Садовник в ужасе вскарабкался на пальму, а приземистое зеленое чудовище на низких вывернутых лапах с неожиданной быстротой пробежало по ровно подстриженному газону, аккуратным песочным дорожкам сада и выскочило на ровную брусчатку центральной площади, прямо ко входу во дворец. Стражники, выставив копья, бросились наперерез, но треугольные наконечники отскакивали от обросшей по бокам мхом туши, только царапая бугристую шкуру, еще более толстую, чем надетые на них нагрудники из буйволиной кожи. Мощный зазубренный хвост, пружинисто развернувшись, сбил с ног двоих, а длинные челюсти, щелкнув, как огромный резак на слюдяном карьере, перекусили третьего напополам.
Прорвавшись сквозь заслон дворцовой стражи, крокодил бросился к беломраморным ступеням, по которым спускался в сад сам Вителий Гарт, уже привыкший к ежедневной утренней прогулке. Наместник оторопел и недвижно замер – словно кролик перед удавом. Сейчас вся сила Римской империи и вся мощь ее легионов не могли помочь доверенному лицу императора Домициана.
Сам Клодий участвовать в дальнейшей битве не мог, потому что его рука осталась в пасти огромного земноводного вместе с гладием. И если бы не застигнутый на месте преступления Гершон, то скорее всего своей рукой расплатился бы ни в чем не повинный человек из числа легионеров или – что более вероятно – безответных местных жителей.
Сейчас под воздействием специального снадобья Клодий спал на соседнем каменном столе, не видя, как лекарь Кфир со своим ассистентом отпиливал руку разбойнику, и не чувствуя, как пришивает ее ему. Когда он через сутки придет в себя, рука уже будет на месте, и хотя ее придется почти целый месяц разрабатывать специальными упражнениями, владеть мечом она научится не хуже, чем собственная. Правда, первое время центуриона будет смущать выжженная порохом татуировка на кисти – кораблик под надутыми ветром парусами, но в конце концов он к ней привыкнет и даже сумеет убедительно объяснить окружающим, с какой целью ее нанес.
Закончив операцию и обведя шов магическим перстнем, Кфир в сопровождении Ави вышел из лаборатории, поручив заботу о Клодии двум своим слугам. Еще двое должны были использовать то полезное, что имелось в теле бывшего разбойника, и уничтожить все остальное. У слуг уже был необходимый опыт, к тому же наложенное заклятье препятствовало им рассказывать кому бы то ни было о тех делах, свидетелями которых они становились, что позволило сохранить им языки, и они очень радовались этому обстоятельству, любили своего господина и были ему преданы.
А ассистент Ави был не только преданным учеником, но и родственником – двоюродным братом Эсфири, поэтому Кфир ему доверял и откровенно передавал свои знания. Почти откровенно. Например, юноша не понял, зачем он только что обвел рукой операционный шов – о магической роли перстня ему вообще ничего не было известно. Но о вскрытии трупов он, конечно, знал.
Они неторопливо двинулись по чистой аллее между стройных кипарисов и пушистых елей. Такие неторопливые прогулки после занятий в лаборатории и перед обедом уже вошли в привычку. Именно здесь учитель и ученик откровенно беседовали на любые темы. Именно здесь Кфир учил Ави уму-разуму, разъяснял тонкости проведенных опытов и раскрывал невидимые взгляду хитрости врачевания. Сейчас они шли молча, и лекарь чувствовал, что ученика что-то гнетет.
– Чем ты взволнован, Ави? – наконец, нарушил он молчание.
– Я слышал нехорошие слухи о тебе, Учитель, – робко произнес молодой человек.
Кфир вздохнул. Он знал, что рано или поздно придется открыть ученику глаза на некоторые вещи.
– Не обращай внимания на сплетни, – сказал он, а Ави внимательно ловил каждое слово. – Люди глупы и неблагодарны, к тому же двуличны. За спиной они меня осуждают, но как только сами заболевают, то бегут ко мне…
На Кфире был хитон из тончайшего египетского льна и невесомые сандалии. За прошедшие годы он заметно поправился, приобрел сановную вальяжность и менторский тон, как признанный лектор, привыкший к тому, что его всегда внимательно слушают.
– Вскрывать трупы умерших, конечно, большой грех, – продолжал он.
Они шли по усыпанным красным песком дорожкам среди цветущих роз, олеандров и магнолий. Сад продувался горным ветерком и потому почти всегда сохранял прохладу. В ветвях деревьев мелодично чирикали птицы.
– Но все зависит от целей. Черное колдовство и наговоры – это одно, а светлое дело врачевания – совсем другое! Мы режем баранов и хорошо знаем, как они устроены внутри. Но человек-то не баран, а его устройство нам неведомо. Вот я первым и взялся за эту работу…
– Это большая смелость, Учитель! – кивнул Ави. Это был симпатичный двадцатилетний юноша с круглым чистым лицом, карими глазами и светлыми кудрявыми волосами.
– Путешественник, который открыл новую землю, описывает ее, чтобы последователи не блукали вслепую, а шли по его следам. Есть же карты, на которых нанесены страны, города, дороги, моря… А я решил создать карту тела человеческого… И я ее почти создал. Но это очень большая работа: ведь надо подробно описать каждую косточку, каждую мышцу, каждый орган, а главное – как они взаимодействуют между собой. Так что заканчивать сей труд нам придется вместе…
– Я рад этому, – улыбнулся Ави. – А у меня получается врачевание, Учитель?
Кфир кивнул.
– Скоро я доверю тебе самостоятельный прием. Правда, пациенты для начала должны быть попроще…
– Я понимаю это, Учитель!
– Очень хорошо, Ави! Иди, отдыхай пока…
Оставшись один, Кфир подошел к увитой плющом беседке, стоящей в густой тени финиковой пальмы, и сел в удобное, располагающее к отдыху кресло, сплетенное из пальмовой коры. Закрыв глаза, он попытался расслабиться, глубоко вдыхая напоенный ароматами сосен и кипарисов воздух. Тут же подбежал домашний управитель Шмуэль, чтобы испросить – где желает обедать хозяин. Кфир приказал накрыть стол на продуваемой ветрами террасе, а сюда велел подать перо, бумагу и приготовить почтового голубя. Через несколько минут голубь, часто махая крыльями, полетел во дворец прокуратора с депешей о благополучном исходе операции.
Кфир вошел в дом, стены которого украшала мозаика и фрески, в полукруглых углублениях стояли статуи из греческого мрамора, по углам блестели серебряные семисвечники, на небольшом низком столике желтел золотыми боками ковчег Яхве. Спустившись в полуподвальный этаж, он сбросил одежду и окунулся в бассейн, наполненный прохладной водой, хорошо смывающей усталость. Юная Леа принесла свежий хитон и чистые полотенца, дождалась выхода хозяина из воды и с обещающей улыбкой принялась нежно промакивать его полотенцем. Уже давно Кфир зарастил клеймо раба – выжженный на левом плече двузубец, и перестал прятать свое тело. Некоторое время он благосклонно принимал то ли услуги, то ли ласки служанки, а когда она присела вытереть ноги, погладил черные, блестящие, как агат, распущенные волосы, прижал ее горячее лицо к своему охлажденному животу, а потом увлек девушку к жесткой кушетке в углу…
Освеженный и удовлетворенный, он неспешно вышел на террасу. Благодаря постоянному ветерку, здесь было прохладно, сквозь дрожащее знойное марево открывался прекрасный обзор плотно застроенных кварталов Нижнего города. Тесно прижатые друг к другу плоские глиняные крыши напоминали сшитое из желто-серых лоскутков одеяло бедняка.
Эсфирь выбежала навстречу, радостно приветствуя супруга. Они прилегли на диваны у обеденного стола, проголодавшийся Кфир сразу зачерпнул кусочком лепешки густой хумус и принялся жадно жевать. Эсфирь лениво отщипывала от грозди крупный коричневый виноград.
– Как дети? – спросил он, доедая хумус и салат из чечевицы.
Эсфирь улыбнулась:
– Сарочка с удовольствием купалась в бассейне, а Шимончик сегодня сказал «мама»…
Потом Кфир ел жареную рыбу и пшеничный пирог с рисом, запивая красным кипрским вином, которое разбавлял водой напополам. На сладкое были фрукты и медовые соты. Эсфирь ограничилась виноградом, сушеными фигами с медом и выпила немного вина.
Когда обед подошел к концу, на террасу осторожно вышел Шмуэль. Склонившись, подошел и протянул хозяину руку. На ладони лежал золотой перстень с темно-красным рубином.
– Голубь вернулся с подарком прокуратора Вителия! – с трепетом в голосе доложил домоуправитель.
Кфир принял перстень, надел на палец, осмотрел со всех сторон. Рубин преломлял солнечные лучи и играл кроваво-красным огнем. Лев на соседнем пальце недовольно зарычал, Кфир понял причину и перенес подарок на другую руку.
– Какой красивый! – восхитилась Эсфирь. – И совсем не страшный! Не то что твой… Надо поблагодарить наместника!
– Да, думаю, у меня будет такая возможность…
– Внизу ждут пациенты, хозяин. Вы будете принимать? – спросил Шмуэль.
– Сегодня нет, пусть приходят завтра, – ответил лекарь, не переставая любоваться подарком прокуратора. Его сердце переполнял восторг. Это не просто ценная вещь, это знак… ну, если не дружбы, то расположения – точно!
Домоправитель ушел.
Отяжелевший после обеда, Кфир подошел к краю террасы, посмотрел вниз, выделив взглядом среди плотного скопления небогатых домишек небольшое двухэтажное строение, и в очередной раз представил, что происходит за его стенами. Там тоже закончилась трапеза, только стол был гораздо скромнее. И конечно, никто из сильных мира сего не прислал хозяину дорогой знак признательности и благорасположения… Мар-Самуил отправился к себе, сменившая Дебору служанка моет посуду, Зуса занимается с Арончиком… Интересно, на кого он похож? И где сейчас Дебора?
Настроение испортилось. Он вернулся к столу, стоя выпил стакан неразбавленного вина и направился в свой кабинет. Эсфирь сопровождала его преданным взглядом, ожидая приглашающего знака, но его не последовало. Кфир вошел в большую светлую комнату с дорогой египетской мебелью, большим столом, заваленным свитками и книгами. На полках стояли приборы и инструменты, собранные, казалось, со всего света. Он обустраивал кабинет по образу и подобию комнаты Учителя, которую тот называл у себя. Хотя здесь все было гораздо лучше, качественнее и красивей: и сама комната, и инструменты, и обстановка.
В углу стоял огромный диван, набитый конским волосом, который так ласково принял в объятия погрузневшее тело лекаря, что сон быстро смежил его веки. И сразу вместо мягкости матраца он ощутил твердость деревянного топчана, расписанные фресками стены сдвинулись, превратившись в неровную, окрашенную известкой глину. Рядом тихо посапывала Зуса. Ему так не хотелось будить девушку, но надо: вдруг именно сегодня Мар-Самуил заглянет в девичью спальню и обнаружит отсутствие дочери! Да и Дебора уже обиженно гремит своими горшками. Отвергнутая любовница ревнует и в любой момент может все рассказать хозяину! Тогда трудно сказать, чем все это обернется для них обоих. Он аккуратно провел кончиками пальцев по лицу девушки, и она тут же открыла глаза.
– Пора вставать, – чуть слышно прошептал Кфир. – Светает. Дебора уже на кухне… Да и отец наверняка встал…
– Эта мерзавка рассказала мне все про вас! Скажу отцу, чтобы он ее выгнал!
– Это все в прошлом…
– Все равно. Я не могу ее видеть…
На глазах у девушки блеснули слезы, она закусила губу.
– Иногда я и тебя не могу видеть! – она вскочила и стала быстро одеваться, не глядя на своего возлюбленного.
На мгновение у Кфира перехватило дыхание. Сближение с Зусой было долгим и непростым. Все свершилось тогда, когда Мар-Самуил улетал в Галилею, к своему давнему другу чернокнижнику Гилю. Его не было две ночи, именно тогда чувства перешли в плотские отношения. И в сердце Кфира разгорелась любовь. Потом были жаркие ночи под носом у Мар-Самуила, надежда на то, что они поженятся и он станет законным обладателем этого бесценного сокровища. И вот теперь… Неужели все так закончится?
– Зуса, ты не должна так говорить! Разве не дарю я тебе радость, разве не ты мне шептала, что летаешь в облаках, когда находишься в моих объятиях?!
– Это правда, чувства вскружили мне голову, они оказались сильней разума… Теперь я боюсь, отец узнает, что я уже полгода парю в облаках. Он проклянет меня. Может даже выгнать из дома…
– Не бойся. Я хочу взять тебя в жены…
Она поправила волосы, одернула накидку, бросила быстрый, настороженный взгляд.
– Это правда?
– Конечно! Вот, даже дорогой подарок приготовил…
Он вынул из-под матраца крест иудитов, протянул вконец растерявшейся девушке.
– Бери, бери!
Зуса осторожно приняла и стала рассматривать странный предмет. Изготовленный из матового белого металла, он был размером с половину ладони и имел форму буквы «Х». На четырех концах блестели крупные, испускающие бело-голубые лучики кристаллы.
– Какое красивое… Мне никогда не дарили таких подарков, – зачарованно произнесла она.
– Серебряный, – удовлетворенно кивнул Кфир. – А камешки нужно показать ювелиру, возможно, это алмазы… Пусть он принесет тебе удачу!
– Спасибо. – Зуса прижала подарок к груди и улыбнулась.
– А с отцом я поговорю, не беспокойся.
– Только лучше не затягивай. Поторопись.
– Почему?
Зуса была уже в дверях. Она обернулась и ответила:
– Я беременна.
Почему-то это сообщение для Кфира прозвучало, как гром среди ясного неба. С одной стороны, ничего удивительного, учитывая их полугодовую близость. Но с другой – такие новости всегда неожиданны!
Приведя себя в порядок, он немедленно отправился к хозяину.
Мар-Самуил уже проснулся, но еще лежал в постели, задумчиво глядя в потолок комнатки, такой же маленькой и почти лишенной мебели, как и те, в которых обитали остальные домочадцы. За последнее время старик похудел, шея стала совсем тонкой и длинной, а его огромный горбатый нос, казалось, вырос еще больше, и теперь он всем своим обликом напоминал стервятника.
Увидев Кфира, он очень удивился: никогда ученик не заходил к нему в комнату, тем более в такую рань.
– Что-то случилось? – настороженно спросил хозяин, но ответа не получил.
Они молча смотрели друг на друга. Наконец Кфир собрал все свое мужество и отрывисто сказал, как будто безрассудно бросался в холодную горную реку:
– Я люблю вашу дочь. И она любит меня. Я хочу просить ее руки. Тем более что скоро Зуса родит вам внука.
Старик приподнялся, опираясь на локоть, его брови сурово сдвинулись. Казалось, он хочет взглядом прожечь ученика насквозь. И это ему почти удалось – Кфир почувствовал, что толстая накидка дымится на животе.
– Ты влез в постель моей дочери? Она понесла от тебя?
– Могло ли быть иначе? Ведь мы жили вместе несколько лет. И полюбили друг друга. Думаю, что вы все знали… Ведь вы читали Книгу Судеб?
– Читал. И это одна из причин, по которой я не отдам тебе Зусу. Ты плохо кончишь!
– Как? Что со мной будет?! – помертвелым тоном спросил юноша.
– Тебя разорвут на части, – произнес Мар-Самуил совершенно обыденным тоном, словно отвечал на вопрос, что будет сегодня на завтрак.
– Кто?! – Кфиру чуть не стало дурно. На лбу выступил холодный пот. – Дикие звери? Хищники?
– Нет. Самые обычные лошади…
– Уф, – юноша перевел дух и вытер пот, успокаиваясь. Старик спросонья говорит всякую ерунду. Лошади не едят людей и не рвут их на части… Значит, на его последней странице написано вовсе не это!
Образ Мар-Самуила расплылся, Кфир подумал, что он превращается в льва или тигра, чтобы немедленно растерзать наглеца. Но старик просто исчез. А Кфир опять оказался в постели, и Зуса трясла его за плечо.
– Вставай, Кфир, пора ужинать!
С замиранием сердца он открыл глаза. Но это была не Зуса, а Эсфирь. Он бы уговорил старика, и если бы не подвернулась дочь Бенциона, то сейчас безвестного ученика будила бы дочь Мар-Самуила. В маленьком домике у Нижних ворот… Так что дело не в Эсфири!
Глава 5
Пир в Ершалаиме
В просторном зале было шумно. Наступило время третьей перемены блюд: после даров голубой пучины – тушеной макрели, гигантских морских раков, скатов под острым соусом, подали птиц – жареных голубей, тушеных в вине фазанов, томленых в кипящем оливковом масле и приправленных специями ласточек, принесли мясо – запеченные на углях ребрышки ягненка, козье седло, бычий филей. И, конечно, выпито было уже немало, поэтому возлежащие за низкими столами гости разговаривали громче обычного, смеялись, не сдерживаясь, во все горло славили богов и произносили тосты за здоровье хозяина. Бронзовые кубки глухо стукались друг о друга, выплескивая на стол неразбавленное вино.
Кфир возлежал по правую руку от Вителия Гарта, его стол был всего третьим от стола прокуратора. Это стало наглядным свидетельством того, что он входит в число приближенных римского наместника. Ибо за первым столом пировали первосвященник Раббан Бен Заккайи, префект Ершалаимского гарнизона Клавдий, начальник тайной стражи Флавий и еще несколько первых лиц местной и римской власти: Гарт пытался соединить обе эти ветви и если не подружить посланников Рима с иудейскими начальниками, то по крайней мере сблизить их между собой.
За вторым располагался его тесть Бенцион Бен Ариф, член синедриона Бен Бенямин, главный раввин городской синагоги Бен Исайя и другие руководители религиозной общины. А вокруг Кфира находились легат римского легиона в Ершалаиме Антоний, племянник наместника центурион Клодий, богатейшие купцы Енох и Мордэхай, владелец виноградников Иосиф… Причем римские военачальники держались с Кфиром на равных, а Клодий так вообще выражал откровенное почтение, в то время как на местных богатеев они поглядывали свысока. И купцы заискивали перед римлянами и переносили это заискивание на лекаря, признавая его превосходство.
– Уважаемый Кфир, можете вы вставить мне новые зубы, как Бен Бенямину? – уважительно спросил Мордэхай.
– Конечно, – кивнул лекарь. – Только запишитесь заранее у моего помощника Ави.
– И у меня такая же просьба!
– И у меня!
Енох и Иосиф сказали это одновременно. Они недавно помирились после неудачной женитьбы детей и гибели Адама.
– И вы запишитесь. Зубов на всех хватит…
Вителий Гарт поднял руку, и шум мгновенно стих. Наместник был в пурпурной тоге, скрепленной на плече золотой застежкой. Он возлежал за столом один, показывая, как далека дистанция между наместником императора и всеми остальными. Локтем левой руки он опирался на пиршественное ложе, а в поднятой правой держал серебряный кубок.
– Я пью за венценосного императора Рима Тита Флавия Домициана, да будут милостивы к нему боги! – громко произнес прокуратор и осушил чашу до дна. Быстрый слуга снова наполнил кубок. Три ветерана в шлемах, толстых буйволиных нагрудниках и поножах полукругом стояли за спиной наместника, одной рукой опираясь на приставленные к ноге копья, а вторую положив на рукоятку меча. Они внимательно осматривали гостей.
Гости тоже выпили. Легат Антоний смотрел на держащую кубок руку Клодия с выжженным на кисти изображением корабля. Тот краем глаза перехватил этот взгляд и, допив, с недовольным видом спрятал руку под стол.
– У тебя ведь раньше не было этой татуировки? – спросил Антоний. Это был крупный, начинающий лысеть мужчина, возрастная грузность которого не могла скрыть развитые мышцы воина.
– Не было, – потряс головой Клодий. – Но я выпил слишком много вина с греческими моряками и попросил выжечь их знак на мне. Признаю, что это было глупо…
– Но после этого изменилась и твоя рука. Что это значит?
– Разве? Не знаю. Она по-прежнему ловко управляется с мечом…
В последней фразе центуриона проскользнула угроза, но опьяневший легат не обратил на это внимания.
– Я заметил, что пальцы стали толще и короче, а кисть расширилась, – продолжал он. – Как будто это рука не патриция, а плебея…
Договорить легат не успел. Рука, которую он обсуждал, вынырнула из-под стола с зажатым в плебейских пальцах кинжалом, острие которого уперлось Антонию под кадык с такой силой, что из-под него выкатилась капля крови.
– Ты хочешь меня оскорбить, Антоний? – угрожающе прошипел Клодий. – Может быть, прогуляемся за дворец и продолжим разговор мечами?
Застолье принимало угрожающий оборот. Купцы поспешно вскочили и направились к выходу из триклиния, словно им срочно понадобилось уйти.
И без того красное от вина лицо легата стало багровым. В передовые части римских легионов отбирали тех, кому в минуты опасности кровь ударяла в голову, а не отливала от лица. Поэтому Клодий тоже не побледнел, а покраснел. Они замерли, уставясь друг на друга, как противники, готовые обменяться смертельными ударами.
Кфир с удивлением и некоторым замешательством смотрел на обоих. По рангу легат Антоний намного превосходил центуриона Клодия, и тот не мог допустить подобного поведения. Но по крови и должности начальник личной охраны наместника был важнее командира легиона. И все же молодой человек никогда раньше не позволял себе такой дерзости.
– Прошу простить мою смелость, но, не вмешиваясь в ваш разговор, я хочу дать пояснения, необходимые с точки зрения медицины, – мягко произнес Кфир. – Челюсти крокодила смяли героическую руку благородного Клодия, от чего она утратила первоначальную форму. Это могло ввести в заблуждение благородного Антония. Но ничего оскорбительного ни для кого в происшедшем нет…
Клодий убрал кинжал и отодвинулся. Антоний прижал платок к небольшой ранке на шее, которая продолжала кровоточить. Как бы примиряясь, они выпили по кубку вина, но взаимная неприязнь не ушла и воины избегали смотреть друг на друга. Через некоторое время легат отошел к соседнему столу, а Клодий наклонился к уху Кфира.
– С новой рукой какая-то чертовщина, – напряженным тоном сказал он. – Сейчас она сама схватилась за кинжал…
– Не может быть! – удивился Кфир.
– Может! – упрямо кивнул Клодий. – Помимо моей воли она норовит забрать и сунуть в карман чужие деньги… И один раз я с трудом успел отвести клинок от шеи какого-то бродяги, который бросил на меня косой взгляд… Она ведет себя как рука разбойника, а не римского воина! Сделай что-нибудь с этим!
– Я подумаю, – растерянно ответил Кфир.
К третьему столу подошел стражник в полном боевом снаряжении.
– Наместник императора Вителий Гарт желает говорить с лекарем Кфиром! – железным голосом сказал он и ударил в пол древком копья.
Поспешно вскочив, Кфир приблизился к прокуратору, почтительно склонил голову.
– Благодарю, славный Вителий, за этот поистине царский подарок! – произнес он, показывая рубиновый перстень. – А еще больше благодарю за приглашение на этот чудесный пир!
Наместник Гарт был немолод. Блестящая лысая голова, худое, испещренное морщинами лицо, пронзительные голубые глаза. Тонкие бледные губы тронула легкая улыбка.
– А я благодарю тебя, лекарь, за чудодейственное исцеление отважного Клодия, который спас мне жизнь! А также за многие другие исцеления моих верных солдат и иудейских начальников, помогающих в моем правлении.
– Буду и дальше делать все, что в моих силах, прокуратор! – польщенно сказал Кфир.
– Можешь обратиться ко мне с просьбой, лекарь! – благосклонно кивнул Вителий.
Предложение было настолько неожиданным, что Кфир задумался. Простому смертному нечасто выпадает возможность просить о чем-то властного правителя. Но у него имелся куда более могучий и страшный покровитель. И в принципе ему ничего не нужно! Хотя…
– В стране бесчинствует тайная секта иудитов, – сказал он. – В родном Гноце они жестоко убили мою мать и друга. Я хочу справедливого возмездия, прокуратор!
Вителий сдвинул брови и поднял палец. Тут же рядом с ним будто из-под земли вырос начальник секретной стражи Флавий.
– Иудиты. Что ты про них знаешь? – негромко произнес наместник.
Флавий прищурился.
– Это вредоносная организация, она подрывает святую веру во власть римского императора, – четко ответил он. – Двадцать лет назад мы старались искоренить их, но злое семя прорастает очень глубоко…
– На этот раз их надо вырубить под корень, как сорный кустарник, оскверняющий плодородные поля! И особо прополоть Гноц! Прикажи Антонию! – бросил прокуратор и отвернулся, считая разговор оконченным.
Через час отряд из двадцати всадников под командованием Валерия Гая выехал в Гноц. Предварительно Кфир рассказал Гаю о друзьях Гершама и передал несколько серебряных монет для Гевора и Брохи, если добрые соседи еще живы. Потом он долго смотрел вслед несущимся во весь опор всадникам, пока не осела пыль, поднимающаяся из-под быстрых копыт.
В ту же ночь по Ершалаиму прошли аресты иудитов, и уже на следующий день их скормили львам и тиграм. А потом волна избиения слуг Иуды прокатилась по всей Иудее.
Не успел узкий серп месяца превратиться в половинку полной луны, как вернулся отряд из Гноца. Валерий Гай бросил под ноги Кфиру кожаный мешок, в котором оказались три бородатых головы. Кфир вгляделся в лица, но никого не узнал.
– Это ближайшие сподвижники Гершама! А его самого восемь лет назад убили и сожгли на дороге в Ершалаим. И его друга убили тоже. Еще пятеро вернулись и рассказали об этом. Мы казнили всех пятерых…
– А соседи?
– Они живы и очень обрадовались деньгам. И твоему привету обрадовались. Весь городок только и говорил о твоей щедрости.
Пожалуй, это было самое радостное сообщение, которое выслушал Кфир в своей жизни. Ему было приятно чувствовать себя могущественным повелителем, способным протянуть карающую и одаряющую руку из Ершалаима до далекого Гноца. Да что там Гноц! Он провел своей дланью над всей Иудеей! Да так, что с тех пор про иудитов никто не слышал…
Хотя нет – Кфир услышал еще один раз.
* * *
– К вам пришла женщина, господин! – доложил Шмуэль. – Она не записывалась, но настаивает на приеме. Ее зовут Зуса.
– Что?! – Кфир подскочил со своего дивана. – Как ее зовут?!
– Зуса, – повторил домоправитель. – Одета не очень богато, но вид у нее благородный.
– Проводи в кабинет!
Конечно, Зуса не одна на свете, но лекарь душой чувствовал: это та, которая заставляла бешено колотиться его сердце. И интуиция подсказывала: она пришла неспроста, что-то случилось!
Хлопнув в ладоши, он вызвал Леа и приказал подать свежую одежду. Надел белоснежный хитон, опрыскался греческой душистой водой, расчесал волосы… Когда он вошел в кабинет, Зуса стояла у порога – в темной накидке и таком же темном платке. И лицо у нее было темным, и темные круги под красными глазами.
– Что произошло?
– Случилась беда! Цыгане… Они украли Арончика… Увели с собой…
Она зарыдала.
– Когда это случилось? – взволнованно спросил Кфир.
– Три дня назад. Отец пытался вернуть его своими заклятьями, но они не помогли. Он даже летал за ними, хотя в последнее время стал настолько слаб, что избегает полетов… Их табор идет в Египет, отец видел Арончика, он сидел на телеге и играл с цыганскими детьми… Но отец не смог ничего сделать, магическая сила почти покинула его. Он кружил над обозом, каркал, но когда они стали бросаться камнями, вынужден был улететь…
Зуса бросилась на колени.
– Заклинаю тебя, Кфир, помоги! Ведь это же твой сын!
– Тише, тише…
Кфир поднял женщину, оглянулся – не слышит ли кто-нибудь. Но ни Леа, ни Шмуэля, ни других слуг видно не было.
– Ты можешь его вернуть, так сделай это!
– Хорошо, я постараюсь…
Он коснулся перстня, потер его – сначала легко, потом сильнее… Все напрасно, тот не отзывался. Металл был холоден, камень не светился внутренним огнем, и лев оставался безжизненным.
– Успокойся и иди домой. Все будет в порядке, – сказал Кфир.
Лицо Зусы озарилось надеждой.
– Правда?!
– Конечно, правда. – Кфир смотрел в окно, за которым ярко светило солнце. – Сегодня к вечеру он будет дома. Может быть, завтра…
– Спасибо! Спасибо, Кфир!
– Кстати, а что с Деборой? – вроде бы невзначай поинтересовался он.
Зуса потупилась.
– После того как я ее выгнала, она не могла найти работу. Служанку чернокнижника все прогоняли прочь. А в лупанарий приняли… Я виновата в том, что она стала блудницей. И теперь мне предстоит за вину расплачиваться потерей сына…
– Невиноватых людей нет, – сказал Кфир. – И все мы расплачиваемся друг за друга. Иди домой и жди.
После ухода Зусы Кфир еще несколько раз пытался прибегнуть к помощи перстня, но ничего не выходило. Он не мог понять, в чем дело.
– Когда начал игру, нельзя менять правила, – вдруг раздался в ушах странный голос – словно его издавала вибрирующая басовая струна.
Кфир весь покрылся холодным потом, осмотрелся. В комнате никого не было.
– Какую игру? Какие правила? – еле вымолвил он.
– Разве не ты просил переводить твои беды на других? – раздался тот же голос.
– Я, – против воли ответил Кфир. Он хотел промолчать, но язык повернулся сам собой.
– И тебе было все равно – на кого?
– Тогда да…
– Тебе и сейчас все равно! – удаляющийся смех напомнил звук горного обвала, растворившийся вдали.
Кфир опустился в мягкое кожаное кресло. Некоторое время он сидел неподвижно. Потом вызвал Шмуэля и приказал никогда больше не пускать Зусу в дом и даже не сообщать о ее приходе.
* * *
Ави уже третий день вел самостоятельный прием. Точнее, пытался вести. Ни один из записавшихся к Кфиру пациентов не соглашался идти к его ученику. Богатые и сановитые люди привыкли получать самое лучшее за свои деньги. Напрасно Ави выходил к очереди и предлагал выполнить простые процедуры, напрасно Кфир пытался помочь ему в этом. Вставить новые зубы – несложное дело, но купцы Мордэхай и Енох предпочли дожидаться, пока это сделает Кфир. А виноградарь Иосиф вначале согласился, но когда сел в лечебное кресло и открыл рот, вдруг передумал. Напрасно специально нанятые глашатаи кричали на базарах о новом лекаре – люд победнее и попроще за много лет уже протоптал тропинку к дому Мар-Самуила и не хотел менять проверенное шило на неизвестное мыло.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 42 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |