Кое-как открыв квартиру неслушающимися руками, мы буквально вваливаемся в помещение и чуть ли не падаем на коврик у двери. Собаки робко жмутся в дверях комнаты, не решаясь подойти к нам. Подтолкнув Джерарда к дверному проему, нетвердой походкой, не снимая обуви, прохожу на кухню и насыпаю корма в собачьи миски, после чего возвращаюсь в комнату, где, развалившись на моей кровати, уже лежит Джерард. Его ботинки валяются у самых дверей, и я, следуя его примеру, сбрасываю кроссовки и ложусь рядом. Джерард ворчит что-то несвязное и нечленораздельное, подгибая ноги и дрожа (от холода?.. А на улице ему было жарко...). Аккуратно снимаю с него кожаную куртку и вешаю ее на изголовье кровати, затем проделываю те же манипуляции со своей верхней одеждой. Раздеться кажется непосильной задачей. В голове сплошная каша, руки и ноги живут своей жизнью.
Джерард переворачивается на спину и, забравшись под одеяло, хлопает меня по плечу:
- Спокойной ночи, Фрэнки.
Тоже забираюсь под одеяло, натягивая последнее до самого носа.
Спокойной ночи, Джерард. Спокойной ночи.
========== Причина шестая. ==========
Воскресенье. Утро. Поперек моей кровати лежит Джерард, выпячивая задницу и храпя на всю округу, а под ним располагаюсь я. Как бывает во всех третьесортных гейских романах, я должен был удивиться, смутиться или запаниковать при виде лежащего в моей постели парня, но нет, я не испытываю даже толики возмущения по поводу того, что меня придавливают своим не маленьким весом к матрасу, раскинув руки и ноги в позе морской звезды. Напротив, меня даже умиляет картина сладко сопящего в обе дырки парня с размазанным макияжем и дергающейся левой ногой. То, что одна из его конечностей дергается, я не вижу, а чувствую, так как в левый бок, чуть ниже ребер, то и дело поступает несильные вибрации. А левая потому, что правая возлежит прямо у меня на груди, почти перед самым носом.
Джерард лежит, уткнувшись лицом в подушку, и что-то бормочет себе под нос. Не сдерживаюсь и скидываю его ноги с себя, этим самым заставляя горе-алкаша, моего собрата по бутылке, разлепить слипшиеся веки и прошерстить меня полным неудовольствия взглядом. На смену раздражительности вмиг приходит ласковая улыбка, а глаза так и источают какую-то неизвестную мне эмоцию – что-то сродни нежности, заботе и пониманию, только всего по-немногу.
Бреду на негнущихся ногах в душ, попутно захватив полотенце и чистое белье. Быстро смываю с себя остатки вчерашнего вечера, который, как ни странно, запоминаю в мельчайших подробностях, вплоть до того, какого цвета нижнее белье было у девушки за соседним столиком. Насухо вытираюсь, надеваю боксеры и точно также, медленно и неуверенно, возвращаюсь в комнату.
Джерард, отбросив какие-либо стеснение и робость (ну, если они вообще были, конечно...), разваливается на простынях, закутавшись в одеяло по самые уши. Голые пятки и икры смешно свисают с кровати. Одежда Джерарда: все, вплоть до нижнего белья, валяется на полу.
«В моей постели спит незнакомый голый мужик. Восхитительно. Лучше и быть не может.»
Кое-как поборов желание просто спихнуть сонное тело ногой, подхожу к Джерарду и, присев на край кровати, трясу его за плечо. Джерард открывает глаза, фокусируя на мне взгляд, и с мученическим стоном снова закрывает их. Видимо, он переносит похмелье намного тяжелее меня.
— Кофе? – тихо предлагаю я, принимая вертикальное положение и не сводя глаз с сонного упитого монстра.
— Без сахара, – ответом мне следует убитый хриплый голос каторжника. – И чего-нибудь от головы, если можно... – кажется, каждое слово дается ему с трудом, проходясь наждачкой по горлу.
Приношу стакан воды и две таблетки аспирина, кладу все на тумбочку и укладываю поверх одеяла чистое полотенце и вытянутую, но удобную футболку:
— Как оклемаешься, иди на кухню, – бросаю и выхожу из комнаты, оставляя Джерарда один на один с его головной болью и недомоганием.
Делаю себе живительный напиток с тремя ложками кофе и выпиваю его почти залпом, после чего выпиваю еще пол-литра воды, дабы утихомирить разбушевавшийся сушняк. Завариваю кофе для своего собутыльника и, надев на собак поводки, выхожу на улицу.
Холодный воздух окончательно приводит меня в чувства, и вот перед вами вновь стоит недовольный жизнью Фрэнк Айеро собственной персоной с двумя собаками на привязи и сигаретой в зубах. Дохожу до детской площадки, привязываю поводки к торчащей из земли трубе и с тяжелым стоном опускаюсь на скамейку.
Улицы еще совсем пустые: все отсыпаются в своих квартирах или только-только ложатся спать, завидев рассвет. Так спокойно и тихо.
Минут через двадцать бездумного сидения на лавочке и выкуривания сигареты за сигаретой проходит, прежде чем появляется Джерард – уже бодрый, почти веселый, будто совсем не пивший вчера и не валявшийся полчаса назад ничком в моей постели с голым задом. Он выходит в одних лишь джинсах да моей футболке, невзирая на прохладную погоду; моего лица же почти не видно за капюшоном толстовки.
Джерард кисло улыбается и садится на корточки перед собаками, подставляя свое лицо под мокрые ласки и гладя их по головам. Собаки, сделав свои дела, тут же переключают все свое внимание на него, облизывая подставленные им участки кожи и ласкаясь, словно кошки, но продолжается это не долго: минут через пять явно озябший Джерард поднимается на ноги, кивает мне и удаляется в сторону круглосуточного магазина за углом. Вскоре он возвращается с двумя бутылками пива и пачкой сигарет. Протягивает одну мне, садится рядом, откупоривая бутылку, и делает большой глоток. Проделаю все то же самое, чувствую, как меня накрывает внезапный прилив сил.
<b>Причина шестая:</b> без лишних слов покупает выпивку на опохмел.
Джерард расслабляется, перестает дрожать и укладывает голову мне на плечо так, будто это в порядке вещей, но я не сопротивляюсь. Напротив, поворачиваю лицо и утыкаюсь подбородком ему в макушку, делая очередной глоток холодного пива.
Мурашки бегут вдоль по позвоночнику, когда Джерард случайно задевает мое колено ладонью. Задевает и не убирает, а накрывает и даже начинает мягко поглаживать. Все его прикосновения достаточно легкие, почти незаметные, трепетные, но вызывающие во мне бурю эмоций, коей я не чувствовал уже довольно давно, так как не было человека, чьи действия приводили бы меня в такой восторг. Это кажется очень странным и даже неестественным, но вот только мне все равно. Я даже сам не осознаю, что такого отталкивающего просматривается в его касаниях, но какая-то часть моего подсознания кричит и бьется о стенки моей черепной коробки, завывая о том, что все не так, как должно быть на самом деле.
Мы молча пьем пиво еще минут десять, после чего Джерард поднимается на ноги, забирает у меня пустую бутылку и отправляет ее вместе со своей в мусорный бак. Отвязываю собак и бреду к подъезду; за мной тенью следует Джерард, кажется, наступая на те же самые места, куда секундой назад наступаю я. Душный и пропахший всякой мерзостью подъезд неожиданно становится самым теплым и желанным местом на планете, не считая моей квартиры, до которой мы идем медленно, не торопясь, тщательно смотря под ноги.
И вот потрепанная дверь, вот мягкий коврик в коридоре, вот моя уютная маленькая квартирка. Как-то странно ощущать в себе прилив радости, входя в это приевшееся за годы проживания тут место. Но позади меня Джерард, который с недавнего времени становится моей опорой и защитой, и волноваться, казалось бы, не о чем. Даже моя квартира преобразилась после знакомства с ним, не то, что моя обыденная жизнь.
— Сегодня тебе никуда не надо? – слишком оживленным голосом интересуюсь я, поражаясь тому, откуда в моем обычном пустом тоне появляется столько эмоций сразу. Но больше всего меня удивляет тот факт, что мне, кажется, не хочется расставаться с Джерардом. Не сейчас, по крайней мере.
Скидываю обувь и смотрю на Джерарда, склонившегося к полу, сверху вниз.
— Хочешь еще понаслаждаться моим обществом? – выпрямляется, также снимая обувь, и игриво вскидывает брови, скользя кончиком языка по тонким губам. – Так уж и быть, я отменю свою встречу с двумя цыпочками и посвящу все свое свободное время тебе и твоей постели, – на слове «постель» Джерард шумно сглатывает, словно унимая нарастающее возбуждение: его кадык резко дергается вверх, глаза на мгновение закатываются, а пальцы на бедре сжимаются и разжимаются.
В груди теплится какое-то странное, но нежное и трепетное чувство. То же самое чувство, как когда Джерард касается моего колена. Надо спросить у кого-нибудь, что это значит и как от этого избавиться (хотя...).
Пока я снимаю с собак поводки, Джерард проходит в комнату и, не стесняясь, начинает раздеваться: вот моя футболка летит на диван, раскрывая для меня прекрасный обзор на широкие, покрытые мурашками плечи; вот штаны, под которыми нет абсолютно ничего, опадают на пол, и моему взору предстают худые ноги и упругая подтянутая задница моего собутыльника.
Неловко отвожу взгляд, понимая, что Джерард смотрит на меня с улыбкой, чуть повернув голову. Странно, за всю свою жизнь я испытываю меньше неловкости и смущения, чем за эту неполную неделю.
<center><i>«Может, это есть тот самый человек, который способен перевернуть мою жизнь?»</i></center>
Слишком сопливо это звучит. Сопливо и неправдоподобно. Но почему-то мне хочется в это верить. Возможно, я просто схожу с ума, и Джерард — единственное, что удерживает меня от падения в бездну безумия, а возможно, я просто Уже сошел с ума и цепляюсь руками и ногами за любое проявление внимания и теплоты в мою сторону. Опять же, хочется верить, что правильный вариант — первый, но кто его знает?
Джерард, слегка виляя бедрами аки клубная «бабочка», доходит до кровати и забирается под одеяло, оставляя мне на обозрение лишь черную взлохмаченную шевелюру да наглое лицо, подернутое усмешкой. И снова он смотрит на меня изучающе, словно пытаясь предугадать мои следующие действия и слова, пожирая. На меня в жизни никто так внимательно не смотрел.
Пытаясь отогнать навязчивые мысли не очень приличного характера, иду на кухню. Собаки уплетают еду за обе щеки, и мне невольно становится завидно. Что за жизнь у собак? Спи, ешь да испражняйся — никаких терзающих мыслей, никаких переживаний. Разве не прекрасно?
Тупо смотрю на довольных жизнью собак еще минут десять, прежде чем все же нахожу в себе силы оторваться от стены и налить себе кофе. Мысли в голове летят, сменяя друг друга, с невообразимой скоростью, не давая мне ухватиться хотя бы за одну. Собаки ласкаются к ногам.
На кухне появляется Джерард (какого?..) и буквально вырывает у меня из рук чашку, допивая остатки кофе в оной. Берет меня под руку и тащит в комнату, попутно стягивая с меня одежду, оставляя меня лишь в джинсах (какого ху...?), после чего толкает на кровать и, приняв положение, в котором пребывал каких-то пятнадцать минут назад, поворачивается спиной ко мне, натягивая одеяло до кончиков ушей и, кажется, вдыхая его запах (я, блять, отказываюсь это комментировать!). Ничего непонимающим взглядом прожигаю дырку в его спине, но осознав, что все мои попытки тщетны и бессмысленны, откидываюсь на подушку и закрываю глаза, забираясь под одеяло.
Самое странное воскресенье в моей жизни. А ведь день только начался!
========== Причина седьмая. ==========
Так как уснуть у меня не получается, как я ни пытаюсь, следующие несколько часов я просто лежу и смотрю в потолок, правой рукой зарывшись в длинные пряди волос Джерарда, то и дело пропуская их сквозь пальцы. Мирное посапывание в стороне послышалось буквально через десять минут после того, как я улегся рядом, а еще минут через пять теплое тело прильнуло ко мне и обвило длинными, нескладными, но такими изящными руками поперек груди.
Черная макушка покоится у меня на груди, умиротворенное лицо Джерарда находится в сущих миллиметрах от моего. Закрываю глаза, утыкаясь подбородком в макушку Джерарда.
Над нами будто нависает облако уюта, окутывая нас, словно старое и теплое пуховое одеяло. В голову лезут мысли, которые никогда ранее не интересовали меня. Мысли о привязанности одного человека к другому, о чувствах, об отношениях... Рядом с Джерардом в голову постоянно лезут подобного рода мысли, но я старался не придавать им значения, а сейчас, когда не нужно обдумывать свои слова, действия и мимику, есть время подумать об этом. Не скажу, что прямо жуть как хочется делать это, но что остается?..
Сейчас я согласен даже на недолгий разговор с Джерардом, лишь бы не думать о том... О том, о чем я думаю в данный момент. И, словно услышав мой молчаливый крик о помощи, под боком ворочается Джерард. Не открываю глаза, а делаю вид, что продолжаю спать, пока Джерард робко отстраняется и выпутается из одеяла. Приняв сидячее положение, опускает руку на мой лоб и наклоняется к моему лицу (я чувствую, как его волосы щекочут нос и щеки), после чего резко отстраняется и встает с кровати.
Приоткрываю глаза, не меняя положения тела, и вижу, как сгорбившийся над спинкой кровати Джерард что-то нашептывает себе под нос, явно коря себя за какой-то проступок. Хочу спросить, что же такого произошло, но что-то меня останавливает, и я продолжаю оставаться лишь немым зрителем.
Джерард медленно и тихо одевается: сначала открывает ящик шкафа с нижним бельем и достает мои черные боксеры, кинув на меня мимолетный взгляд, затем футболка, которую я одалживаю ему утром. Джинсы он предпочитает не трогать, оставляя их валяться на своем месте. Прихватив с собой свою куртку, Джерард удаляется, по всей видимости, на кухню, и я, наконец, позволяю себе нормально осмотреться. Прикасаюсь ко лбу, где пятью минутами ранее покоилась рука Джерарда, и, напрягая все свои извилины, пытаюсь понять, что же такого он сделал и почему так себя корил за это.
Не проходит и десяти минут, как с кухни доносится восхитительный аромат только что сваренного кофе. Делаю над собой усилие и приподнимаюсь на локтях, вытягивая шею, чтобы заглянуть в дверной проем, но мои попытки заканчиваются ничем, и единственное, что я вижу, – это стена напротив двери и маленький кусочек дверного проема на кухню.
Джерард боязливо выглядывает из-за угла, с беспокойством оглядывая мою фигуру, и сконфуженно опускает взгляд, понимая, что я уже не сплю. Поднимает на меня глаза и растягивает губы в наигранной улыбке, словно прося прощения:
- Хочешь кушать? - простой, казалось бы, вопрос, но вдоль по позвоночнику почему-то бегут приятные мурашки от тембра его голоса.
Вяло киваю и выбираюсь из-под одеяла, попутно ища глазами хоть какую-нибудь футболку. Видимо, Джерард закинул мою шмотку куда-то далеко, потому как даже прошерстив всю комнату внимательным взглядом, я не нахожу нужной мне вещи. Ну и ладно.
Джерард скрывается за косяком, и я слышу, как он что-то бормочет себе под нос. Видимо, он выглянул, чтобы посмотреть, не разбудил ли меня, пока делал себе кофе, и, наткнувшись на уже не спящего меня, подумал, что все-таки разбудил. Пусть так.
Джерард стоит у плиты, включая камфорку и одновременно с этим открывая холодильник. Оборачивается на меня и кивает на стол, на гладкой поверхности которого уже стоит кружка с кофе для меня. Рядом стоит еще одна кружка (розовая, с какими-то принцессами, зато большая. Сам удивляюсь, откуда у меня такая вещь) - Джерарда. Наполовину пустая и развернутая ручкой к окну.
Джерард что-то ищет в холодильнике и, найдя искомое, с радостной миной выгружает найденное на столешницу. Всего лишь яйца, молоко да малиновый джем. Также в ход идет нарезной хлеб и подсолнечное масло из бутылки. Сковородка во мгновение ока оказывается на плите, а по ее дну тут же растекается масло. Джерард быстро, но аккуратно разбивает несколько яиц в заранее подготовленную тарелку, добавляет все необходимые ингредиенты и тщательно перемешивает. Когда масло начинает еле слышно шипеть, он тут же обмакивает кусок хлеба в полученную массу и выкладывает на сковородку. Несколько аккуратных кусочков хлеба гармонично лежат на дне посуды и источают восхитительный аромат, от которого начинают в прямом смысле течь слюни.
Отпиваю немного из кружки и наблюдаю за неспешными действиям Джерарда, который, выждав пару минут, ловко переворачивает хлеб на сковородке, а спустя еще несколько минут, выкладывает получившиеся гренки на плоскую тарелку.
<b>Причина седьмая:</b> готовит мне завтрак.
- Приятного аппетита, - Джерард ставит передо мной тарелку и усаживается на стул напротив меня, зажимая в ладонях розовую чашку.
Мы завтракаем молча. Точнее, завтракаю я, а Джерард просто смотрит на меня, выглядывая из-за этой нелепой кружки, думая, что я не замечаю. Особенного внимания удостаивается мой лоб, и я невольно прикасаюсь к нему кончиками пальцев, подмечая, как передергивает Джерарда и как резко меняется его выражение лица. Меняется всего на секунду, и вот на смену удивлению, растерянности и смущению приходит уже привычное выражение безразличия.
Тишину нашего уютного совместного завтрака прерывает трель телефонного звонка. Мотаю головой в поисках источника звука, и это оказывается телефон Джерарда, что лежит в его куртке, висящей на спинке моего стула. Протягиваю парню телефон и продолжаю трапезу, краем глаза наблюдая за мимикой и жестикуляцией своего гостя.
Он говорит с каким-то Майки, причем говорит много и эмоционально, словно этот самый Майки очень дорог ему, и Джерард пытается отгородить, защитить его от какой-то беды, что неумолимо подбирается к нему каждую секунду все ближе и ближе. Но мне не столько интересно слушать, что он говорит, сколько интересно наблюдать за его эмоциями.
Мне нравится наблюдать. Особенно за Джерардом. Ему тоже нравится за мной наблюдать - об этом можно судить по редко проскальзывающей на его губах мечтательной улыбке. Надеюсь, я не выгляжу также, как он сейчас. Джерард сам по себе странный, а вот для меня такое в новинку.
-...нет, Майки, я сейчас не дома. Я у... друга...
То, как он выдыхает слово "друг", заставляет меня поежиться и легко улыбнуться, но в то же время побуждает в который раз задуматься: а кто мы друг другу? Джерард считает меня другом, а я? Считаю ли я его своим другом? Наверное, да. Наверное... Я не знаю. Я запутался. Наши отношения нельзя охарактеризовать ни одним словом в моем лексиконе. Это больше, чем дружба, пусть даже мы и знакомы совсем недавно. Я ощущаю какую-то духовную, не физическую связь. То самое чувство, пробирающее до дрожи, до мурашек, до загибающихся пальцев на ногах - приятное, тягучее, приторно-сладкое и родное.
К концу разговора Джерард выглядит подавленным и расстроенным. Хочется успокоить его, прижать к груди и погладить по голове, отгоняя все невзгоды и ненастья, но вместо это я выдаю:
- Что-то случилось? - мой голос звучит крайне обеспокоенно, как бы я ни старался этого скрыть. Что же могло так разочаровать Джерарда?
- Брат звонил, - Джерард делает глоток кофе и отставляет почти пустую кружку в сторону, откидываясь на стену и скрывая лицо в ладонях. Мысленно отмечаю, что у Джерарда есть брат, который ему очень дорог. - Просит приехать на квартиру. Он опять попал в какую-то передрягу и ему срочно нужна моя помощь. Сказал, что вышлет за мной машину, - мученический вздох и сгорбившаяся спина.
Грудь сковывает и дышать становится труднее после его слов. Еще один полный одиночества день.
А стоило ли надеяться на то, что Джерард останется до следующего утра? Чтобы он, человек, принесший в мою жизнь толику счастья и света, оставался рядом дольше, чем положено? Глупый-глупый Фрэнк, все еще надеющийся на лучшее, надеющийся на счастье в жизни, на свет в конце тоннеля.
И опять это тупое желание поддержать Джерарда, защитить. Сделать что-нибудь, чтобы стереть с его лица выражение тупого безразличия. Это не то безразличие, когда человеку наплевать на происходящее вокруг него; это то самое безразличие, которое приходит в тот момент, когда теряешь нечто важное, нечто дорогое, нечто стоящее - то, без чего больше не представляешь своей жизни.
Джерард еще с минуту сидит на месте, после чего встает и тихо уходит в комнату. Я продолжаю сидеть за столом, тупо смотря на то место, где совсем недавно сидел Джерард. Из комнаты слышатся тихие шорохи: Джерард ищет свою одежду.
- Эй, - тихий голос, шаги.
Отодвигаюсь от стола и оборачиваюсь, неловко утыкаясь в живот Джерарда. Наверное, мои щеки заливаются румянцем, когда я отстраняюсь, и Джерард издает смущенный смешок, отводя взгляд в сторону.
Раздается тихое пиликанье, и парень грустно улыбается:
- Мне пора. Проводишь?
Молча киваю и встаю с места, все еще пытаясь привести в порядок тот балаган, который творится у меня в голове. Джерард берет меня за руку и ведет за собой в прихожую. Там мы обуваемся, не расцепляя рук, и выходим из квартиры, лишь слегка прикрыв дверь, чтобы в квартире был легкий сквозняк. Джерард идет впереди, отводя руку назад, чтобы не разжимать мою ладонь.
Мы выходим на улицу и видим стоящую прямо перед подъездом машину. Джерард сильнее сжимает мою ладонь, поворачиваясь ко мне лицом, и резко обнимает одной рукой за талию. Я стою, не смея шевельнуться, и только спустя пару секунд решаюсь обнять Джерарда в ответ.
Странная вещь - объятия. Никогда их не любил, но сейчас... Сейчас я чувствую, как по телу разливается приятное тепло от корней волос и до кончиков пальцев. Несмотря на пронизывающий ветер и отсутствие на мне футболки, я не чувствую холода - лишь запах волос Джерарда и легкое, щекочущее чувство на лице от их прикосновения.
"До завтра".
========== Причина восьмая. ==========
Я не жду, что Джерард появится под подъездной дверью следующим утром, даже несмотря на его многообещающее "До завтра". Не знаю почему, но что-то во мне забило тревогу, когда машина скрылась в соседних дворах. Что-то, говорящее мне: "не жди, не надейся". И я не расстраиваюсь, не унываю, я просто иду домой, одеваю теплый свитер и сажусь перед телевизором, бездумно щелкая каналы.
Вечер наступает слишком быстро. То ли это потому, что на часах было около двух часов дня, когда Джерарду позвонил брат, то ли потому, что переключать канал через каждые пять секунд, не особо-то всматриваясь в происходящее на экране, довольно занимательное и затягивающее занятие.
Пару раз я останавливаюсь, задерживая взгляд на каких-то дешевых кинолентах девяностых годов. Что-то про любовь и разлуку, про тоску по любимому человеку и отношения на расстоянии. Про переписку, про измены, про боль и разочарование, но в конце... В конце все хорошо, все счастливы, все любят и прощают друг друга. Что-то слишком сопливое и неправдоподобное.
С появлением Джерарда в моей жизни я начинаю верить во что-то светлое и теплое. Начинаю верить в отношения между людьми, в дружбу, в привязанность, в любовь... В ненависть я верил всегда, так как испытывал это ни с чем не сравнимое чувство огромное количество раз, хотя бы даже по отношению к себе. Но теперь... Теперь слишком много эмоций, слишком много чувств, слишком много нового в моей жизни и многоточий в моей истории. Слишком много непоняток и неподвластных моего разуму вещей.
<b>Причина восьмая:</b> он пробуждает во мне эмоции, которые ранее я никогда не испытывал.
Если я все же сошел с ума, и Джерард - лишь плод моего воображения, построенный моим подсознанием, впитывающий в себя все те качества и достоинства, которых у меня никогда не было и которые я всегда ценил, но не признавал, то я не против. Это не плохо. Проводить последние дни своего сумасшествия в компании неуклюжего, но в то же время такого грациозного человека - это не то, что я себе представлял. Это лучше. Намного лучше.
И да, меня нельзя оставлять наедине с самим собой. Я каждый раз начинаю думать. Думать много и постоянно. Думать о многом: о смерти, о жизни, о чувствах, об эмоциях, об отношениях между людьми... Почти обо всем. И это меня убивает.
Не думать вовсе - вот она, услада для меня. Но я не могу просто взять и перестать думать. Я не гений, не умник, но все же просто взять и перестать, просто взять и выкинуть все мысли из головы... Нет, я так не могу. Не умею.
Чтобы отвлечься от навязчивых мыслей, ложусь в кровать и пытаюсь заснуть. За эти два дня я проспал слишком много, даже чересчур много, поэтому долго не могу заснуть, ворочаясь в кровати. Простыни все еще хранят едва ощутимый аромат парфюма Джерарда, и я не замечаю, как засыпаю, только уткнувшись носом в подушку, на которой совсем недавно спал виновник моих терзаний.
***
Как ни странно, я не ошибаюсь, когда предполагаю, что Джерарда не будет около подъездной двери утром. Около подъезда - нет, а вот у моей двери - да. Не ошибаюсь частично.
- Привет, - улыбается Джерард, переминаясь с ноги на ногу. - Прости, что прямо так. На улице резко похолодало и сидеть там больше не представляется возможным, - начинает оправдываться Джерард, но я не даю ему продолжить, затаскивая в квартиру за рукав куртки.
Понедельник - день дерьмовый. Синоним слова "пиздец". Для меня любой день является синонимом слова "пиздец", но утро, которое начинается с прихода дорогого (?..) тебе человека, внезапно становится прекрасным началом дерьмового дня.
Джерард робко улыбается и, закрыв за собой дверь, обнимает меня. Обнимает не так, как вчера у подъезда. Более чувственно: одна его рука ложится мне на поясницу, а вторая обвивает плечи, подбородок удобно устраивается на моей макушке. Кажется, он даже немного привстает на носочки, чтобы провернуть подобный трюк. В этот раз я обнимаю его в ответ сразу, и мои руки сами собой ложатся в его карманы. Джерард вздрагивает всем телом, ударяя меня подбородком по лбу.
- Прости, - выдыхает Джерард мне в висок и спустя пару секунд отстраняется. - Кофе?
С улыбкой киваю и жду, пока Джерард разуется.
На часах еще нет и половины шестого утра, поэтому времени побыть наедине у нас достаточно. Собаки, сидевшие весь вчерашний день не пойми где, забежали на кухню вслед за нами, ласкаясь к ногам гостя.
И опять кофе, и опять стряпня Джерарда на столе, к которой он не притрагивается. Собаки уплетают свой завтрак за обе щеки, пока мы с Джерардом ведем молчаливую беседу о жизни. И вели бы еще очень долго, если бы не телефонный звонок.
О, как же я теперь ненавижу телефоны.
- Да, Майки? - с тяжелым вздохом приветствует брата Джерард. - О, правда? - улыбка появляется на его бледном лице, и в глазах загорается игривый огонек. С таким же огоньком во взгляде Джерард иногда смотрит на меня. - То есть, следующий месяц-другой ты меня не побеспокоишь? - парень откидывается на стену, держа кружку с кофе в руках. - Какая прелесть!
Джерард отключается и убирает телефон, с легкой ухмылкой смотря на меня, как бы говоря, что теперь-то я от него никуда не денусь.
Он отбивает непонятный ритм на бедре, пьет кофе и смотрит на меня. Отставляет чашку, сделав последний глоток, и закуривает сигарету. Кладет пачку на стол, подталкивая ее ко мне, пуская следом зажигалку. Быстро доедаю яичницу и закуриваю.
На часах почти семь, и мы медленно подтягиваемся в комнату, ленивой походкой шагая по полосатому линолеуму. Собаки утыкаются носами в ладони, держа в зубах поводки. Джерард вызывается надеть на них ошейники, и собаки, кажется, готовы умереть от счастья.
Питомцев мы выгуливаем, дымя сигаретами. И мы говорим. Говорим... вслух. Первым, как ни странно, разговор начинаю я. Обычно я так не делаю, но что-то подсказывает мне, что пора переступить эту молчаливую черту и начать узнавать друг друга. Мы ведь друзья.
Друзья ли?..
- Как ты забрел сюда в самый первый раз? - затягиваюсь сигаретой и закидываю руку на спинку скамейки, располагая ее за спиной Джерарда.
- Это скучная история, поверь мне, - смеется Джерард, почесывая переносицу.
- А ты расскажи ее так, чтобы она не была скучной.
- Ну, попробую... - неуверенно парирует Джерард, туша сигарету о подошву своих тяжелых ботинок. - Мы тогда так конкретно напились, что я имя свое забыл. Нас было пятеро: я, Майки, его девушка и еще двое моих знакомых, чьих имен я не помню. Мы с теми двумя познакомились в тот же вечер, когда уже были немного под градусом, и сразу же нашли общий язык. Может, это было из-за того, что они были очень славными ребятами, но я склоняюсь к тому, что во всем виноваты две бутылки крепкого виски и пачка сигарет на двоих. Не знаю. Не помню. Мы провели отличный вечер, напиваясь, точно последние свиньи и творя разные, неподобающие для трезвых и здравомыслящих людей вещи. Мы пили так, словно в последний раз, курили так, будто у нас не было легких и уже нечего портить. Заказали машину и колесили по городу, хотя каждый из нас был на своих колесах. Кстати, колеса там тоже были, но я предпочел отказаться. Как бы пьян я ни был, я все еще помню, как меня ломало каждый раз после приема наркотиков. Мы заехали в какой-то район, и таксист высадил нас, потому что у нас кончились деньги. Вообще-то, у меня были деньги, но в тот момент я как-то не подумал о том, чтобы достать кошелек и заплатить водителю. А потом мы начали бродить по улицам. На часах было не больше десяти вечера, но мы были пьяны и веселы, нам было все равно. Мы ходили по улицам, говорили с людьми, а потом... А потом мы просто лежали на промерзлой траве и смеялись. Там мы и заснули. Когда я проснулся, тех двоих уже не было, а Майки с его девушкой принесли кофе из ларька и сигареты. Мы проспали мало - не больше трех часов. Была еще ночь. Темнота, легкая головная боль, тошнотворный кофе и легкие сигареты. Затем Майки сказал, что ему нужно куда-то ехать, и, вызвав такси, уехал вместе со своей девушкой, а меня оставили сидеть там, на траве. Где-то через час у меня затекли ноги и я решил пройтись. Шел довольно долго, пока не уперся в этот район. Мне так хотелось снова пристроить свою задницу на горизонтальную поверхность, а единственная скамейка, которая не разваливалась от любого дуновения ветра, была только у твоего подъезда и здесь, - Джерард показывает на лавочку, на которой мы сидим. - Я решил выбрать скамейку рядом с твоим подъездом и, как видишь, не прогадал, - легкая мечтательная улыбка трогает его губы, и его голова уже покоится на моем плече.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 47 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |