рассмотренная в связи с историей идей 37 страница

б) В резко секуляризированной идее империи слились воедино спорные тенденции. Прежде они, может быть, неправомерно, назывались «языческими». Но вряд ли можно отрицать, что их полная реализация означала бы угрозу папскому примату, что собственно и происходило после Пиппина, когда церковный примат оказался увязан со специфически средневековым характером власти. Против этой угрозы папство по праву протестовало.

Ученые-правоведы Болоньи выдвинули, исходя из римско-визан тийского права, смелые положения, которые не оставляли места для независимости Церкви. Райнальд Дассельский высказывался радикально. Правда, трудно установить, насколько имперско-автократи ческие взгляды Райнальда разделялись самим императором; но что они не были ему совсем чужды, говорит имеющая символическое значение канонизация его отдаленного прототипа — Карла Великого — одним из антипап, Пасхалием III (1164_1168). То, что из-за своего поражения при Леньяно и внезапной смерти на Востоке ему не удалось добиться реального цезарепапистского господства над Церковью, не означает, что он к нему не стремился.

в) Императорские права, которые Барбаросса провозгласил на имперском совете в Ронкалье (1158 г.) (они были разработаны болонскими учеными юристами), имели непосредственно политическую цель: восстановление власти императора в имперской Италии (ликвидация независимости городов Ломбардии, которая сложилась в связи с церковно-политической борьбой; возвращение себе регалий, которыми были пожалованы итальянские епископы). Сообразно с силами, участвовавшими в конфликте, эти требования должны были сильнейшим образом отразиться как на церковной, так и на церковно-политической ситуации. Практически император добивался как можно более полной инвеституры. Поэтому за инвеституру епископов регалиями он требовал от них ленной присяги в имперской Италии точно так же, как в Германии. Поскольку он также претендовал на верховенство над Римом и Церковным государством, в его владычестве над Северной Италией курия должна была усмотреть серьезную угрозу свободе своих действий и недопустимый возврат к временам борьбы за власть над Церковью. Политическая свобода становилась предпосылкой духовного и иерократического властного статуса папы.

Еще большую угрозу для курии стали представлять планы Фридриха, когда в результате брака его сына с Констанцией Сицилийской (1186 г.) Церковное государство оказалось в окружении. Заявления Райнальда Дассельского не оставляли никаких сомнений относительно конечной цели. Несомненно, отклонение Барбароссой требований Адриана²⁹⁰ с указанием на то, что признание суверенитета папы над Римом свело бы его императорскую власть над этим городом к чистой формальности, непосредственно открывает всю проблематику средневековой императорской идеи, содержание которой никогда не находило ясного определения. Но при всем преувеличении иерократического начала остается неопровержимым одно: притязание папы на полную независимость духовной сферы, которая была недостижима без независимости политической.

Поскольку, как уже было сказано, обе эти величины находились в остром процессе саморазвития и самоосознания, трения не могли не перерасти в жизненно опасные столкновения.

г) Барбаросса, соответствовавший идеальному образу короля рыцарской эпохи, лично никоим образом не был враждебен Церкви. При своей первой поездке он освободил Рим и папу от Арнольда Брешианского. После того как юношей он участвовал во Втором крестовом походе, Барбаросса с религиозной преданностью возглавлял вместе с королями Франции и Англии Третий крестовый поход (где теперь уже он, а не папа — ср. § 49, — явился вождем Запада). Но здесь речь идет об основном вопросе — власти.

Самыми важными для истории Церкви остаются, конечно, два момента: первый, что справедливая защита своей независимости при существующей расстановке сил, к сожалению, вынуждала папство защищать духовные и церковные интересы средствами другого, чуждого порядка; средства, которыми защищали достояние Церкви, угрожали ее чистоте. И второй: спор между светской и церковной властью настолько перерос в борьбу за главенствующее положение, что уже не мог быть закончен без поражения одной из сторон. Именно в нем становится очевидной вся трагичность ситуации, которая, как уже было сказано, должна будет и действительно завершится поражением империи одновременно с решительным и роковым ослаблением папства.

5. а) В Англии претензии короны также возросли настолько, что это вызывало протесты и ответные действия Рима. Король Генрих IV (1154_1189) успешно старался извлечь пользу из спора императора с Адрианом IV. Он продолжил эту игру во времена борьбы антипап, поставленных Барбароссой, с Александром III. Возможность отпадения от Рима и перехода к антипапе ставила его в политически благоприятную ситуацию, которую он и использовал. Его требования в Кларендоне (1164 г.) о восстановлении «древних обычаев» в области церковного управления простираются очень далеко. Они содержат элементы, требующиеся как для того, чтобы поставить Английскую Церковь в полную зависимость от короны (назначение епископов, их ленная присяга, более активное использование доходов от вакантных епископств), так и для того, чтобы сильно затруднить связь Английской Церкви с Римом и даже применение папой интердикта и экскоммуникации.

В сущности, таким объемом власти фюрсты пользовались лишь над предраннесредневековой, «свободной от Рима» территориальной церковью. Для этой цели категорически отвергается достигнутое с тех пор церковное влияние Рима: апелляция к Риму запрещена; клирики по всем светским вопросам подлежат светскому суду; выбор епископа зависит от короля, которому епископ должен принести ленную присягу и присягу верности. Генрих выражал готовность на теоретический, но не на практический отказ от всего этого. (Жертвой борьбы стал Томас Бекет, архиепископ Кентерберийский, непреклонно выступавший за права Церкви²⁹¹.)

б) Если учитывать все сопротивление, оказываемое папе мелкими итальянскими политическими образованиями (Сицилия), а также внутриримскими политическими силами, то нужно будет признать, что политическое главенство Рима в начале высокого средневековья существовало еще в очень ограниченном смысле.

И все же наш основной тезис о верховенстве папы в этот период правомерен. Развитие протекало последовательно в соответствии с превосходством религиозной идеи над политической. Коренное преобразование мира в соответствии с этой религиозной идеей стало возможным благодаря самоотверженному служению Бернарда, Франциска, Доминика, Бонавентуры и Фомы на благо Церкви, руководимой папой (внешним выражением этого стала почти неправдоподобная плодотворность готики).

Здесь мы снова сталкиваемся с упорным сопротивлением мирской власти. И тем не менее анализ взаимодействия сил дает право на следующее суждение: в этой ставшей неизбежной борьбе империя должна была проиграть; она была ориентирована на старое имперское право (не забудем и о римско-византийском влиянии). Барбаросса и его наследники — Генрих VI и Фридрих II — пришли «слишком поздно». Со времени Григория VII и «окончания» борьбы за инвеституру (§ 48) политическая и церковно-политическая сила папства, напротив, весьма возросла; мысль о его превосходстве уже стала существенной составляющей западного сознания; по отношению к такому папству для империи было уже решительно невозможно занять позицию Оттонов и Карла Великого.

К тому же, Запад уже не был единым (в смысле универсальности). Образование «национальных» различий продвинулось далеко вперед, в особенности благодаря тяготеющей к единому центру королевской власти во Франции ²⁹². Серьезная недооценка реального положения вещей проявилась в словах канцлера Барбароссы Райнальда Дассельского, который заявил, что рядом с его господином все прочие фюрсты — только провинциальные царьки («reguli»). Тем же духом порождены слова: «Император может жаловать папство так же, как епископство своей империи».

в) В 1179 г., во время некоторого затишья, за два года до своей смерти Александр III созвал XI Вселенский (III Латеранский) собор, который снова стал выражением воли папства к независимости. Его главный интерес был сконцентрирован на вопросе о свободе выборов папы. С той поры для законности избрания требовалось большинство в 2/3 голосов; император (или, скажем, римский клир или народ)боль ше вообще не упоминался. Соответствующее правило действует и по сей день, с незначительными дополнениями, внесенными Пием XII.

6. а) После смерти Барбароссы (1190 г.) положение папства стало прямо угрожающим. До этого угроза для Рима исходила только с севера. Воинственные норманны на юге, с которыми папы до григорианской реформы активно воевали, при Григории VII и Урбане III стали опорой и защитой пап, которые ревниво заботились о том, чтобы воспрепятствовать образованию единого норманнского государства. Но благодаря соглашению с Вильгельмом I 1154 г. теперь это все-таки произошло. Новый император, могущественный, гениальный Генрих VI, через брак с Констанцией стал также и господином норманнского королевства обеих Сицилий, т. е. обрел власть и над Южной Италией. При этом он обладал в Германии значительной и вполне реальной властью. Еще при жизни своего отца Генрих захватил Церковное государство. Теперь он произвел решительное изменение церковно-политической роли Сицилийского королевства. Сицилия оказалась под непосредственной властью немецкого короля: впервые в истории папство, и соответственно Церковное государство, видит себя в опасном окружении владений императора (Германия, Верхняя Италия, Южная Италия). Воспрепятствовать возникновению этого кольца или разорвать его стало с тех пор и вплоть до ХVI в. главной целью пап и Франции, в то время как замкнуть его — целью немецких властителей.

б) После политической победы над Танкредом Сицилийским и английским королем Ричардом Львиное Сердце (который был вынужден признать свою страну леном империи), т. е. после того, как Генрих в Палермо стал королем Сицилии и после его отказа принести папе ленную присягу за Сицилию, полная зависимость папы от Генриха казалась лишь вопросом времени. Создавалось впечатление, что могущество, планы (наследственная монархия!) и энергия Генриха исключали возможность спасения. Еще более бесцеремонно, чем его отец, он повсюду посягал на инвеституру. Он чувствовал себя полновласт ным хозяином Церкви, так же как и (беспокойного в политическом отношении) Рима и Церковного государства. Генрих захватил епископские кафедры в Германии, Северной Италии и Сицилии. Если в VIII в. папе угрожала опасность превратиться в епископа лангобардов, то теперь открылась неприятная возможность сделаться имперским епископом.

Внезапная смерть в 1197 г. молодого короля, которому исполнилось только 32 года, изменила все. Его наследнику, будущему Фридриху II, было всего 3 года. Настоящим преемником Генриха стал Иннокентий III (Ranke). Крупных противников у него не было.

Папство оказалось свободным. Теперь могла быть достигнута вершина средневекового папского владычества — понтификат Иннокентия III.

в) Связь Сицилийского королевства с имперской властью создавала этому папе источник военной угрозы на протяжение всей его жизни. Мы увидим, какое противодействие со стороны Германии, Англии и Южной Италии должен он был преодолевать, осуществляя свое дело, и сколь малого он, несмотря на это, смог в конце концов достичь. Мы увидим, с какой последовательностью из его понтификата вырастала война пап против Штауфенов — война на уничтожение. Однозначным будет поражение империи; но не победа папства или всей Церкви, ибо победа эта была куплена ценой невозместимой потери такого партнера, как вселенский император. Оказалось, что универсальный церковный и политический мир христианского Запада, непосредственно возглавляемый папой, опирающим ся на «императора», который не более чем рука, держащая меч во благо Церкви, после слишком поверхностного успеха Иннокентия III стал всего лишь утопией.

§ 53. Иннокентий III — глава христианского Запада

1. Со времен Григория I самосознание средневековой Церкви зиждется на двух столпах: господстве нам миром и бегстве от мира; их сосуществование отнюдь не всегда было мирным, доходя порой, мы уже это видели, до противостояния в качестве взаимоисключающих начал: с одной стороны, «господство над миром» через власть земной Церкви, с другой — бегство от мира, которое утверждается посреди мира при помощи своих претензий на господство.

Если вообще можно говорить о реальном соединении этих элементов, то наиболее яркое выражение оно находит в личности и деятельности человека, наиболее блестящим и чистым образом осуществив шего программу Григория VII и ставшего самым могущественным папой средневековья. Речь идет об Иннокентии III (1198_1216). Он провозглашает всемогущество папской власти (§ 55), он повелевает миром; его преемники в течение почти столетия руководят жизнью Запада во всех серьезных вопросах. Но невероятная полнота власти, которую он величественно принимал в полном осознании своего Богом данного и в подлинном смысле слова сверхчеловеческого достоинства²⁹³, имеет в своей основе острое чувство ответственности; это же чувство побуждает его отрываться от дел власти и управления, которые так часто учат его презирать мир, чтобы предаться созерцанию. Он был религиозным человеком не только потому, что время вынужденного бездействия при своем предшественнике Целестине III (отстранившем его от участия в делах курии²⁹⁴) посвятил написанию религиозных сочинений. Необходимо увидеть в нем религиозную природу носителя власти как такового. То, что в своей жалобе Вальтер фон дер Фогельвейде («Увы, папа слишком молод, помоги, Господи, своим христианам») не заметил именно религиозной ценности единодушно избранного 37-летнего папы, в конце концов стало общепризнанным. Иннокентий III — не только папа Бедняка из Ассизи (§ 57), на которого он возложил миссию восстановить разрушающуюся, несмотря на все ее великолепие, Церковь. В решениях Латеранского собора 1215 г. он определяет для Запада полную программу религиозных реформ.

Иннокентий — необыкновенно одаренный, необыкновенно образованный и необыкновенно работоспособный человек, с натурой подлинного повелителя вселенского масштаба: вершина средневековья.

2. Политическое положение пап уже не раз вплотную приближалось к далекой цели, некогда поставленной Григорием VII. Полностью достиг ее только Иннокентий III. Для него центральной идеей программы тоже была «свобода» Церкви, и именно, свобода от светской опеки. В этом он видел преимущественное условие осуществле ния истинной иерархии ценностей в мире и правильного развития церковной жизни.

Аутентичное понимание содержания и значения этой идеи и ее применения можно обрести только исходя из характера средневеко вья. Они максимально далеки от спиритуалистической разжиженно сти: Церковь зрима и существует в посюстороннем. Она — «imperium», а папа — император. Ему дана всякая власть (так же как Петр обладает властью вязать и решить на небе и на земле) не только во всей Церкви, но и во всем круге земном: Иннокентий III «осуществил королевскую власть пап» (Tьchle). Однако при таком взгляде на первый план выступают зримые средства духовного управления — наказание через отлучение и интердикт, причем употребляемые с легкостью, которая кажется нам почти непостижимой, но которая вместе с тем означает, что кульминационный пункт близок и, возможно, уже недалек решающий поворот (действительно, в то время как синтез власти, господства и христианского служения, уже сам по себе сверхчеловечески трудный, подвергается все более серьезному испытанию, чрезвычайно возрастает опасность, исходящая от политики, права и денег).

а) Основой политической силы папства была свобода в Италии. Сразу после интронизации Иннокентий III поставил себе двойную задачу: вновь укрепить власть папы в Церковном государстве, в Риме и в Нижней Италии, ослабевшую вследствие посягательств Генриха VI (он восстановил Церковное государство в его наибольшем объеме, включив в него и области, прежде принадлежавшие империи²⁹⁵) и расторгнуть союз между Германией и Южной Италией. Эта вторая цель также была достигнута. Выполняя желание умирающего Генриха VI (который прежде пытался склонить папу к признанию его наследственной монархии и союза Сицилии с Германией), его вдова Констанция признала папское владычество над Сицилией, просила о пожаловании леном и отказалась от тех церковных прав, которыми пользовались обладатели короны со времен Урбана II. Констанция умерла на год позже Генриха (1198 г.), опекуном Фридриха, которому тогда было четыре года, она назначила Иннокентия: перед папством открывались широчайшие возможности.

б) В пагубной для Германии борьбе между Штауфенами и Вельфами за наследование престола Генриха VI папа сначала держался нейтралитета, но затем стал претендовать на право решающего голоса. Свои взгляды на права папы и претендентов Иннокентий изложил в собственном сочинении. Позднее, приняв сторону Оттона IV Вельфа и даже отлучив его противника от Церкви, он сделал не лучший выбор. Действительно, Оттон — с его драматической переменой убеждений— после убийства своего противника Филиппа Швабского (1208 г.) стал более опасным, чем Штауфены, нарушив обещания, данные папе. Правда, позднее, опять сменив взгляды, он возобновил (и даже расширил) свой торжественно провозгла шенный перед папой полный отказ от инвеституры и обещание относительно Церковного государства и Сицилии. Но после коронации он снова не сдержал своего слова (поскольку фюрсты не согласились с его обещаниями); он даже попытался вновь завоевать Сицилию. Таким образом, Иннокентию пришлось отлучить от Церкви бывшего своего кандидата. Немецкие фюрсты оставили Оттона и объявили Фридриха, наследника Сицилии, будущим императором.

Именно это стало поворотным моментом, определившим будущее развитие событий: ведь при тех задатках, которыми обладал Фридрих, неизбежно должны были возродиться (хотя и в измененной форме) планы Генриха VI на мировое господство, а вместе с тем и непосредственная угроза независимости папства.

Папа согласился с выбором после того, как Фридрих торжественно обещал не присоединять свои южноитальянские наследственные владения к немецкой короне и отказался от прав, которые признавал за немецким королем Вормсский конкордат (Золотая булла Эгера 1213 г.).

в) Иннокентий одержал верх как верховный правитель и над ненадежным королем Англии Иоанном Безземельным (1199_1216). Поначалу он из чисто политических соображений²⁹⁶ терпел церковные претензии Иоанна, затем произошла ссора из-за совершившегося в Риме избрания кардинала Стефана Лангтона (бывшего прежде долгое время магистром в Париже) архиепископом кентерберий ским. Когда король отказался признать этот выбор, Иннокентий сломил его сопротивление при помощи угрозы интердикта (1209 г.), экскоммуникации и низложения (1212 г.). Наряду с этим Иннокентий использовал чисто политические средства: с его согласия некоторые английские бароны предложили корону французскому престолонаследнику Людовику. Эта опасность заставила Иоанна подчиниться папе, который, в свою очередь, запретил французам войну против Англии. Англичане подчинили (1213 г.) Англию и Ирландию папе (с ежегодной податью в тысячу марок серебром), а потом приняли их вновь в качестве лена²⁹⁷.

Таких же успехов Иннокентий достиг в Испании и Португалии. Идеалы Григория VII были осуществлены: папа господствовал над всем Западом.

Непоколебимо последовательным образом действий и наложением интердикта на целую страну (1198 г.) Иннокентий, наконец, одержал верх и над французским королем Филиппом Августом, желавшим расторгнуть наскучивший ему брак. Правда примирение короля со своей супругой Ингеборг, с которой он сочетался браком в 1193 г., произошло только в 1213 г.

г) При всем том нельзя забывать, что этот универсально мыслящий и действующий папа защищал далеко не одни только интересы возглавляемой им всемирной Церкви. Иннокентий одновременно раскрывает себя в использовании растущего «национального чувства» итальянцев (если считать это выражение уместным применительно к той эпохе), воспринимавших уничтожение немецкого владычества как собственное освобождение, сознавая себя итальянским князем. Такая позиция очень скоро (приближающийся Ренессанс) станет основной чертой всей политики Италии, как теперь — папской курии²⁹⁸; она окажет решительное влияние на условия внутренней (религиозной и общекультурной) и внешней (церковно-политической) жизни Церкви.

Крестовые походы также были одной из забот Иннокентия III, он даже думал сам встать во главе похода как «подлинный император». Замыслы крестового похода (пользовавшиеся равным благоволением Церкви) Иннокентий распространял и на миссионерскую деятельность на северо-востоке (Лифляндия; епископ Альберт Рижский).

Неудачным было учреждение в Византии Латинской империи, которое после завоевания города в 1204 г. активно подавляло греческие традиции. Это пагубное предприятие отравило отношения между Востоком и Западом на века.

3. Завершением этого самого блестящего в истории Церкви понтификата и одновременно мощным внешним выражением церковно-го сударственного универсализма папства на Западе стал IV Латеранский собор 1215 г. Духовенство (около 1300 участников, в том числе и с Востока) и светские главы всего Запада собрались здесь под председательством папы — очевидное доказательство осуществления «civitas christiana» на Западе, Церкви как подлинно всемирной империи, в которой вся полнота власти объединена в руках папы.

а) Наряду с планами крестовых походов Иннокентий поставил задачу «реформы Церкви». Когда речь идет о реформе Церкви, нельзя представлять себе одни только незначительные недостатки. Прежний ход истории, к сожалению, дает нам немало примеров того, какими тяжкими болезнями могут быть поражены самые разные области церковной жизни. О периоде, непосредственно предшествовавшем данному, мы имеем резкие высказывания св. Бернарда. В XIII в. Европа была уже наполнена жалобами на неапостольскую жизнь иерархии. Жизнь и программа св. Франциска показывают, насколько глубоким, по его мнению, должно было быть подлинное обновление. В его лице реформа, которую призван был подготовить Латеранский собор, была уже на пути к осуществлению: в 1200 г. Франциск Ассизский впервые предстал перед Иннокентием III. Здесь мы снова видим невероятно выразительный пример синтеза, осуществляющегося в Церкви: папа, повелевающий миром, и беднейший святой Церкви стремятся к одной и той же цели — христианскому обновлению Церкви.

Разумеется, личная встреча и поддержка, оказанная Иннокентием делу св. Франциска, имевшая такое влияние на историю, еще не говорит о значительном влиянии идей Poverello [ит. Бедняк] на церковно-политическую концепцию папы. Но обе эти реальности сообща служили Единому Господу, — и уже сам этот факт говорит об их подлинном единении.

б) Конкретные итоги IV Латеранского собора: догматически утверждено учение о пресуществлении²⁹⁹; запрещено создание новых Орденов; вновь создающиеся общины должны руководствоваться апостольскими правилами; дано предписание о генеральном капитуле. Наложены ограничения на епископскую индульгенцию, издается запрещение облагать церковное имущество новыми государственными налогами без согласия папы, определены строгие меры против еретиков, особенно катаров. Наиболее показательно для оценки религиозного уровня в папской Европе того времени требование исповеди и причащения хотя бы раз в год: как далеко это от единой, питающей все и вся, духовной жизни.

§ 54. Фридрих II. Конец Гогенштауфенов

I. Культурные и политические предпосылки

I. Последним значительным представителем Гогенштауфенов был Фридрих II (1212_1250), личность гениальная, но вместе с тем и фантастическая. Против него папству снова пришлось отстаивать «свободу» Церкви.

С Фридрихом мы вступаем в эпоху, которая во многих отношениях кажется уже принадлежащей Новому времени. Атмосфера, в которой теперь ведется борьба, — уже не замкнутая атмосфера христианства XII в. Упоминавшиеся выше зерна распада уже оказали свое действие. Наметившиеся сдвиги социального, политического и церковного сознания теперь заявляют о себе все более широко, да и некоторые моменты идеологии Фридриха уже едва ли могут быть названы христианскими; его мировоззрение ясно говорит о серьезном внутреннем разложении культурного единства высокого средневековья.

Вынося суждение об этом последнем акте трагедии высокого средневековья, нужно именно здесь, когда силы, на которых зиждилось средневековье одерживают гибельную победу, учитывать роковое сплетение противоположных влияний. Давая оценку одностороннему развитию взглядов Фридриха, мы должны помнить о том, в каком трагическом противоречии с притязаниями папства постоянно оказывалось крепнущее сознание законности претензий самостоятельного государства.

2. Имперская идея Фридриха II носила двойственный характер; поэтому ей суждено было погибнуть. С одной стороны, он придерживался унаследованной от Барбароссы концепции, требующей единой имперской власти, управляющей в числе прочего и Церковью. С другой стороны, он был приверженцем той имперской идеи, которая была ориентирована в новом «национальном» духе. (а) В своем послании к королям Англии и Франции он отказывался от универсализма государства; каждый князь должен печься о собственной стране. (б) Сам он предпочитал жить в своем Сицилийском королевстве (образцово организованном и управляемом им самим; первое новое, абсолютистское чиновничье государство и одновременно первая значительная попытка политического устройства на светской основе). (в) Германию же он предоставил преимущественно опекунам своего сына. Это решительным образом способствовало росту независимости отдельных — как церковных, так и светских — областей империи, а значит, ослабляло центральную власть: statutum in favorem principum [постановление в пользу князей]1231г. К растущей территориальной власти церковных князей прибавилась растущая секуляризация. И то, и другое стало (вместе со своими последствиями) подготовительным этапом к новой, пока еще отдаленной эпохе, в конечном счете — одной из предпосылок успеха Реформации.

3. Здесь снова необходимо провести различие между историческим осуществлением заранее заданных принципов развития и личной несостоятельностью. Фридрих только легализовал существующие отношения, которые, развиваясь автономно, обернулись затем против права верховной власти императора. Сохранение универсальной империи было бы возможно только в союзе с папством. Но поскольку основные концепции обеих сторон не совпадали или были несовместимы, губительная борьба с неизбежностью привела к ее распаду.

Долгая, жестокая, а порою даже беспощадная борьба, которую Фридриху пришлось вести с папством, грубо утрированная подача его образа в литературной полемике, вспыхнувшей после повторного его отлучения в 1239 г. (кем бы его ни представляли — императором - мессией или закоренелым еретиком), все это привело к тому, что некоторым аспектам его мысли стало придаваться преувеличенное значение, а сам он стал восприниматься как враг Церкви и даже язычник. Это ошибочное мнение, навеянное стереотипами современного ему мышления. Фридрих умер, облаченный в цистерцианскую рясу, и принял предсмертное Причастие из рук архиепископа Палермского.

И все же нельзя игнорировать в нем черты современного ему синкретизма. Многое, конечно, можно отнести на счет жизненно опасной ситуации борьбы, но наиболее существенные свойства его личности имеют более глубокие корни. Его жизнь сама по себе была практичес ки внерелигиозной или, лучше сказать, безразличной в церковно-хри стианском отношении. В том, что заставляло современников взирать на него с восхищением как на «Stupor mundi et immutator mirabilis» [оцепенение миру и удивительного творца перемен] и поражало их в нем как новое и необычное, сталкиваешься и с опасными формами выражения. Христианские богословские формулировки, в которых он необычайно ярко выражал свое высокое самосознание и сообщал миру свои указы, были для него не более чем средствами достижения политической цели. Он жил в Сицилии, «обетованной земле смешения религий», в окружении пышной нехристианской арабской культуры. Этим он привнес в культурную и религиозно-нравственную жизнь Запада опасные зерна будущего разложения. Эти элементы тогда еще не могли прочно укорениться: то была, несмотря на все сказанное, эпоха, когда христианский Запад торжествовал свой высочайший триумф, находящий выражение в таких явлениях, как нищенствующие ордена, расцвет богословия, кафедральные соборы.

Обширная тема «Фридрих II» вновь раскрывает нам, и с особенной наглядностью, наиболее существенную черту всякого исторического явления — его сложность. История всегда многопланова, и отнюдь не все ее течения параллельны.

II. Борьба

1. Борьба Фридриха с папой, переросшая в смертельный поединок, была не столько следствием принципиальной несовместимости «мировоззрений», сколько политическим результатом чрезмерности претензий и представлений обеих сторон.

Фактически война стала неизбежной, потому что Фридрих не только не пожелал исполнить свое двойное обещание, но, напротив, (а) стремился присоединить Южную Италию к Германии, (б) постоянно откладывал обещанный крестовый поход. Правда, сначала он согласился со всеми требованиями Иннокентия относительно Сицилии (признание владычества папы, ленная присяга) и Германии. Но объединение в одних руках Сицилии с имперской державой было слишком заманчивой целью, а связь Фридриха с религией и Церковью слишком слаба. При следующих папах (с которыми он уже не был связан непосредственным союзом и личными заверениями, как с Иннокенти ем) он также старался обеспечить объединение Сицилии с империей как для себя, так и для своего сына.

Дата добавления: 2015-09-28