Под обшей редакцией Л.А.Леонтьева 29 страница

' EnksonE H Tdentity and the life cycle // Psychological Issues 1959 Vol 1 №1

Развитие чувства Я 253

ров. В то же время ни один подросток не любит, когда взрослые говорят: «Мой до­рогой, как ты вырос!».

Хорошо известное бунтарство подростков находится в серьезных взаимоотно­шениях с его поиском самоидентичности. Это его финальная попытка добиться авто­номии. Отвержение своих родителей (полное или частичное) может быть необходи­мой (хотя жестокой) стадией процесса. Эта подростковая особенность соответствует негативизму малыша.

Поиск идентичности проявляется в тех способах, какими подросток примеряет различные маски. Сначала он развивает одну линию болтовни, потом другую, один стиль прически, затем другой (всегда в рамках дозволяемого группой сверстников ди­апазона). Он подражает одному герою, а затем другому. Еще он ищет подходящий гар­дероб. То, чего он реально хочет, — его взрослая личность — присутствует еще не пол­ностью. Так как родители обычно с презрением относятся к этим экспериментам, юноши избегают в их присутствии общаться со сверстниками (и, главным образом, с противоположным полом) и разговаривать по телефону, к которому они испытывают пристрастие. Подросток ищет подтверждения, что он (или она) привлекает, влияет и может играть приемлемую роль в таком серьезном деле, как брачные отношения. Даже влюбленность — часто средство испытания своего образа Я. Партнеры в щенячьей люб­ви будут бесконечно разговаривать, опробовать ту и эту persona, чтобы посмотреть эффект. Они обижаются, мирятся, обсуждают это, зондируют будущее и обнимаются. В целом оказывается, что они предпочитают разговоры объятиям.

В то же время обостряется конфликт из-за сексуальных потребностей. Юноша уже выучил суровые запреты и испытывает сложности в приведении в гармонию плот­ского желания и условностей. Он надеется отыскать путь к идентичности, которая по­зволит ему гармонизировать свои противоречивые импульсы. Хорошо известны оди­ночество, страдания, бури и стрессы подросткового возраста (в западной культуре). Иногда конфликты ведут к самоубийству, чаще — к религии, и в религии юноша мо­жет найти решение, которое сделает терпимыми или, наоборот, усилит его страдания.

Сердцевина проблемы идентичности для подростка — выбор профессии или другой жизненной цели. Он знает, что будущее должно следовать плану, и в этом отношении его чувство самости обретает измерение, полностью отсутствовавшее в детстве. Часто юношеские цели слишком высоки. Идеализм — распространенное и милое качество. Многие подростковые идеалы так высоки, что впереди их ждет кру­шение. Возможно, в конце третьего десятка молодой человек обнаружит, что он менее талантлив, чем думал, что оставит меньший след в мире, а его брак менее совершенен, чем он надеялся. Снижение образа Я и стремлений до масштабов жиз­ни — это задача для его взрослых лет.

Но важный момент состоит в том, что в подростковом возрасте отдаленные и долговременные цели добавляют новое измерение к ощущению самости. Поэтому мы будем говорить об:

Аспекте 7 — проприативное стремление.

Различные авторы утверждают, что цементом, скрепляющим жизнь, является «направленность» или «интенциональность». Чтобы быть нормальным, подростку, а особенно взрослому, требуется определенная цель, линия перспективы. Цели не обя­зательно должны быть жестко сформулированы, но обязательно должна присутство­вать центральная тема стремления²².

²² McDougallW The energies of men London Methuen, 1932, Buhler С Der menschliche Lebenslauf als psychologisches Problem Leipzig Hirzel, 1933, rev ed Bonn Hogrefe, 1959

254 Структура и развитие личности

Этого важного аспекта Я нет в более ранней жизни. Конечно, маленький ребе­нок «хочет» быть пожарным или летчиком, когда растет, но в это время отсутствует интегрированный эффект. Пока молодой человек не начинает планировать, чувство Я еще не полное. Правда, некоторые подростки плывут во взрослость без какого-либо заметного ощущения цели. Когда это так, мы можем сказать, что их личности отно­сятся к сиюминутным и незрелым. Их чувство самости еще рудиментарно.

Уильям Джеймс однажды определил Я как «борца за цели». Здесь он акценти­рует проприативный аспект (центральное стремление) самости. Однако Джеймс хо­рошо осознавал те дополнительные аспекты, которые мы описали. Выделив «теле­сное», «материальное» и «духовное» Я, он предвосхитил наш нынешний более детальный анализ в терминах телесного чувства, самоидентичности, самоуважения, расширения Я и проприативного стремления²³.

Проприум

Нет ли способа объединить все эти аспекты самости? Все их мы ощущаем как состояния, связанные с Я. Каждое такое состояние — это по-своему интимная об­ласть личности, включенная в то, что важно для организованной эмоциональной жизни индивида. Вместе они составляют Я — чувствуемое и знаемое.

Поэтому объединение этих аспектов (даже если они феноменологически раз­личны, то есть по-разному переживаются) под одним именем кажется обоснован­ным. Возьмем для их обозначения термин проприум или собственное (proprium). По­чему не просто Я? Есть две причины: (1) Большинство авторов, как мы видели, применяют понятие Я или эго только по отношению к одному или двум из тех ас­пектов, к которым мы обращались. Мы предпочитаем более свежий и более широ­кий ярлычок. (2) Остается одна философская проблема, касающаяся Я (к ней мы сейчас обратимся), — вопрос о «субъекте познания». Так как этому аспекту самости также подходит название Я, мы предлагаем использовать понятие проприум для обо­значения Я как объекта знания и чувств. Мы непосредственно осознаем проприум, имея при этом в виду, что мы никогда прямо не осознаем субъекта познания.

Прежде чем продолжать обсуждение этого вопроса, позвольте объяснить, по­чему в теории личности необходимо выделить место для проприума в его различных аспектах. Одна причина, конечно, состоит в том, что субъективная (чувственная) сторона личности — это то, о чем знает каждый; было бы глупо не замечать ее, как предпочитают делать некоторые психологи. Другая причина (очень важная) в том, что поведение людей сильно меняется, если они чувствуют себя лично вовлеченными в задачу — в то, что они делают. Так, установлено, что научение гораздо более эффек­тивно, когда мы чувствуем, что оно релевантно Я, чем когда оно безлично²⁴. И мно­гие психологические эксперименты доказывают, что не только научение, но почти

²³ James W Principles of psychology N Y Holt, Rmehart and Winston, 1890 Vol 1 Ch 10 <Pyc пер Джемсъ В Научныя основы психолопи СПб С -Петерб электропечатня, 1902 >

²⁴ Можно возразить, что сверхвовлеченность эго вредит эффективности научения Это верно слишком интенсивная собственная вовлеченность может быть разрушительной (от страха на сцене мы забываем свой тщательно выученный текст) Требуется равновесие, чтобы сопровождающие вовлеченность эмоции не захлестнули интегрирующие нейронные механизмы (обсуждение см French R M Goal, mechanisms and mtegrative field // Psychosomatic Medicine 1941 Vol 3 P 226-252, ScheererM Problems of performance analysis m the study of personality // Annales of New York Academy of Sciences 1946 Vol 46 Art 7 P 653-678)

Развитие чувства Я 255

любое исполнение меняется в зависимости от наличия или отсутствия собственной вовлечености. Это различие подтверждается измерениями внимания, суждений, па­мяти, мотивации, уровня стремлений, продуктивности и действия личностных черт²⁵.

Поэтому мы находим понятие проприум не только оправданным, но совершен­но необходимым в психологической теории.

Важно отметить, что проприум не во все моменты осознается. Верно, что мы из­влекаем это понятие из полностью осознаваемых переживаний Я, но следы этих пере­живаний оказывают влияние, даже когда мы их не наблюдаем. В проприативном стрем­лении, например, нам свойственно «терять себя», потому что мы глубоко поглощены тем, что мы делаем. Но все же верно, что вовлекающий эго интерес еще играет ста­бильную роль. И мы, как указывалось ранее, не все время осознаем телесное Я (воз­можно, вообще едва-едва его осознаем) до тех пор, пока боль или сенсорная деприва-ция не заставит нас сделать это. Но все семь проприативных функций играют важную роль в «движении» личности, иногда осознанную, но чаще неосознаваемую.

Проблема субъекта познания

Эта загадочная проблема возникает, когда мы спрашиваем: «Кто тот Я, кото­рый знает, что у меня есть телесное Я, образ Я, чувство самоидентичности во време­ни и проприативные стремления?» Я знаю все это и, более того, я знаю, что я это знаю. Но кто обладает этой познавательной перспективой?

Множество философов ломали себе голову над этой проблемой. Сейчас мы не можем вникать в их споры. Довольствуемся краткой формулировкой двух противопо­ложных взглядов.

Философ Иммануил Кант утверждал, что мы никогда не переживаем познаю­щее Я тем же способом, каким мы переживаем объектное Я (проприум). Познающее Я просто есть, это трансцендентное (чистое) эго. Познающий постигает, но сам не постигнут. Мы ловим мелькание его тени, и ничего больше.

Противоположное решение, предложенное Уильямом Джеймсом и Джоном Дьюи, состоит в том, что нет реального субъекта познания, существующего вне про­цесса познания. Каждый момент сознания перекрывается с предыдущим моментом, и субъект познания как-то включен в познаваемое. Только когда мы останавливаем нормальный процесс познания и начинаем рефлексировать, мы воображаем, что проблема существует. Субъект познания — это сам организм.

Здесь мы не предполагаем делать выбор между этими двумя решениями или между ними и еще другими²⁶. Существует, например, точка зрения, что Я — это цен­тральная инстанция внутри личности. Оно знает, оно хочет, оно стремится, оно же­лает. Я — это центр личной энергии. Эта так называемая психология Я принимает разнообразные формы, но общая позиция одинакова²⁷.

Заслуга ее — сосредоточение внимания, как и у нас, на единстве и связности функций личности и в какой-то степени выделение их из большой совокупности простых организмических и не связанных с эго функций.

²⁵См AllportG W The ego in contemporary psychology //Psychological Review 1943 Vol 50 P 451-478

²⁶ Подробнее об этом см Allport G W Becoming basic considerations for a psychology of personality New Haven (Conn) Yale Umv Press, 1955 P 36-62

²⁷ Cm BertocaPA The psychological self, the ego, and personality//Psychological Review 1945 Vol 52 P 91-99, MacmurrayJ The self as agent London Faber&Faber, 1957, ArnoldM В, GassonJ A The human person an approach to an integral theory of personality N Y Ronald, 1954

256 Структура и развитие личности

Но с научной точки зрения здесь есть одна серьезная опасность. Признавая Я в качестве отдельного «субъекта», который знает, желает, хочет и так далее, не рис­куем ли мы создать «личность внутри личности»? Получается, что мы постулируем «маленького человечка в грудной клетке». Если мы захотим узнать, почему Джим упорно работает, нам ничего не объяснят слова: «Потому что его Я желает этого». Если мы спросим, почему подавлен пациент в больнице, нам не поможет ответ: «Потому что у его Я плохой образ себя». Сказать, что Я делает то или это, хочет того или иного, желает того или этого, — значит породить серию трудных вопросов. Психологи не любят все сваливать на субъекта по имени Я.

Я считаю, что мы найдем объяснения, которые ищем, в структуре правильно понимаемой личности, включающей, конечно, структуру проприума. Глупо припи­сывать наши проблемы внутреннему субъекту, который «дергает за ниточки».

Для определенных философских целей может быть оправданно рассмотрение Я как устойчивой целостности (возможно, одаренной бессмертием). Но в психоло­гии нам следует избегать резкого отделения Я «как субъекта» от функционирования проприативных систем внутри личности.

Чувство неполноиенности

Ко многим важным проблемам в психологии личности можно подойти только через ощущение Я. Одна из таких проблем — комплекс неполноценности, другая — совесть.

Все мы часто переживаем неудачи. Наши достижения не дотягивают до наших притязаний. Наши результаты оказываются ниже нашей самооценки и портят наш образ Я. Когда это происходит, нормальный человек умножает свои усилия или ме­няет цели и перестает беспокоиться.

Часто, однако, бывает, что неудачи, затрагивающие проприум, повторяют­ся, и тогда мы не можем их отмести. Они остаются в виде латентных и преследую­щих нас воспоминаний. И такое глубоко сидящее ощущение недостатка может раз­виваться и непрерывно усиливаться. Причинами этого ощущения дефектности могут быть: физическая слабость, неприятная внешность, сексуальная импотен­ция, социальная неадекватность, а также бедность, недостаток образования, не­ловкость, скудный словарный запас, тугодумность и многое другое. Это чувство может быть вызвано ощущением недостойности, вины или греха. При умножении неудач «комплекс» углубляется. Если хотите определения, можно сказать, что ком­плекс неполноценности — это сильное устойчивое напряжение, вырастающее из болезненного эмоционального отношения к ощущению недостатков в арсенале своей личности.

Большинству людей известен этот тип дискомфорта. Наше исследование по­казывает: только менее 12 % учащихся колледжа говорят, что не знают, что это та­кое — страдать от грызущего чувства неполноценности. В таблице показаны четыре основных типа чувства неполноценности. В целом студентки чувствуют себя хуже сту­дентов. Более высокие показатели у женщин, несомненно, отражают их невыгодное положение в «мире мужчин». В данной конкретной группе студентов колледжа более частные случаи чувства интеллектуальной неполноценности могли быть вызваны значительным численным превосходством мужчин по сравнению с женщинами. В об­щем, студенты обоего пола говорят, что жизнь мужчины предпочтительнее жизни

Развитие чувства Я 257

женщины, и склонны приписывать больше приятных качеств мужскому полу²⁸. Ока­зывается, что даже в США женщины не полностью эмансипированы.

Нет нужды говорить, что чувство неполноценности не является показателем реальной неполноценности. Для участия в данном исследовании были отобраны де­вушки, которые ни по какому обоснованному тесту не могли бы действительно счи­таться худшими по физическим, социальным или интеллектуальным способностям. Но оказывается, что объективные факты мало что значат. Спортсмен (борец, шах­матист), занявший второе место, или актер, награжденный второй премией, могут страдать от глубокого чувства неполноценности. Это чисто субъективное явление, от­носящееся к Я и измеряемое соотношением между успехами человека и его притя­заниями в данном направлении.

Можно смело сказать, что многие из этих студентов, находящихся в юношес­ком возрасте, уже переросли более ранние ощущения неадекватности. Другие ис­следования показывают, что в младшем подростковом возрасте у большинства маль­чиков отмечаются преследующие их страхи физической неполноценности. Низкий рост, полнота, прыщавое лицо — суровые препятствия в поиске идентичности. И мы можем справедливо спросить, не таится ли в детях — только потому, что они маленькие — зарождающееся чувство физической неполноценности. Именно при­знание подлинной и воображаемой органической слабости привело к первой фор­мулировке «комплекса неполноценности» Альфредом Адлером в 1912 году²⁹.

Для наших целей особенно важно, как из хронически раненой самооценки иногда развивается обобщенная черта личности. Сильное ощущение неудачи в одном аспекте жизни может оставить человека с общим ощущением небезопасности и не­достатка уверенности.

В одном исследовании людей просили рассказать, насколько они удовлетворе­ны деталями своего тела (волосами, телосложением, носом, зубами и т. д.), своими интеллектуальными и художественными способностями и своими моральными каче­ствами. Позже те же люди выполняли тесты на «социальную безопасность», измеряв­шие нормальный для них уровень уверенности в себе. Корреляция между чувством неполноценности и общей неуверенностью была около 0.5³⁰.

²⁸ McKee J Р, Shernffs А С The differential evaluation of males and females // Journal of Personality 1957 Vol 25 P 356-371

²⁹ AdlerA Organmmderwertigkeit und lhre psychische Kompensationen // Nervous and Mental Diseases Monographs Series 1912, transl 1917 № 24, см также The individual psychology of Alfred Adler/Ed byH L Ansbacher, R R Ansbacher N Y Basic Books, 1956

³⁰ Jourard S M, Secord P F Body-cathexis and personality //British Journal of Psychology 1955 Vol 46 P 130-138

	Мужчины	Женщины
Тип чувства неполноценности	Процент отметивших	устойчивое чувство неполноценности
Физическое
Социальное
Интеллектуальное
Моральное
Никакого

258 Структура и развитие личности

Другие исследования показывают, что после неудачи некоторые члены груп­пы остаются оптимистичными и уверенными в себе, а другие приобретают унылый и пессимистичный взгляд на свои способности³¹. Довольно интересно, что первые склонны верить, что средний гражданин может значительно (или по меньшей мере «хоть как-то») повлиять на важные правительственные решения через голосование, письма и т. д., тогда как вторые (испытывающие чувство неполноценности и небе­зопасности) думают, что средний гражданин совсем не влияет (или очень слабо вли­яет) на ход событий при демократии³². Эти примеры иллюстрируют то, что имеется в виду под обобщенной чертой личности (см. главы 14, 15). Чувство неполноценно­сти может пронизывать отношение человека к жизни в целом.

Компенсация. Что можно делать с чувством неполноценности (кроме того, что страдать от него)? Человек не может избежать его надолго, так как оно коренится в проприуме. Требуется некоторая непрерывная форма борьбы, которую Адлер назвал компенсацией.

Можно различить несколько типов компенсации. Прямое действие (компенса­ция по своей природе) происходит, когда страдающий упорно атакует источник ак­туальной неполноценности и устраняет его. Когда природная слабость не только уст­раняется, но превращается в источник силы, мы говорим о гиперкомпенсации. Легенда гласит, что Демосфен так упорно работал над преодолением своего заикания, что стал не просто нормально говорящим человеком, а великим оратором. Теодор Руз­вельт, тяжело болевший в детстве, работал над своим физическим развитием и за­кончил гиперкомпенсацией. Он стал охотником на львов (а не просто на куропаток) и объездчиком лошадей (а не просто катающимся верхом джентльменом). Удачливый, сделавший себя сам человек в Америке мог начать в качестве иммигранта, страдаю­щего от чувства социальной неполноценности. Тяжелым трудом он компенсировал и, быть может, гиперкомпенсировал свой недостаток.

Мы говорим о замещающей компенсации, когда человек не может устранить свой недостаток, но развивает другие пути получения удовлетворения. Горбун не мо­жет скорректировать свой дефект, но может стать «серым кардиналом». Не отличаю­щаяся красотой девушка может развить компенсаторный шарм и остроумие, а не­спортивный юноша может отличаться в учебе.

Защитные механизмы — компенсации, предназначенные для обмана других. Подросток может прятать свою неуверенность за преувеличенно сильным рукопо­жатием. Громкие угрозы задиры могут скрывать внутреннюю слабость. Бороды, бо­тинки на толстой подошве, обворожительные манеры могут маскировать чувства фи­зической или социальной неполноценности.

Рационализация — это форма компенсации, которая помогает обманывать не столько других, сколько самого себя. Бледный неспортивный парень говорит: «Меня тошнит от рассказов о полнокровных атлетах. Знаете, их кровь никогда не течет через мозги». Такие рационализации типа «кислый виноград» столь же обычны, как и раци­онализации типа «сладкий лимон». Один человек со страшно некрасивым лицом уте­шал себя мыслью, что благодаря ему он не похож на других «подобно Савонароле или Данте». Рационализации помогают средства массовой информации. Люди с чувством интеллектуальной или социальной неполноценности могут находить комфорт в чтении или просмотре фильмов о пороках высшего общества, грубости студентов колледжа, глупости «яйцеголовых» и превосходстве простых добродетелей и простого человека.

³¹ Nuttin J Tache, reussite et echec Louvam Editions imiversitaires, 1953

³² Douvan E, Walker W M The sense of effectiveness m public affairs // Psychological Monographs 1956 Vol 70 №429

Развитие чувства Я 259

Аутистическое мышление — компенсация в воображении. Мы можем добиваться успеха в своих грезах наяву. Один подросток, преследуемый жестокими одноклассни­ками, каждый день убегал в свою комнату, чтобы играть в две любимые игры. В одной он был директором школы и приговаривал жестоких мальчишек к порке. В другой он был миллионером и выписывал крупные чеки для своих любимцев и принимал важ­ных гостей. Когда аутистическая компенсация заходит далеко, мы обнаруживаем силь­но интровертированную личность (может быть, даже «шизоидную» — стоящую на гра­ни аномальной шизофрении, при которой индивидуум почти полностью погружен в паутину собственных фантазий). Мало кто свободен от одной или нескольких описан­ных нами форм компенсации. Но если процесс не становится привычным и закорене­лым, мы не можем говорить о компенсации как черте личности.

Совесть

Совесть (как и чувство неполноценности) представляет собой паттерн несколь­ких собственных состояний, в частности самоуважения, образа Я и проприативного стремления. «Хорошая» совесть не имеет резкой конфигурации. Когда наша совесть «спокойна» или «отдыхает», мы продолжаем функционировать нормальным образом, наслаждаясь физической и моральной гармонией³³. «Больная» или «возмущенная» со­весть гложет нас и говорит, что мы как-то нарушили предпочитаемый нами стиль су­ществования. Мы должны либо успокоить ее путем рационализации, либо принять покаяние и исправиться. Часто совесть объединяется с религиозными чувствами, но не всегда (у нерелигиозных людей тоже может быть чувствительная совесть). На самом деле, мы можем смело сказать, что совесть — норма для каждого человеческого суще­ства (за исключением некоторых «психопатических личностей»). Она является индика­тором (чем-то вроде термометра), который говорит нам, что какая-то наша активность разрушает или разрушила важный аспект нашего образа Я.

В психологии совести есть две центральные проблемы: первая касается ее раз­вития, вторая — ее взрослой структуры. В широком смысле, мы можем рассматривать совесть, возникающую в детстве, как совесть долженствования, а зрелую, взрослую форму — как совесть обязательства. Фромм называет первую «авторитарной совес­тью», а вторую — «гуманистической совестью»³⁴.

Без сомнения, совесть долженствования (единственная форма, которая есть у ребенка) развивается из родительских ограничений и запретов. Уже в восемнадцать месяцев ребенок испытывает страх и фрустрацию, когда слышит родительское «Нет!». Сахарница — это «Нет!», телевизор — «Нет!», грязь — «Нет! Нет!». Эти слова часто сопровождаются какой-то формой наказания. По мере овладения языком ребенок учится слову «должен». Он должен умываться и не должен один переходить улицу. Эти слова — сигналы родительской власти: они предвещают последующее поощрение или наказание. Конечно, ребенок не знает, почему он должен или не должен. (На самом деле, причины «должен» и «не должен» очень комплексны. В одних случаях «должен» означает: «Ты обожжешься, если подойдешь слишком близко к плите», то есть тебя накажет природа; в других случаях: «Я, твой родитель, накажу тебя, потому что ты

³³ Jenkins С I The significance of conscience // Ethics 1955 Vol 65 P 261—270 ³⁴FrommE Man for himself N Y Holt, Rmehart and Winston, 1947 <Pyc пер Фромм Э Человек для самого себя // Фромм Э Психоанализ и этика М Республика, 1993 С 17-190 >, см также поучительное описание стадий развития совести в Peck R F et al The psychology of character development N Y Wiley, 1960

260 Структура и развитие личности

меня раздражаешь»; иногда: «Люди в обществе накажут тебя за такое поведение»; и, наконец, санкции за должен могут приписываться Богу, который «накажет тебя, если ты украдешь или не будешь слушаться родителей».)

Далее ребенок — с большими трудностями — учится послушанию. Конечно, он должен слушаться, когда родители стоят над ним, но постепенно он «интериоризу-ет» внешний голос власти и ведет себя послушно (довольно хорошо), даже когда он один. Однако запретная банка с вареньем еще долго соблазняет его, если рядом нет контролирующей матери.

Моральность, основанная на требованиях взрослого, прочно фиксируется при­мерно к шести годам. Ребенок становится «моральным реалистом» (Пиаже). Поступки полностью оцениваются по тому, соответствуют ли они установленным правилам или отклоняются от них. Теперь привычка ожидать правил и подчиняться им так хорошо обобщена, что даже в игре ребенок (6—12 лет) злится, если игры идут не по правилам.

Нет сомнений, что эта ранняя стадия совести порождена, как утверждал Фрейд, интернализацией племенных и родительских правил. Нарушение вызывает тревогу и вину, даже если немедленное наказание и не грозит. Для ребенка стано­вится обычным поиск внешнего наказания после того как он сделал что-то плохое, ибо таким образом он надеется восстановить свое психическое и моральное равно­весие. И часто он наказывает себя, переживая муки совести и совершая небольшие косвенные поступки возмездия.

В подростковом возрасте юноша сталкивается с новым кризисом. Прежде всего, он решает, что родительские ограничения по большей части дурацкие. Он совершает множество запрещенных поступков, хотя еще может испытывать некоторую вину. Око­ло четырнадцати лет дома и в школе возникают дисциплинарные проблемы, так как молодой человек будет «проворачивать» антисоциальные поступки, если сможет; он еще не хочет опираться на что-то внутреннее, он предпочитает сильных лидеров и контроль для удержания его в порядке, хотя в то же самое время он бунтует.

Но постепенно, по мере развития у молодого человека идеального образа Я, негативные аспекты совести долженствования уступают место совершенно иной со­вести обязательства. Мы говорим, что она «совершенно иная», потому что она теперь поддерживается не страхом наказания, а сливается с позитивной структурой пропри-ативного стремления. Молодой человек, выбравший карьеру, знает, что обязан для этого учиться, а если не сделает этого, то нарушит выбранный им самим стиль пове­дения. Центр совести постепенно смещается со специфических привычек послушания на проприум. «Чувство» совести в зрелости редко связано со страхом наказания, будь то внешнее или самонаказание. Скорее, это ощущение обязательства.

Во взрослом возрасте остается много «долженствований», но теперь они идут от рационального признания последствий и редко ощущаются как дело совести. Я должен подчиняться правилам дорожного движения. Я должен следить за состоянием электро­проводки в доме. Я не должен показывать ей свои истинные чувства. Но, с другой сто­роны, я обязан голосовать. Я обязан написать это письмо. Я обязан усерднее учиться. Я обязан поступать хорошо (по моему разумению). Это собственные ценностные сужде­ния. Никто меня не накажет, если я не буду жить в соответствии с предпочитаемым мною стилем. Утверждать, что я боюсь будущих мук совести, означает смешивать воз­можный результат с полностью позитивным чувством обязательства³⁵.

^BertocaP A A remterpretation of moral obligation //Phil & Phenomenol Research 1945 Vol 6 P 270-283, Allport G W Becoming basic considerations for a psychology of personality New Haven (Conn) YaleUmv Press, 1955 P 68-74 <Наст изд С 166-216 >

Развитие чувства Я 261

Зрелая совесть — это ощущение долга поддерживать свой образ Я в приемле­мой форме, продолжать свою выбранную линию проприативных стремлений, короче говоря, создавать (а не разрушать) собственный стиль бытия. Совесть становится раз­новидностью общего руководства собой. Акцент смещается с племенного и родитель­ского контроля на самоконтроль индивидуума³⁶.

К несчастью, некоторые психологические интерпретации не признают этот переход от долженствования к обязательству. Некоторые авторы утверждают, что су-перэго — шаблон родительских и племенных правил и наставлений, наложенный на всю жизнь человека. Конечно, есть взрослые, задержавшиеся в своем моральном развитии. Они продолжают страдать от инфантильной вины, неразрешенных конф­ликтов с ранними детскими авторитетами. Но эта патология совести (не такой уж необычный недуг) не отменяет правил, управляющих ее трансформацией при нор­мальном ходе развития.

Дата добавления: 2015-08-28