Предисловие к русскому изданию 7 страница

Также есть некоторые доказательства того, что забавность унижающего юмора в большей степени определяется воспринимаемой болью, которую испытывает жертва, чем враждебностью главного действующего лица шутки. В трех различных исследованиях Декере и Карр (Deckers & Carr, 1986) получили оценки забавности, степени враждебности/агрессии, демонстрируемой главным героем, и интенсивности боли, которую испытывает жертва на различных рисунках. Хотя корреляция между оценками враждебности и боли была очень высокой, оценки забавности значимо коррелировали с оценками боли, но не с оценками враждебности. Оценки забавности повышались по мере того, как оценки боли увеличились до определенной точки, и затем выравнивались, когда боль становилась еще сильнее. Таким образом, умеренная боль, испытываемая жертвой или мишенью шутки, воспринимается как более забавная, чем отсутствие боли, но чрезвычайная боль не более (или менее) забавна, чем умеренная боль. Итак, в соответствии с теорией превосходства/унижения, удовольствие от юмора, по-видимому, является результатом наблюдения страданий человека (в воображаемом, игровом контексте). Похожая корреляция между оценками забавности и боля была обнаружена Уикером с коллегами (Wicker et al, 1981).

Хотя это исследование, по-видимому, подтверждает теорию юмора на основе агрессии, Уиллиболд Рач подверг ее сомнению, основываясь на своих обширных исследованиях, включающих факторный анализ шуток и рисунков (например, Ruch &Hehl, 1998). В серии исследований (которые будут более подробно описаны в гл. 7) Рач с коллегами провели факторный анализ позитивных и негативных реакций испытуемых на широкий диапазон юмористических стимулов, при этом участники принадлежали к различным возрастным, социально-экономическим и этническим группам. Эти исследователи обнаружили три устойчивых фактора, два из которых были связаны со структурными аспектами юмора (их назвали «несоответствие — разрешение» и «абсурд») и только один — с содержанием (сексуальные темы). Хотя Рач с коллегами включили в свое исследование множество шуток и рисунков, содержащих враждебные и агрессивные темы, они не образовали отдельный фактор, но вместо этого увеличивали нагрузку на какой-либо из двух структурных факторов, указывая, что враждебность — недостаточно ясно выраженное измерение в реакциях людей на юмор. В защиту своей теории Грунер, возможно, мог бы утверждать, что, поскольку весь юмор по определению основан на агрессии, неудивительно, что нет отдельного фактора для агрессии. Однако эти результаты факторного анализа действительно поднимают вопросы о важности агрессии и враждебности в юморе. Кроме того, эти результаты ставят под сомнение валидность многочисленных прошлых исследований (обсуждавшихся выше), в которых изучались реакции участников на шутки и рисунки, классифицированные самими исследователями на враждебные и невраждебные.

Еще одно предсказание теории превосходства/унижения, по-видимому, состоит в том, что люди с более враждебными и агрессивными чертами личности будут получать большее удовольствие от всех видов юмора (не только от враждебного юмора), чем менее агрессивные люди. Однако в ряде исследований не было обнаружено никаких значимых корреляций между различными измерениями агрессивности как черты характера и пониманием различных типов юмора (Ruch & Hehl, 1998). В других исследованиях, как мы уже видели, было обнаружено, что агрессивные люди будут с большей вероятностью получать удовольствие от более враждебных форм юмора (Вуте, 1956; Ullmann & Lim, 1962). Таким образом, хотя агрессивность как черта личности может быть связана с получением удовольствия от агрессивных форм юмора, она, по-видимому, не связана с получением Удовольствия от юмора вообще вопреки предсказаниям теории превосходства.

В дополнение к этим исследованиям, касающимся связи между забавностью и агрессивностью в юморе, было проведено значительное количество социальнопсихологических исследований дискредитирующего или унижающего юмора как специфической категории юмора. Действительно, теории превосходства/унижения пользовались значительной популярностью среди социальных психологов в Течение 1960-х и 1970-х гг. Это было особенно заметно в научных программах Дольфа Зиллманна с коллегами в Индианском университете (Zillmann & Cantor, 1976) и Лоренса Лафава с коллегами в Университете Виндзора, Канада (La Fave, 1972). Большая часть этих исследований была сосредоточена на том, как забавность основанного на унижении юмора определяется социальными отношениями между главным действующим лицом, жертвой и аудиторией. В большинстве

случаев указанные исследователи выдвигали гипотезу, согласно которой люди будут видеть комичность в неудачах тех людей, к которым они питают антипатию. В одном из самых ранних экспериментов в рамках исследований юмора Вольф с коллегами (Wolff et al., 1934) предъявлял последовательность антисемитских шуток евреям и не евреям. Неудивительно, что евреям эти шутки нравились меньше, чем не евреям. Кроме того, шутки, высмеивающие женщин, мужчинам нравились больше, чем женщинам, тогда как женщины превзошли мужчин в понимании шуток, высмеивающих мужчин.

Однако простая принадлежность к конкретной расовой или религиозной группе может быть недостаточной для того, чтобы предсказать реакцию человека на шутки об этой группе. Мидлтон (Middleton, 1959) обнаружил, что, хотя чернокожие участники превзошли белых в понимании шуток, унижающих белых, чернокожие и белые не отличались по пониманию шуток, направленных против черных. Он объяснял это тем фактом, что чернокожие в его выборке, которые в основном относились к среднему классу, могли не отождествлять себя со стандартными чернокожими низшего класса, изображаемыми в шутках. Подобным образом Кантор (Cantor, 1976) обнаружил, что студенты колледжа и женского, и мужского пола лучше понимали основанные на унижении шутки, в которых мужчина смеялся над женщиной, по сравнению с шутками, в которых женщина унижала мужчину. Кроме того, испытуемые обоих полов предпочитали унижающие шутки, в которых женщины (а не мужчины) были жертвами и мужчин, и женщин. Эти результаты указывают на возможное отождествление женщин с мужчинами-агрессора- ми в эту эпоху (до того как освобождение женщин оказало влияние на культуру).

Принимая во внимание такого рода результаты, Зиллманн и Кантор (Zillmann & Cantor, 1976) подчеркнули важность оценки отношения людей к целевой группе, а не просто их членства в определенной группе. Они предложили «диспозициональ- ную модель юмора», в которой они постулировали, что расположение людей к другим людям или объектам изменяется на континууме от чрезвычайно положительного аффекта через безразличие до чрезвычайно отрицательного аффекта. Зиллманн и Кантор выдвинули гипотезу, согласно которой «оценка юмора изменяется обратно пропорционально благосклонности к унижаемому лицу и прямо пропорционально благосклонности к унижающему лицу». По мнению этих авторов, расположение человека к мишени шутки — не обязательно постоянная черта; это может быть временное отношение, вызванное ситуацией, в том числе особенностями самой шутки. Однако важно отметить, что, по их мнению, юмор всегда включает какую-либо форму унижения: «Прежде чем человек сможет отреагировать на юмор, должно произойти что-то злонамеренное и потенциально вредное или по крайней мере должна подразумеваться неполноценность кого-то или чего-то».

Зиллманн и Кантор (Zillmann & Cantor, 1972) получили данные, подтверждающие эту теорию, в исследовании, в котором группе студентов колледжа и группе бизнесменов и специалистов средних лет предъявлялись шутки, включающие людей, находящихся в отношениях «старший — младший» («отец — сын», «работодатель — служащий» и т. д.). Как и предсказывалось, студенты дали более высокие оценки забавности шуткам, в которых подчиненный унижал старшего, чем к шуткам, в которых старший унижал подчиненного, тогда как в оценках профес

сионалов обнаруживался противоположный паттерн (см. также Zillmann & Bryant, 1980).

В подобном исследовании Лоренса Лафава с коллегами (см. обзор в La Fave, Haddad & Maesen, 1976) использовалось понятие «класс отождествления», которое касается позитивных или негативных установок или убеждений по отношению к данному классу или категории людей. Эти авторы также подчеркнули важность самооценки при понимании юмора. Предполагалось, что шутки, которые превозносят положительно оцениваемый класс отождествления или унижают отрицательно оцениваемый класс отождествления, повышают самооценку человека и доставляют больше радости и удовольствия. Лафав, Хаддад и Мей- сен (La Fave, Haddad & Maesen, 1976) сделали обзор пяти исследований, результаты которых, в общем, подтвердили их теорию. В каждом из этих исследований изучались оценки юмора, данные участниками исследования, которые придерживались противоположных взглядов на различные социальные проблемы, такие как религиозные убеждения, равноправие женщин и канадско-американские отношения. Испытуемых просили оценить забавность шуток, в которых люди, отождествлявшиеся с какой-либо из этих противоположных точек зрения, были или главным героем, или мишенью унижения. Как и предсказывалось, участники оценивали шутки как более забавные, когда главный герой был членом положительно оцениваемого класса отождествления, а мишень была членом отрицательно оцениваемого класса отождествления.

Хотя диспозициональная теория юмора предполагает, что юмор — это результат унижения или оскорбления человека, которого мы не любим, Зиллманн и Брайант (Zillmann & Bryant, 1980) указывали, что обычно есть строгие социальные запреты против проявления веселья и радости по поводу неудач других людей, даже тех, кого мы не любим. Опираясь на идею Фрейда о том, что нетенденциозные элементы шутки (методы «производства шуток») отвлекают от тенденциозных (агрессивных или сексуальных) элементов, эти авторы предложили «теорию ошибочной атрибуции» для объяснения унижающего юмора. Согласно этой теории, мы можем позволить себе смеяться и радоваться унижению или замешательству человека, к которому мы чувствуем антипатию, если есть нелепые или странные аспекты ситуации, которым мы можем (ошибочно) приписывать наше веселье. «Если, например, мы видим, как сосед наехал на только что купленном автомобиле на свой почтовый ящик, а негативное отношение к нему располагает нас к тому, чтобы получать от этого удовольствие, и заставляет нас рассмеяться, мы всегда можем сказать себе, что мы смеялись из-за того, как необычно был искорежен почтовый ящик, из-за особого выражения лица соседа, специфического резкого звука при столкновении или десятка других конкретных моментов» (Zillmann & Bryant, 1980).

Зиллманн и Брайант проверили эту теорию в эксперименте, в котором женщина-экспериментатор сначала грубо или нормально обращалась с участниками, чтобы вызвать отрицательное или нейтральное эмоциональное отношение к Неи. Затем испытуемые наблюдали ее в одном из трех условий:

1) условие неудачи с комичным стимулом, в котором экспериментатор случайно пролила на себя чашку горячего чая, когда из табакерки внезапно выскочил чертик;

2) условие неудачи без комичного стимула, в котором она пролила на себя горячий чай, но табакерка оставалась закрытой;

3) условие без неудачи с комичным стимулом, в котором из табакерки выскочил чертик, но она не пролила чай.

Зависимой переменной была степень радости (улыбка и смех) испытуемых после этого случая.

Полученные результаты соответствовали прогнозам, сделанным на основе теории ошибочной атрибуции. Испытуемые, которые отрицательно относились к экспериментатору и которые наблюдали неудачу вместе с комичным стимулом, улыбались и смеялись намного больше, чем испытуемые во всех других условиях. Таким образом, присутствие безобидных комичных стимулов, по-видимому, оказывает растормаживающее влияние, которое усиливает радость при виде неудач человека, к которому чувствуется антипатия. Подобный процесс, возможно, имеет место в случае агрессивных шуток, когда человек может ошибочно приписывать свое веселье таким комичным элементам, как несоответствие и остроумная игра слов, наслаждаясь при этом унижением другого человека, к которому он относится негативно. Эти результаты согласуются с идеями Фрейда о том, как методы «производства шуток» обманывают Суперэго и таким образом позволяют получать либидозное удовольствие, но подход с точки зрения ошибочной атрибуции позволяет дать более когнитивистски ориентированное объяснение вместо в целом устаревших психоаналитических понятий Фрейда.

Оценка

По-видимому, нет сомнений в том, что агрессивные элементы играют важную роль во многих шутках и других формах юмора. Есть много доказательств того, что элементы игровой агрессии в шутках и восприятии боли других людей (в несерьезном, игровом контексте) усиливают забавность юмора. Есть также свидетельства того, что комичные детали ситуации оказывают растормаживающее влияние, позволяя человеку ошибочно объяснять радость, в ответ на неудачи людей, внушающих неприязнь. В исследовании основанного на унижении юмора, проведенном Зиллманном и Лафавом с коллегами, подробно изучались параметры, влияющие на степень, до которой людей веселят оскорбительные шутки. Однако пока недостаточно данных, подтверждающих точку зрения сторонников теории превосходства/унижения, согласно которой весь юмор предполагает некоторую форму агрессии и враждебно настроенные люди получают большее удовольствие от всех типов юмора по сравнению с невраждебно настроенными людьми.

Есть также некоторые проблемы с версией теории превосходства/унижения, разработанной Грунером (Gruner, 1978, 1997). Прежде всего, представляемая им эволюционная теория — это по существу устаревшая точка зрения Ламарка. Идея о том, что смех и юмор сохранились у людей, поскольку они часто использовались нашими предками, не объясняет их адаптивную ценность, т. е. способов, которыми юмор и смех дают людям преимущество в борьбе за выживание и произведение потомства. Однако это преодолимая трудность, поскольку можно разработать теории, совместимые с современным эволюционным мышлением. Например,

Александер СAlexander, 1986) предложил эволюционную теорию юмора, которая, п0 существу, является теорией превосходства/унижения, используя такие понятия, как остракизм и косвенное взаимодействие, чтобы объяснить ценность юмора и смеха для выживания (эволюционные теории юмора будут более подробно обсуждаться в гл. 6). Еще одна проблема с теорией Грунера состоит в том, что он, как и Фрейд, предлагает устаревшую модель смеха как способа снятия напряжения. Однако это не основная особенность его теории.

Кроме этих теоретических проблем, сравнительные исследования на животных не подтверждают представление Грунера, согласно которому смех возник в контексте агрессии. Этологические исследования молчаливой демонстрации оскала и «игрового лица» у приматов, которые считаются гомологами улыбки и смеха человека соответственно, показывают, что эти мимические проявления имеют место исключительно в контексте дружественных социальных и игровых действий, а не в контексте агрессии (van Hooff, 1972). Я более подробно обсужу это исследование в гл. 6.

Главная проблема с теорией Грунера состоит в том, что она по существу нефальсифицируема и поэтому не может быть проверена опытным путем. Грунер утверждает, что его теория может быть фальсифицирована, если будет найден хотя бы один пример юмора, не основанного на агрессии. Однако, поскольку Грунер собирается сам оценивать, соответствует ли данный пример юмора его теории, кажется очень маловероятным, что будет обнаружена шутка, которая не пройдет такую проверку. Независимо от того, насколько сомнительным может казаться данный факт любому другому человеку, Грунер, по-видимому, всегда способен убедить себя в том, что он может обнаружить агрессию даже в самых безобидных на вид примерах юмора. Даже если шутка является не более чем остроумным каламбуром, Грунер может доказать, что она передает чувство превосходства автора остроты.

Действительно, можно предположить, что Грунер мог бы найти агрессию не только в любом юморе, но и в любой человеческой деятельности. Создается впечатление, что для Грунера люди в своей основе агрессивны в широком смысле слова. Таким образом, он настолько широко определил агрессию, что его теория, по-видимому, объясняет всю человеческую деятельность и поэтому не может дать объяснение уникальности юмора. Кроме того, объединяя весь юмор в одну категорию агрессии, Грунер игнорирует многие другие способы, которыми могут отличаться друг от друга различные типы юмора, что могло бы иметь теоретическое и практическое значение.

В соответствии с благосклонным отношением к юмору в современной культуре в целом крайняя точка зрения, согласно которой весь юмор включает агрессию, сегодня не пользуется популярностью у исследователей юмора. Теории превосходства в значительной степени были заменены когнитивными теориями несоответствия, которые будут обсуждаться в следующей главе. Кроме того, в последние Десятилетия вновь стали популярны представления о юморе и смехе как об источнике психического и физического здоровья и вырос интерес к применению юмора в психотерапии, здравоохранении, образовании и на работе. Представление о юморе как о форме агрессии (хотя и игровой агрессии), основанной на высмеива

нии и унижении, многим кажется несовместимым с представлением о юморе как о пути к здоровью. Однако, как я указывал, подход с точки зрения превосходства может быть теоретической основой для концептуализации юмора как способа совладания со стрессом и неприятностями. Если юмор — это способ в игровой форме испытать ощущение победы над людьми и ситуациями, которые нам угрожают, быть выше наших угнетателей и освободиться от ограничений жизни, то нетрудно увидеть, что он может быть важным способом поддержать наши самооценку и здравомыслие перед лицом трудностей. Таким образом, теория превосходства на самом деле может быть более совместима с представлениями о юморе как совладании, чем считается.

Итак, хотя крайнее представление о юморе как агрессии сегодня, как правило, отвергается, большинство исследователей соглашается с тем, что юмор может часто использоваться для выражения агрессии. Недавние исследования поддразнивания (которые обсуждаются в гл. 5 и 8) указывают на сохраняющийся интерес к агрессивным аспектам юмора (Keltner; Young, Heerey, Oemig & Monarch, 1998; Kowalski, Howerton & McKenzie, 2001). Эти исследования также выдвигают на первый план тот парадокс, что юмор может быть одновременно и агрессивным, и просоциальным, а это центральная тема теории превосходства.

Заключение

В этой главе было начато обсуждение главных теорий юмора и обзора ранних эмпирических исследований. Мы сосредоточились на психоаналитическом подходе и теории превосходства/унижения — двух общих теоретических подходах, которые были весьма влиятельны в предыдущие десятилетия. Оба эти подхода породили большое количество интересных исследований, внесших важный вклад в наше понимание психологии юмора. И хотя сегодня оба этих подхода не столь популярны, они обращают наше внимание на целый ряд вопросов о юморе, по- прежнему находящихся в центре крупных исследований и теоретических работ: почему так часто юмор базируется на сексуальности и/или агрессии; почему юмор доставляет нам такое большое удовольствие и почему мы так любим его; какова роль юмора в совладании со стрессом и каковы функции юмора в межличностных взаимодействиях. В этой книге мы не раз вернемся к этим темам. В следующей главе будет рассмотрен вклад в теорию и в эмпирические исследования трех других общих теоретических подходов, оказавших большое влияние на изучение юмора, а именно теории возбуждения, несоответствия и инверсии.

ГЛАВА З

Теории и ранние исследования (часть II): теории возбуждения, несоответствия и переключения

В предыдущей главе мы рассмотрели психоаналитические и основанные на превосходстве теории юмора. В них подчеркиваются эмоциональные аспекты юмора и предпринята попытка объяснить его приятный характер, сосредоточившись на способах, которыми юмор позволяет нам выражать сильные эмоции (т. е. сексуальность и агрессию) в шутливой форме. Хотя сегодня эти теории не очень популярны, они затрагивают темы, до сих пор имеющие теоретическое и эмпирическое значение.

В этой главе будут обсуждены еще три теоретических подхода:

1. Теории возбуждения, которые сосредоточены на исследовании роли психического и физиологического возбуждения в юморе.

2. Теории несоответствия, подчеркивающие когнитивные аспекты.

3. Теорию переключения, в которой юмор рассматривается как форма психологической игры.

Хотя в этих подходах есть много частично совпадающих идей, в каждом из них подчеркиваются специфические аспекты, которые рассматриваются как центральные для юмора. Объединяя догадки и открытия из всех этих подходов, а также положения, обсуждавшиеся в предыдущей главе, мы придем к более полному пониманию такого многогранного явления, как юмор.

Теории возбуждения

Краткий обзор теорий

Как мы видели в предыдущей главе, сторонники фрейдистской теории и теории превосходства (по крайней мере ее варианта, предложенного Грунером (Gruner, 1997)) выдвинули гипотезу, согласно которой функция смеха состоит в том, чтобы расходовать избыточную физиологическую энергию. Эта теория смеха, осно

ванная на высвобождении энергии, восходит к идеям философа XIX в. Герберта Спенсера (Spencer, 1860). На Спенсера оказала большое влияние популярная тогда «гидравлическая» теория нервной энергии (аналогичная принципу действия парового двигателя), согласно которой считалось, что у нас в организме накапливается энергия и она должна быть высвобождена через мышечные движения. По Спенсеру, дыхательные и мышечные действия во время смеха — это особый способ освобождения организма от избыточной нервной энергии, подобный предохранительному клапану на паровом двигателе. Само собой разумеется, что это представление не согласуется с современным пониманием нервной системы.

Другие теоретики как до, так и после Спенсера более широко понимали юмор как способ освободиться от накопившегося психологического напряжения. Например, Иммануил Кант (1724-1804) утверждал, что «смех — это эмоция, являющаяся результатом внезапного прекращения напряженного ожидания» («Критика способности суждения») («Critiqui of Judgment», цит. по Morreall 1987). Грегори (Gregory, 1924) рассматривал освобождение от напряжения как общий фактор во всех формах юмора. По мнению Грегори, снятие напряжения, вызывающее смех, может произойти по различным причинам, включая успешный исход борьбы, или внезапное восприятие слабости противника (как в теории Грунера), или когда в предвкушении трудной задачи накапливается напряжение, а она оказывается намного менее сложной, чем ожидалось. Это также может быть избавление от боли, или страха, или от ограничений, наложенных обществом на поведение или язык.

Теории снятия напряжения сосредоточены на роли психического и физиологического возбуждения в юморе. Более современная теория юмора на основе возбуждения была разработана Дэниелом Берлайном из Торонтского университета (Berlyne, 1960, 1969, 1972). Берлайн интересовался психологическими аспектами эстетических переживаний вообще, в том числе пониманием искусства и получением удовольствия от игры и юмора. Он прежде всего сосредоточился на различных свойствах стимула: на переменных, названных им коллативными, или сопоставительными, которые делают живописную работу, музыкальное или литературное произведение эстетически приятным. Эти переменные включают такие свойства, как новизна, неожиданность, сложность, разнообразие, двусмысленность, несоответствие и избыточность. Они были названы сопоставительными переменными, поскольку требовали, чтобы человек одновременно воспринимал различные элементы стимула для их сравнения и сопоставления. По Берлайну, шутки и юмористические случаи также содержат такие сопоставительные переменные, как неожиданность, несоответствие, двусмысленность и т. д. Берлайн (Berlyne, 1960) сделал обзор психофизиологических исследований, показывающих, что сопоставительные переменные привлекают наше внимание, поскольку мы находим их интересными и необычными и они связаны с повышением уровня возбуждения в головном мозге и вегетативной нервной системе.

В своей теории юмора Берлайн (Berlyne, 1972) отверг устаревшую точку зрения Спенсера, согласно которой смех — это результат высвобождения сдерживаемой энергии. Вместо этого он основывал свою теорию на распространенном представлении об инвертированной [/-образной зависимости между физиологическим возбуждением и субъективным удовольствием (Hebb, 1955). Согласно этому представлению, наибольшее удовольствие связано с умеренным возбуждением, тогда как недостаточное или чрезмерное возбуждение неприятно. Берлайн постулировал два связанных с возбуждением механизма юмора, которые он назвал механизмами повышения возбуждения и всплеска возбуждения. Механизм повышения возбуждения действует, когда человек шутит или воспринимает юмористическую ситуацию и посредством сопоставительных переменных стимула возбуждение повышается. Это усиление возбуждения до оптимального уровня доставляет удовольствие.

Механизм всплеска возбуждения действует, когда возбуждение превысило оптимальный уровень и поэтому стало неприятным. Кульминационный пункт шутки — это ее внезапная развязка, быстро понижающая уровень возбуждения до приятного уровня. Это внезапное снижение возбуждения с неприятного до приятного уровня увеличивает удовольствие от шутки. Субъективное удовольствие, связанное с повышением возбуждения и со всплеском возбуждения, выражается через смех. Таким образом, вместо того чтобы считать смех способом высвобождения избыточного возбуждения, Берлайн рассматривал его как выражение удовольствия, вызванного возвращением возбуждения на оптимальный уровень (не слишком высокий и не слишком низкий). Хотя подобные процессы происходят при восприятии произведений искусства и в игре, Берлайн предположил, что юмор отличается от этих типов эстетических переживаний меньшим временным масштабом изменений возбуждения, сопровождающими сигналами, которые устраняют серьезность, и чрезвычайной причудливостью соответствующих сопоставительных переменных.

Эмпирические исследования

Теории юмора на основе возбуждения привлекали к себе значительное внимание исследователей в 1960-е и 1970-е гг., когда отмечался повышенный интерес к роли возбуждения в возникновении эмоций в целом. Большинство этих исследований были сосредоточены на эмоциональном компоненте юмора, который я называю радостью. В известном эксперименте Шехтер и Уилер (Schachter & Wheeler, 1962) управляли степенью возбуждения симпатической нервной системы у участников исследования с помощью инъекции адреналина (который усиливает возбуждение симпатической нервной системы), хлорпромазина (который уменьшает возбуждение симпатической нервной системы) или солевого раствора в качестве плацебо. Затем участникам показывали комедийный фильм. Те, кому был введен адреналин, продемонстрировали больше веселья (улыбок и смеха) в ответ на фильм и оценивали его как более забавный по сравнению с участниками, получившими плацебо, которые в свою очередь продемонстрировали большее веселье и дали более высокие оценки забавности фильма, чем участники, получившие инъекции хлорпромазина. Таким образом, более высокие уровни возбуждения вегетативной нервной системы, даже когда оно вызвано лекарственными препаратами, приводили к более интенсивному выражению радости и более высоким оценкам забавности в ответ на юмористический стимул.

Эти результаты были интерпретированы как подтверждающие точку зрения, согласно которой эмоции включают сочетание возбуждения вегетативной нервной системы (которое определяет интенсивность эмоций) и когнитивной оценки (которая определяет ее качество или валентность). Таким образом, степень радости,

вызываемой шуткой или восприятием чего-либо комичного, по-видимому, является функцией когнитивной оценки, или оценки забавных качеств юмористического стимула, и физиологического возбуждения, имеющего место в данный момент. Интересно отметить, что, хотя это физиологическое возбуждение может быть вызвано элементами самой шутки, оно также может явиться результатом факторов, отдельных от шутки, таких как прием психостимулирующих препаратов. Последующие исследования (Gavanski, 1986) показали, что улыбка и смех (мимическое и вокальное выражение эмоции радости) более тесно связаны с эмоциональным удовольствием от юмора (оценкой юмора), тогда как оценки забавности больше связаны с компонентом когнитивной оценки (пониманием юмора).

Кроме исследований влияния возбуждения на положительную эмоциональную реакцию на юмор было проведено несколько исследований гипотезы Берлай- на, согласно которой сами юмористические стимулы вызывают изменения в возбуждении вегетативной нервной системы, а воспринимаемая забавность стимулов криволинейно связана с этим уровнем возбуждения (т. е. эта связь описывается инвертированной [7-образной кривой). Леви (Levi, 1965) в различные дни показывал женщинам, работающим в офисе, последовательность из четырех фильмов (эмоционально нейтральный, вызывающий страх, вызывающий гнев и комедию). После каждого фильма он собирал у участников образцы мочи и проверял ее на уровень адреналина и норадреналина — гормонов, которые связаны с возбуждением симпатической нервной системы. Результаты показали, что, в то время как эмоционально нейтральный фильм вызывал снижение уровня этих гормонов, просмотр других трех фильмов приводил к его существенному повышению. Таким образом, веселье, связанное с комедией, вызывает такое же возбуждение сим- пато-адреномедулярной системы (известная реакция «борьба или бегство»), как и чувства страха и гнева. В более недавних исследованиях также было показано, что комичность вызывает повышение уровня кортизола — гормона, который обычно связан с реакцией стресса (Hubert, Moeller, & de Jong-Meyer, 1993).

Дата добавления: 2015-08-28