Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

v Серия «Вершины. Коллекция» основана в 1999 году 17 страница



Я рассказывал вам про Изис, калеку, bibelforscher'oB, Крет-церов, про наши mahlzeit'bi, состоявшие из теплых водянис­тых супов в высокой темной обеденной зале под огромным портретом того, кто через несколько месяцев сам должен был очутиться в огне... heil! heil! все эти люди вокруг стола дела­ли вид, что им, как и нам, очень нравится суп, они, как и мы, просили добавки, так было нужно... все барышни, сек­ретарши и бухгалтерши должны были продемонстрировать свою благонадежность и духовность... аптекарь-эсэсовец Крахт, шеф пристроек и архивов герр Кретцер, его такая нервная и слезливая жена, и мы втроем, тоже просили до­бавки! этого вкусного замечательного питательного супчи­ка!., мы и не думали воротить от него нос!., маленькая горбу­нья тоже ела за двоих... она больше не ездила в Берлин за рыбой и уже несколько месяцев не видела своих родителей... этот хваленый неуязвимый бункер все-таки принял на себя решающий удар... он дал трещину, раскололся и развалил­ся... ее родители как раз были там!., но об этом лучше было не говорить... теплый суп в тарелках покрывался рябью, дро­жал, по нему шли крошечные волны... бомбежки не прекра­щались... а ведь Берлин находился от нас в ста километрах! кстати, дрожали не только суп и вода в стаканах, но и порт­рет Адольфа... в своей золотой раме... мы больше не получа­ли никаких «коммюнике», но, судя по супу и по стеклянной посуде, было совершенно ясно, что с каждым днем к нам что-то приближается... скорее всего, русская армия... основ­ные события разворачивались на востоке... очевидно, они

взяли Берлин в тиски... и само собой разумеется, скоро явятся и сюда... засвидетельствуют нам свое «почтение», направят к нам танк... из-за того, что мы постоянно слышали, как пада­ют бомбы, мы постепенно начали считать, что Цорнхоф, эта деревня, утопающая в коровьем навозе по самые соломен­ные крыши, является важнейшей стратегической точкой, местом, куда устремлялись все армии... как-то незаметно для себя мы все в это поверили... хотя, на самом же деле, самым важным для нас были табак и шкаф... и еще свобода дей­ствий, которую я, благодаря этому, получил... благодаря «Лаки»! «Нэви»! «Крэвен»!.. конечно же, я брал не для себя, для других... каждый день по две-три пачки... постепенно ведь ко всему привыкаешь... я все распределял... шесть сига­рет для Крахта... в соответствии с его указаниями, в его ко­буру для револьвера, на вешалке... естественно, все вокруг были в курсе!., табак учуяли все!., я ведь не идиот, и пре­красно понимал, что именно этого и добивался этот стукач Крахт: чтобы я засветился перед всеми со своим шкафом... а вот вернется Харрас, тогда посмотрим!., но раз уж я брал их для Крахта, то почему бы мне тоже этим не воспользоваться и не поменять их на похлебку... эсэсовец тоже это понимал, тот, что из кухни при Dancing'e... он предпочитал «Нэви»... о, а наша бакалейщица каждый вечер давала нам хлеб и ис­кусственный мед... в обмен на пять-шесть пачек «Кэмела»... мне было, где развернуться: этого склада вполне хватило бы года на три... а там были не только сигареты, еще и коньяк, черная икра, перно, кьянти... я не мог точно сказать, сколь­ко там всего, но определенно немало!., кажется, никто не успел еще этим воспользоваться, но вовсе не потому, что я их спугнул... такие разнесли бы этот шкаф к чертовой ба­бушке!., а если действовать в выработанном мной темпе, брать по сигаре и по три, четыре пачки, война уже подойдет к концу прежде, чем запас будет исчерпан...



Итак, я описывал вам церемонию за столом, этот mahlzeit, когда все секретарши и Крахт, как и мы, просили добавки супа... правда, мы, в отличие от них, даже совсем не криви­лись... Крахт обращался к нам подчеркнуто внимательно, пощипывая свои гораздо более тонкие, чем у фюрера, уси­ки... три волосинки... это заметили все за столом, хотя вслух никто ничего не говорил, все только шептались...

Однако просто глотать теплый суп было недостаточно, нужно было еще и поддерживать беседу... ежедневно демон­стрировать всем свое отличное настроение... комментиро­

вать последние новости... фрау Кретцер выполняла функ­ции местной газеты... и откуда она все узнавала?., об этом она никогда не говорила... а вот и самая свежая новость: их Revizor, инспектор из Бранденбурга, уже три недели назад отправился в Берлин и, должно быть, там потерялся... а без него тут все застопорилось, все счета Dienstelle пришлось пока отложить... и никаких вестей!., он намеревался при­ехать в Моорсбург... может, его где-нибудь задержали?., но где?., и кто?..

А вот и еще тема для беседы!., когда фрау Кретцер пере­ставала плакать, она вдруг так расходилась, что начинала от­пускать сальные шутки, адресованные, главным образом, мужчинам... на сей раз по поводу кибитки в нашем парке... наши господа уже там побывали? и что они об этом дума­ют?., эти молодые цыганки очень даже ничего! а какие глаза! огонь! бухгалтерши с ней, конечно, согласны?., а что думает эсэсовец Крахт? нет, конечно, она не имеет в виду ту жуткую мужеподобную бабу, что приходила к нам в башню и еще тогда выгнала нас с Ля Вигой... нет! но там ведь есть другие! очаровательные девочки... молоденькие!., свеженькие!., сла­дострастные! настоящие восточные дивы! а что за груди!

— А вам удалось устоять, Крахт? Да он вообще туда не ходил...

— А вот и ходил!., ходил!..

Все барышни весело захихикали, они же его там виде­ли!., он пытается оправдаться...

— Nein! nein!

— Ja!.. ja!.. ja!..

Но доказательств нет! эта швабра Кретцер думает только об одном... так, она начинает выходить из себя! впадает в бешенство!..

Они осыпают друг друга грубой бранью!., вот-вот поле­тят тарелки!

Я вмешиваюсь... все же Кретцерша опасна!

— Мы сами туда сходим, втроем!

Я имею в виду себя, Ля Вигу и Лили...

— А потом расскажем вам, есть ли там хорошенькие!

Заодно все и выясним!., больше всего меня интересова­ло, кем была та нахалка, что приходила к нам: мужчиной или женщиной... я вытащу ее из кибитки... пусть снова рас­скажет нам про «казенный дом»... и про наше будущее!., вряд ли у этих цыган есть «Лаки»!., табак, особенно светлый, це­нится больше, чем водка, больше, чем масло, и, можно даже

сказать, больше, чем золото... с его помощью вы узнаете все, что хотите... вам расскажут про самые жуткие заговоры про­тив вас... если только у вас найдется хотя бы одна пачка! в подарок... никаких слов не нужно!., и еще спички... если уж вы решили стать искусителем, то должны понимать, на что идете... нам нужно забрать с собой в сумке и Бебера, я не собирался оставлять его ни Кретцерам... ни этим маленьким польским шалуньям... ни бухгалтершам... можно себе пред­ставить, что бы они с ним сделали!., они вообще не любили животных: на ферме не было ни кошек, ни собак... кроме Яго — в подвале, но он был нужен, чтобы возить старика и показывать свои тощие бока, дабы все думали, что в замке царит голод.

Мы встаем из-за стола... счастливо оставаться! heil! heil! дружно отвечают они...

А теперь — в кибитку!., она недалеко, повернуть налево и пройти метров сто... ни черта себе!., наши «страдальцы за веру» строят еще одну избу!., что за неутомимая шайка!., а вот и кибитка, я вижу ее чуть поодаль!., совершенно несураз­ная, разукрашенная в разные цвета... пестрая... желтый... фи­олетовый... розовый... разводы вроде камуфляжа... может, они этого и добивались?., а что внутри?., мы подходим... через маленькое окошечко на нас смотрит старик... выглядывает...

— Чего вам надо?

Он говорит по-французски... наверняка, знает, кто мы такие... старик весь седой, с вьющимися волосами... не осо­бенно приветливый... он переходит на немецкий... странный у него акцент, не цыганский... он говорит, пришепетывая... то по-немецки... то по-французски...

— Fas follen chie?.. фы франсузы?

— Да!., да!., именно!

— Страстфуйте!..

Я тут же протягиваю ему «Лаки»!., и спички... я все пре­дусмотрел...

— Ах спички! тоже франсуский?

У него акцент, как у жителей Центрального массива... Я отдаю ему коробку... пусть оставит себе... он зовет кого-то из кибитки...

— Зеноне!.. Лайка! Синюль!..

А вот и барышни... выходят на нас посмотреть... и не только они... все прильнули к окнам... они, должно быть, работали... там, внутри... обычно цыгане работают на улице, а эти — нет!., я вижу, они чинят стулья... судя по голосам,

мужчины и женщины... кажется, их там довольно много... они говорят по-венгерски?., по-чешски?., я стараюсь раз­глядеть их лица... в первую очередь, женские... похоже, мо­лодые... но совсем не красивые... Кретцерша их плохо рас­смотрела! тип, конечно, скорее, восточный, но уж слишком все курчавые... волосы спутаны в один колтун... здоровенный маслянистый колтун... они вовсе не кажутся мне привлека­тельными!., вид такой же утомленный, как у русских гор­ничных, даже хуже... русские, правда, постоянно носят за­крытую одежду... все, даже самые простые крестьянки на полевых работах, так как им приходится защищать свою кожу, ведь у них все время то шквалы, то палящее солнце... в отли­чие от этих цыганок!., такое впечатление, будто они все вы­мазаны маслом и серой... и не только женщины, у мужчин тоже смуглый цвет лица... у старика были серьги... а на жен­щинах — вообще никаких украшений... насколько я могу судить, не все из них говорят на одном языке... вероятно, разные народности!., но что-то я не вижу нашей «предсказа­тельницы будущего»... может, тоже вместе со всеми чинит корзины и стулья?., я спрашиваю... но по-немецки говорит только старик... sprechen nicht!.. они знают только это, и еще жесты... nein! nein! немецкий, наверное, у них не в чести... они что, так никогда и не выходят из своей кибитки? а по нужде?., или за жратвой? я совсем не видел кастрюль... а спят они тоже один на другом?., неужели они живут еще хуже? или все-таки лучше, чем мы? уверен, света у них тоже не особенно много... тут рядом изба и еще эти высокие дере­вья... и где же вход в эту кибитку?., с другой стороны?., на­верняка ведь у них тут не только стулья и корзины... чем они еще там занимаются? однако это нас не касается, они нас просто выгонят, вот и все!., но мы же пришли, чтобы кое-что разузнать... может, они все-таки наконец откроют свои ставни?., я еще раз окидываю взглядом кибитку... какая она длинная... по меньшей мере, тридцать окон... ну и мону­мент!., и несуразная... из трех... четырех частей... а сколько колес... на надувных шинах... и весь этот базар передвигает­ся с помощью двух моторов! сзади — громоздкий газоген... Роже хотел получить комиксы!., вот если бы он нарисовал все это, у него бы получился просто прекрасный комикс! из этой колымаги в разных местах торчали еще и четыре не­больших трубы... кухни, что ли? я же еще не все рассмот­рел... с другой стороны — полно иллюминаторов... и огром­ных крючьев... штук двадцать... тут появляется молоденькая

цыганка... узнать, что нам надо... о, очень мило!., широкая улыбка... у нее совсем нет зубов... она демонстрирует нам свой тамбурин... даже бьет по нему... пам!.. пам!.. вот она уже и танцует!., так! так!., что ж, пойдем, посмотрим!., еще раз обойдем вокруг!., что за причудливое сооружение, по­всюду заплаты... куски цинка, железная проволока, веревоч­ки... и все закрашено в розовый, желтый, зеленый... еще и какие-то рисунки... знаки... узоры... я собираюсь порасспро­сить обо всем старика... если он все еще там... да! точно! все у того же окна... но он меня не слышит и даже не слушает... он играет на скрипке... и неплохо... в цыганском стиле, не­дурно... им нужно репетировать... мы увидим их на концер­те... «Сила через Радость»... он состоится в Tanzhalle... мы уже подружились с ним через окно... остальные, помоложе, менее приветливы... кроме танцовщицы с тамбурином... ста­рик рассматривает руку Лили, перебирает ее пальцы... «кра-сифы перстень! красифы перстень! руби!руби!., у меня тоже руби.1»... но мы его не видим, он повернул его камнем внутрь... к ладони... руби!., и изумруд... на другом пальце у него сап­фир... а на мизинце — «колупой приллиант!»... он нам все показывает!., «сколько ваш руби, крассифы дама? фы не ко­тите продать?» и еще тише, шепотом «они у фас фее укра­дут!» да, судя по всему, этот старик не только на скрипке играет, он еще и ювелир...

Но пока я так и не узнал, кто это приходил тогда и обха­мил нас: женщина или мужчина в парике... знает ли он его? и чем этот тип занимается, помимо карт и вращения столи­ков? уверен, это стукач!., я спрашиваю у него....

— О, ну и приклушение, фы снаете! фы снаете!

Это его рассмешило... и все... больше он ничего не гово­рит... а внутри кибитки слышна трескотня... по-русски... по-немецки... и, кажется, даже и по-испански... но нас никто не приглашает зайти!., здесь что, целое племя?., сколько же их?., колымага, конечно, очень длинная и широкая, но все же, неужели они никогда не выходят?., я задаю вопрос...

— А прогуляться вы выходите?

— Выходим!., выходим, мсье!., но только все вместе! Хотел бы я на них всех вместе посмотреть!..

— И когда вы выходите?

— О, я не знаю!

Враки!., но я спрошу у Кретцерши, уж этой сволочной мегере точно известно... правда это, или же просто треп... но ясно одно: все эти темные личности, грязнули и намазанные

маслом замарашки, являются цыганами, а значит закляты­ми врагами Рейха, прирожденными предателями... так поче­му же их никто не трогает?., более того, у них есть разреше­ние перемещаться, с подписями и марками, Крахт сам мне показывал... а вот у нас его нет!., но чем они занимаются, когда выходят из кибитки?., цыгане ли это, венгры, валахи, зачем они вообще тут нужны, в конце концов?., чтобы ульи чинить?., но их ведь не было нигде поблизости... ни одного улья, только стулья и несколько корзин... нет, это было ма­ловероятно...

— До свиданья, дедуля! мы все придем на концерт!

— О да!., это пыло пы прекрасно! карашо!

— Договорились, дедуля!

Мы жмем друг другу руки... только одна женщина при­шла с нами попрощаться, та, что с тамбурином... она даже посылает нам воздушные поцелуи!., конечно, она танцов­щица... у нее же не только тамбурин... у нее еще и кастанье­ты... специально для нас она трещит ими через окно... трр! тррр! тррр! целая рулада!., я говорю Лили: «попроси ее их тебе одолжить!..» но Лили не хочет... я настаиваю... и еще как... а эта Эсмеральда уже зовет остальных, чтобы они по­смеялись, она думает, Лили не умеет с ними обращаться, что это всего лишь так, баловство... они собираются над нами посмеяться... пардон!.. Лили надевает себе на пальцы вере­вочки и тррр! гораздо лучше, чем она!., сразу видно, настоя­щая артистка!., что за трели, что за переливы!., шквалы... пиццикатти! легкие!., изысканные!., те все просто остолбе­нели... у окон... но они аплодируют... больше им ничего не остается!., «еще!., еще!» просят они... старик — тоже, он бук­вально вопит... оценил... пусть Лили сыграет еще для него!., еще тоньше!., еще изысканнее!., и еще громче!., громче!., фуриосо!.. наверное, он дирижер, сразу видно, что он в этом прекрасно разбирается... весь лесок наполняется звуками... тррр! что за мощное эхо вызывают эти крошечные кастанье­ты... столяры bibelforscher'bi, которые вовсе не стремятся к раз­влечениям и постоянно без остановки перекатывают и тас­кают стволы, и те делают перерыв и приходят посмотреть... эти каторжники-ударники откладывают в сторону свои кир­ки, фуганки, гвозди и приходят послушать Лили... тррр! трр! так!., это уже похоже на настоящее собрание... лучше бы нам отсюда убраться... но я не знаю, как это сделать... а вот и Крахт, переходит через дорогу... а поодаль, чуть дальше, я замечаю Силли фон Лейден и двух русских женщин с фер­

мы, наверное, это их служанки... черт!., слишком много на­роду!., а еще дальше — Изис... они все выходят из леса и удаляются... там, поодаль, еше кто-то виднеется... но тех я во­обще не знаю... а вот малышку Силли, двух служанок и Изис я точно узнал!., где они могли все это время прятаться?., странно! может быть, в глубине этой колымаги, пока мы болтали на улице!., неужели все вчетвером развлекались в кибитке? ведь в замке их не было... однако Лили я решил пока ничего не говорить... Крахт следует за нами... естествен­но, чтобы проследить... и чтобы пригласить нас к столу... ему не нравится, что мы болтаемся без дела... завтра!., завт­ра!., мы вместе с ними отправимся за ивняком... в экспеди­цию! на сбор прутьев и веток... они им были необходимы для починки кресел... причем с ними пойдем не только мы, но и вся Deinstelle, стенографистки, бухгалтеры, барышни, кассирши и Кретцеры... весь персонал бюро... и Крахт!.. к ивовым зарослям вдоль небольших ручьев, в глубь равни­ны... они привозят оттуда целые тележки... Крахт объяснил мне, что их нельзя оставлять одних, так как эти закоренелые мародеры тут же разбегаются, а потом возвращаются с гуся­ми, индюками, утками и даже коровами!., за ними нужен глаз да глаз, иначе они опустошат все вокруг! значит, завтра мы вместе с четырнадцатью бухгалтерами должны будем сле­дить, как они срезают ветви... но сколько бы человек за ними ни следили, они все равно улучат мгновение и что-нибудь сопрут... когда они возвращаются, их нужно обыскивать... женщины прячут целые дюжины яиц в больших воланах своих юбок, и даже поддельные британские фунты!., и где они их находят?., может, все это падает с неба?..

И тем не менее, у них у всех есть «разрешения» на пре­бывание и на передвижение! ausweis... в общем, понимай, как знаешь!., я спрашиваю Крахта, как же так... разве они, по мнению нюрнбергского руководства, не являются пред­ставителями самых низших грязных рас? хуже евреев... по­чему же их не поместят в лагерь, а позволяют им свободно разгуливать по всему свету?., он признается, что сам ничего не понимает, все их разрешения совершенно подлинные, у него есть копии, которые он мне и показывает... марки, пе­чати, никаких сомнений!., нет, это просто выше его понима­ния... ведь эти «разрешения» получены на самом верху!., я тоже видел такие «пропуска» еще в Баден-Бадене... все это просто чудовищно... и совершенно не укладывается в голо­ве... но шума поднимать не стоит!., может, вся эта кудрявая

лоснящаяся шелупонь была частью какого-нибудь секрет­ного подразделения?., даже теперь, через пятнадцать лет, я все еще задаю себе этот вопрос, хотя чего я только за эти годы не наслушался! но куда уж там всем этим нынешним отстойникам трепотни вроде «Фигаро», «Юманите» или «Эк­спресса» с их утомительными описаниями всевозможных карнавалов, еще более скучных, чем тот, что в Ницце, с его неестественными, сделанными на продажу, картонными на­рядами...

Кто же отдавал приказы этим цыганам? дергал их за ве­ревочки? ведь управлялся же кем-то этот кукольный театр? позже, гораздо позже, в тюрьме в Копенгагене все заклю­ченные, боши, штатские и солдатня, собранные там со всех концов света, пытались все это объяснить одним словом «Verrat! verrat! предательство!» е-мое!.. чуть что где-нибудь застопоривается, все сразу же начинают твердить о преда­тельстве... и с той и с другой стороны! вот и сейчас в Кремле и в противоположном лагере, в Пентагоне, количество пре­дателей стремительно растет... ими забиты все коридоры, и они лишь ждут момента, чтобы напомнить о себе... как толь­ко начинается очередная кампания!., делаются громкие за­явления!., все встают в позу! и начинают нести всякий бред!., о том, как они бросят в тюрьму!., всех врагов!., тут сразу же начинают расцветать заговоры! бляха-муха! всюду предате­ли! до хрена ренегатов! и даже самые преданные герои ока­зываются расчетливыми коварными двурушниками, а они ведь обменивались десятью тысячами клятв и слюнявых по­целуев в час... тут же пускаются в ход гильотины! повсюду одни предатели... Цезарь, Александр, Полеон, Петэн, Мала-гол, Клеопатра, Кромвель, — им всем уже пришлось с этим столкнуться! и еще придется! все будут повешены, четверто­ваны, изрублены!

Постойте, но потом ведь опять начнется любовь!., поце­луи украдкой, затем согласие, выпяченные жопы, расстегну­тые ширинки, умоляющие взгляды... а каким свинством все это закончится!., уже после мэра и кюре!., вас ждут захваты­вающие, ошеломительные состязания борцов!..

Я вас немного отвлек, надо же немного развлечься, од­нако тогда в Цорнхофе мы опаздывали на суп!., итак, про­должим!., мы ведь еще не закончили!.. Крахт пришел и за­стал нас там... таким образом, мы возвращаемся вместе с ним... я ничего не говорю о том... что заметил вдалеке Изис... с дочерью и служанками... ничего!..

Ну вот, все и расселись... и сразу же им хочется знать, что мы видели... да ничего! ничего!., heil! heil! конечно, я заметил кобуру в прихожей... когда буду выходить, сделаю все, что нужно... правда у меня такое впечатление, что все это заранее подготовлено, подстроено, а я всего лишь мари­онетка... вот сейчас бы, если бы пришлось все начать снача­ла, я бы вообще ни во что не совался... зачем мне все эти неприятности!., оставьте их себе!., как они мне все надое­ли... и эти нацисты, и участники сопротивления, и матроны, и пчеловод, и сельский полицай, и дворяне, и калека! до невозможности!., все эти их улыбки, гримасы... что победи­тели, что побежденные — один хрен!., все, что нужно вам под конец жизни — это больше никогда никого не видеть и ни о чем больше не рассказывать... вам и так уже все извест­но... изнутри, снаружи, сверху, снизу... слишком уж много бед на вас свалилось...

Но тогда мне было на двадцать пять лет меньше, и я, насторожившись, сидел за столом во время mahlzeit'a!.. я был еще не так плох... а трепотня вокруг все не смолкала! как и положено!., бодрый разговор... какие жизнеутверждающие новости!., наши армии наступают на всех фронтах! Крет! Ста­линград!.. Белоруссия! пленных уже столько миллионов, что их даже не считают... они были обо всем проинформирова­ны! но откуда?., через кого?., я не собирался изображать из себя скептика, Ля Вига тоже... heil! heil! скептицизм тоже нужно проявлять вовремя, с оглядкой! попробуйте, напри­мер, завопить сейчас, пусть даже в Москве, что Эйзенхауэр ужасно опустился... для вас все будет кончено! а там, поми­мо всего прочего, висел еще и большой портрет Адольфа, на который нужно было смотреть крайне благоговейно... а не с ухмылкой! heil! heil!.. и все!., всем своим видом вы демонст­рируете, что война уже выиграна, как и сейчас в Алжире, а завтра в Эро и Пуату, ну а в Камеруне не существует никако­го расизма, а в Азии никакие дикари никогда не расчленяли миссионеров... а там висел портрет Гитлера с прекрасными голубыми глазами и тоненькими усиками, вот и все!., его рамка на стене тоже принимала на себя удар! дрожала, как и наши тарелки с теплым супом, в резонанс с бомбами, падавшими, как я уже сказал, в ста километрах... представляете, что они там творили день и ночь, перелопачивая все руины и крате­ры!., у нас от этого буквально все вибрировало, супы покры­вались мелкой рябью, наподобие морщинок, a Fiihrer трясся в своей раме вместе со стенами, стеклами и даже самыми

большими деревьями... интересно, куда они его засунули, где может быть теперь этот великолепный портрет Адольфа? скорее всего, русские, которые пришли в Цорнхоф, его со­жгли... раму же, наверное, приспособили для Сталина? его ведь тоже обожествляли, а потом сожгли!., на его место по­ставили Хрюхрющева, не так ли? а когда сожгут этого, най­дут другого!., какого-нибудь маршала Йуйу? Нигер-Пецареф-фа?.. Франциска I?.. кому посчастливится дожить, тот увидит!., эти великолепные золоченые рамки все время ждут следую­щего Титана! они для этого и предназначены! Пророк, Атти-ла, Вашингтон, Лиотей112, Робеспьер, Бернадотт, Папа, в полный рост! ха! реки крови! обмахнем метелкой!., и опять повесим на место! идол подан! о, ненадолго! под рамкой уже сучит ногами другой, ему тоже хочется!., вскарабкаться! Черт, Помпей, Чмырь, Маголь возмущаются, они крайне раздра­жены!

А тогда мы все ждали, пока они закончат гримасничать... mahlzeit!.. heil!... вот сейчас они начнут комментировать все эти новости... так уж здесь было принято... но не нужно дол­го ждать... можно и самому проявить инициативу... однако они уже начали говорить свои глупости... только я собирал­ся задать вопрос... как вдруг Кретцерша меня прерывает: «что я думаю о цыганках?» а мсье Ле Виган? вас не соблазнили? а вас, Крахт?

Вижу, Кретцерша уже возбудилась... может, ревнует?., но она даже не дает мне ответить, сходу переходит в наступле­ние...

— Вы сами увидите, как они танцуют! а как поют!., толь­ко тогда, Крахт, вы сможете высказать свое мнение!., и вы тоже, мсье Ле Виган!..

Что за агрессивная шлюха, а чуть что сразу же пихает вам в нос мундиры своих сыновей...

— О, эти цыганские мужчины, какие они все акробаты, сами увидите! и скрипачи!., и змей умеют дрессировать!., полная кибитка!., а они еще и жестянщики!..

Ах, как ей весело!., может, она напилась? но пить-то не­чего!., у нее такой смех, что не то, что люди, даже животные в зверинце, и те бы испугались... а ведь ей никто ничего смешного не говорил! сама развеселилась!., со своими двумя мундирами под мышкой... ach! ach! ach! сотрясается она всем своим телом... ach! ach! хотя лично я не вижу тут ничего смешного... а ей смешно!., смешно!., и она собирается нам что-то сказать...

— Sie wissen nicht? вы разве не знаете?., что этот старик умеет играть не только на скрипке, но и на арфе! ach!.. ach!

Ее опять разбирает смех.

Сейчас она нам покажет!., чтобы мы все посмотрели!., вон там, в парке! кибитка!..

— Aie KabbalaL это же каббала, wunderbar!.. вы что, не видели? ах, они не заметили!., это же просто чудесно!..

Какие мы идиоты, нас стоит пожалеть!., ach! ach!.. все!., я-то ничего не заметил... разве что Ля Вига... а вот Крахт — да!., что?., знаки, рисунки... что это?., каббалистические зна­ки, разноцветные, розовые... зеленые... ну и что?., мне тоже интересно... с другой стороны кибитки... Крахт мне объяс­няет... я просто не заметил... а должен был... постараюсь вспомнить... в определенном возрасте вы можете сказать, что для того, чтобы заработать на жизнь, испробовали все... о, ля! ля! это достойно жалости, но все же... в те времена, когда я был служащим, курьером, секретарем у Поля Лаффита113, я все время скакал галопом... это было гораздо дешевле и бы­стрее, чем метро... линия № 1, от Ганс до Мардрюс, от ма­дам Фрайа к Бенедиктусу и в типографию на улице Тампль... от Вашида, занимавшегося «чтением линий на руке», к Ван Донгену на виллу Сайд... духи, без сомнения, перемещаются очень быстро, но я мог бы составить им конкуренцию... осо­бенно после этой беготни по Бульварам, Елисейским Полям и площади Терн... собрать все корректуры, ничего не поте­рять, потом написать комментарии, причем в таком увле­кательном стиле, чтобы читатель лишился сна и не пред­ставлял своей жизни без следующего номера... могу признаться, что очаровывать и околдовывать при помощи пера не хуже Шехерезады, я научился именно там... с тех пор прошло почти полвека... нет больше доставок, коррек­тур, гранок, верстки... а тогда я постоянно ходил пешком... спортивный образ жизни, спринт за спринтом... и никаких расходов: ни на омнибус, ни на метро... а вот там, на этой кибитке, я ничего не заметил... усталость?., возраст? не за­метил никаких эзотерических пестрых знаков... но зато я прекрасно рассмотрел Изис фон Лейден... и ее дочь, и слу­жанок... но об этом я предпочитал молчать... меня ведь ни о чем не спрашивают... думать об этом я мог все, что угодно, но про себя... однако порой даже ваш слегка недоуменный вид может вам выйти боком...

В конце концов Кретцерша все же вышла из себя... она уже вытаращила на нас глаза!., и тоже готовилась к прыжку, как Изис... уверяю вас, я знаю, что такое истерия... но во Франции так называемые «агрессивные формы» встречают­ся крайне редко... у наших женщин и молодых людей симп­томы истерии — это дрожь, бледность, слезы, громкие кри­ки... а вот Изис фон Лейден, когда она в прыжке, в стремительном полете, выхватила винтовку у калеки, проде­монстрировала нам совсем иную, агрессивную, наступатель­ную форму истерии... и никакой бледности, никаких кри­ков... я видел, что Кретцерша уже почти на грани, вот-вот начнет нам угрожать каким-нибудь маузером... отвечаем: ja! ja! ja!.. на все... ja! ja!.. может, она все же успокоится... ан нет!., вот она уже стоит у стола, прижав к сердцу мундиры своих сыновей... что она собирается делать? не ja! ja!.. a ach! ach! ну и что?., сейчас начнется рев?., нет! она просто выска­жет нам все, что думает! она встает на стул и обращается к сидящим за столом...

— Да!., да!., noch! еще! вы не знаете? да вы ничего не знаете!., графиня фон Чеппе уже здесь!., да!., она завтра бу­дет здесь!

Ну и что с того?., я не понимаю... интересно, кто такая эта Чеппе? Крахт-то, наверняка, знает... он не мешает Крет-церше вопить... но о чем это она?., что с ней?., с этой Тулф-Чеппе шутки плохи... поясняет мне Крахт... он может гово­рить вслух, крики Кретцерши заглушают все... мне в жизни приходилось слышать немало криков: крики ораторов, кри­ки узников, крики раковых больных, крики министров, крики генералов, крики рожениц и еще множество Других криков, — но это был совершенно особый случай... Кретцерша не со­биралась останавливаться... все это было бы похоже на ко­медию, но могло плохо кончиться... вряд ли у нее очень креп­кое сердце... сейчас она горланит, и ради Бога, но вскоре, вполне вероятно, потеряет сознание, и вообще, неизвестно, чем все это может обернуться... я прошу его повторить то, что он мне говорил... эта дама Тулф уже в Моорсбурге, она приехала на неделю к ландрату... графиня Тулф фон Чеппе... ему-то уж все известно... чья-то родственница?., мать Изис фон Лейден., приемная мать... она из Кенигсберга... но в Кенигсберге ей очень скучно... важная деталь: она говорит по-французски и очень хорошо!., она обожает французов!., и будет очень рада нас видеть! тем лучше!., тем лучше!., она как раз кстати!., правда она немного взбалмошная, Крахт


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.017 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>