Они тоже кричали, вернее, вскрикивали, сперва победно, потом растерянно, затем уже раздраженно. Звон стоял такой, словно десять молотобойцев одновременно бьют молотами по листам железа, а мечи сверкают, как молнии. Томас чувствовал, как чужие мечи и топоры крушат стальные листы его доспехов, ноги налились тяжестью, он из последних сил наносил удары, в голове мерцала только одна мысль: стоять, стоять, стоять! Упадешь — добьют, как связанного кабана, так лучше же принять смерть стоя...
Кровь и пот заливали глаза, он с трудом поднимал отяжелевшую руку с мечом. Вторая, на которой щит, онемела, но он заставил себя вздернуть ее и с силой двинул краем щита прямо в чужое забрало. Там хрюкнуло, рыцарь исчез, а Томас, дрожа и хватая раскаленным ртом воздух, вдруг понял, что перед ним остались только двое, и эти двое тоже сражаются из последних сил.
— Умрете все... — просипел он, меч поднялся с великим усилием, но обрушился, как падаюшая с высокой горы наковальня. Шлем раскололо, как глиняный горшок, ответный удар второго рыцаря рассек стальную пластину на плече. Он ощутил жгучую боль, но заставил себя ступить вперед и снова двинул расколотым щитом в лицо.
Противник настолько устал, что даже не уклонился. Удар, вернее, толчок, заставил его отшатнуться, Томас шагнул следом и, выронив щит, ударил кулаком в стальной перчатке в забрало. Пальцы ожгло, однако он слышал скрип сминаемой решетки и даже слабый хруст костей. Рыцарь вскрикнул и упал навзничь.
Томас оперся на меч, рука онемела и уже поднять его не могла, в груди ревел ураган, иссушая легкие, сердце выпрыгивало, он страшился упасть, но когда сбитый ранее щитом начал приподниматься, сумел шагнуть к нему и ударил ногой в голову. Удар получился на диво сильным и точным, прямо в забрало, рыцарь упал и замер, раскинув руки.
От лестницы раздались крики, несколько воинов в простых доспехах латников бросились к нему с алебардами в руками.
— Сэр, — закричал один обеспокоенно, — кто это были?
Томас прохрипел, едва удерживаясь на ногах:
— Вам... виднее...
Он чувствовал, что если и это враги, то он упадет, как только на него замахнутся, однако командир латников подбежал, нагнулся над первым упавшим, озабоченно покачал головой, перешел к другому, третьему. Томас видел, как лицо его серьезнеет, вытягивается, а когда оглядел всех, в глазах стоял откровенный ужас.
— Сэр, — повторил он, — этих людей не было в замке!
Томас сказал все еще хрипло:
— Но сейчас... есть?
— Есть, — повторил командир, — но как... мимо стражи проникнуть невозможно! Мы знаем всех-всех в лицо, узнаем издали!.. Джонатан, бегом за хозяином!
— Уже послали, — ответили ему.
Стражники деловито переворачивали убитых и отволакивали под стенку, где сложили лицом вверх красиво и в ряд. Сочленения доспехов пузырятся, в слабом свете факелов чудится, что вытекает густая черная смола, тела как будто влипли в нее накрепко, не оторвать.
Герцог появился запыхавшийся, с ним несколько рыцарей, некоторые забежали вперед и, бесцельно обнажив оружие, всматривались то в убитых, то в темный коридор. Двое стражей по взмаху руки герцога ухватили факелы и бросились вдоль стен, заглядывая во все ниши.
— Это вы... их? — спросил герцог. Его глаза с недоверием всматривались в Томаса. — Всех?
— Что делать, — ответил Томас, он уже справился с дыханием, — если больше не было.
— Сэр Томас, — сказал герцог, он нервно облизнул губы, — я вне себя от стыда! В моем замке такое...
Томас небрежно отмахнулся.
— Пустое. Гостей надо же чем-то развлекать? Одних женщинами, других вином... у вас прекрасные запасы!.. третьих — вот такими удалыми схватками. Я не в претензии, сэр Рихард!
Герцог перевел дыхание, порывисто пожал руку Томасу.
— Но я все равно не понимаю... Откуда? У меня такая стража на воротах, муха не пролетит!
— Колдовство, — предположил Томас. — Ваши земли, дорогой герцог, совсем рядом с Адовым Урочищем? Вот и смущает Враг рода человеческого слабые души. А если находит лазейку, тут же запускает какую-нибудь гадость...
Герцог вздрогнул, мгновение смотрел на него остановившимся взглядом, затем губы изогнулись в слабой усмешке.
— К счастью, нас от Адова Урочиша отделяет широкая река. Врагу не перебраться.
— Враг везде, — возразил Томас. — А в Урочище только его войска. Извините, сэр Рихард, я с удовольствием бы смыл слюни и черную кровь этих... существ.
Герцог спохватился, воскликнул:
— Простите меня, сэр Томас! Я так потрясен случившимся, что просто сам не понимаю, что говорю... Конечно же, вам нужно снять доспехи и отдохнуть. Наш лекарь посмотрит ваши раны и ушибы, а оружейники исправят железо. Прошу вас, сэр Томас, позвольте, вас проведут в ваши покои...
Томас ответил улыбкой, но спорить не стал, рыцари окружили его, словно живой шит, и так поднялись в отведенные для них апартаменты. Примчались слуги, помогли снять доспехи, Томас без сил повалился на ложе. Вскоре пришел лекарь, с ним двое слуг с дурно пахнущими горшками, Томаса раздели, омыли, один оказался умелым массажистом и прошелся по всем костям и суставам, проверил связки, разогнал кровь по мышцам и заверил, что кровоподтеки исчезнут за два-три дня. Лекарь смазал ушибленные места мазью, что приятно покалывала кожу и оказалась вовсе не дурно пахнущей, как в горшке. Сказал успокаивающе:
— Я слышал, что леди Жанель очень обеспокоена. Она обязательно придет навестить вас, сэр Ричард!
— О, Господи, — вырвалось у Томаса.
— Она из очень знатного рода, — сказал лекарь. — И очень могущественного.
— Что меня и пугает, — пробормотал Томас. — Она и сама... весьма и весьма могущественна.
— Это должно радовать, — сказал лекарь. — Отдыхайте, сэр. Постарайтесь меньше двигаться.
Он ушел, Томас распластался на ложе и некоторое время лежал в неподвижности, отдаваясь блаженному покою. Сперва одна только мысль вертелась неотвязно: где калика, — потом остро кольнула другая: а если леди Жанель уже идет сюда?
Постанывая, он сполз с постели, торопливо оделся. За дверью послышались неторопливые мужские шаги, стихли, потом снова, но уже в обратном направлении.
Он выглянул за дверь, по длинному коридору взад-вперед расхаживали вооруженные до зубов стражи. Один, заметив Томаса, сразу же откозырял, доложил громко по-солдатски:
— Хозяин велел охранять подступы к вашим апартаментам!
— Да это лишнее, — пробормотал Томас.
— А вдруг не лишнее? — ответил страж. — Такоге еще не было, чтобы в замке чужие! Хозяин в ярости.
Томас вяло отмахнулся.
— Ладно, ему виднее. Передайте мою искреннюю благодарность за любезность и заботу.
Страж махнул напарнику:
— Ганс! Иди за сэром... да, за сэром.
— Зачем? — удивился Томас.
— Охрана, — ответил страж лаконично. Ухмыльнулся: — Конечно, вы так изрубили семерых на подковы, что это от вас надо охранять... но если что случится, Ганс успеет позвать на помощь.
Томас буркнул:
— Это я и сам могу.
— Что?
— Позвать на помощь.
Страж покачал головой.
— Не позовете. Вы — гордый, за милю видно. Умрете, но не позовете. Вон маркграф Роланд только перед смертью протрубил в рог...
Томас молчал, возразить нечего, да и не дело рыцаря препираться с простым воином, тот лишь выполняет приказы хозяина, повернулся и отправился кривыми дорожками на задний двор, туда уж леди Жанель пойдет его искать в последнюю очередь. Или скорее всего не пойдет вовсе: это не так интересно, как застать его в постели.
Во дворе трое копейщиков довольно вяло тыкали длинными палками в мешок с шерстью, а в самом углу молодой изящный воин в подростковых доспехах активно наступает на воина с громадным щитом в одной руке и длинным мечом в другой. Доспехи подростка отличаются хорошей выделкой и прекрасной подгонкой деталей, Томас сразу обратил внимание на тщательность исполнения. Это кто-то из очень могущественных сеньоров снабдил своего сына такими доспехами, что через год-два станут тесными.
Он остановился понаблюдать, став у стены так, чтобы его не сразу увидеть из окна, но подросток немедленно прекратил бой, направился к Томасу, где отсалютовал ему мечом красиво и очень любезно по очень сложным правилам, Томас даже не уловил всего рисунка движений, сказал с поклоном:
— Весь замок гудит, как растревоженный улей. Вы стали героем, сэр Томас!.. Я — Джон Траббер, сын короля Зассекса.
Он поднял забрало, на Томаса взглянуло юношеское лицо и сияющие глаза.
Томас с усилием поклонился.
— Приветствую вас, ваше высочество.
Принц воскликнул восторженно:
— Вы стали героем у всех дам, а мужчины все разбирают вашу схватку. Ваши противники — очень сильные мужчины, в прекрасных доспехах, оружие у них тоже великолепное. Но ваше мастерство просто невероятно!
Томас еще раз поклонился, чувствуя, как кольнуло в поясницу, а кровоподтеки заныли с новой силой.
— Я рыцарь Храма, — ответил он с достоинством. — В Святой Земле это обычное дело, когда дерешься один с тремя или больше противниками. Тот, кто дрался недостаточно умело, был погребен в жарких песках. А мы прошли дальше, взяли Иерусалим, освободили Гроб Господень, вернулись с победой.
Принц спросил порывисто:
— Вы наблюдали, как мы сражаемся... Я правда был великолепен?
Улыбка невольно скользнула по губам Томаса. Он сказал преувеличенно серьезно:
— Более чем, ваше высочество. Более чем.
Принц насторожился, глаза его впились в лицо Томаса.
— Я что-то делал не так?
— Да, ваше высочество, — ответил Томас вежливо.
Принц капризно надул губы.
— А мои наставники говорят, что я все делаю верно. И что я просто бесподобен!
Томас усмехнулся.
— Я не ваш наставник, мне льстить и врать нет нужды. Утром я уеду, и, возможно, мы никогда не увидимся. Так что могу сказать вам честно: здесь вам могут поддаваться изо всех сил, но в первом же турнире вас сшибут, как мешок с зерном. А если, не приведи Господи, вам придется участвовать в настоящем бою, я не дам за вашу жизнь и скорлупки выеденного яйца.
Принц мерил его злым взглядом, чувствовалось, что вот-вот взорвется, но затем словно вспомнил, кто перед ним, впервые настоящий боец, только что доказавший свое умение, это не привычный придворный льстец, спросил сердито:
— А в чем ошибка?
Томас взял из его руки меч, взвесил на ладони, сделал несколько взмахов. Принц следил неотрывно, Томас остановился, вернул ему оружие.
— Я сражался в Святых Землях, где у сарацин совсем другое оружие. Я сражался с разными народами, у одних мечи длинные и узкие, как ножи, у других — загнутые, как орлиные клювы, у третьих заточены только с одной стороны, у четвертых... словом, у каждого свои приемы, основанные на размере, весе, способах заточки. Сарацинский меч легок, я им рассекал платок из тончайшей ткани, подброшенный в воздух, зато этим вот мечом я могу перерубить железную рукоять топора!.. У вас именно такой меч. Фехтовать им не удастся, все ваши движения должны быть строго выверенными и рассчитанными на два-три движения вперед: рыцарский меч тяжел, если противник увернется, вы можете «провалиться», упасть, даже улететь за своим мечом...
Принц слушал со скептической ухмылкой, но, когда заговорил, голос был серьезным и достаточно почтительным:
— Но это все-таки меч, а не топор или молот, не так ли?
Томас покачал головой.
— У рыцарского меча то же назначение, что и у боевого топора или молота. Он предназначен раскалывать стальные панцири, стальные шлемы. Сарацины редко носят тяжелые доспехи, потому у них мечи легкие и очень острые, вовсе не для того, чтобы рубить железо, а наши мечи... увы, это те же колуны. Потому такие тяжелые, толстые и длинные. Острота лезвия значения не имеет. Глупо затачивать до остроты бритвы то, что при первом же ударе о стальной панцирь превратится в... сами понимаете, во что.
Принц не сводил с него пристального взгляда.
— Но вы своим мечом не раскалывали панцири, когда на вас напали!
— Совершенно верно, ваше высочество, — согласился Томас. — Но это уже вторая ступенька владения оружием. Когда привыкнете махать мечом без устали от завтрака и до обеда, можно учиться попадать в сочленения доспехов. Здесь нужна большая точность, потому нужна очень твердая и верная рука, а ее можно выработать только долгими упражнениями. Очень долгими! И если ваши наставники вам говорят, что вы уже хорошо владеете оружием, что ж... им так хочется поверить, правда?
Он церемонно поклонился, взгляд постарался сделать при всей почтительности холодноватым и отчужденным. Принц в растерянности оглянулся на молчаливого наставника.
Томасу как герою дня представляли гостей герцога, все стремились познакомиться с таким отважным и могучим рыцарем. Он отвечал на приветствия, забывал имена сразу же, едва называли следующего. Непонятно, как герцогу удается запоминать по двадцать-тридцать человек в день, для этого нужна голова больше, чем у коня, но у герцога голова хоть и поменьше, но как-то справляется, а Томас только кивал, улыбался, снова кивал, да и пусть, все равно утром поедут дальше.
Леди Жанель подхватила его под руку, Томас поулыбался ей, она усадила его рядом, сияющая и веселая, проворковала томно:
— Сэр Томас, вы всех женщин просто очаровали!
— Надеюсь, — пробормотал он, — эти чары не противоречат учению святой церкви?
— Ах, — ответила она еще обворожительнее, — вы все шутите! Все только и говорят о вашем подвиге!
— Да, — ответил он вежливо, — слушать это пение целый час — это больше, чем подвиг. Это мученичество!
Она отмахнулась с той же улыбкой:
— Вы все шутите, доблестный герой. Подвиг — это ваше беспримерное сражение с этими ужасными людьми.
— Господь все видит, — ответил он благочестиво. — Что бы я делал без его помощи?
Она сказала загадочно:
— Надеюсь, вы не всегда призываете высшие силы?
— Только когда забуду, — ответил он честно. — А так вообще-то стараюсь идти с Господом в сердце.
Она капризно надула губки.
— Не слишком ли вы с ним неразлучны? Иногда приходится таиться от всех, даже от Господа. Я имею в виду дела амурные... Или вы блещете только в битвах и сражениях? Вы слышали, граф Удельгейс объявил большой турнир по случаю объединения его земель с владениями барона Цеппелина.
— Нет, — ответил Томас. — Не слышал.
— Большой турнир, — сказала она мечтательно, — приедут сотни рыцарей в сверкающей, как солнце, броне! Будут звучать с утра до ночи песни менестрелей, крики герольдов, зеленые поля расцветут красными, оранжевыми и желтыми шатрами, на богатых повозках прибудут яркие и прекрасные женщины, прославленные красавицы... О, дорогой Томас, в этом месте ваши глаза заблестели!
Томас сказал с неловкостью:
— Я уехал из Кастла в преддверии турнира, куда уже начали съезжаться все эти красавицы.
— Вас заставили? — спросила она сочувствующе, с правого плеча платье сдвинулось вниз по белой руке, обнажая чистую девственную кожу. — И никто из красавиц вас не вознаградил за потерю?
Он сказал деревянным голосом:
— Леди Жанель, рыцаря может заставить только его долг. Превыше всех турниров долг, который заставил меня выступить... да, выступить! И, к сожалению, не дающий мне насладиться гостеприимством любезнейшего герцога.
— Долг? — спросила она с непониманием.
— Именно, — подчеркнул он. — Долг рыцаря — борьба со Злом!
— Ох, — сказала она в испуге и красиво округлила глаза. — Вы борец со Злом?
— Именно, — ответил он гордо и выпячил подбородок. Подумал, выпятил грудь, а потом потирался раздвинуть плечи еще шире. — Со Злом надо бороться. Если не мы, рыцари, то кто?
— Какая у вас красивая жизнь, — сказала она восторженно. — Вы такой отважный... Вы ведь отважный, да?
— Стараюсь, — ответил он скромно. — Обо мне отзываются с уважением прославленнейшие в боях рыцари, среди них есть и монархи, руководившие крестовым походом в Святые Земли за освобождение Гроба Господня.
— Ах, — сказала она с гримаской неудовольствия, — стоило ли молодым и сильным мужчинам уезжать так далеко за моря, чтобы там сложить в жарких песках головы? Для молодых и сильных есть возможность борьбы за правое дело и здесь, в Британии.
Томас ощутил в воздухе нечто такое, что калика называл угрозой, где здесь ловушка, не понял, но опасность явно приближается, и он повернулся спиной ко входу на балкон. Солнце опускается к горизонту, на залитом кроваво-красным небе стал заметным очень далекий замок, отсюда выглядит совсем черным, угрожающим. Томасу почудилось, что видит узкие бойницы в башнях, по спине побежали мурашки. Замок, именно замок, а не его обитатели, наблюдает за ним холодно и враждебно.
— Чей это замок? — поинтересовался он. — Мне кажется, его хозяева не очень любят соседей.
Жанель прощебетала игриво:
— Тот замок, по слухам, пуст.
— Абсолютно? — переспросил он с недоверием. — Так не бывает. Хотя бы разбойники, но там живут.
Она сказала так же мило:
— Тот замок по ту сторону реки.
Холодок страха прокатился по его телу, он начал поворачиваться к ней, но леди Жанель с готовностью придвинулась, чтобы прийти ему на грудь, и он снова повернулся поспешно, указал в ночь:
— А почему там что-то светится?
— Там не люди, — промурлыкала она. — Кто знает, что у них там за... развлечения?
— Развлечения?
Она ответила игриво:
— А чем еще заниматься благородным господам? Наш удел — пиры, танцы, интриги, любовные игры, охота, снова пиры и прочие развлечения... Особый привкус придают гости. Среди них попадаются очень интересные рыцари. Сэр Томас, от вас веет отвагой и мужеством! Я вся таю, как воск на жарком солнце. Вот послушайте, как взволнованно бьется мое нежное сердце... Дайте же руку!.. А теперь положите ее сюда... Не отдергивайте, это всего лишь моя грудь...
Послышались шаркающие шаги, леди Жанель не отпускала руку Томаса, под его пальцами в самом деле волнуется и вздымается высокая грудь, а бьется ли под ней сердце, не определишь... Тем более что горячая кровь бросилась в лицо... и не только в лицо, жар прокатился по телу.
Язычник вышел на освещенное факелом место, угрюмый и с неприятной улыбкой на лице, но сейчас Томас готов был расцеловать его гнусную рожу.
— Ага, — сказал калика неприятным голосом, — вот ты где... Понятно, любишь кататься, люби и самочку возить. Леди, моего господина трудно соблазнить, потому что он такой застенчивый, такой застенчивый... Когда мочится на улице, всегда отворачивается к стенке! Так что вы смелее!
Леди Жанель ликующе воскликнула:
— Так вы, наверное, еще и девственник? Как мне повезло!.. Не волнуйтесь, сэр Томас, я помогу вам и открою для вас море, нет, океан наслаждений.
— Вот-вот, — поощрил Олег, — откройте ему, откройте. Прямо щас, а то он стесняется...
Томас скрипнул зубами, отшельник нагло скалил зубы. Но почти сразу послышались еще шаги, на этот раз деликатные, хотя и широкие. Из темноты вынырнула огромная фигура метрдотеля, он деревянно поклонился и сказал с интонациями обученного этикету тролля:
— Сэр, герцог и его супруга со всевозможнейшим почтением приглашают вас почтить своим присутствием... и участием бал.
Леди Жанель позеленела от злости, а Томас тайком вздохнул с великим облегчением, даже на калику взглянул с благодарностью: хоть и сволочь гнуснейшая, но все-таки привел этого тролля, давая возможность выскользнуть из когтей прекрасной леди.
Он переспросил с излишней живостью:
— Бал?., что это?
— Танцы, — пояснил Олег. — Придворные танцы! Томас, пока ты, как дурак, падал с башен Давида, здесь занимались действительно важным делом: ввели в моду танцы в королевских дворцах... и вообще в местах, которые могут себе позволить собрать кучу родовитого народу. А когда вы несли через пустыню раненых товарищей, страдая от жажды и отбиваясь от наседающих сарацин, здесь разучивали сложный такой танец... как его...
Леди Жанель раскрыла хорошенький ротик для подсказки, но метрдотель проревел деревянным голосом:
— Паде-мат-рас, сэр.
— Вот-вот, — сказал калика. — Сложный танец! Это не какое-нибудь сраное взятие Иерусалима, освобождение Гроба Господня, сражение с войсками Мелик-шаха. Это подматрас, не хвост собачий!
Томас слышал издевку в голосе калики, но как ответить, не успевал понять, а метрдотель, похоже, вообще мало что соображает, его только за исполинскую фигуру и нарядили в это серебро и золото.
— Вы почтите присутствием, сэр?
Калика ответил за Томаса:
— Придет, еще как придет! Он такой, до утра или до упаду, ему все равно, лишь бы плясать.
Метрдотель поклонился и, неслышно развернувшись, что для его фигуры непостижимо, удалился.
Леди Жанель вздохнула:
— Ах, эти бальные танцы... Хорошо, сэр Томас, увидимся там. Не задерживайтесь, они сейчас начнутся. А я пока сменю туалет. Вы не поверите, какое у меня очаровательное платье именно для танцев!
Она обворожительно улыбнулась, глядя в синие глаза молодого рыцаря, пожала руку и исчезла в темном коридоре, словно вошла в стену. Томас со злостью повернулся к Олегу.
— Ты с ума сошел?
— А что, — удивился калика. — Пойдешь, попляшешь, баб пожмакаешь. Потискаешь то есть. Они хоть и благородные, но у них все на месте. Совсем как у служанок, вот тебе крест!
Томас зашипел:
— Не употребляй слов христианских, язычник! Дело совсем в другом...
— В чем? — спросил калика.
Томас замялся, Олег вскинул голову и, упершись взглядом в потолочную балку, сказал протяжным замогильным голосом, словно читал невидимый Томасу свиток:
— Рыцарь должон быть сведущ в вопросах веры, знать правила придворного этикета, владеть семью рыцарскими добродетелями, то есть: верховой ездой, фехтованием, искусным обращением с копьем, плаванием, охотой, игрой в шашки, сочинением и пением стихов в честь дамы сердца... ну, как сведущ в вопросах веры, уже знаю, в восторге, дать бы тебя послушать Папе Римскому — церковь бы враз загремела в тартарары, а вот как насчет пения стихов в честь дамы сердца?
Томас огляделся по сторонам, никого нет, но все равно сказал злым шепотом:
— Ты не понимаешь! Да, рыцарь должен, кроме умения владеть оружием, еще и петь, танцевать, складывать стихи и вести себя любезно с дамами. Но так уж получилось, что наш Гисленд несколько... медвежий край, как говорят у вас. Мужчины у нас рослые и крепкие, женщины сильные и добродетельные, но вот политес к нам еще не совсем добрался. Не весь, а так, частями. Меня, к примеру, учили владеть мечом и копьем, укрощать коней, обучили воинским приемам, уловкам, хитростям, я могу переплыть широкую реку, не бросая меча, но я... не умею танцевать! Не умею. Хотя как рыцарь я уметь просто должен!
Олег фыркнул:
— Да что тут сложного?.. Просто сними доспехи, без них танцевать, думаю, проще. Если опрокинешь кого-то в танце, то не стой над ним и не ржи во все горло, понял? Еще не вздумай добить мизерикордией, а помоги подняться — это правило политеса... Просто подняться, без пинания ногами и зуботычин. Что еще? Ну разве что еще не перешагивай через упавшую даму, если вдруг свалишь... а свалишь наверняка. Не останавливайся, пока не кончится музыка, это не совсем политесно. Главное — уверенность, сэр Томас!
Он хлопнул его по спине с такой уверенной мощью, что Томас влетел в раскрытые двери, откуда уже льется странная музыка, под которую руки и ноги начали дергаться сами, но не совсем так, как у остальных танцующих.
Посреди зала медленно и церемонно двигается не меньше десятка пар: рыцарь с дамой делают шажок, кланяются друг другу, второй шажок, поворачиваются вокруг и снова кланяются, затем делают уже два коротких шажка, и все под музыку, не сбиваясь с такта, все десять пар одновременно.
Ни за что не стану, понял Томас. Это какое-то надругательство над рыцарством. Кощунство. Церковь уж точно не одобрила бы это святотатство, мужчины не должны проделывать... вот это самое... это то же самое, как если бы красили губы или брови!
Он потихоньку двинулся вдоль стены, в противоположной стене выход в малый зал, а оттуда на внешнюю галерею. Леди Жанель пока не видно, часть гостей герцога расположилась у стен, хлопает в ладоши, что-то выкрикивает одобрительное, поощряя танцующих, отмечая веселыми воплями особо вычурные па.
Гости следили за танцующими, те с деревянными улыбками двигаются, как куклы, Томас крался незамеченным, по пути взгляд зацепился за человека в темном плаще, капли дождя блестят на одежде. Все наблюдают за танцующими, а этот незамеченным проник к герцогу. Томас видел, как герцог вздрогнул, сжался, смертельная бледность залила щеки.
Томас, пригибаясь, проскользнул к двери, и в это время до слуха долетели слова:
—... уверены, что это они?
— Да, — ответил человек в плаще свистящим шепотом. — Они не должны покинуть...
Томас поспешно удалился, в соседнем зале группа рыцарей с хохотом обсуждает детали недавнего турнира, еще двое отпускают сальные любезности немолодой женщине в чересчур ярком платье, она глупо хихикает и томно закатывает глазки.
Он уже почти пересек зал, когда в спину вонзилось, как брошенный дротик в обнаженную спину, холодное:
— Это и есть тот ловкач, что выпросил у короля бумаги на владения барона Рэд Лайка?
Томас медленно обернулся. Рыцари смотрели с недоброжелательством, кое-кто с вызовом. Даже те двое, что любезничали с женщиной, повернулись в его сторону и воинственно крутили усы. Женщина смотрела на Томаса с интересом.
Огромный грузный рыцарь, похожий на быка, научившегося ходить на задних копытах, проревел угрожающе:
— Ну что застыли, сэр Томас, умелый подхалим и похититель чужих земель?.. Страшно?
— Как льву перед шакалом, — ответил Томас. — Итак, сэр шакал, вы забыли назваться. Весьма трусливо, не так ли?
— Сэр Регерд, — проревел рыцарь с угрозой.
— Итак, сэр Регерд, — ответил Томас холодно. — Какое оружие выбираете?
— Меч, — ответил быкообразный. — Этого достаточно для рыцаря.
— Так это для рыцаря, — ответил Томас. — Вам этого будет мало. Хорошо, я докажу, что вы не рыцарь, а срань болотная. Где?
— На заднем дворе, — ответил сэр Регерд. — Если не трусите.
— Сейчас?
— Да. С момента вашего появления хотел вбить вашу улыбочку вам обратно в глотку.
— Так за чем же дело? — спросил Томас.
Они вышли во двор, трое дворян зажгли факелы и встали по сторонам площадки. Сэр Регерд сразу же ринулся в атаку. Он наносил удары быстро и умело, Томас некоторое время стойко выдерживал натиск, он не новичок в боях, чтобы раскрываться сразу, а едва увидел манеру боя этого завсегдатая турниров, сам перешел от защиты к нападению. Умельцы, а зачастую и победители в турнирах оказываются никудышными бойцами, где дерутся насмерть. Ну, не совсем никудышными, однако есть разница, когда стремишься сбить противника с седда, чтобы захватить его коня и доспехи, и когда бьешься так, чтобы обязательно убить врага. Именно врага, а не противника.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 31 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |