Маргарет Александрович Джордж 19 страница

Мария нанесла удар, быстро замахнувшись клюшкой. Мяч перелетел через низкий пригорок и исчез. Риччио устремился следом. Флеминг и Битон захихикали, но Рэндольф и Мейтленд не сочли это забавным.

Она посмотрела на Мейтленда, поглаживавшего аккуратную каштановую бородку. Недавно они с Джеймсом проявили большую настойчивость в обсуждении перспектив ее брака с доном Карлосом из Испании. Возможно, ей следует вернуться к этому вопросу, если…

Но тут она заметила всадника, галопом скакавшего по песчаным холмам и осадившего кобылу, когда он заметил игроков. Он спешился и повел лошадь в поводу, а потом отпустил ее пастись на густой влажной траве.

– Мелвилл! – радостно воскликнула она. Несомненно, Мелвилл, один из наиболее опытных придворных, к тому же отвечавший за встречу с Елизаветой, принес очередное известие об этом.

– Прошу прощения за вмешательство, – сказал он. – Но…

Он протянул письмо, и Мария вдруг увидела, что его обычно добродушное лицо было совершенно серьезным. Она вскрыла письмо и быстро поняла почему.

– Встреча отменяется, – наконец прошептала Мария. Она чувствовала себя так, словно навстречу выскочил бык и с размаху боднул ее в живот. У нее перехватило дыхание.

– Значит, все так, как и говорил специальный посланник от королевы, – сказал Мелвилл и покачал головой. Мейтленд и Рэндольф бросили клюшки и подбежали к ним. На их лицах читалась тревога.

– Она говорит… что не может встретиться со мной, пока гугенотов убивают во Франции, а королевскую армию возглавляют Гизы, – выдавила Мария.

– Я понимаю, – сказал Рэндольф. – Как защитница протестантов, она не может встретиться с католическим монархом в данное время.

– Но Елизавета не религиозна! – вскричала Мария.

– Да, но она делает вид, что причиной является религия, – терпеливо объяснил Мейтленд.

– Видимость – это важная вещь, – назидательным тоном произнес Мелвилл, словно наставлял маленького ребенка. – Иногда она важнее реальности.

– Нет, не может быть! – воскликнула Мария. – Так не должно быть!

Трое придворных и дипломатов смущенно пожали плечами.

– Это политика, – наконец сказал Мейтленд, но Мария с плачем убежала с поля для гольфа.

Мелвилл вздохнул.

– Какая жалость, – сказал он. – Неподходящее время, и большая неудача для нас. И кстати, сын Хантли сбежал из тюрьмы в Эдинбурге и отправился на север. Сообщите ей, как только сможете, – обратился он к Мейтленду. – Я поеду дальше и извещу лорда Джеймса в Сент-Эндрюсе. Конгрегации придется собрать войска для встречи с «северным петухом».

Он посмотрел на удаляющуюся спину Марии.

– Королеве придется воевать в ее собственном королевстве, – тихо добавил он.

Отказавшись назвать происходящее войной и попытавшись представить отмену встречи с королевой Елизаветой как мелкое недоразумение, Мария объявила подданным, что давно хотела совершить поездку в северную часть своего королевства и лишь запланированная встреча в Англии мешала ей сделать это. Поскольку август еще не закончился, у нее было достаточно времени для того, чтобы продвинуться в своих начинаниях – правда, не на юге, а на севере. Она решила немедленно отправиться в Абердин и Инвернесс и настояла на том, чтобы путешествие происходило под видом соколиной охоты в глуши. Из придворных она взяла с собой только четырех Марий, а также посла Рэндольфа. Если лорд Джеймс сочтет уместным присовокупить к этому роту солдат, то лишь для расчистки дорог и помощи с транспортом. Она даже объявила о намерении посетить графа Хантли в его замке Стратбоги и дать ему возможность отказаться от своих заблуждений, пока еще не слишком поздно. Что касается его сына, сэра Джона Гордона, то он должен был немедленно сдаться властям в Абердине.

Путешествие началось удачно, и они без задержки достигли Перта, а потом, отклонившись от гор, оставались среди пологих холмов по пути в Абердин, где находился центр власти клана Гордонов. Соколиная охота в окрестностях Гламиса в золотые осенние дни действительно была хороша. Мария позволила себе расслабиться и даже находила удовольствие в легком флирте между Рэндольфом и Мэри Битон и в более сдержанном ухаживании Мейтленда и Фламины. Мэри Флеминг не утратила интереса к нему, но Марии он казался слишком степенным и хладнокровным для такой девушки, как она.

Мария была рада видеть множество католических часовен; чем больше они отдалялись от Эдинбурга, тем слабее становилась хватка протестантской церкви. Маленькие часовни, расписанные вручную, и могилы святых, украшенные гирляндами вереска и луговых цветов на перекрестках дорог, успокаивали ее душу.

По прибытии в Абердин, большой город на восточном побережье, Мария задалась целью посетить новейший шотландский университет, основанный лишь около шестидесяти лет назад. «В Англии есть только два университета, в то время как у нас целых три», – с гордостью говорил канцлер. Мария изучила библиотеку и решила пожертвовать несколько своих книг в коллекцию этого молодого университета.

Обозначив свое присутствие в регионе и предоставив графу Хантли достаточно времени для встречи с ней, Мария наконец издала указ о том, что сэр Джон Гордон должен сдаться властям, если не в Абердине, то в Стирлинге. Но никто не появился, кроме леди Хантли с кортежем из слуг, умолявшей проявить милосердие к ее мужу и сыну.

Но жена не могла служить заменой. Где же лорд Хантли?

– Дорогая королева, – сказала леди Хантли. – Он считает, что впал в немилость из-за своего ревностного отношения к католической вере. Вы оставили без внимания его предложения…

– Да, его предложения были слишком поспешными и противоречили здравому смыслу, – ответила Мария. – Так же, как и его теперешнее нежелание встретиться со мной. Он ведет себя как упрямый и обидчивый человек, если не как мятежник.

– Он ожидал, что вы посетите наш замок в Стратбоги, – сказала леди Хантли.

– Его ожидания тщетны, если он не явится ко мне первым, – резко ответила Мария. – И можете передать ему…

Она помедлила. Следует ли сделать это сейчас? Да, почему бы и нет! Она взглянула на лорда Джеймса, стоявшего рядом с ней в зеленом бархатном дублете и выглядевшего как безупречный дворянин.

– Лорд Джеймс, вы владеете правами на графство Мар и распоряжаетесь его доходами.

Он кивнул. Его глаза с тяжелыми веками, так похожие на глаза Якова V на портретах, смотрели настороженно.

– По традиции и древнему праву они принадлежат роду Эрскинов. И разумеется, вы уже управляете аббатством Сент-Эндрюс. Для вас больше нет необходимости носить титул графа Мара.

Его лицо не выдавало никаких эмоций; оно было таким же неподвижным, как у одной из резных деревянных голов в Стирлинге, которые пугали ее в детстве.

– Но поскольку вы имеете большой авторитет и пользуетесь огромным уважением, а Шотландия вознаграждает своих верных сыновей, я провозглашаю вас графом Мореем, с одновременной конфискацией прав у графа Хантли из-за его изменнических настроений.

Широкое лицо Джеймса расплылось в улыбке.

– Благодарю вас, – сказал он.

Леди Хантли выглядела так, словно получила пощечину.

– Мадам, – тихо сказала она, – мы уже много лет верно управляли этими землями.

– Да, вы имели доходы от них, не владея титулом, – ответила Мария. – Неужели вы думали, что это будет продолжаться вечно? Или вы наивно полагали, что мне не известно об этом?

– Пожалуйста, мадам…

– Дело сделано, – отрезала Мария. – И если вы не хотите потерять еще больше, скажите вашему мужу, чтобы он вел себя благоразумно.

Погода испортилась, и всю ночь шел дождь. Мейтленд сказал ей, что этот уголок Шотландии, вдававшийся в Северное море, – один из самых холодных в королевстве, особенно когда ветры дуют со стороны России, и теперь она сама могла убедиться в этом. Они медленно продвигались вперед среди мшистых болот, забыв про соколиную охоту. До Марии дошли вести, что сэр Джон Гордон решил не сдаваться властям в Абердине и теперь следует за ними с тысячью всадников, наблюдая за королевским кортежем из-под прикрытия леса, мокрого от непрерывного дождя.

Когда они приблизились к замку Стратбоги, Марии доставили депешу, где было сказано, что сэр Джон и его отец собираются напасть на них, пока они будут спать в его замке, убить Мейтленда и лорда Джеймса и похитить ее. Потом отец заставит ее выйти замуж за его сына, который был известен как один из красивейших мужчин в Шотландии. Тот факт, что сэр Джон уже имел жену, не имел значения для их безумного плана.

– Сэр Джон утверждает, что любит вас, – сообщил молодой гонец.

– Сэр Джон любит самого себя и власть, – ответила Мария. – Но он не такой могущественный, каким себя воображает. – Она повернулась к лорду Джеймсу: – Мы не будем спать здесь сегодня ночью!

Джеймс обвел взглядом унылую сырую равнину. Уже начинало темнеть.

– Впереди есть замок Балкахэйн, – сказал он. – Попробуем добраться до него.

Темнота уже сгустилась вокруг, когда они достигли замка у подножия темной горы Беннахи. Они ощущали на себе взгляды сэра Джона и его людей, дожидавшихся удобного часа. Когда Мария устроилась в жесткой постели, она слышала в горах крики, похожие на волчий вой.

На следующее утро они оставались начеку, пробираясь через поросшие мхом рощицы с кривыми старыми соснами и зарослями ежевики. В короткие перерывы между дождем Мария могла видеть канюков, круживших в небе над ними.

Позднее в тот же день королевский отряд остановился перед бурной рекой Спей, вода в которой стояла довольно высоко для этого времени года.

– Мы сможем переправиться здесь? – спросил Мейтленд. С берега казалось, что вода поднимается выше уровня седел.

– Да. – Мария пришпорила лошадь и въехала в холодную, быстро текущую воду, которая действительно поднялась почти до седла. Но пенистый поток не смог унести ее, и лошадь удержала равновесие на покрытых водорослями камнях. Вскоре остальные последовали ее примеру и выехали на другой берег в промокшей одежде и дрожа от холода.

Наконец они прибыли в Инвернесс – город, стоявший в тени северного нагорья и смотревший на залив Морей, который рассекал Шотландию почти пополам. Усталый кортеж Марии приблизился к королевскому замку, находившемуся под управлением Хантли как шерифа Инвернесса. К их изумлению, им было отказано во входе.

– Измена! – с искренним удивлением воскликнул Мейтленд. – Отказать королеве вступить в ее собственный замок!

Они стояли под дождем, глядя на серые бастионы, по которым стекали струи дождя. Небо над головой было такого же цвета и казалось плотным, как солдатский плащ.

Мария приказала трубачам дать сигнал, и звук привлек любопытных из окрестных сел и холмов. Она прокричала им, что изменники отказываются впустить ее в замок. Они собрались с мечами, дубинками, косами и бочарными клепками, и Хантли прислал своему заместителю депешу с распоряжением впустить отряд королевы, так как горцы выступили ей на помощь. Но было уже слишком поздно для примирительных жестов. Вступив в замок, солдаты королевы повесили капитана местной стражи. Теперь Хантли получил последнее предупреждение.

Пока они ждали, когда Хантли явится с повинной, Мария и ее спутники встретились с боевым отрядом горцев, взявшихся нести дозорную службу в поле и спавших под открытым небом. Они были необычными существами, эти мужчины, закутанные в меха и носившие клейморы, длинные кинжалы и обитые кожей щиты. Хотя Мария знала, что они не могут понять ее, она воскликнула:

– Мне жаль, что я не мужчина! Хотелось бы мне знать, каково лежать всю ночь в полях или переправляться по гати через болото в доспехах и шлеме, со щитом и палашом!

Да, лежать там всю ночь и сторожить врага… Ей бы это понравилось!

Прошло пять дней, но Хантли так и не появился. Мария объявила, что они должны вернуться в Абердин; может быть, там он осмелится встретиться с ней. По пути они остановятся у епископа Морея, Патрика Хепберна, двоюродного деда Босуэлла и известного распутника.

– У него? – презрительно спросил лорд Джеймс. – Лучше спать в чистом поле!

Мария указала на сплошную пелену дождя за окнами замка.

– Лучше этого не делать, – сказала она. – Думаю, ты сможешь уберечь свою честь от его скверны.

Они выступили из Инвернесса, а эскорт из двух тысяч воинов клана Фрэзера, давших ей клятву верности, сопровождал их до переправы через Спей. До нее дошел слух, что на нее могут напасть, но ничего не произошло, и они без помех доехали до Спайни.

Старый Патрик Хепберн приветствовал их в епископском дворце с огромной защитной цитаделью. Он не выглядел гурманом и ловеласом, каким его считали, а скорее напоминал доброго дедушку. Впрочем, Мария уже слышала истории о его романах с замужними женщинами и многочисленных незаконнорожденных детях.

– Сердечно рад приветствовать Ваше Величество, – проворковал он. Его волосы песчаного оттенка с седыми прядями находились в полном беспорядке. Неужели он развлекался в постели? – Я был глубоко обеспокоен, когда узнал о мятежных настроениях графа Хантли. Вы еще не встретились с ним?

– Нет, он прячется от нас, – ответила Мария. – Судя по всему, он не осмеливается взглянуть нам в лицо.

– Ах! Значит, он единственный мужчина из десяти тысяч, который не хочет этого делать, – произнес епископ. Его взгляд по-прежнему был добрым, но стал более настойчивым.

«Теперь я вижу его уловки, – подумала Мария. – Несчастные женщины находят понимание у доброго епископа и получают комплименты, которых они не слышали долгие годы… Когда-то в моей свите насчитывалось двенадцать женщин, и семь из них были замужем. Итак, епископу нравится играть в игру «сделай любовницу из замужней женщины». Какая жалость, что многие жены имеют мужей, которые настолько пренебрегают ими, что они вынуждены искать утешения в объятиях священника! Вся вина лежит на мужьях».

– Я хочу, чтобы он видел не мое лицо, а мои ноги, – сказала она вслух. – Он должен преклонить колени передо мной.

– Как и я! – заявил епископ и опустился на колени. Она не могла не улыбнуться ему. Старый негодник действительно умел очаровывать женщин.

Каково было для Босуэлла провести часть своего детства с таким человеком? Не поэтому ли ходит так много слухов о его романах с женщинами? Не усвоил ли он эти повадки от своего старшего родственника так же, как другие мальчики усваивают простые ремесла вроде плотницкого? У него была любовница из рода Арранов, многочисленные низкорожденные женщины из кухонь и дворов Эдинбурга и норвежская любовница, у которой он занял деньги и бросил ее на континенте – по крайней мере, лорд Джеймс рассказывал ей об этом. Но, с другой стороны, лорд Джеймс недолюбливает его. Правда, сама Мэри Битон говорила ей, что ее тетя Джанет и Босуэлл были любовниками, когда он только что вышел из подросткового возраста, а она была на двадцать лет старше его.

Что делал его родственник – брал женщин, а потом передавал их под его протекцию? Или Босуэлл просто стоял, смотрел и учился?

На лице епископа появилось страдальческое выражение. Она забыла, что старик по-прежнему стоит на коленях!

– Встаньте, прошу вас, – сказала она.

Он с кряхтением поднялся на ноги. В его спине что-то хрустнуло, но он попытался улыбнуться.

– Пойдемте. Считайте, что это ваш дом.

Епископ устроил пиршество, достойное Тиберия во всех отношениях. Ближе к концу вечера, когда гостей потянуло в сон, он пересел поближе к Марии. Никто не слушал их разговор; в кои-то веки Мейтленд и лорд Джеймс казались менее бдительными, чем обычно.

– Вы знаете о безумии молодого Аррана, – сказал епископ. – Его свидетельство не должно быть использовано, чтобы и дальше держать моего племянника в заключении. Он был предан вам. Меня очень печалит, что один из самых верных рыцарей Вашего Величества был обесчещен подобным образом. Почему Хантли должен выказать покорность, если ему суждена такая же награда?

Мария сама гадала об этом. Слушание дела в Тайном Совете глубоко обеспокоило ее, и у нее еще не было возможности лично допросить его.

– Босуэлл должен делать то, что он может сделать, – наконец сказала она.

– Он уже это сделал, – ответил епископ. – Устав ждать королевского правосудия, он повел себя как истинный Хепберн. Босуэлл бежал из Эдинбургского замка.

Они произнес эти слова с такой же гордостью, как отец, чей сын удостоился почестей в университете.

– Побег из Эдинбургского замка? Это невозможно!

– Не так уж и сложно. – В его голосе снова прозвучала гордость. – Он выломал прут оконной решетки, протиснулся наружу и спустился по скале, на которой стоит замок.

– Где он теперь?

– В замке Эрмитаж, на границе. Его старая подруга Джанет Битон доставила ему все необходимое.

Джанет Битон! Ведьма-любовница!

– И – это может заинтересовать Ваше Величество – лорд Гордон, старший сын Хантли, обратился к нему за помощью в мятеже своего отца. Он полагает, что у Босуэлла теперь есть достаточно оснований, чтобы обратиться против вас.

О Боже! Мария почувствовала, как к горлу подкатил комок.

– И?..

Епископ помедлил, лукаво глядя на нее. Он умел дразнить женщин, этот старый повеса!

– Босуэлл отказался. Он собирается покинуть Шотландию. Он не видит своего места в том, что здесь происходит.

– Куда же он отправится?

Епископ пожал плечами:

– Не знаю. Полагаю, туда, куда уплывет первый корабль.

– Лорд-адмирал Шотландии покидает страну на иностранном корабле?

– Вам придется найти другого человека на эту должность – теперь она свободна.

Покинув Спайни, королевский кортеж направился обратно в Абердин. Когда они миновали замок Финлейтер на побережье, сэр Джон Гордон наконец вышел из укрытия и атаковал некоторых людей Марии, отставших от главного обоза. Поэтому, когда они достигли Абердина, лорд Джеймс сказал:

– Нам нужны подкрепления. Давайте пошлем в Эдинбург за сотней аркебузиров и вызовем дополнительных командиров, таких, как Киркалди и лорд Линдсей, каждый из которых приведет с собой по тысяче человек.

Итак, дело дошло до этого! Мария неохотно написала приказы и еще раз призвала Хантли встретиться с ней. Он ответил через гонца, что не осмеливается прийти без своих солдат; она ответила, что он не смеет прийти к ней с вооруженной охраной. В результате он вообще отказался от встречи.

– Днем он скрывается у себя в Стратбоги, а ночью спит в другом месте, – доложили разведчики Марии. – Он считает, что таким образом может избежать плена.

– Тогда мы должны застать его врасплох днем. Небольшой отряд под командованием Киркалди сможет внезапно напасть на него.

Киркалди выступил на рассвете с дюжиной солдат, чтобы достичь Стратбоги к полудню, но часовые заметили его и подняли тревогу. Хантли бежал через задний двор, босой и без меча, перепрыгнул через стену, оседлал коня и ускакал.

– Значит, он собирается присоединиться к своему сыну, – сказал лорд Джеймс. – Он наконец показал свое истинное лицо.

На главной городской площади трижды протрубил охотничий рог, и Хантли вместе с его сыном был объявлен изменником. «Любой шотландец обязан выследить, затравить и пленить или убить их, как хищных волков, воров и чужеземцев!» – провозгласил герольд.

Спасаясь от королевских войск, Хантли отправился в дикие нагорья Баденоха. Никто не мог преследовать его там, где древние деревья и скользкие мшистые камни служили тайным убежищем для беглецов. Но его жена, которая посоветовалась с «ручными» колдуньями, убедила его, что он должен покинуть горную цитадель и встретиться с войсками королевы в открытом бою. Колдуньи заверили ее, что к ночи он будет у башни Толбут в Абердине без единой раны на теле. Он храбро выступил к Абердину, пообещав захватить Марию и отдать ее замуж по своему усмотрению.

Потом он занял позицию на холме над полем Коррихи примерно в пятнадцати милях к западу от города. Королевские войска выстроились напротив него на поле, покрытом багряным цветущим вереском.

Лорд Джеймс, лорд Линдсей и Киркалди из Грэнджа возглавляли армию королевы. Они выглядели суровыми и совершенно невозмутимыми, когда слушали, как Мейтленд подбадривает солдат:

– Помните о вашем долге перед монархом и не страшитесь воинства, стоящего перед вами!

Сама Мария не поехала с ними и стала ждать с сильно бьющимся сердцем. О, каково быть мужчиной в такой день! Ее командиры сражались и раньше, а Киркалди уже был опытным солдатом, но как успешно справится лорд Джеймс?

На другой стороне она заметила Хантли, вырядившегося в ярко-розовые доспехи с позолотой. Совершенно уверенный в победе, он открыто провозглашал свое присутствие. «Северный петух» уже считал себя триумфатором.

Прозвучали трубы, и Мария увидела, как всадники с ходу пустились в галоп. Ее армия насчитывала около двух тысяч пятисот человек. Сколько же солдат у Хантли?

Мейтленд с мрачным видом наблюдал за ходом битвы, а Мария наблюдала за выражением лица Фламины, смотревшей на него. До сих пор она не сознавала, насколько Мэри Флеминг неравнодушна к нему. А лорд Джеймс, который недавно женился… Что предстоит услышать его жене?

«Слава богу, у меня нет мужа или возлюбленного, который может пасть на поле боя, – подумала Мария. – Но, с другой стороны, у меня нет никого, кого я могла бы обнять и поздравить с победой».

Странное чувство одиночества охватило ее, когда она наблюдала за атакой. Ей казалось, будто она видит происходящее из какого-то другого места, где никто не мог достучаться до нее.

Прозвучали выстрелы. Аркебузиры Киркалди дали залп по людям графа на вершине холма, убив многих из них и заставив остальных спуститься по склону к болоту у подножия.

Мария едва могла дышать. Звуки стрельбы и пронзительные крики умирающих были чудовищными и вызывали тошноту.

Шум схватки усилился, и облака пыли повисли над столкнувшимися армиями. Мария видела, что солдаты Хантли увязли в болоте. Они падали и не могли выйти из-под удара, направляемого лордом Джеймсом и Линдсеем.

Джеймс обрушился на Гордонов, как карающий ангел, прорубаясь через ряды противника к графу и двум его сыновьям, семнадцатилетнему Адаму и сэру Джону.

Где Джеймс научился так сражаться? Мария была поражена.

– Лорд Джеймс превосходный командир, – сказала она Мейтленду. – А Киркалди – просто гений войны.

Хантли был вынужден сдаться. Его связали, посадили на лошадь, чтобы доставить к королеве. Но он внезапно соскользнул с седла и упал на землю, сраженный апоплексическим ударом.

Его тяжелый труп унесли с поля боя на самодельных носилках из рыбацких корзин и увезли в Абердин. В ту ночь его тело лежало на холодных камнях в Тулботе, одетое в желтый кожаный дублет и серые шотландские рейтузы, без единой раны на нем.

Когда сэра Джона провели как преступника по улицам Абердина, осталось лишь казнить его на рыночной площади. Было решено, что Мария должна присутствовать при этом.

– Иначе люди будут говорить, что вы поощряли его страсть к вам, – сурово произнес лорд Джеймс.

С эшафота, воздвигнутого перед апартаментами королевы, сэр Джон посмотрел на Марию, сидевшую на троне у открытого окна.

– Ваше присутствие утешает меня, прекрасная королева, так как я готов пострадать за любовь к вам! – крикнул он.

Мария вцепилась в подлокотники трона и пыталась не видеть происходящего перед ней, когда красивого юношу заставили откинуть воротник и уложили на плаху. Перед этим он опустился на колени и обратил к ней взор в безмолвной мольбе. Помощник палача грубо прижал его голову к плахе, и палач занес топор.

Он ударил, но лишь ранил сэра Джона, промахнувшись мимо шеи. Раздосадованные зрители громко застонали, а Мария вскрикнула от ужаса. Наконец палач закончил свое кровавое дело, и голова сэра Джона скатилась на доски эшафота.

Перед возвращением в Эдинбург Мария помиловала лорда Гордона, который находился на юге, и семнадцатилетнего Адама Гордона, попавшего в плен вместе с отцом и братом. Она не хотела новых убийств.

Коробка, стоявшая перед ней, была украшена рюшами из тончайших кружев, скрепленных испанской гребенкой. Мария взяла ее и легко встряхнула. Фламина, вручившая ей подарок, с трудом удерживалась от смеха.

– Я должна открыть ее сейчас? – спросила Мария.

– Нет, у нас есть другие подарки!

Пышка вручила ей корзинку, перевязанную лиловыми лентами, а Риччио выступил вперед с бумажным пакетом в форме короны.

– И это. – Мэри Сетон преподнесла ей шкатулку с замком, окованную латунью.

– Достаточно! – сказала Мария, когда один из подарков выскользнул у нее из рук и упал на пол. – Этого более чем достаточно на день рождения.

– Но двадцатилетие – это особенный день, – возразила мадам Райе. – Вы не можете отказаться от этих подарков.

Она вложила в руки своей госпоже маленький шелковый сверток. На соседнем столике уже находились подарки от ближайших слуг Марии: лорда Сетона, Бастиана Паже, Бургойна и Бальтазара.

– Теперь Риччио сыграет нам, пока она будет открывать подарки, – сказала Мэри Битон. – Сыграйте что-нибудь уместное.

Все рассмеялись.

– В чем дело? – спросила Мария. – Столько веселья, а я не знаю его причину. Или я сама стала его причинной?

– В определенном смысле, – ответил Риччио. – Но скорее ваше положение служит этому причиной.

– Какое положение? – Мария была озадачена.

– Откройте их! Откройте, и вам не понадобится спрашивать!

Мария открыла первую коробку, украшенную рюшами. При этом Риччио перебирал струны своей лютни, инкрустированной черным деревом и слоновой костью, и наигрывал испанскую мелодию. Потом он опустился на колени и забубнил:

– О, благороднейшая королева, примите мое предложение! Я, одинокий дон Карлос, нуждаюсь в том, чтобы вы освободили меня от гнета моего отца, короля Филиппа, и от мычания быков!

Мария достала гладкий кусок мыла с запиской, которая гласила: «Когда вы добавите меня в вашу ванну, пусть мысли обо мне воспарят к вашим ноздрям». Мария понюхала мыло; густой аромат жасмина и гардении вырвался наружу, словно из долгого заточения.

– Оно действительно из Испании, – сказала Фламина.

Музыка Риччио достигла крещендо.

– Испанская музыка такая… назойливая, – сказала Мария. – В отличие от испанцев во время ухаживания. Увы, дон Карлос не такой настойчивый, каким вы его изображаете.

Она рассмеялась, поскольку сама не испытывала нежных чувств к дону Карлосу. Потом она развернула шелковый сверток от мадам Райе. Внутри лежала изящная бутылочка с резной стеклянной пробкой. Она вынула пробку, понюхала и как будто перенеслась обратно во Францию. Это была цветочная смесь из Прованса, изготовленная парфюмерами Екатерины Медичи; Марии впервые разрешили пользоваться ею, когда ей исполнилось двенадцать лет.

Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох. Ей казалось, что она слышит голоса в Фонтенбло, тонкие детские голоса Шарля, Клода, Елизаветы…

Теперь Риччио играл нежную и гармоничную мелодию французского шансона. Его пальцы легко перебирали струны, как прикосновение ветерка.

«Я всегда любил вас, – гласила приложенная записка. – Карл IX».

– Всегда хорошо вернуться к счастливым воспоминаниям, – сказала Мария. – Но боюсь, маленький Карл напрасно сохнет по мне.

Когда она открывала коробку в форме короны, Риччио переключился на скорбную народную мелодию. Коробка была изготовлена так, что верх откидывался назад, а внизу лежали поддельные драгоценности вокруг круглой баночки с маленькой короной наверху. Записка гласила: «Я сделаю вас королевой льда, снега и ночей любви, которые длятся круглые сутки. Навеки ваш, Эрик XIV, король Швеции». Мария открыла баночку и осторожно понюхала содержимое – не пахнет ли оно волками и дикой глушью? Но мазь внутри имела чистый березовый запах.

– Вполне убедительное объяснение в любви, – сказала она. Все вокруг рассмеялись.

– Дальше, дальше! – воскликнула Пышка и вручила ей шкатулку, окованную латунью. Риччио перешел с лютни на спинет[32] и заиграл оживленную танцевальную мелодию. Мария открыла шкатулку и достала позолоченный флакон, заблестевший в тускло освещенной комнате. «Хотя у меня чересчур большая голова, мое сердце еще больше, а моя католическая часовня – самая большая, – гласила надпись на карточке. – Станьте моей невестой и сами убедитесь в этом. Преданный вам, Его Высочество эрцгерцог Карл Австрийский».

Мария открыла флакон и едва не отшатнулась от мощной смеси ароматов розы и гвоздики.

– Ого! Сильное предложение!

Последней была корзинка. Мария развязала ленты и обнаружила внутри маленькую декоративную шкатулку. Она была наполнена пудрой с нежным запахом лаванды. Мария всегда любила лаванду, но была знакома лишь с ее французской разновидностью. Этот аромат был иным, более легким и сладким. Записка гласила: «Не обходите стороной вашего смиренного английского кузена. Он застенчив, как полевой цветок, но выдержит больше одного сезона, чтобы наполнить ваше ложе благоуханием или остаться жестоко отвергнутым, если таково будет ваше предпочтение».

– Кто это? – спросила Мария. – Она не подписана.

Риччио наигрывал на лютне мелодию «Зеленые рукава», а остальные загадочно молчали.

– Смиренный английский кузен? – повторила Мария. – Я знаю, что эта лаванда происходит из окрестностей Норфолка, но герцог Норфолкский женат, не так ли? И он не мой кузен, а родственник королевы Елизаветы… Хотя, полагаю, в некотором смысле это делает его моим племянником.

Она обвела взглядом их лица. Может быть, кто-то признается?

Смиренный английский кузен… английский кузен… Генри Стюарт, сын графа Леннокса? Он на три года младшее ее. Когда-то это делало его ребенком, но теперь, когда ей самой исполнилось двадцать лет, он был зрелым юношей. В семнадцать лет мужчины отправляются на войну и правят как короли, без регентов. Она гадала, принадлежит ли Генри Стюарт к таким мужчинам.

Дата добавления: 2015-08-28