Заметно похолодало. Теперь моя толстовка меня не спасает, и мерзкий ветерок забирается под плотную ткань, пересчитывает ребра, скользит ледяной дымкой по животу, заставляя втянуть его. Неприятные мурашки бегут от копчика до седьмого шейного позвонка, вызывая легкую дрожь.
Собаки с громким лаем приветствуют меня, утыкаясь носами в ладони и царапая когтями паркетный пол. Прогулка не затягивается надолго. Сразу после этого я сажусь за конспекты, вчитываясь в то, что усвоил еще на парах, но счел нужным перечитать еще раз, чтобы не забыть наверняка.
Сон приходит на удивление быстро, а из-за сильнодействующих обезболивающих, которые я купил по дороге с работы домой, сон я принял не так уж болезненно и мучительно.
Видимо, не суждено мне проснуться в хорошем настроении и без головной боли. Карма меня явно недолюбливает, если не ненавидит. Но я все же надеюсь на первый вариант, так как получить во враги такую суку, как Карма, я не стремлюсь.
С горем пополам встав с кровати и чудом не уронив прикроватную тумбочку, добираюсь до ванной комнаты. Отражение в зеркале приветствует меня кислой миной и всеми оттенками синего, фиолетового, зеленого, черного и серого под глазами. Невольно морщусь, вглядываясь в знакомые до боли черты лица, и без особого энтузиазма отмечаю, что сегодня я выгляжу даже хуже, чем вчера. Восхитительно, мать твою.
Желания выгуливать собак нет, но надо. Лучше полчаса постоять на улице, чем наслаждаться оттиранием дерьма от ковра. На негнущихся ногах дохожу до шкафа. Надеваю то, что первое вывалилось, а именно теплую толстовку и потертые джинсы, цепляю на собак поводки и выхожу из квартиры. Поворачиваю ключ три раза и проверяю, закрыта ли дверь, пару раз подергав за ручку.
Хочется есть, но не настолько сильно, чтобы идти в магазин, поэтому я даже денег с собой не беру. Да и хрен с ними, с деньгами. А вот сигареты я зря забываю. Они просто необходимы для полнейшего пробуждения, но, так как я благополучно оставил их на тумбочке в прихожей, приходится лишь зевать и мысленно материться.
Я настолько увлекаюсь, ругая себя, что не замечаю, как ко мне кто-то подходит. Этот кто-то оказывается Джерардом, парнем, с которым есть, о чем помолчать. Вспоминается его вчерашнее "До завтра". Вяло улыбаюсь и хочу было протянуть руку, но отчего-то этого не делаю. Джерард молча подходит ближе, достает пачку сигарет и протягивает ее мне. В силу своего сонного состояния я не сразу понимаю, чего он от меня хочет, поэтому, воспользовавшись моим замешательством, Джерард буквально просовывает сигарету между моих губ и щелкает зажигалкой у моего лица. Проходит еще секунды две, прежде чем я понимаю, что он просто угощает меня сигаретами, видимо, таким образом пытаясь отплатить мне за вчерашнюю услугу.
Затягиваюсь и, зажав сигарету зубами, выдыхаю сизое облачко дыма. Джерард тоже подкуривает и убирает сигареты с зажигалкой в карман все той же кожаной куртки. Присаживается на заросшую мхом и еще какой-то пакостью скамейку, вытягивая ноги, а я так и стою, одной рукой держа поводки, а другой зарывшись в карман толстовки.
- Сколько тебе лет, Фрэнк? - его тихий, но звучный голос разрывает тишину, нарушаемую лишь несильными порывами ветра и лаем собаки в соседнем дворе.
- Двадцать два, - машинально отвечаю я, все же доставая руку из кармана, чтобы перехватить сигарету и выдохнуть очередную порцию дыма.
Джерард ничего не ответил, лишь затянулся еще пару раз и выбросил недокуренную сигарету в накренившуюся урну с ободранной краской и матерными надписями маркером со всех сторон.
Я хотел было спросить парня, какого черта он здесь делает, но продолжаю молчать, рассматривая расслабленно примостившегося на скамейке парня. Сегодня он был одет более скромно, чем вчера: простые черные джинсы, кеды и темно-серая футболка с принтом какой-то рок-группы. Подводка немного размазалась, но, как ни странно, это не портило его слишком правильного лица, даже наоборот, придавало ему какую-то особую изюминку. Мало кому шел размазанный макияж, а тем более парням за двадцать, но Джерард - исключение.
Я завожу собак домой и запираю дверь. Разворачиваюсь и совсем не удивляюсь тому, что за моей спиной стоит Джерард. Если честно, то я бы больше удивился, если бы его там не оказалось, но нет, вот он - стоит рядом, привалившись плечом к стене, даже не подозревая о том, что ее, стену, отбелили только вчера вечером, и теперь на его куртке останутся белые следы от побелки.
Усмехаюсь, устремляя взгляд на стену, и Джерард, видимо, уловив мой намек, отстраняется от стены, хмуря густые брови. Между его бровей залегает глубокая складка, словно он задумывается о чем-то важном и значимом, когда он пытается отряхнуть лопатку от побелки. Выходит у него не то, что бы хорошо, поэтому я обхожу его, вставая за спину, и помогаю ему отряхнуться.
Мягко скольжу ладонями вдоль его кожаной куртки, стирая белесые следы. Джерард вздрагивает, когда моя рука оказывается у него на пояснице, но ничего не говорит. Как всегда.
Когда на гладкой коже не остается и следа побелки, мы спускаемся вниз по лестнице. В лицо ударяет порыв холодного, пробирающего до костей ветра. До университета идем все так же молча. Молчание висит в воздухе огромным, мыльным и постоянно раздувающимся от ветра пузырем, что переливается всеми цветами радуги, отражая лучи яркого, но холодного солнца от своей зеркальной поверхности.
Университет встречает нас толпами студентов, густыми облаками сигаретного дыма и гулом, разносящимся на двести метров вокруг. Каждый человек, находящийся на территории университета, чем-то занят: кто-то общается друг с другом, кто-то курит, а кто-то судорожно листает конспекты, точно зная, что сегодня преподаватели его завалят или хотя бы спросят. Наверное, я должен был удивиться, увидев, как пара парней кивают Джерарду в приветственном жесте, но нет - я, почему-то, не сомневаюсь, что у такого парня, как он, много знакомых. Не удивляюсь я и тогда, когда молоденькая первокурсница с волосами цвета выгоревшей на солнце пшеницы чуть не сбивает его с ног, но тот умудряется в нужный момент отклониться, и девушка с обиженным лицом кидает ему в след нечто обидное и вряд ли цензурное. Джерард отмахивается от нее, как от настырной мухи, постоянно норовящей залететь в рот или в нос, не особо заботясь о чувствах туповатой на вид блондинки.
Мы останавливаемся у самого крыльца, где концентрация студентов на квадратный метр просто зашкаливает. Я приваливаюсь плечом к колонне, а Джерард опирается пятой точкой о старую мусорку, которую никто не использует по назначению вот уже года два.
Руки саднят от холода, но я продолжаю упорно искать пачку сигарет в карманах толстовки. Поиски не увенчаются успехом, и, видя мое поражение, Джерард вот уже второй раз услужливо протягивает мне сигарету, достает еще одну для себя, после чего отдает мне всю пачку. Подкуривается и буквально вкладывает зажигалку мне в руки, ответив снисходительным кивком на мой вопросительный взгляд, спрашивающий, можно ли мне еще и зажигалку себе забрать.
<b>Причина третья:</b> он делится со мной сигаретами.
Пока мы буравим друг друга взглядами, попеременно выпуская изо рта и носа тонкие струйки сизого дыма, около нас проходит около сотни студентов, боящихся опоздать на первую пару или же просто изъявивших желание погреться. В любом случае они проходят мимо, а мы стоим, словно статуи, почти не шевелясь с поднесенными к губам сигаретами, даже когда последние догорают до фильтра. Проходит минуты две, не больше и не меньше, прежде чем Джерард все же совершает хоть какое-то движение - ежится от холода.
Хмурый взгляд и холодное "До завтра", после чего - удаляющаяся спина Джерарда, быстро теряющаяся в толпе студентов.
Захожу в университет, невольно обнимая себя одной рукой, и достаю пачку сигарет, что вручил мне Джерард. Одна сигарета. Шутник.
========== Причина четвертая. ==========
Остаток недели пролетает в одно мгновение: кажется, будто я только вчера познакомился с этим странным парнем, Джерардом, а уже, оказывается, суббота. Ничего нового, только вот просыпаться по утрам становится легче с каждым днем, а тривиальные прогулки утром стали чем-то сродни ритуалу: я, Джерард, собаки, делающие свои дела, и густые клубы сигаретного дыма. Если так будет продолжаться, то это войдет в привычку.
Но сегодня выходной, и Джерард не обязан сидеть на скамейке перед моим подъездом, ожидая, когда я, наконец, соизволю выволочь свою сонную тушу на улицу. Он вообще не обязан этого делать, но по глазам я вижу, что его это даже веселит, если не развлекает. Словно ему нравится дрожать под пронизывающим ветром, отмораживая пальцы, в которых зажата очередная сигарета; словно нравится видеть мое заспанное, с отпечатком подушки на щеке, лицо, на котором так и написано "Моя жизнь - дерьмо". Я сам-то содрогаюсь всем телом каждый раз, как вижу свое отражение, а вот ему, наоборот, только в радость изучать мое лицо. Или, возможно, Джерард ищет во мне и в моей внешности какие-то явные недостатки, о которых я и сам еще не подозреваю.
Собаки ласкаются, облизывают пятки и жалобно скулят, прося их покормить. А я ведь вчера так и не купил корм.
С жалобным стоном, больше похожим на прощальный рев умирающего мертвеца из дрянного, малобюджетного фильма про зомби-апокалипсис, сползаю с кровати, чудом не задев многострадальную тумбочку, но запнувшись о разбросанные в порыве лени и усталости вещи. Пол страстно целует меня в грудь, чуть менее яростно обходясь с лицом и коленями: благо, я успеваю их согнуть, дабы спасти собственное мужское достоинство от жарких объятий с паркетом. Этого еще не хватало. С минуту лежу задницей кверху, размышляя о том, а не посадить ли собак на диету, но потом все же принимаю полулежачее-полусидячее положение, запрокидывая голову к потолку.
Мокрый нос утыкается мне в район лопаток. Стояк заметно оттягивает приятную на ощупь ткань белья. Потолок перед глазами плывет. Живот урчит убедительнее разъяренного льва.
Все же надо встать и сходить в магазин, иначе мы все тут помрем от голода.
Еле поднявшись на ноги и погладив собак, как бы говоря, что еда скоро будет, иду в ванную. Привычное разочарование от взгляда в зеркало и горячая, почти кипяток, вода, разлетающаяся мириадами брызг, ударяясь о гладкую поверхность ванной. Скидываю прилипшие к телу вещи, бросая их в корзину для грязного белья, и встаю под душ. Закрываю глаза, подставляя лицо под упругие струи воды, смывающие всю грязь и пот, что напоминают о прошедшей ночи и беспокойном сне, содержание которого я не могу вспомнить.
Кстати, о снах... Мне очень редко снятся сны: либо оглушающая тишина и пугающая своей бесконечностью темного, либо рандомные воспоминания из детства и подросткового возраста; неприятных, которые хочется навсегда забыть, вычеркнуть их своей жизни, намного больше, нежели теплых и трепетных, что я так бережно храню в своей памяти. Полноценные сны для меня - редкость, и обычно я запоминаю их в мельчайших подробностях, но сегодняшний день - исключение. Помню только, как бежал от кого-то огромного, тучного; бежал, сломя голову, разбрасывая мешающий под ногами мусор и перепрыгивая любые препятствия так, словно всю жизнь только этим и занимаюсь - часами наматываю круги по полосе препятствий.
Как бы сильно мне этого ни хотелось, душ не приносит облегчения. Только кровь в висках начинает пульсировать с удвоенной силой. Насухо вытираюсь и, ступая босыми ступнями по паркету, нагишом бреду к шкафу. Вещи вываливаются из шкафа серо-буро-черным комком, и я, пытаясь отыскать что-то более-менее пригодное для носки, выуживаю из этой кучи-малы черные джинсы и серую толстовку. Все остальное в таком же порядке запихиваю обратно в шкаф.
Когда-нибудь я наведу здесь порядок. Когда-нибудь не сегодня, скорее всего.
Собаки жалобно скребут когтями по полу и скулят. Сейчас все будет, мои хорошие, подождите.
Собаки, кстати, не совсем мои. Мой работодатель хотел их усыпить, потому что никто долгое время не хотел их покупать, а тратить деньги на животных, которых никто и никогда к себе не возьмет, он не намерен, но я мужественно заступился за бедных животных и временно приютил их у себя. Имена я им так и не придумал. Точнее, не хотел придумывать. Дать собаке кличку - значит привязаться к ней, а мне лишние привязанности не нужны. Не знаю, сколько я еще смогу их содержать, но пока у меня есть деньги на еду для них и время на выгул, они будут жить у меня.
Лицо обдает холодный городской воздух, наполненный различными химическими отходами, сигаретных дымом и запахом свежего хлеба из пекарни в двух кварталах отсюда. Прохожу мимо лавочки, машинально кидая на нее взгляд и не надеясь кого-нибудь там увидеть, но, как ни странно, вижу подогнувшего под себя ноги Джерарда с грустной полу-улыбкой.
- А вот и ты. Я уже заждался.
Это странно? Еще как. Зачем бы Джерарду сидеть тут, на скамейке у моего подъезда в выходной, и ждать меня?
Запоздало вспоминаю, сколько времени. Около девяти утра, наверное, а учитывая то, что обычно я выхожу на прогулку с собаками в полшестого-семь утра, а Джерард в это время покорно дожидается меня у подъезда, он сидит тут довольно давно. Становится немного стыдно за то, что я заставляю Джерарда ждать меня столько времени, когда на улице как раз начинает холодать.
- Давно тут сидишь? - вопрос срывается с губ раньше, чем я успеваю заткнуть себе рот, вспоминая всю матерную ругань, что хранится в моем лексиконе и ежедневно пополняется по утрам, когда звенит треклятый будильник.
Джерард как-то отстранено улыбается, протягивая мне сигарету, подкуривается сам, после чего отдает мне зажигалку и говорит:
- С полшестого утра, - я готовлюсь к тому, что услышу презрение или хотя бы раздражение в его голосе, но ничего, кроме облегчения от того, что я, наконец, соизволил выйти, я не улавливаю. - Ты долго спишь по выходным. Возьму на заметку, - и поднимается с места, зажимая сигарету в зубах и отряхивая свои джинсы. Те самые джинсы, в которые он был одет в нашу первую встречу.
Хочу было сказать "прости", но слова застревают где-то в глотке. Щелкаю зажигалкой и вдыхаю густой сигаретный дым. Джерард подмигивает мне и идет вперед, призывая меня следовать за ним. Мы идем по уже знакомым дворам, заворачивая в сторону продуктового магазина. На мой вопросительный взгляд, который так и кричит "как ты узнал, куда я собирался идти?", Джерард пожимает плечом и отпирает дверь:
- Угадал.
Я беру корм для собак и кое-что съестное для себя, после чего мы идем на кассу, и я расплачиваюсь, хмурясь, обнаружив, что денег в кошельке значительно убавляется. Тем же путем мы возвращаемся в мой двор и заходим в подъезд. Запах тухлых яиц и мочи прочно въелся в стены этого дома, и я, увы, ничего не могу с этим поделать, как бы ни был противен мне подобный аромат.
Мы поднимаемся на мой этаж, и Джерард уже почти разворачивается, как я предлагаю ему войти. Удивление, смятение, толика радости - эмоции, промелькнувшие на его лице в этот момент. Кивком головы дает мне понять, что он совсем не против побывать в моей квартире, что он только всеми руками и ногами "за".
Как только дверь распахивается, собаки кидаются ко мне в ноги, радостно лая. Опять получу выговор от того странного мужика, что живет этажом ниже и все, повторюсь, ВСЕ слышит.
Джерард робко стоит в дверях, не решаясь войти, на что я веду плечом, приглашая его внутрь. Щелкнул замок на двери, и собаки, наконец, отцепившись от моих джинс, наперегонки побежали к Джерарду. Он несколько смущенно протянул руку и погладил одну из собак, затем присел на корточки, почесывая загривок собаки, а та в свою очередь лизнула его в лицо.
<b>Причина четвертая:</b> он любит собак.
Эта картина: сидящий на корточках Джерард, увешанный различными цепочками и замками, гладящий собак, которые периодически лижут его лицо и руки, - поднимает мне настроение, и уголки губ сами собой чуть приподнимаются, образуя некое подобие улыбки. Когда собакам надоело облизывать "незнакомца" (они, почему-то, никогда не лезли к людям на улице, если такие, конечно, встречались, но вот дома они липли ко всему: ко мне, к потрепанной мебели, к соседу снизу, что приходил отчитывать меня за громкий лай по утрам чуть ли ни каждую неделю, к милой бабушке из соседней квартиры, которая раз в две недели приходила ко мне и угощала своей стряпней...), они покорно усаживаются у моих ног и начинают с заядлой периодичностью переводить взгляд с моего лица на пакет с кормом и обратно. Делают они это почти синхронно, кстати. Забавно.
Разувшись, прохожу на кухню и с горкой насыпаю корм в их миски. Собаки мгновенно срываются с коврика в прихожей и налетают на угощение так, словно я не кормил их неделю. Джерард становится в дверях, оперевшись плечом о дверной косяк. И опять этот изучающий взгляд...
Подхожу к Джерарду и, разворачивая его лицом к входу в комнату, слегка подталкиваю вперед, а сам обхожу его, чуть задев плечом, и захожу в свою скромную обитель. Он неуверенно переступает порог комнаты, но как только ламинат под его ногами сменяется паркетом, уверенность и непоколебимость вновь возвращается к нему, выражаясь в смягчившихся чертах лица и расправленных плечах.
Без стеснения завалившись на диван, Джерард включает телевизор и начинает щелкать каналы в поисках чего-нибудь интересного. Пожав плечами, сажусь рядом и тупо смотрю, как на экране одна картинка сменяется другой. Джерард не задерживается на одном канале больше пяти секунд и, дойдя до последнего канала, откидывает пульт в сторону, откидываясь на спинку дивана.
- Как-то все странно, - выдыхает он. - Здесь можно курить? - Джерард поворачивает голову ко мне, проводя кончиком языка по нижней губе. Невольно сглатываю и киваю. В его пальцах тут же оказывается белая никотиновая палочка с оранжевым фильтром. - В мои планы не входило каждое утро сидеть под окном какого-то парня, с которым я едва знаком, знаешь ли, - он усмехается, щелкая зажигалкой. Не один я дымлю, как паровоз. - Но мне, почему-то, хочется возвращаться сюда снова и снова. Может, я просто окончательно свихнулся, а может, меня притягивает что-то конкретное, - на последнем слове Джерард делает ударение, выразительно глядя на меня, но я стараюсь не придавать этому значения, сохраняя каменное выражение лица.
Бесстрастно смотрю ему в глаза, поражаясь тому, сколько оттенков и переливов они содержат. Я всегда считал и считаю, что глаза - самая привлекательная часть человека. Не подтянутый зад, не большая упругая грудь, не осиная талия и не длинные стройные ноги, нет, - в первую очередь я смотрю человеку в глаза. Глаза - зеркало души, помните? Жаль, что мои глаза не выражают ровным счетом ничего: только безграничную усталость и отрешенность от мира сего.
Джерард чуть приподнимает бровь, явно делая мне какой-то намек, но мое сознание упорно его игнорирует, и он сдается, откидывая голову назад.
Проходит еще минут десять (две выкуренные Джерардом сигареты покоятся в пепельнице на кофейном столике) прежде, чем Джерард поднимается с места:
- Я бы еще помолчал с тобой, но... - взгляд Джерарда падает на наручные часы, -...но через час я должен быть на другом конце города. До завтра.
И я, почему-то, не сомневаюсь, что утром он все так же будет сидеть на той скамейке у подъезда, несмотря на то, что завтра воскресенье.
========== Причина пятая. ==========
Сегодняшний вечер я записываю в разряд "очень одиноких".
Когда я долгое время с кем-то не разговариваю, субботние вечера не кажутся настолько пустыми и серыми, но как только появляется собеседник или хотя бы просто человек, постоянно маячащий перед глазами, становится особенно невыносимо. Я уже давно смирился со своим одиночеством, что следует за мной по пятам, куда бы я ни пошел. Оно темным шлейфом преследует меня, окутывает с ног до головы, забивается в уши и в рот, не дает покоя. Я часто рассуждаю об одиночестве, так как заняться мне больше бывает просто нечем: ни друзей, ни девушки, ни каких-либо хобби... Только учеба, работа да собаки, а теперь еще и Джерард.
Этот парень занимает слишком много места в моей голове. Я не могу назвать его ни другом, ни даже просто знакомым, но с ним рядом поразительно хорошо и спокойно. Он, словно высокая бетонная стена - непоколебимая, недвижимая, оберегает меня от всех невзгод, поднимает настроение одним своим присутствием, будто старый знакомый еще со времен детского сада, приносит в мою жизнь еще какие-то краски, помимо серого и черного. Возможно, я придаю этому слишком большое значение, и я - всего лишь его утреннее развлечение, но даже если и так, я благодарен ему за эту "игру".
Что страннее всего - я без опаски впускаю его в свою квартиру, не задумываясь о том, что, вообще-то, он может быть мошенником, вором или просто ублюдком. Я ведь даже толком не знаю его: знаю только имя и любимую марку сигарет. Да и он знает обо мне примерно столько же: имя, любимая марка сигарет да то, что я люблю собак. Это ведь не делает нас друзьями, верно? Или делает?..
Не знаю. У меня никогда не было друзей. Знакомых - хоть жопой ешь, но друзей - нет. Были люди, которые были мне не безразличны больше остальных: родители, самые близкие родственники и... и все. Я никогда никого к себе не подпускал ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Мое личное пространство - моя крепость, моя защита и опора. А Джерард за последние несколько дней вторгался в него больше раз, чем все вместе взятые люди, с которыми я так или иначе сталкивался по жизни.
Надо будет спросить у него, что у нас за отношения, но чуть позже. Я ведь даже номера его не знаю. Хотя, думаю, вряд ли он мне понадобится. Скоро Джерарду надоест ни свет ни заря ехать через весь город, чтобы полчаса дожидаться меня у подъезда, курить и молча смотреть вникуда, размышляя о чем-то своем или не размышляя вовсе, а придаваясь апатии и смотря на мир свысока.
Возможно, ему действительно нравится проводить со мной время, но этого я не узнаю, пока не спрошу напрямую. Джерард ведь тоже не любит пускать слов на ветер, а предпочитает вести молчаливые беседы, делая больший акцент на взглядах и жестах.
Жирная черная стрелка часов неумолимо приближается к цифре семь, в то время как я уже стою на пороге своей скромной квартиры, зашнуровывая излюбленные кроссовки и проверяя карманы на предмет сигарет и денег.
Улица встречает меня унылым темным небосводом и заунывным воем бродячих собак. Под ногами хлюпает мокрый снег, подошвы неприятно холодят ступни. Из окна неподалеку начинает играть грустная мелодия, так подходящая под мое теперешнее настроение. Со стороны дороги слышится отборный мат, перемешанный с истошным и невыносимо громким кряканьем автомобильных гудков. Обычный субботний вечер: все куда-то спешат, все чем-то заняты; кто-то сидит дома, кто-то в это самое время наливает себе очередную кружку кофе или чая, спеша на удобный диван к мягкому пледу и хорошему фильму.
Давно знакомый бар встречает меня радостными воплями уже подвыпивших парней и сладкими речами молоденьких "ночных бабочек". Все девушки нарядно одеты, ярко и вызывающе накрашены, причесаны и уже немного под градусом, что придает им большую уверенность в поиске нового "одноразового" ухажера. Не медля, прохожу сразу к стойке и прошу у бармена бутылку самого крепкого алкоголя. Темный столик в углу сегодня, почему-то, занят, но этот столик я присвоил себе уже давно, поэтому отказывать себе в прелести напиваться в самом темном и дальнем углу я не намерен.
Вы верите в случайности? А в совпадения? Я - нет. Не верил до теперешнего момента.
За столиком, вальяжно разлившись на стуле, сидит Джерард собственной персоной, потягивая слабоалкогольный коктейль. В одной руке у него зажата сигарета, в другой - бокал с напитком. Первые несколько секунд он будто и вовсе не замечает моего присутствия, но вскоре к нему приходит понимание того, что кто-то загораживает единственную лампу, освещающую этот столик. Расфокусированный взгляд сосредотачивает на моем лице, и его губы в мгновение расплываются в странной улыбке.
Джерард неловко опирается локтями на стол, кивком головы приглашая меня сесть. Ногой отодвигая стул, усаживаюсь на стул напротив парня.
- Какими судьбами сюда занесло нашу принцессу?
На слове "принцесса" меня передергивает, но я стараюсь не показывать виду. Открываю бутылку с алкоголем и делаю большой глоток из горла, после чего, несколько раз моргнув, говорю:
- Я прихожу сюда два-три раза в месяц по субботам.
Джерард неопределенно мотает головой, снова натягивая губы в дружелюбной улыбке.
- Может, поговорим? Я, конечно, большой поклонник молчаливых бесед и бездумного пускания колец сигаретного дыма в воздух, но с каждым днем между нами появляется все больше неловкости. Расскажешь о себе? - Джерард тянет руку за бутылкой, и я вкладываю ее горлышко в узкую ладонь.
И тут меня прорывает.
Я так давно ни с кем не делился своими чувствами, что теперь, когда появляется действительно достойный слушатель, я слетаю с катушек, рассказывая обо всем подряд: о детстве, о трудном периоде подросткового возраста, о первых курсах университета, о своих неудавшихся романах, об отношениях с родителями. Я говорю и говорю - с интонацией, с бьющими через край эмоциями, прилив которых я не ощущал уже довольно продолжительное время. Отпиваю очередную порцию алкоголя и снова говорю, словно единственное, чем я занимаюсь всю жизнь, - это рассказываю о своей жизни абсолютно незнакомым людям, пытаясь донести до них глубинный смысл: так жить нельзя, но нужно.
Джерард внимательно меня слушает, чуть ли не заглядывая мне в рот, попеременно кивает и редко прерывает мое повествование несущественными односложными вопросами. Ему, кажется, действительно интересна моя жизнь до встречи с ним (<b>Причина пятая:</b> он умеет слушать.), хотя ничего такого особенного в ней нет и не было. Я даже больше говорю не о событиях, произошедших со мной за эти двадцать с небольшим лет, а о тех чувствах, которые мною овладевали до недавнего времени. Когда я начинаю говорить о том, что в последнее время эмоции покидают меня почти полностью, я уже изрядно пьян, и язык мой заплетается, запинаясь о зубы и десны, - больше половины бутылки осушено в одну харю. Джерард так ни разу и не отпил из нее, из-за чего я чувствую некое подобие вины: то ли за свое отвратительное поведение и чрезмерную открытость в этот момент, то ли... черт, я даже не могу собрать мысли в кучу, чтобы понять, за что еще я чувствую вину.
Рассказ плавно подходит к концу, завершаясь моим знакомством с Джерардом, а он все сидит и смотрит на меня так, будто видит впервые в жизни. Мимо нас слоняются подвыпившие не хуже меня молодые парни и девушки, официанты, лавируя между столиками, что-то щебечут посетителям, нередко проскальзывая около нашего уединенного местечка.
- Я думал, что у такого парня, как ты, жизнь будет намного интереснее в плане событий, - усмехается Джерард уголками губ. В пепельнице покоится уже не один окурок, сжатый под напором изящных пальцев моего собеседника. - Но в твоем рассказе есть то, что заставляет слушать, открыв рот, - твои эмоции.
На этом наш диалог заканчивается. Я хочу попросить Джерарда рассказать о себе, но, как мне кажется, этот вечер уже перенасыщен откровениями. Когда-нибудь потом, если подвернется случай, я заставлю его рассказать все. Когда-нибудь, но не сегодня.
Я заказываю новую бутылку алкоголя, когда предыдущая остается совершенно пустой, и мы молча распиваем ее прямо из горла, смотря друг на друга.
Мы пьяны, но не веселы. Наоборот, Джерард все меньше обращает внимание на окружающих и все больше зависает, уставившись в одну точку пустыми глазами. Я беру его под локоть и почти тащу к выходу из бара на негнущихся ногах. Джерард тоже не отличается трезвостью походки и еле волочит ноги, следуя за мной и постоянно спотыкаясь. Двери бара за нами закрываются, и нашему взору представляются почти пустые улицы города, испещренные яркими вывесками магазинов. Холодный воздух пробирает меня до костей, а вот Джерарду, видимо, становится жарко, поэтому он расстегивает свою и без того легкую куртку.
До моего дома мы добираемся с горем пополам, спотыкаясь на ровном месте и то и дело наступая в лужи мокрого снега. Мои кроссовки промокают насквозь.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 44 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |