Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

v Серия «Вершины. Коллекция» основана в 1999 году 10 страница



— И она не отдала?

— Да!., она сказала, что не стоит, ее муж сам туда схо­дит... потом с ней случилась истерика! из-за того, что мы ей не доверяем! считаем ее воровкой! а ведь она — мать-муче­ница!., у нее убили двоих сыновей! и именно французы!., я вынуждена была разрыдаться вместе с ней... иначе бы она меня не отпустила... она была просто вне себя от ярости...

— Вы мне не верите!

— Нет! нет!., я вам верю!

— Она показала мне мундиры своих сыновей... один с петлицами, обшитыми шнуром... и офицерскую гимнастер­ку... изорванные, измятые... все залиты засохшей кровью...

— Это правда насчет ее сыновей? Я задал вопрос Харрасу.

— Да! да! точно!., ее два сына!., но это не мешает ей быть настоящей сволочью!., мне кажется, она даже кого-то отра­вила... о, но она здесь не одна такая!..

«Она не одна такая», кажется, нечто подобное я здесь уже слышал... обрывки бесед между ним и Крахтом... я не буду просить его уточнить... но это забавно... Лили должна показать фотографии... и она нам их показывает, она ведь ей обещала... действительно, два сына, двадцати, двадцати пяти лет, оба артиллеристы... очень похожи на мать... они были убиты в один день, вот уже четыре года прошло... под Пе-ронном... Харрас знал этих двух сыновей...

А как же Бебер?.. я вспомнил о нем... он-то не особенно любит ветчину и сардины... все, что ему нужно, это морская свежая рыба, желательно, живая... к счастью, здесь есть гор­бунья... вот она действительно очень и очень мила... ее отец живет в Берлине, в большом bunker'e... он рыбачит в Шпрее... как удачно все складывается... каждый понедельник его дочь будет приносить нам бутылку, полную мелких рыбешек... мы договорились... Бебер целую неделю будет обжираться... сколько это продлится, столько продлится!., все же мир не без добрых людей, нельзя сказать, что кругом одни только подонки...

И Харрас тоже не был похож на злобного фрица... но не будем спешить с выводами!..

— Харрас, коллега, когда вы уезжаете?

— Завтра утром! но я бы хотел попросить у вас совета, Селин, если вы не против... и попросить кое-что сделать... если можно!., я хотел бы с вами об этом поговорить, если вы не возражаете!., о своем проекте! сегодня вечером! после ужи­на в спокойной обстановке?., вы не против?..

— Конечно, Харрас! конечно!., но не слишком поздно...

— В девять часов!., в девять часов вас устроит?

— Да... да, я буду здесь... Лили тоже... и Ля Вига... и Бе­бер.

— Договорились?



* * *

Признаюсь, что я знаком с Харрасом уже много лет, но я никогда не был уверен, что он принимает нас всерьез, хотя в то же время не думаю, чтобы он над нами насмехался... для него мы были французами, вот и все... позже, общаясь с мно­жеством других личностей, у меня сложилось четкое впечат­ление, что нас попросту считают паяцами... даже во Фран­ции... думаю, это на всю жизнь... но самые худшие, самые страшные подлости обычно готовят тебе твои благодетели, эти вообще отъявленные садисты... ваши мучения их забав­ляют... а что за публика!., такую обычно можно встретить на корриде или в цирке... как только вы лишаетесь права «по­дать жалобу», вы становитесь всеобщей игрушкой и можете скулить, сколько угодно... громче, тише... теперь вам всего следует опасаться и, в первую очередь, полицейских, ведь ваши отпечатки уже занесены в банк данных... и ваши пор­треты тоже... ну и хари... вот уж обыватели позабавятся!., «взгляните на него, он уже не имеет права «подать жалобу», посмотрите, что мы с ним сейчас сделаем!» для начала сож­жем его кровать, стол и стулья... а потом заставим его пред­стать перед судом по одному из предъявленных ему обвине­ний, полюбуемся, как кишки сами полезут у него из брюха, а затем он спортивным шагом отправится в кругосветное путешествие,.сперва по тропинкам, усыпанным битым стек­лом, а после по дорожке, утыканной гвоздями... в этом смысле Харраса я не опасался, он не относился к любителям подоб­ных развлечений, но уж больно «отсутствующий вид» у него был!., он был здесь, с вами, и вот в какой-то момент, тюк!., его уже с вами больше нет... вот он здесь, очень рассудитель­ный, и вдруг!., как будто другой человек!., появляется какая-то экзальтация... во взгляде... в словах... позже... гораздо поз-

же... вспоминая о нем... и еще о том, как доставали меня другие немцы, как врачи, так и больные, когда вдруг начи­нали уходить как бы в другую реальность, примеряя на себя многочисленные «состояния», только позже, гораздо позже я понял, что это было как бы ниспослано им по вдохнове­нию, такая манера впадать в мистический транс... бедный Харрас, каким-то роковым образом все для него обернулось очень плохо!., гораздо хуже, чем для меня...

О простите!., я снова вас потерял! но у нас с Харрасом все же было нечто общее... точность! военная! ровно в девять часов!., я спускаюсь в гостиную... и вижу его у дверей... мы заходим... он закрывает двери... я смотрю на его лицо, он плотно поел, хорошо выпил... я слушаю...

— Мой дорогой Селин, как мне кажется, для нас, для всей новой Европы, настало время поведать не только уче­ному миру, но и широкой публике то, как давно наши на­ции сотрудничают во всех областях, будь то философия, ли­тература, наука или медицина! медицина! наша с вами, дорогой Селин!., вот уже восемь веков, как немецкие про­фессора преподают в ваших школах., не так ли?., в Монпе-лье?.. в Париже?., в Сорбонне?..

Ага, теперь как раз настало время показать, что он меня полностью убедил... я совершенно с ним согласен...

— Вы найдете все материалы здесь!., в этих папках!

Он открывает ящик... несколько кусков бархата... а потом папки! сколько папок!

— Все это из наших архивов... из Музея науки...

Мне кажется, я кое-что понял, ему важно, чтобы у нас было подобающее занятие!., официальное!., одна папка!., дру­гая! несколько рукописей готическим шрифтом... готические буквы, красные и зеленые... и портреты профессоров!., гра­вюры на дереве...

— Вы мне доставите такое удовольствие, Селин? вы меня понимаете?

Я вижу, что ему надо...

— Конечно! конечно, Харрас!

Написание этой статьи я растяну на месяц... на два... им будет нечего сказать... мы совсем не праздные паразиты!., отнюдь! мы занимаемся исторической пропагандой!., prima! prima! великолепно! ооах!.. его снова разбирает смех! непло­хая шутка!., о, вот еще гравюра... «Четыре всадника» Дю­рера...

— А это пригодится нам для предисловия, не так ли?

— Хорошая идея!

— Но внимание! внимание, Селин! великая революция! вы знаете? Чума сильно сдала свои позиции... Голод тоже... отступает... а вот Смерть и Война разрослись просто до не­вероятных размеров!., эти пропорции Дюреру абсолютно не свойственны!., все изменилось!., вы согласны?..

Конечно, я согласен!..

— Ясное дело, грядет Апокалипсис! но мы лишились Чумы и Голода!

— Голод все же еще остался... Уточняю я...

— Но, у вас же есть шкаф, Селин! ооах!.. Как это смешно!

— Я вам уже говорил, Селин, в Берлине все просто в панике, вы сами видели телеграммы, эпидемий больше нет... ни в Монголии... ни в Индии!., во времена Дюрера эта война закончилась бы в два года!., а эта никак не может закончить­ся... напишите об этом в своем предисловии!., два всадника вместо четырех!., какая скудость!

— Я к вашим услугам, Харрас! все будет сделано!

— Вакцинированный Апокалипсис? просто невероятно!

— Понятно!., я все понял, Харрас!

Но его уже не остановить... а я думаю о Лили, она, на­верное, уже начала беспокоиться... с ней остался Бебер... и Ля Вига в своей подвальной камере тоже не должен был ощущать особого спокойствия... мне бы хотелось, чтобы Хар­рас замолчал, а я бы сходил наверх... но он так привык к международным конференциям... мне хорошо знакома эта среда, я несколько раз объезжал вокруг света с учеными вро­де него66... имея такой опыт, я могу с уверенностью сказать, что ничего разумного в мире просто не существует... стоит вам лишь чуть-чуть прислушаться!., чушь несут не только политики, ученые тоже! а уж как их тянет на трибуну! моно­логи!., коллоквиумы! в записках всевозможных высших тех­нических институтов больше глупости, чем во всех отчетах правительственных палат вместе взятых... или даже в самой обычной газете... и так дела обстоят не только у нас, это было бы слишком хорошо... всюду, на всех меридианах, кру­гом одно и то же... астрономия, гистология, и пошло-поеха­ло... тут не поможет и железный занавес, не устоит ни одна секта, раса, неважно, какого цвета у них кожа! побеждает тот, кто несет больше бреда!., а фанатики завороженно вни­мают!., и ученые, и невежды! на колени! и подобный запре­

дельный бред, наверняка, можно услышать даже на Луне, да и в других галактиках тоже!., и так продолжается уже тысячи лет!., тысячи!., я видел, что Харрас не на шутку увлекся сво­ими пространными рассуждениями... однако меня от его раз­говоров о папках постепенно, но неуклонно начинало кло­нить в сон... а еше предисловие!.. «Четыре всадника»!., маленький Голод и маленькая Чума... я уже даже невольно представил себе, как провожу месяцы в изучении Апокалип­сиса!..

Когда я был в этом Национальном обществе, чего я там только не наслушался!., от самых мощных умов того време­ни, от этих многомудрых гениев! даже сам Харрас, при всех его сильных сторонах, в сравнении с ними был просто ребен­ком! во всем!., я имею в виду людей уровня Бертрана Рассе­ла, Кюри и Люшера67... эти-то точно достигли вершин в ис­кусстве демагогии... а Харрас с его Апокалипсисом, это пшик!., пшик!., херня!., я могу протянуть над этим два... мо­жет, три месяца... не больше! я его предупредил...

— Ооаах! у нас ведь тоже есть секретное оружие! Он что, собирается еще и это мне объяснять?..

— Харрас, если вы не против, перенесем это на завтра?

— Да! да! решено! завтра вечером! heil! heil!

* * *

Лили, наверное, уже просто изнемогает там в башне, в этой консервной банке... высоты потолка там едва хватает, чтобы распрямиться... а Харрас все не умолкал... продолжал развивать свое положение о вековой истории франко-немец­кого сотрудничества в области медицины... доказательства! в этих папках!., но это еще не все!., у каждого портрета своя история!., мне следует это хорошенько запомнить! вот этот фриц был профессором в Париже, а этот — в Монпелье... в XI веке... в XII... в XV... их ученые споры!., о, они были отнюдь не жалкие дилетанты! настоящие ученые... которых либо превозносили, либо преследовали... причем все...

Я вижу, как приоткрылась дверь... кто же это... Харрас ничего не заметил... Лили делает мне знак... ладно!., я ти­хонько встаю... Харрасу нужно еще часа два... не меньше... уж такой это был человек... он был способен целые ночи напролет изучать мельчайшие детали, делать выводы... а по­том вы обнаруживали напечатанный на машинке листок где-нибудь в саду... он весь вымокший и совершенно нечита­

бельный валялся в шалаше... и уже никто и никогда не мог прочитать эту херню... Харрас относился к породе людей, способных целыми ночами размышлять над причинами возникновения краснухи на островах Ферое... в XVII веке... а в тот момент его страстно занимали фрицы в Монпелье в XII... XV веках...

Мы вышли из гостиной, а он даже ничего и не заметил... он проводил конференцию для самого себя... для одного себя... его было слышно даже на лестнице... а я, уже лежа на матрасе, долго не мог заснуть... он ведь наверняка заметит!., и разозлится!., издалека до меня доносилось не только эхо его слов, но еще и эти «брум»... но это его совершенно не беспокоило, он уже целых полтора часа бухтел про этих про­фессоров XII века... ну а мы пока решили немного отдох­нуть... я почти задремал... тем хуже!., тук! тук! этого и следо­вало ожидать!., он!., за дверью!

— Коллега! коллега! извините меня! но мне пора ехать!

Я встаю... нужно ему все объяснить... он стоит на сту­пеньках... уже в походной форме... толстая шинель... фана­ты с длинными ручками... я прекрасно его вижу, мельтеше­ние его фонаря на темной лестнице создает эффект мелькаю­щих кадров, как в кино...

— Я уезжаю, Селин, так нужно!

— Плохи дела?

— О, они уже начали бомбить... вы разве не слышали?

— Да!., но далеко!..

— Ехать лучше ночью... они бомбят дороги только днем!..

— Удачи, дорогой Харрас!..

— Вы это сделаете?

— Сделаю что?

— Да резюме того, что в том ящике!

— Конечно же, дорогой Харрас!.. через восемь дней все будет готово!

— Не торопитесь, Селин! потихоньку!., не нужно спе­шить!

— Как скажете, Харрас! я полностью к вашим услугам!

— Подождите!., можно войти? еще два слова!., вы позво­лите, мадам?

Можно не стесняться...

— Ну, конечно же... Харрас!

Я закрываю за ним дверь... мы никогда еще его не виде­ли в настоящей военной форме... он и так огромный, а те­

перь вообще стал как монстр... особенно в нашей комнате, в этой консервной банке... он слишком высокий, нагибает го­лову...

— Послушайте меня, друзья мои! я не знаю, когда снова приеду! Крахт будет мне звонить... меня могут отправить на русский фронт... возможно ли это?., или в Лиссабонн... это будет зависеть... в общем, вы узнаете... но вы будете здесь... про здешних людей я вам все рассказал!., главный здесь ланд-рат, вы с ним знакомы... вы его и так еще увидите, не пытай­тесь искать с ним встречи, это глупый и злобный старик... замок и ферму вы тоже знаете... здесь другой старик, ритт-майстер со своими служанками, но он не опасен... у него разные мании, вот и все... обыкновенный старик!., сын фон Лейден, инвалид, со своей женой на ферме и с дочкой Сил-ли... эта девочка придет к вам, принесет молока, для вас и Бебера... вот так!., так!..

Он задумывается...

— У жены сына Изис тяжелый характер... у нее пока еще не начался климакс, но это не за горами... красивая женщи­на, которую никто по-настоящему так и не оценил... вы ведь понимаете?..

— Да... да... конечно...

— Подождите!., еще кое-что... он, этот безногий, прини­мает наркотики... ему дают наркотики... вот уже четыре года, как он инвалид... полный... обе ноги... рассеянный склероз?., или же нарушение болевой и температурной чувствительнос­ти? его осматривали уже десять... двадцать раз... случай, опи­санный Паже? будущее покажет, не так ли?

— Конечно!., конечно!..

— У него бывают припадки, как при сухотке спинного мозга... но это не сухотка... со временем все станет понятно, не так ли?., очень болезненные... а еще у него наблюдаются психические отклонения, это определенно, и вот тогда он становится опасным... приступы ярости... раньше, в мирные времена, это был совсем другой человек, а теперь он очень раздражителен... со своей женой, со своей дочерью, со все­ми, с вами, если он слишком часто вас видит... я давал ему обычные успокоительные... и делал уколы... в конце концов, пришлось перейти на опиум... в сиропе... у него сдает серд­це... он попросит вас его послушать... его жена Изис делает все, что может... я говорю ей: не нужно слишком много ле­карств!., в подобных случаях никогда точно не знаешь, что делать... Крахт вам все расскажет... ах, и еще, чуть не за­

был!., вы ее не видели!., в другой башне, там, наверху!., жи­вет Мария-Тереза фон Лейден, сестра старика... в другой башне замка... baronin Мария-Тереза!., она никогда не ви­дится ни со своим братом, ни с племянником, ни даже со своей племянницей Изис!.. она живет у себя, сама о себе заботится, ездит в Моорсбург, сама себе готовит, боится, что ее отравят... только по четвергам она ездит в Моорсбург... а по воскресеньям выходит поиграть на органе... может быть, вы как-нибудь зайдете в церковь... там пастор Ридер!.. анти­нацист!., она играет довольно хорошо... думаю, вы сможете услышать, как она играет на пианино и у нее дома, она вас наверняка пригласит, она может быть очень любезной, если захочет... она говорит по-французски, воспитывалась в Швей­царии... как и все девушки из хороших семей в те времена!.. В заключение он говорит...

— Ну вот, теперь вы все знаете... следует остерегаться Кретцеров... если они будут проявлять открытую враждеб­ность, Крахт мне позвонит...

— Хорошо, дорогой Харрас, договорились!

— И еще та работа, не так ли?..

— Я только о той работе и думаю!

— В добрый час!., чертов Селин!

Снова его «ооах»! какие мы смешные!., встряхиваем руки! пожатия!

— Тысяча извинений, мадам Селин! извините меня!., из­вините!

Я спускаюсь вместе с ним... хочу посмотреть, как он уез­жает... он не против... Крахт стоит внизу у крыльца, с двумя здоровенными набитыми до отказа чемоданами.

— Вы случайно не увозите с собой эти папки, Харрас?

— О, нет необходимости! это только съестные припасы! цыплята! масло!., ветчина! я от вас ничего не скрываю!

— Харрас, вы настоящий друг!

Грузят его огромные чемоданы... и он готов в путь!., мо­тор!., в дорогу!., гитлеровские приветствия!

— Вы все запомнили, Селин!

— Все!., век вас не забуду!

Крахт пожимает мне руку, впервые за все это время... он не очень-то общителен... Харрас залезает в машину... а я — в свою башню... отъезд... доносится шум...

А еще дальше... гораздо дальше... слышны слабые птаф! птаф!.. это взрывы в их «необороняемой зоне»... но никакой тревоги не слышно... тревогу здесь играют на рожке... они

мне уже рассказали... сельский полицейский Хьельмар об­ходит деревню... он еще старше старика фон Лейдена... ког­да это необходимо, он бьет в барабан... необходимость воз­никла лишь однажды, и то по ошибке... когда немецкий полевой самолет упал на Плацдорф... ГГлащюрф — это на полпути между Моорсбургом и нами...

* * *

Ля Вига снова поднялся с нами наверх... нам было не­много не по себе после того, что мы узнали про этот Цорн-хоф, про этот замок, ферму и фон Лейденов... и про этого Крахта, аптекаря-эсэсовца, штатного стукача... и про персо­нал Dienstelle... Харрас от нас отделался... раз и навсегда... в Грюнвальде нам было бы лучше... но кто знает, может быть, и нет?., может быть, лучше все же в Цорнхофе?.. как только вы лишаетесь права говорить и можете лишь слушать, вам остается только надеяться, вы превращаетесь в подопытное животное...

О, и в современном мире везде так! все сидят и ждут, пока им на голову не свалится какой-нибудь «Спутник»! ну, может, кто и нашел себе теплое местечко где-нибудь в глу­бине шахты, окутанной рудничным газом! люди ведь соглас­ны на все, только бы не «Спутник»!., «добровольцы», запря­женные в вагонетки! черт! значит, всему свой черед!., слишком уж все много бахвалились тогда в 44-м... а теперь праздник кончился!., беда опять стучится в каждый дом!., мы-то здесь, в Цорнхофе, хотя бы знали, что происходит... просто мы были полностью в чужой власти, вот и все... и нам от всех этих людей, пленных, деревенских фрицев, русских, поля­ков ничего хорошего ждать не приходилось... мы попали в крайне затруднительное положение!., но та же хренотень ждала нас и во Франции, где наши братья из Бретани и с Монмартра только и мечтали о том, как разделать нас на ломтики!., до смешного смешно! малютку Эсфирь68 поддер­живал целый мир, и целый мир был против нас... малютка Эсфирь Лойола69 готовила сценарий своего фильма на чер­даках Отрыгдама70... а мы ничего снимать не собирались... нашим уделом были конура и молчание!., может, конечно, стоило снять, хотя бы в целях пропаганды?., но в любом случае, все равно нас ждали только клевета, нищета у по­зор...

И тут, в этой «Чудоруссии», мы продолжали расхлебы­вать то, что уже давно заварили... и чего точно не стоило заваривать... и сюда не нужно было попадать... первые впе­чатления были далеко не радужными!., продолжение мы уз­наем завтра... а пока немного добавим к уже происходяще­му... нам с Лили за столом досталось два ломтя черного хлеба... а Ля Виге — немного сельдерея и хлебного мякиша... мы все это разделили... пауки пришли на нас посмотреть... спуска­ются на паутине с потолка, выжидают... и ззз! тут же снова поднимаются... они любопытные... мы ведь поселились на их территории, это уж точно... Ля Вига хочет спуститься вниз, в свою камеру, но только чтобы я его проводил!., хорошо!., тогда все втроем! Бебера оставляем... берем свечу... прохо­дим мимо комнат, где живут секретарши Dienstelle... видне­ются только полоски света под каждой дверью... слышен тихий шепот... и еще голоса радио... тока больше нет... но радио работает на батарейках... барышни из Dienstelle, долж­но быть, устраивают такие вечеринки только для своих... всему свое время, иногда скрытность просто необходима... итак, мы спускаемся по большим ступеням... еще наверху оклика­ем Яго, чтобы он знал, кто идет... все в порядке, он рычит, но тихо... только чтобы показать, что он нас услышал... он нас пропускает... сейчас посмотрим, что нового в этой каме­ре!..

Ничего, только пауки, как и у нас... мы опять отправля­емся обратно мимо Яго... вот мы и снова на нашем матра­се... как бы хотелось просто наплевать на все и уснуть... ан нет, тут-то как раз на вас и наваливаются волнения и забо­ты! вот древние греки, к примеру, тоже жили в мире траге­дий, день и ночь — в заботах... примерно так же живет и тот, кто оказался вне закона... зато наш коммунистическо-бур-жуазный, менторский, лицемерный, технократический, ал­коголический, обжирающийся,, больной раком новый мир заботится лишь о двух вещах: о собственной заднице и о собственном счете, — на остальное же ему глубоко плевать! Прол и Плут снова вместе! полное согласие!., ну а нам, за­травленным нищим, спать не приходится... нам нужно быть очень предусмотрительными... всегда думать о том, что нуж­но и чего не нужно говорить... анализировать свое созна­ние... любая мелкая оплошность могла очень дорого нам обойтись... Ля Вига внизу, в своей келье, тоже, должно быть, крепко задумался... один Бебер ни о чем не думал, значит, проявлять изворотливость оставалось нам... животное оно и

есть животное, он был гораздо счастливее нас... ну все, мол­чу, даже шевелиться больше не буду... пусть хоть Лили не­много поспит... а я сам могу часами лежать без сна... я уже к этому привык, лежу и слушаю шум у себя в ухе... я научился дожидаться рассвета... небо в бойнице наверху сереет.;, по­том светлеет... надеяться на большее нечего, ведь уже сен­тябрь... должно быть, шесть часов, или что-то около того... я не буду будить Лили... лучше схожу проведаю Ля Вигу... но как же насчет кофе? я посоветуюсь с ним... где взять кофе?., на ферме?., может, он знает?., я спускаюсь босиком... снова прохожу мимо Яго... Яго спит прямо на каменном полу... он слабо рычит... пропускает меня...

Ля Вига тоже уже проснулся... я спрашиваю его, не ду­мал ли он насчет кофе... еще бы, он не думал!., ну тогда пошли его искать!., зачем идти на ферму, ведь здесь в кори­доре есть что-то вроде подпольной кухни, он просто уверен, третья дверь от него... толкаемся туда, стучим... он же видел, их там четверо, трое русских и одна служанка старика... ни­кто не отвечает... Яго рычит на стук... они, должно быть, разошлись по своим комнатушкам... до чего же все эти бляд-чонки скрытные, каждая сама за себя!., как и старик, со сво­ей подвальной кухней! уверен, у них у всех есть булочки!., кстати, как потом Ля Вига освещает свою конуру? со спич­ками!., он показывает их мне, даже дарит одну коробку... ему хватило трех спичек, чтобы лечь... а у нас есть свеча, но это опасно!., еще повезло, что мы ничего не подожгли... теперь пошли за булочками... есть идея... если рядом ничего нет, то на ферме!.. Ля Вига одевается... то есть напяливает свои гов­нодавы... мы уже давно спим не раздеваясь... собирается он недолго, вот мы и на улице, в парке свежо... на первом же повороте аллеи натыкаемся на рабов-мужчин... их дюжина, они складывают вместе стволы елей... что это они тут тво­рят? и кто это такие?., сейчас я у них спрошу... но я не успе­ваю, меня окликает какой-то солдат, довольно пожилой эсэ­совец... вот он выходит из кустов... и спрашивает меня, чего мне надо... и кто мы такие?., не очень любезно... я объясняю ему, что мы живем в замке, вон в той башне... французские беженцы, а сейчас идем на ферму попросить там у них чего-нибудь горячего... он смягчается... он бы сам налил нам не­много кофе, но они с этими каторжниками уже пили его в четыре часа... у него больше ничего не осталось!., он перево­рачивает свой бидон, показывает мне, больше ни капли!., у них подъем в четыре утра!., он достает из своего самого глу­

бокого кармана огромный будильник из черной стали... шесть часов с половиной!., мне всегда казалось, что мы достаточно трудолюбивы, рациональны, но почему-то нас все постоян­но считают бездельниками... вот каторжники, так те по-на­стоящему вкалывают... встают до зари... эти-то действитель­но старались... это было видно... они строили что-то вроде избы, добрых тридцать на тридцать метров, целиком из ело­вых бревен... и на опорных балках! у них здесь точно должна быть лесопилка... я спрашиваю у эсэсовца... это там, на дру­гом конце деревни, в Дансинге!.. Tanzhalle!.. поскольку этот эсэсовец оттаял, я интересуюсь, кто это такие... рабы Бо­жьи!., я о них уже слышал... так это они? толстопузые столя­ры, «отказники по религиозно-этическим соображениям»... если бы они были французами, им бы показали, как играть в Библию и в отказ... я говорю эсэсовцу...

— Гитлер — славный малый!., а вот во Франции уже на­стал полный Kapout!

— Ja! ja! hier auch! здесь тоже!

И он похлопывает по своему здоровенному маузеру... вполне дружелюбно!., мы смеемся!., вот мы и подружились!

— Heil! heil!

Я спрашиваю у него...

— Сходить, что ли, к фон Лейденам, напротив, может, у них найдется кофе?..

— Sicher! конечно!..

Ладно! пошли!., через парк, а потом через большой двор... налево хлев, свинарник... и высокие силосные башни, от ко­торых так воняет... цементная тропинка вдоль пруда с навоз­ной жижей, который воняет еще сильнее... они все вложили в этот двор... здесь еще и гуси, утки, куры... конечно, за всем этим нужно присматривать, наблюдать за происходящим сверху, с фермы... я что-то не вижу наших работников, двух французов, Леонара и Жозефа... я слышу русские песни... вижу женщин и детей... босоногих... и мужчин в сапогах... они идут через двор... машут нам руками... что-то кричат... думаете, дружески?., нет!., вид у них, скорее, злобный... прав­да, чувствуется задор!., они, должно быть, отправляются па­хать, полоть... туда, на равнину... где виднеются картофель­ные борозды... маленькие... огромные... тянущиеся до самого Моорсбурга... весь горизонт в бороздах... наверное, они идут туда... что это за люди?.. Харрас же мне говорил... это все русские, которых вывезли с Украины... они здесь в качестве «вольнонаемных»... само собой... целые деревни... Иван из

есть животное, он был гораздо счастливее нас... ну все, мол­чу, даже шевелиться больше не буду... пусть хоть Лили не­много поспит... а я сам могу часами лежать без сна... я уже к этому привык, лежу и слушаю шум у себя в ухе... я научился дожидаться рассвета... небо в бойнице наверху сереет... по­том светлеет... надеяться на большее нечего, ведь уже сен­тябрь... должно быть, шесть часов, или что-то около того... я не буду будить Лили... лучше схожу проведаю Ля Вигу... но как же насчет кофе? я посоветуюсь с ним... где взять кофе?., на ферме?., может, он знает?., я спускаюсь босиком... снова прохожу мимо Яго... Яго спит прямо на каменном полу... он слабо рычит... пропускает меня...

Ля Вига тоже уже проснулся... я спрашиваю его, не ду­мал ли он насчет кофе... еще бы, он не думал!., ну тогда пошли его искать!., зачем идти на ферму, ведь здесь в кори­доре есть что-то вроде подпольной кухни, он просто уверен, третья дверь от него... толкаемся туда, стучим... он же видел, их там четверо, трое русских и одна служанка старика... ни­кто не отвечает... Яго рычит на стук... они, должно быть, разошлись по своим комнатушкам... до чего же все эти бляд-чонки скрытные, каждая сама за себя!., как и старик, со сво­ей подвальной кухней! уверен, у них у всех есть булочки!., кстати, как потом Ля Вига освещает свою конуру? со спич­ками!., он показывает их мне, даже дарит одну коробку... ему хватило трех спичек, чтобы лечь... а у нас есть свеча, но это опасно!., еще повезло, что мы ничего не подожгли... теперь пошли за булочками... есть идея... если рядом ничего нет, то на ферме!.. Ля Вига одевается... то есть напяливает свои гов­нодавы... мы уже давно спим не раздеваясь... собирается он недолго, вот мы и на улице, в парке свежо... на первом же повороте аллеи натыкаемся на рабов-мужчин... их дюжина, они складывают вместе стволы елей... что это они тут тво­рят? и кто это такие?., сейчас я у них спрошу... но я не успе­ваю, меня окликает какой-то солдат, довольно пожилой эсэ­совец... вот он выходит из кустов... и спрашивает меня, чего мне надо... и кто мы такие?., не очень любезно... я объясняю ему, что мы живем в замке, вон в той башне... французские беженцы, а сейчас идем на ферму попросить там у них чего-нибудь горячего... он смягчается... он бы сам налил нам не­много кофе, но они с этими каторжниками уже пили его в четыре часа... у него больше ничего не осталось!., он перево­рачивает свой бидон, показывает мне, больше ни капли!., у них подъем в четыре утра!., он достает из своего самого глу­

эсэсовец нас пока не пригласил, но ведь это вполне могло случиться... я ничего не сказал Ля Виге, но он и сам об этом подумал... ах, ну вот мы наконец и на ферме... у дверей их кухни... стучим! сильнее!., никто не отвечает!., точно как в замке... думаю, мы все же увидим сына!., поднимаемся по маленькой лесенке... посмотрим, выставят нас или нет! в слу­чае чего, мы зашли извиниться за происшедшее накануне, ведь они нас приглашали, а мы тогда просто спутали день... главное — самообладание... пахнет кофе!., вот это да! причем настоящим кофе!., неужели и нам достанется?., забавно!., тук! тук!., стучим еще... herein! мы входим в какое-то подобие маленькой гостиной... безногий и Изис сидят за маленьким квадратным столиком, они как раз раскладывают карты... Николя тоже здесь, русский великан, который носит сына фон Лейдена, он стоит за его креслом... они планируют свое будущее...


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.021 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>