со ста марками в бакалее, да еще немного похлебки в TanzhalleL ничего, перебьемся... черт, чуть не забыл!., моя куртка!., у меня ведь должен быть еще один черный хлеб!., моя куртка под матрасом... они ничего не видели... я ищу ее под одеялами... что-то шевелится!..

— Дай свечу!..

Я все понял!., оттуда вылезают три крысы... они не убега­ют, а просто уходят, вот и все... мы их побеспокоили... кры-сятины среднего размера, мне случалось видеть куда боль­ше, когда я был судовым врачом, плавал по Балтике... Данциг, Гдыня81... вот там можно было увидеть настоящих чемпио­нов!., пугающие твари... а эти, должно быть, питались сило­сом... по крысе сразу можно сказать об уровне жизни в том или ином месте... нет, здесь были лишь средние силосни-цы... как бы там ни было, но Беберу следует быть повнима­тельней!..

— Вытащи его из сумки!

Вот так! он готов! Бебер все понял!., хорошо! спокой­ствие... может, попробовать уснуть... я уже давно не сплю подолгу и глубоко... я довольствуюсь тем, что просто лежу... вытянувшись, неподвижно... и думаю о том, что с нами про­изошло... а произошло уже немало, но то ли еще будет...

Ля Вига отправляется со светильником в свой подвал...

— Доброй ночи!

Я слышу его шаги на лестнице... он останавливается, снова поднимается, опять спускается... я его больше не слышу... ну все: он ушел к себе!., еще минута... опять шаги... я его зову...

— Ля Вига! -А-а!

— Открывай!

— Что случилось?

— Ты знаешь, там Яго!

— Ну и что?

— Он лежит поперек коридора!

— Ну и что?

— Проводи меня...

— Нет!., лучше уж оставайся здесь!

Я не собираюсь спускаться в подвал и оставлять Лили одну... он тоже может лечь, здесь достаточно соломы... но у него свеча!

— Задуй ее!

Одеял у нас до фига... я узнаю эти одеяла, они образца 1914 года, такими пользовались в немецкой кавалерии... но у нас в кавалерии одеяла были ярко-синие, а эти фисташко­вые, красивый цвет... вот это, я понимаю, воспоминания!.. Мадлен Жакоб82 тогда еще не родилась, и Кусто — тоже, а я уже приводил на оборонительные линии лошадей с проти­воположного фланга... которых потеряли в дозоре...

Все те, кого я сейчас постоянно вижу, и кто поднимает такую ужасную вонь, и правые, и центристы, и левые, все они тогда были еще в проекте... и уже вылупились закончен­ными сумасшедшими!., разум умер еще в 14-м, в ноябре 14-го... а потом все кончилось, с тех пор все так и пребывают в бреду...

Ля Вига колеблется, не задувает свечу...

— Что с тобой? ты увидел призрак?

— Нет!., но эти крысы! они же стоят в очередь!..

— Дай-ка мне свой светильник!

Я тушу его пальцами... он ложится и почти сразу начина­ет храпеть... если бы я засыпал так же быстро, как он, мы бы просто сгорели заживо!., если вы постоянно, день и ночь, не пребываете начеку, вы почти наверняка закончите в виде факела...

— Ты что, не слышишь пушку, придурок? Скотина, тюфяк!

— И барабан не слышишь?

Никакого ответа...

— И никакого шевеления не чувствуешь? Ноль!., он храпит...

Я думал об этой селедке-графине, наследнице, музыкан­тше, картежнице... нашла же Лили себе подружку!., она на­гадала нам пламя и совершенно голого мужчину...

— Над чем ты смеешься? Смотри-ка, я засмеялся, а он услышал!

— Ни над чем!., над тем, как любезно они завтра нас примут!

— Кто?

— Этот безногий и его мадам!..

