Соловей для черного принца (СИ) 6 страница

Не лезь! Коли не смыслишь ни черта.

— Это ты сам придумал? — язвительно спросила я Фреда. — В тебе пропадает великий поэт. Быть может даже величайший поэт всех времен и народов.

Мальчишка ни капельки не смутился, только усмехнулся, поднимая мою вязанку.

— А что, очень даже возможно… Дэйв, что стоишь, будто белены объелся, помогай! А то сейчас сам потащишь всю эту кучу мусора!

После возвращения я помогала тете Гризельде украшать гостиную омелой и хвоей. Особенно мне понравилось делать рождественские венки. Таких украшений мы никогда не делали в Филдморе. Тетя брала длинные ветки ели и, согнув их, связывала в венок. Затем с помощью разноцветных лент крепила на нем еловые шишки, блестящие звезды, звонкие колокольчики, а также апельсины, которые мы купили в Солсбери. Венки мы развесили по всему дому, даже в оконных и дверных проемах.

Потом меня потребовала к себе на кухню Финифет, якобы, помочь с готовкой.

— Бог мой! Как подумаю, сколько еще надо успеть! Может быть, вы, мисс Гризельда, не заметили — у меня всего две руки, а не десять!

Она демонстративно подняла обе руки, в одной была скалка, в другой — сковорода.

— Это что — прозрачный намек? — в притворном испуге спросила тетя.

На самом деле Фини сама прекрасно справлялась и только раздражалась, если кто-то лез ей под руку. Я же была призвана опробовать ее кулинарные изыски.

Усевшись около кухонной печи, я с блаженной улыбкой наблюдала, как появляется очередная партия пирожков — румяных, покрытых золотой корочкой, пахнущих мясом и картофелем. Позже всего она достала маленькие корзиночки с «пробным» пудингом. И по мере того, как я расправлялась, пыхтя от удовольствия, с одной из корзинок, лицо Фини приняло удовлетворенное выражение.

— Я жду не дождусь праздника. В прошлом году Рождество не справляли. Да как же иначе, когда в семье такое горе… — сказала она, критично осматривая блюда с лакомствами.

Не смотря ни на что, этот день, пожалуй, был одним из самых счастливых в моем новом календаре, отсчет в котором начался смомента смерти родителей. Я никогда бы не поверила, что могу так радоваться рождественским праздникам после того, что случилось. Это было как-то странно. Я думаю, мне повезло, что мое первое Рождество без родителей прошло вместе с тетей Гризельдой и совершенно не так, как бывало раньше. Это снизило боль воспоминаний.

Вечером в канун Рождества пришли исполнители рождественских гимнов. Дети спели несколько песен, а мы с удовольствием им вторили. Наконец, во время песни, которая по традиции завершала выступление, тетя подала знак Финифет и та поспешила на кухню за угощением для певцов. Получив свое угощение, дети протянули миску, украшенную красными лентами и веточками омелы, и тетя величественно опустила туда монетки. Все остались очень довольны.

Утром меня разбудили звуки веселья. Под окном смеялись и желали «Счастливого рождества». Я открыла глаза и подумала: «Рождество!». А потом: «без мамы и папы». От нахлынувших на меня чувств я чуть было не расплакалась. Но тут в комнату вошла тетушка с подарком в руках:

— Счастливого Рождества, соловушек!

Я удивилась, она никогда не называла меня так. Но, открыв маленькую коробочку, я поняла. В ней лежала серебряная брошка в виде соловья, украшенная аметистами.

— Ой, тетя, она такая красивая! Я буду носить ее, не снимая.

— Я подумала, что она как раз подойдет к твоему синему платью. А теперь тебе лучше поторопиться, а то опоздаем в церковь.

В церкви после службы мы подошли к Пешенсам, и я вручила им подарки. Сибил была очень тронута, хотя при дяде и тете была сдержана. А вот они восприняли мое внимание как должное, и даже указали на то, что в Рождество каждый обязан делать приятное ближнему своему, именно так заповедал Господь. Хотя сами, почему-то, никому подарки не сделали, даже своей племяннице. Но, слава богу, платок Сибил они оставили без внимания, рассматривая золотое тиснение на молитвенниках.

Когда в Сильвер-Белле собрались гости, то зажгли камин, около которого лежали толстые поленья. Тут же обменялись подарками. Я очень надеялась, что мои подарки понравились. По крайней мере, Виолетта не расставалась со своим веером ни на секунду. И часто обмахивалась им за столом, бросая пленительные взгляды на Николса. Мне же достался черепаховый гребень для волос, шелковые ленты и кружевной шарфик.

Мы, дети, за столом сидели все вместе и постоянно шушукались. Одетый в черный вельветовый костюм, с расчесанными на прямой пробор рыжими волосами, Николс первое время сильно конфузился и краснел. И особенно стушевался после слов тети Гризельды:

— Молодой Ливингтон настоящий джентльмен! Я думаю, ему не составит труда поухаживать за двумя юными леди.

— Что вы, Гризельда, ему это только в радость. Здесь редко удается продемонстрировать рыцарские манеры.

После этих слов Летти склонилась к нему и дерзко прошептала:

— О, отважный рыцарь, скажите же нам скорее, кто ваша Прекрасная Дама! Вы же не хотите, чтобы мы сгорели от любопытства.

Но Николс лишь пуще прежнего расцвел веснушками и, точно изголодавшийся, набросился на еду, усердно поглощая пирожки и запивая слабоалкогольной ежевичной настойкой.

Когда все расселись, Финифет принесла традиционного гуся, фаршированного грецкими орехами и мочёными яблоками и поданного с фасолевым пюре. Под радостные возгласы появился рождественский пудинг, величественно доставленный на стол самой тетей Гризельдой. Пудинг был объят мистическим пламенем горящего бренди и украшен веткой остролиста, сохранившей еще свои красные ягоды. За этим волшебным таинством с любовным восторгом наблюдала старушка Фини, выглядывая одним вострым глазом из приоткрытой двери.

В куске пудинга мне досталась шестипенсовик, а стало быть, и три желания, которые должны были непременно исполниться. Я пожелала никогда не терять больше близких людей, хотя понимала, что это невозможно; вторым желанием было увидеть замок Китчестеров и побывать в таинственном подземелье; и третьим, наверное, как и у всех девочек, мечтавших о любви, — встретить своего прекрасного принца.

Я поймала себя на мысли, что если бы родители были здесь, то нынешнее Рождество было бы самым лучшим во все времена. Но, естественно, я понимала, что, будь они живы, меня бы здесь не было и все было бы совсем по-другому.

После торжественного обеда каждый должен был что-нибудь «изобразить». Миновала сия чаша тетю из-за ее внушительных габаритов и мистера Тернера, тихого бледного человека, за все время не сказавшего и трех слов. Он незаметно пробрался к креслу у камина и весь вечер просидел там, молча, наблюдая за остальными. Мне понравилось, как доктор изображал старого шарманщика, а его сын наглую обезьянку, собиравшую плату за представление. Мальчик смешно ковылял по гостиной и тыкал в каждого шляпой с мелочью, корча при этом рожицы и жестикулируя, как настоящая мартышка на ярмарке. Под конец вечера мы исполнили несколько песен, а миссис Тернер прочитала пару стихов о Рождестве.

Когда все стали расходиться, мы с тетушкой вышли во двор проводить гостей. Тут коварный Николс решил отомстить за подшучивания и обстрелял нас снежками. Естественно, мы с Виолеттой ему этого не простили и при удобном случае завалили в снег.

Когда я ложилась спать, я подумала, что у меня был самый чудесный праздник. Самое настоящее Рождество!

ГЛАВА 8

За оставшиеся дни каникул я мало виделась с Сибил. Несколько раз я приходила в Равен-Хауз, но отведенных пятнадцати минут нам катастрофически не хватало.

Она все еще продолжала ходить в деревенскую школу. Но Тильда Пешенс поговаривала о том, чтобы прекратить «бесполезные хождения» и привлечь Сибил к ответственной работе.

— Она говорит, что я уже взрослая и должна трудиться, чтобы оплатить их доброту.

— Но они итак держат тебя за рабыню! Ты делаешь всю черную работу в доме!

— Тетя сказала, я должна приносить доход, чтобы они могли прокормить меня.

— Как будто ты ешь, как целый полк голодных солдат! — возмутилась я.

— Скорее всего, летом дядя пристроит меня к мисс Хатсон, сестре викария. У нее болят ноги и ей трудно одной справляться с делами. Я буду помогать ей с уборкой в церкви и церковном саду.

Летом, когда я приехала на каникулы, Сибил оказалась занята гораздо боьше. Ее опекуны посчитали, что работа в церкви не слишком тягостная, чтобы отвлекать девочку от мыслей о мирских благах, и не слишком доходная, чтобы удовлетворить их жадность. Поэтому мистер Пешенс решил сделать племянницу своей ученицей. Сам он занимался довольно трудоемким делом — расшифровывал и реставрировал старые религиозные книги, хранящиеся в церковной библиотеке. Это ответственное занятие требовало большой усидчивости и внимательности, что было свойственно Сибил, и она справлялась с работой как нельзя лучше.

Таким образом, летом девочка была занята с утра до вечера. Но благодаря миссис Тернер и тете, мы могли видеться по вечерам два раза в неделю. Они вспомнили о «традиционном чтении библии и священного писания» в Оурунсби. Эти встречи мы, естественно, проводили не в религиозном совершенствовании, а болтовне и распивании чаев. Эти часы поддерживали Сибил. И мы имели хотя бы эти жалкие крохи.

До Лондона в конце каникул я уезжала вместе с Тернерами. Так как в этом году Виолетта отправлялась в элитный пансион, где должна была обучаться в течение двух лет светским премудростям. Дорогой мы слушали ее непрерывный щебет о будущих победах.

За эти годы учебы она расцвела, превратившись из нежного бутона в яркую розу. И ее отполированная красота уже завоевала несколько мужских сердец. Этими победами она беспрестанно хвасталась перед нами, при этом смотря на нас с высоты превосходства.

Виолетта изменилась. И, как я подумала, не в лучшую сторону. Она стала больше обращать внимания на молодых людей. Если раньше ее пленительной атаке подвергался только Николс Ливингтон, то теперь она старалась очаровать каждого парня, который выглядел хоть капельку красивее восточного верблюда. Своим поведением она напоминала моих соседок Лидию и Моник. Но я все же надеялась, что Виолетта не зашла слишком далеко, как эти особы.

Время и для меня летело незаметно. В учебе, как и весь первый год, я была деятельна и решительна, что нравилось учителям, и они отмечали меня положительными характеристиками.

Три года моего пребывания в Даремской Академии прошли довольно спокойно. Но во время летних каникул перед последним четвертым учебным годом моя жизнь наполнилась новым интересом. В то лето я посетила таинственный замок Китчестер…

Но, все же мне хотелось бы поведать о двух происшествиях, которые внесли некоторый переполох в размеренный ход моей жизни. И в какой-то мере повлияли на дальнейшие события. Оба они случились во второй год учебы.

Тетушка часто писала мне, рассказывая деревенские новости и сплетни. Я с восторгом читала ее крупные каракули, удивляясь, с каким наслаждением она смакует каждую подробность, расписывая ее на трех или четырех листах. Я же не успевала отвечать на каждое письмо. Из-за этого тетя шутливо обвиняла меня в забывчивости. И говорила, что если бы не ее красочные описания, я бы давным-давно забыла о Гарден-Роуз.

Но то письмо, которое я получила в апрельское утро, было необычно коротким для ее красноречия. Обескураженная этим, я вышла в весенний сад, где укрылась в оранжерее. В этот раз тетушка со свойственной ей прямотой в серьезных вещах сразу перешла к главному:

«Дорогая Найтингейл! В нашей деревне произошло несчастье, — я вздрогнула, прочитав эти слова. — Не знаю даже, как относиться к случившемуся: как к спасительному избавлению или как к страшной трагедии. Но думаю, что и то, и другое в этом случае будет правильным. Вчера утром погиб Руфус Пешенс. Я сама не поверила, когда прибежали мальчишки и сообщили. Решила — это злая шутка. И отчитала их. Стыжусь, что могла подумать такое в подобную минуту, но на моем месте любой, услышавший эту историю, подумал бы о насмешке.

Помнишь ли ты чучело ворона, которое стояло над дверью и своим жутким видом пугало людей? Ты однажды сказала, что Руфус часто стоял под ним. Он будто воображал, что сам Гавриил может заговорить через ворона и сообщить благую весть об избранности его Богом. Так вот, мистер Пешенс, видимо, дождался своего часа! Это жуткое чучело свалилось ему на голову! Все бы ничего. Доктор Ливингтон сказал, что он бы отделался шишкой. Но от сильного толчка Руфус упал и головой ударился о каменные ступени. Удар оказался смертельным.

Бедная Тильда! С того момента, как увидела бездыханное тело мужа, впала в глубокую апатию. Ни на что не реагирует! Ливингтон говорит, что такое бывает от сильного шока. Не думала, что с виду бесчувственная Тильда может так переживать потерю мужа. Это в укор мне, я была слепа к ней. Мы с Фини волнуемся за ее умственное состояние. Но пока она не пришла в себя всю организацию похорон я и миссис Додд взяли на себя.

Что касается нашей Сибил, то она пока поживет в Сильвер-Белле. Бедняжка сильно горюет, несмотря на их жестокосердное отношение. Смена обстановки пойдет ей на пользу. А уж, Финифет позаботится о ней как следует! Бледные щеки и худосочную фигуру, старушка приняла как вызов своим кулинарным талантам. И со всей решимостью взялась сделать из Сибил пухленькую лакомку. Уже сейчас я слышу запах творожных лепешек…»

Я закончила читать. Пока я была поглощена письмом, в оранжерею пришли старшие девушки за зеленью для ужина. Они весело переговаривались, собирая в корзины укроп и редис. Увидев меня, одна из них позвала меня, но я не ответила, задумавшись над случившимся.

О такой нелепой смерти я еще не слышала! Но все в жизни бывает… Мистер Пешенс и сам был нелепым в своем показном благочестии. Чем эта трагедия обернется для подруги? С одной стороны, тетушка права — это могло быть избавлением. Теперь над Сибил не будет висеть, словно дамоклов меч, страх перед дядей. Но еще неизвестно, что станет с Тильдой Пешенс! Она может не оправиться, и тогда девушке придется неотлучно быть с ней.

Поднявшись в комнату, я тут же написала ответ. В течение двух недель с нетерпением ждала письма от тети Гризельды. Когда оно пришло, в нем было уже больше оптимизма, присущего ей. Тетушка сообщала, что Тильда Пешенс очнулась от шока. Но стала еще более нелюдимой и мрачной, чем до несчастия. Похоже, потеряв человека, которого любила, ей сделалось все равно — жива она или мертва. Первые дни Сибил ходила в Равен-Хаус, убиралась и ухаживала за теткой. Но однажды обнаружила, что двери дома заперты. На ее стук вышла служанка и сказала, что миссис Пешенс не желает видеть свою племянницу. После этого Сибил ничего не оставалось, как окончательно поселиться в Сильвер-Белле.

В письме тети было небольшое послание и от Сибил. Читая его, я поняла, что, несмотря на горестные переживания, девушка испытывает противоречивые чувства. Она горевала о потери близкого человека и разрыве с тетей, но в то же время — чувствовала себя свободной и полной надежд. Живя у нас, она стала помогать тетушке с шитьем и увлеклась. Особенно ей удавались эскизы платьев. Обучившись у тети Гризельды на портниху, она надеялась в будущем устроиться в швейную мастерскую в Солсбери. Сибил не оставила попытки примириться с теткой и настойчиво ходила к дому Пешенсов, но там ее так и не приняли.

Когда я приехала на лето, тетя предоставила нам полную свободу действий. Как и я когда-то, Сибил заново познавала мир, поэтому с охотой шла на любые приключения. Мы гуляли и делали, что хотели. Конечно, в разумных пределах.

— Умная голова в петлю не полезет, а глупая — везде найдет, где стульчик поставить! — поговаривала тетя.

Вот в таких благоприятных для авантюр условиях и произошло второе происшествие.

До этого случая я не обращала внимания на свою внешность и впечатление, которое произвожу на противоположный пол. Я знаю, что не отличаюсь красотой, как Виолетта. И внешность моя самая заурядная. Меня никогда не заботило, что мужчины от мала до велика не падают к моим ногам, сраженные наповал. Однако тетушка уверяла, что во мне есть что-то особенное, изюминка, делающая меня привлекательной.

— Пусть Виолетта красавица, но ты намного лучше ее! В тебе чувствуется жизнь! И это привлекает людей гораздо больше, чем бездушная красота. Ты интересная, а это гораздо важнее!

— Но чем же я интересная?

— Всем, что в тебе есть! У тебя необычное лицо. Живое и яркое. На него хочется смотреть без устали, наблюдая, как меняется выражение, с каждым владевшим тобой чувством.

— Ну, на лицо Летти тоже хочется смотреть.

— Да, но оно пустое. Без очарования ее лицо все равно, что крючок без наживки. Одна лишь красота — надоедает. Это как любоваться красивой вазой. Сначала ты ей восхищаешься, а через пару дней ее рисунок кажется скучным и однообразным.

— Это не мешает мужчинам влюбляться в нее.

— Влюбляться — это одно. Для этого дела большого ума не надо. А вот полюбит ли кто ее?!

— Но я еще и высокая! — неунималась я. — Какому мужчине понравится любоваться своей избранницей, задирая голову?!

Но тетя на мои причитания, только качала головой и загадочно улыбалась. И хотя у меня не было причин не верить ей, все равно ловила себя на том, что заглядывая в зеркало, я иногда желала хотя бы чуть-чуть быть такой же красивой как Виолетта.

Каждый год в августе после того, как основные полевые работы заканчивались, устраивался большой праздник. Он проходил недалеко от Гарден-Роуз на большой поляне, огороженной с одной стороны стеной леса, а с другой — глубоким оврагом. Весь окрестный люд с нетерпением ожидал предстоящего веселья и начинал готовиться задолго до гуляний. Тетя со смехом говорила о начинавшейся суматохе:

— Мы живем слишком тихо. А этот праздник очень хороший повод встряхнуть свои заржавевшие от долгого ничегонеделанья косточки! Вот и стараемся вовсю.

Вокруг шла усердная подготовка. В Сильвер-Белле постоянно крутился кто-нибудь из комитета, а вездесущая миссис Додд беспрерывно отправляла посыльных в Солсбери и окрестные деревни. На поляне, где будет проходить праздник, устраивали кострища. Мужики складывали поленья, смолили бочонки и швыряли их на кучи наваленных веток. Нетерпение ощущалось по всей округе: будут песни, пляски и всеобщее веселье.

Праздничный переполох захватил и нас. Сибил, которой предстояло впервые оказаться на подобном гулянии, ни о чем другом не говорила. Должна признаться, я тоже ждала этого дня. Было безумно волнующе не спать всю ночь, а ближе к полуночи отправляться вместе с тетушкой на праздник. Мы садились в скрипучую повозку, которой правил словоохотливый парень, и отправлялись через лес на поляну. Я до сих пор помню, как меня охватывала дрожь, когда мы ехали, покачиваясь, по темному лесу, а над нашими головами шумели деревья, сплетаясь длинными ветвями в полог. Вокруг возбужденно перешептывались люди, а в руках мужчин горели факелы, освещая в лесной тьме восторженные лица и вереницу повозок.

Солнце уже садилось, когда за нами приехал Рэй Готлиб. В этом году он и Николс сопровождали нас на праздник, чему очень радовалась Виолетта.

— Наконец-то мы поедем, как настоящие леди — в сопровождении мужчин! — довольно заявила она. — Правда, они не больно-то похожи на джентльменов, особенно этот сын кузнеца! Он больше напоминает мне орангутанга, и явно не знаком со светскими манерами.

— Летти, а ты что видела кузнеца знакомого со светскими манерами? Наверное, вам этот музейный экспонат в пансионате благородных девиц демонстрировали, как единственного представителя вымершего вида мужчин?

— Опять ты умничаешь, Найтингейл! — обижено воскликнула она.

— И ничего я не умничаю!

— По крайней мере, праздник мы проведем с парнями, а не с ревматическими старушенциями!

— Моя тетя не старушенция! А твоя мама самая замечательная женщина!

— Эх, был бы тут Стив! А не этот рыжий недотепа Николс, — вздохнула Летти, неожиданно сменив тему. Для нее вообще было свойственно говорить то, что у нее на уме, чем нередко шокировала людей. — Стив бы научил этих деревенщин, как обращаться с дамой!

Этим летом Виолетта провела несколько недель каникул в гостях у своих родственников, где и познакомилась со Стивом. Стив был ее кузеном, но девушка была влюблена в него отнюдь не сестринской любовью. Он учился в Оксфорде и был самым умным мужчиной в ее окружении. Кроме того, у него была неземная красота и храброе сердце льва. А уж, как он целовался! И про это совершенство нам пропели уже все уши!

— Но мне кажется, ты была не против, когда тебя сопровождал Николс. Помнишь, как он носил тебе книги в школу?

— Комнатная собачка тоже носит тапочки для своей хозяйки! — сказала она, самодовольно оглядывая себя в зеркало.

Мне стало неприятно от этих слов. Я никогда не думала, что Летти настолько эгоистична и жестока. Мне стало жаль Николса, ведь он по-настоящему заботился о ней. Кроме того, вся деревня знала, что он неравнодушен к девушке, но практически не имеет шансов на взаимность. Летти с детства грезила ослепительными франтами с толстыми кошельками и титулами, а сын доктора не блистал ни одним из этих достоинств. Правда, была еще маленькая вероятность того, что Николс сделает себе карьеру, заработав и деньги, и имя. Но тот путь, который он выбрал, явно не годился для этого.

После школы Николс продолжил обучение, решив пойти по стопам отца и получить медицинское образование. Но молодой человек не желал заниматься частной практикой, как отец, а хотел практиковать в общественной больнице в Солсбери, где пациентами были в основном бедняки и простой рабочий люд.

— Я видел, что твориться в этих местах. Там стоит грязь и вонь, а за больными нет надлежащего ухода, как будто это не люди, а паразиты. Я хочу изменить этот порядок, хочу стать таким врачом, который бы лечил, а не убивал своих пациентов. Пусть они не благородных кровей, но от этого они не стали менее людьми и менее нуждающимися в правильном лечении.

Я знала, что Николс добьется своего, и поощряла его стремление. Он всегда говорил о человеколюбии и пользе людям. А Виолетта, наоборот, считала, что лучше позаботиться о себе. И частная практика, была бы хорошим началом карьеры для молодого доктора. Она часто презрительно смеялась над ним и приводила свой главный аргумент:

— Когда ты голодный и больной будешь замерзать в какой-нибудь дыре без единого шиллинга в кармане, ты ничем не поможешь своим нищим. Ты сам будешь одним из них!

Из-за этого у них случались постоянные ссоры. И девушка решила, что Николс совершенно не достоен находиться в списке ее поклонников.

Тернеры пришли к нам в Сильвер-Бел, откуда мы договорились отправиться на праздник. Мы всей толпой погрузились в повозку. Сибил и я залезли на козлы, где сидел насупленный Рэй. Даже праздник не мог вывести его из состояния угрюмости и молчаливости. Я попросила его дать мне вожжи и правила до самого леса, радостно покрикивая на лошадей и погоняя их. Летти, которой не досталось места рядом с нами, обижено сопела. Впрочем, мне и хотелось ее немного наказать за те слова, что она сказала о Николсе. Но быстрая езда вернула ей хорошее настроение, и она радостно вскрикивала, когда повозка подпрыгивала на кочках.

Когда мы выехали из леса, нашим глазам открылось захватывающее зрелище. Сидевшая рядом Сибил охнула и замерла, в восторге оглядываясь вокруг. Огромная поляна была ярко освещена полыхавшими кострами. А вдоль оврага тянулись цепочки горевших бочек, насаженных на шесты. В той стороне проводились скачки. И нам было хорошо слышно, как разноликая толпа, в свете играющих костров похожая на бесформенного монстра, уже улюлюкала и гомонила, подбадривая своих фаворитов.

Повсюду слышались песни и музыка. Народа у костров была тьма, не меньше, чем в той стороне, где проводились скачки. Многие облачились в старомодные одежды, специально по такому случаю извлеченные из сундуков. Девушки красовались в соломенных шляпах, украшенных колокольчиками, цветами и лентами. У многих людей лица были разрисованы углем, а одежда испачкана копотью.

— Это древний обычай, — пояснил Николс, когда мы отделились от наших спутников и впятером пробирались через толпу, осматриваясь, — В такие дни черти веселятся пуще обычного и стараются утащить побольше душ в преисподнюю. Когда пляшешь вокруг костра, твоим соседом может оказаться черт или бес, высматривающий добычу. Чтобы сбить его с толку, нужно намазаться сажей, и тогда он примет тебя за своего.

— Я тоже хочу намазаться сажей! — тут же заявила Летти.

— Тут должны быть лотки, где раздают шляпы и угольки.

— Давайте найдем их! Намажемся и пойдем прыгать через огонь!

— О, Летти, ты такая храбрая! — воскликнула Сибил, но тут же спросила, — А это обязательно делать всем?

— Нет, конечно! Это опять обычай, связанный с нечистой силой, — вновь пояснил Николс. — Танцы вокруг костра защищают от колдовства, а если кому-то случится подпалить одежду, значит, он настоящий счастливчик, и никакая нечисть ему не страшна. Поэтому, особо резвые смельчаки стараются прыгнуть, как можно ближе к огню.

— Но ведь это опасно и глупо.

— Люди всегда глупы, — сказала я. — Именно глупость заставляет совершать самые невероятные вещи. В опасности вся соль. Ты думаешь, если бы не было риска вспыхнуть, стали бы люди прыгать?

— Роб, оставь свое занудство! Мы пришли веселиться, а не петь литургии.

Летти уже надоели разговоры, и ей не терпелось поскорее окунуться в праздничное веселье. Она взяла под руку Николса и потащила его вперед в поисках лотков со шляпами и углем.

Я тоже прибавила шаг, оставив позади Сибил и Рэя, всю дорогу бросавшего на девушку задумчивые взгляды. Интересно, думала я, о чем они будут разговаривать, когда рядом никого не будет. Мне так хотелось подслушать их. Но, как бы я ни напрягала слух, ничего не услышала.

Рэй нисколько не изменился с того времени, как я покинула школу. Теперь он работал в кузни отца и на всякую ерунду, вроде книг и писанины, не отвлекался, что очень радовало мистера Готлиба. Он оставался все таким же молчаливым. Только еще шире разросся в плечах, а на руках появилось больше мозолей. После смерти мистера Пешенса Рэй начал более открыто проявлять интерес к Сибил. Нет, он не то чтобы ухаживал. Но иногда помогал ей, как в случае с вязанкой еловых веток на Рождество, или здоровался с ней, забывая при этом про других девочек.

— В деревне уже давно свели их, — как-то сказала мне тетя Гризельда. — Конечно, им придется подождать пару годков, мальчику только семнадцать. Правда, отец Рэя сообщил мне по секрету, что если бы Руфус был жив, он был бы против такой невестки, несмотря на ее трудолюбие.

В тот момент, когда я уже подходила к лоткам, огибая какого-то мужчину в шлеме с козлиными рогами, мне на встречу выскочила Летти. Она уже раздобыла соломенную шляпу с белыми лилиями. В ней она выглядела еще более восхитительной.

— Вот, что мне надо! А уголь мне будет не к лицу, — сообщила она, красуясь. — Я не трубочист, чтобы мазаться сажей. А вот тебя, Сибил, можно и намазать, чтобы скрыть все изъяны.

— Ей скрывать нечего! — твердо заявил Рэй, опередив мой ответ в защиту Сибил.

Он грозно взглянул на Летти, и та иронично ответила:

— Ну, тебе видней!

Она засмеялась и закружилась, словно никакой размолвки не было.

— А знаете, что мы обнаружили с Ники? Стол с напитками, там разливают горячий пунш! А хозяйничает простушка миссис Брасли. Ну, та, которая все время улыбается, даже когда сидит в церкви. Не понимаю, почему миссис Додд и твоя тетя поставили ее на такое ответственное место.

— Наверное, она тоже хочет быть в чем-то полезной и помочь на празднике! — нерешительно ответила Сибил.

— Тогда нам надо поскорее воспользоваться ее полезностью и выпить пунша! А потом пойдем танцевать и веселиться. Я думаю, что буду плясать джигу пока не упаду.

— Ты же не думаешь, что мы будем…пьянствовать? — спросила я.

Хотя, должна признать, в душе я совершенно не противилась. Это относилось к разряду запретных плодов и делало сегодняшнее приключение еще более будоражащим.

— Нет, ты все-таки ужасная зануда, Найтингейл! Если не возьмешься за себя, станешь злобным синим чулком или обиженной на весь свет старой девой.

— Ну и что в этом плохого! Это лучше, чем валяться в канаве, как старик Ансельм, и благоухать на всю округу винным парами.

— Как что! И ты еще спрашиваешь? — она скорчила брезгливую рожицу. — Будешь ходить с большущим уродливым моноклем и вечно прищуренными глазами. А на твоем носу вырастет целая колония прыщей! Станешь катастрофически непригодна для общества мужчин!

— Подумаешь, какая незаменимая потеря!

В ответ она только фыркнула и, развернувшись, побежала к опушке, где стоял стол с напитками. Мы же, посовещавшись, все-таки решили, что глоточек пунша, нам не навредит. Тем более Сибил еще ни разу его не пила.

Кружки оказались гораздо больше, чем мы ожидали. Но, уже решившись, мы выпили все до последней капли. После этого, разгоряченные напитком и всеобщим весельем, мы побежали к кострам, где уже вовсю плясали и шли игры.

И хотя я наслаждалась праздником, вместе с подругами водя хороводы вокруг костра и танцуя джигу, мне было как-то не по себе. Я даже не знаю, как объяснить то чувство, которое владело мной. Я видела ликующий взгляд Виолетты, лучистые от восторга глаза Сибил, но сама не испытывала этих ощущений. Мне было беспокойно и неуютно, словно я ожидала чего-то. И моя спина нещадно горела с самого приезда. Сперва, я думала, что это от огня. Но потом, поняла, что огонь тут ни при чем. За мной наблюдали! Наблюдали так, как голодные кошачьи глаза следят в темноте чулана за мышью, играющей кусочком сыра.

Дата добавления: 2015-08-29