10 Мая. Светлое утро. Проснулся я возле Данилова в поезде, окруженном бревнами. 1 страница

10 Мая. Светлое утро. Проснулся я возле Данилова в поезде, окруженном бревнами.

Фотокорреспондент «Правды» Кулешов. <Приписка: ([лента в бачок] — и все!)>

В 12 д. Вологда. Извозчик цыган. Золотой якорь. Лес­промхоз. Архангельские инспектора Андреев и Крюков. Архангельск, трест «Севлес». Тип общественника Андре­ева складывается с Черновым — там древесина, здесь че­ловечина: коллектив никогда человека не испортит: эта вера в древесину, в коллектив подобна вере в иконы, т. е. так же далека от истины, как вера в икону от веры в Бога. Все эти люди подвирают согласно программе.

Александр Семенович Назаров: завед. производствен­но-плановым отделом. Уговорились завтра ехать на Лежу по ж. д.

Вечером гуляли по берегу Вологды: молевой сплав, от­ражение церквей, зорька... Архиерейский сад <исправлено: парк>, погибающий со всеми своими монплезирами. Хо­лодно. Вторая смерть. <Приписка: Провода>. Моль плывет.

11 Мая. Утро светлое и холодное, потом тучи, и то сол­нце, то вот-вот дождь или снег. — У нас под Москвой, —

сказал я, — почки на березах уже раскрылись: зеленые хвостики. — У нас тоже были, — ответил Назаров, — толь­ко вот холодно, морозы явились, они и опять спрятались». Не знаю, возможно ли <приписка: есть ли> это, бывает ли, чтобы зеленые листики, выйдя из почки, опять убирались в нее... Но яйца, вероятно, подстыли, и выводки будут ма­лые: середние яйца, а крайние подстынут. Выгор.

Световой прирост.

В 5 У2 выехали на Лежу и вернулись в 10 веч. Ледянка на снежном и на земляном основании. Возили 13 машин. Хаос на барже. Почему торчком? Окорка, корить, недокор, перекор. Подсочка на смерть (600—700 гр. живицы с дерева). Окорка и пролыска.

Смола — это пластырь. Осеннее кольцо, темное, задел­ка на зиму смолой. [При подсчете лет — 5 лет на пень]

Шкурить надо к вершине: сук в поход сдирать; а они к комлю шкурят, потому что десятники (кадры) отвлече­ны на постороннюю работу: 75% времени десятники упот­ребляют по выводу рабсилы.

Мутовочный сук, серянка — удар или ошмыг: серянка выступила и забусело.

Станок Сазонова: середина механизована, а концы смазывают...

Пахнет апельсинной коркой (бывает такая смола).

Шпальные и двухшпальные тюльки.

Архангельские мастера на станке Сазонова.

Пятна на <1 нрзб.>, ручная доделка: механическая окор­ка вдвое дороже ручной, но вернуться к ручной нельзя, раз началась механизация: для ручного труда нужно воз­вращение к ручной культуре, уже расстроенной.

Справочник Селибера.

Береза без пролыси трухнет, а влаголюбивая осина да­же спящую почку пускает в ход.

Лесовод разбирается в срезе, похоже, как цыганка га­дает по линиям руки, догадывается: что-то угнетало, что?

и вот нога нащупала под мохом дерево: это дерево угнета­ло, а когда упало... Угнетенное своим материнским поло­гом дерево выбралось в верхний ярус.

<На полях:> А то бывает под ногой подстил очень тонок, и до­гадываешься, что причина угнетения: беглый по­жар.

Трелевка. Лежневка. Волокуша. Пруух. Подвесная дорога.

Отзимок. <Приписка: (зазимок осенью, а отзимок — весной?)>

Повреждения деревьев от охотников: стук топором по дереву, котомку повесит (на ели суки покатые), вгонит клин — и дерево гибнет.

Ель — самое нежное дерево.

Бухгалтер на бревне (когда сбило: не смотрит ли)

Развалочная пила, и сталинец ее одну вертит, а мог бы...

Бывало, подрежут корни и засыплют землей, не узна­ешь: а дерево засохнет, и разбойник получает его дешево как сухостой.

На Пинске есть рогатина без железа, обожженная.

Лось, загнанный, спасаясь, попал на ледянку и прибе­жал прямо в руки: между штабелями на барже.

Все бегут с Лежи: рабочим хорошо, а служащие: комна­ты нет, жениться нельзя.

12 Мая. Раннее утро светлое, потом дождь, крупа, хо­лод. Ходили в Музей. Нет сплава (виноват леспромхоз: сомкнуть с обучением лесников). <Приписка: Почему мест­ное не интересует местных.>

Старые агрегаты (окорочный станок на 50% изношен, элеваторы без двигателя 3-й год на дожде). Ни начала — поднос, ни конца — откат: концы смазывают, механиз. се­редину. Частичная механизация (не дал Севлес): начало и конец под дубинушку. Вместо 40 куб. мет. в смену даст 20—25: рабочая сила не выигрывается и деньги пропада­ют (Рудаков сказал: «что нам деньги! вот рабсила»).

Тип Назарова: вполне предан строительству и в то же время радуется, если на стенах кинотеатра, переделанно­го из чтимого храма, из-под новых слабых красок показы­ваются лики святых.

— С каждым годом заметно власть слабеет: все трудней и трудней справляться с крестьянином; и правда: он ведь все понимает: раз человек свободен в государстве, не раб, то и «хочу — работаю, хочу — нет». «"Крестьянский] во­прос" еще острее становится после того, как объявлен гу­манизм ("кадры")».

Подвесная дорога (Семигородняя) (Харовский лес-помхоз) 2000 р. километр, на амортизации 5 лет: дешево; корчевки не надо, материал свой, из старых тракторов сделаны мотовозы (инж. Болон).

Согласно постановлению правительства, техников, кадры занимать надо на прямой его работе, а у нас кадры заняты на 75% по вербовке и выводу рабсилы: это долж­ны делать РИКи, сельсоветы, а у нас десятники. От этого десятники бегут. Надо для этого ставить специальных людей, тем более что на выезд ведь дается командировка: денег довольно.

Канитель по вербовке и выводу рабсилы тянется, пока не нажмет центр на край, край на район, район на сельсо­вет и сельсоветы на колхозы и единоличный сектор.

А договоры как будто и хорошие, но обеспечены ка­ким-то придатком, выходит, положим 60 р., и он говорит: «на 60 р., а я не поеду». Тогда-то вот и нажим.

А если десятник присутствует — рабочий покрепче ра­ботает: вот за заготовку пиловочника в три раза больше платят, чем за дрова, и все-таки он режет пиловочник в дрова, потому что это привычно: две пилы отмахнул и кончено, две пилы еще и еще; ему дана норма в 100 дней, а он ее кончит в 40, потому что думать нечего, а что деше­во, то за этим не стоит, лишь бы вернуться домой. Три причины: 1) слабость покупательной] силы рубля; 2) ма­ленькие расценки жизни; 3) кооперативы плохо обеспече­ны товарами.

1) В 35 году задано Севлесом: 400 т. кубом. 2) Лесосеч­ный фонд. 3) Разбивается на участки: здесь 8 лесопунктов от 25 т. — 100 тыс. к. м. 4) РИКу заявили: закрепить столь­ко-то рабсилы. 5) Наметка... 6) Наряд РИКа. 7) Разбиваем на сельсоветы и колхозы.

Из года в год все трудней и трудней с рабсилой или все слабей и слабей сила власти. И это понятно: мужик не пень и хорошо понимает, что советские законы минуют его.

<На полях:> Верховья рек.

13 Мая. С рассветом дождь и до 9 у. все дождь. Потом буря холодная, несущиеся тучи с внезапными просветами солнца, а вечером стихло, оранжевый свет зари соединил­ся с лунным, и так все стекленело и мерзло в ночь.

В У2 11-го с Алексд. Семеновичем Назаровым мы вы­ехали на катере в Лобково смотреть «Пыж» и вернулись в 11 веч.

Присэхонская низина — пространство от р. Лежи до «Сокола» (фабрика) и в другую сторону от Лежи до вят­ской ж. д. Наверно, тут когда-то был лес, но его срубили, и почва покрылась мохом (сфагнум), на котором выросла черная ольха и покончила в свою очередь с мохом. Черная ольха живет до 100 с лишним лет, достигает размера стро­евых деревьев, из нее делают фанеру для упаковочных ящиков. Среди ольхи растет много черемухи, из которой у нас делается венская мебель. По бесчисленным озеркам в этих непроходимых трясинах множество уток, по за­крайкам зарослей черной ольхи на сенокосных мокрых лугах высыпает осенью великое множество дупелей. Охот­ники на уток ездят в особых легких лодках (узнать, кто делает), употребляя, однако, на переезд из Вологды до 12 часов. Шалаши для ночлега делают просто и хорошо: ставят жерди в козлы и накрывают их плотно луговым се­ном.

Реки Сухона (по выходе из Кубенского озера и до слия­ния с Вологдой и Лежей Сухона называется Райбола?), Вологда и Лежа сходятся почти в одной точке, во всяком

случае, отсюда видны и Сухона, и Лежа, и Вологда. Здесь, по обещанию Алек. Сем., мы должны были есть уху у де­сятника. Но проводник наш дал маху: десятника не было дома, и мы остались без ухи на бобах. Этот Назаров очень робкий человек, измятый революцией: его тихость и роб­кая обходительность с людьми — следствие былой слабо­сти к вину, которое он пить теперь больше не может: по болезни (язва в 12-типерстной кишке). Для торжеств, слу­чая он все-таки взял полбутылочки, выпив чуть-чуть, опьянел и, обманутый на ухе, стал нам рассказывать, что если раскорчевать заросли черной ольхи, то почва будет роскошная, черноземная и хотя и кислая, но на ней отлич­но можно будет выращивать клубнику «Викторию». Так мы еще не забыли уху, а он уже под влиянием вина гово­рил о «Виктории». Не удержался этот хороший человек, очень знающий лесовод сосчитаться с обидевшими его большевиками, грубыми людьми, особенно обидел его некий Набатов (теперь в Архангельске). Бедный больной старик даже кулаком стукнул... (Храбрый заяц. Вспомнил­ся рассказ одного охотника: что будто бы один измучен­ный гоном заяц вышел из терпения, обернулся и ужасно этим испугал гончую; охотник сам чуть в обморок не упал, когда увидал, что заяц гонит его кобеля.)

Рассказывал нам Назаров как о чуде, что один лесовод в старое время не захотел служить и поселился без опре­деленных занятий на р. Вологде близ Сухоны (дом его нам показали, и старик еще жив): уток бил, рыбу ловил, работал на сплотке и так всю жизнь провел кое-как. И еще другой такой есть в Вологде, не служит и живет кое-как, и есть еще один, тот юрист и вовсе спился, а жизнью этой вольной очень доволен. Невольно сравниваешь, кто же выгадал — этот заезженный плановик или эти «индиви­дуальности».

— Щуку ведут! — сказал Назаров. И показал нам в ок­но: буксир тащил лес, сплоченный «щукой». (При сплотке щукой буксир может тащить в 11/2 раза большую кубатуру.

Потом одна из щук вовсе перегородила нам путь, и мы, пока нам освобождали путь, по щуке же ходили на берег:

это мученье — по щуке ходить, то спускаясь к ее мокрому хвосту, то взбираясь и перебираясь через ее голову.

Интересная задача для курсантов лесосплава: сколько требуется кубометров дерева, чтобы шесть человек могли на плоту переправиться на ту сторону реки (закон Паска­ля).

И еще задача: вопрос: — Если вдали видишь плывущее вниз по реке бревно, зная, что выше есть запань, то спра­шивается, каким образом бревно могло вырваться из за­пани? — Ответ: — Оно одним концом было погружено в во­ду, а по другому свободному концу его сильно толкнуло, отчего бревно нырнуло и вышло под запанью. — Вопрос: — Какой породы вероятней всего это дерево? — Ответ: — Ве­роятней всего, сосна, очень суковатая к вершине: сукова­тая вершина сосны особенно влагоемкая и потому тонет. (Бревно-жулик: или бревно-индивидуалист: судьба его: пробилось в море <приписка:ъ Белое море...>

Лобково: «пыж» — до 20 километ. толщиной. Сначала ничего невозможно понять: бревна и на бревнах люди. Разберешься, и очень просто, как все чрезвычайно просто на всех лесных работах. Лежа дает очень слабое течение, поэтому опасность, что ветер бросит моль обратно. Для устранения этого пыж разделен и схвачен поперек «пере­кидками». Вся моль ждет очереди в головных воротах, здесь ей помогают идти баграми. За головными воротами 18 кошелей, против каждого стоит человек с багром и ло­вит предназначенный для данного кошеля сортимент:

1) Баланс коренный <приписка: корённый> — 2 кошеля.

2) Рудстойка — 2. 3) Пиловочник еловый 3 кош. 4) Сосно­вый пиловочник 3 к. 5) Шпальные тюльки 1 к. 6) Неко-ренный баланс 1 к. 7) Дрова короткие 2 к. 8) Некоренный баланс 1 к. 9) Разное 2 к.

В кошелях сортименты сплачиваются щукой и пуска­ются самоплавом до Сухоны: идти самоплавом помогают «перехватчики». На Сухоне щуки берут буксиры и тащат на местные фабрики.

Медведка.

Отрядные работы (сдельные).

Завед. Васил. Ив. Дитёв (живет на дворе лесоспл. кон­торы в Вологде): полагается пропускать ежедневно 3000 куб. м. Нет рабсилы. Собирается прижать неустой­кой. Четыре «руки»: 1-я рука получает... 2-я... 3-я, 4-я... <приписка: [такая древесная четверка]>

Кроме щукой — зимняя сплотка «ведило» — вроде как дрова выкладываются.

Телеграмма: — Захлестните запань, голова идет.

График движения хвостов: т. е. хвостов моля, потому что движение головы моли не все говорит, а если хвост за­чищен, значит, сплав закончен.

В[ысшие] курсы эксплуататоров.

Ужасно холодно. Осина и тополь скрывают почки сво­ими смолистыми окололистниками: прячут почку (см. выше слова Назарова).

14 Мая. Билет в Котлас можно достать только на 15-е в 10 веч. Телеграмма директору Леспромхоза:

Котлас Лесопромхоз Директору. Еду Наркомлеса озна­комиться двинским сплавом Выезжаю Вологды парохо­дом 15 Мая Бронируйте номер гостинице Писатель Миха­ил Пришвин.

В Вологде я пересидел: началась встреча с мелочами: сегодня, напр., все утро искал в магазинах щипчики для сахара и попал наконец на барахолку, где и купил эту дра­гоценность. А еще было, после обеда вломился сотрудник местной газеты и долго мучил меня и завтра обещался мучить.

Погода изо дня в день одинаковая, только, бывает, один день начнется дождем, другой морозом (но потом все равняется), на дню сто перемен, и забываешь, какое было утро сегодня. Только к самому вечеру, когда уже темнеет, становится совсем тихо, окружается оранжевой зарей, светит луна и морозит. Если бы не такой сильный свет солнца, когда расходятся тучи, то очень похоже все на позднюю осень. Да, это совершенно похоже на позд­нюю осень в Уссурийском краю, где солнце и осенью све­тит сильней, чем нашей весной.

15Мая. Утро необычайно светлое, с крыш стекает рас­таявшая намерзь. Но уже в 8 у. собираются облака, снача­ла еще кучевые...

С билетом в Котлас, вероятно, кончено, вчера Назаров по телефону сказал: «несу броню»: остается сомнение в том, не в общей ли нам каюте достанется: тогда и проку­рят тебя, и оберут, если зазеваешься. Крайне своеобразно путешествие в наше советское время: ведь только что едешь на положении знатной особы, предваряешь приезд свой телеграммами, и учреждения бронируют тебе номе­ра в гостинице, бронируют билет на пароход (как экспе­диция).

Сегодня на рассвете слышал сквозь сон в коридоре громовую митинговую речь, догадываюсь, что это какой-нибудь приезжий вломился и доказывал свои права на номер. И ведь строимся-то как, и все-таки размножение обгоняет и такие темпы. Один лесовод об этом размноже­нии сказал так: — Это не от семян, это порослевое размно­жение от старых пней. <Приписка: (Порослевой человек и семянной <На полях: (В Архангельске два ярких типа на улицах: человек от семян и порослевой.)>

Дела: Петя в 9 у.: билеты, отправить телеграмму и кни­ги; в 9 придет корреспондент. В 10 у. — баня.

В 9 у.—10 у. беседовал с корреспондентом местн. газе­ты, дополнил его неплохую статью о себе.

В 11 д. ходили с Петей в баню — роскошное каменное здание с колоннами на Золотухе — канаве, вырытой будто бы еще при Иване Грозном. Не доходя до бани, на откосе Золотухи лежал человек с костылем. Он лежал к нам за­дом. — Не умер ли он? — спросил я Петю. — Нет, — отве­тил он, — смотри, на локте у него белое пятно, приглядись: оно движется, он дышит. — Но может быть, кончается? — Это да... нет, едва ли! посмотри, он лежит на куче гравия и на припеке, слишком обдуманно лег для умирающего. — А если, — ответил я, — он успел обдумать и так просто лег умирать, положив костыль возле себя, есть что-то хоро­шее в такой смерти: рядом друг-костыль, и никого больше не обеспокоил: костыль, гравий, песок, солнце. — Петя по­

смотрел, вдумался и сказал: — Да, это правда, смерть ни­чего себе.

Через час, вымытые, мы возвращались этим местом. Человек с костылем лежал. Мы присмотрелись к белому пятну на локте. Между нами была решетка. — Разве по­смотреть? — сказал я. — Не надо, — отв. П., — посмотри, вон там на откосе еще лежит, а там вон еще... — Мы пошли.

А если он умер, скоро ли обратят внимание? Едва ли скоро. Разве кто-нибудь раз заметит и подумает, вроде нас, а потом, опять проходя тем же местом, взглянет на то же самое неподвижное белое пятнышко на локте. Но жен­щины могут и сразу же заметить, сойдутся две, взглянут, зайдут с другой стороны, окликнут. Мужчины нескоро, а женщины да, они могут скоро. Почему это?

Из Москвы от Страхова телеграмма: — Прошу пере­дать Пришвину Пинеге начался ледоход Сплав идет по де­сяти речкам из семидесяти двух.

Ехать, ехать скорее, чтобы войти непосредственно в лесную среду! но с пароходом, кажется, плохо: кажется, сегодня не пойдет. Получился «пыж»...

Сведения с пристани противоречивые. Петя в бегах, кажется, едем завтра в 8 у., если найдем какую-то Медве­деву, у которой наша броня.

Опубликованы предсказания погоды на севере: с 22 Мая резкая перемена к теплу, а сейчас должно все холоднеть. И сейчас же после чтения стало теплеть. День весь был солнечный, и к вечеру все теплей и теплей. У реки встре­тил женщину с тремя немецкими легавыми, она сказала, что дупелей бьют ст. Сухона, Большие Дворы.

Сергенев Алекс. Ксенофонт.: Ленингр., 7. Лодочник. Орлов Николай Иванович: Ленингр., 9. Фотограф. Алексей Голубцов — три немецк. легавых.

<Наполях:> Глухари наиграли шею. Нина Пославская

16 Мая. Солнечно и холодно. Рано сбираемся, чтобы утром в 8 ч. выехать, и вдруг на пристани оказывается: стерли мелом написанное «в 8 утра» и написали «в 8 вече­

да». Берем на пристани номер, маленькую комнатку из фанеры, вокруг все слышно, как будто попали в центр то­ка. <Приписка: (Разговор о человеке, ищущем себе хоро­ший обед, собака о трех ногах.)>

Вчера явился охотник Н. И. Орлов, великан и с уни­верситетским образованием, произвел впечатление та­лантливого человека. Рассказывал много интересного об утиных, глухариных и дупелиных охотах. «Как найти глухариный ток? Случалось ли вам, наблюдая ток, уди­виться: было много глухарей, и вдруг нет ни одного, и ни один не взлетал, куда они делись? А вот как бывает...» Ор­лов, растопырив пальцы на ладони, показал движение крыла сверху вниз: это означало, что глухари спустились бесшумно вниз и пошли пешком. Значит, на ток глухари прилетают, а с тока уходят. Вот и надо искать глухариные тока еще в марте: «вы находите глухариный след, идите ему в пяту и придете к певчему гавку». Вначале глухари не поют, а только дерутся внизу, и два охотника могут их на­гонять друг на друга. Позднее, когда глухари наиграют шею, надо приходить на ток с вечера и выслушивать при­лет. <На полях: (Глухари кончают петь, когда распустится осиновый лист.)> Глухарь будто бы прилетает токовать всегда на свою сосну, и если ее срубят, токует на ее пеньке. Когда глухари слетелись, прилетает токовик и облетает весь ток.

Орлов рассказывал об утиных охотах на челноке Сергенева, об охоте на лосей: «сотнями бьют, 2 р. килогр. мя­со, сколько хотите».

И вот раз уже не приходится ехать, мы решили с утра отправиться к Орлову и продолжить разговор. Около де­сяти у. мы вторглись в дом Орлова, и разговор наш про­должался до 4 дня. С головной болью и при полном рав­нодушии хозяек (жена и дочь: похоже на Яловецкого) это было нелегко выдержать. Под конец к нам присоединился «северный король охоты» Сергенев, которому я заказал себе к осени челнок (задаток 100 р. — всё 350 р.). Лучшая утка Сергенева «Красавка» живет у него 18-ю весну (было, жили до 12 и до 15 лет, но кончались насильств. смертью).

Сергенев уже лет 30 как работает над своим челноком, де­лая ежегодно по одному. А конечно, многие копировали.

Молодые сидят по закрайкам на сухом месте, а стари­ки токуют на мокром, но глухарки держатся сухих мест, и потому молодые нахаживают глухарок...

Тока глухариные от Егорья (23 Апреля—6 Мая) по Ни­колу (9—22 Мая), пока не развернется осиновый лист.

Дупелиные высыпки от 24 Августа по 27 Сентября.

В семь вечера мы перешли на пароход и в 8 наконец-то выехали. В каюте очень хорошо и в рубке тоже, только в общей комнате стульев мало. Во главе с каким-то раз­вязным молодым человеком с морск. знаками компания играла в карты, а мы стояли и не могли поужинать. И толь­ко уже когда я стал сильно нажимать на прислугу, глав­ный картежник поднялся и сказал мне: — Садись, папа­ша!

К вечеру холодно, тихо, закат строгий, красный, реку перелетали утки парами.

17Мая. Ясное и холодное утро. Наконец-то я выспался. Берега низкие с растрепанным лесом, как и у нас в Загор­ске. Буксиры ведут плоты уже не в Вологду на фабрики, а в Сев. Двину. Наш пароход очень медленный, и только 18-го мы приедем в Устюг, а в Котлас, вероятно, рано ут­ром 19-го.

Молодой человек сидел на лавочке весь день и, каза­лось, чем-то вполне удовлетворенный в себе, с блаженст­вом смотрел на воду, на лес. Месяц огромный показался в лесу и медленно вышел из чащи, и мягкие волны паро­хода стали колыхать и дробить его отражение. Молодой человек не выдержал и, завернув штанину свою, показал ногу-протез, новенькую, хорошо отполированную, с ве­ликолепными никелированными пряжками. Увидев та­кую ногу издали, пассажиры стали сходиться и толпой окружили молодого парня, удивляясь чистой работе: мно­гие трогали отполированную ногу и поглаживали, а он, довольный, завернул вторую штанину, и там тоже оказа­лась точно такая же новая блестящая нога в хороших но­вых чищеных башмаках и даже с калошами. — А ну-ка пройдись! — сказал кто-то из толпы. И калека, спустив брюки, встал и быстро пошел, так быстро и верно, что ка­залось, будто он заводной. И, как заводной, он, дойдя до борта, завернул кругло, достиг своего места и сел.

Месяц почти не уменьшился, когда вышел из леса, и нам стало при месяце на большой лесной реке Сухоне так понятно счастье калеки: жизнь вблизи так хороша! <приписка: а мы на стороне> и мы так мало понимаем, что она хороша: нужно, чтобы ноги отрезало, и тогда обраду­ешься даже и деревянным ногам <приписка: заменяющим природные свои>.

Кто-то говорил в толпе:

— А в деревню приедет, станет, наверно, сразу же дев­кам показывать...

<Приписка\ Так редко бывает:> Месяц <приписка: под-нимаясь> не уменьшался. Капитан и тот удивился ему, положил мне руку на плечо, показал на месяц и сказал: — Вот бы сфотографировать!

<На полях:> Мысль о жизни хорошей без ноги соединилась с за­коном сузема.

<На полях:> На гужой сторонке и старушка Божий дар.

В Тотьме лесопильный завод, много ссыльных. Ссыль­ный из Воронежа рассказывал, что им теперь ничего жи­вется и он лично зарабатывает иногда до 18 р. в день, но больше 5—6 р., и жить можно...

<На полях:> Деревни без деревьев.

18 Мая. Продолжается холод при солнце. Морской хо­зяин с К° ухитрились всю ночь просидеть за картами, они были так заняты, что в уборной не успевали воду за собой спускать, и утром от этого и от табаку в рубке ужасная вонь. <Приписка: До того было мерзко, что я остановился у стены и стал пристально упорно глядеть на морского хозяина. — Ты что, папаша, глядишь на меня? — спросил он. — Любуюсь тобой, — ответил я. — А кто ты и зачем едешь? — Я — инспектор качества, — ответил я.> И еще потом ссора с прислугой за то, что она вовсе не пользуется вентиляторами, а еще капитан, и еще, и еще, и так везде всюду во всем некультурный человек не хочет, не может, не умеет пользоваться техническими достижениями, со­здающими возможность лучшей жизни. Между тем где-то и у них дремлет какой-то эстетический запрос. Вот когда мы приехали в Устюг и капитан и другие побывали на ба­заре, всюду начался разговор о каком-то розане, и через некоторое время матрос весь в поту обнимал тяжелый горшок с довольно высоким деревцем, <приписка: (мор­ской хозяин)> принес его и поставил посередине стола в рубке, и весь экипаж, восхищаясь, собрался тут и смот­рел на деревце. <Приписка: Инспектор по качеству думал: красота в добро переходит, и добрая вещь сама собой и красивая.> — Розан, розан, прекрасный розан! — гово­рили женщины. — Если роза, — спрашивал я, — то почему же она без шипов! — Не роза, — отвечали они, — то роза, а то розан: это другое, роза с шипами, а у розана цветы по­меньше, но зато без шипов.

Незадолго перед Устюгом высоки живописные берега Сухоны перешли в знаменитые опоки. В Устюге Сухона слилась с Югом, и началась широкая «малая» Двина. Ме­сяц красный огромный над водами. И капитан почувство­вал и сказал: — Вот бы снять!

19 Мая. Вчера с вечера без всякой катастрофы стало теплеть. Мы приехали в Котлас в 2.35 ночи, сдали вещи на хранение и пошли светлой ночью искать жилище. В гос­тиницу не пустили, в доме колхозника тоже ничего не на­шлось, попали в комнату для приезжающих леспромхоза, где на двух койках спали два лесничих, между ними на столике стояли два стаканчика для водки и тарелка с се­ледочными хвостами. В полудреме на столах провели время до утра, и, когда начались занятия, в Леспромхозе нам устроили номер <приписка: Красный угол> и присла­ли сюда человека для ознакомления с производством.

Забитый жизнью человек сказал, что у них тут в деле одна напряженность и никакой личной жизни. Зато на окраинах ежедневно воровство и резня: это единствен­ный протест личности против «напряженности». <На по-лях: личность есть равновесие на канате>

Какая ужасная грязь! в первый раз я понял тут проис­хождение деревянных тротуаров. Это роют глубокие ка­навы для осушения и по ним для ходьбы настилают до­ски. В Котласе из-под таких тротуаров вонь, везде, всюду вонь... После обеда, к вечеру, когда мы шли на пароход, пристань брать билеты в Верхнюю Тойму, нам встрети­лась опять собака с ампутированной лапой, которую ви­дели мы утром, и еще люди, с которыми мы спали в Лес­промхозе, и еще... Это доказывало, что мы уже все видели и все стало нам повторяться.

Двина после ужасного Котласа явилась нам как вторая, какая-то небесная прекрасная жизнь.

В 6.35 в. мы сели на пароход «Иван Каляев» и поехали по тихой великой Двине, к которой теперь прибавилась Вычегда.

С берега до берега так далеко, что светлою ночью не­возможно разобрать, что там на другой стороне. На реке паутинки — это боны, направляющие моль, которая вре­мя от времени довольно сильно бьет в пароход. Совсем удивительно, что по этой паутинке человек идет. И мало того, у него есть тут на этой паутинке избушка вроде соба­чьей конуры, на стене ее нарисована фигура человека, оагеркнуто: показывающего делающая пароходу хуже, чем мефистофельский жест. Петя оказался философом: говорит, что раз это было священным в Египте и выража­ется видом нашей христианской колокольни, то почему бы и тут не быть на избушке сторожа, охраняющего боны. «Во всяком случае, — сказал он, — это все не так просто, иначе такое неприличие отменили бы декретами». Мы догнали буксир, ведущий плот к Архангельску; уступая нам дорогу, буксир плотом своим захватил бон вместе с избушкой, повлек за собой, живой человек выскочил и сел в челнок, нарисованный человек закружился, пока­зывая себя во все стороны.

20 Мая. Мы приехали в 5 у. Совершенно тепло. Вче­рашний день надо считать переломом. Снег, медленно та­явший до сих пор в лесах, дал воду. Внезапно сплав, про­ходивший до сих пор на низких горизонтах, пошел на высокой воде, и затрещали запани, выдерживая давление своих нагроможденных «пыжей».

Почтарь согласился увезти наши вещи на высокий бе­рег Двины, вслед за подводой вскарабкались мы и попали в Верхнюю Тойму — районный центр, ныне проглотив­ший совершенно когда-то небольшую деревеньку. При­писка: Обыкновенно учреждения теряются в массе домов, и сколько их всех, можно знать только отвлеченно, по книгам; здесь же все на глазах, как рыба, вынутая из воды и продолжающая жить в стеклянном сосуде.> (Надо сде­лать список учреждений.)

После обычных хлопот (очень утомляющих, делаю­щих путешествие трудным) нас внедрили в дом колхозни­ка, выселив из номера трех несчастных. Грязно, клопы, но отношение начальства прекрасное, и вера, что мы добе­ремся до Пинеги и сохраним восприимчивость к лесной жизни, вернулась.

Попив чаю из заготовленных на пароходе термосов, мы пошли смотреть запань на Верхн. Тойме и с высоты берега увидели, как Тойма, змеясь по низине, подбира­лась к высокому берегу Двины, и поняли, как она его раз­мыла (я вспомнил ручеек, стекающий по высокому берегу Сухоны вниз). Сейчас очень красива эта дверь, через ко­торую вливается Тойма в Двину. Издали бревнушко за бревнушком плывут по Тойме, накопляясь у запани, за­мыкающей выход в Двину. Обыкновенно мокрое бревно, скользя, нажимая на другое, ныряет под него, и следую­щее, ныряя под это, давит на верх, и верхние бревна, под­нимаясь, щетинят «пыж». Я сделал два смежные снимка (не забыть!).

<На полях:> NB. Пыж есть содержимое запани.

Пришел уполномоченный Крайкома (Лаврентьев) и дал мне много ценных сведений о лесе. Он говорил, указывая на пыж, что тут всего лишь 20% взято с площади, на кото­рой росли эти «хлысты». Остальные хлысты как мало­мерные оставляются на месте и предоставляются, выходя лет на 300 из сферы хозяйственного пользования, естест­венному возобновлению. Кроме того, эти оставшиеся 80% деревьев не дают возможности применять механизацию (машины). Между тем маломерный и всякий лес можно химическим путем использовать дочиста и освобождать место для правильного возобновления. (В Архангельске ознакомиться с делом химизации лесной промышленно­сти.) Если посмотреть на северный лес сверху, то пред­ставится сплошная зеленая масса, прорезанная сетью вен — речками. На самом деле масса этих зеленых лесов подрезана и выведена из хозяйственного пользования на сотни лет! К этому вопросу, решаемому сплошными руб­ками, химизацией и механизацией, примыкает вопрос обсеменения и об использовании рабочей силы. Механи­зация должна уменьшить потребность в рабсиле — это раз, и второе, средство повысить интенсивность труда — это дать колхознику «свой интерес» (заняться надо лицевы­ми счетами, некоторые откроют, что колхозник работает даром).

Дата добавления: 2015-08-29