- Шрам, - шепчу я.
Том смущается.
- Пирсинг. Вырвали когда-то в драке, - парень пытается отстраниться, но его рука подкашивается, из-за чего мальчишка падает гораздо ниже.
Моих губ касается его судорожное дыхание – между нами всего пара сантиметров.
- Наверное, больно было, - тихо говорю я, не придавая этому совершенно никакого внимания.
- Да. Зашивали, - выдыхает Том, краснея.
Его глаза немного нервно бегают по моему лицу, и я вдруг понимаю, что моя шея затекла лежать в таком положении. Я хочу сесть ровно, но из-за мальчишки не решаюсь.
По закону жанра сейчас должен быть поцелуй.
Но его нет.
Том немного отстраняется, что позволяет мне осторожно выпрямиться, - мы продолжаем находиться лицом к лицу. Моя шея хрустит, и я морщусь.
Трюмпер как-то обессилено сдувается, словно сдавшись, но потом резко подаётся вперёд и, наконец, целует меня. Его горячие губы обжигают, пальцы зарываются мне в волосы, и жадный поцелуй охватывает нас. Я поддаюсь ему, забывая о всех своих принципах. Поддаюсь, посылая к чёрту весь мир. И только на грани безысходности понимаю, что же я делаю.
Я даю ему надежду.
Ненавижу делать людям больно.
- Прекрати, - выдыхаю я, слегка отталкивая Тома.
- Нет…
Мальчишка снова приникает к моим губам, скользя по ним языком, прижимая меня своей грудью к дивану. Я пытаюсь вернуть его тело назад, но сам падаю на него.
- Остановись, - стону я, сам не зная, к кому обращаясь. К Тому. Или к себе.
Скидываю его руки и вскакиваю на ноги.
- Я же сказал нет!
Трюмпер смотрит на меня растерянно, и я начинаю чувствовать себя виноватым.
- Ты не знаешь, что делаешь, - злюсь я, отступая.
- Это ты не знаешь, чего хочешь! – мальчишка обречённо облокачивается о низ дивана. – Запираешься от людей, от своих чувств, от самого себя. И потом говоришь, что привык. Что одиночество заразно? Что ты знаешь об одиночестве, чёрт возьми?!
Он злится, и я понимаю, что вместо эмоций у меня теперь пустота.
- Всё. Я знаю о нём всё.
Мальчишка недоверчиво смотрит на меня, не зная, что ответить, а я вздыхаю и кладу ладонь на лоб, прикрывая глаза и отворачиваясь.
Слышу, как он поднимается на ноги и подходит ко мне. Но не касается.
- Дай мне шанс, - шепчет парень. – Последний шанс. Я хочу, чтобы ты улыбался, Билл. Я хочу быть тем, ради кого ты будешь улыбаться. Если нас будет двое, одиночества уже не будет… Пожалуйста.
Я качаю головой, всё ещё не открывая глаз.
Том молчит.
- Ты говорил, что одиночество заразно. Но я не смогу заразиться. Ведь я уже заражён, - Трюмпер осторожно касается моего плеча. – Дождь закончился. Ключи на тумбочке в прихожей, - он осекается. – Я подожду до завтра. Если ты скажешь мне нет, то я больше никогда не буду поднимать эту тему. Обещаю.
Я шумно вздыхаю и вырываюсь от его прикосновения.
- Вещи верну завтра, - бросаю я, направляясь к двери и оставляя парня одного.
Мне хочется быстрее уйти из этого места. Остаться в одиночестве и передать своему роялю всю эту боль. Всю боль Тома. Нашу боль одиночества.
И… Не думаю, что я соглашусь. Это было бы неправильно по отношению к Тому.
========== 3.3 ==========
Joel Nielsen – Blast Pit 2
Я лежу на крыше своего дома, облокотившись спиной о холодную каменную стену, и смотрю на бесконечность звёзд. Ночь. Облаков нет, нет и следа от сегодняшнего дождя, только крыша сырая, да кое-где лужи, в которых отражается луна. Здесь прохладно – ночью температура опускается до нуля, и я даже вижу, как вместе с дымом моих Marlboro вылетает и пар от дыхания моей души. Сигареты обжигают лёгкие и не позволяют мне замёрзнуть.
Я не прикасался к роялю, как вернулся от Тома, хотя думал, что не смогу даже отойти от инструмента до самого утра. Это даже пугает, потому что у меня сейчас нет желания играть, словно бы я готов терпеть эту боль в одиночестве, не отдавать её какому-то старому роялю, которому скоро уже на помойку.
Из-за того, что я не сплю, жизнь кажется в два раза длиннее. В два раза больше боли, в два раза больше отчаяния и безысходности. Но я привык, как привыкают к своей тени, преследующей тебя до самой смерти.
Я достаю последнего картонного смертника и сминаю пальцами пачку, бросая её вслед за остальными. Вокруг меня уже настоящая свалка из пустых пачек Marlboro. Из пустых бессмысленных надежд и желаний.
Среди которых должен быть и я.
Я слышу, как проносятся где-то внизу редкие машины, как засыпает город, как дышат жизни людей. Кто-то сейчас ужинает со своей семьёй, уставшие после работы люди сидят перед телевизором, смотрят футбол или какой-нибудь слащавый сериал, подростки зависают в интернете, думая, что там можно выжить, кто-то выпивает с друзьями в клубах или в парке недалеко от дома.
А я тону в бесконечности ночного неба, которое падает на меня своей плотной массой, и теряю контроль над своей гравитацией. Кажется, что я лечу.
Интересно, а что делает Том?
Я затягиваюсь и шумно выдыхаю дым обратно на волю, наблюдая за тем, как он исчезает.
Я думаю о том, что какому-то мальчишке на долю секунды удалось прорвать мои стены и подарить мимолётную надежду на спасение. В тот момент, когда мы с ним поцеловались, я вдруг почувствовал, что я тоже могу быть счастливым. Что я тоже могу быть слабым и безответственным, что я тоже могу жить.
Но это было бы предательством по отношению к нему.
Ко мне. К моим принципам. К моим грёбанным идеалам.
Измена человечеству…
И теперь я сижу здесь, словно ванильная принцесса, и думаю о том, как же поступить правильно.
Никто не знает, что правильно, а что нет, даже я. Никто не может гарантировать сто процентную уверенность в своём поступке, никто не может предвидеть последствия своего выбора, никто и никогда. Даже современные технологии не способны дать точный ответ, что тебе делать в трудной ситуации. Остаётся только сделать выбор, а потом жалеть о нём.
Лучше жалеть о том, что ты сделал, а не о том, чего ты не сделал.
Глупые безрассудные люди, живут по нормам общества, не принимают никого, кто бы хоть как-то отличался от них, не хотят даже слушать о том, что думают другие. Не хотят даже выслушать их.
Наверное, я такой же. Я ведь тоже человек, по крайней мере, всегда пытался им быть.
Замахиваюсь и выбрасываю окурок – он падает в лужу, и его тусклый огонёк постепенно гаснет. Сигарет больше нет. Я выкурил весь блок, который купил по дороге домой.
Обычно в это время я уже в клубе под кайфом с каким-нибудь мальчишкой. Завтра в академию, сегодня воскресенье, точнее, уже понедельник. Шесть часов на принятие решения, которое может изменить всё в моей жизни. Шесть несчастных часов безысходности и нерешительности.
С каждой секундой становясь всё ближе и ближе к пустоте, я надеюсь, что небеса подадут мне какой-нибудь знак, чтобы я принял правильное решение, но они предательски молчат, подмигивая мне своими звёздами, которые постепенно меркнут в утреннем рассвете.
Я люблю время, когда город полностью спит. Уже вроде и не ночь, но и не утро тоже. Мир замирает и превращается в одну большую пустоту. Улицы безлюдны, животные спят, птиц нет, никого нет. Только я со своей проклятой бессмертностью.
И даже ни с кем и не поделиться этим…
Может, завести блог в интернете?
Город постепенно просыпается, и я понимаю, что мне пора вернуться в квартиру и выпить горячего кофе, иначе я просто сойду с ума.
С трудом поднимаюсь – моё тело не слушается меня, и мне приходится немного размяться, прежде чем возвращаться в квартиру. Сейчас почти шесть утра. Через два часа я уже должен сказать ответ Тому, но я всё ещё никак не могу решиться.
Правильнее было бы сказать «нет». Он бы продолжил своё существование без меня, я бы умер через пару лет в одиночестве. И никто не жалел бы ни о чём, никто бы даже не страдал по лишнему поводу. Ведь жизнь в неизвестности лучше, чем потеря любимого, и я уже не знаю, кто будет жертвой: я или мальчишка. Я могу рассказать ему всё, а могу просто умереть и сбежать. Я могу оставить его в своей жизни, а потом страдать, когда умрёт он. Я могу сказать ему «да», и, может быть, именно это решение будет правильным.
Но кто мне скажет, что значит это «правильное»?
Я сижу за столом и пью кофе, думая, как же поступить. Воспользоваться этой мимолётной надеждой на счастье или же избавиться от неё, как я уничтожал всё остальное?
Но, если честно, я так устал, что мне не хочется принимать никаких решений. Мне не хочется ничего в этой жизни.
Когда я выхожу из дома, то понимаю, что опять забыл зонтик. Но дождя нет, сегодня светит солнышко, и мне вдруг кажется, что удача сегодня на моей стороне. Эти лучи, словно надежда сквозь безысходность.
И ещё я забыл захватить вещи Тома, которые оставил в комнате сложенными в пакете. Иногда мне кажется, что у меня в голове настоящая чёрная дыра. Пустота. Никаких мыслей и стремлений.
Мне не хочется возвращаться обратно, и я медленно иду в сторону академии, радуясь, что она находится далеко от моего дома, - будет время подумать ещё.
Я почти полчаса добираюсь до нужного мне места и иду в сторону уже привычного для меня зала, где мы занимаемся музыкой. Находясь в другом конце коридора, я уже слышу звуки рояля и понимаю, что мальчишка уже там. Ждёт меня и моего ответа.
И я решил.
Нет. Я скажу ему «нет».
Я прячу руки в карманы и плетусь к двери. На этот раз здесь нет моих настырных фанаток, которые обычно слушают, как я играю на рояле что-нибудь грустное и печальное. Нет никого, и это меня пугает. Не хочу оставаться наедине с этим странным человеком, который почти что уничтожил меня вчера.
Я замираю у дверей, вслушиваясь в музыку, и никак не могу понять, кто же написал её. Я никогда не слышал этой мелодии. Никогда.
На мгновение прикрываю глаза и решительно вхожу, направляясь к Тому, который сидит за инструментом и совсем меня не замечает. Я встаю рядом с ним и жду, когда он поймёт, что не один.
Мальчишка играет медленно и красиво, словно сочиняет на ходу. Его пальцы плавные и осторожные, звуки тихие, робкие, пропитанные печалью.
Я не хочу его прерывать, но когда я отворачиваюсь от него и оказываюсь к нему спиной, мелодия резко обрывается. Я буквально чувствую, что Трюмпер смотрит на меня и ждёт. Ждёт моего ответа.
Я стою так почти минуту, уговаривая себя развернуться на сто восемьдесят градусов и отказать ему, но когда я, наконец, поворачиваюсь к нему лицом, то замираю, встречаясь с его до жути невинными глазами. Он похож на ребёнка, который смотрит на взрослого и не понимает, что тот делает. Что говорит, что хочет от него. Ничего не понимает.
Я открываю рот и вздыхаю.
- Я забыл твои вещи, - смотрю на него сверху вниз со спрятанными в карманах руками. Он всё ещё сидит на стуле.
- Ничего страшного, - продолжает смотреть на меня, но я не горю желанием начинать этот разговор первым.
Мальчишка понимает это.
- Ты подумал? – спрашивает он, облизывая свои губы, - язык скользит по шраму, и я вспоминаю, что говорил вчера о нём Том. Что его пирсинг вырвали в драке. Мне становится его жаль.
- Подумал, - пристально смотрю на него, не зная, что вообще ожидаю увидеть или услышать.
Сейчас надо просто отказать ему и продолжить своё жалкое существование в этом бесполезном мире. В одиночестве. В пустоте…
- И?..
Том напрягается, и я вдруг вижу, что он из ребёнка превращается в кого-то другого. И все мои планы с треском рушатся о дно моей души, разбиваясь на мелкие кусочки и превращаясь в прах. Я понимаю, что не смогу ему отказать.
- Да.
Зачем я это сказал? Какого чёрта, мать его?!
- Да? – непонимающе переспрашивает мальчишка.
- Да. Но только при одном условии.
Том бледнеет:
- Ни за что не буду пассивом.
Я вскидываю брови и удивлённо смотрю на него, думая, с чего он взял, что я попрошу его об этом.
- Да я как бы не об этом, - я поправляю на плече сумку.
- А о чём тогда? – парень краснеет и поспешно поднимается на ноги, закрывая крышку рояля.
Я усмехаюсь.
- Ты будешь верить всему, что я тебе буду говорить.
Том замирает и оборачивается.
- Даже если ты будешь мне врать?
Я внимательно смотрю на него, думая, что уже и не помню, когда в последний раз врал кому-то.
- Я не буду тебе врать. Обещаю.
- Тогда я согласен, - Том улыбается и поднимает с пола свою сумку.
Я отступаю назад и медленно шагаю к окну, чтобы занять своё привычное место. Кажется, я только что совершил что-то ужасное и непоправимое.
И меня это пугает. Пугает настолько, что я уже не могу нормально контролировать свои мысли и придумать нормальное объяснение всему происходящему.
Как жаль, что я не привык отступать. Не привык нарушать свои обещания…
========== 4. ==========
panic! at the disco piano tribute – time to dance
- Ты теперь за мной везде ходить будешь? – спрашиваю я, когда мальчишка в очередной раз оказывается наравне со мной, вырываясь из бесполезной гущи людей, которая посмела поглотить его, пока я шёл в сторону своего дома.
Этот день прошёл так быстро и как-то даже «нормально». Дождя не было, солнце продолжало светить и намекать мне на какую-то жалкую надежду, Том вечно бродил за мной от занятия к занятию, словно безумный преследователь, постоянно мне что-то говорил, что-то рассказывал и спрашивал, а я отвечал ему на автомате, словно бы внутренний автопилот поглотил моё тело, в то время как сознание блуждало где-то за пределами академии.
Сегодня было как-то подозрительно спокойно. И не мрачно. И я никак не мог понять, почему.
- Вообще-то ты обещал вернуть мне вещи, так что мы идём к тебе, - Трюмпер немного обиженно прячет руки в карманах. – Ты сам обещал же.
Я прикрываю глаза, на мгновение отрезая себя от мира, а потом медленно открываю их обратно.
- Ах, да. Забыл.
Иногда я так много думаю, что совершенно ничего не замечаю. И это позволяет убить немного времени, хоть как-то сократить свою жизнь, однако, это мало помогает, учитывая моё бессмертие.
Том замолкает на неопределённое время, наверное, обижается, что я так легкомысленно к нему отношусь, и я, наконец, погружаюсь в свою личную тишину, уже немного жалея, что согласился встречаться с Трюмпером. Он как ребёнок: шумный, навязчивый, жизнерадостный. Полная моя противоположность.
Говорят, противоположности притягиваются.
Мы приходим к моему дому и поднимаемся на нужный этаж, проходя мимо исписанных стен и сырых лестничных площадок, к которым я уже привык, словно к своему телу. Том останавливается позади меня, пока я достаю ключи из сумки и отпираю дверь, а потом проходит за мной в квартиру. Здесь прохладно и хорошо.
Бросаю сумку на пол и стаскиваю кроссовки. Том повторяет за мной почти каждое действие, после чего начинает осматриваться, разглядывая коридор.
- Ты только за вещами или опять навязываться будешь? – бормочу я, проходя в комнату, где оставил пакет с одеждой мальчишки.
- Ха-ха, как смешно, - он проходит за мной и останавливается, скользя взглядом по роялю, по картине, которую нарисовал Леонардо да Винчи, по кровати, которая нужна мне только для интерьера, по разным книгам в шкафу, по стеклянной двери балкона. – Ты здесь живёшь?
Парень проходит к инструменту и проводит по нему пальцами, словно смахивая с крышки пыль.
- Нет, я тебя к соседям привёл, - язвлю я, скрещивая руки на груди.
Мальчишка смотрит на меня с укором, а потом проходит мимо и нагло садится в кресло. Я какое-то время стою на одном месте, понимая, что меня почему-то раздражает то, что кто-то посторонний теперь находится в моей квартире и нарушает это одиночество.
Наверное, я слишком к нему привык и боюсь перемен.
Поджимаю губы и присаживаюсь на стул перед роялем лицом к парню. Какое-то время наблюдаю за тем, как Том продолжает осматриваться, а потом спрашиваю:
- Ну?
Трюмпер останавливает взгляд на мне и замирает, словно не может понять, что я от него хочу. Будто это я привёл его к себе домой и теперь должен делать что-то, что давно замышлял. Но я ничего не замышлял. Ничего…
- Я хочу знать о тебе больше, - вдруг говорит Том, снова скользя взглядом по комнате и останавливая его на картине.
Через пару секунд он поднимается и подходит к ней, начиная рассматривать.
- Это ты?
- Да.
Я внимательно наблюдаю за ним, словно боюсь, что он что-то испортит.
- Кто автор?
Я приоткрываю рот, но медлю. Если я скажу, кто её написал, он мне не поверит. Но, с другой стороны, мальчишка всё равно обещал верить каждому моему слову, хотя, я не уверен, что получится. Будет так же, как и с Катрин. Том будет слушать мои «сказки» и ничего не говорить.
- Леонардо да Винчи.
- О, - Том продолжает рассматривать портрет, скользит глазами по нему, затем останавливается на подписи художника – я вижу, как его брови сдвигаются, и понимаю, что парень, наконец, понял суть того, что я ему сказал. – Леонардо да Винчи? – Трюмпер смотрит на меня, вскидывая брови.
- Да, - я киваю. – Это подлинник. Писался с натуры. Единственный экземпляр.
Мальчишка подозрительно смотрит на меня.
- Ты обещал мне не врать.
- А ты обещал верить мне.
Том поджимает губы и отходит от портрета. Я продолжаю наблюдать за тем, как он подходит к шкафу и начинает что-то там рассматривать.
- Хочешь сказать, - он замолкает. – Что Леонардо да Винчи написал твой портрет кучу лет назад?
Я вздыхаю и облизываю губы.
- Я уже это сказал.
Он достаёт какую-то книгу и открывает её, фыркая из-за пыли. Наверное, она очень старая.
- «Мёртвые души». Гоголь. 2 том.
- Оригинал, - бросаю я. – Я сам сделал из рукописи книгу, там даже почерк автора остался.
- Но, - мальчишка прокашливается и убирает книгу обратно. – Гоголь сжёг второй том, как эта книга попала к тебе? – Том снова смотрит на меня.
Я отворачиваюсь и зеваю, понимая, что общаться с мальчишкой слишком утомительно. Чересчур много энергии в нём, которая гасит мою собственную. Это забирает все мои силы.
- Он не уничтожил его. Просто не хотел, чтобы его кто-то читал, поэтому отдал мне. Там много провокационных моментов, в отличие от первого тома.
Мальчишка закатывает глаза и снова садится в кресло.
- Тебе двадцать или пятьсот лет? – насмешливо спрашивает Том, вытягивая ноги во всю длину.
Я задумываюсь, пытаясь вспомнить, сколько мне на самом деле, но не могу. Не выходит.
- Я не знаю. Больше, гораздо больше, чем ты думаешь, - тихо бормочу, потирая виски.
Хочется курить.
Парень внимательно смотрит на меня, а я начинаю смотреть в ответ, пытаясь угадать, о чём же думает такой непредсказуемый человек. Как бы я ни пытался, у меня не получается. Но я точно знаю, что он мне не верит.
- Я бессмертный, Том. Ты должен это знать, прежде чем окончательно соглашаться быть со мной.
Трюмпер смотрит на меня своими изучающими глазами, а я продолжаю не отводить от него взгляд, наверное, думая, что весь этот спектакль приобретает слишком драматичный характер. Я сам не знаю, чего хочу ожидать от этого мальчишки и зачем я вообще согласился ему это сказать. Погулял бы с ним пару лет, влюбился бы в него, а потом «умер», попадая в ад боли и одиночества.
Может быть, я просто устал так делать? Устал так жить…
- Это ещё одна попытка меня отвадить? – вскидывает брови Том.
- Это реальность.
- С трудом вериться. Хочешь сказать, что если я проткну тебя ножом, то ты останешься жив? - Трюмпер осматривается, словно ища этот самый нож.
- К сожалению, не совсем так, - я вздыхаю и кручусь на стуле, поворачиваясь к парню спиной и облокачиваясь на закрытый рояль. – Я умру. Но потом очнусь где-нибудь в другом месте и начну всё с начала. Я так делаю почти каждый пять лет, чтобы не было подозрений. Меняю город и имя…
Мальчишка не отвечает, и я не знаю, что он делает. Кладу голову на скрещенные руки и прикрываю глаза. Хочется спать, но я понимаю, что не могу.
- А зовут тебя хоть как?
Я немного приоткрываю глаза.
- Билл Каулитц.
- Я о настоящем имени…
Я кошусь в его сторону, но не могу его увидеть из-за ограниченного обзора.
- Я не помню, - выпрямляюсь и снова поворачиваюсь к нему. – Я столько раз менял имя, что уже не помню своего собственного. Там, - я показываю на шкафчик внизу. – Там все документы, которые я использовал, посмотри, если хочешь.
Том недоверчиво смотрит на меня, но потом встаёт и подходит к указанному мной месту, садясь на корточки.
- Твоё имя тоже среди них? – он открывает шкафчик и смотрит туда.
Я качаю головой.
- Когда я родился, паспортов ещё не было.
- Ясно, - Трюмпер достаёт один из документов и открывает. – Рене Олль. Родился во Франции в 1967 году. Поддельный?
Я вздыхаю и встаю, подходя к окну. Открываю балконную дверь, но не выхожу туда. Прикуриваю прямо в комнате.
- Настоящий. Все они настоящие. Просто приходишь в полицию и говоришь, что потерял документы. А дальше, как получится.
Том берёт ещё несколько паспортов и открывает их.
- Фото на всех почти одинаковое…
- Естественно. Я же не старею.
Я затягиваюсь и выпускаю дым из лёгких, позволяя ему расползтись по комнате. В окно врывается прохладный ветер, и я обнимаю себя руками, начиная мелко дрожать.
Парень через какое-то время убирает всё обратно и поднимается на ноги, поворачиваясь ко мне. Какое-то время Том смотрит на меня, затем подходит ближе.
- Я хочу тебе верить…
Я снова затягиваюсь, внимательно наблюдая за ним.
- Но?..
Том прикусывает губу.
- Я давно перестал верить в чудо, пока не встретил тебя.
Я вскидываю брови – Том подходит ещё ближе и замирает в паре шагов от меня.
- Мне всё равно, кто ты, Билл. Я просто хочу тебе верить.
Я хмыкаю и опускаю глаза, собираясь уже сказать, что «ты забыл добавить, но не могу, потому что твой рассказ полный бред», но не успеваю. Трюмпер подходит ближе и касается пальцами моей шеи, проводя по ней мягкими подушечками. Я замираю, поднимая взгляд, с трудом сглатываю и чувствую, как пепел падает с сигареты мне на пальцы.
Том склоняется и медленно целует меня, и я моментально забываю о том, что в моей руке продолжает тлеть окурок, готовый вот-вот прожечь фильтр и испепелить мою кожу. Я забываю обо всём.
========== 4.1 ==========
Ernesto Cortazar – Autumn Rose
- Что это? – Том стоит напротив шкафа и разглядывает вставленную в рамку цитату.
Недавно я прочитал замечательную книгу Глена Дункана «Последний вервольф» и вдруг понял, что это произведение стало для меня ближе всех. Ужасающее сходство с моей жизнью, жуткое одиночество и безысходность, разбавленная каплями надежды на будущее. Пусть это просто сказка, пусть такого в реальности просто не может быть, но факт того, что я и главный герой книги практически одинаковые, неоспорим.
Оборотень, единственный на всём белом свете, проживающий свои дни за сексом и виски, мечтающий о долгожданном покое. Наверное, если бы этот человек существовал, он бы был единственным, кто понял бы меня, понял бы моё желание умереть.
«Я последовательно перепробовал гедонизм, аскетизм, спонтанность, рефлексию, - всё, от убогого сократизма до состояния счастливой свиньи. Мой механизм износился. У меня нет сил. Я всё ещё могу испытывать эмоции, но они оставляют лишь опустошённость – которая, в свой черёд, опустошает. Я просто… Просто не хочу больше жить».
Эти строки настолько запали мне в душу, что я вырвал страницу из книги и вставил в фото-рамку, обведя нужные предложения ярким маркером, чтобы знать, что кто-то думает так же, как и я. Это помогает мне жить спокойно. Глупо. Как раз в моём стиле…
- Это цитата из книги, - бросаю я, устало опускаясь в кресло. – Отлично передаёт мои мысли, особенно, когда их так много, и они сливаются в один большой бред.
Я прикрываю глаза, откидываясь на спинку кресла, и вздыхаю. На моих губах всё ещё остался вкус поцелуя мальчишки.
- Ты хочешь умереть? – тихо спрашивает он.
Я приоткрываю веки и кошусь на его спину – парень всё так же неподвижно рассматривает вырванный мною листок из книги.
- Когда живёшь сотни лет, уже перестаёшь ценить своё существование, - медленно бормочу я.
- Но ведь это круто, быть бессмертным, - непонимающе говорит Трюмпер.
Я смотрю на него с небольшим прищуром и думаю, говорит он это просто так или же действительно верит в свои слова. Как жаль, что я не читаю мысли.
- Для кого-то бессмертие – дар. Для меня – проклятие, - я перекидываю ногу на ногу. – Утомляет быть человеком, ты так не думаешь?
Том оборачивается и смотрит на меня – мы встречаемся взглядами и замираем на пару секунд, после чего мальчишка снова поворачивается ко мне спиной.
- Расскажи мне что-нибудь, - просит он.
Я достаю из кармана пачку сигарет и снова прикуриваю – дверь балкона распахнута, и холодный ветер продолжает врываться в комнату, теребя прозрачную тюль. Дым расползается по ближайшему пространству и исчезает.
- Что именно?
Том склоняется к чему-то, что стоит на полке, и продолжает рассматривать.
- Не знаю. Например, как ты узнал, что бессмертный? – он берёт какую-то книгу и открывает её.
Пока он листает, я думаю, с чего бы начать, но на ум так толком ничего и не приходит. А когда я понимаю, что молчать уже как-то неловко, пытаюсь подобрать слова, которые более-менее смогут передать то, что творится у меня в голове.
- Когда-то очень давно, когда я ещё был ребёнком, я понял, что не такой, как все остальные, - Трюмпер захлопывает книгу и убирает обратно на полку. Я затягиваюсь. – Если бы ты знал, как трудно было это скрывать… Я так старался, чтобы никто не заметил, что я не такой, как они, но в какой-то момент это уже стало невозможно. Всё вокруг старело, повинуясь зову природу, - я пристально наблюдаю за мальчишкой, но тот упорно не желает на меня смотреть. – Уходили люди. Проходила история. И лишь я застыл, словно про меня забыли. Во мне ничего не менялось, и я ничего не мог изменить. Я будто потерялся. Время текло, а я навеки отстал от него. Жизнь вызывала во мне отчаяние. День за днём я мечтал лишь о том, как бы мне умереть.
Дата добавления: 2015-08-29; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |