Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Сенсационное автобиографическое исследование на тему современного российского образования и воспитания. Вашему вниманию предлагается автобиографическая книга, написанная человеком работающим в 5 страница



Инициатива наказуема

Одна молодая учительница поделилась со мной случаем из её опыта, вынесенного ею в погоне за провозглашаемыми новейшими технологиями обучения. Она как-то выразила инициативу задействовать видеоматериалы, интернет-ресурсы, специализированные программы — для создания современного, отвечающего требованиям Президентского послания урока. А ей — бац по лбу: «Вам нельзя пользоваться в моём кабинете этой аппаратурой», — сказала училка, в чьём классе та проводила свои уроки по расписанию. А своего кабинета у неё нет. Пойти бы пожаловаться на самодурство оной директору. Но нет: она жаловаться не пойдёт, т. к. про обидчицу знает, что та дружит с завучем, лучше не связываться, а то ещё проблемы будут.

И всё это имеет место быть на фоне регулярных высказываний президента о новых кадрах: дорогу молодым, активным, инициативным! Даёшь новую пятилетку, ура, товарищи!.. Я как раз и есть этот активный, инициативный учитель, который не ограничивается выполнением учебного минимума, который нацелен на разностороннее и углублённое развитие знаний, умений и качеств учеников посредством творческой деятельности. Более того, я вполне спокойно могу обойтись и без каких бы то ни было компьютерных технологий, организовав интересное учебное мероприятие. Было бы оно — это самое желание что-либо делать, а его-то и пресекают на корню, подменяя действительное лечение больного организма наноприпарками и нанокостылями, нахлобучивая все эти новшества на очень нездорового и почти парализованного, чуть живого пациента.

Как-то раз, проводя очередное такое мероприятие, я решила сделать стенгазету, чтобы всем показать работы детей, им самим на радость, да и чтоб детки из других классов тоже посмотрели, почерпнули что-нибудь для себя. Мы с коллегой сфотографировали детей во время мероприятия и за свои деньги напечатали в фотостудии фотографии для оформления тематического стенда, посвященного этому мероприятию. После чего я подошла к завучу с вопросом, где можно разместить стенгазету. Завуч направила меня к классному руководителю тех детей, у которого во всём большом классе не нашлось почему-то даже места для нашей стенгазеты. Почему — это отдельный вопрос, вопрос нежелания помощи другим учителям, особенно содействия их успеху, их удачной идее, инициативе (которых нет у тебя). Не останавливаясь на этой досадной неудаче, я продолжила поиски и направилась к другому завучу, и вот, наконец, мне вроде как выделили стенд в вестибюле школы, и я, осчастливленный учитель, начала оформлять стенд. И вдруг мне тоже — щелчок по носу: подлетает другая разъяренная завучка с рыком: «Что вы тут себе позволяете, кто вам разрешил и что вы здесь собираетесь делать?! Это мой стенд, и отдайте мне мои гвоздики!» И это говорит не какая-нибудь училка, у которой просто «критические дни», это говорит завуч, для школы которой я и ученики делали эту самую стенгазету! Сколько вредности, жадности, ненависти было в этом человеке, и этот человек работает с маленькими детьми (начальной школы). Она буквально выхватила у меня из рук эти несчастные гвоздики, я прям дар речи потеряла, рот открыла, стою как дура, слова молвить не могу. Но я сделала над собой волевое усилие и говорю ей: «Смените тон, почему вы так разговариваете?» На что она молча развернулась на каблуках, показала мне свой затылок, зашла в свой кабинет и хлопнула перед моим носом дверью. И вот я в безысходности обращаюсь за поддержкой к самому главному (как к Путину или Медведеву в нашей стране) — к директору. Казалось бы: такая ерунда, какой-то стенд со стенгазетой, а оказывается, что повесить простую стенгазету без вмешательства Главного начальника не представляется возможным в российской школе. Директор обещает разобраться. И что? Ничего. Проходит день, два, неделя, две — о тебе и твоих трудах, стараниях на благо школы, твоей беготне по всем столбовым дворянкам всех рангов и отделов школьного царства ни много ни мало просто забыли. Это так руководство школы проводит реформирование школы в пользу современных стандартов обучения и поощрения творческих педагогов. Меня оскорбили, послали, хлопнули перед лицом дверью и забыли, или сделали вид, что забыли. Я потом напомнила им эту историю спустя полгода, так они (директор с этой завучкой) тут же меня оборвали на полуслове и переврали, обернув всё против меня, дескать, это я сама должна была в пятый раз опять с этим же вопросом к ним подойти, и мне непременно помогли бы! А я этого не сделала! А теперь на кого-то тут навожу тень на плетень, вместо нормальной-то работы! Шли б лучше работали! Чем всё тут ходите, жалуетесь, пороги обиваете, всё чем-то недовольны, бездельники, всё б только критиковать, всё б возмущаться, нормальным людям житья от таких нет!



И запомните, эти люди воспитывают детей, проводят с ними большую часть времени их жизни, проводят с детьми времени даже больше, чем родители. Но самое главное — они учат ваших детей не только по учебникам, а служа им живым образцом поведения, учат их своим личным примером: как надо оскорблять других людей (заведомо более слабых: подчинённых, или просто более молодых по возрасту, или скромных, деликатных, или не умеющих и не желающих быть такими же агрессивными и вёрткими, меднолобыми приспособленцами, не желающих отвечать хамством на хамство и т. д.), как, пользуясь положением и наглостью, сделать невиновного виноватым, как можно быть несправедливым и безнаказанным, как врать и выкручиваться и мн. мн. др.

Ещё один пример из практики. Ближе к окончанию первой учебной четверти я подошла к завучу с вопросом о том, будет ли по случаю окончания четверти какой-либо концерт — мы бы с ученичками с удовольствием выступили с номером на английском языке. На что она сказала, что в этой четверти концерта не будет, но если у нас есть номер, мы можем заснять его на видеокамеру, и его потом покажут по школьному телевидению. Я поинтересовалась, а не будет ли школьного концерта перед Новым годом. «Да, будет, если захотите выступить, это очень приветствуется, подходите ко мне, всё организуем». Думаю: «Ух ты, как замечательно!» Обрадовалась и побежала на урок, рассказала детишкам, что нас снимут на видео и покажут в школе. Они пришли в несказанный восторг. Мы с ними разучили замечательную песню на английском языке, придумали сценку, отрепетировали, дома они с родителями подготовили специальные костюмы, в назначенный день принесли их, оделись, к нам пришла с камерой одна из старшеклассниц и сняла этот номер на камеру, после чего выразила удивление, как такие маленькие детки (третий класс) смогли исполнить такую непростую, с точки зрения языка, песню. Дети в восторге, я счастлива, глядя на них в их смешных костюмах и радуясь их успехам. Затем ролик несложно монтируется, и вот он готов. Я иду к той завучке, с которой об этом перед тем говорила, спрашиваю, видела ли она наш ролик, а она с видом, как будто плохо припоминает, о чём речь, перенаправляет меня к директору, заметив мне, что все видеоматериалы отсматривает директор, прежде чем их покажут в школе. Что ж, прихожу к директору, а та интересуется, по какому поводу снят ролик. Яей рассказываю, что это номер в рамках страноведческого обучения, по случаю популярного в англоязычных странах праздника Хэллоуин. Тут она меня огорошивает каким-то указом-приказом о том, что с такой-то даты любые мероприятия, связанные с этим праздником, в школах запрещены. Я объясняю: это же не дискотека, не специализированное мероприятие на эту тему, это просто исполнение традиционной детской песенки с очень добрым содержанием, хорошим английским языком, красивой мелодией. На что она мне: «Если в песне фигурирует слово «Хэллоуин», то нельзя». Я в полном расстройстве, дети меня спрашивают, когда покажут наш ролик. А мне нечего им ответить, ну как сказать детям, что нашу прекрасную песенку, видите ли, запрещено петь по приказу департамента образования. Не поймут дети — они же не упыри, чтобы понимать их язык; английский язык они уже немного знают, а вот язык упырей им ещё учить и учить (и выучат же, как миленькие, вольются со временем в их плотные ряды, под общие знамёна…). А я открываю школьные учебники по английскому языку и нахожу в них ряд материалов, посвященных празднику Хэллоуин. И опять иду к директору: «Как же так, вы говорите, что всё, связанное с этим праздником, запрещено в стенах школы, а в учебниках, одобренных Министерством образования, есть и песни, и атрибуты этого праздника, и рассказы о традициях и истории его празднования». Явная нестыковочка, мягко говоря. «Меня это не касается, вот приказ, который я тебе показывала, и я как директор исполняю приказ, а остальное не в моей компетенции», — отрезала она. Т. е. рассуждение, работа мысли не входят в компетенцию директора! Уф, какое облегчение, ну хоть с этим-то уже хотя бы полная ясность! А ведь пусть бы всего только заинтересовалась, сказала бы: «Да, ну надо же, какая несуразица, как-нибудь скажу об этом на совещании директоров». Нет, «меня не касается — и всё, свободна, назойливая училка».

То все, как один, бросаются у нас дружно праздновать этот Хэллоуин, о нём взахлёб пишут СМИ и показывают репортажи по ТВ, как его празднуют в других странах. Поначалу это даже вызывает очередное сожаление и раздражение по поводу очередного безоглядного заигрывания со всем заграничным, подобострастного обезьянничанья перед всем западным. А потом с таким же остервенением и подобострастием, когда наверху маятник качнётся в другую сторону, расправляются с какой-нибудь безобидной детской песенкой. И какой маразм у нас на очереди?

Наступила вторая четверть, а там и Новый год не за горами, я снова придумала выступление с ребятишками и иду к той завучке, которая мне и советовала по этому поводу к ней обращаться. Так, мол, и так, хотим выступить на новогоднем концерте. А она, как ни в чём не бывало, сообщает мне, что никакими концертами не занимается, а занимается такой-то человек, вот к нему и подходите с вашей инициативой. Яподхожу к этому человеку, а та мне в свою очередь сообщает, что и она этим не занимается, а на то есть другой человек, но подходить к ней нет смысла, потому что у неё уже готовый строго определённый сценарий праздника. Всё! Опять мы в пролёте (а я уже сказала родителям, веря заверениям руководства в помощи, что будем выступать для них, что надо будет к выступлению головные уборы и свечи купить, и, несмотря ни на что — снова ведь расходы — родителям идея очень понравилась). В общем, в очередной раз пришлось свернуть всю затею. А какая хорошая была затея! Очень жалко, даже вспоминать об этом неприятно. Моя коллега меня успокаивала: «Ну вот убедилась, наконец, что здесь всё бесполезно, никому ничего не надо, так что остынь со своими идеями, расслабься и не дёргайся, хватит напрасным трудом заниматься». Но я с ней не согласилась. Может, им никому и не нужно: учителям, администрации школы, а детям и некоторым родителям — нужно, а для меня это главное.

Когда же я снова захотела кое-что организовать, я уже ни к кому не подходила, сделав всё просто на своём уроке, только договорилась с одной учительницей (кстати, тоже постоянно претерпевающей притеснения и оскорбления от начальства, о чём я узнала только через несколько месяцев), которая любезно отдала мне четверть своего урока, для того чтобы мои ученики выступили перед ребятками из параллельного класса. Спасибо ей за это. Всем деткам понравилось: и тем, которые выступали, и тем, которые посмотрели, — мы с ними вместе благодарственную открытку артистам на английском языке написали. А очередную стенгазету с работами учеников я просто повесила на стену (скотчем прямо к стене приклеила), в кабинете той скромной, чуть ли не по стенке ходящей учительницы, которая мне 15 минут от своего урока не пожалела и квадратный метр стены в классе тоже не пожалела, в отличие от её более опытной и гораздо более почитаемой в школе коллеги.

Вот так и живёт инициатива учителя — почти в подполье и на голой стене.

Дедовщина — это понятие, давно переставшее относиться лишь к армии

Во всех школах дедовщина процветает и на уровне учителей, и на уровне учащихся.

Постоянно видела на переменах в школе эту картину: какой-нибудь юный барин, барчонок со всей дури бьёт какого-нибудь мальчугана помельче. Вы думаете, кто-нибудь из учителей разруливает такие ситуации, воспитывает детей не обижать, не распускать руки, не пинать ногами других детей — нет, сегодня, в сегодняшней школе никто не разъясняет современным, воспитанным на боевиках, ужастиках и кровавых компьютерных играх детям, почему нельзя никого обижать, унижать, оскорблять, бить, пинать (а затем, совсем скоро, и убивать!). Мимо проходящая училка просто сделает формальное замечание и спокойно идёт дальше по своим делам, а здоровяк, отработав лицом секундное смущение, возобновит преследование своей жертвы. Я видела эту картину сто, тысячу раз. Тогда как за подобное поведение в школах Великобритании ученика оставят после уроков, будут обстоятельно беседовать с ним (не формально), вызовут родителей, а могут и временно отстранить от посещения школы, т. е. незамедлительно примут комплекс мер по перевоспитанию агрессора, подавляющего других детей. У нас тоже могут вызвать родителей, но не для того чтобы совместно с родителями наладить работу над проблемой, а чтобы просто сделать им выговор, а то и припугнуть комиссией по делам несовершеннолетних (на этом комплекс мер заканчивается). В подобных ситуациях всегда хорошо видна та бездна, разделяющая родителей, семью ребёнка и школу, администрацию и учителей, имеющих непосредственное отношение к успехам и проблемам ребёнка: разговор школы с семьей ребёнка всегда либо кондовый, нравоучительно-отстранённый, как о мебели (нет, о мебели, конечно, гораздо заинтересованней!), либо это какое-то лицемерное лебезение. Нормального, открытого, равноправного, спокойного разговора не бывает (ну, может, только с такими учителями, как я, — у меня несколько раз получался такой разговор, по душам, серьёзный, без «театра» с какой-либо из сторон). Яобращала внимание на лица родителей, выходящих из кабинетов администрации школы после такого разговора, — это почти всегда лица с отпечатком неудовлетворённости от состоявшейся встречи, с тревогой или с кривенькой улыбкой раздражения и внутренней досады, озлобления. Хотя разговаривают там с ними вежливо, никто им не грубит, не хамит, т. е. внешне всё чинно-благородно, а вот по сути ничего хорошего. Зато после ухода родителей может иметь место быть некий цирк с разговорами учителей о том, какая, например, хорошая мама у этого обалдуя. Так и хочется сказать: раз вы видите, что она такая хорошая женщина, что ж вы с ней нормально-то не поговорили, а вместо этого свой затёртый до дыр спектакль перед ней разыгрывали? Или вы сейчас его разыгрываете? На самом-то деле — и тогда, и сейчас (всё, что они делают, совершенно неискренне, т. е. формально, лживо).

А ведь именно школа должна быть инициатором позитивного взаимодействия, сотрудничества с родителями, не родители. Поскольку родители — это просто частные лица, это могут быть самые простые люди, или даже очень неблагополучные, а то и глупые или равнодушные и т. д., а школа — это организация, выполняющая определённые, оплачиваемые функции, состоящая из специалистов, получающих заработную плату за то, что они обязаны обеспечить ребёнку благополучное пребывание в учебном заведении. Так вот, школа ничего не делает в этом направлении, хотя нет, это неправда, она как раз очень даже делает, только в противоположном направлении — в направлении воспитания по принципу «само как-нибудь образуется», «в кого-нибудь это чадо всё ж таки и вырастет». Чего ж хлопотать, чего напрягаться, пусть родители напрягаются, а моё дело маленькое — просиживать от звоночка до звоночка, да за зарплаткой регулярно ходить. Вот и воспитывается у нас с младых ногтей и тот самый формализм, и лицемерие, и приспособленчество, как в организованной по низшим законам жизни стае. Где выживает и приспосабливается хитрейший, жаднейший, беспринципнейший и т. д. А то всё: «Коррупция! Борьба с коррупцией!..»! Какая борьба, где даже хотя бы её видимость, если этот самый будущий оборотень в погонах или даже будущие евсюковы (они ведь тоже в своё время учились и воспитывались в нашей школе) находятся вне всякого воспитательного минимума в школе? А что родители? Для рядовых учителей родители не объект совместных усилий в воспитании ребёнка. Родители — это лишь что-то вроде досадной занозы, причиняющей лишние неудобства и волнения: вечно от них одни проблемы, от этих родителей (или слишком придирчивых, лезущих со своими вопросами, мнением, сомнениями, страхами, либо совсем не занимающихся своим ребёнком, — и в любом из этих случаев не устраивающих равнодушную училку). И ладно бы только какая-то сложная, нетипичная, конкретная ситуация, но совсем другое дело — психология учителей, априори с неприязнью относящихся к родительской фигуре, неприязнью, повторюсь, воспитанной в них лишними хлопотами, необходимостью лишних для них телодвижений, шевелений ленивыми чреслами (если от родителя, конечно, не поступает какая-нибудь приятная компенсация этих «лишних», утомительных хлопот, например, дорогие подарки). Я сама ловила себя на мысли, что заражаюсь этим нехорошим отношением к родителям, и всё время старалась себя перенастраивать на позитивный лад (и не всегда успешно, должна признаться). Так вот, к главному: пока отношения между школой и семьёй ребёнка не изменятся кардинальным образом (а это может произойти только с приходом в школу людей другого, не кондового, не лицемерного менталитета), дети будут вредить себе и друг другу и страдать. Яиногда так и говорю некоторым непонятливым родителям, приходящим ко мне, учителю, с желанием поконфликтовать, я им говорю: «Есть проблема и есть цель — решение этой проблемы, благополучие ребёнка. И есть мы — две стороны — учитель и семья, так вот, цель будет достигнута, только если обе стороны договорятся, сплотятся и будут слаженно действовать в одном направлении. А если мы будем конфликтовать и тянуть одеяло каждый на себя, действовать в разных направлениях, ни к чему хорошему это не приведёт, это только навредит ребёнку, тогда как наша цель ему помочь».

Что обычно делают современные дети на школьных переменах: со звонком с урока они стремительно выбегают из класса и начинают с неистовством мутузить друг друга, по-другому играть и общаться многие из них не умеют (потому что никто не научил: ни родители, ни воспитатели, ни учителя). Либо драка: пинают друг друга ногами, таскают за волосы, прыгают с разбега на лежащего или сидящего на полу. Бывают случаи, когда так по нескольку человек прыгают на одного и ломают ему позвоночник, а он потом несколько месяцев лежит в больнице, «ну, инвалидом не остался, и слава богу» — скажут окружающие… Либо уткнутся носом каждый в свой плэйстэйшн, т. е. совсем не общаются друг с другом. Что делает учитель в это время? Она в классе выставляет оценки в дневники, или заполняет журнал, или проверяет работы, или отчитывает кого-то за плохую работу на уроке или несделанное домашнее задание, т. е. она не видит, что происходит на перемене с подопечными ей детьми. А если она всё-таки выйдет в коридор и увидит заварушку, её реакция такова: «Так, а ну разошлись, а ну встали, а ну подошли ко мне, а ну сели и сидите». Никакой беседы с детьми об их драках или опасных для других детей и самих себя играх я не слышала ни разу. «Ты что вытворяешь, родителей вызвать в школу?!» — это максимум, что разгоряченный дракой ребятёнок услышит от своей заботливой учительницы.

Зато потом, да, конечно, будут вопросы, на каждом углу все будут дружно качать головами, вопрошая: почему же наши детки из таких ангелочков превращаются в таких гадких-звероподобных: грубых, гнусных и жестоких — издеваются над животными, над сверстниками (и не только), а затем снимают все эти свои зверства на видео и выкладывают в интернет? Ответ: это нынешняя школа делает их такими. Плюс, конечно, и телевидение, и кино, и развлекательная индустрия, пропагандирующие насилие, и родительское, конечно, бездействие, наплевательство, и болезнь всего окружающего общества… Всё это верно, но всё это НИКАК не снимает ответственности и со школы, повторяю — главного учебно-воспитательного органа, механизма, учреждения для ребёнка с 6 и до 17 лет. А наша школа — это дикие джунгли, в которых выживает сильнейший, точнее наглейший, т. е. хищник. Уже с малых лет дети попадают в среду, в которой их делят на два отряда: хищников и жертв. Ваших детей калечат на всю жизнь: либо ваш ребёнок вырастает лузером, неудачником, тихой, серой, трусливой, податливой жертвой, либо хищником — кровопийцей, который будет по жизни пить кровь у окружающих, будь то его семья, жена, муж, дети, престарелые родители, будь то его коллеги по работе, соседи и т. д., грести под себя, до чего только дотянутся руки, потреблять и потреблять всю оставшуюся жизнь, стараясь создавать как можно меньше (это удел лузеров — создавать-то). А нормальный человек после школы получается только чудом небес и стараниями хороших родителей — и он один из немногих, среди жертв и хищников-паразитов вокруг.

Язнаю, что изначально с рождения все дети нормальные, у каждого ребёнка есть потенциал стать хорошим, полноценным человеком. Этот потенциал можно мысленно представить в виде крыльев за спинами, как у ангелов. И вот эти прекрасные светящиеся крылья выворачивают и вырывают. Детей калечат навсегда. Как раньше выжигали глаза или сажали в бочку, чтобы человек не вырос, а стал карликом. Вот это всё то же самое. Только страшнее, потому что физическое увечье бросается людям в глаза, пугает их, вызывает в них желание сопротивления. Тогда как духовное увечье остается незамеченным подавляющим большинством людей.

Жадные мегеры, или Почему Плюшкин тоже не любил детей

А вот примеры жадности, доходящей до абсурдных, карикатурных форм. У одной из училок я как-то попросила на время стул (самый простой, обыкновенный стул: не из красного дерева, не работы 18 века с позолотой!). У неё в классе было много свободных стульев в тот момент, и это было во внеучебное время — так ей стула стало жалко, отказалась дать, и только когда я, не постеснявшись, при её учениках наивно спросила (не нарочно, а само вырвалось): «Вам что, стула жалко?», она нехотя, со скрипом разрешила мне его взять. Правда, уже брать не хотелось. А у другой училки я как-то попросила клей (самый простой клей-карандаш, стоит три копейки) — пожалела, не дала, хотя знала (я ей объяснила), что он мне очень был нужен для работы на уроке. Другой училке жалко было кусочка мела. А ещё одна, которая делила со мной кабинет — он был у нас на двоих, — поспешила занять лучшие полочки в шкафу, а потом и вовсе всё время норовила выпереть меня из кабинета и пыталась занимать его даже в то время, когда у меня там был урок по расписанию. Чего я ей, конечно, не позволила, так она тут же побежала на меня жаловаться директору. Да, кстати, они (признанные лучшими в школе педагоги — старожилы или блатные, родственники руководства, или молодухи, выпрыгивающие из штанишек, чтобы попасть в привилегированную касту) вообще очень любят бегать и по любому поводу жаловаться на кого-либо директору или любят обсудить на педсовете недостатки какого-нибудь учителя, которого нет в данный момент на собрании («здоровые» моральные принципы, под стать людям, являющимся образцом для подрастающего поколения, правда?).

Поначалу меня это удивляло: ну как взрослые тётки могут так показно бегать к начальнице, как дети-ябеды или как маленькие цыплята к мамке-курице, вместо того чтобы, скажем, поговорить с человеком, которого касается тот вопрос, и всё уладить с ним лично? А потом я, балда-Ивановна, поняла, что это просто такой, кстати, много где ещё распространённый, способ типичного подлого, заспинного существования в коллективе (как правило, в женском — наиболее распространённый).

Закулисные интриги, интриганство были известны на протяжении всей истории человечества, и не только во дворцах в виде возни за престолы среди монарших родственников и за огрызки власти челядью. Но только почему школа может уподобляться таким — не самым красивым — формам общества, человеческих отношений? Свора жадных, завистливых скупердяек, базарных торговок — вот как это зачастую выглядит изнутри для наблюдательного глаза. Да их на пушечный выстрел нельзя подпускать к детям, не то что платить им зарплату, да ещё деньгами людей, которым всё это могло бы казаться диким (увидь они хоть малую часть того, чему свидетелем был мой личный опыт)!

Писклявые монстры с ключами, или Просто ключницы

Сколько писклявости и подобострастия в голосе учителей при разговоре с руководством и авторитетными коллегами, и сколько авторитарности в их голосе при общении с подопечными им детьми! Беседуешь с детьми о том, что в празднике главное не подарки, а смысл этого праздника, внимание и забота, радость общения с близкими, дорогими людьми…, — тут встревает (без всякого приглашения) проверяющая тетрадки на моем уроке на задней парте другая учительница, встревает с комментарием: «Нам этого не понять» (это она про детей). Дети напряглись, примолкли. В этой фразе всё её мнение о своих учениках, что они ограниченные и заведомо неисправимые существа. Возможно, кто-то из них действительно избалован и эгоистичен, но никто из них не ограничен, и дети всегда тянутся к хорошему, если им хотя бы маленький краешек его показать, они всегда тянутся к разумному, если им это разумное разумно и с любовью преподнести. И тогда, на том занятии, они всё нормально поняли, что главное — действительно не подарки, а внимание и любовь близких людей и друзей… А вот той учительнице ничего подобного уже точно не понять, раз она такие неумные вещи, да с таким пафосом, цинизмом, не то что без стеснения выдает, да бесцеремонно вмешиваясь в чужой урок. Мне было обидно за детей. И за себя — я веду урок, а она беспардонно встревает и портит нашу беседу с детьми. А где же элементарная педагогическая этика?

Какими тихокрылыми ангелами эти учительницы влетают в учительскую, тихо воркуя или шутя «ни о чём» с коллегами, и какими громогласными или шипящими фуриями они набрасываются на детей, играющих на перемене в салочки: «Кто тебе разрешил здесь бегать?!» Или на детей, которые зашли на перемене в класс, где у них начнется следующий урок: «Кто тебе разрешил заходить до звонка?! А ну быстро вышли отсюда!» Да, что касается этих кабинетов, закрываемых во время перемены на ключ — это целая отдельная история, заслуживающая отдельного внимания. Когда я ещё училась в школе, некоторые кабинеты, может быть, и закрывались на ключ, но во время учебного дня они были открыты, и учителя гостеприимно принимали в кабинетах учеников не только на уроках, но и во время перемен.

Теперь же иная ситуация: чуть учитель из класса — запирает свою «собственность», свою «прелесть» на ключ, если учитель в классе на перемене — он просто запрещает (порой в явно грубой форме) детям входить до звонка. Я когда первый раз это всё увидела, была поражена. Мне крупно повезло в том, что я начала свою педагогическую карьеру в частном детском летнем лагере и частной школе, где комнаты и кабинеты от детей не закрывали. Но, попав в государственную школу и увидев эти казённые порядки, я удивилась не на шутку. Для меня это была дикость несусветная. Это такое неуважение к детям, такая нелюбовь к ним, недоверие, пренебрежение! Дети целыми переменами скитаются, как беспризорники, по коридорам, тем самым влача коридорное, бесприютное, неуютное, угрюмое существование. Поначалу у меня в государственной школе, как только я пришла работать, был свой кабинет (правда, счастье длилось очень недолго — отобрали, как вы уже знаете), и я, недоумевая на странное поведение детей, толпившихся у порога в класс, — я ещё не знала новых порядков в школе, — приглашала их в класс, чтобы они заходили и не стояли в коридоре у двери. Они колебались и неуверенно, чуть ли не по стеночке проходили в класс — настолько для них было в диковинку, что учитель пускает их на перемене в класс.

Да что там дети — вот вам история. Яна каникулах проводила урок с учеником, числящимся в школе на индивидуальном обучении. Класс, в котором мы с этой девочкой обычно занимались, был в тот момент занят: в нём проводили генеральную уборку. Поэтому я повела девочку в другой класс, один из тех, где у меня стоят другие уроки по расписанию, и который был в это время абсолютно свободен. Я, как обычно, взяла ключ от кабинета у охраны, расписалась в их журнальчике, мы зашли, сели, достали всё необходимое для урока, начинаем занятие, как вдруг появляется одна из многочисленных замдиров школы и, не стесняясь, при ребёнке, моей ученице, заявляет мне, что я не имею права без разрешения директора заниматься здесь с ребёнком. Яей объясняю, что регулярно провожу по расписанию уроки в этом классе. А она мне: «Но сейчас вы же не по расписанию проводите занятие, значит, нельзя». Дескать, я (педагог школы) должна каждый раз спрашивать разрешение у директора перед тем, как позаниматься с моими учениками в свободном классе. Своего кабинета у меня ведь нет. А таких ситуаций немало: например, остаться после уроков с должниками или получившими за какую-нибудь работу плохую оценку, для индивидуальной работы с ребёнком: разобрать с ним его ошибки, повторно объяснить материал — нередко это просто необходимо и случается не менее раза в неделю. И что ж — каждый раз бежать к директору, а если она на совещании или в командировке, или у неё посетители (что бывает почти постоянно), бежать к завучу, а если завуч в департаменте, бежать к третьей, а если она на обеде или в поликлинике… Я, с трудом веря, что эта гадость мне не снится, а является действительностью, была вынуждена прервать урок и пройти на поклон к директору. Но её не было на месте, я прошла в кабинет к главному завучу, той тоже не было на месте. По дороге встретила другую замдиршу, говорю: «Вы не могли бы объяснить, почему ко мне, педагогу этой школы, такое отношение, как к чужому дяде с улицы или как к воровке (там, правда, воровать-то нечего). Разве я здесь занимаюсь какими-то личными делами, мне что, обучение этого ребёнка одной здесь нужно?» Та пожала плечами и посоветовала найти всё-таки главного завуча и спросить разрешения заниматься в кабинете. И что мне делать — не проводить урок из-за того, что в одних кабинетах уборка, в других чай-кофе, а третьи вообще просто нельзя открыть без чьего-то высокого дозволения, основывающегося на правах единоличного «владения» данной общественной школьной собственностью? Хамская ситуация и по отношению к учителю, и по отношению к ученику, который сидел и ждал, пока я обегу школу в поисках руководства. А та мадама, сделав своё чёрное дельце, скрылась в неизвестном направлении. А потом как ни в чём не бывало: а что ей — она блюдёт право собственности на своей помеченной, как у кошек, территории и считает это не то что не зазорным, а самым нормальным делом.


Дата добавления: 2015-09-29; просмотров: 20 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.014 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>