***
У ринга четыре угла. Четыре острые, страшные эмоции, словно в замедленной съемке, скользнувшие в глубине зрачков Саске.
Узнавание.
Опасный этап.
Раздражение.
Безжалостный этап.
Злоба.
Болезненный этап.
Равнодушие.
Профессиональный этап.
- Ради чего? – спокойно, медленно отводя ногу назад, принимая нападающую стойку, спросил Саске.
- Иначе тебе ничего не докажешь, - тихо ответил Наруто, придавленный взглядами странной, дышащей безликой массы за толстыми канатами ринга. – Если я продержусь, ты будешь обязан мне поверить.
Саске наклонил голову, быстрым взглядом окинул фигуру Наруто, отметив про себя поднятые в правильной глубокой защите руки:
- Ты проиграешь.
Глава 17 (Sasuke|Naruto, Sasuke|Kiba, Naruto|Kiba, Kakashi|Itachi, Kakashi|Naruto, Naruto|Sakura намеками etc.)
Причина, по которой Пейн еженедельно проводил в своем клубе бои, крылась не в желании заработать. У Пейна был маленький секрет. Секрет заключался в том, что розоватый порошок оказался отличным проводником чужой боли и эмоций. Попадая в кровь, соединяя запредельный мир с миром ринга, он наполнял тело и душу чужими страданиями и азартом, а мозг – обрывками чужих мыслей и фраз. Это было чудесное ощущение, равных которому не существовало.
Порошок убил в нем бойца, ослабил сердце и дыхание, но подарил возможность переживать бои снова и снова.
Он тянул страх и ненависть по тонким невидимым проводам, вливая их в кровь в очищенном виде, заставляя сознание мутиться, а губы – леденеть.
Сегодняшний бой обещал великолепный коктейль, и, вдохнув через свернутую купюру привычную дозу «проводника», Пейн подошел к перилам, облокотился на них и глянул вниз.
Серый квадрат ринга. По венам потекло успокоительное тепло. Несколько коротких фраз – их Пейн не только услышал, но и понял и скривил губы в улыбке. Саске, дурачок, неужели тебе так важно знать, ради чего он вышел на ринг? Разве ты хочешь это слышать? Хочешь услышать, что он любит, что он не знает, как к тебе подступиться, какими словами выразить свою любовь?
Ты хочешь, чтобы он умер здесь, у тебя под ногами, на цементном полу и этим доказал, что готов защищать, понимать, верить?
Ты не видел его глаз, Саске? Ты, чертов ублюдок, выбравший путь мертвых?
Наруто. Кому ты пытаешься доказать? Саске по сути своей – капризная девка, которой не нужны объяснения, которую нужно зажать в угол, поставить раком и отыметь, и тогда она будет счастлива. Это ты, Наруто, видишь в нем силу, а на самом деле его сила в страхе. Он боится ошибиться, довериться, боится обмана и поэтому становится день ото дня все злее и злее… Да просто поставь его раком, Наруто – он будет благодарен.
Иначе он убьет тебя. Из страха убьет.
Пейн провел ладонями по прохладному металлическому поручню. Стало совсем хорошо, стало замечательно, тьма сгустилась и отсекла все лишнее, а ринг словно поднялся и увеличился в несколько раз. Теперь отчетливо видно и Саске – его глаза спокойно-отрешенные, он привычно сосредоточен, и Наруто – тот ушел в глубокую защиту, но неотрывно следит за Саске. Правильная тактика… Или он просто хочет рассмотреть в нем что-то для себя важное?
Первый ход – Саске. Он нападающий. Он не хочет затягивать бой, но начинает с коротких джэбов, словно пробуя защиту Наруто на вкус – оправдано. Проверяет необходимую силу удара, которым смог бы пробить ее моментально.
Пейн чуть слышно вздохнул, втягивая в себя напряжение тела Наруто. Это дрожащее напряжение, опустошающее, нервное. Его тело словно окаменело, он не знает силы Саске, поэтому тратит слишком много энергии впустую, не понимая, что его просто прощупывают, проверяют…
Для него бой уже начался, его сердце бьется так, что у Пейна заломило в груди.
- Расслабься пока, - шепотом сказал он. – Расслабься, дай мне хорошо тебя почувствовать, по кускам, понемногу…
Невидимые нити, протянутые между Пейном и рингом, завибрировали первой, сладостной, чудесной болью.
Саске понял степень защиты и пробил ее первым же прямым ударом. Пейн облизнулся, чувствуя на губах вкус теплой крови, а невидимые провода уже несли новые эмоции – страх, ошеломление. Наруто не знаком с кровью, ее теплые капельки, скользящие по коже, пугают его, он боится, он не понимает степень своего повреждения, не может оценить урон. Но его неопытность спасла его – не удержав позицию, он подался назад и второй удар пришелся вскользь.
Ринг вдруг качнулся и превратился в двухмерную картинку – над головами бойцов зажглись тонкие разноцветные полоски, а потом все снова перевернулось, перекинувшись в реальность, и Пейн услышал бешеный стук сердца и еле различимый шепот: «ради чего?».
Саске. Никак не может понять, принять и успокоиться, в нем нагнетается страшная злоба, ужасная сила, желающая уничтожить опасное для него чувство, уничтожить, пока оно не коснулось его нервов.
Саске, а ведь ты уже любил когда-то… Ты так боишься снова почувствовать признаки зарождающейся любви, что готов на убийство – лишь бы не повторилось, лишь бы не было, лишь бы иллюзия!
Но зачем же тогда спрашивать? Неужели ты…
Пейн вцепился в перила, дыша тяжело, через силу.
Наруто. Не обращай внимания на кровь, не опускай защиту…
Наруто не удержался, провел ладонью по разбитым губам и тут же за это поплатился. Апперкот. Удар, которого остерегается каждый боец - и остерегается не зря.
Идеальный апперкот – на Саске приятно смотреть, его техника идеальна, идеально сработало тело, вся его масса, все его мышцы сработали на этот сокрушительный удар.
Ватная гудящая зелень медленно поползла по невидимым нитям, ворочаясь, устроилась в мозжечке, и у Пейна бессильно опустились руки. Обездвижен. Наруто видит сейчас шумящую листву и колкие солнечные лучи, его сейчас нет, он идет по лесной тропинке, которой нет ни начала ни конца. Но он идет… Саске снова просчитался. Он никак не может взять в толк, что его противник неопытен и не умеет держаться на позиции – Наруто откинуло на канаты.
По спине Пейна пробежались обжигающие волны. Просмоленные канаты пыточным хлыстом вспороли кожу Наруто, въелись в его спину… но не дали ему упасть.
А теперь Наруто услышал среди шума листвы знакомый шепот «ради чего?» и обернулся, ища источник звука. Обернулся и уверенно пошел назад. Он открыл глаза.
Пейн видит эти глаза – в них плавает муть, туманы… Не в силах сложить картинку, не зная еще, что его мозг поврежден, Наруто вновь поднимает руки в глубокой защите и старается выткать из окружающего гула и движений то единственное, что принесет ему новую боль и тот единственный голос, который задает ему один и тот же вопрос.
Снова Саске. Он пытается взять себя в руки, стать хладнокровным, добить противника одним ударом, но что-то идет не так, он не справляется с собой и вместо прямого удара берет целью торс Наруто. Привычка профессионала – набрать очки, показать себя? Или?..
Теперь он тоже дрожит, его дрожь передается Пейну, холодная, яростная, неунимаемая дрожь. Как же ему страшно… Чего он боится – не успеть получить свой ответ или наоборот, получить его?
- Давай, мальчик, - хрипло говорит Пейн. – Давай, разбей этой капризной девке руки. Покажи ему. Я знаю – ты запомнил.
Наруто запомнил. Его рука меняет положение, и беззащитный бок прикрывается локтем.
Провода снова дрогнули, напитавшись болью – теперь болью Саске. Запрещенная защита, против которой у тебя нет козырей, гениальный ты ублюдок. Тебя этому не учили, ты не избежишь этой боли.
Саске отдергивает поврежденную руку. Ясность. Морозная, обдуманная ясность на миг выводит Пейна из эйфории. Саске начал думать. Начал мыслить, как боец, отбросив эмоции. Он не настолько глуп, чтобы посчитать эту защиту случайностью, и вряд ли пойдет на такой риск еще раз. Он меняет стойку, намереваясь поберечь разбитый кулак, а Наруто вдруг шагает вперед и практически падает на него, поймав тот момент, когда атаки не предвидится.
И тут провода завыли, забушевали над рингом, впились в сердце, горячо кромсая его беззащитную плоть. Пейн со стоном сполз вниз, бессильно цепляясь за перила.
Саске. Саске на долю секунды сдался и положил руки на спину Наруто – бережным, поддерживающим движением, а Наруто уткнулся лицом в его грудь.
Как же им хорошо вместе… Жаль, что ненадолго. Это ведь просто клинч, последняя надежда Наруто потянуть время.
- Ради чего?
Теперь Саске говорит это вслух. Его голос срывается. Под его руками – влажная вздрагивающая спина Наруто, и он все же хочет узнать – ради чего?
- Я же говорил…
Провода визжат от переизбытка эмоций, Пейн с трудом поднимается и находит глазами качающийся ринг.
- Я же говорил. – Голос Наруто крепнет. – Я сказал – я тебя люблю!
Пейн улыбается уголком рта. Жаль тебя, Саске…
Саске. Его сила уходит, и он стоит, опустошенный, выеденный страхом до дна.
Наруто. Он первый разрывает опутавшие их сети. Он разворачивается и бьет – прицельно, выложившись в этот удар полностью.
А Саске не может поднять руки. Идущие от него невидимые нити сейчас молчат, и Пейн перебирает их пальцами, лаская мертвую шелковистую плоть. Боль. Кровь. Саске, опомнившись, касается ладонью лица и удивленно смотрит на расплывающиеся по коже алые пятна.
Три минуты.
Пейн вернулся к своему столику, повалился на кресло. Его глаза широко раскрылись, пальцы подрагивали. Этот бой стоит сотни боев, этот бой – месть самому себе за прошлое, за покинутый ринг, за подмену настоящих ощущений чужими, за этот порошок, уничтоживший легенду… Это месть Саске, щенку, который перехватил эстафету, и открыл первые страницы книги, куда вписывают имена лучших… Ему приятно было мстить и раньше – видеть, как его талант работает вхолостую, впустую, видеть его ошибки, радоваться тому, что он сошел с дистанции, проиграл себе и тоже не сможет стать легендой, и просто сдохнет здесь, в подвале, как последнее быдло.
Его приятно ненавидеть и считать его года – когда ему было тринадцать, его имя уже звучало везде, где только ни находились знатоки. Когда ему исполнилось четырнадцать, клубы начали рвать его на части, но он почему-то упорно держался за свой, и его терпение было вознаграждено – на него обратила внимание Цунадэ.
В тот период Пейн ненавидел его настолько, что даже порошок не давал расслабиться и успокоиться. Перед Саске были открыты все дороги, и он не сомневался в своей победе. Цунадэ берегла его, как хрустального, понимая, что с его помощью войдет в список тренеров, вырастивших звезду мирового класса.
Пейн знал о Саске все – знал, что его отцом был видный в то время политик, упорно продвигавший новые законодательные проекты, сулящие большие проблемы владельцам игрового бизнеса, владельцам частных развлекательных клубов, являющихся центральными узлами распространения наркотиков. Пейн знал, что эти проекты послужили причиной двойного заказного убийства – машина политика была расстреляна прямо на улице, с двух огневых точек, и Саске лишился обоих родителей – в тот роковой для Учих день жена политика тоже находилась в машине.
Саске остался на попечении брата и тот, видимо, желая отвлечь мальчика от переживаний, притащил его в спортивный клуб.
Там все и началось…
Пейн закрыл глаза и улыбнулся. И там все закончилось. Шестнадцатилетний Саске после скандала с Цунадэ попадает в аварию, и уже не возвращается на ринг. Кончено.
А теперь ему двадцать два. Век спортсмена недолог – у Саске уже не осталось времени на то, чтобы снова завоевать ринг, так что его путь закончится здесь и сегодня.
Раз… Два… Три… Раз… Два…
Пейн поднялся с кресла и снова подошел к перилам. Саске отсчитывает ритм биения сердца Наруто. Его козырь – умение видеть противника насквозь, чувствовать его дыхание, чувствовать его пульс. Он решился. Он решил покончить с этим – уничтожить любовь, снова причинившую ему боль.
Раз… Два…
Наруто не понимает, почему Саске не нападает.
Невидимые нити напряглись и замерли, это тягучее, чуткое ожидание… Наруто поворачивается, следя глазами за Саске, а Саске не видит и не слышит ничего, кроме его сердца. Он ждет. Он будет тянуть время до последнего, пока не убедится, что ошибки не произойдет.
Наруто. Он потихоньку расслабляется, веря в то, что Саске понял его мотивы и не желает продолжать это безумие. Как же ты ошибаешься, Наруто… Береги свое сердце, береги себя, именно сейчас ты в страшной опасности, а ты считаешь, что все кончилось, что Саске доверился…
Он не доверился, Наруто, он нашел единственный верный для него выход – избавиться от мучающих его эмоций, поэтому он выжидает.
Раз… Два… Три…
Как же ты любил, Саске, раз твой страх толкает тебя на убийство? И кого ты любил?
Две с половиной минуты. Провода вспыхивают синими огоньками сдерживаемой силы. Недовольный гул толпы мешает сосредоточиться, и Пейн брезгливо обрывает грязноватый, заросший серым мохом провод, передающий эмоции зрителей. Это нечистые эмоции, жадные, отвратительные.
- Наруто, не верь ему, - говорит Пейн вслух. – Не верь.
Но Наруто верит. Он уже меняет стойку, его руки начинают понемногу опускаться.
Раз… Два…
Боль вгрызлась Пейну в грудную клетку, синяя вспышка ослепила на миг, а ринг превратился в медленно сменяющиеся кадры какого-то фильма.
Наруто опускается на колени одновременно с медленным возвратным движением Саске. Удар достиг цели.
Саске выпрямляется, а Наруто беспомощно тянет ладонь к груди, и картинка услужливо поворачивается – его непонимающие глаза светлеют, теряя синеву, а потом все его тело словно сминает невидимыми безжалостными руками. Короткий миг борьбы со смертью. Напрасно…
- Первое падение!
Саске устало проводит рукой по лицу.
А Наруто мертв.
Пейн закрывает глаза, сосредотачивается, напрашиваясь в проводники, и через несколько секунд чувствует, как что-то осторожно тянет его за рукав пиджака.
Тоненькая подрагивающая проволочка тихонько подцепляет ткань. Второй ее конец в руках стоящего у портьеры человека с невыразительным скучающим лицом. Человек смотрит на Пейна и вежливо улыбается.
Смерть держит наркоманов в запасе, зная, что может рассчитывать на их поддержку в сборе урожая, поэтому и не торопится, а иногда даже готова подыграть.
Пейн ловит последнюю эмоцию, последний сигнал реальности - горечь, подступившая к горлу Саске, мешает дышать и ему, но Пейн освобождается от этих эмоций и идет вслед за приглашающей проволокой.
Наруто. Над его головой шумит зелень, на ладонях алый сок малины. Он запрокинул голову и в бесцветных глазах отражается синева холодного неба. Здесь все холодное – холодная листва, ледяное солнце, ледяная трава. И уже нет никаких тропинок, поэтому Наруто замер в центре поляны и равнодушно смотрит вверх.
- Наруто.
Человек с невыразительным лицом стоит, прислонившись к стволу дерева, и небрежно поигрывает своей проволокой.
- Наруто… - снова зовет Пейн.
Человек улыбается и пожимает плечами, зевает, показывая широкую зубастую пасть.
- Наруто! – приходится повысить голос, и в ответ эхо доносит ехидное мерзкое хихиканье.
Пейн кладет руки на плечи Наруто, наклоняется над его запрокинутым лицом, ища признаки жизни в опустевших глазах.
- Если ты проиграешь, я сам его убью, - говорит Пейн на ухо Наруто. – Я его наизнанку выверну, я не оставлю от него ни одного целого куска. И не думай, что вы будете стоять здесь спиной к спине. Таким, как Учиха, предназначено совсем другое место.
Стоящий напротив человек поднял голову, и Пейн впервые увидел в мутноватых глазах этого существа проблеск интереса.
А в глазах Наруто отражаются белые равнодушные облака. Холодные лучи солнца трогают неподвижные губы.
Это конец, он не вернется – Саске скормил его своему страху, Саске убил его, испугавшись своего собственного движения – этого невероятного клинча, заставившего его обнять вместо того, чтобы ударить…
Стоящий у дерева человек опустил глаза. Его гибкие подвижные пальцы аккуратно укладывают проволоку в тугой моток.
- Придется подождать. – Голос Наруто.
Он внимательно смотрит на проволоку.
- Придется подождать, - повторяет он хрипло, и человек равнодушно кивает, закладывая моток в свою широко распахнувшуюся пасть.
***
Мятная прохлада освежила сознание, разошлась по телу приятной покалывающей волной. Пейн открыл глаза и увидел своего охранника, склонившегося над его рукой. Охранник положил на стол использованный шприц, расстегнул ремешок жгута.
- Ваше сердце уже не позволяет вам употреблять такие дозы, - спокойно сказал он, раскрывая белую коробочку аптечки. – Еще один укол, - предупредил он и сломал пальцами новую ампулу. – Поддерживающий.
Пейн прислушался. Кроме дыхания охранника – больше ни одного звука.
- Чем кончился бой? – спросил он, подставляя вторую руку.
Охранник провел пальцами по сгибу его локтя, нащупывая вену:
- Парнишка поднялся. После остановки сердца… он смог подняться. Простите за любопытство, но кто научил Учиху этому удару? Это же техника наемных убийц, я такое только в фильмах видел. Этот удар не секретный, конечно, но я знаю только двух человек, которые умеют его использовать, и ни один из них не отдал бы эту технику в руки малолетнего психа.
Пейн покачал головой.
- Я видел, как он им пользуется – обычно он контролирует силу и просто сбивает ритм сердцебиения, дезориентируя противника. На этот раз он выложился полностью. Видимо, когда его учили, он еще был хорошим мальчиком. Или его таким образом пытались защитить...
- Да, выложился он полностью, - согласился охранник, убирая ампулы в аптечку. – Весь третий раунд он держал парня в углу и совсем осатанел. Тот не падает и все. Я даже подумал, что у него какая-то травма, которая его на ногах держит против воли. Потом решил – абсурд же… Руку Саске ему сломал. Ребра. Отвезли его в больницу, все по вашим распоряжениям.
Пейн опустил рукава, посмотрел на манящие искристые горки порошка, рассыпанного по столу.
- Чем закончилось?
- Второе падение через пять секунд после окончания третьего раунда, - сказал охранник, выпрямляясь. – Болевой шок, видимо. Технически Саске проиграл.
Пейн снова посмотрел на стол.
- Убери порошок. Мне нужен коньяк… И приведи сюда Саске.
- Он неадекватный совсем, - с сомнением сказал охранник. – Два шприца успокоительно вкатили, а он все равно на людей кидается.
- Усмирим, - жестко сказал Пейн. – И не таких ломали.
***
В комнате тепло млел персиковый свет. Маленькие кофейные ночники – перевернутые чашечки, расправляли по стенам робкие волнистые тени. Прозрачные блики, как огоньки свечей, отражались в спящем экране укрепленного на стене телевизора. Рядом с Наруто на узорном кремовом покрывале лежал пульт, запутавшийся в проводах от зарядки ноутбука.
- Даже не верится, что это больница, - признался Киба. – Это, блин, гостиничный номер.
Наруто здоровой рукой потянул провод, кивнул Кибе:
- Распутай мне эту хрень. Непривычно…
Киба осторожно присел рядом с ним, ощутив острый запах медикаментов и свежих бинтов. Наруто поднял на него глаза - утомленные, странные - и быстро отвел взгляд.
- Я тут взялся сериал смотреть… Про мента, который в прошлое попал. Хочешь, с первой серии поставлю?
- А ты на какой? – Киба посмотрел на экран.
- На двенадцатой… если бы он не ныл постоянно про то, как ему хочется обратно домой, я бы сценаристу памятник при жизни поставил. Этот мент не совсем в прошлое попал, он просто в коме, а пока он в коме…
- Скучно тебе, да? – спросил Киба.
Наруто вздохнул:
- Выруби его…
Киба послушно коснулся пальцами тачпада – изображение сжалось и сменилось безликой синевой рабочего стола. Переставив ноутбук с колен Наруто на маленький столик, он смотал провод и положил его рядом.
- Не скучно, - проговорил Наруто. – Мне же разрешили посещения… Сегодня была Сакура… Она, оказывается, медсестра по образованию! Поэтому и пришлось ее выпереть побыстрее, чтобы к дополнительным услугам не перешла. Маму тоже сегодня удалось выгнать. Она вон там спала. – Наруто кивнул на маленькую кушетку, стоящую напротив. – Я с ней тут чуть с ума не сошел за две недели. Цунадэ забегала… Диски принесла. Пару сериалов и какую-то хрень про пингвинов.
Киба взял со столика диск, раскрыл плоскую коробку:
- Это Animal Planet.
- Мне от этого не легче.
Киба положил диск обратно, успел заметить болезненное неловкое движение Наруто и безотчетно положил руку на его бедро – легкая ткань штанов скользнула по коже.
Наруто не повернул головы, он так и застыл, глядя на качающиеся за окном тревожные верхушки деревьев.
- Сай сказал, что он должен вернуть тебе долг, - сказал Киба. – Шикамару считает, что нужно приехать к тебе и настоять на лоботомии. Так что скоро будет не так уж и скучно.
Наруто искоса взглянул на него, и под темными густыми ресницами Киба увидел настойчивый невысказанный вопрос.
- Саске… - Киба остановился, не зная, как сказать правду так, чтобы она не причинила ему боли.
Пауза затянулась, и Наруто поспешно прервал ее:
- Он постоянно спрашивал: ради чего? Только мне было не до объяснений. Я хотел, чтобы он сам понял. Ради чего…
Наруто натянуто улыбнулся, и медленно, словно находился под водой, опрокинулся назад, на высоко поднятую подушку.
- А ради чего, Наруто? – осторожно спросил Киба, заметив, что его взгляд остановился и только отблески маленьких ночников придавали его глазам прежнюю глубину.
Наруто поморщился, глубоко вдохнул и потянул ладонь к груди.
- Болит?
- Сердце, - хмуро ответил Наруто и сразу же перевел тему: – Один очень умный человек сказал: «Когда ты голоден, это вопрос физиологии, когда голоден кто-то другой, это вопрос этики». Не смотри на меня так, сейчас я примусь городить чушь. Мне тут пришлось о многом подумать, включая вопрос: какого хрена я туда сунулся. Это вопрос этики, Киба.
Киба осторожно тронул пальцами его лоб – холодный.
- Тридцать пять и пять, - сказал Наруто. – Но я понимаю твою реакцию. Будешь слушать дальше?
- Буду, - согласился Киба, сел поудобнее, рассматривая лежащего перед ним Наруто.
Беззащитный, открытый под теплым светом ничьих ламп, с болезненной складкой пересохших губ. Белая футболка нервно смята, и весь он истаявший, ранимо-детский. Поверить в то, что такому мальчишке удалось продержаться девять минут против Саске – невозможно.
Может, Учиха не особо старался?
Сломанные ребра, открытый перелом руки, внутренние повреждения, сотрясение мозга. Учиха старался. Он готов был убить Наруто, только бы не дать ему ответить на заданный вопрос. Но сам же задавал его снова и снова…
- Продолжай, - подбодрил Киба умолкшего Наруто.
- А ты попить дашь?
- Нет, блядь, не дам! Что ты как маленький…
Киба нашел в тумбочке бутылку воды, открутил крышку.
- Держи.
Наруто сделал несколько глотков и медленно коснулся кончиком языка уголка повлажневших губ.
- Цитату помнишь? То же самое. Если бьют меня, то это вопрос физиологии, если другого – вопрос этики. Пройти мимо, оставить все, как есть – значит, плюнуть на этику, а я не сторонник теории непротивления. Пока я сидел дома и глазел в окошко, я много думал о том, что в мире делают со злом… Оказалось – ничего. Но я так не хочу, кто-то должен что-то менять, понимаешь? Дело не только в Саске, дело во мне самом. Я не могу себе позволить остаться в стороне, иначе вся жизнь будет бессмысленной. Не веришь? – Наруто, увидев, что Киба с сомнением покачал головой, повысил голос: - Я понял – можно сказать, что все кругом дерьмо, и тогда придется его и жрать. Можно сказать – это судьба, так было и будет всегда, каждый сам за себя, но судьба хороша только тогда, когда покупаешь лотерейный билет, а если на твоих глазах она убивает твоего друга – надо наступать ей на глотку.
Наруто устало прикрыл глаза, снова потянул руку к груди, и Кибе до смертельной боли захотелось тут же встать, поймать такси и всеми правдами и неправдами заставить Учиху поднять задницу и приехать сюда – в комнату, где под теплым одиноким светом парень с ноющим сердцем доказывает свое право защищать каких-то мудаков…
Было стыдно и тошно за себя самого, за то, что когда-то мыслил похоже, только не знал умных цитат, за то, что так быстро сдался и решил, что достаточно будет ставить раненых на ноги, но не принимать на себя предназначенные другим удары. За то, что малодушно заключил сделку с совестью, и старался думать только о том, что помощь постфактум – тоже важна и нужна, что и этим можно обойтись…
За то, что боялся.
- Наруто, - сказал Киба. – Люди не идут на это не потому, что им все равно. Просто в каждого из нас вбит страх. Любая помощь другому – риск себе. Ты прости, что я так говорю… И притом… Ты со своей этикой тоже косячишь всерьез. Это я тебе, как пострадавший, говорю.
Наруто открыл глаза, настороженно посмотрел на него, но, увидев знакомую улыбку, несмело улыбнулся в ответ и приподнялся, опираясь здоровой рукой на кровать.
- Это была не этика, - ответил он. – Это я просто как мудак поступил. Есть у меня такая особенность.
Наруто немного подвинулся:
- Бери ноут и залазь.
Киба послушался его, прилег рядом, прижавшись плечом к его плечу.
- Раз сериал, то можно с середины. Я понял, что мент попал в кому и теперь у него глюки.
- Да, - сказал Наруто. – Двенадцатая серия.
Киба нашел и открыл папку, помедлил еще немного:
- Значит, это был выпад против судьбы Саске?
- Не только, - спокойно ответил Наруто. – Еще я люблю его… В общем, вот этот мент. А это – его начальник, такой неадекватный тип сборки семидесятых…
Киба откинулся назад, а Наруто положил лохматую голову на его плечо. Его сердце билось странно и сдержанно, словно боясь расплескать непроходящую боль.
В нем было заключено что-то пугающее, нечеловеческое, слепое и отчаянное – оно было в его крови, непокорное и наивное, и Киба чувствовал это всей кожей.
Киба знал, что такие люди – несчастные случаи, роковые ошибки, идеалисты и мечтатели, неспособные к выживанию. Они легко перебегают дорогу на красный свет, но уступят дорогу детям, идущим хоронить хомячка. Такие люди встречают рассветы на крышах и точно знают цену жизни, но это не мешает им лезть на разборки в толпу пьяного быдла. Они всегда во что-то верят, они находят для себя самые невероятные пути и обязательно гибнут, не пройдя и половины.
Их влекут недостижимые цели, они ставят свое счастье и здоровье на розыгрыш пьяненькой справедливости и ее циничной сестренке-правде, которые из года в год играют в карты на тертом столе большого города.
Они проигрывают. Они попадают в больницы… Они продолжают верить и любить.
Киба неосознанно сжал пальцами плечо Наруто, и тот поднял на него удивленные глаза.
- О помощи… - срывающимся голосом сказал Киба. – Подумай еще раз о помощи. Мало кто знает…
…что такое первоклассный варщик. Мало кто знает, что для приготовления отличного «винта» нужно не только знание пропорций и составляющих, но и особое, безошибочное чутье, позволяющее на глазок определить качество наркотика по цвету и запаху. Первоклассный варщик наркоманской братией любого неблагополучного района ценится на вес золота.
В том районе, где родился и вырос Киба, варщиков было двое, и они исправно снабжали местных постоянными дозами. Им наркоманы доверяли самое ценное – свою издерганную психику, падкую на медленную эйфорию. Ну, и жизнь, конечно, тоже, но о ней вспоминалось реже, по правилу «умрет кто угодно, но не я». Правило действовало на живых, мертвые уже не могли выразить свою точку зрения на этот спорный вопрос, хотя, по мнению Кибы, им было бы что сказать.
Кто-то отъезжал на ступеньках, захлебываясь пеной, кто-то тихонько угасал дома, но эти случаи быстро забывались и удостаивались порой довольно вдумчивых комментариев по поводу неуместной жадности, приведшей к передозу. Иногда подводило и качество – в состав "винта" входит ацетон и бензин, которые при неправильных пропорциях способны выжечь вены изнутри.
"Винт" жил на улицах равноправным жителем, был другом, соседом, братом, смыслом и целью. Его дешевая власть стирала лица настоящих друзей и братьев, сминая их в одну серую массу, сквозь которую, как ни старайся, не разглядишь больше ничего родного и близкого.
Киба смотрел на мир другими глазами – его организм с первой же дозы устроил ему жесточайшую выволочку, и тем самым спас его от дальнейших экспериментов. Отказываться от пробы смысла не было – так жил весь район.
Запахи мочи и кислятины, растворенные в кипятке бульонные кубики на завтрак, обед и ужин. Стойкая горечь дешевых сигарет, медицинский спирт, фенозепам, которым было очень удобно похмеляться.
Летом – ночевки на трейлерной базе, где всегда можно было перехватить денег на разгрузках. Зимой – теплотрассы, а потом, после ночевок вповалку на прикрытой картоном стекловате – бензилбензоат, вонючий и жгучий.
Киба ничем не отличался от своих сверстников. Так же приходил на общий костер, вокруг которого собирались малолетние тошнотики-стрелки, перемазанные клеем, так же знал, какая жидкость для очистки стекол годится для питья, а какая грозит слепотой.
Все было относительно мирно до тех пор, пока ему не исполнилось четырнадцать – именно тогда в районе появился первый варщик, и жизнь понеслась по страшным, накатанным рельсам – утром поиски денег, вечером эйфория.
Первая доза обернулась для него долгой и мучительной рвотой – вплоть до кровотечения, и тогда Киба понял, что "винт" не для него – а спустя еще полгода понял, что он теперь не относится к привычному кругу своих друзей. Он не искал денег по утрам и вечерами ложился спать, выматываясь на разгрузках рыночных фур.
Он не понимал их разговоры, не мог часами сидеть рядом, пока они закрашивают школьные тетради – лист за листом, дочерна, без единого пробела. Не мог терпеть сосредоточенную больную тишину, оставляющую каждого наедине со своими мыслями. Ему было страшно и одиноко, привычный грязноватый мирок утонул в эйфории, а изменений не предвиделось, и оставалось только сидеть ночами и пить чай из рыжеватого ржавого чайника.
Плюнуть на все и радоваться жизни Кибе не давало особое, обостренное чувство товарищества. Он не мог понять, почему "винт" оказался сильнее общего прошлого, сильнее, чем первые слезы под разбитым стеклом подъездной форточки и слова утешения в ответ на сорванный страшный крик.
Сильнее, чем общие сигареты, с таким трудом попадающие в ментовские клетки, сильнее, чем оранжевые отблески костра в знакомых глазах – таких же, как у него самого, задумчивых и детских.
Кибе казалось, что всеобщее помешательство – временно, как был временным бум на натрия оксибутират, закончившийся арестом бабульки-торговки, как накатила и откатилась волна омертвения под дешевым димедролом и фенозепамом.
Время шло, а "винт" не отступал. Он расползался чудовищным чернильным пятном, и многие из знакомых Кибы уже не выглядели его ровесниками – потеряв зубы, истощенные, они смахивали на старых бомжей, над которыми раньше смеялись…
…Киба перевел дыхание – ему нечасто приходилось рассказывать так много, так долго, но Наруто смотрел на него странно-внимательно:
- Я слушаю, - сказал он. – Только не все слова понимаю.
Киба хотел было пуститься в объяснения, но потом махнул рукой:
- Все это просто чертова дешевая наркота. Не обращай внимания. Главное – пойми, я тоже верил в дружбу, любовь и хуй знает еще во что. Как ребенок верил, как дурак последний, и до сих пор боюсь себе признаться, что я с этим всем сделал… К весне случилось «несчастье». Одного варщика закрыли, а второй отъехал от собственного "винта"...
Киба прижался лбом к щеке Наруто:
- Знаешь, почему я школу закончил? Я химию любил. Очень. Только из-за нее и ходил туда, хотя это было непросто. А теперь слушай внимательно – я не был эгоистом и не хотел таким образом вернуть друзей, я хотел им помочь… Так, как помогал сигаретами, деньгами, ночевками, словами… Я не мог ничего поделать, я не мог смотреть на то, как они мучаются без своего привычного кайфа, я уже не узнавал их, я не знал, о чем они думают и чем живут, но не мог видеть их боль. А потом оказалось, что я и есть тот самый первоклассный варщик.
…Они умирали по одному, как по расписанию – смерть в сезон. Весна. Подснежники и запоздалый мороз возле обледенелых дверей морга. Лето. Сладкий навязчивый запах тления из запертой наглухо комнаты. Зима. Опять грязные ступени и сероватая пена. Выжившие все с большей настойчивостью тянулись за своими дозами, линолеум на кухне пропитался запахом ацетона, стоки раковин были забиты мокрой ватой, а в аптеках уже отказывались продавать шприцы-инсулинки.
- Я не знал, что делать дальше, - признался Киба, глядя перед собой сухими блестящими глазами. – Я не мог отказаться этим заниматься, потому что я был один, а они уже не узнавали меня, ничего не помнили, и каждый за свою дозу был готов на убийство …
Примерно в это время и появился Саске. Он быстро и легко заявил о себе, определил свое положение в нехитрой иерархии, впрочем, оставшись чуть отстраненным. "Винт" ему был даром не нужен, но за происходящим он наблюдал с неподдельным интересом, и чаще всего останавливался взглядом на Кибе, словно пытаясь разгадать его мотивы.
Жил он в соседнем доме. Снимал квартиру, платил за нее вовремя и полностью, исчезал куда-то ночами, днем обычно отсыпался, а вечерами выходил во двор, молча слушал нехитрые наркоманские разговоры, иногда подбрасывал денег и сигарет, но о себе особо не распространялся, даже когда начинали расспрашивать.
Киба знал, что Саске как-то попал в список жертв, которых полагалось «поставить на место» нехитрым способом, но Саске выкрутился с блеском, даже не доводя дело до драки, якобы в шутку продемонстрировав свой удар, от которого на атласном стволе молодой рябинки осталась вмятина, неглубокая, но внушавшая уважение.
Киба относился к нему настороженно. В Саске было что-то ядовитое, горькое, и Киба, как варщик, мог сравнивать его только с одной известной ему отравой. Та же гремучая смесь, сжигающая вены, останавливающая дыхание и сердце, та же дрянь…
- Я с ним даже разговаривать не хотел. – Киба посмотрел на Наруто. – Вряд ли ты поймешь это чувство, раз так к нему относишься…
- Значит, разговаривать начал он? – уточнил Наруто.
- Да… - Киба обреченно покачал головой. – Он меня наизнанку вывернул… Сказал: убийца. Я так этого боялся, а он сказал напрямую. Только от него я узнал, что "винт" легок на синдром отказа… Я не мог этого знать – сам не употреблял. Наруто…
Наруто задумчиво провел пальцами по теплой крышке ноутбука, искоса посмотрел на Кибу.
- Помощь, - сказал Киба. – И не только помощь, но и все, что в тебе есть хорошего, все, что ты считаешь важным – это все слепое и беззащитное… Все это так легко обмануть, а потом загнать в смертельный тупик. Ладно… это я все и всегда делал неправильно, может, тебе повезет больше. Но ты просто знай, что ты своей этикой можешь убить и его, и себя.
Наруто ничего не ответил. Тишина маленькой уютной палаты сдавила виски, а бесшумные качающиеся верхушки деревьев за окном показались Кибе ожившими спрутами прошлого. Если бы не тепло рядом, если бы не запах бинтов и не биение сердца Наруто, он, наверное, не выдержал бы себя самого и снова бы проклял всю свою жизнь и слабохарактерность – так, как проклинал раньше, с ненавистью, остервенением.
- Так, значит, получилось, - вяло проговорил Наруто. – И ты до сих пор за это расплачиваешься…
- Я не расплачиваюсь, - твердо сказал Киба. – Это уже совсем другая история, она не имеет ничего общего с помощью. Саске не собирался мне помогать, просто ему было скучно…
…- Мне скучно, - сказал Саске, глядя из подъездных окон на серую морось поздней и грязной осени. - Я придумал себе нормальную жизнь и могу взять тебя с собой в качестве ее начального этапа. – Он задумался, аккуратно затушил окурок в жестяной банке-пепельнице. – Начать нормальную жизнь с акта спасения убийцы-моралиста… Впечатляюще.
Киба стоял рядом, прижавшись лбом к стеклу. На улице плыли и мерзли лоснящиеся бензином лужи.
- Ты мне не веришь, - констатировал Саске, посмотрев на него. – И не верь. Но мне нет смысла тебя кидать или подставлять – ты мне неинтересен. Тратить силы на то, чтобы причинить боль такому, как ты – глупость.
Этого Киба не ожидал. Заинтересованные взгляды Саске, его внезапное предложение бросить все и перебраться в другой конец города… Все это невольно наводило на мысль, что у Саске есть свой собственный и скрытый к нему интерес.
- Думай быстрее, - сказал Саске. – Или оставайся здесь и продолжай «спасать» своих ублюдков, пока кто-нибудь из них тебя не прикончит.
- Уйти отсюда… куда? – осторожно спросил Киба.
- У меня теперь есть квартира, - отозвался Саске. – Досталась по милости ожившего покойничка… Юго-запад, хороший райончик и ни одного дебила с бензином в венах в ближайшем соседстве.
Юго-запад. Старые парки, река, которая, выбравшись из центра города, освободилась от гранитных оков и добралась до высокого ажурного акведука, под которым разлеглась уставшим гончим псом. Просторные дворы, раскрашенные в радужное разноцветье детские площадки, маленькие магазины и бары, престижные аптеки…
Киба думал недолго – дождавшись, пока за окнами прогрохочет грязный, окутанный дымом старый грузовик, сказал тихо:
- Согласен.
- Отлично, - подытожил Саске. – Тогда до вечера.
Он развернулся и пошел вниз по лестнице.
- Так почему ты это делаешь? – крикнул Киба ему вслед, но Саске даже не обернулся.
- Ч-черт, - зло сказал Наруто.
- Ты знаешь Саске, - мягко сказал Киба, - ты все правильно понял.
…Саске передал Кибе пахнущую свежей типографской краской газету.
- Учитывая то, что мы ни хрена не умеем, - проговорил он, - ищи какую-нибудь херню, где мозгов особо не нужно.
- Это что например? – спросил Киба, подумал и сам ответил на свой вопрос: - Грузчикам мозгов не нужно.
- И охранникам, - добавил Саске. – Но мы по возрасту не подходим.
- Склад? – предположил Киба, передавая Саске развернутую газету. – Двое через двое, комплектовка заказов, работа на погрузке.
Саске задумчиво покусал ручку, обвел объявление в незамкнутый овал.
- Зарплата как-то не очень… Хотя, склад открывается с нуля, значит, есть варианты ее увеличить.
Он отложил газету в сторону, потянулся на диване, выгнувшись всем сильным телом.
- Киба, - неожиданно сказал он. – Как насчет секса?
- Что насчет секса? - переспросил Киба, внезапно почувствовав, как к горлу подкатил ледяной ком.
Саске протянул руку, провел пальцами по бедру Кибы. В глубине его зрачков таились насмешливые колючие огоньки:
- Секс, - издевательски-поучающим тоном сказал он, – эта такая штука, когда один сверху, а другой снизу. И кто-то из них получает удовольствие.
- Почему – «кто-то из них»? – заинтересовался Киба.
- Потому что бабы, по-моему, вообще не кончают, - ответил Саске. – А мальчики обычно ноют и сопротивляются. Видимо, им что-то не нравится.
- Мне тоже такая идея не нравится, - твердо сказал Киба.
- Почему? – Саске приподнялся и перекинул ногу через колени Кибы, крепко сжал их своими. – Ты не такой, да? Ты не такой и тебя от этого тошнит, верно?
- Верно, - сдавленно ответил Киба, чувствуя неизбежную и страшную угрозу, исходящую теперь от спокойного недавно Саске.
- Что еще скажешь? – Саске наклонил голову и с интересом посмотрел в испуганные глаза Кибы.
- Не надо, - коротко отозвался Киба.
- Не так, - мягко поправил его Саске. – Ты должен сказать это громко и с моим именем. Так будет звучать более убедительно.
- Не надо, Саске, - отчаянно сказал Киба, пытаясь отстранить его руки. – Не надо!
- Заткнись, - вдруг жестко ответил Саске, сменив свой снисходительный тон.
Не сопротивляться Киба не мог, не мог смириться с тем, что Саске получит свое без особых потерь, но сопротивление заводило его в тупик – Саске словно угадывал его движения наперед, и за несколько минут короткой борьбы Киба очутился на полу в самом невыгодном положении – на коленях с заведенными за спину руками.
Саске поставил на его спину колено и нажал всем своим весом.
- Спроси что-нибудь, - посоветовал он. – Спроси, будет ли тебе больно. И как тебе будет больно – так…
Он подтянул запястья Кибы выше, и обжигающая боль вспыхнула в неестественно вывернутых суставах.
- Или так…
Его колено словно потяжелело, и Кибе пришлось распластаться на полу, глотая набежавшие от боли слезы.
- Я могу тебя отпустить. Если хочешь – возвращайся домой. Продолжай убивать своих из жалости. Хочешь уйти?
Киба помотал головой. Он не мог больше выносить такую жизнь и надеялся только на одно – забыть прошлое и закрыть дверь в него навсегда.
- Самое интересное заключается в том, - сказал Саске, - что через месяц у них появится новый варщик, а ты просто сбежал от ответственности. Ты никогда ничего не решал и не мог ничего изменить… Но ты этого не поймешь, а мне интересно наблюдать, как ты мучаешься из-за такой ерунды.
Он освободил одну руку, и Киба услышал шорох вытаскиваемого из шлевок кожаного ремня. Ремень стянул запястья, впившись в кожу.
Киба закрыл глаза, пытаясь отвлечься. Он пытался вспомнить что-то такое, что могло бы перекрыть страх и мучительное ожидание боли – не физической, а той, другой боли, боли за себя, свою душу и за свое «я», которое превратилось в грязное и измотанное чужими желаниями привидение, осколок, тень.
Вспомнилось только далекое-далекое детство – деревянный домик на берегу городского озера. Домик казался настоящим, почти жилым, и только много позже Киба узнал, что это всего лишь часть детской площадки, обычный муляж, игра в уют…
Прикосновения Саске не были даже снисходительными – он просто точно знал, что его возбуждает и методично шел к этому своему возбуждению, кусая шею Кибы, сжимая пальцами его бока.
- Не нравится?.. – тихо проговорил он, наклонившись к уху Кибы. – Успокойся ты. Доверься.
Доверься. Доверься…
Не нравится… Слабо сказано. Пытаясь заглушить боль, тупыми стеклянными осколками вспарывающую его внутренности, Киба вывернулся и разгрыз себе плечо, и так и стонал, вцепившись зубами в собственное мясо, пьянея от запаха и вкуса крови. Когда движения Саске становились медленнее, Киба чуть отпускал плечо, а потом, с глубокими толчками, снова остервенело вгрызался в кровоточащую рану и выл обреченно, уверенный, что это никогда не закончится, что, пока рядом Саске, будет и боль, и унижение, и тошнота, и страх…
Тошнота заявила о себе позже. Саске резким движением перевернул Кибу на спину и притянул к себе:
- Рот открой.
Киба окровавленными губами обхватил его член, и под нажимом ладони Саске скользнул по его стволу вниз-вверх, а потом не смог отстраниться, и был вынужден глотать вязкую теплую жидкость…
Он смог доползти до туалета и там его вывернуло наизнанку. Дрожащими руками он стирал с лица и плеча кровь, точно зная, что кровь не только на плече. Тошнота и слабость вынудили его опуститься на холодный кафельный пол, и он долго лежал так, вздрагивая от боли и наслаждаясь своими положением: убийца получил свое наказание…
Киба не был религиозен, но знал о понятии искупления и надеялся, что эта пытка будет зачтена и хоть как-то покроет те смерти. Смерти – каждая в свой сезон.
Появившийся в дверном проеме Саске кинул ему влажное полотенце.
- В следующий раз будет лучше, - пообещал он. – Я просто терпеть не могу все эти подготовки и нежности. Один раз порвал – во второй пойдет легче.
- Он знал, что я не уйду, - закончил рассказ Киба. – Он знал, что я сбежал и сдался, и был прав.
Ему хотелось сказать еще что-то важное, подвести черту, но нужных слов не находилось, поэтому Киба глубоко вдохнул и выговорил:
- Может, откажешься от него? Ты просто пойми, какой он…
Наруто сидел, глядя в одну точку, и вздрогнул, услышав предложение Кибы. Его глаза, задумчивые и потемневшие, приобрели странное выражение - отчаянного упрямства.
- Отказываться нужно тогда, когда точно знаешь, что уже не о чем жалеть… Если я брошу Саске сейчас, я буду жалеть об этом. Я не могу.
Он поднял голову:
- Ты прости, Киба, но я не могу!
Киба бессознательным нежным движением обнял Наруто за плечи, прижался губами к его затылку и вздохнул.
За что тебе такое счастье, а, Саске? За что тебе, сука, такое…
- Наруто, да пойми же! – с отчаянием сказал Киба. – Он о тебе даже слышать не хочет!
Дата добавления: 2015-09-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |