вытряхнул соль из пластмассовой солонки, вложил в нее пакетик, закрутил
крышку и спрятал в карман куртки.
- Его нужно удалить с территории партии, - добавил он. - Если заказчик
ищет именно этот песочек, завтра же немедленно обнаружит. И никаких
специальных приборов не надо изобретать. Так что придется молчать, - он
склонился к Ячменному. - Тебе и Гнутому. И про то, что керн подменили, -
ни слова.
- Теперь-то хоть верите, что подменили?
- Понял? Пытать будут - молчи. Тогда и доказывать ничего не придется. В
твоих интересах молчать обо всем!
Начальник партии как-то утробно, со стоном, вздохнул.
- Раньше бы я запросто... Начальство сказало - под козырек. А сейчас
тяжело. Говорю же, тут моральный облик меняется. В Манорайской котловине я
из пепла восстал, можно сказать. Человеком себя почувствовал, настоящим
поэтом. Вспомнил, откуда родом, матушку вспомнил... А вы меня врать
заставляете.
- Ну тогда иди и расскажи всем! - разозлился Олег. - Тебя даже не в тюрьму
- в психушку запрут! Со стихами!
- Я не за себя хлопочу! - вдруг вспомнил Ячменный. - За ребят своих!
Представляете, что сейчас на них повесят? Не расплатиться. А у них семьи,
дети...
- Будете молчать - все обойдется. Тот подумал, соразмерил внутренне свои
возможности, проронил тихо:
- Ладно, попробую...
- Пока нет чужих, собери партию и сделай внушение. Основная причина аварии
- пьянка. Спирт привезли из Барнаула, купили по дешевке...
- Не учите меня, как врать, - перебил начальник партии. - Я жду, когда вы
свое условие выполните. Я все рассказал. Так на что мы скважину бурили? На
этот песочек?
- Сказать - не поверишь, - усмехнулся Зимогор. - Никакого урана и никаких
ракетных точек. Тем более атомных станций или ядерных могильников, как
некоторым кажется. И о песке этом вряд ли что известно...
- Тогда я понял! Точнее, догадываюсь! - перебил начальник партии и показал
пальцем в небо. - Кто-то там впал в мистику. У кого-то крыша поехала!
Иначе загнать в землю такие деньги!..
- В какой-то степени ты прав, но не угадал. Здесь будет санаторная
резиденция президента страны.
Ячменный ударил кулаком по столу, словно проигравшийся картежник.
- Эх!.. А мог бы сообразить! Но и мысли такой в голову не пришло! Значит,
там у них в администрации ничего не соображают!..
- Плохое место?
- Не то что и плохое, - подумав, проронил начальник партии. - Что касается
климата, то здесь ничего, очень даже хорошо... Только нельзя здесь жить
президентам. Дня три еще ничего, а больше месяца - ни в коем случае.
- Это еще почему? - изумился Зимогор.
- Они потом не смогут управлять страной. Да и вообще... У меня свой взгляд
на такие вещи. Здесь он или... заболеет, как наш компьютерщик, или...
Короче, счастливый человек вообще не годится для власти. - Он вскинул
глаза и отвернулся. - Здесь, понимаете... Энергия такая!.. Неподходящее
место для президентов.
* * *
Надо было срочно разыскать Конырева, вручить ему солонку с песком и
отправлять в Москву поездом: в самолете спецконтроль да и опасно лететь с
таким грузом. А уже вечерело, солнце закатывалось за дальний борт
котловины, отмеченный гольцами и над самой Манораей светилось несколько
перекрещенных радуг. Зимогор побродил возле участка, даже покричал Славку,
и только потом вспомнил, что тот собирался идти в какой-то лабиринт.
Возле командирского вагончика дорогу заступил часовой с автоматом.
- Входить запрещено! У меня приказ! Зимогор подошел к нему вплотную.
- Ну-ка, служивый, покажи, как ты недавно плясал? Ружьишко бросил и встал
в хоровод? Покажи, не стесняйся! Или тоже приказ - не плясать?
Часовой безмолвно пропустил его в вагончик, но сказал кому-то невидимому:
- Так и знал, вломят... Ну козлы!
Перцев оказался на месте, несмотря на ранний вечер, почему-то лежал в
постели. Рядом стоял санинструктор с лицом упертого и виноватого мальчишки.
Лейтенант недружелюбно глянул на Зимогора, приподнял голову, готовый и ему
сделать выговор, однако вовремя опомнился и отвернулся.
- Ты куда отправил моего гостя? - спросил Олег по-свойски и дружелюбно.
- Не знаю, никаких гостей, - пробурчал Перцев в стену.
- Как же? А с кем ты фуражками поменялся? Он посмотрел на Олега долгим,
болезненно-тяжелым взглядом.
- Ищи его в лабиринте.
- Сначала бы найти этот лабиринт...
- Спустись в Манораю и иди строго по Млечному Пути. Ты же умеешь ходить по
звездам.
- Ну что? Он тоже с похмелья? - спросил Олег медбрата. - Или другой
диагноз?
- Не знаю, - протянул тот. - Температура тридцать девять и семь. А в
больницу никак...
Зимогор приподнял одеяло: бедро правой ноги туго перетянуто бинтом. Перцев
потел, стискивал зубы, молчал, стесняясь своего положения.
- Зачем тугую повязку наложил?
- Положено... Командир сказал, мышцу в детстве порвал А при порывах мышц -
тугая повязка...
- Он в детстве ее порвал! В детстве, а не вчера. Ну-ка, развязывай!
Санинструктор завертел головой, глядя то на лейтенанта, то на Зимогора.
- Снимай, - приказал Зимогор.
- В больницу не поеду! - заявил Перцев, однако медбрату не противился.
Под бинтом оказалась огромная лиловая опухоль, и в центре ее - твердый,
выпирающий сквозь кожу желвак величиной с грецкий орех. Зимогор особенно
не разбирался в медицине, однако тут было ясно, что это никак не порыв
мышцы, а скорее всего чирей, только невероятных размеров.
Оттого, что сняли повязку, Перцеву полегчало.
- Ты когда-нибудь чирьи видел? - спросил медбрата Олег.
- Видел, но они бывают маленькие, а тут...
- Обезболивающее что-нибудь есть?
- Только анальгин... Другого ничего не положено.
- Надо его в больницу. Я тоже таких чирьев не видел. Протянем - отрежут
ногу...
- Сказал: в больницу не поеду! - на выдохе проговорил лейтенант. - Или
застрелюсь!
И достал из-под матраца пистолет.
Зимогор ощупал бедро - желвак оказался твердым, словно внутри был кусок
железа.
- Ну-ка, выйди, - попросил он санинструктора, глядя лейтенанту в лицо. -
Нам поговорить надо. Правда, Перцев? Надо?
Лейтенант не сказал ни да, ни нет, и санинструктор удалился.
- Ты в Бога веришь? - добродушно спросил Олег.
- Не понял... Почему такой вопрос...
- Как себя чувствуешь? Имею в виду здесь, в Манорае... Сейчас плохо, это
ясно, а вообще?
- Нормально, - сдержанно отозвался лейтенант. - Все равно не понял, при
чем тут веруешь...
- Да некоторые здесь испытывают духовный покой, - проговорил Зимогор,
ощупывая нарыв. - Так больно?
- А вы?.. А ты не испытываешь?
- Обо мне разговор особый. Ладно, рассказывай, где тебя подстрелили? Это
же пуля?
- Никто меня не подстрелил, - утирая пот, проговорил Перцев.
- А что в ноге? Ты ведь должен знать!
- Как сюда приехал, заболела, - не сразу сказал он. - Обратился в местную
больницу, там рентген не работает, но пощупали бедро, говорят, вроде бы
инородное тело в мышце, похоже, старый осколок зашевелился и пошел.
- Ты что, воевал? Был ранен?
- Да нет, в том-то и дело!.. В районе боевых действий находился, нас на
обкатку гоняли, в Чечню. Я же заканчивал Владикавказское училище... На
месяц привезли в Грозный, потом вывезли.
- Где же ты осколок схватил?
- Не знаю! Не знаю! - в голосе лейтенанта зазвучало давнее отчаяние. - И
вообще, мне сразу показалось, не осколок это... Мальчишкой еще, в футбол
играли - мышцу порвал. Пару недель похромал, зажило и забыл. А тут начало
вылезать, по ночам такая боль... И еще к непогоде. Я думал, мне внушили...
Ну есть, есть психотронное оружие! Такое могут внушить!.. Наверное,
Ячменный сказал, что я за литературой в Барнаул ездил? На самом деле в
военный госпиталь... Но у них там тоже рентген не работал в тот день, как
назло! Пощупали, помяли бедро, подтвердили диагноз: в мышце сидит
инородный предмет. Три с половиной сантиметра в длину! И сейчас будто бы
сам выходит... Какой предмет? Откуда? Если на бедре ни шрама, ни царапины?
А должен бы полноги развалить!.. Как он туда попал? И когда?
Почудилось, сейчас расплачется и придется утирать ему слезы...
Зимогор еще раз внимательно осмотрел бедро со всех сторон: действительно,
никаких следов, совершенно чистая кожа. А желтый гнойный желвак - вот он,
словно росток из земли, прет, еще немного, и сам прорвется.
- Понимаешь, нельзя тебе без больницы. Во-первых, неизвестно, что там
есть. Может, просто чирей такой вскочил, может, осколок кости идет. А
может... вообще неизвестно что. И какие потом будут последствия.
Действительно, отрежут ногу...
- Не уговаривай, не поеду, - отрезал лейтенант. - И увезти насильно даже
не пытайся.
- А что так решительно? Принципы?
- Мне лишние глаза и уши ни к чему. Понимаешь, о чем я? - прошелестел
Перцев, страдая от боли.
- Не совсем...
- Завтра явится Ангел и, возможно, с представителем заказчика. Мне лучше
быть на месте. Боюсь, как бы моих солдатиков не запутали и не раскололи.
- Это ясно... Кажется, есть еще какая-то причина? Или нет?
- Есть... Я не знаю, что у меня в ноге. Вернее, догадываюсь... И не хочу,
чтобы кто-то еще видел, - он сел, глянул с надеждой. - Слушай, ты парень
крепкий, руки сильные... Попробуй выдавить, а? Я бы сам, но... руки
ослабели. А санинструктор боится, молодой...
- Выдавить можно, а вытерпишь? - Зимогор присел у изголовья, заглянул в
глаза. - Выдержишь? Как на фронте ведь, без заморозки. Даже новокаину
нет...
- Спирт есть, - довольно хладнокровно проговорил лейтенант. - Не бойся,
дави. Только сразу и резко, с ударом, понял? Сознание потеряю - нашатыря
сунь под нос. Нашатырь есть.
- Тогда давай готовиться к операции, - Олег налил полстакана спирта. - Ты
неразведенный пьешь?
- Выпью, наплевать, - потянулся к стакану. - Только бы скорее
освободиться... Если бы знал, какая боль!
- Представляю, - он приготовил ковш с водой. - Ну, давай, принимай наркоз!
Лейтенант сделал выдох, вылил в себя спирт, запил водой и откинулся на
подушку, отпыхиваясь.
- Какая дрянь!.. Я вино люблю. Знаешь, есть старое вино "Сура", не
пробовал?
- Я и нового не пробовал! - жизнерадостно сказал Зимогор. - Чаще всего
приходится пить крепкие напитки.
- "Сура" - вино потрясающее! - начал оживать лейтенант. - Совсем слабое,
но солнечный вкус, понимаешь? И легкое, легкое опьянение! Но мир начинает
сверкать!.. Я тоже первый раз недавно попробовал, на празднике Радения.
- Я вот не попал на этот праздник и не попробовал, - Олег рылся в
медицинской сумке санинструктора.
- Всю жизнь жалеть будешь! А я - вспоминать и радоваться!
- Счастливый!
- Это верно, я счастливый. Мне так повезло!.. Сейчас вот избавлюсь от
проклятия, и начнется совершенно другая жизнь. - Он сделал паузу,
посмотрел на Зимогора болезненным, блестящим взором. - Хочешь, скажу, что
у меня там?
- Сейчас выдавим - узнаем, - дипломатично сказал Олег. - Берет наркоз?
- У меня там наконечник от желтой дарвинской стрелы.
- Что? - ему показалось. Перцев пьян и уже заговаривается.
- Наконечник! От отравленной желтой стрелы! "Наркоз" действовал на него
необычно: у лейтенанта начинался пьяный бред. Однако Зимогор продолжал
говорить с ним, интуитивно понимая, что это поможет ему перетерпеть боль,
когда начнется операция. И одновременно хотел незаметно вынуть пистолет у
него из-под руки.
- Ты постарайся заснуть. Может, еще спирта дать?
- Не трогай! - мгновенно среагировал он и схватил пистолет. - Это
гарантия, что не повезешь в больницу. Иначе застрелюсь, понял?..
В дверях показался Ячменный, из-за его плеча выглядывал санинструктор.
- Ну что тут у вас?..
- Пошел вон! - рыкнул Олег, захлопнул дверь и пригрозил лейтенанту. - А ты
замолчи! Иначе отвезу в больницу и на пистолет не посмотрю!
- Нет, теперь не отвезешь! - уверенно заявил Перцев. - Потому что тебе
интересно!
- Все, приступаем! - скомандовал он и стал мыть руки спиртом. - Лежи
спокойно. И убери пистолет!
Тот как-то сразу подчинился, спрятал пистолет под матрац, вцепился руками
в раскладушку.
- Давай! И не бойся, сейчас мне больнее...
Операция заняла полминуты. Зимогор облил тем же спиртом бедро больного,
потом захватил мышцу, из которой торчал желвак, и, помогая коленом, резко
надавил. Перцев вел себя мужественно, не крикнул, не застонал - разве что
вытянулся в струнку и остановил дыхание.
Желтая кожа на головке нарыва беззвучно лопнула, вытекло немного крови,
затем, словно пробка из бутылки, буквально вылетело что-то кроваво-красное
и с тупым стуком ударилось о пол. И сразу же из раны заструилась кровь.
Лейтенант облегченно перевел дух и сам стал руководить операцией.
- Пусть кровь стечет... Дай выйти яду. Зимогор подождал минуту, затем еще
раз омыл
ногу спиртом, разорвал упаковку стерильного бинта
и стал заматывать бедро.
Лейтенант окончательно расслабился, открыл глаза
и, словно роженица, спросил:
- Ну что там? Что это?
- Погоди, еще не смотрел! - напряженно откликнулся Олег. - Похоже,
стержень вылетел. У чирьев всегда бывает стержень.
- Я тебе сказал, это не чирей! - прикрикнул Перцев.
- Хорошо, забинтую и посмотрю. Перцев понаблюдал за руками Зимогора,
сказал удовлетворенно:
- Ничего, у тебя получается... Главное, ты хладнокровный.
- Ты тоже молодец. Не пикнул, - скрывая подрагивание рук, похвалил Олег.
- Посмотри, посмотри, что там было? - поторопил лейтенант.
Зимогор брезгливо захватил куском бинта то, что вышло из бедра, обмыл
спиртом - что-то продолговатое, обросшее белой толстой пленкой.
- Что? Ну-ка, покажи? - приподнимался лейтенант, стараясь заглянуть то
через плечо, то из-под руки Олега. - Дай посмотреть!
- Да погоди ты! - закричал тот, чувствуя раздражение, поскольку угадывал,
что может быть скрыто под пленкой.
Отыскав ножницы в санинструкторской сумке, Зимогор разрезал и содрал
пленку с предмета...
Это был настоящий костяной наконечник стрелы:
длинная, широкая и хорошо отшлифованная пластинка с острым концом и
кромками, с плоским хвостиком для крепления к древку...
Он сел, утер рукавом мгновенно вспотевший лоб.
- Каким же образом эта штука попала в тебя? - спросил, рассматривая
наконечник.
- По наследству, - серьезно проговорил он. - Достался мне по наследству..
- Неплохое наследство... Значит, ему по крайней мере шестьсот лет. Когда
порох-то изобрели?
- Ему четырнадцать тысяч лет...
- Ого!
- А я не первый раз на свете живу, - серьезно заметил лейтенант. - И не
первый раз в этих местах... Как только приехали сюда, сразу же узнал. Я
был здесь, тогда, в другой жизни. Иначе откуда бы мне знать, что есть в
этой котловине? Закрою глаза и все вижу... Растительность немного другая,
горы вокруг были чуть повыше, речка текла не тут, под самой горой, а по
лугу, где сейчас курганы и высокие травы...
Взгляд его сосредоточился на гвозде, торчащем из стены, и Зимогору
показалось, что еще минута, и он заснет, однако неподвижные немигающие
глаза его остекленели и лишь двигались искусанные, запекшиеся губы.
- Поэтому как увидел этот хоровод, людей - все будто вернулось! Они узнали
меня, и я многих узнал. Оказывается, не только дух возрождается и живет
много раз, но и тело, облик человека. Все повторяется с поразительной
точностью! Мы узнавали друг друга! Узнавали, понимаешь?! Это было ощущение
счастья. И такая радость!.. Я снова стал равным среди гоев. Да!.. Там все
друг друга так называли, царские гои, древний род... Наверное, странно
звучит, да? - спохватился и привстал лейтенант.
- Нет, я все хорошо понимаю, - успокоил Зимогор и снова уложил больного. -
Закрой глаза и помолчи.
- Скажи, у тебя бывает иногда такое чувство, будто ты уже жил когда-то? -
вдруг спросил он, и пристальный, проникающий, как радиация, взгляд
остановился на лбу Олега.
- Бывает, - признался Олег, - иногда...
- У меня раньше тоже иногда было. Какие-то неясные воспоминания,
ощущения... Это значит, утрачена внешняя связь... Но ничего, поживи тут, и
все вспомнишь. Я пока здесь не очутился, ничего не помнил. Потом
началось... Мы вообще ничего не знаем ни о себе, ни о мире. Совсем ничего.
А что знаем, такой примитив, но это пока не увидишь и не почувствуешь
другого... Я хоть и был на празднике, но его показалось так мало! Да что
там... Только раздразнили. Жить все равно придется в этом. Потому что так
устроено. Надо жить в мире, в котором родился. И так, чтобы избавиться от
проклятия.
Его речь начинала завораживать, вернее, втягивать в иную систему понятий,
в иное состояние - безумство и страсть. Зная, что отвечать ему не нужно,
ибо любое соучастие повлечет за собой еще больше несуразных фантазий,
Зимогор, однако, ответил непроизвольно:
- Какого проклятия? Ты же еще молод, кто тебя проклял?
- А наконечник в бедре?!.. Откуда?
- Он сидел в тебе как проклятие?
Перцев взглянул на Олега, и у того ознобило спину:
теперь уж было не понять, то ли вусмерть пьян, то ли сошел с ума.
- Среди гоев я увидел своего... брата, - доверительно сообщил он. - Нет,
не кровного брата, в общем, напарника, которому в битве должен бы
прикрывать спину от удара. Он был старше меня, и сейчас много старше, и
потому его в хороводе все называли Архат... Брата из той, последней
жизни!.. Мы с ним вместе обороняли седловину гор с юго-запада - оттуда
наступали дарвины...
- Кто это - дарвины? - завороженно спросил Зимогор, вспомнив Мамонта.
- Дарвины? - он задумался, пожал плечами. - Не знаю. Их так брат называл.
Наверное, враги гоев... Архат спросил, болит ли у меня нога. Я сказал,
болит, в детстве порвал связку, в футбол играли, но потом зажило... А он
тогда говорит, у тебя не связка порвана, в бедре сидит дарвинский
наконечник.
- Ты был ранен в той, последней жизни? Он посмотрел исподлобья, пошевелил
больной ногой.
- Нет, не я был ранен, мой брат. Ему в ногу попала желтая стрела. Желтая
стрела! Это значит, с отравленным наконечником. Ее не выдернуть, как
обыкновенную. Дарвины к желтым стрелам делали наконечники с заусенцами,
чтобы нельзя было вытащить за древко. Посмотри, там есть заусенцы?.. Архат
умер через полчаса на моих руках... А я должен был немедленно извлечь из
него, вырезать этот проклятый наконечник! Расширить рану ножом, чтобы
пролезли пальцы, и достать. И подождать немного, пока кровь не вынесет
попавший яд... Я не смог сделать этого, не решился. Мне стало страшно!
Дарвины обмазывали наконечники смолистым ядом, и если взять его рукой,
через некоторое время умрешь сам. В той жизни у меня не хватило
мужества... Я не смог, и Архат умер через полчаса, когда лавина дарвинов
пошла на приступ, началось сражение... А потом его тело унесли и предали
огню, вместе с наконечником. И я двадцать три года назад родился с ним...
Представляешь, это инородное тело зачалось вместе со мной, родилось, жило
во мне, росло вместе с моей плотью, а я думал, что болит порванная
когда-то мышца...
- Ты же понимаешь, этого не может быть! - закричал от собственного страха
Олег и встряхнул лейтенанта. - Прекрати болтать! Ты бредишь! Закрой рот!
- В этом все и дело! - он вдруг засмеялся. - Я бы тоже не поверил...
Воспитание было соответствующее. Но увидел хоровод гоев... Ты постарайся
понять. Это не бред. Посмотри, доказательство в твоих руках. Ты земной, а
не земноводный! Дарвины не выдерживают здесь одного дня. Они бегут!.. И
теперь я знаю, почему у меня этот солдатик дезертировал! Он был типичный
дарвин! Его корежило, ломало, глаза из орбит лезли, как от базедовой
болезни! Я знаю, тебе здесь хорошо, и ты не зря ходишь в котловину и
сидишь там, как больной. Тебя же мучает тоска!.. А я вот попал на праздник
и вслед за Водящим взошел к огню... Потом был хоровод, бесовские пляски...
Это дарвины так называют наши танцы. Они называют так все, что невозможно
осмыслить с точки зрения примитивного разума, что идет вразрез с их
представлениями о мире! И наконечник этот- какая-нибудь дьявольская метка,
если исходить из логики дарвинов... Архат сказал, с меня снимается
проклятие. Наконечник выйдет из ноги, потому что я вернулся туда, где
получил его. А потом, на празднике все прощается, если вслед за Водящим
взойдешь к огню... Там такой огонь горел! Звезд доставал... Знаешь, когда
было тестирование... поступал в школу КГБ, там был один каверзный
вопрос... Я на многие ответил неправильно, а запомнил этот. Спрашивали:
где ощущение боли - в ране или в сознании? Я ответил - в сознании. А
оказывается, в материальном мире боль должна быть только в ране...
Лейтенант лежал с закрытыми глазами, кажется, думал, вспоминал, и вот
шевельнул губами, готовый ответить, но так ничего и не сказал. Еще с
минуту Зимогор ждал, слушая его дыхание, пока не понял, что Перцев спит.
Причем как наказанное, наплакавшееся и теперь умиротворенное дитя, -
только изредка всхлипывал, когда делал глубокий вдох...
* * *
Зимогор спустился к речке, тут же перескочил ее по камням и ступил в мрак
кедровника. Птицы уже почти не пели, лишь изредка раздавалось тревожное
сигнальное посвистывание или стрекот, когда Олег хрустел сучьями,
натыкаясь в сумерках на сбитые когда-то ракетными ступенями вершины
деревьев. А вообще-то можно было идти неслышно, под ногами пружинил
толстенный хвойный покров, на котором не росла трава. С кедров, как и
днем, падали созревшие шишки: стремительный шелест по веткам, затем
приглушенный, но сильный удар о землю, где-то, невидимые, суетились и
работали бурундуки.
Пока он шел через лес, заря погасла, в котловине сразу же потемнело, и на
светлом еще небе высыпали звезды. Он почти точно вышел на место, где был
утром; свет звездного неба высинил заросли травы, пронизал их голубоватыми
лучами. Бог весть чем источаемыми, а легкий туман, пеленой висевший над
поверхностью этого циклопического луга, почему-то отливал сиреневым.
Зимогор отыскал на опушке кедр с огромными корневищами, под которым сидел
в прошлый раз, встал и прислушался.
С шорохом падали шишки, иногда сыпали дождем, сбиваемые легким верховым
ветерком, шуршали бурундуки, мыши, птицы, и весь этот незримый мир жил как
бы сам по себе, не имея никакой связи с реальностью. Он откашлялся, чтобы
проверить, есть ли голос, слышит ли иные звуки, кроме этих самодовлеющих в
ночном чреве Манорайской котловины - и ничего не услышал.
Тогда он собрался с духом и негромко позвал:
- Конырев!
Нет, голос был, и звук вылетал изо рта, потому что на той стороне луга
откликнулось негромкое эхо. Или показалось...
Зимогор сделал несколько шагов по траве и понял, что ходить по этому лугу
не так уж и трудно: стебли легко раздвигались, осыпая на голову зрелое
семя, и тут же смыкались за спиной. Сквозь туман небо казалось ближе, а
звезды- крупнее и ярче. Хотел крикнуть еще раз и вдруг подумал, что это
глупо - ходить среди ночи и звать.
Он оглянулся назад, поймав себя на мысли, что боится далеко заходить в
траву, и все-таки пошел, испытывая ребяческое чувство искушения
опасностью. Трава, эта бамбуковая роща, лишь тихо шелестела и позванивала
семенными коробочками над головой, а внизу еще было сыровато от дождя и,
вероятно, от этого пахло крепко заваренным чаем. Вверху же, смешавшись с
головками трав, светились звезды, и тогда он вспомнил, что бояться тут
совершенно нечего - невозможно потеряться, если над тобой чистое, звездное
небо. Зимогор покрутился на месте и обнаружил, что стоит под Млечным Путем
и идет по нему: искристая, мерцающая туманность перечеркивала небо точно
по курсу.
Он шел в какой-то бездумной радости и уже никого не искал, довольствуясь
только движением по ночным травяным дебрям, не заботился ни о времени, ни
о том, сколько уже прошагал. Идти по звездам оказалось так просто и
надежно, что он с мальчишеским удивлением поражался этой легкости, ибо
никогда еще в жизни не ходил по ним, больше доверяясь компасу или даже
собственным интуиции и опыту. Заросли мягкого шелестящего кипрея
чередовались с проволочно жестким гигантским зверобоем, метлообразной
душицей, кустарником золототысячника и островами медвежьей пучки -
настоящего леса из толстых трубчатых стволов. Зонтики с семенем по
размерам напоминали настоящие зонты и при легком прикосновении обрушивали
на землю щекочущий лицо дождь зерен. Минуя эти острова, он умышленно тряс
растения и тихо смеялся...
Потом он уловил сладковатый запах дыма и прибавил шагу, продираясь сквозь
тропические заросли. Он был не тревожный, а, скорее, приятный - похожий на
тот, когда в городе жгут осеннюю листву, но само присутствие дыма выдавало
близость человека и будоражило сознание. Олег попробовал бежать и тут же
со всего размаха полетел на землю, отброшенный встречным ударом в грудь и
голову. Перехватило дыхание, перед глазами закружились звезды, и на
какой-то миг он потерял сознание, поскольку вдруг стало легко, отступила
боль, и он поплыл в невесомости звездного пространства.
Однако в следующую минуту земная тяжесть чуть не раздавила его, легкие не
работали, ощутимо трепетали в груди, и бесполезно было по-рыбьи хлопать
ртом - воздух не продавливался в гортань. Казалось, еще чуть, и наступит
смерть, если не сделать хотя бы одного глотка - уже глаза выдавливало из
глазниц! Он зажал рот руками и усилием воли потянул носом - получилось, но
теперь невозможно стало выдохнуть, грудь распирало, а он все вгонял и
вгонял свинцовый воздух, пока он не вырвался обратно с хрипом и мокротой,
будто из дырявого меха.
Несколько минут Олег ползал на четвереньках, кое-как раздышался и встал на
ноги. Изумленный, он поискал на ощупь противника в одной стороне, в другой
- под руки попадала суховатая, ломкая трава. Потом вспомнил - нет
противника! Есть сопротивление среды...
Уверенный в этом, он сориентировался по Млечному Пути и только сделал три
шага, как вновь наткнулся грудью на что-то монолитное и твердое, под
руками чувствовался металл - толстый стальной столб, наискось вогнанный в
землю.
- Почему? - вслух спросил он. - Зачем здесь поставили железный столб?
В сознании промелькнуло - памятник древней цивилизации! Знаменитые
индийские столбы из чистого железа...
Зимогор достал зажигалку, чиркнул негнущимися пальцами и держал этот
светлячок перед собой, пока не опалил палец.
Это был памятник современной цивилизации - обгоревшая ракетная ступень,
наполовину ушедшая в землю. Обгорелая, дымчато-желтая, как дарвинская
стрела, она казалась ядовитой, трава вокруг больная, низкорослая и уже
совершенно сухая...
Чувствуя омерзение, он обогнул преграду и пошел осторожно, дыша коротко и
часто, словно запаленный конь. А дымок между тем становился явственнее,
легкое движение воздуха указывало место, откуда тянет.
И все в том же направлении - по Млечному Пути.
Он прошел еще с километр, как всякая пуганая ворона, с вытянутыми вперед
руками, прежде чем внезапно оказался на чистом месте - ладони ощутили
пустоту. Трава то ли скошена, то ли выбита сотнями ног - в темноте не
разобрать. Поляна среди высоких ее зарослей сначала показалась огромной,
бескрайней, потому что где-то в центре, на возвышении, среди темного
лесного острова мерцал огонь, скрывая, скрадывая пространство. Олег присел
и ощупал землю - стерни нет, какие-то мягкие листья, прибитые ногами, -
сплошное поле подорожника! Другая трава здесь просто не росла...
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |