Над водой клубился прозрачный пар. Замёрзшие до бесчувствия кончики пальцев неприятно кололо, но скоро это прошло: кровообращение постепенно восстановилось, изнутри отогревая замерзшее тело.
Застоявшийся воздух был до краёв налит тёплым водяным паром, до такой степени, что становилось трудно дышать. Перед глазами во тьме плыл каменный свод, сползающий к воде подтёками каменных сосулек. Низкие потолки навалились мягкой тяжестью, как пуховое одеяло. Может быть, добивая уходящее сознание обостряющей до боли осязание материальной тьмой, а может, мерцающим пульсирующим эхом, отдающимся мечущимся звоном в голове. Каменный купол над голову создавал ощущение необъятного замкнутого пространства, как бездонный колодец, в который летишь лицом вперёд.
Щелкающие капли раскалывались о камни невидимыми искрами брызг, как разбивался о плиты свет, уходя в несуществующую бесконечность отражения. Капли тоже проходили сквозь водную гладь, расползаясь кругами и вплетаясь в текущую косу.
Я понимала, что чувствую, как звук журчащей воды проходит сквозь плоть, как насквозь проходил свет, что тело не отбрасывало тени. Кожа медленно растворялась, оползая частицами в воду, настолько медленно, что внешне этого почти незаметно - только тело жгла блуждающая лихорадочная дрожь.
Влажный воздух заполнял легкие, оседая тонкими каплями на стенках альвеол, согревающими и растворяющими изнутри. Я поняла, что вода течёт сквозь меня, вместо со светом, без отражений и теней. Бесконечность расступилась водопадами текучих скользких частиц, милостиво принимая в свои объятия. Кровь заполнила сладкая сонная истома, до одуряющего бессилия, налившего слипающиеся веки теплом. Тихо вздохнув, я закрыла глаза, чувствуя, как проваливаюсь в сон...
Краешек сознания успел зацепить шорох в дальнем углу. Это была Марта, до того о чём-то напряжённо размышлявшая. Я уже и забыла о её присутствии.
-Ты это, смотри не засыпай. А то уже не проснешься, - она медленно подошла, шаркая по раскрошенным камням.
Я приоткрыла глаза. Через белую завесу пара в темноте проступал смутный приближающийся силуэт.
Марта опустилась у края купели. Камни под старушкой громко скрипнули.
-Я поговорю с тобой, чтобы ты не уснула, -я не услышала, что в её голосе проскользнуло что-то двусмысленное. Хотя вообще не ручаюсь, что в тот момент понимала, что со мной кто-то разговаривает.
Я бессильно вытащила из воды руку и положила её на камни, ладонью вниз. Вязкое тепло сменилось сквозящей прохладой, теперь почти что причиняющей боль.
Марта успокаивающе погладила меня по руке, что-то ласково нашёптывая. Кожа у неё была сухая и морщинистая, но до странности тёплая. Осязание обострилось до такой степени, что я улавливала даже такие мелочи.
-Ты только не переживай. Всё ведь хорошо... Всё ведь правда хорошо,–больше слов я не могла разобрать.
Несколько раз она случайно задевала кольцо на моей руке, и я испуганно отдёрнула ладонь.
-Ну-ка покажи! Обручальное никак?- с восторгом в скрипучем шёпоте проворковала старушка.
Я зашлась глухим смехом.
-Почему-то все так думают. Нет, оно купленное, - голова слегка кружилась от пара, и язык ворочался с трудом. Все силы уходили только на то, чтобы не провалиться в журчащую водянистыми потоками мглу.
-А ведь я так и думала... Так и думала, -старушка взяла мою ладонь в свою, чтобы поближе рассмотреть кольцо.
-Так и думала, -как молитву продолжала шептать она, пытаясь стащить тонкий металлический ободок с моего пальца, но у неё ничего не получалось. Кольцо словно намертво примёрзло к коже.
-Не трогай, -хрипло вымолвила я, вырывая из её цепких пальцев свою руку.
-Бедная, -сочувственно качая головой, Марта поднялась. –Бедная, и ведь нет у тебя никого, одна осталась. И оплакать-то ведь будет некому, -боковым зрением я улавливала её блуждающую по ту сторону испарённой воды тень.
Ну и что, что некому? Пожалуй, это была последняя вещь, которая меня расстраивала. Чего хорошего, что от твоей смерти плохо будет кому-то ещё? Чем меньше людей по этому поводу переживает, тем лучше.
-А ведь ты знаешь, мы с тобой чем-то очень похожи. Меня ведь тоже у самой себя выкрали.
-Да-да, вот расскажи о себе. Очень интересно.
-Да было бы, что рассказывать, -Марта обречённо вздохнула, -ты ведь знаешь, кто такой Пёстрый Крысолов? [9]
Я молча кивнула.
-Ну вот, говорят, никто из тех детей не вернулся. Наверное, так и есть, я не знаю. Но я была с ними.
-В смысле?
-Я сбежала. Но я тогда была даже младше, чем ты- мне было где-то семнадцать или около того.
-По-моему, слишком стара для жертвы крысолова, нет?
-Нет. Возраст здесь совсем не главное- не притворяйся, как будто не понимаешь. Он уводил не тех, у кого было молодое тело, а у кого была детская душа.
Я помню, как звучала флейта: это был не просто звук, это была целая череда неясный ощущений: тепла и затаённого восторга, от которого перехватывает дыхание. Как-то так. Если бы ты помнила себя в раннем возрасте, то поняла бы меня, а так я рассказать не могу. С возрастом человек утрачивает способность это чувствовать. Сначала это появляется всё реже, а потом и вообще исчезает.
Так торговцы тенями ищут самых слабых и уязвимых, парень в вашем городе открывает проходы в наши подземелья только тем, кто ему особенно не приглянулся, так Дудочник уводил тех, кто слышал его флейту. А слышат её только дети. Уж не знаю, зачем мы ему нужны... Не знаю...- её голос стихал за туманной завесой.
- «Так вот она откуда родом», -подумала я, засыпая. По крайней мере, теперь понятно, откуда этот странный акцент.
Город Гамельн, средневековая Германия. Сколько прошло с тех пор?
-Нас, украденных, долго куда-то тащили. Я была не одна: со мной был мой младший брат, он умер по дороге. Впрочем, это не важно.
Сбежать получилось потому, что я была старше других и пришла в себя быстрее. Только из огня да в полымя: я долго плутала в подземельях.
Знаешь, почему метро до сих пор не могут проложить во всех частях пространства? Зачастую люди просто не могут пережить перепад в разности хода времени. Почти все, кому паренёк у метро забавы ради открывает сюда проход, здесь нежизнеспособны. Прям как ты сейчас.
Я хотела что-то ответить, но старуха перебила меня: -По разным причинам.
Мне вот почему-то повезло: я вышла к людям. Только до сих пор не могу понять, сколько мне лет. Так и не получилось посчитать, -она снова умолкла. –Да, вот, на чём мы остановились? Когда ты только увидела меня, то что об этом подумала?
-Лет 90 или больше, но, узнав время и место твоего рождения, то... Даже боюсь предположить.
Она горько усмехнулась.
-А ведь мне... Слышишь? Мне всего лишь тридцать с небольшим.
В воздухе повисла гробовая тишина.
Старуха тяжело вздохнула, и камни под ней печально всхлипнули.
Интересно, что на меня так подействовало? Нютины уверения в помощи, мягкий старческий голос или отравленное тепло, разливающееся по крови? Или что-то ещё? Но почему я только сейчас стала понимать скрытый смысл Мартиных слов?
Только теперь до меня смутно начало доходить, зачем она так крепко держала меня за руку, когда мы шли. В конце концов, я могла обо всём догадаться и вырваться. Господи, ну как, как можно быть такой наивной?
-Марта, что ты хочешь от меня?- осторожно спросила я, всё ещё надеясь, что ошибалась в своих догадках.
Она так и не сдвинулась с места, но светлые старческие глаза как-то странно, лихорадочно заблестели.
-Ты ведь знаешь, что умрёшь через несколько дней? –вкрадчиво спросила она осторожным шёпотом. –Смотри как забавно получается: я старше, но переживу тебя на несколько недель, а то и месяцев.
-Не так уж и на много.
-Да, -она смотрела на меня с какой-то неизбывной тоской в ставших внезапно слишком яркими глазах. Такие глаза могут быть только у человека, страстно желающего жить. –Я слишком одряхлела.
И где-то на дне плескалась странная вожделеющая надежда, она видела во мне своё последнее и единственное спасение.
Я с вызовом смотрела на неё, сцепив на груди руки и упершись локтями в края купели. Интересно, смогу я отбиться от взъярившейся старухи? Стало даже интересно.
А ещё интереснее было, поможет ли это хоть чем-нибудь Марте.
С тех пор, когда я, будучи подростком, увлекалась средневековыми легендами, прошло достаточно времени, и многие мелочи стёрлись из памяти (вот уж точно не знаешь, что пригодится в жизни).
Нет, самой собой, мне было известно, что кровь невинных девушек способна возвращать красоту и молодость. Но вот сколько девушек для этого надо, одному небу известно (может, и не одному, конечно, но только не мне). Явно, что одной моей крови здесь не хватит, это я прекрасно понимала.
И Марта тоже, поэтому колебалась.
В её глазах цвела жадная тоска пополам с отражённой рябью. В темноте обнаженная кожа отсвечивала перламутровым глянцем. Интересно, каково Марте было знать, что под этой кожей, на уровне двух ладоней под воду, бьётся её спасение, и не иметь возможности его достать?
-Скажи, ты не дала мне уснуть из благородства, или очень хотела объяснить, что и зачем делаешь?
В уголках глаз, от которых расходились лучистые морщинки, что-то тускло блеснуло. Марта молчала. На её лице ясно отражалась внутренняя борьба, в которой ни одно из возможных решений никак не могло взять верх.
Серая коса растрепалась, и клубы пара, вплетшиеся в тонкие пряди, стекали по волосам тонко звенящими каплями.
-Я и сама не знаю, -и на её губах расцвела грустная полусумасшедшая улыбка. -Прости меня. Прости, я ведь правда не думала.
Просто я никогда ничего не просила для себя. Никому никогда не отказывала в помощи, кто бы её не просил, но только сама ничего ни у кого для себя не просила. Никогда. А ведь, знаешь ли, хочется иметь и своих детей и свой дом. Настоящий, чтобы именно дом, а не стены с крышей, -она тихо вздохнула, передёрнув сутулыми плечами. -Но, наверное, это моё призвание- помогать остальным.
-Разве это плохое призвание?
-Нет, не плохое. Но грустное.
Я тоже вздохнула. Её и впрямь можно было только пожалеть. И спросила себя: а если бы для своего спасения было достаточно убить незнакомого человека, даже имени которого не знаешь, смогла бы я решиться? И ответила что да, наверное, смогла бы.
Тогда винить в чём-то Марту не было смысла.
-Прости меня, -она незаметно вытерла слезу.
-Винить тебя в чём-то глупо.
Она благодарно улыбнулась.
-Хочешь, я тебе волосы расчешу? –я молча кивнула в ответ.
Старуха подобралась к изголовью, положив мою голову себе на колени. Деревянный гребень, вкусно пахший древесной горечью, воткнулся зубцами в волосы, сильно спутавшиеся на ветру. Марта что-то шептала себе под нос, умело убирая прядь к пряди.
Её бормотание мне не нравилось.
-Слушай, лучше расскажи что-нибудь.
-Что тебе рассказать?
-Ну, расскажи, как ты сбежала из подземелий.
Марта неспешно начала свой рассказ. Её голос звучал монотонно и отрешённо, но слов я уже не разбирала: они осели в журчании нескончаемого тёплого потока, и пространство снова погрузилось в сонную уютную мглу...
***
...Веки спящей девушки слабо дрогнули. Глубоко вздохнув, она приоткрыла глаза. Первое, что она увидела, был высокий потолок из красновато-бурого камня.
В голове протяжно звенела тишина. Проснувшаяся осторожно повернула голову и поморщилась от боли: шея сильно затекла и болела.
- «Господи, где я?»- подумала несчастная, пытаясь подняться.
Застоявшуюся тишину прорезал болезненный стон. Цепляясь за выступы каменной стены, девушка кое-как поднялась на ноги. Тело болело так, будто его разобрали по косточкам. Несколько минут она просто стояла, пытаясь прийти в себя. Её слегка пошатывало.
Глаза потихоньку привыкали к полумраку, и она наконец-то разглядела, где находится. Судя по всему, это был какой-то подземный зал, не иначе.
На стене мерцал факел (похоже, это был единственный источник света), воткнутый в трещину, но его свет разгонял темноту всего на несколько шагов.
На каменном полу вповалку спали дети, прижавшись друг к другу. Во всполохах слабого пламени можно было разглядеть их бледные измождённые лица, на которых застыло выражение странного отрешённого спокойствия, не то земного, не то уже нездешнего. Девушка подумала, что некоторые кажутся ей знакомыми. Она их где-то видела. Нет, точно видела, только вот где?
А вообще, где они все? И как здесь оказались?
Непонимание медленно перерастало в страх.
Нет, так дело не пойдёт. Надо всё вспомнить. Вспомнить... То-то и оно, что сознание словно выжгли тлеющей головней, не оставив ни памяти, ни мыслей. Единственное, что девушка смутно помнила, это навязчивое понимание, что если они сейчас же не остановятся, то она попросту умрёт от усталости. Глаза слипались, словно веки были налиты свинцом, и подкашивались ноги.
Похоже, она просто упала и уснула, привалившись к каменной стене.
Так или иначе, отсюда надо выбираться, и чем быстрее, тем лучше.
Девушка быстрым шагом пересекла пещеру. Недолго думая, она подошла к стене и, встав на цыпочки, крепко ухватилась за древко факела. Пламя суетливо затрепыхалось и затрещало. – «Кто ж это так постарался», -подумала беглянка, глядя, как прыгает на стене её тень. Факел было накрепко вставлен в трещину, что просто так не достать. –«Ну же!», -в темноте раздался треск дерева. Похоже, получилось.
Только поднеся ладонь к огню, девушка поняла, насколько замёрзла. Странно, что она вообще проснулась, пролежав так легко одетой на камнях целую ночь.
Девушка с факелом в руках медленно двинулась между телами спящих. В застоявшейся тишине было слышно, как слабым эхом гасли треск пламени и почти неслышное сонное дыхание. Дети жались от холода друг к другу, но никто из них даже не шевельнулся, заслышав её шаги. На неподвижных лицах многих светилась отрешённая полуулыбка, расцветшая на бледных губах охряными разводами, нездешних, пронзительно-ярких снов. Это пугало.
Внезапно её взгляд остановился на одной из многих фигурок, сжавшихся о холода. Девушка остановилась.
Его лицо показалось ей особенно знакомым. Она опустилась на колени подле, и некоторое время с удивлением разглядывала спящего, пытаясь вспомнить, откуда они могут быть знакомы. Осторожно положив его голову себе на колени, она ласково погладила спящего мальчика по щеке, откидывая разметавшиеся волосы, легшие на лицо размашистыми штрихами. На коже горел лихорадочный румянец, обжигавший пальцы не хуже пламени.
-«Просыпайся», -осторожно позвала она.
Во всполохах огня было едва заметно как вздымается от слабого дыхания тощая грудь.
-«Просыпайся, слышишь?» –девушка потихоньку разомкнула его веки.
В пустых глазах отразилось плескающееся рдяными отсветами пламя, в которых мерцал расширяющийся зрачок, где полупрозрачной крупинкой замерло её отражение.
Девушка в ужасе отпрянула.
Почувствовав на коже жар пламени, мальчишка дернулся во сне, и крепко схватил её за рукав платья. Но глаз так и не открыл.
- «Не уходи», -прочла она по шевельнувшимся во сне губам, с которых, правда, так и не слетело ни звука.
Наверное, во сне он кричал. Громко и отчаянно. Но сестра, умолявшая его проснуться, так ничего и не услышала.
На несколько секунд в воздухе повисла вязкая тишина. В висках тяжело стучала кровь, и казалось, этот звук тоже разносится эхом, вплетаясь в невидимые нити шуршащего пламени и чужого дыхания.
Наверное, именно в этот момент она отчётливо поняла, что больше никто не проснётся.
- «Ну что, хочешь разбудить ещё кого-нибудь?»- раздался над ухом насмешливый голос.
Девушка резко обернулась, но рядом никого не было.
Секунды с прозрачным треском ускользали в небытие, оставаясь каплями на кончиках замёрзших пальцев.
Маленькие кулачки всё так же судорожно сжимали плотную ткань её платья, так, что побелели костяшки пальцев, словно хватаясь за последнее спасение.
Внезапно бледные губы приоткрылись, как в беззвучном крике, от которого содрогалось всё тело, и изо рта появилась маленькая розовая лапка с острыми когтями. А через несколько секунд и вторая. А вслед за ними появилась острая крысиная мордочка. [10]
Оставляя на коже выколотые следы крохотных коготков, зверёк выбрался на волю. Подслеповато щуря чёрные глазки, крыса приподнялась на задник лапы, нюхая стылый воздух. Белые пушистые усы напряжённо подрагивали.
Крыса бесшумно чихнула, и, вытащив длинный хвост, который всё ещё скрывался во рту умершего, спрыгнула на колени девушке.
Та побледнела от ужаса.
Сквозь ткань платья чувствовалось, как за пушистой шкуркой отчаянно бьётся маленькое сердце, согретое кровью, что в разы теплее человеческой. Крохотное создание заметалось, испуганно тычась мокрым носом в её колени, и, сдавленно пища, начало забираться по рукавам платья на плечо, отчаянно впиваясь коготками в волокна плотного сукна.
Лицо девушки покрылось пятнами. Крепко зажмурившись от ужаса, она закричала. Звук рвался откуда-то из глубины сознания, разлетаясь в холодном пространстве потоком вспугнутых мыслей. Она не знала, что её пугает больше: маленький когтистый зверёк или истинный смысл происходящего. Крыса издала испуганный писк и, отцепившись, упала во тьму и растворилась в воздухе.
Девушка продолжала кричать, и смолкла лишь когда начала задыхаться от нехватки воздуха. Её охватил дикий, всепоглощающий ужас, медленно снедающий усыплённое сознание.
Наконец она неуверенно разлепила глаза и огляделась. Перед ней лежал её младший брат, но его грудь уже не тревожило слабое дыхание. Рот приоткрылся в последнем крике, и на бледной шее неестественно ярко алели бисеринки крови, выступившие на следах маленьких лапок. Это выглядело так, будто его кожа была соткана из тонконого пергамента, который были способны порвать крысиные когти.
- «Флейта!» -внезапно подумала оцепеневшая девушка. Точно, флейта! Наверное, это едва ли не единственное, что способно вернуть сбежавшую душу.
Поспешно поднявшись, беглянка продолжила свой путь.
Подземелье напоминало поле битвы, усеянное телами погибших.
Стараясь не наступить ни на кого впотьмах, девушка не заметила, как добралась до противоположной стены.
На полу, укрывшись полой цветастого плаща, спал Дудочник.
Хрипло дыша, беглянка склонилась над ним, поднеся факел ближе.
В отсветах пламени можно было разглядеть застывшее лицо с острыми чертами. Похоже, маска циничного хладнокровия не сходила с него даже во сне.
Непослушными влажными от волнения пальцами девушка в гневе рванула плащ, с первоначальным намерением разбудить спящего крысолова.
Но из внутреннего кармана выпала и, глухо стуча, покатилась по камням спрятанная флейта.
Девушка опрометью бросилась за ней. Воровато оглянувшись, она увидела, как спящий тревожно дёрнулся во сне. Но так и не проснулся.
Крепко держа в руках добычу, беглянка бросилась прочь, не разбирая дороги.
Она не знала, куда бежит, но под ногами мелькали силуэты спящих тел, и в ушах свистел встречный ветер пополам со стучащей кровью. В одной руке громко трещал факел с опадающем от ветра пламенем, а другой она крепко прижимала к груди украденную флейту.
-Стой!- раздался позади голос из темноты.
Марта болезненно дёрнулась, словно от выстрела в спину, и замерла. Медленно обернувшись, она увидела возвышающийся во всполохах племени силуэт в длинном плаще, покрытом пурпурными разводами. Лица было не видно, и это наводило ещё больший страх. Он выглядел как воплощение дикого, смертельного ужаса, ночной кошмар, обредший материальное воплощение.
Марта закричала и выронила из ослабшей руки факел.
Пламя трепыхнулось, но, на беду, не погасло, а быстро перекинулось на одежду лежащей рядом девочки. Но самое страшное было в другом: та даже не шевельнулась, продолжая во сне блаженно улыбаться. Огонь с неимоверной быстротой распространился по всей пещере, заполняя воздух удушливым дымом. Последнее, что отчётливо запомнилось, это были отрешённые лица сгорающих заживо детей.
Крысолов сделал шаг навстречу, но их уже разделила стена пламени.
А потом было только долгое мучительное падение в пустоту, словно земля под ногами разверзлась; и холодный воздух, рвущийся из гортани безумным криком...
***
Я проснулась от плеска воды.
Перед глазами по прежнему плыл каменный потолок, укрытый клубами белёсого пара.
Несколько минут я неподвижно лежала, приходя в себя.
С потолка по-прежнему с громким щёлканьем капала вода. Приподняв голову, я огляделась: Марта ушла. И не успела об этом подумать, как услышала, что о камни застучало что-то тяжёлое, запутавшееся в волосах.
Это оказался резной деревянный гребень, который знахарка оставила.
-«Старая ведьма», -в сердцах крикнула я, швырнув гребень в стену.
Он брызнул во все стороны осколками деревянных зубов. Да-да, тот самый, такой, который достаточно воткнуть человеку в волосы, чтобы этот человек уснул и больше не просыпался.
Похоже, усыплённая это дрянью, я дёрнулась во сне и гребень случайно выпал из волос.
Выбравшись из текущей воды, я бессильно улеглась на холодные камни. Воздух подземелья сразу осел на плечи холодным плащом. Голова ещё слегка кружилась от горячей воды и недавнего сна, но мысли уже постепенно приходили в порядок.
Я оглянулась в поисках своей одежды, но ничего не нашла. Правда, среди камней, почти у самой воды, лежал плотный свёрток ткани. Не задумываясь, я его развязала. Это оказалось лёгкое ситцевое платье.
Похоже, не только Нита любит здесь полагаться на авось.
С другой стороны, жребий- это всегда выгодная сделка с совестью, так что винить кого-то глупо. Хороший жребий: на всякий случай оставить платье- а вдруг проснётся? Допуская сразу два варианта исходы, вы снимаете камень с души.
Платье пришлось почти в пору.
Своей одежды я так и не нашла, но в нескольких шагах нашёлся втоптанный в каменную пыль плащ- похоже, Марта просто не заметила его в впотьмах.
Отряхнув, я накинула его на плечи. Сразу стало теплее.
Босиком я отправилась вдоль стены в поисках выхода.
Вскоре стало понятно, в чём был подвох: здесь было два выхода.
Интересно, через какой же мы пришли?
Я понимала, что ошибившись можно невзначай повторить незадачливое путешествие Марты во времени.
Не задумываясь, я пошла через первый попавшийся. Чему быть, того не миновать.
Остывшие камни скрипели под босыми ногами. Откуда-то из темноты веяло морозным холодом, вплетавшимся в волокна прилипшей к коже ткани. Я сильнее закуталась в промокший плащ и ускорила шаг.
Опасалась я действительно зря: после первого же поворота в конце каменно коридора показалось светлое пятно. Я чуть ли не бегом бросилась туда.
Камни под ногами сменились вытоптанным льдом.
Отойдя от пещеры на несколько метров, я огляделась. Ход вывел на другую сторону холма.
Уже смеркалось, и в надвигающейся темноте покрытые штрихами деревьев склоны, на которых покоилось вечереющее небо, казались ещё выше. Лес по другую сторону встал высокой тёмной стеной, укрытый сизыми тенями и шорохами. Где-то там, за ним, были смолкшие ряды ярмарки и уходящие в бесконечность рельсы, уводящие только в одном направлении: прочь отсюда.
А я неподвижно стояла на зимнем ветру, и глупо улыбаясь, смотрела в небо. Одна за другой зажигались звёзды, и, чем дальше, тем больше их было.
Клочёк бесконечной синевы, ограниченный верхушками деревьев и плавными очертаниями холма, стремительно топила ночная лазуритовая синь, лившаяся неровными разводами. Вода на подоле платья, оказавшегося в тон небу синим, расползлась игольчатыми пятнами по кромке ткани. На светло-серых складках плаща неровными отметинами прочертились траектории пути упавших капель, присыпанные каменной крошкой.
А я так и стояла, босая, с разметавшимися по плечам волосами, и рассматривала небо и высвеченные синим тени. Было такое ощущение, будто из крови выветрилось всё тепло. Сумеречный свет не слепил отвыкшие глаза, но это странное, неестественное чувство обесцвечивания, только усилилось. Я думала, что чувствую каждым миллиметром кожи свет скрывшегося за горизонтом солнца, проходящий сквозь мертвеющие ткани. По-моему, я просто таяла, и теперь не принадлежала самой себе.
Нервно рассмеявшись, я радостно припустила вперёд по тропе.
Впереди показался приветливый огонёк чьих-то окон.
Это оказался небольшой двухэтажный домик. Как на рождественских открытках: деревянный, со светлыми окнами и шапкой пушистого снега на крыше. Крыльцо из нескольких ступеней было устлано сладко пахнущей зелёной хвоей, на которой расползся луч света, льющегося из приоткрытой двери. Из высокой трубы шёл светлый дым.
Шлёпая замёрзшими ногами по оледеневшему снегу, я взошла на крыльцо и потянула на себя витую ручку двери. С переливчатым скрипом та отворилась.
Переступив порог, я оказалась в небольшой комнате, отделанной деревом.
В углу стояли несколько пар тёплых сапог под вешалкой, погребённой под ворохом разной зимней одежды. Стены были увешаны связками сушёных трав, собранных длинными гирляндами. Обстановку довершал вышитый абажур под потолком, в котором неярким желтым горела лампочка.
- «На Залесской есть электричество? Как интересно!»- невольно подумала я.
У левой стены была крутая деревянная лестница с резными перилами. В углу, под лестницей, лежали несколько ящиков, полных ореховой скорлупы.
А ещё здесь до головокружения сладко пахло деревом.
Из засвеченного пространства комнаты, шаркая по скрипучим полам, выплыл сгорбленный силуэт Марты.
Похоже, старуха не особенно удивилась, увидев меня.
Она молча заперла распахнутую дверь
-Проходи, - приглашающим жестом она указала на лестницу.
Я молча поднялась.
Лестница скрипнула шестнадцать раз. Шестнадцать крутых ступеней, каждая из которых доходила мне почти до колена. Интересно, как Марта спускается по ним? Наверное, точно так же, как не топчет снег.
На втором этаже оказалась небольшая комната, над входом в которую висела перевёрнутая подкова.
Полы были устланы пушистыми коврами, раздавшимися под замёрзшими ногами блаженным теплом. Я чувствовала себя слишком уставшей, чтобы думать о происходящем, поэтому просто бросила промокший плащ на сундук в углу и опустилась в кресло у окна.
За бахромой абажура была видна выглядывающая лампочка с почти перегоревшей нитью накаливания. От яркого света перед глазами заплясали белые флуоресцирующие пятна.
Было как-то до одурения тепло и обесцвечено-пусто.
Шестнадцать раз невесомо скрипнула лестница. Марта бесшумно вошла в комнату и остановилась, прислонившись к дверному косяку.
В седых волосах запутался искрами приглушённый жёлтый свет. Я заметила, что она тихо улыбается. Такой едва заметной, почти виноватой улыбкой.
Старушка заметила, что я на неё смотрю, и потихоньку вошла.
-Мы ведь в одной лодке теперь? –грустно улыбнулась я в ответ.
Марта торжественно кивнула. Она мягко взяла в свою шершавую морщинистую руку мою ладонь и слегка сжала.
-Не боишься теперь?
-Я уже давно ничего не боюсь, -тихо ответила я, уткнувшись носом в потёртую обивку кресла. –Покажешь мне дорогу через лес?
-Куда это ты на ночь глядя собралась? – в её голосе появилось искренне непонимание.
-Как будто не знаешь. Если я останусь у тебя, то не уйду до самой смерти. А ведь мне с тобой даже расплатиться нечем.
-Что ты, что ты! –затараторила старуха, -да как у тебя вообще такое с языка слетело! Ты в моём доме гостья. И желанная гостья, -серьёзно добавила она.
Я промолчала, сделав вид, что не поняла двусмысленность последней фразы.
В воздухе повисла тишина.
В доме было тихо, только в печной трубе завывал ветер.
-Мы что-нибудь придумаем. Обязательно, -утешающе шептала Марта, с почти настоящей верой глядя на меня. –Ты знаешь, я тут подумала...
Её прервал стук в дверь. Кто-то нетерпеливо колотил в старые доски, что они аж скрипели.
Мы с Мартой переглянулись. Она побледнела, как полотно.
На несколько секунд снова всё затихло, так, что было слышно, как идут часы в соседней комнате.
А потом снова кто-то забарабанил в дверь, настойчиво и громко. Наверное, не подозревая, что она не заперта.
-Сейчас, только открою, -пробормотала Марта и опрометью вылетела из комнаты.
Я кивнула. Наверное, мне было её жаль. Хотя, на самом деле, на жалость уже просто не оставалось сил. Ни на жалость, ни на страх, вообще ни на что.
С первого этажа раздавались приглушённые голоса. Мартин, испуганный, и чей-то ещё, спокойный и громкий.
Старушка была не похожа сама на себя: что-то быстро тараторила и, судя по всему, отвечала невпопад. Интересно, что случилось такого, что она так волнуется? Вернее, боится?
Время тянулось непростительно медленно. Чтобы как-то отвлечься, я начала ходить по комнате, считая шаги.
Убранством она, кстати, не сильно отличалась от прихожей: такие же обшитые деревом стены и пучки трав. Семь, восемь, девять... У окна, задёрнутого тяжёлыми занавесками, висел охотничий рог. Интересно, зачем?
Пятнадцать, шестнадцать... Считать про себя- необычайно успокаивает.
У противоположной стены был небольшой диван, застланный клетчатым одеялом. Тени от пушистой бахромы падали в цели рассохшихся досок пола и там исчезали, где-то в районе ножек журнального столика, где русла трещин расщеплялись на несколько рукавов. На самом этом столике, с затейливыми завитушками на тонких ножках (судя по всему, Марта вообще была неравнодушна к резьбе по дереву) стоял стеклянный кувшин с чашкой, из которой высовывались два тонких стебелька белых цикламенов, расправивших просвечивающие от застоявшегося тепла белые лепестки. Двадцать шесть, двадцать семь...
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |