Время существует, лишь когда есть то, ради чего ему стоит это делать. А теперь ничего не было, всё рассыпалось в прах, исчезло, сгорело, рассеялось. На дне пустых глаз затеплился странный огонёк, вспыхивающий пламенем всех звёзд неисчерпаемой Бесконечности, в которой ежесекундно рождаются и погибают тысячи вселенных, и которая дошла до своего крайнего предела, самого начала, где нет совсем ничего.
Это тогда, когда не было совсем ничего, Они появились. Блуждающие и свободные, родные и не очень, Души, не поддающиеся пониманию и описанию. Именно тогда, и никак не иначе.
На это короткое мгновение мир для меня погиб, не оставив даже пепла. Больше не заботило, ни что я затерялась где-то в безвременье межу мирами, ни несколько десятков удивлённых взглядов, направленных в нашу сторону.
В чёрных зрачках собеседника пульсировала лучистая пустота, растаскивающая всё существо на части, как тонкими спицами. Она клокотала и время от времени вспыхивала россыпью звездчатых искр, но в них не было ни малейшего намёка на разум, или как это называется –то, что можно увидеть в глазах живых людей. Там была та же тьма, мелькающая по ту сторону окон, многократно отражалась, как в кристалле со множеством фасет. Ничто отражалось в самом себе, приумножаясь и делаясь плотным. Понять это и остаться в здраво рассудке невозможно. Это лежало за гранью понимания и осознания, и в облечь в словесную форму можно только частично: это можно было либо понять, либо нет. Но никак не объяснить.
Я стояла и беспомощно открывала рот не в силах вымолвить хоть слово, и борясь с невыносимым желанием зажмуриться. И поняла, что проваливаюсь в огромную пульсирующую воронку, из которой веяло навстречу духотой и жаром.
В этот момент где-то в глубине безумных глаз вспыхнул едва уловимый смутный огонёк, отдалённо напоминавший осмысленную сформулированную мысль.
В ответ на немой вопрос я вытащила из кармана горсть подсолнечных семечек и молча пересыпала их в руки торговцу. Некоторые ещё в воздухе раскалялись до красна и лопались, рассыпаясь пеплом, повисая в воздухе запахом гари.
- «Не пытайся понимать, не надо. Лучше выплывай», -ласково нашептал на ухо чей-то голос. Наверное, это была испуганная внутренняя сущность.
В своём видении всё ещё продолжавшая куда-то лететь, я попыталась остановиться и инстинктивно отшатнулась назад. И тут же чуть не повалилась на пол, но чья-то рука крепко схватила меня за плечо.
В следующую секунду торговец изо всех сил вцепилась в волосы и резко дернул. В глаза ударил пронзительный свет, отпечатывающийся на обратной стороне век расползающимися пятнами. Я крепко зажмурилась и беззвучно закричала. Тело пронизала резкая выжигающая боль, словно сноп света, распавшись на отдельные острые лучи, растаскивал плоть на части. В тот же момент во влажную ладонь вложили что-то холодное и тяжёлое.
Я открыла глаза.
В темноте за окном мелькнуло несколько огней, и тут же резко посветлело, словно кто-то отдёрнул чёрную занавеску. В окна ударила волна дневного света: поезд вышел на поверхность.
Сделав несколько шагов, я без сил опустилась на свободное место. Во всём теле была вязкая слабость, как после большой кровопотери.
А торговец растворился в воздухе, словно сгинул вместе с исчезнувшей тьмой.
По оконным стёклам поползло что-то серое, распространявшееся быстро, как сетка трещин. Это была сверкающая изморозь, толстым слоем залеплявшая стёкла. Постепенно раскрывались морозные листья и лопались лепестки на невиданных цветах, распускаясь и разрастаясь во всю ширину окна. Всё произошло за несколько секунд.
В вагоне повис сероватый полумрак, разогнанный сцеженным через морозный узор дневным светом.
И от него в талой воде на полу плыли мутные блики, пополам с тенями и отражениями. Только… своей тени среди них я больше так и не нашла.
***
Стук колёс стал звучать тише, чуть замедляясь- мы подходили к очередной станции. Поезд снова резко замер, и двери отворились: как всегда, без объявления остановок.
Повинуясь какому-то безотчётному порыву, я, как во сне, вышла на платформу.
Двери за спиной резко захлопнулись, едва не зажав край плаща. И с воем и стуком сорвавшись с места, поезд мгновенно скрылся из виду, превратившись в узенькую светящуюся ниточку, растаявшую в снежной дымке.
А я осталась на пустой платформе.
Здесь была самая настоящая сказочная зима, как на новогодних открытках, морозная и снежная. И в лёгком осеннем плаще было не просто зябко, а прямо-таки холодно.
Конечно, можно подождать следующий поезд и уехать в какой-нибудь другой мирок, где сейчас потеплее. Наверное, стоило так и сделать.
Я осмотрелась. Здесь была небольшая платформа, всего метров шесть, не больше, занесённая нетронутым снегом. Посреди платформы стояла кривенькая будка, крытая дырявым шифером, на крыше которой громоздилась табличка с названием станции. Но на неё намёрз снег, и прочитать что-либо было невозможно. Рядом стоял одинокий фонарный столб, высеребренный сверкающим инеем, на котором едва слышно поскрипывал круглый светильник с жёлтой лампой внутри. На снегу под фонарём лежал ровный круг света, в котором невесомыми искрами метались снежинки.
Рельсы, в спустившихся сумерках отблёскивавшие сероватым, плавно петляя между холмами, уходили за горизонт, где-то вдалеке смыкаясь в одну точку. Точно такую же, из которой с другой стороны вышли.
Небо было подёрнуто полупрозрачной золотящейся дымкой, из которой мелко просеянной сверкающей крупой падали снежинки, бесшумно ложась на землю.
И было тихо-тихо. Настолько, что слышно, как деревья в лесу за станцией бьются заледеневшими ветвями. Да под ногами сладко скрипел снег.
Если бы не было так холодно...
Я прислонилась к фонарному столбу и прикрыла глаза. Я не знала где нахожусь, и не знала, куда идти.
На пальце ярко блестел толстый ободок кольца, золотившегося в фонарном свете. Оно оказалось неожиданно тяжёлым и холодным.
Я сняла его и начала задумчиво рассматривать. Металл состоял из слоёв, сплетённых из тонких, едва видимых волокон, в структуре которых замер свет, как ниточки поездов по холмам заснеженных земель. На обратной стороне была выгравирована перевёрнутая восьмёрка, обозначенная тонкими глубокими линиями.
- «Кольцо Соломона, блин» -подумала я, одевая его обратно. Правда, а почему именно кольцо? Души людей приобретают обличие теней или струек тумана, когда покидают тела. Или бабочек, или крыс (как считали на севере, например). Или... Ладно, но не колец же.
Металлический ободок плотно сжался вокруг пальца, будто почувствовав живое тепло.
В жёлтом круге на снегу больше не было тени. Если напрячь зрение, можно различить блеклое пятно с колеблющимися контурами. Интересно, это что? То немногое, что осталось от покинувшей тело души, или, как вариант, именно то, что давным-давно, на школьных уроках физики, называли тенью, которую отбрасывает освещённый предмет? Или что-то вообще другое? Я усмехнулась про себя. Вот и попробуй верь теперь чему-нибудь.
Но что теперь делать и кому верить, я тоже не знала.
Поэтому просто ждала и чертила зонтом на снегу круги. Просто если терпеливо ждать, обязательно что-нибудь случится.
И ждала я не напрасно.
Где-то на путях появился сгорбленный силуэт человека с мерцающим огоньком фонаря в руках.
- «Неужели смотритель станции?»- подумала я.
Между тем человек подошёл ближе. Он кутался от холода в ветхий тулуп, и на выбивающиеся из-под старой меховой шапки седые пряди падали снежинки, оставаясь цельными звёздами, не тая и не ломая лучей.
В фонаре, склеенном из осколков стёклышек, билось запертое пламя, покачиваясь в такт неспешным шагам.
Старик медленно, шаркая, подошёл ближе.
-Простите, а вы случайно не знаете, как эта станция называется? – похоже, это был самый дурацкий из всех возможных вопросов, которые можно задать смотрителю станции.
-Случайно знаю, -он улыбнулся. –Здесь вообще-то карта метро есть,- с этими словами он подошёл к фонарному столбу.
Действительно, с другой стороны от фонаря был тонкий жестяной щит, на котором была нарисована схема, но на нём тоже намёрз снег и ничего было не разобрать.
Старик приподнялся на цыпочки и несколько раз изо всех сил ударил по краю щита. Смёрзшийся снег кусками опал в пушистый сугроб.
-Вот, смотри,- он указал на одну из бусин-станций небесно-голубой ветки, куда также заботливо указывала чёрная стрелочка с подписью: «вы находитесь здесь».
- Залесская, -прочитала я вслух. –Почему Залесская? Потому что за лесом, да?
-Потому что за Лесной, -сердито объяснил старик.
Приглядевшись, я действительно увидела, что голубая ветка, шедшая из нижнего левого угла карты, обвивала красную (первая ветка метро) на манер виноградной лозы, а потом уходила в неведомые дали пространства, не обозначенные здесь. Последний раз она пересекалась с красной веткой действительно после Лесной[5].
-А как можно вернуться обратно?
-Зачем тебе обратно?
-Ну... Тогда куда-нибудь ещё.
-Думаешь, где-нибудь ещё будет лучше? –старик снова улыбнулся, и его взгляд упал на блестящее кольцо.
Тут я поняла, что одела его на безымянный палец правой руки. Чертыхнувшись, я быстро спрятала руку в карман плаща.
-Если ты где-то оказалась случайно, значит, зачем-то, -старик снисходительно усмехнулся в бороду.
Происходящее все больше и больше походила на сцену из «Хроник Нарнии», когда Люси встретила у фонарного столба лесного фавна.
Я внимательно заглянула в лицо смотрителя. В затянутых старческой поволокой глазах застыло какой-то многозначительное выражение, словно он знал гораздо больше, чем говорил.
-Ты на нашей ярмарке была?
-Нет, –рассеяно отозвалась я, думая о своём. Кто его знает, может, и в поношенных валенках прячутся козлиные копытца?
-Ну так иди скорей. Приехать в такую даль и не сходить на ярмарку, это ж обидно.
-Так темнеет уже, -пробормотала я, глядя на небо.
Старик закатил глаза.
-Ну совсем что ли? Ты не знаешь, что на станции всегда сумеречно? Солнце здесь не всходит, -и он как-то уж совсем печально вздохнул.
-Почему?
-Метро же, -он развёл руками, что огонёк в фонаре испуганно затрепыхался и едва не погас.
-И что? –для меня это не выглядело веским аргументом. К тому же, в голове совершенно не укладывалось, как солнце может всходить в одном месте и не всходить в другом.
-Иди уже, -смотритель махнул рукой в сторону узкой тропинки, заметённой снегом. Похоже, лимит дурацких вопросов был исчерпан.
Тропинка вела в лес.
Я кивнула, и, спрыгнув с платформы в пушистый сугроб, не спеша побрела дальше.
***
...Иногда с ветвей вспархивала птица, и тогда на землю кусками осыпался снег. Странно, но в лесу оказалось гораздо теплее. Или я настолько замёрзла, что уже казалось?
Деревья были в основном лиственные, невысокие, как дремлющие под снегом чернильные пятна. Иногда они сонно покачивались на несильном ветру, и тогда было слышно, как бьются запаянные в ледяные трубочки ветви и осыпается снег.
Дыхание вырывалось в морозный воздух белыми облачками, и таяло под сводами переплетенных крон неслышным невесомым эхом, разносящееся вслед за скрипом шагов. Каблуки проваливались в снег, оставляя на тропе круглые следы.
Я шла не спеша, заворожено оглядываясь по сторонам.
По многим деревьям тёмно-зелёными посеребрёнными космами сбегал плющ, тяжёлыми занавесями опускаясь на землю. И тут и там на снегу рдели ягоды остролиста, прикрытые глянцевыми листьями, как на рождественских открытках.
Наконец тропа обогнула пригорок, живописно обложенный большими белыми валунами, на котором росли цикламены. Такое чудо обойти было нельзя.
На снегу, как кусочки яркого аметиста, было разбросано множество фиолетовых цветов. Они ничем не походили на то, что у нас продают и называют цикламенами. Они было похожи, скорее, на маленьких мотыльков. И были видны налитые фиолетовым жилки просвеченных на солнце лепестков, касавшихся искрящегося на солнце снега.
Над пригорком расступались ветви, и был виден лоскут чистого неба, на котором не осталось облаков.
Похоже, это был последний рубеж, где кончалась территория вокзала.
А впереди слышался радостный шум и колебались на ветру цветные флажки. Там была ярмарка.
***
Рыночная площадь, пестревшая рядами палаток и маленьких лавочек, была полна народу. Зимнее солнце пробивалось через невесомую поволоку белоснежных облаков, рассыпаясь рыжим в снегу, смешавшемся с песком.
Отовсюду доносились восторженные голоса и музыка бродячих музыкантов.
Нет, вот правда, у кого-то серьёзно в такой холод есть желание играть?
Одев капюшон, я зашагала дальше.
В морозном воздухе сладко пахло свежей выпечкой и расплавленным сахаром. Если бы не было так холодно...
Я шла, всё ещё размышляя, что делать. Бесцельно скользя взглядом по многочисленным товаром, от которых ломились прилавки, я так и не нашла, что мне было нужно. Хотя в глубине души понимала, что это стоит искать точно не среди торговых рядов.
Пёстрая толпа толклась у цветных прилавков, ища, что их неприкаянным душам будет мило. На солнце горели нездешние самоцветы, извлечённые из глубоких недр чужой земли, затерянной за часами перехода по веткам пролегающих через миры рельс, и трепыхался иней, застывшей в ворсинках мехов несуществующих даже в нашем воображении зверей. А ещё были сахарные карамельки на палочках и бенгальские огни. И где-то (я была в этом уверена), рядом с лавками тканей и мехов, торговали на развес цветными снами и запечатанным в коробочки теплом. Как иначе могло быть в мире, где в метро торгуют тенями? Верно, никак.
Нужно только хорошо знать, чего ты хочешь, и задаться целью искать.
Так незаметно я дошла до края площади.
Здесь был большой книжный развал. На длинном столе были разложены книги. Десятки, сотни книг, обо всём, что только когда-либо случалось или могло случится. Многие были открыты, и шелестели на ветру страницами и атласными закладками. А вот людей было на удивление мало.
Я подошла ближе. Сотни заглавий и картинок ринулись в сознание прописью буквенных символов и запахом типографской краски, а с ними сотни имён и событий, правдивых и не очень, на десятке разных языков, слившись в один немой многоголосый хор.
Похоже, я почти нашла, что искала.
Взяв замёрзшими пальцами первую подвернувшуюся книгу, открыла её. Это казался карманный сборник стихов, но издан он был на каком-то незнакомом языке. Вернее, даже на нескольких языках – стихи были без перевода. И размещены как-то странно: кое-где строфа обрывалась на полуслове, и после шли ещё несколько пустых страниц. От книги веяло запахом свежих типографских красок, хотя она и была порядком потрёпана.
Я захлопнула книгу. На обложке красовалась стая летящих бабочек с жёлтыми крыльями, проткнутыми булавками, и из потрёпанного переплёта торчал кусок отрезанной закладки со скандинавским узором. Ни названия, ни имени автора нигде не было указано.
Только на обратной стороне (где обычно пишут краткое содержание книги) было несколько строк, написанных едва разборчивым светлым курсивом:
«Здесь собраны стихи, сожжённые на территории с 10 с. ш. по 80 с. ш. с начала этого года. Всем любителям читать чужие дневники посвящается...»
- «Этого- это какого года?»- пронеслось в мыслях.
Но на первой странице, там, где обозначается год издания, стоял символ бесконечности. Я осторожно коснулась его, словно ожидая, что типографская краска растает, как слой инея, и на бумаге проявится настоящая надпись. И действительно, перевёрнутая восьмёрка потихоньку зашевелилась, и, отслоившись от бумаги, как бабочка захлопала крыльями-лепестками и полетела прочь. Правда, я успела заметить, что крылья у неё проколоты, как у бабочек на обложке.
А внизу первой страницы осталось белое пятно.
Я поспешно захлопнула книгу и отложила её подальше. Странно это всё.
Но, либо никто ничего не заметил, либо это было в порядке вещей, но все вели себя, как ни в чем ни бывало. Редкие покупатели лениво шуршали страницами, выискивая что-то, одно им ведомое.
Я вздохнула. По крайней мере, они знали, что ищут. Или как раз не знали?
Рядом какая-то бабулька в цветастом платке, близоруко щурясь, водила пальцем по расплывшимся строкам, и что-то бормотала. Сначала я хотела обратится к ней, но решила не мешать.
С этого края за прилавком стояли двое: парень без шапки с не в меру веснушчатым лицом (может, это он играл у метро?) и мужчина лет двадцати семи, до хрипоты о чём-то спорившие.
-Да не знаю я, не знаю, где! Или у старого вокзала остались, или у старушки спроси.
-Старушка в последнее время совсем умом тронулась. И я просил тебя никуда ничего не девать! –в его голосе звучал пока ещё сдерживаемый гнев.
-Девушка, вас что-то интересует? –обратился ко мне парень, очевидно, усмотрев в моём присутствии своё спасение.
-Нет, -я покачала головой, передумав.
Его собеседник повернулся ко мне, удержав так и не сорвавшуюся с губ реплику. На мгновение мы встретились взглядами. Я примирительно улыбнулась.
И увидела в расширившихся зрачках своё отражение, ставшее из чёрно-белого цветным. Судя по всему, он узнал меня, хотя я и могла поклясться, что мы незнакомы. В глазах на мгновение замерло крайнее удивление, граничащее с полным неверием. На его губах появилось некое подобие улыбки.
- «Извиняться было не за что», - я растолковала это так.
Понимая, что разговор исчерпан, он развернулся и ушёл, не оглядываясь.
А я потихоньку побрела дальше. В конце концов, должен же отыскаться хоть кто-то, знавший о том, что я ищу.
***
На ступенях незнакомой лестнице кто-то лежал. Я подошла ближе, осторожно, чтобы каблуки не цокали, словно боясь потревожить чей-то сон. А, может быть, я просто оглохла и боялась это обнаружить.
Мрамор ступеней лоснился в искусственном освещении. Наверное, стоило задуматься, где лестницы в небо, ведущие из метро, могли делать с таким размахом. Тогда, возможно, получилось бы понять, где я нахожусь.
На девятой ступени кто-то лежал, раскинув руки. Дорогой белый мех, разостланный на мраморе, ещё хранил запах сладковатых духов, звучавших в тёплом воздухе как-то химически-неестественно.
На разостланной шубе лежала одетая в белое женщина. На голове у неё была пушистая меховая шапка, из-под которой выбивались завитые волосы.
Я опустилась рядом с ней на колени. Почему-то было неясное чувство, что где-то мы уже виделись. Непослушными руками я осторожно сняла с неё шапку. Пергидрольно-белые волосы, золотящиеся в неоновом освещении, рассыпались по неподвижной груди спутанными завитками. Ну да... видела. Конечно.
Она сидела в метро напротив.
Я осторожно взяла в ладони её руки, обтянутые тонкой тканью бежевой кофты, скрестила их на груди. Через тонкую кожу просвечивали голубоватые вены, как-то особенно резко контрастировавшие с ярким узором на длинных ногтях.
Откуда-то из тоннеля веяло хлестким теплом, рассыпавшимся в воздухе пастельной пылью (почему-то здесь ощущения имели свои цвета), и это чувствовалось даже здесь. И под толщей бетона и каменных плит отчаянно забилось запертое эхо стука колёс далёких поездов, многократно отражаясь и растворяясь в мерцании льющегося с потолка света, смешиваясь с ним в пульсирующий нескончаемый поток, до краёв наполнивший пространство.
Для тех, кто хорошо знает, что бесконечность простирается в два направления, не бывает абсолютной тишины или абсолютной пустоты. Если сильно приглядеться, то можно увидеть, что всё состоит из мелких частиц, всё-всё без исключения.
Свет, тепло, звук и ветер рассыпались до составляющих, закружившись в воздухе упорядоченными водоворотами пыльных крупинок, смешиваясь друг с другом.
Раздавшийся перспективой в отрицательную бесконечность мир так не смолк для меня. И через плоть и волокна ткани было слышно, что сердце её больше не бьётся, и эта тишина звенела в ушах навязчивой пульсацией, как колокольный набат, но тонким-тонким, едва уловимым звоном.
Я осторожно провела рукой по бледной щеке, откидывая прилипшие волосы. Прозрачная кожа была ещё чуть тёплой, но неестественно бледной. Через розоватые румяна пробивалась мертвенная бескровная белизна, на которой затуманенный взгляд, намётанный смотреть вглубь вещей, видел синеватые тени от каждой крупинки пудры, с беззвучным шелестом осыпавшейся из-под замёрзших пальцев.
На лоснящемся от испарины лице проступили тонкие морщины, да волосы мгновенно седели. За несколько часов эта несчастная женщина состарилась до времени уже после своей физической смерти.
Я безотчётно продолжала гладить её по щеке, будто в полусонном забытье наблюдая, как кольцо слегка царапает кожу, оставляя неровные дорожки в тех местах, где соскребалась косметика.
В груди теснилось какое-то незнакомое до этого чувство пронзительной вселенской тоски, вспыхнувшей осознанием безвозвратной, тяжёлой утраты, словно я потеряла кого-то очень-очень близкого. Губы что-то беззвучно шептали, остуженные горечью тяжёлого кома, собирающегося в горле. Почему-то мне было безумно жаль эту женщину.
В ней было слишком много ненастоящего, а то, что ещё оставалось живого и с чем она так ожесточённо боролась, заплутало, загнанное в закоулках тёмных нор. И было поймано во сне сброшенными с неба вершами. Один странный безумец, ищущий заблудившихся в самих себе, крал их бесплотные тени. Только сейчас, чувствуя, что начинаю постепенно задыхаться в сверкающей пыли искусственного освещения, я начала понимать, что в этом был глубокий смысл. Если тебе не нужна твоя душа, то правда, почему бы не отдать её тому, кому она пригодится больше?
Осталась только горькая детская обида, доходящая до исступлённой предсмертной тоски, что единственное, что тебе действительно принадлежало (кроме вездесущего одиночества), потерянное тобой, было найдено и украдено кем-то другим. И потому отныне утрачено тобой безвозвратно.
Больше у тебя ничего нет. Вообще ничего. Материальное не в счёт- здесь всё рассыпается на составляющие, даже живая плоть (уж что, казалось бы, принадлежит тебе без остатка).
Тепло медленно покидало застывшую кровь и бездвижное сердце лежащей у меня на руках, растворяясь в водовороте пляшущих частиц. И теперь я постепенно чувствовала, как на меня тоже перекидывается бесцветное пламя, до сих пор лишь тлевшее где-то в глубине сознания, а теперь пришедшее и извне. Теперь я таяла, истончаясь, как кусочек льда над сильным пламенем.
Было слышно, как позади падает свет, проходя через ставшее бесплотным тело, рассыпаясь на мраморных ступенях, тени на которых не было. Лучи ринулись навстречу вихрем тугоплавких металлических снежинок, впивающихся острыми лучами в плоть. Только какая-то оставшаяся часть живой сущности, которую торговец тенями так и не смог вытащить, пульсировала натянутой струной, как обнаженный нерв, лишённый всех покровов, не в состоянии сопротивляться, но причиняя терзающую боль.
Словно повинуясь чьей-то подсказке, я вслепую нащупала в складках мехов какой-то предмет. Это оказалась пудреница с зеркалом.
Я открыла её, и выпущенная пудра закружилась в воздухе, рванувшись пыльным облаком во все стороны.
Когда оно слегка рассеялось, я разглядела в стекле зеркальца своё отражение, ставшее почти прозрачным. Оно колебалось, словно виденное сквозь сильное пламя (но всё-таки оно было, было! в отличие от украденной тени), только на месте глаз зияли чёрные провалины. Вся та тьма, клокотавшая с выводком своих звёзд, рвалась навстречу из зеркального стекла. Я прислонила зеркало к губам женщины, надеясь увить на стекле следы слабого дыхания, но... наедятся и впрямь было глупо. На стекле остался след дорогой помады, в точности повторявший каждую складку немых губ.
Я в ужасе зажмурилась и закричала, отбросив зеркало, которое раздалось позади брызгами прыгающих осколков.
Но свет так и не потух, словно сочась сквозь сомкнутые веки в выжженные глаза. Через свой исступлённый крик и далёкий вой прибывающих и уходящих поездов я услышала чьи-то шаги. Вернее, наверное, почувствовала, потому что он шёл бесшумно, только ступени каменной лестницы слегка прогибались.
Я резко обернулась и увидела торговца тенями. Сначала он было подался навстречу, но резко замер, внезапно поражённый мыслью, что я до сих пор жива. Очевидно, это действительно явилось для него большой неожиданностью.
С глухим воплем я повалилась на разостланный мех, чувствуя, как пространство раздалось навстречу тёплыми волнами разомкнувшихся частиц, впустивших разошедшуюся на составляющие плоть к себе, и воющее тепло исчезло, погружая сознание в блаженное небытие...
***
Я стояла, прислонившись спиной к стене цветочной лавки.
Через рассохшиеся доски высовывалась светло-зелёная завитушка виноградной плети- не иначе, как очередное чудо неравномерно освещенного солнцем мирка проснулось в запоздавший полдень и рвалось на волю из стен цветочной лавки. Я осторожно тронула хрупкую завитушку и улыбнулась. Лоза в ответ приветливо обвила руку.
Осторожно отцепив её, глубоко вздохнула, пытаясь привести спутанные мысли в порядок.
Судя по всему, времени прошло совсем мало, иначе меня, лежащую без сознания в сугробе, неизбежно бы кто-нибудь заметил. А так прошло всего несколько секунд или около того, во всяком случае, неизмеримо меньше, чем это было в моём восприятии.
В ушах шумело.
Взгляд бесцельно скользил по силуэтам многочисленных прохожих, словно ища, за что бы уцепиться, и не находя, как выбившаяся сквозь доски лоза. Шум в ушах постепенно сходил на нет, оформляясь в слова и обрывки диалогов, за которые сознание начинало судорожно хвататься. Мимо идущие люди о чём-то разговаривали, хотя почти и не удавалось поймать больше пары реплик.
-«Перезвони попозже», -силуэт скрылся в общей дымке толпы.
-Почему он до сих пор не вернулся?
-Опаздывает, значит.
-Да на душе кошки скребут... –и эти тоже скрылись где-то в толпе.
А я так и стояла, вылавливая из общего потока шума связные слова, потому что что-то тихо подсказывало, что это единственный способ снова не провалиться в темноту своего коварного зазеркалья.
-Чай будешь?
-Ну давай, что ли, -равнодушно пожал плечами её собеседник.
Они стояли ко мне в пол оборота: девушка, одетая в короткую куртку и потертые джинсы, и её сосед, в вязаной шапке набекрень и нелепо завязанном колючем шарфе.
Из кошелька с разошедшейся молнией, который был пристёгнут у неё на поясе, торчал жилистый листок цикламена. Девушка недовольно тряхнула головой, откидывая с лица упавшие рыжие волосы, собранные на затылке в тугой пучок. Закрыв термос, она осторожно протянула собеседнику пластиковую пиалу с чаем.
-Осторожно, горячий.
-Да, отец твой мастер был на такие выдумки. Вон сколько времени- и ведь не стынет! Кстати, как он, твой отец-то, там поживает?- с этими словами он отхлебнул немного чаю и тут же закашлялся. -Да что ты туда добавила такое, что это пить нельзя, ведьма!?
-Извини, я без сахара привыкла делать, -она тяжело вздохнула. –Да никак не поживает. Его ещё в декабре осудили, -девушка вздохнула. - Будьте же прокляты наши законы, -она криво усмехнулась.
Старик только пожал плечами.
-Он в чём-то сам виноват, предупреждали же. Вон в Англии ещё с четырнадцатого века запрещено- и знаешь ведь, до сих пор никому не повадно.
- «Ну ничего ж себе», -подумала я.
Эта легенда входила в мои скромные познания истории. [6]Даже не знаю, что меня поразило больше: что здесь существовали эти запреты или то, что алхимик мастерил втихушку термосы.
-Нита, ты это... Главное, не переживай. Твой отец – он за свою жизнь и не из такого выбирался, так что...
-Да я особенно и не замарачиваюсь, - Нюта (я так и не расслышала, как на самом деле звучало её имя) лениво потянулась.
-Знаешь, если бы он вернулся, я бы, может, и нашла в себе силы доучиться, кем-нибудь стать и подобное. А так...
-А если он не вернётся?
-Тогда до конца жизни буду торговать хурмой, -она флегматично пожала плечами, закрывая термос.
-Эх, мужа бы тебе хорошего... Пропадёшь ведь так!
Нита фыркнула.
-Зачем? Пропадать- так уж не одной? Или сам такой же пропащий- знает, как достать до неба, но едва наскребает копейку на хлеб, потому что знает, что небо от него никогда не уйдёт? Не одна же я такая здесь.
Ой, купите яблочек! Свеженькие! –но силуэт человека, впервые за последние двадцать минут прошедшего мимо её лавки, уже промелькнул мимо. Похоже, он куда-то сильно торопился, только небрежно бросив нютиному собеседнику короткое «Здравствуй».
Мне показалось, что я его где-то уже видела. Конечно, на книжном развале.
-М-да, не задалась сегодня торговля, -с досадой протянула Нита. –Кстати, а кто это?
-Да учёный безумец один, вроде твоего отца. Он из пришлых, ну знаешь, которые интересуются всем подряд: начиная звёздами и заканчивая вымершими зверями. Собирает редкие книги да и всё остальное редкое- такая уж натура. Он уж давно здесь, никак лет десять. Всё мечется, ищет что-то, да никак не перебесится. Вот, заходит иногда.
Особенно из этой речи в память запали первые три слова.
- «Этот человек мог бы тебе помочь», -услышала я неясный шёпот. Первая мысль была догнать его, но что-то меня удержало.
Я заметила, как по лицу Ниты пробежала недоверчивая тень: рассказ об этом человеке почти полностью подходил под её описание. Она только вздохнула, с укоризной глядя на собеседника. –«Ну и зануда же ты» -читалось в её взгляде. Похоже, бесхитростный тон рассказчика Нюту не обманул.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |