Соловей для черного принца (СИ) 19 страница

— Мне уже говорили о привидениях и странных звуках.

— Это тебе толстуха Жаннин растрепала? У нее на уме только пудинги да бифштексы. Я тебе не о призраках говорю, а о живых людях. Запирай дверь на ночь.

— А то что, не доживу до утра? — было как-то нелепо слышать подобные разговоры. Заметив мой скептицизм, Джессика усмехнулась.

— Ну, как знаешь! — она равнодушно пожала плечами. — Здесь не все рады, что ты объявилась. Кто-то, может, захочет исправить эту ситуацию… Лично мне все равно. Я здесь чужая.

— Тогда зачем же ты мне это говоришь?

— Мне жаль тебя. Ты наивно полагаешь, что тебе так легко отдадут замок.

— Он мне не нужен! Я приехала сюда погостить и побыть с дедом.

— Не моли чушь. Никто не верит в это.

Где-то внизу начали бить часы. Мы стояли, прислушиваясь, пока одиннадцатый гулкий удар не растворился в тиши. Сухо пожелав мне спокойной ночи, Джессика заторопилась к себе, а я зашла в свою комнату. Нащупав на комоде ключ, я заперла дверь, сделав это скорее бессознательно, чем из страха, что кто-то вломится ко мне ночью. Переодевшись в ночную сорочку, я подошла к окну. Снаружи стояла непроглядная тьма. У меня возникло ощущение, будто я попала в темницу и кругом один недоброжелатели. Конечно, уговаривала я себя, это из-за того, что сейчас ночь и в доме царит мрачная атмосфера, волнуя людей с богатой фантазией. Будь сейчас яркое солнечное утро, все выглядело бы совсем иначе.

Я легла в кровать и сразу же погрузилась в сон. Всю ночь мне снился утренний укутанный туманом луг, и Дамьян, несший меня на руках. Он крепко прижимал меня к груди и говорил безумные, сумасшедшие слова. Те самые слова, которые так глубоко потрясли меня, которые заставили бежать в страхе от этого человека. Я помнила каждое слово, каждый момент того разговора на лугу. И этой ночью, заново переживая его, я жаждала вновь оказаться вместе с ним в утренней дымке, среди мокрой от росы травы, и услышать эти пугающие и в то же время такие сладкие слова. Не знаю, кого я молила бога или дьявола, но я просила, чтобы эти слова оказались правдой. Если бы я только могла признаться себе, насколько сильно я хотела верить ему!

ГЛАВА 19

Утром я проснулась рано. Первые лучи только начинали согревать комнату, разгоняя ночную прохладу. Я встала не сразу, а некоторое время лежала, рассматривая черные подпалины, когда-то оставленные свечой на занавесях балдахина. Я думала о вчерашнем вечере, о непонятных ощущениях, нахлынувших на меня, о Дамьяне.

И все же мне хотелось гнать от себя мрачные мысли. Меня ждало столько неизведанного! Сейчас я могла лишь изучать и наслаждаться каждой минутой проведенной в Китчестере. Только это было главным. И еще дед! Он пригласил меня сюда, он хотел меня видеть. Во мне теплилась надежда, что я ему искренне нужна. Я должна верить этому. Все остальные ничего не значили.

Я позвонила. Пришла женщина в белоснежном накрахмаленном фартуке и таком же чепце. Она принесла кувшин с теплой водой, который занесла в уборную. Быстро умывшись и заколов волосы шпильками, я надела синюю суконную юбку с небольшим турнюром, легкую блузу в бело-синюю полоску и на ноги серые прюнелевые туфли.

Как объяснила служанка, когда я стала расспрашивать ее, завтракали в любое время с половины восьмого до десяти. Еду брали в кастрюльках и блюдах, стоящих на сервантах. Чтобы не пришлось вторично разогревать, кастрюльки ставились в глубокие чугунные емкости с решеткой, в которые клали немного угля для поддержания тепла.

Несмотря на то, что время было около восьми, за столом напротив друг друга сидели Дамьян и Джессика. Я обратила внимание на равнодушный и слегка презрительный взгляд, которым Дамьян удостаивал ее. Джессика тоже замечала этот взгляд, но ее реакция была неоднозначна. Что изображало ее лицо — досаду, злость, разочарование или даже ненависть?

Дамьян развернулся ко мне всем торсом, поставив локоть на спинку стула и подперев рукой голову, уставился на меня. А Джессика приняла загадочно-обиженный вид, дав понять, что я своим вторжением в их тет-а-тет нарушила чрезвычайно личный разговор.

— Доброе утро, — сказала я и почувствовала, что мой голос трещит, как яичная скорлупа под пальцами мисс Рассел. Закрыв рот ладонью, я кашлянула и пересекла комнату, подойдя к сервантам. Дамьян все еще смотрел на меня. Моя спина начала предательски изнывать, чувствуя его пристальный взгляд.

— Ты рано! — вместо приветствия отозвалась Джессика, очистив яйцо и намазывая на тонкий кусочек хлеба масло, — Не терпится обследовать будущие владения?

— Это мой обычный режим.

— Ах, да, школьные привычки.

Проигнорировав эту поддёвку, я изучила содержимое кастрюлек. И хотя мне было все равно чем завтракать, я долго стояла у серванта, накладывая в натертое до блеска оловянную тарелку еду. Спина нещадно горела, как будто Дамьян решил прожечь во мне дыру. Я чувствовала, что он смотрит на меня. И не могла заставить себя развернуться, отойти от серванта и сесть за стол рядом с ним. Там я уже не смогу спрятать горевшее лицо.

Положив на блюдце вареную фасоль, яйцо и нарезанные помидоры, я все-таки повернулась и, к моему изумлению увидела, что Дамьян вовсе не занят созерцанием моей персоны. С правой стороны от него лежала сложенная в четверть газета, которую я заметила только сейчас, он склонился к ней и, приподняв верхний лист ладонью, читал. Я почувствовала себя полной дурой. Надо как-то умерить воображение, а то мое поведение становится просто абсурдным!

За столом никто не разговаривал. Когда Джессика пила чай, доложили, что коляска ждет ее.

— Не понимаю — нетерпеливо сказала она, отодвигая блюдце с разломленным кусочком кекса и чашку чая, — что за срочность с этим письмом. Леди Редлифф могла вполне дождаться почтальона, а не посылать меня в Солсбери.

— Может быть, там какие-то изменения в связи с собранием попечителей, — предположила я.

На это Джессика грубо фыркнула и поднялась.

— Вот уж дудки! Далось ей это собрание. Просто старушенция не упустит лишний раз показать свой скверный характер. Надеюсь, я там не задержусь.

Зато у тебя самый ангельский характер, хмыкнула я про себя, наблюдая, как, направляясь к выходу, Джессика раскрыла сумочку и вынула оттуда серебряный портсигар. Зажав его в длинных пальцах, она махнула нам, а точнее Дамьяну, и скрылась за дверью. Через пару минут вышел и он сам. За все время Дамьян не проронил ни слова. Когда он проходил мимо, я обратила внимания, что из завернутого голенища сапога опять торчит рукоять хлыста, обвитая кожаными лоскутами. Он когда-нибудь расстается с ним? Даже с утра хлыст уже при нем! Не удивлюсь, если он кладет его под подушку на ночь.

Дедушкину комнату я отыскала быстро. Ничего не изменилось с тех пор, как я побывала здесь в прошлом году. Все та же скудная обстановка. Правда медвежья шкура у камина была основательно подпалена и зияла черными проплешинами. Дед был уже одет в привычный зеленый сюртук и заканчивал завтрак. Он уминал горячую булочку, запивая ее покрывшимся перламутровой пленкой чаем. На подносе высилась внушительная горка скорлупы, и я ужаснулась, представив, сколько могло быть яиц. Заметив мой нахмуренный взгляд, дед расхохотался, но тут же поперхнулся и закашлялся.

— Вы хотя бы прожевали, а потом уж давали волю эмоциям! — пожурила я его.

Я постучала его по спине, и когда он откашлялся, села в кресло-качалку. С багровым лицом и слезящимися глазами, согнутый пополам, он выглядел таким беспомощным. Мне захотелось вдруг защитить его и заботиться, как о малом ребенке. Я усмехнулась про себя, если бы старик сейчас знал, какие мысли приходят мне в голову, он бы обрушил на меня все мыслимые и немыслимые проклятия. Разве можно сравнивать графа Китчестера с малым дитем?! Я развеселилась. Дед, уже придя в себя и опять накинувшись на булочку, заметил мое оживление.

— Что ты там бормочешь, Роби?

— Я? Что вы, вам показалось.

— Да ну, — он сощурился. — Уже осмотрела Китчестер?

— Нет, конечно. Когда бы мне.

— Так чего ты тут расселась?! — граф деланно рассердился.

— А вы не видите, с вами разговариваю.

Старик открыл, было, рот, чтобы сказать еще что-нибудь эдакое, но осекся и махнул рукой.

— Ладно, я ведь тебя не тороплю. Теперь, когда ты в Китчестере, и мне спокойнее. Если хочешь сидеть со старой галошей — сиди. Мне только радость. Хотя пошла бы да делом занялась. А то восседаешь рядом со мной, как у смертного одра!

Он лукавил, так как сам вчера шепнул мне, чтобы я приходила с самого утра. В десять часов миссис Стоун принесла чай, видимо, дед заранее сообщил на кухню, чтобы приносили на двоих. Он расспрашивал меня о том времени, что мы не виделись. И я рассказала ему, что собираюсь преподавать. Деда сообщение совсем не порадовало, как я ожидала. На его лице появилось упрямое выражение, будто он решил, во что бы то ни стало не принимать новость всерьез.

— Ты уже дала согласие? Ну ничего, можно его и забрать.

— Нет, не дала! Но даже если бы и согласилась, то не отказалась бы.

— Щенячий вздор! Вот что это такое! — разгорячился он. — Сдалась тебе эта чертова академия! Хочешь стать очередной высушенной воблой! Я не желаю, чтобы моя внучка, плесневела в подобном заведении. Тебе там ничего не светит, кроме смертельной скуки!

— Можно подумать, что я заживо замурую себя в склепе! Это отличное предложение для меня. Мне кажется, у меня есть призвание и эта работа мне по душе.

— Нет! Это твои фантазии, Роби. А реальность — Китчестер! Ты не можешь его бросить. Ты моя наследница. У тебя есть обязательства и ответственность перед Китчестером и всем родом!

— Но я не соглашалась быть наследницей…

— Мне не нужно твое согласие! И ты знаешь это. Я не собираюсь отдавать Китчестер в чужие руки, пусть и умелые! Документы подписаны. Пока я не объявил об этом. Еще слишком рано. Но ты обязана сделать все, чтобы быстрее вникнуть в дела и посвятить свою жизнь Китчестеру. Хранить, беречь его и возродить! Он — смысл всего!

— Для вас! Но не для меня.

— Одумайся, что ты говоришь! Ты им уже восхищаешься. А когда узнаешь его…

— Восхищаюсь, да! — прервала я его. — Но не больна им, не боготворю его и…(не приношу ему в жертву свою жизнь и детей, хотелось крикнуть мне)…Я не приложение к родовому замку. Я хочу, чтобы центром моей жизни была я сама, а не груда камней с богатой историей.

Мои слова позабавили старика. Он расхохотался, широко раскрыв рот. Разъярившись еще больше от этого смеха, я вскочила с кресла-качалки и направилась к двери, заявив, что уезжаю. Но дед оказался проворнее, чем могло позволить ему старческое тело. Отставив поднос с едой, он одним махом перепрыгнул через всю кровать и подскочил ко мне, схватив за руку.

— Роби, Роби… ты права. А я тороплю события и командую, будто вправе распоряжаться тобой. Привык своеволить и буянить, когда не по моему. Прости безмозглого индюка!

— Ох, вы и хитрюга, граф! — рассмеялась я, отмечая его слишком уж взволнованное лицо. И хотя его волнение было наиграно, но в душе дед, действительно, испугался, что я могу уехать.

— Пусть все идет, как идет. Привыкни к Китчестеру, изучи дела, а там посмотрим…Уверен, в конце концов, ты согласишься со мной. В тебе есть моя кровь! И она не подведет меня… А если же нет, то документы можно всегда переписать!

Я понимала, он специально успокаивает меня. А сам думает иначе. Он не уступит, как не уступил и моему отцу. Но я кивнула ему, показав, что принимаю предложение. Да, во мне течет его кровь. А значит, я была не менее упряма, чем он сам. И я тоже не собиралась уступать. Ведь если бы не трагедия, я бы не переселилась к своей тете. А графу Китчестеру пришлось бы сделать наследником Дамьяна. Так почему же не пойти на это сейчас. Дамьяну замок требовался гораздо больше, чем мне. А главное у него были все шансы возродить Китчестер, о чем так мечтал старик. Поэтому я не могла понять, почему же дед так настаивает, чтобы наследником была я.

Через некоторое время, старик меня шутливо прогнал. Ему не терпелось, чтобы я поскорее приступила к осмотру. Уходя, я все-таки дерзко заметила.

— Если вы будете мной недовольны, сразу скажите. Тетя Гризельда будет в большом восторге, если я тут не задержусь.

Старик понял мой намек.

— Я не могу тебе приказывать и держать тебя силой. Но, думаю, ты и сама не захочешь уехать отсюда, пока не будет удовлетворено твое любопытство.

В некотором расстройстве я вышла из дедушкиной комнаты. У нас еще никогда не было размолвок. Дед всегда говорил, что одобрит любой мой выбор. А тут выясняется, что он уже давным-давно решил все за меня. И хотя я негодовала по этому поводу, меня предательским червячком грызло сомнение, а так ли я против отведенной мне стариком роли?

Когда я начала осматривать замок, червячок сомнения разросся в настоящего змея искусителя. Любуясь комнатами и бродя по лабиринтам галерей и переходов, меня не отпускала мысль, что я могу стать хозяйкой всему этому великолепию.

Одного дня было не достаточно, чтобы все осмотреть. Настолько замок был огромен. Казалось, здесь нет преграды между прошлым и настоящим. Даже мебель не менялась веками, и трудно было отделаться от мысли, что и сотни лет назад, когда в доме звучали другие голоса и шаги, и длинные тени других людей падали на эти стены, все тут выглядело точно так же.

Узнав у слуг, что Джессика уже вернулась из Солсбери, но находится у леди Редлифф, я не сильно расстроилась. В одиночестве я осмотрела большую часть дома, лишь изредка натыкаясь на служанок, спешащих по поручениям.

Начала я с гостиной. Отсюда узкий коридор вывел меня в музыкальную комнату. Старинный клавикорд, хрупкая арфа под льняным чехлом и пианино, царственно возвышавшееся на низком подиуме. По его черной поверхности вилась позолоченная роспись. На передней стенке гордо сияли изящные латунные подсвечники, а между ними красовались закрученные буквы вензеля. Яркий свет играл на полированной, вкусно пахнущей канифолью поверхности инструмента. Не удержавшись, я подняла тяжелую крышку и, едва касаясь, провела кончиками пальцев по белой веренице клавиш. Мелодичный перелив разлился по комнате. Для старого пианино звучание вышло ясным и стройным. В доме кто-то очень любил музыку!

Выйдя из музыкальной комнаты, я прошла темный переход, и, спустившись по лестнице, попала в библиотеку. Здесь было светло и тихо. К арочным окнам с темно-зелеными портьерами подступал благоухающий сад. Алые розы, прислонившись к стеклу, беззастенчиво всматривались вглубь комнаты, словно желали проникнуть за прозрачную преграду.

Мне подумалось, что тут хранятся бесценные сокровища. До потолка возвышались резные шкафы, заставленные книгами в тисненых переплетах. Их было бесчисленное множество! И я уже представляла себе, как с упоением буду перебирать книгу за книгой, наслаждаясь пленительным шуршанием страниц. Закрыв глаза, я благоговейно вслушивалась в безмятежную тишину. Здесь царил покой, окутанный неповторимым книжным запахом, запахом старины.

На стенах висели охотничьи трофеи. Казалось, оскаленные морды зверей ревностно стерегут доверенные им сокровища. У окна располагались мягкий диван, столик из красного дерева, стулья и кресла с необычными подлокотниками, вырезанными в форме застывших в прыжке львов.

Прямо из библиотеки можно было попасть в рабочий кабинет. Первое, что мне бросилось в глаза, когда я ступила туда, была высоченная стопка бумаг и папок на массивном ореховом столе. Именно про эти бумаги говорил вчера Дамьян и именно их мне придется изучать! Я моментально сникла, представив себе эту удручающую картину. Как же мне претили все эти расходные книги и отчеты! И в особенности то, что дед настаивает на их изучении, истово веря, что у меня, в конце концов, возникнет непреодолимое желание владеть замком.

В памяти всплыла наша сегодняшняя ссора. Ну почему граф так уверен, что я должна разделить с ним его фанатичное поклонение Китчестеру? Он уже пытался навязать замок и рабскую любовь к нему своему сыну. И только разрушил жизнь — и себе, и сыну!

Чтобы избавиться от угнетающих мыслей, я поспешила покинуть кабинет и через портретную галерею спустилась в пиршественный зал. Самую древнюю часть замка. Когда-то здесь был земляной пол и голые каменные стены. Я живо представила, как шумные, разгоряченные весельем и брагой рыцари пировали за уставленным яствами столом, а в громадном полыхающем камине жарилась на вертеле кабанья туша, распространяя по всему залу опьяняющий мясной аромат. Краснолицый толстый повар обильно поливал тушу таким же красным, как и его лицо, соусом с кислым запахом домашнего вина. А два его помощника подкладывали в огонь ольховые поленья и медленно поворачивали вертел.

Мое воображение сыграло со мной злую шутку. Я так отчетливо представила себе эту картину, что мой нос нетерпеливо задергался, готовый уловить и вдохнуть терпкий, дурманящий аромат жареного мяса. А живот, протестуя против такой ужасной пытки, заурчал.

Я вынула из крохотного карманчика, спрятанного в складках юбки, часики. Уже подходило время обеда. И если я не потороплюсь, то вновь опоздаю. Как же мне не хотелось встречаться с родственниками! Однако я не собиралась давать леди Редлифф лишний повод, чтобы отчитать меня и насладиться своею властью надо мной. Развеявшись несколько минут в саду среди густых душистых роз, я вернулась в дом и поднялась в свою комнату. Там я освежила лицо и причесала волосы. На переодевание времени уже не было. В коридоре я встретила Жаннин, как всегда, радушно улыбающуюся.

— Ах, ты тут! — взмахнула она руками. — А я думала ты у старика или где-нибудь по дому бродишь. Ну, как замок? Уже все посмотрела?

— Только начала…

— Была на башнях? Там такой вид! Вся долина, как на ладони, и ближайшие деревни видны, и лес до самого горизонта. Только там все прогнило. Как и везде! Будь осторожна, если захочешь подняться. Или сходи к крепостным стенам. Там башни крепче.

— Хорошо, — я еле успела вставить.

— А как спалось? Кровать то у тебя какая огромная, а перина мягкая, пуховая, утонуть можно. На такой перине только младенческим сном спать, — и, не сделав паузы, настороженно спросила. — Ничего не слышала?

— Вы о привидении? — уточнила я. — Да вроде бы нет. Даже как-то обидно, что за всю ночь никто ни разу не завыл, не застонал и не загремел цепями у меня под дверью.

Жаннин хихикнула и принялась мурлыкать под нос веселенький мотивчик. Когда подходили к гостиной, она предложила после обеда показать мне кухни и служебные помещения.

В этот раз в гостиной присутствовали все кроме Дамьяна. Завидев меня, дед подал команду рассаживаться и отодвинул для меня стул, стоявший справа от него. Леди Редлиф нахмурилась, но граф усадил меня и, опередив готовые сорваться с ее губ слова, воскликнул:

— Нора, побойся бога! Сама же вчера изъявила желание, чтобы тут сидела Найтингейл.

Леди Редлифф холодно кивнула и заявила:

— Только потому, что вчера тут сидел этот выскочка! — сделав выразительную паузу, она добавила, тщательно подбирая слова. — Я не против, если на это место ты посадишь ее. Назови ее наследницей, и она займет его по праву! Ты не можешь упрекнуть меня в том, что я хочу услышать официальное объявление, а не пространные намеки. Если в завещании будет стоять имя этого проходимца, этого ничтожества, я не вынесу!

— Я бы на твоем месте так не беспокоился. Едва ли столь легкое неудобство окажется для тебя летальным, сестрица. У тебя здоровье, как у шотландского горца!

— И все же, несмотря на твои похвалы моему здоровью, я хотела бы обезопасить себя от неприятных сюрпризов в будущем. Так это она?

Было заметно, что старик все больше раздражается. Все еще стоя за спинкой стула, он вперил гневный взор в Элеонору.

— По-твоему я завтра в могилу слягу?! — свирепо вскричал он. — Или у тебя грех в мыслях! Некоторые жадные родственнички грешили и за менее значимое наследство, чем Китчестер… Всем так не терпится узнать, что же будет после моей смерти! Такое чувство, что я скачу тут как надоедливая блоха, от которой все только и жаждут избавиться. Увы, у меня нет никакого желания поткать вам. Я еще не наскакался! Зачем раньше времени готовить себе похороны?

Щеки Элеоноры покрылись красными пятнами.

— Дорогой мой, ты хотя бы из любезности к своей любящей сестре мог бы не делать таких нелепых замечаний, — чопорно вымолвила она.

— И то верно. Ты настолько любяща, сестрица, что подобные замечания и впрямь кажутся смехотворными. — С притворной нежностью, граф растянул губы в улыбке. — Постараюсь быть любезным с тобой, хотя это насилие над моими чувствами!

Леди Редлифф на миг остолбенела, но тут же взяла себя в руки. Ее и без того гордо расправленные плечи оттопырились назад еще сильнее, демонстрируя окружающим наивысшую степень достоинства. Она обдала графа таким взглядом, от которого он тут же должен был примерзнуть к месту аккуратным сугробом и обрасти сосульками. Но вместо этого несносный старикашка расхохотался во все горло. А затем внезапно подпрыгнул, хлопнул в ладоши, притопнул ногой и резко крутанулся, завершив фортель шутовским поклоном в сторону Элеоноры. Та сидела каменным изваянием не в силах пошевельнуться от обуревавшего ее всепоглощающего гнева. Лишь ярко-бело лицо, ставшее такого же цвета, как и ее парик с пучками мелких буклей, выглядывавших из-под крохотной шляпки, выдавало ее состояние.

— Твои выходки чудовищны, — процедила она, едва сдерживаясь, — Человек благородного происхождения не позволит ничего подобного! Это поведение слабоумного! Безумца! После такого я сомневаюсь в твоем здравомыслии, Лемуэл! Боюсь, что и в тебе есть червоточина.

— Хватит! — приказал граф, угрожающе возвысив голос и, расстегнув нижние пуговицы на извечном зеленом сюртуке, занял место во главе стола. Элеонора замолчала, с непроницаемым видом уставившись в пространство.

— Гривз! — в следующую секунду взревел старик. — Что ты там копошишься! Из-за твоей нерасторопности мы здесь до ужина проторчим!

Все это время ни я, ни кто-либо из присутствующих не покушался прервать их словесный поединок. Правда, лишь некоторые из нас с интересом следили за происходящим.

Склонившись и выставив вперед изящное ухо, с еле заметной улыбочкой Джессика, жадно впитывала каждое слово, будто смаковала весьма неприличный анекдотец. С не меньшей жадностью Жаннин взирала на сервант, где стояли дымящиеся блюда и кастрюльки. Стараясь высмотреть их содержимое, она вся извертелась, вытягивая короткую шею, и вряд ли до нее доходил смысл тех любезностей, коими обменивались граф и Элеонора. Впрочем, мистер Уолтер, занятый очередным поэтическим шедевром, также был далек от их банальной семейной ссоры. В его плешивой голове рождались и расцветали в своем великолепии непревзойденные рифмы и ослепительные метафоры, достойные в веках прославлять имя гениальнейшего из поэтов.

Для полковника Ферджиса Редлиффа этот день выдался не самым удачным в плане добычи. К его несчастью, он был трезв и пребывал в состоянии глубокой отрешенности. Собственные тяготы заботили полковника гораздо больше, чем раздраженные голоса, болезненно раздававшиеся в мозгу. Скрючившись и подперев нетвердыми руками голову, он осоловелыми глазами сверлил пустой бокал, уповая волшебством взгляда заполнить его спасительной жидкостью. Никому не было дела до терзавшей его адской мигрени! Так же как и до него самого. Даже слуги не проявляли должного почтения и, обслуживая его, особо не церемонились. Наблюдая за тщетными попытками полковника донести до рта овощное рагу, я чувствовала жалость и, к стыду своему, брезгливость. Когда-то этот человек с гордостью и достоинством носил военный мундир и защищал честь Англии. А теперь от былой славы остались лишь нечеткие воспоминания, жалкими обрывками всплывавшие в пьяном бреду.

Но больше всех мое внимание привлекала Эллен Уолтер. Я очень обрадовалась, вновь увидев ее. Хотя женщина выглядела уставшей и еще более изнуренной, чем я помнила, при моем появление в гостиной она оживилась, приподняв в приветствии тонкую руку, и тепло улыбнулась мне. Ласковая улыбка осветила ее лицо, но тут же погасла под суровым взглядом Элеоноры.

Я заметила, что при первых гневливых нотках в голосе матери Эллен одеревенела. Сцепив руки на коленях, она замерла и при малейшем повороте головы леди Редлифф сильно вздрагивала, как измученная укусами оводов лошадь. Только когда миссис Гривз засуетилась, раскладывая еду, Элен очнулась от оцепенения и вздохнула. От меня не укрылось, промелькнувшее в ее глазах облегчение, что гнев матери обошел ее стороной. Я была возмущена этим страхом перед старухой. Она живо напомнила мне Сибил, когда та, живя с Пешенсами, находилась под жестоким гнетом, испытывая постоянный ужас от мысли навлечь на себя их недовольство.

Во мне вспыхнула твердая решимость как-то защитить Эллен. Я считала себя способной противостоять деспотизму Элеоноры. По крайней мере, до этого мне удавалось держать ее на расстояние и считаться со мной. И хотя старуха всячески пыталась верховодить мной и указывать на мое «невесомое» положение, сама же она понимала, что не имеет надо мной никакой власти.

В Эллен же я надеялась обрести хорошего друга. Она единственная в этом доме, кроме деда, разумеется, была по-настоящему рада моему присутствию. И если бы не мать, то выказала бы мне гораздо больше теплоты и расположения. В ее запавших глазах, сдержанно посматривавших на меня, светилась искренняя сердечность. И я от всей души была благодарна ей за эту поддержку, которую не смогли сдержать ни суровость леди Редлифф, ни ее собственные страхи.

Обмен взаимными любезностями с сестрой привел графа в приподнятое настроение. Аппетитно пахнущее содержимое тарелки не отвлекло старика от приятной его сердцу баталии. По его сверкающим глазкам и довольном прищуре, я поняла, что дед не прочь продолжить поединок. Что он и сделал. Засучив рукава и переплетя пальцы, старик хрустнул костяшками, после чего, с бахвальством сообщил, что сестрица, однако, разочаровала его, сдавшись без боя, словно желторотик, ненароком оконфузившийся под грозным взглядом генерала.

— И вообще, какое вам дело до моего наследства! — следом воскликнул он, не дав Элеоноре и рта раскрыть, а затем, тыкнув в ее сторону вилкой, зло гаркнул, — Хрен вам, а не Китчестер!

— Но, дорогой Лемуэл, я вовсе не претендую… — начала, было, леди Редлифф, но старик раздраженно треснул по столу, прервав ее неуместные оправдания.

— Черта с два! А то ты не метила получить поместье, если я не обзаведусь наследником! — в горячности дед резко взмахнул рукой, и кусочек тушеной печенки, не удержавшись от такого непристойного обращения на зубцах вилки, угодил прямо в перламутровое крыло жемчужной стрекозы, сидевшей на гофрированном воротнике его собеседницы.

— Только не выходи из себя снова, — потребовал граф с устрашающей любезностью, глядя на сочащийся соком кусочек печени, оказавшийся после соприкосновения с брошью на бархатном платье Элеоноры. — Ты понятия не имеешь, какой становится твоя каменная физиономия, когда ты пытаешься держать себя в руках, а не сорваться в припадке ярости.

К чести леди Редлифф, ее многострадальное самообладание выдержало эту постыдную экзекуцию. С ледяной невозмутимостью она стряхнула салфеткой злосчастный кусочек с колен и тоном нетерпящим возражений произнесла:

— Ты стал слишком стар, чтобы демонстрировать в обществе хорошие манеры! Графу Китчестеру не простительна подобная оплошность.

Не дожидаясь ответа, он поднялась, слишком небрежно бросив на стол салфетку, и та накрахмаленным краешком попала в тарелку, прилипнув к нетронутой горке рагу. Уже в дверях Элеонора приказала мисс Рассел следовать за ней, вспомнив о необходимости написать уйму сверхважной корреспонденции. Уверенная в покорности своего секретаря, она вышла за дверь, так и не обернувшись. Джессика же, закатив к потолку глаза, расторопно посеменила следом за ней.

Торжественное отступление Элеоноры граф сопроводил весьма колким смешком, который, к моему неприятному удивлению, поддержала Жаннин. Все это время она усердно опустошала свою тарелку, куда и Джудит, и миссис Гривз не уставали подкладывать внушительные порции добавки. И я была уверенна, что она не замечает ничего вокруг. Но как оказалось, интересы Жаннин простирались далеко за пределы ее желудка. Она не только осмыслила всю словесную дуэль, но и поторопилась обсудить ее, откровенно заявив, что полностью поддерживает графа Китчестера и надеется, что он сделает достойный выбор наследника.

— Еще бы это было не так! — елейно отозвался дед. — Только не надо так сладкоголосить! Твоя прыть никак не поможет Дамьяну! А наоборот может оказаться той ложкой дегтя, из-за которой провоняет вся бочка с медом.

Миссис Клифер будучи не в силах подыскать слова для адекватного ответа нашла убежище в потоке слез, между всхлипываниями жалуясь на несправедливость судьбы. Но если она думала смягчить стариковское сердце подобной тактикой, то допустила очередную ошибку. При виде текущих по полным щекам соленых водопадов, граф сморщился и бессердечно заметил:

— Тебе ли жаловаться на судьбу? Вот кому бы это не помешало, так твоему сыну, которого судьба одарила такой бестолковой матерью. Глядишь, Господь сжалится над ним и ниспошлет тебе хотя бы крупицу мозгов!

После того как граф бесцеремонно высказался, Жаннин вдруг позабыла, что должна заливаться слезами, и хлопающими глазами уставилась на меня, будто это я позволила себе в ее адрес нелестное, но довольно правдивое замечание.

— Дядя, вы слишком суровы к бедняжке Жаннин, — мягко произнесла Эллен, вытаскивая из рукава платья батистовый голубой платочек и передавая ей. Мне вдруг подумалось, что для пухлого носа миссис Клифер платочек будет слегка маловат. Эта мысль оказалась заразительной, так как печальные глаза Эллен на краткий миг задержались на этой выдающейся части лица Жаннин и тут же опустились, пытаясь скрыть неловкие смешинки.

Дата добавления: 2015-08-29