Маргарет Александрович Джордж 18 страница

Но потом Риччио со своим неутомимым умом, не признававший воскресного отдыха, начал задавать вопросы. Где земли лорда Босуэлла? Как далеко на севере находятся владения графа Хантли? В конце концов Мария достала одну из своих карт – теперь ее библиотека была полностью распакована – и предложила ему самостоятельно изучить географию Шотландии.

Его темноволосая голова склонилась над частью карты, изображавшей регион Лотиэна.

– Крайтон. Это здесь состоялась свадьба? В центре владений Босуэлла?

В прошлом месяце Джанет, сестра Босуэлла, вышла замуж за одного из сводных братьев Марии лорда Джона Стюарта. Сама Мария присутствовала на церемонии и даже провела ночь в замке. Она была довольна таким выбором, поскольку лорд Джон, счастливый и беззаботный, как ребенок, вдруг превратился в бесшабашного юнца. Она надеялась, что брак немного утихомирит его.

– Да, там находятся его родовые владения.

– Почему он так безрассуден? – без обиняков спросил Риччио. Он никогда не видел Босуэлла, который занимался охраной границы и не приезжал ко двору. Мария пригласила его на реквием по Франциску, но он вернул траурную одежду, которую она прислала, и сообщил, что не может приехать, без каких-либо объяснений.

– Вы имеете в виду эскападу с Элисон Крейг? – спросила Мария.

– Разумеется.

– Ах, они были молоды…

– Возможно, маркиз д’Эльбёф действительно молод, но лорд Джон и Босуэлл далеко не юноши.

Мария рассмеялась:

– Мужчины всегда остаются мужчинами.

– Насколько я понимаю, речь идет не о мужских шалостях, а об умышленном оскорблении, нанесенном роду Гамильтон. Попытаться навестить любовницу Гамильтона…

Гамильтоны. Следующие в линии престолонаследия. Несмотря на умеренно протестантские взгляды, они не спешили подтверждать свою верность Марии в течение нескольких месяцев после ее возвращения и добрались до Эдинбурга лишь в канун Рождества. На самом деле было лишь два Гамильтона, с которыми следовало считаться: отец, герцог Шательро, – довольно робкий человек, которого трудно было заподозрить в злых намерениях, и его сын, молодой граф Арран, явно неуравновешенный от природы. Неудивительно, что королева Елизавета отвергла его предложение.

Босуэлл имел давнюю семейную ссору с Гамильтонами. Как полагала Мария, это была типично шотландская кровная вражда, передававшаяся из поколения в поколение.

– Это была одновременно мужская шалость и попытка поставить молодого Аррана в неловкое положение, – объяснила она. – Арран считает себя таким же праведником, как Джон Нокс, но он завязал роман с замужней женщиной. Поэтому Босуэлл, мой брат и мой дядя решили показать миру, кто он такой на самом деле.

– И заодно сами поразвлечься, – заметил Риччио.

– Что ж, теперь все кончилось, – сказала Мария. – Гамильтоны жаждали мщения, но Джон Нокс примирил враждующие стороны.

Бедный Босуэлл, слушать нотации от Джона Нокса! Это более худшее наказание, чем честный удар меча.

Но на свадьбе своей сестры Босуэлл находился в прекрасном расположении духа, гордый тем, что смог доставить к праздничному пиру щедрую добычу от пограничных охотников – восемнадцать сотен диких косуль и оленей, кроликов, куропаток, ржанок, бекасов, гусей, уток и селезней и даже ежей. Потом он устроил турнир лучников на лугу у реки Тайн, покрытом золотистым папоротником.

Риччио ткнул пальцем в часть карты, изображавшую большую выпуклость с верхней правой стороны.

– Это владения графа Хантли? – спросил он.

– Да, этими землями управляют Гордоны. – Марии хотелось бы увидеть их, отправиться за пределы близлежащих территорий, которые она посетила.

В следующую минуту мадам Райе сообщила, что лорд Джеймс хочет видеть ее.

В воскресенье? Мария поспешно скатала карту и велела Риччио удалиться в соседнюю комнату, но, прежде чем он успел уйти, вошел Джеймс. Риччио на своих коротких ножках едва ли не бегом засеменил к выходу. Джеймс с отвращением посмотрел ему вслед. Потом он повернулся к Марии, и она увидела, что он всерьез озабочен.

– Прошу прощения, что потревожил вас сегодня, – сказал он. – Но я получил очень тревожные новости. – Он покачал головой и закрыл глаза, словно пытаясь овладеть собой. Наконец, после нескольких глубоких вдохов, он продолжил: – Нам удалось раскрыть заговор. Босуэлл подстрекал молодого Аррана похитить вас и заточить в замке Дамбертон, чтобы… чтобы…

Лорд Джеймс поперхнулся. Мария рассмеялась, но ее смех прозвучал испуганно.

– Откуда вы узнали об этом?

– Арран признался Джону Ноксу. Потом он написал об этом английскому послу Рэндольфу.

– Но… где он сейчас?

– Их с Босуэллом взяли под стражу, – ответил лорд Джеймс. – Аррана держат в замке его отца, а Босуэлл находится под домашним арестом в Крайтоне.

– Значит, опасности нет? – У Марии отлегло от сердца.

– Пока что нет. Но они должны быть допрошены перед Тайным Советом.

Почему он так взволнован, если опасность миновала?

– Несомненно, – спокойно сказала она. Но Джеймс по-прежнему стискивал челюсти и сжимал кулаки. – Дорогой брат, садитесь, пожалуйста, и немного подкрепитесь. Мы можем поговорить. В последнее время у нас было мало возможностей для беседы наедине из-за государственных дел.

Она позвонила в маленький колокольчик, и появилась мадам Райе.

– Распорядитесь принести напитки и пирожные, – сказала Мария. – И попросите моих музыкантов…

– Нет, никакой музыки, – поспешно вмешался Джеймс.

Как глупо с ее стороны! Разумеется, в воскресный день для него не может быть никакой музыки.

– Хорошо, – согласилась она.

Джеймс опустился на маленький французский стул из черного дерева и протянул руки к огню.

– Вы правы, дорогая сестра. Нам нужно проводить вместе какое-то время, кроме Тайного Совета и других обязанностей. – Он вздохнул: – Как приятно, что вы помните об этом.

– Скоро ты будешь женатым человеком, и твоя жена будет помнить об этом, – сказала она. – Тебе нужен кто-то, кто мог бы позаботиться о тебе.

Лорду Джеймсу через две недели предстояла женитьба на леди Агнесс Кейт.

– Да, пожалуй, пора, – наконец ответил он. – Мне уже почти тридцать лет.

– Холостяцкие крепости сдаются одна за другой, – заметила Мария. – Сначала лорд Джон, теперь ты. Следующий Босуэлл, Аргайл или Арран?

– Следующей должны стать вы. – Джеймс участливо посмотрел на нее. Только тогда она заметила, что он носит миниатюру, приколотую к его дублету. На ней был изображен мужчина, неуловимо похожий на него самого.

– Кто это? – спросила она, указав на портрет. Он вздрогнул и попытался прикрыть миниатюру, как будто до сих не сознавал, что носит ее.

– Это же король, наш отец! – Он выглядел смущенным.

– Очень красивая миниатюра, – сказала Мария. В портрете улавливалось что-то смутно знакомое. Она сравнила лица и поняла, насколько более широким и мясистым было лицо ее брата. Форма ее собственного лица больше напоминала черты короля Якова.

– Вы готовы рассмотреть возможность брака, дорогая сестра?

– Тебе нужно попробовать самому, прежде чем предлагать другим, – шутливо ответила она. Почему он так настойчив?

– Я серьезно. Вы задумывались об этом? Я знаю, что одно время вы думали о доне Карлосе Испанском…

– Я не испытываю аппетита к детям, – сказала она.

Вошла мадам Райе с кувшином подогретого молока со взбитыми яйцами и сладостями из засахаренных апельсиновых долек. Разговор временно прекратился.

– Но его владения…

– Я не собираюсь отправляться в Испанию, – отрезала она.

– Как насчет эрцгерцога Карла Австрийского?

Она невольно захихикала:

– Говорят, что у него огромная голова.

– Похоже, вас не тяготит общество уродцев, – раздраженно произнес лорд Джеймс. – Риччио часто развлекает вас в ваших покоях.

– Не в моих личных покоях, а в приемной. – Мария снова не удержалась от смеха, хотя знала, что это раздражает Джеймса.

– Есть король Эрик из Швеции, – продолжал он.

– Сейчас он пишет любовные послания королеве Елизавете. Когда она отвергнет его, я рассмотрю его предложение.

– Дорогая сестра, что же сможет удовлетворить вас? «Негоже человеку быть одному»…

– Вечно это Писание! Разве ты не можешь говорить без чужой подсказки? Может быть, ты «сотворишь мне супруга»? Заставишь его выйти из моей головы, как Афина Паллада вышла из головы Зевса?

– Какие глупости, сестра! – Но его тон был добрым. – Как вы представляете себе этого замечательного супруга?

– Он должен быть высоким, как я. Я редко встречала мужчин моего роста, и это будет приятным новшеством. Он должен сочинять стихи, петь, ездить верхом и любить меня.

Описание начинало увлекать ее.

– А цвет волос?

– Это мне безразлично.

– Сильный и мужественный?

– О да!

– Ученый?

– Конечно!

– Королевской крови?

– Разумеется!

– Красавец?

– Само собой.

– Дорогая сестра, боюсь, вы никогда не найдете его.

– Возможно, поэтому монахинь называют невестами Христа. Никто на земле не может сравниться с Ним.

– Этот путь закрыт для вас.

– Да. – Она поняла это в аббатстве Сен-Пьер. – Боюсь, мой супруг будет из плоти и крови.

Она смотрела, как Джеймс пьет молочный напиток. Капли молока пролились на его подбородок.

– Теперь что касается нашего дела с Босуэллом и Арраном…

Мария заняла место во главе Тайного Совета. Все шестеро членов Совета внутреннего круга выглядели так, словно присутствовали на похоронах: лорд Джеймс, Мейтленд, Мортон, Хантли, Киркалди и Эрскин. Седьмому, лорду Босуэллу, предстояло ответить на обвинение, выдвинутое в его адрес одним из благороднейших шотландских дворян, молодым Арраном.

– Можете привести их, – велела Мария стражам, и спустя несколько мгновений Босуэлл и Арран вышли из отдельных дверей и впились взглядами друг в друга.

– Подойдите ближе и дайте нам знать, что вы можете сказать в свое оправдание, – громким голосом произнесла Мария.

Арран приблизился к трону, недоверчиво поглядывая по сторонам. Он мог бы выглядеть красивым мужчиной, но его лицо обрюзгло и имело болезненный вид. Даже цвет кожи казался каким-то неправильным: румянец там, где должна быть бледность, и мертвенная бледность на месте румянца.

Босуэлл выступал с таким видом, словно его переполняло отвращение и он едва мог находиться в одном помещении вместе с остальными, включая королеву. Мария отметила, что он носил одежду для верховой езды и не позаботился сменить ее на красивый наряд, в котором щеголял на свадьбе.

– Джеймс Гамильтон, граф Арран, объяснитесь перед нами и членами Совета.

Арран указал на Босуэлла дрожащим пальцем:

– Он предатель! Он пытался вовлечь меня в государственную измену! Он хотел, чтобы я похитил вас, убил лорда Джеймса и Мейтленда и заточил вас…

– Он совершенно обезумел, – спокойно возразил Босуэлл. – Это все его больные фантазии. Вам известно, что это перешло ему по наследству от матери, которая долгие годы страдала безумием?

Мария увидела, как Мортон дернулся, словно его ужалила оса. Он пробежал пухлой рукой по жесткой рыжей бороде. Потом она вспомнила: жена Мортона была сестрой матери Аррана, и поговаривали, что она тоже сошла с ума и Мортон держит ее взаперти, а сам развлекается с другими женщинами.

– Обезумел? – вскричал Арран. – Нет, я не безумен! Он нашептывал эти речи мне на ухо, он думал, что никто не узнает!

– Говорю вам, он обезумел, – повторил Босуэлл. Казалось, что он совершенно не боится за свою жизнь, положение или репутацию. Он стоял невозмутимо, как невиновный человек, пострадавший от чужих козней.

– Увы, я должен подтвердить это, – сказал Киркалди. Молодой воин встал, явно не желая делать то, к чему обязывал его долг. – Он вырвался из заключения в доме своего отца и пришел ко мне посреди ночи, наполовину обнаженный. Потом у него был припадок, и он стал кричать что-то о ведьмах и дьяволах, нападавших на него. А потом он… – Киркалди стыдливо потупился, – …он вообразил себя мужем королевы, лежащим с ней в постели.

Лорды со свистом втянули в себя воздух, кроме Босуэлла, издавшего презрительный смешок.

– Разве нет? Разве это не так? – крикнул Арран и побежал к Марии. Стражник метнулся вперед и обхватил его сзади.

– Отвезите его в Эдинбургский замок, – решительно велел лорд Джеймс, прежде чем она успела что-то сказать.

– Да, – согласилась она. – Я приказываю увести его отсюда.

Когда стражники уводили Аррана, Босуэлл спросил:

– Теперь я могу идти?

Всем своим видом он показывал, что готов немедленно сделать это.

– Нет, – ответил лорд Джеймс. – Еще остались вопросы, на которые вы должны ответить. Возможно, лорд Арран обезумел, но кто может подтвердить, что это произошло не из-за ваших слов? Даже действия безумца можно направлять извне. Итак, что вы ему посоветовали?

– Ничего, – потрясенно ответил Босуэлл. – Я ничего ему не советовал!

– Почему вы связались с Рэндольфом? – внезапно спросил Мейтленд.

Мария заметила, что он напряженно смотрит на Босуэлла. В его обычно благодушной манере прорезались инквизиторские нотки.

– Может быть, вы вступили в сговор с англичанами? – осведомился Эрскин.

Босуэлл недоверчиво прищурился:

– Вы должны знать: я горжусь тем, что никогда не вступал в союз с какой-либо иностранной державой.

– Гордитесь? Но «гордыня предшествует падению, и надменный дух будет низвержен», – зловещим тоном произнес лорд Джеймс. – Возможно, сама ваша гордость склонила вас к греху.

– Я вполне уверен, что, будучи мужчиной, являюсь грешником, но в общем, а не в конкретном смысле, – ответил Босуэлл. Мария заметила, что его манера немного изменилась. Теперь он выглядел более уверенным и готовым к схватке. – Тогда назначьте судебное слушание. Если моя вина не будет установлена, оправдайте меня и отпустите на все четыре стороны.

– Но мы не можем оправдать вас, – заявил Мейтленд.

– Что вы имеете в виду? – требовательно спросила Мария. – Разумеется, он имеет право на суд.

– Но не на оправдание, – ровным тоном возразил Мейтленд. – Разве вы не понимаете? Оправдание Босуэлла означает приговор Аррану за ложное обвинение, что делает его изменником, заслуживающим смерти. Арран – следующий по крови наследник престола, и такой приговор неприемлем. Это сделает нас посмешищем среди других народов.

– Позвольте мне уйти! – прорычал Босуэлл. Мария знала, что если бы у него был меч, то он бы обнажил клинок. Стражники мгновенно схватились за копья и приставили наконечники к его спине.

– Тогда мы не будем судить его, – сказала Мария. – Насколько я помню, Тит Ливий написал: Hominem improbum non accusari tutius est, quam absolve, то есть «Не судить человека, которого в чем-то подозревают, – лучшая политика, чем осудить его».

– Только что пришло письмо от королевы Елизаветы. Она заступается за него, – сказал лорд Джеймс. – Откуда она знает об этом, если он не вступил в тайную связь с Рэндольфом?

Неужели Босуэлл действительно совершил предательство, которое он так громогласно опровергает? Марию охватило безмерное разочарование.

– Я была добра к вам, – обратилась она к Босуэллу. – И вот как вы отплатили мне?

– Как я отплатил вам? Лорд Джеймс искажает факты и отравляет ваш разум, чтобы обесчестить меня!

– Прошу вас, удалитесь в Эдинбургский замок, – сказала Мария. – Вы становитесь таким же несносным, как Арран.

Она допросит его в частном порядке, вдали от глаз и ушей Тайного Совета.

– У вас нет веры, как и у других монархов! – воскликнул Босуэлл. – Только подумать, что я мог так обмануться в вас!

– Повинуйтесь королеве! – Лорд Джеймс выкрикнул приказ, и стражники вытолкали Босуэлла из зала.

– Я вижу, правосудие здесь и не ночевало, – произнес лорд Хантли, собрав свои бумаги и отправившись вслед за Босуэллом.

Мейтленд плотно надвинул шляпу на уши и запахнул ворот плаща. Мартовский ветер, задувавший с моря в Сент-Эндрюсе, был холодным и пронзительным. Только подумать, что им придется часами оставаться здесь ради показной религиозной церемонии! Уже не впервые Мейтленд задавался вопросом, почему Господь требует от верующих неудобств и мучений ради подтверждения своей веры. Если Он действительно требует этого…

– Нокс скоро будет здесь, – сказал лорд Джеймс. Его широкое лицо как будто сжалось от холода.

– Хорошо, – пробормотал Мейтленд и одновременно подумал: «Плохо». Нокс может осложнить положение, если останется с ними после церемонии. С другой стороны, он был нужен, чтобы придать красочность внешнему поводу для их визита: они собирались отметить годовщину мученической смерти Джорджа Уишарта.

– Разве это не похоже на праздники из святцев? – невинным тоном спросил Мейтленд, стараясь не выдавать свой сарказм.

Мортон пожал плечами. Ему не хотелось нагружать свой ум размышлениями о таких формальностях.

– Просто будьте там, – сказал он.

Поэтому Мейтленд был здесь вместе с Эрскином, Линдсеем, Рутвеном и Киркалди из Грэнджа, расхаживавшими перед стенами замка, собирая дрова для костра, который они зажгут – увы, не очень скоро, – и следившими, не выдаст ли архиепископ Гамильтон свое присутствие в замке. Гамильтон, побочный член клана, остался католиком, хотя про него говорили, что «он ни на чем долго не задерживается». Он занял пост, освободившийся после гибели кардинала Битона, и, возможно, сейчас наблюдал за ними.

Киркалди указал на стены замка. Свист ветра почти заглушал его слова, так как замок практически нависал над морем.

– Мы смогли продержаться здесь целый год! – с нескрываемой гордостью заявил он.

– Разве плен не был жестоким наказанием? – спросил Мейтленд. Киркалди был одним из тех, кого захватили французы, хотя в силу благородного происхождения его всего лишь заключили в тюрьму, а не отправили рабом на галеры вместе с Ноксом.

– Плен всегда горек, – ответил Киркалди. – Да, мы пострадали за нашу веру.

К ним подошел Эрскин, закутанный так плотно, что напоминал медведя, вставшего на задние лапы.

– Нокс здесь, – сказал он.

Мейтленд увидел реформиста, сидевшего на лошади и подававшего знак лорду Джеймсу. Но потом Нокс спешился и пошел к ним; ветер с океана раздувал складки его тяжелого плаща за спиной. Он зябко потирал руки без перчаток, а неизменная Библия торчала у него под мышкой.

– Слава богу, нет дождя или снега! – воскликнул он.

Мейтленд был тронут тем, как Нокс находил основания для похвалы в любую погоду. Кроме того, он был прав: дождь и снег прошли стороной, хотя от залива налетали порывы шквального ветра.

– Именно здесь блаженный Джордж Уишарт принял смерть в схватке с силами зла, – произнес Нокс. – Здесь наша вера получила свое подтверждение.

– Расскажите об этом, – попросил лорд Джеймс, словно ребенок. – Нас там не было.

– Ах, какой был день! – Нокс так разволновался, что плащ стал стеснять его движения, и он небрежно сбросил его с плеч.

Мейтленду показалось, что он заметил какое-то движение за окнами замка. Возможно ли, что архиепископ уже сейчас созывает аркебузиров, чтобы напасть на них. Нокс вызывающе повернулся спиной к замку.

– И не будем забывать разницу между английскими и шотландскими мучениками. Англичане идут на костер, бормоча молитвы, но когда наш Патрик Гамильтон часами страдал в пламени за двадцать лет до Уишарта и приор подошел к нему с предложением покаяться, он повернулся в дыму, назвал приора посланцем сатаны и предупредил, что он, Гамильтон, будет обвинять его перед Богом. А когда в Англии епископ Гардинер сжигал истинно верующих, он спокойно нежился в постели. Но кардинал Битон… Мы, шотландцы, не позволили ему лежать спокойно.

«Теперь пришло время для таких же нападок на Марию», – устало подумал Мейтленд и приготовился к этому. Но, к его удивлению, голос Нокса задрожал от слез, и он просто сказал:

– Давайте помянем нашего брата Уишарта.

Он дал сигнал зажечь костер. Мортон вышел вперед с факелом и поднес его к сложенным дровам. Они были холодными и отсыревшими, и сначала не получилось ничего, кроме густых клубов дыма. Мейтленд закашлялся, когда ветер отнес дым прямо ему в лицо, и содрогнулся при мысли о том, каково было бы ему стоять там, привязанным к столбу, и задыхаться в дыму…

Он обратил взгляд к морю, серому и ненастному в это время года. Лишь несколько кораблей осмелилось выйти из гавани, но вскоре торговля возобновится, послания будут летать взад-вперед, и работы намного прибавится.

Пламя наконец занялось, потрескивая и стараясь вырваться из своей древесной темницы. Оно пробивалось между палками, как будто они были прутьями тюремной камеры. Потом огонь с ревом вырвался наружу и окатил их дождем искр.

– Пусть все помолятся согласно своей вере. – Голос Нокса был едва слышен из-за рева огня и шума прибоя. – Видите, как Он принимает наши дары?

«Мои дары, – подумал Мейтленд. – Что это такое? Пытливый ум, который старается оставаться незамутненным, как стакан чистой воды? Это все, что я могу поставить на службу Шотландии».

Когда огонь погас, мужчины остались стоять, склонив головы. Жар от костра согревал сторону тела, обращенную к нему, и холод на время отступил. Но потом Мейтленд снова ощутил морозное покалывание в пальцах ног.

– Приглашаю вас в свой здешний дом, – сказал лорд Джеймс.

Все они с радостью преодолели небольшое расстояние между замком и аббатством Сент-Эндрюс, благодарные избавлению от соленого ветра и внимательных глаз архиепископа Гамильтона.

То обстоятельство, что лорд Джеймс сохранял право на владение аббатством Сент-Эндрюс, было явным отклонением от нормы; он получил это право при старой системе злоупотреблений, горячо критикуемой реформистами. «Он должен был отдать земли, – подумал Мейтленд, – но, разумеется, он не собирался отказываться от этой конкретной роскоши, допустимой для старой церкви. Пожалуй, из семи смертных грехов брат Джеймс больше всего страдает от алчности».

Дом лорда Джеймса, бывшее жилье приора, был просторным и хорошо обставленным, хотя самые роскошные предметы обстановки благоразумно убрали подальше. Он пригласил всех, предложил и напитки, а потом подождал, пока большинство из них уйдет, чтобы оставшиеся четверо могли перейти к самому важному делу, связанному с королевой.

Они расселись вокруг камина, где ярко пылал огонь: лорд Джеймс, Эрскин, Мейтленд и Мортон.

– Мы позвали ее домой, и она вернулась, – сказал лорд Джеймс. – Все присутствующие подписали документ о ее приглашении. Осмелюсь спросить, довольны ли мы итогом?

– Вполне довольны, – ответил Эрскин высоким голосом, в котором слышался искренний энтузиазм. – Она оказалась лучше, чем мы могли надеяться.

– Вы имеете в виду, в религиозном смысле? – спросил лорд Джеймс.

– Да, несомненно. Хотя она не обратилась в истинную веру и не выказывает такого намерения, но согласилась, чтобы наша вера осталась нетронутой.

– И они с Ноксом сыграли вничью, – медленно произнес Мортон и облизнул сильно заветренные и потрескавшиеся губы.

– Босуэлл устранен, – объявил лорд Джеймс. – Он больше не будет нас беспокоить. От него всегда можно ожидать проблем из-за его непредсказуемости. А Гамильтоны дискредитированы; бедному старику пришлось отдать королеве замок Дамбертон.

– Мы позаботились почти обо всех, кто мог воспрепятствовать нам, – сказал Мейтленд. – Следующий претендент на трон отпал сам собой. Преданный короне страж границы и опытный воин заперт в своем замке.

– Но остается еще один, – заметил Мортон. – Крупная дичь, которая не поддается нашему убеждению.

– Джордж Гордон, четвертый граф Хантли, – задумчиво сказал лорд Джеймс. – Канцлер королевства… и католик.

– К тому же воинственный католик, – заметил Эрскин. – Он то и дело подстрекает королеву возобновить обряд мессы.

– Если нам повезет, то «северный петух», как он любит себя называть, будет кукарекать слишком часто и когда-нибудь оскорбит королеву. Вы видели, как он со скандалом покинул заседание Тайного Совета после вердикта по делу Босуэлла?

– Прошу прощения! – возразил Мейтленд. – Никакого суда не было, поэтому не могло быть никакого вердикта.

– Да, разумеется. Но если он откажется посещать заседания Совета, кто знает, к чему это может привести?

– Если он будет сокрушен, тогда исчезнет всякое противодействие лордам Конгрегации.

– Сначала он должен поднять мятеж, – заметил Мейтленд.

– Возможно, он так и сделает, – сказал лорд Джон. – Вполне возможно.

Весна пришла, но лишь после нескончаемой зимы, оставившей после себя длинный след из снега, льда, тьмы, сырости и ветров, исхлеставших прибрежные скалы волнами Северного моря. Когда наступили первые призрачно-ясные и светлые дни, люди вырвались наружу из запертых домов. Свет как будто расширился, стремясь охватить все двадцать четыре часа, и души преисполнились новой надеждой.

Мария приветствовала весну и чувствовала, что она наконец получила награду за первые несколько трудных месяцев жизни в Шотландии. Она сомневалась не в своем решении вернуться, но лишь в способности сделать то, что было необходимо. Все шло не так, как она надеялась и рассчитывала.

Еще до прибытия ей было трудно понять, каким образом реформатская церковь вторгалась даже в самые личные мысли и поступки людей. Теперь она очень хорошо это понимала и чувствовала ее хватку повсюду вокруг себя.

Религия! Предполагалось, что она дарует утешение и дает порядок в жизни. Теперь пришли известия, что даже во Франции она оказалась разрушительной. Ее дядя герцог Гиз открыл огонь по собранию гугенотов в Васи и уничтожил тысячу двести человек. Католики и протестанты начали спешно вооружаться, и разразилась война.

Последний из высокопоставленных членов ее французской свиты вернулся на родину, оставив лишь домашних слуг, в которых она нуждалась для вышивки, работы на кухне и пополнения гардероба. Она скучала по Брантому, но была рада избавиться от всех остальных.

Удаление Босуэлла сильно встревожило ее; она полагалась на него сильнее, чем была готова признать. Хотя падение дома Гамильтонов обогатило ее и прибавило к ее владениям мощную крепость, такие вещи нельзя было приветствовать. Теперь настала очередь графа Хантли выйти из-под контроля. Она понимала, какие чувства он испытывает при многократном превосходстве протестантов, но это было еще более веской причиной держаться за свою должность. Тем не менее он все чаще отсутствовал на заседаниях. А теперь один из его сыновей принял участие в неприличной ссоре и был посажен под замок.

О, эти ссоры! Почему их так много? Люди Босуэлла и Гамильтона едва не дошли до драки из-за скандала с Элисон Крейг… Потом было бесчинство, учиненное лордом Джоном, а теперь дело Джона Огилви с уличной дракой между ним и Гордоном, в которой Огилви был тяжело ранен.

Таким образом, трое мужчин, на которых Мария рассчитывала как на противовес очевидной мощи лордов Конгрегации, подвели ее или, хуже того, обратились против нее. И это произошло после того, как она приложила столько сил для всеобщего примирения!

Никто не относился к королеве Елизавете подобным образом. Она держала мужчин в узде, и никто не осмеливался на вольности и злоупотребления. Как ей удавалось держать под контролем свой большой мужской двор?

Марией овладела усталость. Она не знала ответа, но было ясно, что она делает что-то неправильно. Возможно, ей следует выйти замуж; может быть, нет другого способа утвердить свое превосходство над придворными мужского пола.

Марии не терпелось встретиться со знаменитой королевой Елизаветой и посмотреть, сможет ли она угадать причину ее власти над теми, кто служит ей.

«Единственный, кого я могу держать в узде, – это Риччио», – грустно подумала она.

Встреча между двумя королевами должна была состояться в Ноттингеме всего лишь через шесть недель. Уже были получены документы, обеспечивавшие безопасное путешествие Марии в Англию, и ее церемониймейстер Бастиан Паже написал сценарий комедии масок и подготовил все необходимое для представления: Юпитер, карающий Ложные Слухи и Раздор по требованию Умеренности и Благоразумия. Мария отправила свой новый портрет Елизавете и получила взамен ее портрет.

Она повернула «кольцо дружбы» на пальце и посмотрела, как солнечные лучи расщепляются на разные цвета в глубине алмаза. Сейчас она стояла на зеленом газоне у аббатства Сент-Эндрюс и играла в гольф вместе с Фламиной, Мэри Битон, Мейтлендом, Рэндольфом и Риччио. Обычно она получала удовольствие от этого; ей нравилось быть рядом с морскими утесами, где росла короткая, сладко пахнувшая трава. Море было пронзительно-синим, а воздух бодрящим, и это само по себе не могло не радовать.

– Цельтесь, цельтесь точнее! – крикнул Риччио, когда Мэри Флеминг изготовилась для удара по мячу специальной загнутой клюшкой для игры в гольф.

– Умолкните, чужестранец! – произнес Мейтленд. Он делал вид, что шутит, но его презрение к чужаку, не понимавшему правил игры, было нескрываемым. Нужно сохранять тишину во время замаха, но этот бесстыдный коротышка продолжал болтать.

Чвак! Клюшка Фламины ударила по кожаному мячу; он покатился к лунке, но остановился рядом с отверстием.

Риччио подошел к собственному мячу и нанес удар, несмотря на то что была не его очередь. Тот факт, что он попал в лунку, лишь усугублял оскорбление.

– Вы не могли бы одернуть его, Ваше Величество? – елейным тоном попросил Рэндольф.

– Прошу вас, Риччио, соблюдайте правила приличия! – резко сказала она. Итальянец повернулся на каблуках, и его шелковый дублет расплылся в блестящее синее пятно. Он низко поклонился.

Дата добавления: 2015-08-28