Александра Витальевна Соколова 27 страница

– А теперь? Поняла, что не такое уж дерьмо?

– Нет. Поняла, что оплакивая то, что было раньше, не даю себе возможности жить прямо сейчас. И начала учиться жить заново.

– Что же такого ужасного ты совершила? – Диана улыбнулась и сжала под столом Лекину ладонь.

– Много, – серьезно ответила та, – на то, чтобы рассказать все, понадобится не один месяц.

– А я никуда не тороплюсь, – совершенно по-киношному ответила Диана, и Лека поняла, что это правда.

Солнце зашло. Они шли по пляжу, подбрасывая ногами песок, в отблесках света от многочисленных кафе и в тишине, разбавляемой лишь шумом прибоя.

И то и дело срывалась в случайную ласку рука, и пальцы сжимались вокруг пальцев, и бедра случайно касались друг друга.

– Ты была самой талантливой из моих учениц, и самой закрытой.

– А ты была самой ненавистной и самой сексуальной учительницей.

– Когда ты ко мне прикасалась…

– Меня било током.

– Мне хотелось…

– Касаться тебя снова и снова.

Диана споткнулась, а может, только сделала вид, что споткнулась, но Лека подхватила ее подмышки, прижала к себе, и уже не отпустила.

Близко-близко. Глаза в глаза. Дыхание в дыхание.

Она чувствовала, как поднимается и опускается Дианина грудь, касаясь ее собственной. Она чувствовала ладонями дрожь ее спины, а бедрами – ее бедра.

– Поцелуй меня, – прошептала Диана, и Лека послушалась.

Губы в губы, так нежно и так сладко. И кружится голова, и язык приникает в рот, лаская и завоевывая. Ладони на щеках, плечах, везде.

Лека вдохнула в себя Дианин запах, и углубила поцелуй. Ее губы звали и приглашали к любовным играм. Она почувствовала ладонь Дианы на своей груди и ошалела от позабытого возбуждения, накрывающего с головой и сбивающего с ног. Когда пальцы Дианы нащупали сосок через майку и сжали его, Лека отстранилась.

– Остановись, – прохрипела, – пожалуйста.

– Почему? – Диана потянулась за новым поцелуем, но Лека расцепила объятия.

– Просто остановись.

Она взяла Диану за руку, и повела по пляжу. Дорога к мотоциклу протянулась вечностью.

– Куда мы едем? – Спросила Диана дрожащим голосом, усаживаясь сзади.

– Ко мне, – донеслось до нее сквозь шум заводящегося мотоцикла.

Глава 15. Свидание.

Каким бы ты хотела, чтобы он был, наш первый секс? Может быть, легким и быстрым, будто дуновение ветерка в жаркий день? Или горячим и жарким, всепоглощающим, отключающим рассудок и взрывающимся от страсти? А, может, ласковым и долгим, нежным, глубоким, проникающим в самую душу, и остающимся в ней навсегда?

А, может, ты хочешь, чтобы мы лежали на постели, обнаженные, прижавшись друг к другу и целовались – столько, сколько выдержим. Пока не разгорится внутри так ярко, чтои потушить уже будет нельзя. Да и зачем тушить то, что так красиво горит, тревожит душу и тело, ласкает ум? Пусть горит, пока бьется сердце.

Они на цыпочках вошли в комнату, держась за руки и улыбаясь – пьяные друг от друга, распаленные, счастливые. Стоило двери за ними закрыться, как Диана схватилась за Лёкину рубашку и начала расстегивать пуговицы.

– Я так хочу тебя, – шептала она в темноте, раскрасневшаяся, большеглазая, с растрепанными волосами и приоткрытыми губами, – если бы ты меня не остановила, я бы трахнула тебя прямо на пляже.

– Если бы я знала, не стала бы останавливать.

Лека откликалась на каждое движение, каждую ласку, новой и новой вспышкой желания. Она прижала Диану к себе и поцеловала так, как давно хотела – впиваясь в непослушный рот, покусывая губы и ласкаясь языком.

Руки ее вовсю гуляли внизу, расстегивая шорты, поднимая полы блузки.

Лёкины ладони легли на бедра, сжали, погладили. Она не хотела спешить – хотела медленно стягивать с упругих ног шорты, целовать колени, бедра, выпирающие косточки над ними. Дразнить, касаясь языком живота. И, поднявшись, целовать – так глубоко, как только можно выдержать.

Её сердце оставалось спокойным, а в животе разгорался пожар. Дианино тренированное тело текло и плавилось под её руками. Слышно было, как вылетают тихие стоны из приоткрытого рта.

Лёка прижала Диану к себе и коснулась губами её шеи, потихоньку двигаясь к кровати. Но жар внутри добрался вдруг до сердца, и ждать стало невозможно.

Они упали на пол, на тоненький индийский палас, и Диана спиной оказалась на плетеном коврике. Лека легла сверху, сплетаясь ногами, руками, бедрами.

– Хочу тебя, – шептала она сквозь поцелуи, – моя девочка…

Она сорвала наконец мешающую блузку, и губами накрыла Дианину грудь, чувствуя, как она выгибается навстречу, и сходя с ума от ее стона.

Ее ладони гладили, ласкали, наслаждаясь каждой клеточкой этого сильного загорелого тела, этой бархатной кожи, этих блестящих от желания глаз.

Диана болтала ногами, помогая снять шорты и белье, и обняла ими Леку, прижимаясь крепче и окончательно сводя с ума.

И грянул гром, и разлетелись границы, и они соединились, наконец – пальцами, губами, сливаясь в одно и сходя с ума от страсти. Диана обхватила ногами Лёкины бедра и двигалась ей в такт. Её голова откинулась назад, глаза закрылись, а губы то и дело шептали: «Еще… еще…»

Милая, милая, милая… Как сладко в тебе, как горячо. Как изгибается доверчиво твое тело, подлаживаясь под мои движения, и как же оно волшебно просит больше и больше. Как томительно сексуальны твои глаза, и как сладко и жарко обладать тобой – еще недавно такой ненавистной, а теперь такой желанной.

Как трогательно и нежно ты шепчешь: "пожалуйста"… И как громко и яростно твое тело кричит: "еще…"

И от этого "еще" пожар внутри Леки разгорелся ярче и слаще, и уже не сдержать приближающегося счастья, и сливается в одном крике синева одних глаз с другими, и жар одного тела с другим.

И только маленькие часы на стене по-прежнему отбивают секунды над распластанными на полу телами. Секунды, в которых каждая капелька – новое счастье.

…

Наступило утро. Лека проснулась первой – как всегда, с первыми лучами солнца. Улыбнулась, поцеловала спящую Диану в горячее плечо, и, потягиваясь, отправилась в дворик заниматься йогой.

Душа ее пела, и утро пело вместе с ней – и трава пахла не как всегда, а по-особенному, и ассаны давались легче чем обычно, и ветерок как ласковый любовник ласкал обнаженный Лекин торс.

Она ни о чем не думала – ощущение спокойствия и счастья было таким трепетным и ласковым, что к нему нечего было добавить, и не о чем просить. Все сбылось. Все, и даже больше.

Закончив с йогой, Лека приняла душ и отправилась готовить завтрак – как была, в коротких шортах и без футболки. Ей хотелось успеть до пробуждения Дианы, но звезды решили иначе, и когда завтрак был почти готов, сок выжат и разлит по стаканам, а магнолия срезана и поставлена в вазу, сонная Диана появилась на кухне, заставив Леку уронить на пол пустую чашку и сделать шаг назад.

Она была совершенно обнаженная, даже полоски трусиков не было на ее загорелом теле. Теле, которым Лека обладала всю ночь, и так и не смогла насытиться.

– Иди сюда, – хрипло сказала она, протягивая руку.

– Зачем это? – Игриво улыбнулась Диана, покачивая бедрами. – Я всерьез опасаюсь за свою невинность.

– Ммм, невинность? – Протянула Лека, медленно, словно хищник, огибая стол и не отрывая взгляда от Дианы, – По-моему, с невинностью было покончено еще вчера.

– У меня осталось еще много невинности, – Диана тоже начала огибать стол, с другой стороны, – есть за что опасаться.

– Неужели? – Лека облизала губы кончиком языка и с нарастающим желанием увидела, как розовеют Дианины щеки. – В каком же месте живет эта невинность? Мне казалось, я проверила все.

– Выходит, что не все.

Они кружились вокруг стола, будто охотник и добыча, не сводя друг с друга горящих возбуждением глаз.

– У тебя соски, – сказала вдруг Лека, упираясь руками в столешницу и продолжая двигаться.

– А что с ними? – Подняла брови Диана, тоже не желая останавливаться.

– Посмотри, что.

И в секунду, когда она опустила взгляд, Лека одним движением перемахнула через стол и схватила Диану в тесные объятия.

– Это нечестно! – Крикнула та, вырываясь.

– Конечно, – согласилась Лека. Ее руки уже сжимали Дианину попку, а губы впились в шею. Не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, она посадила Диану на стол, и опустилась перед ней на колени.

– Что ты… – Только и успела сказать Диана, и больше уже говорить не могла.

Лекины пальцы впились в бедра, а язык и губы – во влажный пожар между ними. Она почувствовала, как Диана упирается пяткой в ее плечо, и ускорила темп. Сверху доносились только несвязные звуки, и стоны.

– Так что там с невинностью? – Спросила Лека, на секунду подняв голову, и едва не потеряла сознание от возбуждения, охватив глазами всю открывшуюся перед ней картину. Потрясающе красивая, сексуальная женщина сидела перед ней, полностью раскрывшаяся, мокрая, с растрепавшимися по плечам и груди волосами, и лицо этой женщины кричало только одно: "твоя я".

Твоя… Лека снова опустилась вниз, забыв о нежности, впиваясь, царапая, и забирая то, что принадлежало ей по праву. Она была варваром, насилующим прекрасную деву, и хищником, поедающим свою жертву.

Она не дала Диане кончить. Почувствовала языком приближающийся оргазм, и, поднявшись на ноги, стащила ее со стола. Развернула спиной к себе, и, не слушая протестов, снова впилась губами. Ласкала все, до чего доставал ее жадный язык. Держала руками извивающиеся бедра, и ласкала снова. Сверху уже доносились только животные звуки, смысл которых было невозможно разобрать, но этот смысл читался в каждом движении, каждой пульсации тела.

И когда ждать стало уже невозможно, Лека вскочила на ноги, обняла Диану сзади, царапая ее спину своими сосками, и резко, жестко, вошла пальцами. Губы ее почувствовали крик на Дианиной шее, и зубы сжали кожу. Она не знала, что это был за крик, но трясущееся в судорогах тело под ней, говорило обо всем.

Они упали на пол вместе – без сил, трясущиеся, мокрые. И Лека притянула Диану ближе, и поцеловала ее так нежно, словно маленького котенка. Диана силилась что-то сказать, но Лека не дала. И долго-долго лежала рядом, успокаивая поцелуями и нежными поглаживаниями.

В это утро Лека поняла, что пропала.

В это утро она почувствовала, что влюблена.

Глава 16. Просто.

Она лежала на боку и смотрела. Ни о чем не думала, ничего не хотела – просто смотрела. Спутавшиеся черные волосы, загорелые плечи, ямочки под выпирающими ключицами. И закрытые веки, под которыми – необъятная синева и глубь, так похожая на ее собственную.

А на плече – маленькая родинка, похожая на елочку.

Тепло и нежно, ласково и спокойно.

Она перевела взгляд левее, зацепилась им за лежащие на тумбочке два телефона. Еще вчера они разрывались от звонков – то вместе, то поочередно, а сегодня примолкли, сдались. Рядом с телефонами – беспорядочная куча пустых бутылок из-под воды, какие-то пакетики и бумажные обертки. Все это, кажется, тоже было вчера – поиски хоть чего-то съестного, и поедание одной шоколадки на двоих, и поливание водой, и снова, снова безудержный секс, не оставляющий ни времени, ни желания хоть на секунду остановиться и подумать. Вчера. А вчера ли?

Лека повернулась на живот и языком пощекотала Дианину спину – от ягодиц к шее, по позвоночнику. Тело под ней шевельнулось, выгибаясь навстречу. Эта покорность, эта готовность сводила с ума и расплавляла ум и сердце.

– Ммм, – Лека языком уловила вибрацию на нежной коже, и лишь потом услышала звук, – хочу…

– Ненасытная моя, – улыбнулась она, просовывая руки под Дианино тело и укладывая их так, чтобы грудь уместилась в ладонях, – эдак я скоро умру от истощения.

– По-моему, прекрасная смерть.

Диана выгнулась, в попытке отыскать Лекины губы, но в секунду, когда она почти дотянулась, тишину дома пронзила громкая трель звонка.

– Не открывай, – попросила Диана, лбом упираясь в подушку и двигаясь под Лекиными губами.

– Я и не собиралась.

Но звонивший был настойчив. Через несколько минут постоянные трели начали раздражать. Пришлось вылезать из постели и, не обращая внимания на Дианин протестующий стон, идти открывать.

Она распахнула дверь, намереваясь сразу же послать к черту того, кто посмел их прервать, но совершенно не ожидала увидеть на пороге ошарашенного, с округлившимися глазами, Тони. И только когда он совершенно по детски открыл рот и замер так, Лека осознала, что стоит перед ним совершенно голая, да мало того – с явными следами бурной ночи на теле. А еще через мгновение она заметила стоящую за Тониным плечом Таню.

– Ну? – Грубо сказала Лека, уже понимая, что сказке, кажется, пришел конец, но по-детски отказываясь в это верить. – Чего надо?

Губы Тони сомкнулись с щелкающим звуком, кажется даже подбородок завибрировал.

– Мы тебя потеряли, – сказал он, неудержимо краснея и наконец догадавшись отвести взгляд от голого Лекиного тела.

– Могли бы… – начала Лека, и замолчала. А что они, собственно, могли бы? Позвонить? Так наверняка часть из вчерашних телефонных трелей и была попыткой дозвониться.

– Антон, идем, – послышалось сзади, – мы мешаем, разве ты не видишь?

Она чуть не завопила сквозь зубы. Таня. Милая, славная девочка Таня уже повернулась спиной чтобы идти к воротам, и на этой спине ясно читалось желание немедленно застрелиться, как только эти ворота будут захлопнуты.

И – как будто всего этого было мало – из глубины дома послышались шаги, и кто-то до ужаса обнаженный и желанный ухватил сзади Леку за ягодицу и, дыхнув в ухо, пробормотал: "Куда ты пропала?"

Рот Тони снова открылся. Танина спина перестала уходить. Лека мысленно завыла.

– Так. Тань, прекрати убегать. Тони, закрой рот. Идите в магазин и принесите какой-нибудь еды. А мы пока поставим чайник.

С этими словами она развернулась, своим телом закрывая Диану от чужих глаз, и потащила ее внутрь дома. Диана сопротивлялась.

– Ну чего ты? – Ворчала она, будто пьяная, то и дело пытаясь поймать Лекины губы. – Ну их всех к черту, идем обратно в постель.

– Ди.

Лека добавила в голос металла, и это вдруг помогло. Она развернула Диану лицом к себе, крепко держа за плечи и, старательно отводя взгляд от красных отметин на ее груди, плечах, ключицах, сказала:

– Ты понимаешь, что завтра о нас будет говорить вся Кута?

Она с грустью увидела, как меняется Дианин взгляд, как стекает из него поволока и туман, уступая место страху.

Вот так, Леночка. Сказки кончились, и теперь начинается жизнь.

– Если не хочешь, чтобы так было, нужно немедленно одеться, привести себя в порядок и придумать внятное объяснение, почему ты у меня дома, голая и в таком… Потрепанном виде.

Диана смотрела на нее, молчала. Господи, ну почему так трудно соображать, когда эти голубые глаза так близко, так глубоко?

– Скажем, что занимались йогой и покусали друг друга в порыве энтузиазма? – Со злостью сказала Диана, и Лека отпрянула от этой злости. – Еще можно сказать, что волны научились оставлять засосы, и мы – прямое тому доказательство. Поверит твоя подружка такой версии?

Подружка? Какая, к чертовой матери, подружка?

Диана наступала, тыкая кулаком Лекино плечо и сверкая глазами. Лека пятилась.

– Ты о чем? – Возмутилась она. – Какая еще подружка? При чем тут это?

– Та самая, которую ты отправила в магазин! – Крикнула Диана, и снова ударила. – С которой ты везде за ручку ходишь! Кто она? Девушка твоя, да?

И тут до Леки дошло. Смех пришел сам собой, остановить его она не успела, и расхохоталась прямо в злое Дианино лицо. И только увидев, как по этому лицу плевком растекается обида, поняла, что смеяться не стоило.

С неожиданной легкостью, неизвестно откуда взявшейся, она схватила вознамерившуюся уйти Диану в охапку, и, не обращая внимания на ее попытки вырваться, потащила в спальню.

– Отпусти меня! – Вопила Диана, но Лека только смеялась.

– Ты ревнивая дурочка, – заявила она, опускав Диану на кровать и уворачиваясь от пощечины, – Танька влюблена в Тони, Тони влюблен в Риту, а я влюблена в тебя.

И тут же ей все-таки прилетело – не успевшая остановиться Дианина ладонь с силой хлопнула по ее щеке, заставив отшатнуться.

Диана застыла, пораженная.

– Правда? – По-детски спросила она, глядя на Леку испуганными глазами.

– Теперь уже не уверена, – пробормотала Лека, потирая щеку, – дерущихся женщин я не слишком жалую.

А дальше снова было волшебство. Диана целовала Лекины щеки, смеясь и плача одновременно, и каялась, и снова целовала. И, конечно, они пропустили момент, когда в дверьснова начали звонить, а когда осознали – Лека спрыгнула с кровати, натянула на голое тело шорты и майку, и поспешила вниз, на ходу порекомендовав Диане надеть на себя что-нибудь, и приходить на балкон.

Тони и Таня смущались, Лека шутила, и все вместе они быстро накрывали на стол. Судя по ассортименту блюд в пластиковых коробочках, ребята успели съездить в один из местных варунгов, а по дороге еще захватили воды в магазине.

Диана появилась когда все молча сидели на пуфиках и пили кофе. Она была прекрасна, и даже более чем обычно – настоящая черноволосая богиня в белом Лекином сарафанеи изящно-босая.

Вошла на балкон, улыбнулась, прошествовала прямиком к Леке и села на пуфик между ее раздвинутых ног. Все было понятно без слов, и от этого в груди поднимался такой восторг, какого Лека не чувствовала очень давно. Она обняла Диану за талию и нежно поцеловала в голое плечо.

– Тони, закрой рот, – уже привычно сказала, поднимая глаза, – вы вроде лично не знакомы? Диана, этот красавец с открытым ртом – мой друг Тони. А неземной ангел, отказывающийся на меня смотреть – моя подруга Таня.

– А как ты меня представишь? – Спросила шепотом Диана, кивнув на невнятное "очприятно".

– А как ты хочешь? – Сердце Лекино сделало кульбит.

– Попробуй угадать.

И снова риск. И никаких гарантий. И только вера в то, что все будет так, как хочется, как мечтается.

– А это Диана, – твердо сказала Лека, – моя девушка.

Наградой ей был уже привычно открывшийся рот Тони, улыбка Тани и удовлетворенный вздох той, что так сладко прижималась сейчас спиной к ее животу.

И снова стало легко. Сначала они долго пили кофе и ели рис с морепродуктами, потом вдруг все вместе решили отправиться в лав баз, и произвели там фурор – войдя в обнимку под удивленными взглядами друзей и знакомых. Потом была встреча с Родиком, без слов отдавшим выигрыш, но категорически отказавшимся признаться, кто надоумил его на этот спор. А дальше – ночной пляж, бесконечные поцелуи под звездами, один байк на двоих и огромное счастье быть вместе.

***

Наступило лето, толпы курортников в Куте поредели, а океан вдруг стал ласковым и спокойным. Лекин фильм был закончен, и большая часть ночей проходила теперь в переговорах то с Ксюхой, то со спонсором, и в последующих внесениях правок.

– Мне не нравится финал, – в один голос твердили Ксюха и спонсор, – они не должны расставаться. Нужен хэппи энд.

– Но тогда это будет сказка, – сопротивлялась Лека, – весь смысл в том, чтобы они расстались.

Ее ломало, и скручивало, и было невыносимо. Диана помогала как могла, но она даже не знала, о чем фильм, и в конце концов, доведенная до крайности отчаянием Леки, потребовала, чтобы та хотя бы рассказала сюжет.

– Я хотела показать тебе итоговый вариант, – отказалась Лека.

– Такими темпами до итогового варианта мы не доживем, – Возразила Диана, – рассказывай, сил уже нет смотреть, как ты маешься.

И она рассказала.

– Главный герой – бывший наркоман, тусовщик, разбивающий сердца и не задумывающийся ни о чем. Он приезжает на Бали сломанным и раздавленным, собираясь провести остаток жизни в покаянии. Но со временем понимает, что мертв.

– Как мертв? – Диана сидела рядом и гладила Лекину руку.

– А вот так. Мертв, заморожен, анти-жив. Ничего не чувствует, ничего не хочет. И он начинает искать путь к себе, путь к тому, чтобы снова жить. Сначала он ищет его вовне – ищет учителя, занимается медитациями.

– И йогой? – Улыбнулась Диана.

– И йогой. Но со временем понимает, что и это – не то. И в его жизнь приходит серфинг. Он тяжело ему дается, он жутко боится воды, океана, волн, но каждый день через преодоление выходит на воду. И в один из дней у него рвется лишь, и доска уплывает, а он остается один в центре океана. И тут он понимает то, чего не понимал раньше – невозможно найти себя одному. Невозможно уйти от людей и жить. Его спасает девушка, катающаяся неподалеку, и у них начинается роман.

– Ммм, роман. Как мило.

– Да. Она учит его, что смысл не в том, чтобы брать, а в том, чтобы отдавать. Что не вырастив в себе чувство любви, невозможно ни отдавать его, ни принимать. Что для того чтобы быть рядом с кем-то, чтобы суметь показать кому-то себя настоящего, нужно не меньшее мужество, чем когда ты один на один со стихией. И постепенно что-то в нем меняется. В один день океан становится другом, а девушка вдруг становится ему важнее, чем он сам. И вот тут-то у нас и происходит засада.

– Какая? – Удивилась Диана. – Мне все очень нравится.

– Финал. В моей версии он уходит. Уходит от девушки, уходит от этой любви, потому что понимает, что останься он – и его путь к себе будет остановлен. А спонсор хочет хеппи-энд.

Диана помолчала, задумавшись.

– Лек, – спросила она серьезно, – а ты правда думаешь, что на этой точке он не сможет дальше идти к себе?

– Да. Потому что если кто-то становится для тебя важнее, чем ты сам – дальше ты словно делишься надвое, одну половину себя отдавая любимому, и лишь вторую сохраняя себе.

– У тебя так было?

Лека дернулась, как от удара. Вот поэтому она и не хотела рассказывать, не могла, не была готова.

– Когда ушла Саша, я чуть не умерла. В один миг мне оказалось незачем жить дальше. Если бы я была более глубокой, если бы сохранила большую часть себя, этого бы не случилось.

– Ты уходишь в крайности, – Возразила Диана, – можно любить, и сохранять себя.

– Можно, – кивнула Лека, – но мой герой пока так не умеет.

Она обняла Диану и поцеловала ее в хмурый лоб. Диана продолжала смотреть в одну точку – задумалась.

– А как было с Женей? – Огорошила вопросом. О Жене они не говорили никогда.

– Татуировка, – ответила на незаданный вопрос Диана.

– С Женей было… – Лека прислушалась к себе и удивилась: боли не было. Господи, неужели прощение наконец пришло? Неужели она смогла себя простить? – С Женей было так же. Только с обратной стороны. Я так сильно боялась привязаться к ней, так сильно боялась отдать ей часть себя, что натворила много плохого.

– Что?

– Я убегала каждый раз, когда чувствовала, что она становится важнее. А потом возвращались снова. И снова. И снова.

– Ты все еще любишь ее? – Тихо спросила Диана.

И Лека ответила. Ответила, зная, что причинит боль.

– Я всегда буду ее любить.

Диана убрала руки и отвернулась. Лека смотрела на ее затылок, и силилась найти слова, но не могла. Как объяснить то, что было с тобой всю сознательную жизнь? Как описать то, что часть твоего сердца навсегда принадлежит другой женщине, и что в эту часть ей, Диане, никогда не будет доступа?

– Когда-нибудь ты бросишь меня ради того чтобы быть с ней.

Бесконечная боль. Предчувствие беды. Леке нечего было ответить.

Через несколько недель в поведении Дианы появились новые нотки. Она стала больше времени проводить с Лекой дома, запретила ей приезжать в школу, и сопротивлялась любым попыткам съездить в Лавбаз. Ночами как раньше отдавалась громко, страстно, но в том, как она прижималась к Леке, как обнимала, чувствовалось что-то отчаянное.

Лека как могла успокаивала, поддерживала, окружала заботой и лаской, но предчувствие перемен завладело и ею тоже. Иногда она просыпалась, и видела в темноте голубые Дианины глаза.

– Почему ты не спишь? – Спрашивала, сжимаясь от нежности в комок.

Диана не отвечала. Целовала, обхватывала руками, вжималась, словно пытаясь раствориться без остатка.

Слова, такие верные и острые, витали между ними, но никак не могли сорваться с губ. И только однажды, проснувшись, и еще не открыв глаз, Лека разобрала в тишине ночи шепот "любимая…"

Она не открыла глаз. Утром подушка была влажной от слез.

А потом пришла Женя.

Глава 17. Мы.

Диана уехала в школу, а Лека осталась заниматься монтажом. Вчера спонсор поставил жесткое условие – в течение двух недель нужно определиться с финалом. И если их не устраивает ни его вариант, ни вариант Леки, то нужно искать третий.

Перебрав в голове триста вариантов, и не найдя ни одного подходящего, Лека, заварив чай, вышла на балкон. Денек выдался солнечным и жарким. Она подошла к бортику, и опустила взгляд.

Сердце шарахнуло от груди в пятки и вернулось обратно. В горле пересохло.

Она стояла и смотрела. Так буднично и так просто. Две реальности, вдруг соединившиеся в одну.

– Ну и долго ты будешь так стоять? – Спросила она, и не узнала собственного голоса.

Перемахнула через бортик, и приземлилась прямо перед Женей.

– Здравствуй, чудовище.

Женя. Женька. Мелкая. Маленькая и любимая Женька. Кудрявый ребенок в серферских шортах. Мысли путались, мешали, набатом отдаваясь в сердце. И такое трогательное, такое знакомое обращение – "привет, чудовище". Сколько лет ее так никто не называл…

На ватных ногах она вошла в дом, предложила присесть, и убежала в спасительное одиночество кухни. Захлопнула дверь и сползла по ней на пол.

– Что она тут делает? Что, во имя всего святого, она тут делает? И что теперь делать мне?

Взгляд упал на фотографию, в рамочке стоящую на холодильнике. С фотографии блестела голубыми глазами и белоснежной улыбкой Диана.

– Не буду ничего говорить, – подал голос трусливый червячок внутри, – придет домой и сама увидит.

Лека вздохнула и, взяв телефон, набрала номер.

– Привет, Светик, – сказала секунду спустя, – Ди на воде? Нет? Дай ей трубку.

И прислонилась к столу, чтобы не упасть.

– Что случилось? – Встревоженная, родная, чудесная. Господи, что же мне теперь делать? – Лека, что случилось?

– Женька здесь.

Ахнула и замолчала. Через километры Лека чувствовала, как бьется ее сердце. Бьется в такт ее собственному.

– Не уберегла, – прошептала Диана, – все-таки не уберегла…

– Ди, я…

Она не знала, что сказать. Никто из них не знал.

– Ты не ходи больше на воду сегодня, – попросила Лека.

– Не пойду, – согласилась Диана. – Я приеду вечером. Поздно.

Они помолчали еще, вслушиваясь в дыхание друг друга, и одновременно повесили трубки. Лека смахнула ресницами случайные слезы и с чайником в руках вернулась в комнату.

– Ну, – весело сказала она, – давно меня никто так не удивлял. Рассказывай.

Женя рассказывала, Лека смотрела, и чувствовала, как кожурками слезает с ее сердца остатки накипи, освобождая что-то теплое, светлое, давно и безнадежно забытое. А когда Женька сказала, что ее дочку зовут Лекой, спала последняя преграда. Лека плохо помнила, как так вышло, но вот уже она обнимает ее, тормошит, и тело под руками – Женькино, и запах Женькин, и чувства все – про нее, про Женьку.

Стерлась грань, и словно не было этих – теперь уже почти двадцати – лет. И ничего не было, и ничего уже не будет после. Только любовь – осязаемая и сильная, разливающаяся между ними двумя.

Они были близко, слишком близко, ее щеки, ее губы, ее маленькая, едва заметная морщинка на подбородке. Так близко, что сердце бухало под самое горло, а губы сами собойпотянулись к губам. Но в последнюю секунду, когда поцелуй стал, казалось, неизбежен, Лека остановилась. Ее словно по голове ударило острым и ясным: "Не смей".

– Ты собиралась поведать мне удивительную историю, – сказала она, – по-моему, самое время это сделать.

Она почувствовала, как Женька отстраняется, отодвигается, но не позволила ей уйти – положила руки на плечи и уложила рядом с собой. И вздрогнула, услышав:

– Ладно. Но сразу предупреждаю – многое из того, что ты услышишь, тебе не понравится.

Это оказалось правдой. Лека слушала молча, закрыв глаза, словно смотрела кинофильм, кадрами врывающийся в сознание и мысли.

Вот Женька в Таганроге, с маленьким ребенком на руках – уставшая, не выспавшаяся, укачивает и поет тихую песенку.

Вот она в гостях у Кристины, а рядом – Лиза, Инна и Леша. Друзья.

А вот работа – ученики, коллеги, учебные планы, простые очки на кончике носа и строгий костюм.

Пауза. Лека почувствовала, как Женя перевернулась на живот и ощутила на себе ее взгляд. И кино продолжалось.

Словно застывший кадр – Марина на пороге, ее глаза, ее слова, и Женькин шок и ужас.

Леку словно камнем по голове ударило. Она даже веки подняла, пораженная.

– Зачем я ей понадобилась?

– Я думаю, будет лучше, если она скажет тебе сама.

По Леке холодок прошел от ее тона, и от выражения лица. Сама не зная, почему, она вдруг испугалась.

И окончательно замерла, услышав страшное:

– Зачем ты мне врала?

Врала? Как врала? Вот уж нет – сколько бы дерьма она ни совершила в жизни, единственное всегда оставалось неизменным – она не обманывала. Уходила – да. Причиняла боль – да. Но не врала.

Дата добавления: 2015-09-28