Какой-то шум... это шуршит Бебер... должно быть, он доедает уклеек маленькой горбуньи... они были в большой банке... наверное, он все опрокинул... ему плевать... день сей­час или ночь!., он боится, чтобы они от него не убежали... эти котяры никогда не принимают в расчет ваши слова, они доверяют лишь собственным чувствам... должно быть, он счи­тает, что все это долго не продлится... я тоже так думаю...

* * *

Чтобы хорошо спать, недостаточно просто элементарно­го комфорта, необходима еще и вера в будущее... черт! снова я о себе!., постоянно говорить о себе просто отвратительно, любое «я-ячество» несносно, читатель тут же ощетинивается...

— Да вы только этим и занимаетесь!

Так-то оно так, но все же, время от времени, в порядке эксперимента, необходимо кое-что сказать... вот хотя бы про сон, например, чтобы вам было лучше понятно... ну вот, я вам и говорю, что с ноября 14-го года сплю лишь урывка­ми... у меня в ухе постоянно шумит83... я слушаю, как этот шум переходит в звуки тромбонов, затем уже включается ор­кестр, и наконец звуки, как на сортировочной станции... та­кая вот дребедень!., но стоит вам только встать со своего матраса... и хоть как-то проявить беспокойство, пиши про­пало, вас примут за безумца... так что остается только тер­петь, лежа в неподвижности, может, после долгих часов ожи­дания вам удастся хоть на мгновение забыться сном, чтобы немного подзарядить свой слабенький аккумулятор, и это позволит вам наутро продолжать тянуть свою лямку... боль­шего не просите!., вот если бы вы были богаты, тогда, ко­нечно, вопрос ставился бы иначе!., вы бы могли ни хрена не

делать, и у вас была бы только одна забота: сходить сделать себе стрижку, потом — в банк, после — к педикюрше, и еще посмотреть на Коксинель84... но в тех жестких условиях, я бы даже назвал их чрезвычайными, нужно было приложить все усилия к тому, чтобы лежать, вытянувшись неподвижно, и ждать, пока все поезда не столкнутся, чуххххх! пум!., и не сойдут с рельсов!., вот они свистят... и наконец все же уез­жают!., а вам остается только четверть часа на то, чтобы за­рядить свой жизненный аккумулятор... а это значит, что зав­тра вы сможете еще немного продлить свое блядское долбаное существование... сами видите, я не так уж злоупотребляю вашим вниманием, ведь именно мне, и никому другому, при­ходится все это выносить! у меня даже все волосы вылезли на одной стороне головы, а все потому, что я слишком силь­но втискиваю свою черепушку в подушку, в подстилку, в доску — в зависимости от... повторяю еще раз, чтобы хоро­шо спать, необходим элементарный комфорт, одного опти­мизма тоже недостаточно... но людей, находящихся в моем положении, вечно будут беспокоить гудки поездов!

Вот недавно я получил письмо: «вам пишет священник!» дальше следуют шесть страниц, напичканных моралью...

А что за почерк!., хуже, чем у меня!., мне на его месте было бы стыдно...

— Придурок несчастный, а мучают ли тебя гудки локомо­тива?

Мне далеко не всегда удавалось хоть немного вздремнуть, но я всегда старался, где бы я ни был... будь то в обычной спальне, в тюремной камере, в нищенской хижине или в ле­дяной избушке... я всегда делал все, от меня зависящее... с ноября 14-го... я никому никогда об этом не говорил... ожи­дая, когда мой поезд наконец отправится в путь... точно так же я вел себя и в тюремной лечебнице, где была специальная камера для приговоренных к смерти и где всю ночь горел свет, помню, там буйствовал какой-то чертов ублюдок, ко­торый без остановки колол себе ляжку под одеялом острой заточкой, не переставая при этом орать во все горло... даже тогда я и глазом не моргнул... лежал молча, неподвижно и ждал, когда мои поезда наконец отправятся в путь, а этот проклятый кретин перережет себе бедренную артерию и за­ткнется, лишившись чувств...


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 24 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.027 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>