Как-то в пятницу Кфир с Эсфирью и детьми в очередной раз пришли в гости к Бенциону Бен Арифу. Угощеньем были только фрукты и сладкое густое вино из изюма: тесть строго соблюдал шабат и не допускал на стол готовленных блюд, пусть они даже впитали в себя труд не хозяев, а слуг.
– Помнишь, как на пиру у прокуратора молодой Клодий угрожал кинжалом Антонию? – спросил Бенцион, смакуя душистое вино. – Что ты об этом думаешь?
Кфир пожал плечами.
– Минутная ссора, вино ударило в голову… Они тут же помирились… А что случилось?
– Легата Антония нашли в переулке за дворцом Ирода, – сообщил хозяин. – Кто-то по-разбойничьи перерезал ему горло.
– Неужели?! – всплеснул руками Кфир.
Ему стало не по себе, но он старался не выказать волнения.
– Да. И многие связывают эти события. Хотя открыто говорить боятся – ведь Клодий родственник Вителия.
Бенцион внимательно рассматривал зятя.
– Но какое отношение я имею к этой истории? – спросил тот.
– Болтают всякое. Будто крокодил не только покалечил Клодию руку, но сожрал ее. И ты не просто излечил ее, а пришил новую. И теперь не Клодий командует своей рукой, а рука командует Клодием!
– Такого просто не может быть, – ответил Кфир, стараясь, чтобы его голос звучал спокойно.
– Хочу на это надеяться! – секретарь синедриона возвел очи горе. – Мое положение позволяет гасить вздорные слухи и не давать им ходу. Но вообще-то это свидетельства колдовства, которые требуют специального дознания!
– Свидетельство может дать только сам Клодий и его дядя, достопочтимый прокуратор Вителий Гарт, – возразил Кфир. – Болтовня людей – это всего-навсего сплетни…
– Возможно, возможно, – на холеном лице тестя отразились какие-то скрываемые чувства. – Кстати, о дяде и племяннике…
Бенцион допил вино, поставил стеклянный конусообразный бокал на стол и прямо спросил:
– Почему к тебе стоит очередь страждущих, а у моего племянника кабинет пуст? Мой младший брат, почтенный Эльмуд, много раз задавал мне этот вопрос. Он полон сомнений…
Бенцион испытующе смотрел Кфиру прямо в глаза.
– Он подозревает, что ты не хочешь пропускать Ави в мир лекарей. Я так не думаю, но согласись – основания для таких мыслей есть…
Кфир прижимал руки к груди и клялся, что не имеет никакого отношения к неудачам Ави, но в конце разговора Бенцион многозначительно сказал:
– Сто самых сложных слов может перевесить одно простое дело…
Вернувшись домой, Кфир заперся у себя в кабинете и долго думал, какой потаенный смысл имеет разговор о столь разных вещах, как пришитая рука Клодия, убийство Антония и неудачи в медицинской деятельности Ави. Зная тестя, он не сомневался, что такой смысл имеется. И в конце концов пришел к выводу, что успехи Ави поставлены в прямую связь с благополучием и процветанием его самого.
И хотя ему не хотелось, он тронул перстень и не слушающимся языком произнес:
– Сделай так, хозяин, чтобы страждущие шли не к Мар-Самуилу, а к молодому Ави!
Металл сразу нагрелся, черный камень вспыхнул огнем, а лев коротко рыкнул. Значит, его пожелание должно исполниться.
* * *
Заварил всю кашу Боаз. Может быть, конечно, кашеваром был не он, а он просто первым озвучил то недовольство, которое глухо бродило среди пациентов, их родственников, друзей и знакомых, соседей, выплескивалось на базары, на улицы и площади Ершалаима, просачивалось в синагоги и доходило до ушей городских властей. Но началось все действительно с Боаза.
Он пришел, когда прием был в разгаре, растолкал очередь и с порога кабинета начал кричать:
– У меня опять болит зуб! Из белого и здорового он снова стал черным и больным! А ведь я заплатил тебе два ассария и потом еще принес курицу!
– Но ведь это было много лет назад, – попытался оправдаться Мар-Самуил. – За такой срок может разрушиться совсем здоровый зуб!
– Если бы ты сам врачевал, он бы оставался белым и здоровым! А ты поручил дело неопытному ученику! И вот, посмотри!
Запустив палец в рот, он оттянул щеку, а пальцем второй руки тыкал в черный корень.
Скандал разгорался. К его концу очередь страждущих растаяла, а тайное недовольство прорвалось наружу и стало явным. Теперь люди собирались на улицах – сначала маленькой группкой, которая быстро разрасталась, и каждый высказывал свои обиды и предъявлял претензии к лекарю, чьими услугами все пользовались много лет.
«Лечил мою жену от грудной жабы, но через два года она все равно померла…»
«А у соседа засохла раненая рука, хотя он наложил свои заклинания…»
«У него совсем не праведные заклинания, скорей от нечистых сил…»
«Это верно, он чернокнижник!»
«Говорят, он живет уже двести лет, семь его жен умерли от старости…»
«И он превращается в ворона! Вся улица видела, как он прилетел домой, раненный стрелой!»
«Ночами он бродит по некрополю и достает из склепов тела умерших для своего колдовства…»
Но основную долю масла подлил в разгорающийся огонь недовольства раввин Гамлиэль, который прямо во время службы обвинил Мар-Самуила в том, что, взявшись лечить его племянника, чернокнижник умышленно погубил молодого человека! «Души погубленных служителем зла праведников взывают к нам о справедливом возмездии!» – воскликнул он напоследок. И паства в праведном гневе бросилась творить возмездие.
Справедливость толпы известна. Вооружившись палками, камнями, кольями и факелами, разрастаясь, как глиняный ком, она устремилась к маленькому саманному дому у Нижних ворот, угрожающе забурлила на узкой улочке, взорвалась дикими криками… В окна полетели камни, брызнули осколки слюдяных пластин, потом самые активные начали бить ногами в дверь, лезть через забор во двор, где многие из погромщиков когда-то дожидались желанного исцеления. Скамьей и табуреткой выбили пустые рамы, кто-то полез в дом, кто-то громил веранду…
Мар-Самуил, умиротворяюще подняв руки, вышел навстречу, но слушать его никто не стал: толпа яростно заревела и обрушила на чернокнижника град камней. С разбитой головой он едва успел забежать обратно, вытирая кровь с лица и задыхаясь, тяжело поднялся к себе. Тем временем в зияющие оконные дыры полетели факелы. Огонь, треща, находил себе пищу и разрастался. Толпа завороженно смотрела, как языки голодного пламени стали вырываться наружу, столб едкого черного дыма, клубясь, поднимался вверх. И тут из разбитого окна второго этажа вылетел ворон.
«Вот колдун!»
«Превратился!»
«Бей его!»
Тяжело взмахивая крыльями, ворон неуверенно полетел в одну сторону, но, сделав полукруг, неожиданно направился в другую – к Верхнему городу. Летел низко и с явным трудом, создавалось впечатление, что он вот-вот упадет. Толпа с криками рванулась следом, швыряя камни и палки. Они пролетали совсем близко от цели, и казалось, что птицу вот-вот собьют. Но ворон летел прямо, а погромщикам мешали заборы, поэтому они медленно отставали – одни сворачивали в переулок, другие – на улицу, которую считали более короткой, третьи упирались в тупик…
Пожар разгорался. С треском обрушилась крыша, взметнув беспорядочный сноп искр, и ревущее пламя вырвалось наружу. Позднее соседка Кохава клялась, что в последний миг из обращенного во двор окна вылетели сова и летучая мышь. Некоторые ей верили, некоторые считали, что она это придумала или приняла хлопья гари за живые существа.
Шум, возбужденные крики, а главное – уходящий в небо дым привлекли внимание всего Ершалаима. Кфир со своей террасы наблюдал за происходящим. Он видел внизу хищное бурление толпы у знакомого дома, хотя деталей, естественно, различить не мог, зато сразу увидел начавшийся пожар. Ворона он не рассмотрел, но по метнувшейся вдруг толпе, по задранным кверху белым пятнам лиц безошибочно понял – в чем тут дело. Высыпавшие на улицы жители отслеживали полет странной птицы, бежали за ней, показывали пальцами, обозначая путь ворона в небе, и тем облегчали задачу преследователей. Хотя, конечно, не имеющий крыльев никогда не догонит того, кто ими обладает… Ворон медленно набирал высоту, поднимаясь вдоль склона холма к строениям Верхнего города.
Утомленный неприятным зрелищем, Кфир вернулся в свой кабинет и опустился в кресло из шкуры зебры. Ему казалось, что легкие полны смрадным дымом пожарища. Возможно, с запахом горелой человеческой плоти… Нет, не может быть! Зуса наверняка успела убежать, да и остальные домочадцы тоже спаслись… И Мар-Самуил не пропадет – доберется до своего друга в Галилее, и они будут вместе варить свои колдовские снадобья…
В соседней комнате раздался звон разбитого стекла. Он вскочил, схватил кинжал с витой, украшенной рубинами рукоятью, и, выставив вперед обоюдоострый клинок, выбежал на шум. На полу, расставив крестом костлявые руки, лежал голый Мар-Самуил. На потных плечах и лопатках еще торчали черные птичьи перья. В окне осталась дыра размером с ворона.
– Зачем ты здесь, Учитель? – по старой привычке Кфир обратился к нему, как много лет назад.
Лежащий поднял непокрытую голову. Редкие седые волосы были в крови, тонкая красная струйка стекала через все лицо и капала с подбородка.
– Мне… больше… некуда… – прерывисто проговорил чернокнижник. Взгляд у него был жалкий и умоляющий.
– Но почему ко мне? У тебя есть друг…
– Я не могу долететь к Гилю… Я дряхл. Когда я просил ЕГО о продлении жизни, то забыл выговорить вечную молодость… Или хотя бы сил до самого конца…
– Что с Зусой?
– Она успела… Выскочила через задний двор… А вот Роза так и осталась в кухне. Там все сразу вспыхнуло, наверное, масло…
Старик пошевелился и сел. Черные перья исчезли, зато на нем появился его обычный старый и заношенный халат.
С улицы донеслись приближающиеся крики разъяренной толпы.
– Я дам тебе силы, – сказал Кфир, потирая перстень. – Лети в Галилею. Там тебя никто не найдет! Да и искать там никто не будет!
– Ты ошибаешься, смертный! – вдруг холодно произнес Мар-Самуил, и его тонкие губы искривились в презрительной усмешке. – Перст судьбы в любой момент может указать на беглеца! Как бы далеко он ни убежал и как бы хорошо ни спрятался. А главное – сколько бы времени ни прошло!
Спина Кфира покрылась холодным потом. Было совершенно ясно, что загнанный в угол, вконец испуганный чернокнижник не мог этого сказать. И голос, и тон, и слова, и улыбка были чужими. Кто-то забрался в его телесную оболочку, шевелил его языком и растягивал его губы. И Кфир знал – кто это…
Наваждение прошло. Перед ним опять сидел беспомощный жалкий старик, губы которого кривились не в усмешке, а в попытке удержать плач. Он дрожал от страха и напряжения, явно не понимая, что делал и говорил секунду назад.
– Да, у Гиля мне будет хорошо… Там меня никто не найдет, – неуверенно сказал старик, думая, что повторяет ранее произнесенную фразу. – Но я не чувствую прилива сил…
– Сейчас, сейчас…
Кфир снова тронул перстень, но тот не оживал, будто никакой магии в нем не было – обычная безделушка: железка и какой-то камень.
– Надо лучше обдумывать свои поступки, – раздался сзади знакомый голос, звучащий, как туго натянутая басовая струна. – Перстень не выполняет противоположных желаний!
Кфир резко обернулся, но никого не увидел. А бывший учитель ничего не слышал, но смотрел с надеждой.
– Нет, ничего не получится! – сказал Кфир. – Мне очень жаль…
Крики раздавались уже под самыми окнами.
– Отдай колдуна!
– Смерть чернокнижнику!
Мар-Самуил стал на колени, сложил руки перед грудью.
– Не выдавай меня им, мой мальчик! – взмолился старик. – Они неблагодарны и не знают жалости! Они меня убьют!
В комнату быстрым шагом вошел начальник стражи Порций. Он был в полном боевом снаряжении – железном шлеме и блестящих доспехах, на поясе висел меч, а в левой руке он держал дротик.
– Возле дома толпа простолюдин, мой господин! – доложил он, приложив правый кулак к сердцу. – Они требуют выдачи какого-то колдуна!
– Мне очень жаль, – повторил Кфир, указал пальцем на старика и, развернувшись, вышел на террасу.
– Кфир, умоляю… Ты же был моим учеником…
Дребезжащий голос оборвался. Твердой рукой Порций рванул чернокнижника за ворот, поставил на ноги и поволок к выходу. Тот обреченно затих.
– Авс!
Подчиняясь короткой резкой команде, легионеры сделали шаг, второй… Копья угрожающе надвинулись на погромщиков, толпа попятилась. Вдруг щиты раздвинулись, открывая в охраняемом периметре щель, через которую Порций, словно куль с ненужным тряпьем, выкинул Мар-Самуила. Худое тело беспомощно шлепнулось в мелкую пыль, взметнув едкое желто-красное облачко.
– Ревс!
Шеренга вернулась на прежнее место, оставляя чернокнижника за пределами интересов римской империи.
От вопля злой радости содрогнулись окрестности и с Черной скалы посыпались камни. Толпа бросилась вперед и накрыла немощное тело, как морская волна накрывает тушку мертвой чайки. Палки и колья взлетели вверх и с силой обрушились вниз, принимаясь за свою обычную работу. Толпа вершила справедливость. Кфир не стал смотреть, что будет дальше. Тем более, это и так было ясно.
* * *
Через неделю к дому лучшего лекаря Ершалаима стояли две очереди. С фасада ожидали обычные пациенты Кфира – богатые, в чистой одежде, приехавшие на колясках и сопровождаемые слугами. На пустыре под Черной скалой томились люди попроще и победнее, они проходили сквозь задние ворота и попадали на прием к Ави. Выходя, обменивались впечатлениями:
– Старик был опытней, мало говорил, но лечил лучше…
– Не-е-т, этот свое дело знает. У меня руку судорогой свело, а он заговор прочел, нажал тут и тут, – все и отпустило…
– Мар-Самуил и будущее предсказывал, и ворожил, а этот только целительство знает…
– Старик мне такую чепуху напредсказывал, что лучше бы и не брался! А отворот моему сыну делал – вообще без пользы!
– Хорошо лечит молодой… Но и берет дороже…
– Ничего, он в долг записывает. Лишь бы помогало. Мне зуб исцелил, другу руку вправил… Молодец! И жену к нему приведу.
В целом, пациенты были довольны настолько, насколько один человек может быть доволен другим, а ведь люди всегда недовольны друг другом. Но страждущих приходило много, так что прием приходилось вести с утра до вечера.
Не обошлось без странных происшествий.
Когда стало смеркаться, невесть откуда появились большая сова и летучая мышь. Вначале они кругами летали над остатками очереди, а потом неожиданно яростно спикировали на пациентов, вцепляясь когтями им в волосы. Сова крепким изогнутым клювом расклевала лица книжнику Моше и земледельцу Натану, а летающий нетопырь впился мелкими острыми зубами в шею виноградаря Дорона и, по утверждению пострадавшего, высосал не меньше стакана крови.
Началась паника, люди с криками бросились врассыпную. Появившиеся стражники принялись швырять камни, а Порций даже выстрелил несколько раз из лука. Наконец, нападающих удалось прогнать. Причем Моше клялся, что сова была насквозь пронзена стрелой, но летела ровно и уверенно, как ни в чем не бывало.
Когда об этом рассказали Кфиру, он помрачнел и надолго задумался. Делал ли он что-нибудь еще, никто не знает, но больше агрессивные твари не появлялись.
Жизнь вошла в свою колею, Ави, казалось, был доволен своим новым положением – одного из главных лекарей города.
Правда, через месяц Бенцион Бен Ариф, принимая семью зятя в своем доме, отозвал его в сад и во время прогулки сказал:
– Тебе надо подумать о продвижении моего племянника. Он же не может всю жизнь лечить бедняков. Будет хорошо, если ты передашь ему часть своих пациентов…
Ярость ударила в голову Кфира. Это уже наглость! Бессовестно обирать родного зятя в пользу племянника! Но ссориться с могущественным тестем не входило в его планы.
Пауза затягивалась. Кфир поймал острый, настороженный взгляд тестя. И, смирив гнев, покорно кивнул:
– Я и сам собирался это сделать. Работы много, и если разгрузиться, я смогу больше внимания уделять детям…
Острота во взгляде Бен Арифа пропала, черты лица смягчились.
– Ну, вот и хорошо! Больных много, на всех хватит…
Расчувствовавшись, он обнял Кфира, прижал к груди и троекратно облобызал. И хотя тот не чувствовал ответных теплых чувств, но не противился.
– Кстати, – разжав объятия, сказал Бен Ариф. – Вчера префект Клавдий рассказал, что тайная стража задержала женщину с иудитским крестом. И она оказалась дочерью того чернокнижника, у которого ты жил несколько лет!
– Зусу?! – не сдержавшись, воскликнул Кфир. – Что с ней?!
– Как что? – удивился секретарь синедриона. – Разве не по твоей просьбе прокуратор приказал искоренить их всех? Это была последняя иудитка! Клавдий специально просил порадовать тебя этим известием. Э-э, да ты побледнел! Неужели лучшему лекарю самому нужна помощь? Тогда я позову Ави…
Под строгим взглядом тестя Кфир плеснул в лицо водой из фонтана и постепенно пришел в себя.
– Вижу, известие тебя не обрадовало? – в упор спросил Бен Ариф.
– А разве это радостное известие? – резче, чем когда-либо в общении с тестем, отозвался Кфир. Ярость снова проснулась в его сердце и изо всех сил рвалась наружу. Он с трудом сдерживался. – Зуса не имела никакого отношения к иудитам!
Бенцион Бен Ариф грозно выпятил нижнюю губу.
– Тебя трудно понять! – недобро сказал он. – Но кто цепляется за прошлое, тот не преуспеет в настоящем! Подумай над моими словами!
Он ушел, оставив зятя одного на тщательно выметенной аллее среди пьяняще пахнущих магнолий и олеандров.
Кфир тронул перстень.
– Пусть он сломает себе шею! – тихо выдохнул он. Металл нагрелся, лев послушно рыкнул. Ярость прошла, как проходит голод, получив хорошую и обильную пищу.
Где-то невдалеке заиграла нежная, спокойная музыка, способная расслабить напряженную душу. Как завороженный, он двинулся на эти умиротворяющие звуки. На площадке перед входом в дом Шимончик и Сарочка под присмотром служанки перебрасывались мячом. Завидев отца, они оставили игру и бросились навстречу. Потискав маленькие теплые тельца, Кфир окончательно успокоился и зашел в дом.
– Присаживайся с нами, Кфир, – тихо, чтобы не спугнуть музыку, предложила теща. Эсфирь с улыбкой кивнула и подвинулась, освобождая место.
«Интересно, знают ли они, что Бенцион гнет меня в бараний рог?» – подумал Кфир, покачав головой и проскальзывая мимо – в кабинет.
Бенцион с Ави увлеченно играли в кости.
– Извини мою резкость, отец! – смиренно обратился он к Бен Арифу. – Просто я целый день провел на солнце и перегрелся…
– Я не сержусь, Кфир! – слегка улыбнулся тесть. – Я ждал тебя, чтобы порадовать племянника доброй вестью: Ави, мальчик мой, Кфир благородно согласился передать тебе половину своих наиболее уважаемых пациентов!
– Это кстати, мне уже надоели безденежные оборванцы, – сказал Ави, увлеченно выбрасывая кости.
– Мы отправляемся домой, что-то я переутомился. – Кфир повернулся и вышел из кабинета. Бенцион не пошел его провожать, очевидно, игра с племянником была для него важнее.
А через месяц секретарь синедриона Бенцион Бен Ариф упал с высокой веранды собственного дома и сломал шею.
Глава 6
Перст судьбы
– Пусть заходит тот, кто страдает сердцем! – объявил целитель, расправляя складки белого халата. Это был сорокадвухлетний мужчина с круглым лицом и карими глазами, внимательный взгляд мог узнать в нем ученика Кфира по имени Ави. Правда, теперь щеки его отвисали, некогда густые длинные волосы перестали виться и поредели, а на темени образовалась приличная лысина. Зато он отпустил светлую бородку, которая по замыслу должна была придавать ему солидность, но на самом деле выглядела несерьезно и неряшливо.
Ави принимал больных в доме своего отца Эльмуда. Приемную он оборудовал точно так же, как у Кфира, заклинания использовал те, которым научился у Кфира, даже слова и манеры полностью повторяли слова и манеры Учителя. И пациентов ему передал Кфир. Больше того, наиболее сложных больных по-прежнему лечил Кфир. Правда, Ави все реже и реже призывал на помощь своего Учителя, и такая самоуверенность иногда приводила к печальным результатам. И хотя все врачеватели помнили ужасный конец Мар-Самуила, Ави самонадеянно не примерял его пример на себя.
Но сегодня бывший ученик поступил по-другому и после долгого перерыва позвал своего Учителя. Страдающего сердцем звали Мамерк, он владел давильными прессами, на которых отжималось почти все оливковое масло провинции. За исцеление он посулил тысячу золотых динариев – целое состояние, за которое можно было купить стада волов, овец, женщин, и еще на несколько поместий хватило бы. Но Ави не мог облегчить его страданий.
Кфир приступил к осмотру.
Мамерк был толст, когда он скинул хитон, стало видно, что колышущееся жиром тело напоминает медузу. Тяжелое дыхание было сиплым, а синяя кожа вокруг губ – верный признак того, что жить бедняге осталось недолго.
– У него грудная жаба, Учитель, – сказал Ави. И почтительного тона, и уважительного обращения Кфир не слышал от ученика уже давно.
– Да, тут ты прав, – лекарь провел рукой вдоль тела пациента, но перстень не послал целительную молнию в грудь больного. И это тоже был плохой признак.
– Выйди во двор, Мамерк, подожди там, – сказал Кфир.
И когда они остались наедине, покачал головой.
– Я не могу ему помочь. Сердце изношено, оно не поддается моему воздействию…
– Но тогда, может быть, надо заменить его другим? – спросил Ави.
– Не знаю, удастся ли это…
Кфир развел руками.
– Но ты заменял почки, пришивал руки и ноги! – напористо сказал Ави. – Почему бы не поменять сердце? Мамерк хорошо заплатит, я смогу купить свой дом с большим садом… И ты получишь пятьсот золотых динариев – это очень большие деньги… Все честно, учитель!
– Сердце – главный орган человека, оно качает кровь по жилам. Я никогда не заменял сердце…
– Можно ведь попробовать, – настаивал Ави.
Кфир задумался.
Достать новое сердце нелегко. Пинхас постарел и отошел от дел. И сам Кфир уже давно не берется за трудные пересадки, его имя и авторитет сами по себе дорого стоят, а перстень позволяет исцелить многие болезни, хотя сегодня почему-то не захотел помочь…
– Назначь день операции! – попросил, нет, скорей потребовал Ави.
Он не вникал во все сложности предстоящего дела, он просто хотел получить большие деньги. Использовав знания и руки учителя. Который должен рисковать репутацией, положением, налаженной жизнью… Причем рисковать независимо он исхода. Умрет Мамерк – груз ответственности ляжет на Кфира. Исцелится Мамерк – вновь всколыхнется волна слухов, обвиняющих Кфира в колдовстве. Конечно, такие слухи вспыхивали и раньше, но сейчас обстановка изменилась. Не стало могущественного тестя Бенциона Бен Арифа, ушел из жизни первосвященник Раббан Бен Закайи, вконец одряхлел и пребывает в забвении раввин Бен Исайя… Наместник Гарт отозван в Рим вместе с префектом Клавдием, начальником тайной стражи Флавием и другими приближенными командирами, со дня на день должен прибыть новый прокуратор… Кто сейчас пресечет сплетни, кто не даст им ходу, кто заступится за лекаря Кфира? Некому! Разве что тот, обращаться к которому Кфир очень не любил…
– Почему ты молчишь, Учитель? – сдвинул брови Ави. – Неужели ты не хочешь выполнить мою просьбу?
– Нет! – резко сказал Кфир. – Я научил тебя всему, что знал. И если ты хочешь исцелить этого несчастного, то вполне можешь сделать это самостоятельно. Тем более что в последнее время ты успешно обходился без меня и моих советов!
Не прощаясь, он покинул кабинет. Сидящие во дворе пациенты выжидающе смотрели на знаменитого лекаря. Особенно выразительный взгляд был у Мамерка. Похоже, он ждал ободряющих слов или хотя бы знака. Но Кфир, отвернувшись, прошел мимо и вышел на улицу.
Римская коляска, запряженная лоснящимся вороным конем – подарок Вителия Гарта, стояла у ворот. Он занял свое место, возница пустил коня рысью. Подскакивая на неровностях дороги, коляска резво покатила по улице. Неспешные прохожие едва успевали выскочить из-под колес и громко ругались вслед. Но Кфир не обращал на это внимания. Его одолевали тяжелые мысли.
Ученики, как правило, неблагодарны, и Ави не стал исключением. К тому же Шимону уже скоро двадцать четыре года, он научился азам врачевания, и ему давно пора начинать свою собственную практику. Но Ави будет мешать сыну так же, как когда-то Мар-Самуил мешал Ави. Значит, придется опять обращаться к помощи перстня… Но в прошлый раз невинная просьба направить пациентов от старого лекаря к молодому привела к смерти Мар-Самуила… Каким образом будет выполнено его желание на этот раз? Может быть, теперь сгорит дом Эльмуда со всеми домочадцами? Что ж, значит, у них такая судьба… Тем более, что Бенцион уже не заступится за своего любимца…
Коляска резко остановилась. Дорогу перекрыла шеренга пеших легионеров, которую возглавлял всадник в шлеме с гребнем, в кожаном нагруднике и красном плаще. Подняв руку, он приказал остановиться всем, кто хотел выехать или выйти на Дворцовую площадь. Там, перед дворцом прокуратора, спешивалась только прибывшая центурия. Покрытые дорожной пылью легионеры осматривались, разминали затекшие ноги, а в ворота дворца заезжали кареты и обозные повозки.
Лицо заступившего дорогу всадника закрывали крылья шлема, но поднятую руку Кфир узнал.
– Клодий!
Тот всмотрелся и подъехал ближе.
– Приветствую тебя, мой исцелитель!
– Что тут происходит? – спросил Кфир.
– Прибыл новый прокуратор, Публий Крадок, – понизив голос, сообщил Клодий. Хотя Кфир свел ему чужую татуировку, из-за странностей правой руки он так и не поднялся выше должности трибуна.
– Смелое решение! Обычно консулы не привозят в дальние провинции свои семьи…
– Да, – кивнул трибун. – Они из знатного рода воинов. И известны тем, что никому не доверяют, окружая себя проверенными людьми. Меня скорей всего отправят в какой-нибудь захолустный гарнизон. Кстати, я хотел посоветоваться насчет моей руки. Она вновь ведет себя, как ей заблагорассудится…
– Приезжай как-нибудь вечером, Клодий. Мы обо всем поговорим.
Трибун кивнул и обернулся. Суета уже улеглась. Прокуратор с семьей скрылись в дворцовом саду, прибывшие легионеры отправились в казармы, освободив площадь. Только у ворот стояла обычная стража.
– Можно проезжать, – сказал Клодий лекарю и махнул рукой легионерам. Шеренга расступилась, освобождая дорогу.
Опустевшая было площадь снова наполнилась народом. Горшечник расставлял свой товар, писец сидел за столом, готовый за умеренную плату написать жалобу или челобитную, земледелец вез на телеге мешки с зерном, горожане шли, оживленно беседуя, жестикулируя и смеясь… Упитанный торговец вел осла, обвешанного амфорами с вином. Им было совершенно безразлично, что в провинцию прибыл новый прокуратор. Им было неинтересно, с кем приехал посланец Рима, какой он, насколько изменит политику и на кого поменяет префекта, легата, трибунов и центурионов…
Когда-то раввин Исайя, осуждая предсказания, в сердцах сказал: только баран знает свое будущее – его будут много раз стричь и один раз зарежут! А судьбой человека управляет Всевышний! И все же, простой люд тоже знает свою судьбу: при любой власти его будут заставлять трудиться, стричь налогами и податями, давать немного есть, чтобы не сдох с голоду, а потом жизнь закончится так, как распорядится Всевышний…
Поэтому никого из встречных жителей не заботили мысли, которые шевелились в голове Кфира: как скажется изменение власти на его личной судьбе?
Единственная надежда, что новый прокуратор не сможет обойтись без его целительства. У четырех членов семьи наместника больше ста двадцати зубов, а зубы имеют обыкновение причинять невыносимую боль, которую так просто устранить… Да и другие проблемы часто возникают у немолодых людей, так что матери Публия Крадока наверняка понадобятся знания и навыки лучшего лекаря Ершалаима.
Под воздействием здравых размышлений Кфир успокоился, хотя в глубине души продолжала таиться тревога.
* * *
Вечером, когда с гор подул прохладный ветерок, Кфир сел в беседку и приказал Шмуэлю подать чай. Прихлебывая горячую ароматную жидкость, он снова задумался о своем будущем. Через год ему должно исполниться 50 лет. Юбилей уважаемого гражданина связан с демонстрацией признания его заслуг: широкими торжествами, наградами, всяческими выражениями благорасположения. Его могут избрать в синедрион, прокуратор может устроить пир в его честь… Так бы все и было, если бы не изменилась власть…
– Сегодня лекарь озабочен властью, а не здоровьем, – раздался резкий голос откуда-то снизу.
Этот кошмарный образ долгое время являлся к лекарю во снах, но уже много лет не появлялся, хотя и не забылся. Выглядело чудовище так же, как и тогда: хрупкое туловище насекомого, вытянутая морда с седой козлиной бородой, тонкие кожистые губы, не полностью прикрывающие длинные острые клыки, изогнутые рога, пылающие ненавистью ко всему живому фасеточные глаза, мощные лапы зверя, длинный хвост обезьяны… Противоестественный симбиоз дополняли растительного вида зеленые закрученные усики.
– Не рано ли планировать праздник, до которого еще целый год?
Единственное, что изменилось – это голос. Вместо значительной вибрации басовой струны теперь раздавался скрип несмазанных дверных петель.
– Это просто мысли, – тихо ответил Кфир.
– И подводя предварительные итоги, доволен ли ты своей судьбой, смертный?
– Доволен, – кивнул Кфир.
Черные кожистые губы изогнулись в издевательской улыбке.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 41 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |