Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

На весь окружающий мир и суету человеческую Святослав Людвигович смотрел 26 страница



Через двадцать минут ходьбы он почувствовал легкий подъем и скоро снова

чуть не упал, ударившись коленом о камень: ровный ряд крупного плитняка,

замшелого и почти неразличимого, был выставлен на ребро, образуя,

вероятно, круг- влево и вправо эта импровизированная изгородь плавно

загибалась, смыкаясь где-то в сумеречном пространстве. Между тем костер

вверху разгорелся, осветил кроны древних сосен, но от этого, кажется, стал

еще дальше и выше. Перетерпев боль и ступая осторожно, Зимогор пошел к

нему напрямую. А камни стали попадаться чаще, выставленные уже в полном

беспорядке, но при этом угадывалась закономерность их расположения. И

везде шелестели огромные листья и жесткие, зрелые семенные стебли

подорожника. Пригнувшись, чуть ли не ощупывая дорогу, он ковылял вверх -

скорее всего, это был гигантский курган, склоны которого утыканы

плитняком, и, как ни берегся, ударился еще раз, не удержав равновесия,

сунулся головой вперед. И не успей он выставить руки, вышиб бы передние

зубы о скользкую замшелую глыбу, а так лишь разбил губу, ощутив привкус

крови, и разбередил старую рану - дышать опять стало трудно...

А огонь будто бы отдалялся и возносился куда-то к небу, к Млечному Пути!

Олег присел на камень и только сейчас уловил некую закономерность

расположения всаженных в землю плит; они образовывали узкие тропинки,

сплошь покрытые притоптанным, обмолоченным подорожником, и уходили они не

вверх, а опоясывали курган бесчисленными кольцами или спиралью - не

понять. Подъем был пологий, однако поднялся он уже довольно высоко:

светло-серое поле высоких трав осталось внизу, и теперь четче проявился

более темный чистый круг, заросший подорожником - всего, может быть,

двести-триста метров. Хотя вначале показался бескрайним. Зимогор

отдышался, засучив штанину, приклеил к ссадине на колене лист подорожника

и дальше пошел с великой осторожностью, переступая через "бордюры" из

плитняка.

Костер же оказался совсем близко, а отдаляло его то, что огонь угасал и

оставались одни лишь тлеющие крупные угли с редкими язычками голубоватого

пламени. Но они еще давали свет: Олег сначала разглядел выложенную камнем

большую площадку на вершине кургана, усыпанную толстым слоем головней и

пепла, и только потом среди крупных огарков бревен заметил человека -

скомканную, призрачную фигуру у огня.



И лишь сейчас понял, что находится на ритуальном месте- там, где совсем

недавно водили хоровод на празднике Радения.

Судя по кострищу, здесь полыхал огромный костер, сложенный из бревен, -

тот самый огонь, к которому следовало взойти по лабиринту, выложенному на

склонах кургана.

- Кто здесь? - негромко спросил он и в следующее мгновение рассмотрел, кто.

Возле угасающего огня, среди мягкого, размокшего от дождя, пепла сидела

Лаксана - кажется, ничего не слышала, ибо увлеченно и самозабвенно

пересыпала золу из ладони в ладонь. Зимогор едва узнал ее - лицо в саже,

скатавшиеся волосы и грязные босые ноги. Она была в том же льняном,

перехваченном тесемками, платье, в каком явилась ему на лугу в апреле, но

ужасно изношенном, изорванном, так что сквозь прорехи просвечивало тело.

- Что с тобой? - он встал на колени, схватил руки, вытряхнув из них золу.

- Ты меня слышишь? Ты видишь меня?!

- Подними огонь, - тихо проговорила она, глядя в кострище. - Я замерзаю...

Олег подобрал несколько головней, бросил на угли, подул, встав на

четвереньки. И ощутил, что камни под толщей пепла еще хранили тепло, и еще

искры тлеют над головой, обратившись в Млечный Путь...

Пламя высветило небольшой круг, и весь остальной мир утонул во мраке. И от

света Лаксана словно проснулась.

- За мной пришел? Искал меня?

- За тобой, - не сразу ответил он, потому что это была неправда.

Впрочем, почему же неправда?! Все это время, пока он разбирался с аварией,

думал только о ней, и все время искал не причину загубленной скважины -

ее. В прямом смысле или в думах своих. И поехал в Манораю на разборки с

единственной целью: снова увидеть Лаксану.

- Почему ты опоздал? Я так ждала тебя... Все встречались, а мы с тобой так

и не встретились.

- Ну вот сейчас... это произошло.

- Поздно...

- Лучше поздно, чем никогда!

- Теперь никогда. Я ждала тебя на празднике Радения, а он случается один

раз в жизни, - грустно произнесла Лаксана. - Или раз в пятьдесят пять лет.

Вот здесь горел огромный костер, к которому мы поднимались по лабиринту.

Все шли, взявшись за руки. А я шла одна и потому заплуталась, оказалась в

тупике. Нет, когда прогорел костер и закончился праздник, я поднялась... И

вот теперь не могу спуститься назад. А ты как пришел?

- Напрямую.

- Тебе можно ходить напрямую, а мне нет.

Он заметил сережки в ее ушах - те же ярко-красные ягоды шиповника с

соцветьями, что были во вторую их встречу...

Костер разгорелся, пожирая то, что не догорело на празднике, и свет стал

такой яркий, что им обоим резало глаза. Лаксана прикрывала их ладонью,

чтобы привыкнуть, а он старался вытерпеть и незаметно стирал слезы со щек,

стоял и смотрел на нее, как на драгоценность, извлеченную из шкатулки.

- А муж все ходит и ищет, - вдруг улыбнулась она. - Что делать с женой,

если она не возвращается домой после праздника? Искать, волочить за косы и

сажать под замок...

...Вторая встреча произошла спустя месяц после первой, когда Зимогор

буквально выпросил у начальника производственного отдела командировку на

Алтай. Из горнобуровой партии началась утечка умов, однако Олегу плевать

было на то, что бегут специалисты, и даже на то, что они по какой-то

причине обрастают шерстью. Он даже и разбираться не стал, выслушал для

порядка Ячменного и ушел подумать, погулять по Манорае. Он не имел

представления, где ее искать, разумеется, кроме как в доме у космического

мусорщика, куда ход был заказан. Если он со товарищи не убил его в первый

раз, то сейчас добьет без вопросов. Потому он шел, в буквальном смысле,

куда глаза глядят и незаметно оказался на лугу с курганами, в траве,

достигшей уже человеческого роста. Ноги сами вели его на то место, где

совершилось великое таинство, - так ему казалось. Всю ночь, а потом и утро

он бродил между холмов, звал, кричал, распугивая птиц и животных, и

решительно не мог отыскать памятного лесистого кургана. Когда же рассвело

и, мокрый от росы с головы до ног, Зимогор вышел на речку Манораю,

внезапно увидел пасущихся пуховых коз и пастушку в длинном дождевике. Он

не узнал - угадал, почувствовал, что это Лаксана, и, распугивая животных,

с бессвязным криком, помутившимся сознанием, бросился к ней навстречу.

Вместо радости на ее лице, он увидел страх, растерянность, панику. Она

задрожала, приложив кулачки к лицу и в следующий миг душераздирающий крик

полетел к гольцам. Козы метнулись в лес, а Лаксана, путаясь в полах

дождевика, бросилась в речку, перебрела ее по пояс в воде и исчезла в

прибрежных кустах. Ошарашенный, смущенный, сломанный, Зимогор целый день

проболтался по лесу и вернулся на участок лишь к вечеру. Ячменный потерял

его и уже организовывал поиски, даже собирался вызывать вертолет...

* * *

- Почему же тогда не узнала меня? - спросил он. - Помнишь, пасла коз на

берегу?

- Ты напугал! - просто призналась Лаксана. - Появился неожиданно и спугнул

мою память. И я сразу же забыла тебя. Прошлая жизнь такая осторожная,

боязливая, что подходить к ней нужно, как к дикой птице. Одно неловкое

движение и - взлетит. А ты ворвался... Мне стало так плохо, я потом

плакала. Когда вспомнила снова, когда поняла, что это ты приходил. Я

искала, но не нашла тебя...

Разум кричал, бился в черепной коробке: она же сумасшедшая, ненормальная,

разве ты не видишь, что стало с ее мужем? Не понимаешь, чем все это

кончится? Ты же сам сходишь с ума! Остановись! Уйди отсюда!.. Но душа

тянула в другую сторону, привораживала и влекла к ее словам, голосу,

заставляла любоваться ею и сковывала мышцы.

- А я решил, мне тогда, в апреле, привиделось или приснилось... Но на

берегу узнал тебя! Узнал и обрадовался!

- Я испугалась!.. - Дай руку! - вдруг попросила Лаксана. - У меня затекли

ноги...

Зимогор взял ее под мышки и поставил рядом с собой, однако ноги

подламывались, не держали, и он машинально прижал ее к себе.

- Лаксана...

- Никогда не зови меня так...

- Почему?

- Это невозможно - все время возвращаться в прошлую жизнь, - тихо

проговорила она, дыша ему в подбородок. - Нужно жить этой жизнью, и никуда

от этого не деться. Я вот попробовала уйти в прошлое, но оказалось,

бродила по современным лесам в Манорае. Это когда-то звали Лаксаной, в той

жизни, а сейчас зовут... Нет, не скажу! Не надо!

- Лаксана, - повторил он. - Не могу называть иначе...

- Праздник Радости Мира закончился, - прошептала она. - Ты не пришел...

- Но после того, как ты убежала... Я не знал, не верил, было ли что-то...

Ходил, как больной...

- Пора возвращаться в реальность!

Олег случайно зацепил рукой тесьму, стягивающую горловину платья, она

распустилась, холст медленно сполз и обнажил плечи.

- Так было в той жизни, - слабо воспротивилась Лаксана. - Ты хочешь, чтобы

все повторилось?

- Хочу, - не узнавая ни голоса, ни воли своей, проронил он и умышленно

потянул тесьму на поясе, а затем на рукавах.

Платье превратилось просто в полотнище беленого холста...

* * *

Циклоп верещал, словно шакал, захваченный у чужой добычи; он ерзал по

земле, сучил ногами и руками, пытаясь освободиться от филина, однако

мощные когти, вонзенные в грудь и плечи, держали его намертво, а

распущенные крылья не давали простора для движения. Усмиренный таким

образом, Циклоп еще некоторое время продолжал вертеть головой,

уворачиваясь от клюва, но удар ловчей птицы был точен и неотвратим.

Открывшийся глаз лопнул с громким щелчком, и из пустой черной глазницы,

как из минометного ствола, вылетело стремительное дымное кольцо.

Филин тотчас же выпустил огрузшую жертву, сорвал с нее вещмешок и,

удерживая его в лапах, взмыл над землей. Он описал плавный круг, на

короткий миг завис над головами, и Мамонт ничего не увидел, кроме

отразившегося в птичьих глазах восходящего солнца, но Дара вскинула руку.

- Идем! За ним! Это знак!

Мамонт пошел, хотя понимал, что не догнать скользящей по воздуху птицы, и

через несколько шагов споткнулся о Циклопа. Пуля попала ему в шею, кости

не повредила, но разорвала всю правую сторону до горла, в том числе и

сонную артерию, откуда хлестала кровь. И при этом он оставался живым!

- Демон, - прошептала Дара со страхом. - Это демон!

- Добей, - жалобно попросил Циклоп. - Прошу тебя...

Мамонт вскинул автомат, однако Дара отвела ствол.

- Нет! Пусть умрет сам, - она помчалась за птицей. - Не отпускай его душу

на волю!

Огненная тень филина с ношей в когтях удалялась быстро и медленно

растворялась в багровеющей дали;

хорошо заметным пока еще оставался его след - пригнутые ветром высокие

травы.

- Скорее! Скорее! - издалека звала Дара, и голос ее тоже пропадал за

расстоянием.

Мамонт бежал, пока слышал ее и пока видел распрямляющиеся травы. Однако

рассветный ветер скоро смел. развеял все следы; взволнованный им луг

растекался ветреными дорожками во все стороны и, повинуясь внутреннему

позыву двигаться по следу, он несколько километров мчался в том

направлении, куда улетела птица. Ему все еще чудился зов Дары, пока он не

осознал, что это всего лишь переливчатый шелест травы.

Потеряв окончательно все ориентиры. Мамонт забрался на курган и далеко на

горизонте, над лесистым островом заметил кружение птицы. Всхолмленный

необъятный луг с редкими колками высокого и древнего соснового леса был

пустынным и тревожным от красноватого солнечного света. И еще он ощутил

странный ветер, дующий отовсюду: легкие вихри то и дело возникали почти

под ногами, крутились, плясали около, и если набирали силу, то вздымались

к вершинам деревьев, и далекие багровые сосны на островах тяжело шевелили

гигантскими ветвями, когда у их подножий был полный штиль. И свет вращался

вместе с вихрем, создавая иллюзию работающих ветряных мельниц.

Это чарующее кружение потянуло непроизвольно, с такой же силой, как

призрак парящей птицы на горизонте, ибо издалека невозможно было понять,

отчего возникают лучистые гигантские колеса над холмами и сосновыми

колками. До ближайшего, над которым летал призрачный филин, было всего-то

с километр, и Мамонт, точно определив направление, чтобы не сбиться в

высокой траве, спустился вниз. И пока он бежал, продираясь сквозь заросли,

несколько раз видел парящую птицу в небе, но когда оказался у подножия, в

небе стало пусто, а лесной остров оказался не таким уж и маленьким, и

деревья не такими высокими, как чудилось издалека; напротив, короткими и

приземистыми. Другое дело, росли они на высоких, с крутыми склонами,

курганах, сплошь заставленных замшелыми каменными плитами. Мамонт стоял

совсем рядом, запрокинув голову, и все равно не мог понять, отчего

происходит это коловращение широких, туманных лучей. Они метались рядом,

пригибая траву узкой ветреной полосой, неизвестно почему уносились в

вечереющее небо, словно у этой мельницы была какая-то плавающая ось. И при

этом солнце висело над гольцами совершенно неподвижно, и ни единого

облачка на небе, которые могли бы вызвать подобный эффект.

- Это звездный ветер, - внезапно услышал он голос и обернулся..

За его спиной стояла Дева, одна из хранительниц Очага - огня Святогора.

- Я пришла за тобой, Варга! - сказала она, и лишь сейчас Мамонт обнаружил,

что ведунья слепа: руку она подавала наугад, искала, щупала пространство.

Он протянул ей ладонь, однако поправил решительно:

- Не называй меня так! Это не мой рок.

- Почему же? Хранить соль Вечности - что может быть выше для Вещего Гоя? -

Дева смутилась. - Внешне ничего не изменится, все останется, как было.

Разве что перед твоим взором будет проходить череда изгоев, чьи души

умирают вместе с телом. А ты всегда будешь прежний...

- Бессмертие мне видится как вечное повторение, - проговорил он. - А в

этой жизни все было так прекрасно... Я не хочу снова испытывать, что уже

было. Это тяжкий груз, вериги, наказание... Пощади, избавь от страданий!

Если можешь...

- Но я обязана исполнить урок. Остальное - воля Владыки. Ему пожалуйся на

свою судьбу.

- В чем смысл твоего урока?

- Провести тебя через чистилище. Чертоги Святогора - Храм Света, нельзя

вносить в него земную грязь, дорожную пыль... А на тебе я вижу кровь

демона!

- Я должен непременно войти в его Чертоги? Чья это воля?

- Твоей Валькирии.

- Валькирии?! Но где она?

- Встретит после чистилища.

- Добро, - согласился он. - Тогда веди... Что я должен делать?

- Брось оружие здесь, - велела Дева. - Ступай за мной.

Мамонт скинул с плеча автомат, сделал несколько шагов за ведуньей и

остановился.

Солнце катилось за гольцы, багровый свет раскатывался по заснеженным

вершинам, а от разогретой земли поднималось марево, изламывая лесистые

курганы. Когда багровый шар медленно скрылся за горами, Дева потянула его

за руку.

- Идем! Ты скоро увидишь иной свет в Чертогах Атенона.

Как только солнце село, в Манорае начало стремительно темнеть и, пока

ведунья влекла его за собой, котловину затянуло густыми сумерками.

Она остановилась у воды - каменная лестница не кончилась, уходила в озеро,

но поверхность его напоминала старинное серебряное зеркало и не

просвечивала, слабо отражая последнюю ступень. Мамонт ощутил холод плиты

под босыми ногами...

Полуголая ведунья подала ему факел, иначе называемый здесь светоч.

- Освети себя. Я ничего не вижу!

Он послушно поднял огонь над головой, глаза Девы оживленно блеснули,

прозрели, заискрились крупные самоцветы на ножнах и рукояти ножа, висящего

между обнаженных грудей. Но она все равно вела себя как слепая - на ощупь

отыскала и выдернула нож, после чего приблизилась к Мамонту и стала

срезать с него одежду. Сначала вспорола рукава до плеч, затем соединила

разрезы через грудь, и куртка вместе с рубашкой упали к ногам. Лезвие было

настолько острым, что кожа и ткань распадались под ним без всякого звука,

точно так же нож дважды скользнул по джинсам, и лишь чуть звякнула

металлическая заклепка, рассеченная надвое, и стальной браслет часов...

Ведунья спрятала нож и взяла его за левую руку.

- Ступай за мной. И береги огонь!

Она шагнула с последней ступени в серебряное зеркало, совершенно не

потревожив глади, и нога ее будто растворилась. Когда Дева сделала

следующий шаг, погрузившись по колено, Мамонт ступил за ней и не

почувствовал воды, хотя на вид она казалась ледяной и тяжелой.

- Смелее, - подбодрила она и крепче сжала его руку. - Ничего не бойся.

Мертвая вода - это пустота.

Белая ткань, которой были обвязаны бедра Девы, не тонула и, оставаясь

сухой, плавала на поверхности. Еще через две ступени зеркальная гладь

достигла ее груди и поплыл стальной нож...

- Береги огонь! - еще раз предупредила она и шагнула вглубь с головой.

Над водой оставалась ее вытянутая рука, ведущая Мамонта.

Он поднял факел повыше и нащупал ногой следующую ступень. Серебро матово

блеснуло у самого подбородка. Машинально сделав последний вздох, Мамонт

погрузился в пустоту, и последней картиной, запечатленной зрением, был

мерцающий сполох светоча.

И казалось, этот свет продолжает светить под водой. Рука Девы влекла его

глубже, и он из последних сил тянул правую руку вверх, опасаясь погасить

огонь, и двигался уже на цыпочках. Наконец, ступени кончились и почти

сразу же начался подъем. Выходная лестница оказалась много круче, и когда

Мамонт вынырнул из воды, ведунья стояла по колено и улыбалась.

- Ты слишком старался сохранить огонь, - проговорила она. - И не замочил

кисть правой руки. Теперь береги ее, как берег светоч. Это твое уязвимое

место, твоя пята Ахиллеса.

Дева вывела его из мертвой воды, сама оставшись совершенно сухой, сняла с

бедер полотнище ткани и принялась осторожно вытирать Мамонта, точнее,

промокать влажные волосы и свинцовые капли на теле. Он же стоял, не ощущая

ни своего тела, ни прикосновения ее рук; слегка мозжило только правую

кисть, сжимающую древко факела.

Потом ведунья сдернула с него покрывало, и в тот же миг Мамонта опахнуло

ветром, павшим с неба, от ярких мерцающих звезд затрепетал светоч. Летящая

камнем птица раскинула крылья над головой и опустилась на правое плечо,

вонзив когти в кожу. Он увидел, как из-под хищных мохнатых лап заструилась

кровь, но боли не было.

- Это вернулась твоя душа, - сказала Дева и бережно высвободила из его

руки крепко зажатый факел.

Рядом с ней оказалась еще одна ведунья, неотличимая, как сестра-близнец,

разве что опоясывающее бедра покрывала другого, красного, цвета и от этого

полуобнаженное тело слегка отдавало розовым. Она взяла его за правую руку

и он ощутил тепло ее ладони.

- Теперь ступай за мной.

Земли почти не было видно, бесчувственные ступни ног опутывала трава,

затем с легким шуршанием посыпались камни. Сокол на плече изредка

раскидывал крылья, удерживая равновесие, и глубже всаживал когти. Дева в

белом шла с факелом впереди и освещала не дорогу, а пространство над

головой. Сначала Мамонт увидел неясное розоватое свечение впереди и скоро

ощутил под ногами ступени.

Ведущая также остановилась у сияющей воды, крепче стиснула руку.

- Перед тобой живая вода. Рождение - это всегда боль. Если станет

невыносимо, кричи.

Он стиснул зубы и шагнул за ведуньей, словно в кипяток. Инстинктивно

шатнулся назад и чуть не выдернул руку из ее руки, сокол на плече забил,

затрепетал крыльями, пронизывая когтями мышцы; Дева удержала Мамонта в

последнее мгновение - за мизинец.

- Не пройдешь сквозь живую воду, - останешься навсегда мертвым,

бесчувственным, - ласково предупредила ведунья. - Сделай еще шаг, а третий

будет легче.

После третьего шага вода достала горла, птица уже била крыльями

беспрерывно, широко раскрывая клюв. Глаза ее подернулись мертвенной белой

пленкой...

Дева тем временем была уже под водой. Мамонт разжал зубы, крикнул и

почудилось, звезды дрогнули на небосклоне и дождем посыпались на землю. А

сокол ударил в последний раз крыльями на свободе и потом забился где-то в

груди, под ложечкой.

Огненная вода покрыла его с головой и сразу же отступила боль, ибо он весь

превратился в рану.

По дну озера Мамонт сделал, казалось, всего один шаг и сразу же ощутил под

ногой первую ступень лестницы, ведущей вверх.

Над землей всходило солнце, багровый шар лежал на горизонте и еще не

лучился, и на его фоне плавилось и истекало раскаленной лавой огромное

дерево.

Ведунья вывела его из воды, однако не обтирала ни волос, ни тела, и там,

где не успели высохнуть и остались капли, возникли родимые пятна.

Нестерпимый огонь обратился в легкое и даже приятное жжение, как если бы

он из горячей парилки нырнул в холодную воду, и лишь саднило кисть правой

руки да в груди все еще трепетали птичьи крылья.

Они поднялись на высокий берег, под дерево, одиноко стоящее среди

травянистого поля, солнце приподнялось и пронизало лучами пенную

многоярусную облачность, и Мамонт увидел цветы на ветках - белые, необычно

огромные, напоминающие калы. Та Дева, что переводила сквозь озеро с

мертвой водой, сняла свое покрывало, расстелила его на широком плоском

камне, возвышающемся под деревом, как постамент, после чего стала рвать

эти цветы и бросать на ложе. Когда они покрыли белую ткань и, по сути,

слились с нею, вторая ведунья велела лечь головой на север и принялась

выдавливать на него сок цветов и растирать тело. Белые раструбы были

настолько сочные, что хрустели в руках и согретая ими молочная жидкость

приятно щекотала кожу. Мамонт прикрыл глаза, испытывая блаженство.

- Нельзя спать! - предупредила Дева в красном. - Ты можешь больше не

проснуться никогда. Слушай мои руки и пей молоко вечности.

Ощущение времени он потерял и потому часто спрашивал:

- Скоро? Долго еще?

Белый сок впитывался в тело, как в сухую губку, особенно в солнечном

сплетении, где еще подрагивали соколиные крылья.

- Не спеши, - увещевала ведунья. - У тебя впереди - вечность.

Наконец, она окропила цветочным молоком лицо, ноги и левую руку; правую же

лишь до запястья, потом набросила на Мамонта свое красное полотнище,

покрыла с головой.

Голос ее прозвучал издалека:

- Теперь можешь спать... Тебя разбудит Валькирия и введет в Чертоги

Святогора.

Вначале он обрадовался, слабеющей рукой нашел на груди медальон, зажал в

кулак и ощутил назревающую волну противления, будто его уже вводили в эти

Чертоги.

Он хотел крикнуть, напрягся, выталкивая из себя неуправляемый голос,

однако почудилось, будто в иссохшей гортани шелестит горячий песок и губы

спеклись от жажды...

 

 

Сначала послышался отдаленный нарастающий рокот, и через несколько минут

над изумрудным альпийским лугом, над обезображенной его частью, прикрытой

с неба камуфляжем, медленно и хищно закружил огромный камуфлированный

военно-транспортный вертолет Ми-6, высматривая место для посадки.

И судя по тому, как сотрясалась земля, стелились маскировочные сети и

травы, дрожали и вибрировали стены человеческого жилья, можно было не

сомневаться - Ангел прилетел...

Он появился из грузового транспорта вместе с отозванным из отпуска

нынешним главным геологом Менуховым, а с ним - двое работяг, уже из

вертолета вышедших в рабочих рукавицах, готовых к трудовому подвигу.

Несмотря на суровый запрет - и пешим-то не разрешали болтаться возле

участка, - Ми-6 сел на открытый альпийский луг; вероятно, на демаскировку

было теперь начхать или блюститель режима секретности Ангел мог себе

позволить нарушить собственную инструкцию.

Впрочем, не только собственную. Зона Манорайской впадины была издавна

закрыта для авиалиний, независимо, пассажирские это были рейсы или полеты

военных самолетов. Всякий воздушный транспорт, приближаясь к этому месту,

делал огромный воздушный зигзаг, облетая далеко стороной небольшой, если

смотреть сверху, участок суши. Однако Ми-6 смело вторгся в воздушное

пространство запретной зоны, изрядно покружил над котловиной, словно

высматривая добычу, и приземлился на нетронутом альпийском лугу.

Встречать вертолет пошел- сначала один лишь лейтенант, без костыля, почти

не хромающий, хотя еще недавно лежал пластом, но когда на землю спустился

пожилой, страдающий радикулитом Менухов, начальник партии тоже побежал

навстречу. Ангел на Перцева даже не взглянул, вышел из-под шквального

ветра от лопастей машины, заложив руки за спину, прошествовал мимо

оловянного лейтенанта и направился сразу же к буровой вышке.

И в самый неподходящий момент из-под сетей внезапно появился Конырев.

- Слушай, Зимогор, я никуда отсюда не пойду, - заявил он. - Остаюсь здесь.

Жене моей скажи, пусть не ищет. Денег ей на жизнь хватит.

- Надо срочно вывезти отсюда груз, - зашептал Олег. - Это можешь сделать

только ты. Тебя не остановят, не задержат... Поедешь поездом!

- Сказал же - не поеду! - возмутился Шейх. - Я жить здесь буду. Может

человек жить там, где хочет?

- У тебя крыша течет!

- Нет, тут что-то со звездами связано, я понял. Но днем звезд не видно, а

ночью ходить невозможно...

- Что ты мелешь? Надо вывезти в Москву вот эту штуку! - Зимогор показал

солонку. - Ты уезжаешь прямо сейчас!

- Я остаюсь, Зимогор. - Конырев разбил сотовый телефон о камень, пнул то,

что осталось. - В брошенной деревне дом нашел, все есть, жить можно.

Сейчас надо огород вскопать, чтобы весной меньше было работы, а то земля

задерновалась... Видишь, уже не бреюсь, отпущу бороду... Ты хоть

понимаешь, о чем я? И не виси за моей спиной!

- Понимаю, - выдавил Олег. - Хорошо подумал?

- Здесь не надо думать... Здесь можно просто жить. И чувствовать себя

человеком, - он поднял голову. - Смотри, звезды над головой. Млечный Путь.

Нет, сейчас не видно, но они же есть!.. Вот стою здесь и радуюсь: я -

человек! Смотри, какой я большой, огромный человек!

- Вижу, полтора центнера сала...

- Не издевайся, теперь это не действует... Я стал неуязвимым, - он

повернулся с нехорошим блеском в глазах. - Потому что я здесь стал

верующим!

- Ты же был верующим...

- Я понял тайну этого места. Здесь каждый обретает то, что ищет. Или то,

что утратил. Я же видел, ты ночью вернулся с женщиной. Даже спрашивать не

стану, кто она. Потому что знаю, кто...

Зимогор понял, что это вовсе не капризы сытого, избалованного, из грязи в

князи попавшего человека.

- Понимаешь, я устал быть маленьким человеком, - признался Конырев. - Что

бы я ни сделал там - все равно маленький. Меня совсем не видно, я пыль...

Мои связи и знакомства? Они не возвышают - просто-напросто оскорбляют,

унижают, потому что за них плачу деньги. Дружба с сильными мира сего за

деньги!.. Я устал дрожать за свою жизнь, за жизнь близких. Телохранители?

Но от них устаешь еще больше, потому что эти мордовороты делают тебя еще

меньше. И ни от чего не спасают... Я устал молиться Богу. Устал просить

его: дай, пошли, помоги!.. Как это мерзко, клянчить! Бог дает! Еще как

дает, когда его просят... Дает деньги, много денег, посылает удачу,

помогает в борьбе с конкурентами, например. А человек от этого становится

еще меньше! Дает и растирает тебя в пыль! Ты еще хорохоришься, распускаешь


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 32 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.068 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>