Соловей для черного принца (СИ) 12 страница

— Хе-хе, война между ними была с самого его появления, — захихикал старичок. — Самоуверенный мальчишка и надменная царичка, обнаружившая, что и ее приказы могут пролетать мимо ушей, а ее словам придавать столь мало значения, что тут же забывать их.

— Он намеренно злил ее?

— Еще как! Мальчишка делал все наоборот. Элеонора приказывает молчать, а он громко и фальшиво орет похабные песенки, от которых даже у меня скручивало уши, или вырядится в грязные лохмотья и давай, эдаким голоштанником, мельтешить у нее перед глазами — знает, что старуха всякую дрянь на дух не переносит! Случился даже такой анекдотец… Особое место в гардеробе Элеоноры занимают парики и шляпы, она сильно неравнодушна к ним. После очередной выходки Дамьяна старуха приказала морить его голодом, чтобы сломить «мятежный дух». Но Дамьян и не думал сдаваться — у него полно знакомых, таких же прохвостов, которые воровали для него еду. Да и сам он нередко прихватывал что-нибудь в замковой кухне или на деревенских базарах. В общем, этот суровый шаг только разгорячил его. Через пару дней из комнаты Элеоноры пропали все парики и шляпы. Искали по всему замку, пока кто-то не сказал, что вещи «разгуливают» вокруг замка. Мы все выскочили на мост и обомлели: на лугу паслись лошади, а на их головах церемонно сидели элегантные парики и роскошные шляпы, в которых заботливой рукой были прорезаны дырки для ушей. Нужно было видеть лицо Элеоноры, чтобы понять какое непростительное оскорбление нанесли ей. Лишь безоговорочное решение графа оставить мальчика в замке, спасло его от исправительного дома.

— Какой бы смешной не выглядела эта выходка, она действительно оскорбительна! На месте графа, я бы не пожалела розг и отлупила этого несносного, своенравного, нахального, грубого…

— Роби, если перечислять все эпитеты, которыми он, бесспорно, мог бы гордиться, так как прилагает огромные усилия, чтобы в глазах других казаться как можно хуже, то на наш век, боюсь, не хватит.

— Боюсь, я действительно немного увлеклась, — смутилась я собственного легкомыслия.

— Что увлеклась — это точно! — крякнул старик и, облизнув пересохшие губы, продолжал, — в конце концов, Элеонора смирилась. Поняла, что Дамьяна не сломить. Но она слишком умна, чтобы открыто бросать ему вызов. Его беспринципность пугает даже такую опытную склочницу… Хотя, уверен, у нее имеются продуманные в деталях планы, как извести мальчишку, но она ни за что не притворит их в действие.

— Почему же?

— Дамьян не скрывает, что считает Китчестер своей собственностью. Он бредит замком с той самой минуты, как только вступил в его стены. Уже сейчас он взял на себя управление всеми делами. А Элеоноре наплевать на эту серую груду камней, ее стихия — семейные интриги, где она властвует единолично, до тех пор, пока граф не скажет свое веское слово, что сейчас он делает крайне редко. Если Дамьян удовлетворится только замком, не касаясь семьи и титула, и решит за них все денежные затруднения, то старуха не будет против такого перемирия. Хоть и шаткого.

— Но как граф позволил мальчишке управлять поместьем?! — возмущенно воскликнула я.

Пока мистер Лемуэл заново раскуривал трубку, я поспешила высказать мучавшие меня вопросы:

— Мне не понятно, почему Дамьян считает замок своей собственностью, и почему граф не разуверит его. По-моему, он и так ходит надувшийся, как жаба, от собственного грандиозного самомнения — вот-вот лопнет, если кто-нибудь не усмирит его зашкалившее тщеславие… И вы еще не рассказали, как он попал в замок! И почему граф не осадит его, а терпит все его выходки и непомерную наглость.

— Кто бы укоротил твой непомерно длинный нос! — подмигнул мне старик.

— Я слышала это пожелание тысячу раз, но уверяю вас, еще не нашелся ни один смельчак.

— Похоже, одним носом не отделаться — надо укрощать твой строптивый нрав.

— О-о, тут потребуются титанические усилия! — напыщенно протянула я, и старик взорвался громогласным хохотом. Внезапно он резко прекратил смеяться и хитро скосил на меня свои маленькие глазки и лилейно произнес:

— Почему-то меня одолевают смутные подозрения, что в таком щекотливом деле достаточно будет и одного паренька. Но ни кого попало, а только самого несносного, своенравного, нахального, грубого… Я ничего не упустил в твоей оценке?

Он обернулся ко мне. В его глазах не было ни намека на озорство. Сейчас они не щурились с привычной хитрецой, а смотрели на меня серьезно и немного сурово. Я почувствовала, как мои щеки запылали от смущения, и я, сконфузившись еще больше, уставилась на свои руки.

Мистер Лемуэл внимательно смотрел на меня, но не прошло и минуты, как он опять расслабился и принялся за любимую трубку.

— Как я уже не раз говорил, граф Китчестер почти не вмешивается в дела. Сейчас он нелюдим, хотя в это трудно поверить, и ему многое безразлично, в том числе и семейные дрязги.

— Но почему? Ведь раньше…

Нетерпеливым жестом старик остановил меня и продолжал:

— Но, как ни странно, ему не безразлична эта древняя развалина, — он пренебрежительно махнул рукой в сторону серого замка. — Для Китчестера оказалось благом, что здесь появился Дамьян. Он молод, горяч, не боится труда и готов бороться. Знаешь, как он очутился здесь? Узнав от матери, что у его отца есть титулованные родственники, он, недолго думая, написал графу письмо. К тому времени его отец скончался от холеры, а миссис Клифер — инфантильная особа с якобы французскими корнями, — уже долгое время ходила в бывших актрисках и была не востребована на театральных подмостках. Хотя за всю свою карьеру пышнотелая Жаннин сыграла всего лишь две-три рольки четвертого плана… Когда был жив отец, его скромная должность младшего помощника в адвокатской конторе кое-как кормила семью. И еще оставались гроши на оплату общественной школы, где обучались дети бедняков… Мальчишка с утра до ночи шлялся на улице. Но именно это и помогло им выжить потом. После смерти отца Дамьян, двенадцати лет от роду, должен был заботиться о матери… Я практически ничего не знаю о тех двух годах его жизни. Знаю, что он околачивался в одном из притонов в Ист-Енде, где головорезы и убийцы — обычные завсегдатаи; место не самое подходящее для ребенка. Там он делал всю грязную работу за медяки и подзатыльники. А в одну тихую ночь притон накрыла полиция, была масса арестов — об этом даже писали в «Таймс»… Нет, нет, конечно, не думаю, что это Дамьян сдал шайку на Боу-Стрит. Если бы он захотел отомстить за побои, то сделал бы это иначе, чтобы все знали, что это его месть, а не под покровом анонимности… После он сменил множество работ — от разносчика газет и подметалы, до фабричного служки. Все это время его мать находилась в депрессии и никак не могла прийти в себя, чтобы заняться поисками работы. В четырнадцать лет мальчик написал графу. Письмо было всего из нескольких корявых строк с кучей ошибок, но оно удивило старика и последующие за ним события вернули ему интерес к жизни.

— А что было в письме? — нетерпеливо спросила я, так как мистер Лемуэл замолчал.

— Всего три предложения. В первом мальчик требовал, — старик ухмыльнулся, — чтобы граф позаботился о его матери. Во втором — сообщал, что согласен переехать с матерью в дом графа, чтобы не доставлять лишние неудобства, находясь вдали. И в третьем — ставил перед фактом, что свое пребывание в графском доме и заботу о матери он полностью отработает.

— Когда мы встретились с ним первый раз, я подумала, что он выглядит очень взросло. Его взгляд, выражение лица — все было жестким и злым. Как будто он не имеет представления о детстве. Теперь я понимаю, что так и есть… А что же дальше?

— А дальше… граф забрал их к себе. Жаннин не произвела впечатления. Упаси боже, заботиться о такой коро… кхм… даме. Но мальчишка понравился. А заметив его страсть к Китчестеру, граф стал обучать его ведению дел. Вместе с тем Дамьян работал на конюшне и хлеву. Он сам вызвался, хотя никто не принуждал его, — отрабатывал.

— А зачем графу уже тогда понадобилось обучать Дамьяна?

— Узнаешь, — хитро сказал старик, — позже. Хотя, не уверен, состоится ли следующая встреча. Все будет зависеть от тебя и твоего желания видеть меня.

— Вы опять говорите загадками, — насторожилась я, пытаясь понять намек.

Но мистер Лемуэл не обратил внимания на мои слова и продолжил:

— Граф нанял мальчишке гувернера. Но Дамьян наотрез отказался от учителя. Он заявил, что имея такую библиотеку, как в Китчестере, глупо платить какому-то напыщенному словотрепу.

— Он любит книги? — быстро спросила я.

— В первую же неделю кончал все свечи, что были в доме, читал по ночам. Кроме молодого Эдварда, сына графа, я больше ни разу не видел, чтобы так упивались книгами.

— Но это же здорово!

— Если есть польза, то можно и потерпеть, — проворчал, гнусавя, старик. — Живя в замке первые годы, мальчик еще боялся, что граф может передумать и выгнать его и Жаннин на улицу. Поэтому, практически не устраивал неприятностей и вообще редко показывался в дурных компаниях, предпочитая сидеть с книгой. Но потом он осмелел… и, даже можно сказать, обнаглел! Не буду оправдывать мальчишку. Его поведение никогда не было и не будет ангельским… Ты тоже, наверняка, встретилась с ним не на церковной службе…

Вскоре трубка мистера Лемуэла потухла во второй раз, и он заторопился домой. Но на прощание еще немного порассуждал о том, каким отличным хозяином будет Дамьян.

— Этим землям нужна сильная молодая рука, которая будет заботиться о замке и любить его. А в Дамьяне есть толк! У него светлая голова и стальная хватка.

В ответ на эти восхваления я не сдержалась и съязвила:

— Еще бы он не имел светлой головы и стальной хватки! Даже дурачок не выпустит из своих рук то, что само плывет к нему. Вряд ли мальчишка из трущоб когда-нибудь мечтал о том, что ему поднесут на блюдечке готовый замок!

Но старик лишь насмешливо глянул на меня из-под торчавших густыми щетками бровей.

Мы договорились встретиться в следующую среду. И опять мистер Лемуэл как-то хитровато улыбался, говоря, что расскажет мне о графе все, о чем я пожелаю узнать.

А во вторник случилось нечто перевернувшее наш дом вверх тормашками. И я, наконец, узнала причину всех хитрых ужимок старика и его таинственных намеков.

Ранним утром, когда тетушка и Сибил собирались в Оурунсби, к дому подъехал посыльный. Я была у себя в комнате, но из окна увидела всадника, передавшего Финифет письмо. Однако выполнив свои обязанности, верховой не торопился уезжать, а остался стоять на дороге, держа под уздцы лошадь. Видимо, ждал ответа. Я скорее сбежала вниз, чтобы узнать новости.

— Роби, а вот и ты! — воскликнула тетя, увидев меня. Она выглядела озадаченной, отчего на лбу у нее собралась глубокая морщина. — Это письмо для тебя.

— Интересно, кто бы это мог быть? — суетливо пропищала Фини, подбираясь ко мне поближе.

— Ты обязана дать ответ. Парень сказал, ему приказано не возвращаться без ответа.

Тетушка грозно указала в сторону двери и так сурово посмотрела на меня, что все мои сомнения в том, от кого письмо, испарились.

Я взяла конверт, неаккуратно залепленный восковой печатью, и развернула его. Внутри лежал желтый клочок бумаги, исписанный мелким косым почерком. С удивительным для меня самообладанием я принялась читать записку, стараясь не раздражаться от того, что Фини, почти прилипилась к моей спине, и, от усердия суетливо подергивая острым носом, силится разобрать мелкие каракули.

— Ничего особенного, — все с тем же спокойствием сказала я, комкая листок. — Просто у графа Китчестера неожиданно взыграли родственные чувства, и он возжелал встретиться с внучкой.

— Когда? — тут же потребовала тетя, не обращая внимания на раздавшиеся восклицания.

— Сегодня. Меня и вас, тетя Гризельда, приглашают на ленч к часу дня.

— И твой ответ?… — упорствовала тетя, все так же сурово обращаясь ко мне.

— И речи не может быть ни о каком ответе, — вклинилась, напыжившись, точно бойцовский петух перед противником, Фини. — Это что за «возжелал встретиться с внучкой»! Столько лет не желал, а тут на тебе… приспичило! Будьте, мисс, выше этого!

— Фини!

— Все, все, все…сама немота! — экономка обиженно закусила губу, и, явив оскорбленную гордость, удалилась в свою святая святых, в кухню. За ней следом ушла и Сибил, сказав, что хотела бы ухватить на дорожку еще один замечательный пирожок с мясом.

Я же сосредоточенно прислушивалась к своим ощущениям, все больше удивляясь спокойствию, с которым восприняла это страстно ожидаемое мною событие.

— Я отвечу согласием, тетушка, — наконец произнесла я. — Я хочу встретиться с графом.

Тетя вдруг хлопнула в ладоши и от избытка чувств крепко сжала меня в объятиях, да так, что я запищала от ее пылкого напора.

— Вот и славно! — порывисто выдохнула она, и мне на миг почудилось, что в ее глазах сверкнули слезы.

— Сиби, ласточка! — отпустив меня, восторженно прокричала тетя в сторону кухни, — Оурунсби отменяется! К черту все тряпки, к черту дебюты и сезоны! Сегодня наш соловушек едет в Китчестер!

— Тетя, вы ругаетесь, как боцман на пиратской шхуне!

— О нет, я еще не настолько грамотна, чтобы соревноваться в красноречии с пиратами.

ГЛАВА 13

Ожидая экипаж из Китчестера, мы развлекали собравшуюся в нашем доме толпу визитеров.

Тетушка еще утром отправила Финифет с запиской к Тернерам, и не прошло и получаса, как к нам пожаловали гости. Весть настолько поразила миссис Тернер, что она, не медля ни секунды, отправилась к нам, чтобы выяснить все подробности. За ней увязалась и Летти, желавшая находиться в эпицентре событий. Под командованием Фини, принявшей весьма важный вид, они ворвались в дом и сходу забросали нас вопросами.

Однако вскоре выяснилось, что по дороге в Оурунсби, старушка Фини повстречала миссис Додд, совершавшую ежеутренний обход в поисках пропущенных ею за прошедший день новостей или, случайно утаенных от нее, скандалов. Не имея абсолютно никакого злонамерения и вовсе не из хвастовства, коего Фини, по ее же словам, была благополучно лишена, а только из-за распиравшего ее благородного стремления к правде, экономка откровенно рассказала о случившемся. Проникнув вселенскими масштабами события, миссис Додд поспешила распрощаться и строевым шагом, то и дело переходящим в мелкую трусцу, направилась переодеваться для утреннего визита.

К тому времени как Фини дошла до Оурунсби, благородное стремление к правде распирало ее неоднократно. Она заглядывала в открытые лавки, останавливалась поздороваться с соседями и даже навестила свою приятельницу, жившую на конце деревни. И когда на пороге Сильвер-Белла появилась непреклонная миссис Додд, а следом за ней потянулась вереница визитеров, с жеманными и возбужденными лицами, Фини вся приосанилась, и даже пододвинула свой стул поближе к дивану, где уже сидели Тернеры, чтобы не дай бог кому-то из гостей не пришло в голову, что она в этом деле играет всего лишь второстепенную роль.

Тетя же претерпевала прометеевы муки, разрываясь между стократным пересказом всех подробностей и убийственными взглядами, посылаемыми ею в сторону экономки. В полдень же мы отправились переодеваться, оставив, зардевшуюся от неслыханного доселе внимания, Финифет потчевать гостей чаем.

Я не стала надевать что-то особенное и ограничилась простым кисейным платьем в мелкий цветочек, а волосы убрала в строгий пучок, украсив тонкой ленточкой. На груди приколола брошку в виде соловья, украшенную аметистами, которую тетя подарила мне на рождество. Тетушка же тщательно обдумала свой наряд. Когда она спустилась, ее пухлое лицо сияло от удовольствия. На ней была шелковая блуза сливочного цвета, светло-серая драпированная юбка с небольшим турнюром, и в тон юбке жакет с перламутровыми пуговицами. Но причина ее ликования была в чудовищно широкополой шляпе, ослепительно белоснежной, с атласными лентами и роскошным букетом из искусственных ирисов. Гостям тетя категорично заявила, что с такой шляпой, чувствует себя бесстрашной амазонкой и, если потребуется защищать племянницу, то она отправит в нокаут одной правой даже самого графа. Не было ни одного гостя, кто бы позволил себе вольность усомниться в ее словах. Особенно если учесть, что, по слухам, графу было далеко за семьдесят.

Когда экипаж подкатил к дому, кучер, как и подобает вышколенному слуге, остался совершенно бесстрастным, сумев сдержать изумление при виде толпы провожатых с вытянутыми от любопытства физиономиями. Он опустил ступеньки, и мы под напутствующее благословение миссис Додд забрались внутрь и к огромному нашему облегчению отправились в Китчестер.

Дорога прошла в полной тишине, лишь свист кучера и отрывистые понукания время от времени нарушали ее. Задумавшись, я следила за проносившимися низко над землей ласточками. Их тревожный полет обещал скорый дождь, хотя ни единое облачко не хмурило безупречную голубизну неба.

Когда колеса прогрохотали по подъемному мосту, и экипаж въехал во внутренний двор, тетушка, до этого сидевшая с закрытыми глазами, выпрямилась и строго посмотрела на меня.

— Что бы не понадобилось от тебя старику, так просто он этого не получит, — убежденно произнесла она, когда кучер открыл дверцу. — Он не заставит тебя плясать под свою дудку.

Не дожидаясь ответа, тетя вылезла из экипажа и прошествовала к парадному входу. Там она застыла и, пока я осматривалась, пристально изучала дверь, словно ничто другое кроме этого деревянного великолепия, ее в целом мире не интересовало.

Меня же интересовало все вокруг. Я с восторгом осматривала широкий двор, в центре которого стоял пересохший колодец, заросший плющом и вьюном. Вокруг колодца в беспорядке лежали каменные обломки, видимо, перетасканные сюда со всей территории замка.

Мощеная мелкой галькой дорога тянулась от подъемного моста. У самых замковых ворот стоял ветхий домик привратника с распахнутой настежь дверью и высаженной под окнами огненной геранью. Вдоль дороги распростерся неухоженный газон с густой махровой травой. Чуть дальше начинался сад. В нем не было опрятных клумб и подстриженных шариками кустов, всюду, куда ни кинь взгляд, царили заросли роз.

Когда мы только въехали во двор, я увидела, что здесь же, внутри крепостных стен, располагались низенькие каменные домики работников замка. Они пристроились позади главного комплекса и так тесно жались друг другу, что на первый взгляд не имели между собой проходов и дорожек. А вдалеке за всеми постройками виднелась конюшня значительных размеров, но уже довольно обветшалая, с просторным загоном для лошадей.

Бросив тоскливый взгляд в сторону конюшни, я поднялась к тете. Около дюжины стертых ступеней вели к дубовой двери, отделанной коваными украшениями. Ручка на двери была выполнена в виде льва с оскаленной пастью, из которой изгибалась кольцом чугунная роза. Ею то тетя Гризельда и постучала оглушительно в дверь, применив при этом всю свою немалую мощь.

Через пару секунд дверь отворилась, и перед нами возник необыкновенно величественный человек. Даже тетя на его фоне казалась какой-то незначительной. У него были напомаженные волосы и густые бакенбарды, тянувшиеся до самого подбородка, который был задран так высоко, что во время разговора мужчина обращался больше к потолочным балкам, чем к нам.

— Мисс Уилоуби, мисс Сноу? — спросил он, мучительно отводя взор от потолка и пяля глаза вниз, на нас.

— Да, Джордан, — дерзко ответила я, чем повергла дворецкого в неописуемое изумление. Он еще сильнее вытянулся и попытался с высоты своего величия разглядеть в монокль, висевший на длинной цепочке, наглую особу, посмевшую к незнакомцу обратиться без должного почтения.

Тетя подняла бровь, но ничего не сказала, а прошла вперед и сунула в руки дворецкому зонтик. Все еще недоумевая, он молча принял его и недоверчиво повертел в руках, скосив глаза на шляпу тетушки, которая лучше любого зонтика оберегала ее чувствительную кожу от солнца. Справившись с недоумением, дворецкий снова обрел надменный вид и прокашлялся.

— Вас ждут! — возвестил он потолочным балкам. — Я провожу вас в пиршественный зал!

— Давно пора, дружочек! — прокомментировала тетя и решительно направилась вперед.

На лице Джордана при виде этой решимости промелькнул испуг — не дай бог, гостья проникнет в святая святых без доклада, — и он рванул с места, обгоняя тетушку.

Отказавшись участвовать в гонках, я немного отстала и огляделась. Мы попали в полутемный коридор с высоким потолком и деревянными панелями на стенах, украшенными оружием. Покрытые копотью балки поддерживали потолок, меж ними нависали гирлянды паутины. В конце коридор расширялся, слева была лестница с высокими резными перилами, круто уходившая вверх и тонувшая в неосвещенном пространстве.

Дворецкий повернул направо и замер. Перед нами возникла каменная стена с гобеленовыми занавесями и широким арочным проходом. По тому, как пополз вверх подбородок Джордана, становясь практически перпендикулярно полу, я поняла, что мы пришли, и он собирается исполнить свой коронный номер, объявив о нашем визите. В ту же секунду холодное спокойствие, с которым я воспринимала события этого дня, исчезло, как исчезает капля, упавшая на раскаленный уголек. Мне почудилось, что на лбу у меня выступила испарина, а руки сделались непослушными. Я сжала их в кулаки, чтобы унять дрожь, и тетя Гризельда, заметив это, обняла меня, нежно прижав к себе.

— Мисс Гризельда Уилоуби и мисс Найтингейл Сноу! — вступив в арку, возвестил дворецкий, и, выдержав паузу, низко склонился под прямым углом, и в таком положении попятился назад.

Под громогласное эхо его голоса, отразившегося от стен, мы с тетей, как по команде, шагнули в арку, и, огибая Джордана, ступили в зал.

Шесть пар глаз смотрели в нашу сторону. Одни с любопытством, другие равнодушно. Но никто не спешил приветствовать нас. Я почувствовала, как тетя напряглась, и ее руки инстинктивно поползли к бокам, но она вовремя опомнилась и лишь угрожающе выпятила объемистую грудь. Я же решила отплатить им той же монетой и принялась беззастенчиво разглядывать пиршественный зал и собравшихся в нем людей.

Здесь было просторно и сумрачно из-за узких окон, начинавшихся от середины стены и уходивших к потолку. Каменные стены, как и в холле, украшали панели с натянутыми на них ветхими гобеленами, изображавшими белоснежных единорогов на водопое или у ног красавиц укутанных покрывалом золотых волос, но чаще встречались сюжеты королевской охоты и рыцарских поединков. Кое-где висели перекрещенные мечи и головы вепрей с пожелтевшими клыками. У левой стены ступеньки вели на галерею менестрелей, огороженную перилами и задрапированную тяжелыми портьерами. Она нависала над залом, поддерживаемая двумя деревянными столбами. В полуосвещенных углах поблескивали рыцарские доспехи, напоминавшие часовых, вечно стоявших на своем посту. И я легко могла убедить себя, что они время от времени вскидывают острые пики, отдавая честь хозяевам.

Длинный дубовый стол, не убранный скатертью, был накрыт к обеду. Каменный пол застилали выцветшие ковры. У дальней стены был выложен огромный камин из овальных булыжников. Камни, особенно у основания дымохода, были покрыты толстым слоем сажи и копоти. Вплотную к нему стоял чугунный экран, защищавший от огня. Сбоку на специальном помосте, огороженном витой решеткой, лежали поленья. Перед камином чуть в стороне от жара располагались два огромных кресла и несколько скамеечек.

Именно здесь и собралось все семейство. При первом же взгляде, я сразу узнала каждого.

Ближе всех к нам, облокотившись о высокую спинку стула, придвинутого к столу, стоял полковник Редлифф. Судя по красному отекшему лицу и блаженной улыбке, он уже успел где-то выкрасть бутылочку бренди и распить ее в укромном уголке. На нас он поглядывал равнодушно и, комкая в руках засаленный носовой платок, больше интересовался его содержимым.

Напротив него расположилась молодая девица. Она вольно откинулась на спинку стула и с излишней непринужденностью рассматривала нас, точно манекены за стеклом магазинчика. Как я догадалась, это была Джессика Рассел — секретарь миссис Редлифф. Черноволосая, с острым подбородком и зелеными глазами, смотревшими нагло и решительно, она была явной любительницей повышенного внимания. Ее изумрудная, оттенявшая цвет глаз блуза, была расстегнута сильнее дозволенного.

Чуть в стороне сидела Жаннин. Заняв низкую скамеечку, она приняла трогательную позу, отчего стоявшие позади нее доспехи с внушительным двуручным мечом в сумраке зала казались грозным телохранителем, готовым в любую минуту нанести сокрушительный удар в защиту прекрасной дамы. К слову сказать, сильно располневшая, с ярко-красными губами, она никак не вписывалась в образ прекрасной дамы. Наигранность ее положения бросалась в глаза, но Жаннин, как ребенок, наслаждалась произведенным эффектом.

Мистер и миссис Уолтер находились поближе к камину. Выпрямившись, Эллен сидела на скамеечке, а ее муж, стоя рядом, воодушевленно выводил химическим карандашом в записной книжке, то и дело, обращаясь туманным взором к потолку, словно там обитала крылатая муза. Он и впрямь выглядел бесцветным: тощий, сутулый, с жиденькими серыми волосиками, зачесанными вперед на блестящую залысину, — и если бы не одухотворенный блеск в глазах, в нем не было бы ничего, что обращало бы внимание. На его фоне бледная Эллен казалась привлекательной. Она была стройной молодой женщиной с аристократическими чертами лица и уставшими глазами. Ее можно было бы назвать красивой, если бы она не была чересчур болезненной и вялой. Одета она была скромно, но со вкусом, в крепово-сизое платье с кружевным воротничком и приколотой на худой груди брошью, которая немного оживляла ее. Ноги женщины были закрыты пушистой шалью, худые руки с синими венами безжизненно лежали на коленях. После мимолетного замешательства, вызванного нашим появлением, она тепло улыбнулась нам.

И, наконец, в одном из кресел, восседала леди Элеонора Редлифф. Несмотря на совершенно седые волосы и глубокие властные морщины у рта, никто бы не осмелился назвать ее старой. С царственной осанкой и твердокаменной уверенностью на лице в свете каминного огня она выглядела весьма эффектно. Вокруг морщинистой шеи обвивалось ожерелье, должно быть, бриллиантовое. На запястьях и узловатых пальцах сверкали россыпи камней — их было так много, что блеск ослеплял даже с такого расстояния. Голову, словно императорская корона, венчала крохотная круглая шляпка с петушиными перьями, приколотыми массивной янтарной брошью.

Леди Элеонора едва ли заинтересовалась мной. Удостоив меня беглым осмотром, завершившимся не в мою пользу, она переключила свое внимание на тетю Гризельду. Ее, очевидно, привлекло то творческое безобразие на голове тетушки, которое гордо именовалось шляпой. И хотя на лице леди Элеоноры не отразилось никаких чувств, я была уверена, что она осталась неравнодушна к широкополому чудовищу. И не удивительно, что уже в следующий миг обе женщины обменялись оценивающими взглядами.

Графа Китчестера нигде не было. Но перед камином стояло еще одно высокое кресло, развернутое к нам спинкой, и меня не оставляло навязчивое подозрение, что старик находится именно в нем, по каким-то причинам оттягивая нашу с ним встречу. Я невольно сверлила глазами кресло, и непонятное беспокойство все больше овладевало мной.

— Добро пожаловать в замок Китчестер, Найтингейл! — в напряженной тишине слабый голос Эллен прозвучал неожиданно громко. — Я узнала тебя сразу. Ты так похожа на Эдварда.

Все, кроме ее мужа, повернулись к ней, единственной, кто посмел прервать затянувшееся молчание.

— Я — Эллен Уолтер, кузина твоего отца. А это мой муж Мэтью. Мы рады, что ты наконец-то…

— Достаточно, Эллен! — властно прервала ее леди Элеонора. — Уверена, мисс Сноу уже оценила твое гостеприимство.

Миссис Уолтер побледнела еще сильнее, чем была и, пытаясь скрыть неловкость, закашлялась в батистовый платочек. Ее мать брезгливо поморщилась, словно звук кашля вызывал в ней отвращение, и обратилась к тете Гризельде, демонстративно проигнорировав меня.

— Мисс Уилоуби, полагаю, вы хорошо доехали? Мы редко принимаем гостей, и еще реже отправляем за ними экипаж.

Это был явный намек на наше стесненное положение, и если леди Элеонора хотела смутить этим тетушку, то не достигла своей цели. Тетя очень любезно ответила, что кучер, как и следует путному слуге, безупречно выполнил свои обязанности, и что многие могли бы поучиться у него хорошим манерам. Судя по красным гневным пятнам, появившимся на щеках леди Редлифф, этот намек имел гораздо больший успех. Элеонора поняла, что в лице мисс Уилоуби встретила сильного противника, и в ответ лишь едва кивнула, переводя взгляд на стоявшее спинкой к нам кресло. Она будто укоризненно смотрела на кого-то, и у меня все больше крепло подозрение, что там действительно сидит старый граф. Когда же леди Редлифф осуждающе заговорила, обращаясь к креслу, в этом не осталось никаких сомнений.

— Лемуэл Эдвард Вильм Сноу, восемнадцатый граф Китчестер! Отчего же вы не торопитесь продемонстрировать гостям хорошие манеры и, как подобает, встретить свою внучку? Мы все в большом замешательстве. Ведь это ваши гости!

— Я трушу, как нашкодивший мальчишка! — услышала я хорошо знакомый каркающий голос, эхом разнесшийся по залу.

От неожиданности у меня подогнулись колени, и я схватилась за тетушку, чтобы не упасть. Она озадачено спросила, в чем дело. Но я была слишком потрясена, чтобы отвечать. Да и вряд ли смогла бы выдать что-нибудь внятное.

— …Прячусь и тяну время, боясь услышать обвинительный приговор за свою проделку, — тем временем грохотал голос. — И надеюсь, что баловство не обернется мне наказанием…

Дата добавления: 2015-08-29