Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Бурно М.Е. – Клиническая психотерапия 42 страница



В кабинете врача лжив, приторно хвастлив, услужливо бросается поднимать упавший карандаш, вертляв, весь в льстивых ужимках, алкоголиком себя не считает, он пьет, как все, «как вы доктор, не больше», он пришел сюда, чтоб помирили его с женой, которую «страшно любит», несмотря на ее «неряшливость», «неблагодарность». Часто повторяет: «Не смею вас задерживать». Всякий раз справляется: «Как ваше здоровьичко?» Труслив, покладист, соглашается легко, что, действительно «с водочкой не все благополучно», «если немножечко в рот попало, еще хоца, вот от этого явления хотелось бы избавиться прочно».

Знаков органического поражения мозга неврологически не отмечается.

Лептосомного телосложения. Диагноз терапевта: язвенная болезнь желудка и двенадцатиперстной кишки с 1965 г., ремиссия.

* Juvenilis— юношеский (лат.).

** Infantilismus— детскость (лат.). Подробней об инфантилизме см. в работе Буянова (1971).

*** Ювенильные (инфантильные) субъекты другого рода, у которых на первый план среди прочих свойств выступает (вместо неустойчивости) стремление находиться в центре внимания (эгоцентризм) и где вместо душевной мягкости, нежности, «симпатичности» наблюдается театральная холодноватость, фальшивость, наклонность к интригам, ■— эти эгоцентрические ювенильные (инфантильные) субъекты (в патологии соответствуют им истерические психопаты) алкоголиками становятся редко.


Четвертая группа больных алкоголизмом — ювенильные* (инфантильные**) алкоголики. Здесь развивается алкоголизм на почве «неустойчивой психопатии» по Ган-нушкину (неустойчивый вариант «аномалии развития нервной системы по типу дисгармонического инфантилизма» по Сухаревой, 1959, с. 212), а также у здоровых неустойчивых ювенильных (инфантильных) субъектов, где личностный склад не усилен до патологии, до неустойчивой психопатии. В любом случае, еще до алкоголизма отчетливо выступает ювенильный (инфантильный) склад, т. е. душевный рисунок, напоминающий юношеский (детский): 1) легкомыслием и легкочувствием (неустойчивость эмоций, интересов, легкая возбудимость и «отходчивость» и т. д.); 2) преобладанием первой (образной) сигнальной системы (детски-юношеская наклонность к воображению, фантазированию, вранью с искренней верой в это вранье, высокая впечатлительность и сентиментальность); 3) стремлением находиться в центре внимания, представить себя в лучших красках; 4) негативистическим (юношески-романтическим) протестом против старших, начальников, стремлением упрямо думать и поступать вопреки их советам. Однако на первый план среди прочих ювенильно-инфантильных свойств у этих субъектов (и до болезни) выступает неустойчивость эмоций, мыслей, сочетающаяся с душевностью, нежностью, добротой***. Они с детства стремятся к духовным занятиям, особенно к живописи, поэзии и театральному искусству. Доверчивые, искренние (несмотря на частое вранье), слабовольные, внушаемые, упрямые, неглубокие, раздражительные, обидчивые, но незлопамятные, они довольно быстро развиваются в детстве в том смысле, что рано смешат словотворчеством, удивляют яркими фантазиями, богатой памятью. В школе нередко бывают отличниками, особенно легко даются гуманитарные предметы. Юность их цветет буйными романтическими цветами, но, паспортно перевалив за юность, остаются они до конца жизни «вечными юношами». Яркие, но несерьезные, без зрелой волевой мужественности с самокритическим обдумыванием своих поступков, с грубоватостью среди нежности и благородства, они теряются в сложных ситуациях практической жизни. От детства, юности остаются у них в зрелые годы живость, свежая память, красочная образность, наивность. Встречаются среди них творцы истинного образного, детски-свежего поэтического искусства. Их искренние, нежные стихи — о природе, о животных, о любви. В них много неглубокой печали и восторгов. Многие неталантливые субъекты подобного склада просто «шатаются» по жизни, быстро остывая к делу, за которое горячо берутся. Заставить же их заниматься тем, от чего они не в восторге, трудно: «так портится тогда настроение — хоть вешайся». Подобно детям, не способны они глубоко и длительно переживать даже большое горе, но часто заметен на них легкий налет грусти от неудовлетворенности жизнью. Людей таких легко к себе расположить вниманием к ним, похвалой (за это все простят), но верными, долгими друзьями делаются они редко. Часто (еще до болезни) красочно обманывают, рассказывают небылицы, чтобы произвести впечатление. Один мой пациент, отслужив в армии, много раз вдохновенно рассказывал родственникам и знакомым, как во время службы поймал шпиона, был ранен шпионом в ногу, лежал в госпитале, получил медаль, которую потерял «в снегах». Как-то приехал к нему в гости армейский его товарищ, и выяснилось, что «шпиона не было». Это те павловские первосигнальные, впечатлительные «художественные натуры», которые «захватывают действительность целиком, сплошь, сполна, живую действительность, без всякого дробления, без всякого разъединения» и предрасположены более «мыслителей» к художественному творчеству и истерическим реакциям (Павлов И.П., 1949, с. 155). Общительные, как дети, они заговаривают с первым встречным, готовы идти с ним куда угодно, плохо разбираются в людях. Чувства управляют их мыслями. Потому такой человек сегодня искренне способен рассказать, как прекрасен такой-то человек, а завтра — как он ужасен. Они вообще способны искренне убедить себя в чем угодно. А.Х. Мниховский, киевский врач, еще в прошлом веке называл подобных людей с «затянувшейся эпохой брожения», печалью, «происходящей от неудовлетворенности», «хаосом в душе», нерассудительных, неосторожных, несдержанных, самонадеянных — «вечными юношами» (Мниховский, 1886, с. 130). «Он слеплен из воска, но стремится казаться твердым, как сталь, — замечает про такого человека грузинский психолог В.Г. Нора-кидзе (1966, с. 123). — В результате общения с ним создается убеждение, что на этого человека нельзя положиться в критические моменты жизни». Чаще подобные субъекты грацильного, астенического или лептосомного телосложения. Телодвижения их нередко пластичны, по-кошачьи изящны.



Еще до пьянства вино обычно нравится таким людям «нежным вкусом», способностью отгонять «тихую грусть и все не сбывающиеся надежды». Нередко они объясняют, почему стали выпивать чаще, так: «Подумаешь, тебе уже за двадцать, а еще в кино не снялся, нигде не напечатался, захандришь, скиснешь и хочется забыться». В свойственные им эндогенные, «юношеские», легкие спады настроения чаще тянутся к спиртному, чтоб повеселеть, «написать светлое стихотворение». Но пьют и в хорошем настроении, «потому что всякий порядочный француз выпивает в день два литра вина», «потому что Модильяни пил, Верлен пил». Пьянствуют сперва в «интеллигентных, милых компаниях» с танцами и чтением стихов, и чтоб по всем правилам этикета, белое вино было непременно холодное, а красное — подогрето, и «чтоб какая-нибудь экзотическая закуска». Делаются они алкоголиками весьма быстро, иногда через несколько месяцев пьянства. Становятся тогда весьма раздражительными, придирчивыми, театрально-агрессивными, особенно в опьянении. Еще Магазинер (1854, с. 32) отметил, что люди «пылкого нрава и воображения, люди, которых душевные силы угнетены несбывшимися надеждами (...), труднее выдерживают болезнь («болезнь от пьянства», хронический алкоголизм в современном понимании — М. В.), чем люди в противоположном состоянии». Стремительность развития, разрушительность течения, скромность лечебного эффекта напоминают здесь алкоголизм женщин и юношей. И в некотором алкогольном огрублении представляются все же эти больные симпатичными, милыми, добрыми, даже нежными. Таковы Федор Протасов Л. Толстого, Михаил Зыков М. Горького. Художественное образное творчество этих больных, основанное на эволюционно более древнем, а значит, более крепком первосигнальном материальном субстрате, страдает гораздо меньше, нежели художественно-психологическое или научное творчество «мыслительных» алкоголиков, основанное на самых поздних и хрупких второсигнальных мозговых элементах.

Лечить таких больных весьма трудно прежде всего потому, что они часто не способны серьезно относиться к лечению, не считают себя больными алкоголизмом, крайне податливы внушениям собутыльников, способны, «захлестнутые» эмоцией, искренне убедить себя в том, что в данный момент

ШГлава В

совершенно необходимо выпить, даже «с антабусом в теле». Когда же мы слышим от таких больных восхищение «романтикой похмелья», что «спиртное обостряет ощущение жизни как творческого акта», прогноз еще хуже. Такой пациент нередко сидит перед врачом в заносчиво-кокетливой позе, играет голосом, с задорной легкостью сыплет медицинскими терминами, капризен, чрезвычайно чувствителен к малейшему стеснению его личности. Как и прочие алкоголики, он, по замечанию Ушакова (1959, с. 19), способен еще ценить тонкости искусства, но нет к искусству активного интереса по причине сумерек пьянства.

После курса эмоционально-стрессовой гипнотерапии по Рожнову следует попытаться сделаться психотерапевтическим проводником такого пациента по жизни: посоветовать подружиться с трезвыми, интересными ему людьми, чтоб дорожил этой компанией, зная, что лишится ее в случае выпивки, жестоко ругаться с ним за каждую кружку пива и даже просто встречу с бывшими собутыльниками, временами давать амбулаторно антабус и гипнотически подкреплять тошнотно-рвотную реакцию, которая весьма быстро тут гаснет. От «ежовых рукавиц» врача такой пациент не бежит лишь в тех случаях, когда сам врач есть неистощимый, постоянный его собеседник, например в вопросах искусства, понимающий ценитель, критик его творчества и т. п. В тех случаях, когда больной погружается в гипнотический сомнамбулизм (тут это не редко), достаточно бывает иногда раз в неделю в сомнамбулическом сне внушать ему, что измучается рвотой, если попробует выпить, и он обнаруживает вдруг, соблазнившись рюмкой, что возникает у него бурная рвота, «выворачивает всего наизнанку»; он портит компании вечер, ошеломлен «силой гипноза» в этом случае особенно, в связи с постгипнотической амнезией. Бежит теперь от компаний с бутылками, бывает, пытается убежать и от врача, догадавшись, что только таким образом возможно «рассосать» рвотный механизм.

Случай 4.

Больной И., 24-х лет, 1944 г. рождения, техник.

Отец — строгий, волевой человек, выпивает (несколько рюмок вина) только в праздник. Мать — с инфантильными чертами (восторженная, подвижная, говорливая, суетливая, маленького роста). Душевнобольных и пьяниц в роду не помнят. Когда родился И., матери и отцу было по 35 лет. Ребенок родился лишь через 8 лет супружеской жизни «по причине инфантильной матки», как объяснили врачи. Весил при рождении 2600. Вскармливался грудью до года. Развивался, со слов родителей, гораздо скорее, чем дети их родных и знакомых. В 10 месяцев уже хорошо ходил, а в 11 «говорил так красноречиво, что все удивлялись». «Все падали со смеху, когда показывал, как сердится и ругается бабушка». Врачи поликлиники удивлялись: «Послушайте, как смешно и чудесно говорит этот малыш!» С тех пор, как начал ходить, ни секунды не сидел на месте, играл игрушками, смотрел в книжках картинки, просил ему читать. В 6 лет стал проситься в школу, заставил маму отвести его туда, поразил учительницу и директора, смешно рассказав им картинки, которые висели на стенах, стал читать наизусть стихи, умолял: «Я вас прошу, примите меня на год раньше, я не буду вертеться за партой». Был принят в школу условно, в виде исключения, как одаренный мальчик. Первые 4 класса был круглый отличник, потом стали появляться четверки. Увлекался в школе литературой, историей, отличался прекрасной памятью. В 9 лет рассказывал во дворе ребятам сказки собственного сочинения, с удовольствием слушал музыку, любил рисовать, что-нибудь изобретать, но перескакивал часто с одного дела на другое. В 11 лет увлекся радиотехникой, поступил в радиотехнический кружок, через месяц остыл к радиотехнике, увлекся легкой атлетикой, но скоро, растянув сухожилие, бросил и атлетику, пошел в кружок гитары, но и его вскоре бросил, не научившись играть. Пошел в драмкружок, где занимается (с перерывами) до сих пор и часто говорит матери, что не может быть без драмкружка. Мягкий, послушный, слабовольный, внушаемый, добрый, ласковый, справедливый, нехитрый, нежный, душевный, милый, доверчивый, в то же время невозможно упрям. Легко раздражался, легко успокаивался. Много лгал. В 9—10 лет в отсутствие родителей приглашал домой приятелей, открывал холодильник и говорил: «Ребята, ешьте!» Когда мать спрашивала потом, куда пропала еда, пожимал плечами. Но спрашивала строже, он сознавался, просил не говорить папе. В 14 лет увлеченно выступал на сцене со стихами и в пьесах, влюблялся уже (иногда по несколько раз в месяц), написал девочкам много стихов. В 15 лет стал «восставать» против родителей, «раздражали их старые взгляды», «маме вечно нужно было знать, с кем он идет и куда». Раздражали родительские советы — как где себя вести. Однако отца побаивался и, «восстав», быстро сдавался. Отец требовал, чтобы сын даже в 20 лет приходил домой не позже 8, и сын не опаздывал, хотя прибегал часто запыхавшись. Родители «дрожали над единственным, долгожданным сыном». Так, за 8 лет школы он ни разу не был в пионерском лагере, хотя просился туда. За провинности

ИВТДГлава Б

(в том числе вранье) отец строго наказывал. С третьего класса тянулся к общественной работе: был звеньевым, комсоргом, нравилось руководить людьми, чувствовать себя в центре внимания. В то же время, даже сейчас жалуется, что «наивен», «слабоволен», плохо понимает людей, хотя стремится «видеть их насквозь». С 14-15 лет настроение колеблется без заметных причин. Чаще слегка печален. Сам про себя говорит, что «большой неряха»: оставляет книги в кухне, разбрасывает одежду по комнате, нет и стремления к аккуратности. Половое чувство обнаружилось в 13—14 лет. «Тянуло» одновременно и к девушкам, и к взрослым женщинам. К девушкам — «цдя любви платонической, со стихами, с музыкой и не дальше поцелуя». К взрослым женщинам — «для любви плотской, без поэзии, так, чтобы потом плюнуть и уйти и никогда больше ее не видеть». Трудно было подавить сильное половое чувство и с 14 до 20 лет почти каждый день онанировал.

Окончив на «четыре» и «пять» 8 классов, хотел поступить в театральное училище, но отец, сам авиаконструктор, велел поступать в авиационный техникум, чтоб потом — в авиационный институт. К математике, физике, технике, у И. в то время было отвращение, но послушался отца, поступил в техникум и, когда окончил его, был призван в армию. Служил лишь 1,5 года, был комиссован в связи с тяжелым кариесом зубов, которым страдал с детства. В 20 лет во время службы в армии впервые был близок с женщиной, и с тех пор «чувственный элемент любви гораздо нужнее, чем платонический». Называет себя «страстным человеком», которого «половое чувство охватывает всего, и уж ничего не помнит и не видит вокруг». Вернувшись из армии, «вынужден был продолжать онанировать, так как при таком строгом отце невозможны встречи с женщинами». Всегда любил поесть «со вкусом», «что-то особенное — черную икру, ананас» («и чтоб хорошая сервировка»). «Обожает» лес, реку, поле, животных (особенно собак). Непрактичный, не умел обращаться с деньгами, во время военной службы влез в долги. Вещи свои не берег: «легко доставались». «Красивые вещи всегда вызывали восхищение». С 15—16 лет мечтал жить один в уютной квартире с красивыми вещами, «чтоб горел мягкий свет торшера, играл магнитофон, приходили красивые женщины». С 15—16 лет слегка мнителен, особенно в отношении своего здоровья. Заметив в то время на руке черное родимое пятно, испугался, что заболел черной оспой (тогда попала к нам черная оспа из Индии, заболело несколько человек, делали всем прививки). Ходил испуганный к врачам показывать родимое пятно. Много раз спрашивал знакомых и родителей: «А вдруг это оспа?» Ипохондрическое состояние продолжалось 2—3 дня. Склонен с 16—17 лет к поверхностному самоанализу без строгой критики к себе, без самоупреков. Размышляет, например, почему многие люди умеют тратить деньги, а он не умеет и т. п. В 17—18 лет вел дневник, пробовал заниматься самовоспитанием, но ничего не вышло. Вернувшись из армии (21 год), работал на заводе техником, по вечерам занимался в драмкружке, писал стихи. По-прежнему был вынужден приходить домой не позже 8 вечера. Готовиться в авиационный институт не хотелось, хотелось быть поэтом или артистом.

С 18 лет в праздник позволялось ему за домашним столом выпить с отцом 1—2 рюмки сухого вина. Вино нравилось «тонким вкусом» и тем, что «поднимает настроение». Пьяницы всегда были ему неприятны, но «увлекала эстетическая сторона этого дела, например бокал».

В 23 года ему было предложено работать и жить в одном из подмосковных городов. Отец не был против. Там и получил однокомнатную квартиру со всеми удобствами и «никак не мог поверить, что вырвался, наконец, от родителей». В Москву, к родителям, должен был приезжать после работы в пятницу (на субботу и воскресенье) и после работы в среду. Три вечера в неделю был полный хозяин в своей квартире. Так как одиночества никогда терпеть не мог, приглашал к себе друзей. Пили вино, водку, «танцевали под магнитофон при мягком свете торшера». «Получил возможность встречаться с женщинами и не заниматься онанизмом». Через 2—3 недели такой жизни заметил, что, «хотя сухое вино и вкусно, и приятно, его приходится много пить, чтобы забыться, почувствовать себя сильным и свободным человеком». Перешел на портвейн и водку (давно уже «влез в долги»). Выпивал около 400,0 портвейна или 300,0 водки за вечер. Быстро пьянел, просыпался с «дурной» головой, но за «родительские дни» отходил. В конце 4-го месяца самостоятельной жизни заметил, что спит после выпивок плохо, с «кошмарными проваливаниями», просыпается подавленный, чего-то боится, дрожат руки. Советовали опохмелиться — боялся, знал, что это плохо, «похмелялся» томатным соком. Ждал конца рабочего дня, чтоб опять выпить, думал об этом весь день, «тянуло выпить». Через месяц не мог себя удержать от вечерней выпивки даже в среду и пятницу, приезжал к родителям пьяный. В это время выпивал уже за вечер 500,0 портвейна или 400,0 водки. Отец поехал в этот город, расспросил подробно о пьянстве сына, отобрал у него ключи, запер квартиру и велел работать там, а жить в Москве, пока не женится на «стоящей девушке, которая сможет держать его в руках».

В Москве И. несколько раз в неделю приходил домой пьяный. В пьяном виде был «невозможен»: ругался, стучал кулаком по столу, требовал ключи от своей квартиры, бился об стену головой. Утром выяснялось, что многих своих «пьяных» поступков не помнит, удивлялся: «Неужели, мама, я себе позволил стучать кулаком по столу?» Стал опохмеляться по утрам пивом и прогуливать работу. Заметил, что не может остановиться после кружки пива, «поднимается желание», «требуется прибавить портвейна или водки». На пятом месяце болезни приведен родителями в диспансер.

Оставшись один на один с врачом, подробно рассказывает о себе. Заметно оживляется в разговоре об алкоголе, блестят глаза. Больным алкоголизмом себя не считает. Он пришел сюда, чтоб ему укрепили гипнозом волю, научили воспитывать себя. Кроме того, ему вообще хочется узнать, что такое гипноз. Видимо, с целью обратить внимание врача на свой интерес к науке, часто просит: «Простите, а теперь можно мне у вас кое-что спросить? Скажите, почему одни люди спиваются легко, а другие трудно?» Или: «Скажите, а вот те несчастные люди, алкоголики, что сидят в коридоре к вам, скажите, им действительно можно помочь и как?» Часто лжет. Например, врачам на конференции говорит, что сам пришел лечиться (в диспансер привели его родители). По-детски застенчив, однако с удовольствием, немного рисуясь, рассказывает врачам о своей любви к театру и т. п. Покладист, легко соглашается, что болен алкоголизмом. Жалуется на свою «неустойчивость»: «быстро загораюсь и быстро остываю». Не знает сейчас точно, хочется ему стать актером или поэтом, как Есенин, которого «обожает», который «очень близок» ему. Из прозаиков «близок» ему Ремарк. Любит очень читать «про разведчиков». Мягкий, нежный, слабовольный, внушаемый, наивный. Хорошая память, довольно много знает о театре, прочел много художественных книг. Два месяца послушно принимал дома из рук матери антабус в таблетках. Потом стал отказываться от лекарства: «Почему же мне нельзя совсем пить? Что же я — не человек?» Сохранял лекарство во рту, изобразив, будто проглотил его, и выплевывал в туалете. Таким образом, не принимал лекарство около недели и выпил стакан водки, потому что «было печально от совместной жизни с родителями и тянуло выпить». После стакана водки не мог остановиться, пропьянствовал неделю у товарищей, почти не протрезвляясь. В пьяном виде пришел в это время в диспансер «пофилософствовать» вслух: «Водка, доктор, это

 

такая сквернейшая болезнь, и нужно искать причины, почему человек пьет. В мире просто так ничего не происходит. Пьянство, конечно, болезнь, но лечить ее нужно не так... чтоб, приняв таблетку, под страхом человек ходил... Я ведь от сумятицы в душе пить начал. Я был один, одинок, несмотря на магнитофон, торшер, женщин...». Через неделю пьянства был снова приведен родителями в диспансер, с месяц принимал лекарство порошком в воде и снова запьянствовал. С тех пор то лечится, то пьянствует, намерен жениться, «избавиться снова от родителей» и пить спиртное «понемногу, как все люди». Удалось внушением в гипнозе выработать довольно сильную рвотную реакцию на воспоминание о спиртных напитках, их вид, вкус, но без подкрепления держится эта реакция не более недели.

Ниже среднего роста, грацильно-астенического сложения, выглядит гораздо моложе своих лет. Движения естественные, мягкие.

Знаков органического поражения мозга неврологически не отмечается. Патологии внутренних органов не обнаружено. Диагноз стоматолога: кариес зубов (удалено 20 зубов).

* См. работу 6.6.


Пятая группа — «простодушные», примитивные (духовно-ограниченные) алкоголика. Это не дебилы. Они достаточно хорошо толкуют переносный смысл пословиц, кончают школы, техникумы, даже институты, но не получают истинного удовольствия от умственных, духовных занятий. Если читают, то чаще про шпионов, спортивную прессу и т. п. При этом очень многие из них отличаются с детства практической смекалкой и «золотыми руками». Слабовольны, внушаемы и упрямы еще до алкоголизма. Незлопамятны, легко раздражаются и быстро «отходят». Простодушные, общительные, легкомысленные, недальновидные, с вечным «авось» в голове, без цели в жизни, склонные к наивному хвастовству, душевные, добросердечные, искренние, покладистые, любят «уважить», с широкой улыбкой, помогут знакомому и незнакомому что-нибудь починить, постесняются взять деньги. Чувствительные душой, они нередко пасуют перед трудностями жизни, но в опасности (например, на фронте) отчаянно бывают смелы. В детстве и в зрелости охотно делают всякую хозяйственную работу, но охотно и «болтаются» без дела. Учатся лениво, часто уходят из школ в училища: хочется что-нибудь мастерить. Делаются хорошими плотниками, слесарями и т. п. С детства любят работать руками (сколотить ящик, починить калитку), скучают без такой работы. Трудятся порой прекрасно, с шутками, но после работы не знают, куда себя деть, слоняются по двору, играют в домино, в карты. Эти безотказные, трудолюбивые люди из-за примитивности своей не могут интересно отдыхать, духовно развлекаться, хотя рядом кинотеатр, библиотека, зарплаты хватит на фотоаппарат, театральный билет и т. п. Если по телевидению не передают футбол, хоккей, не хочется идти домой: «А что дома делать-то?» В очерке Андрея Яковлева «"Тихий" пьяница» рабочий весьма выразительно рассказывает о подобном человеке: «Звал я своего дружка Серегу в театр, а он даже обиделся: "Ты что? Я ж целый день вкалывал, мне теперь отдохнуть требуется. Пускай в театр лодыри шляются. А мы, работяги, найдем попроще способ, как вечер провести"»*.

Вкус спиртного напитка мало интересует таких людей, они тянутся с первых выпивок к алкогольному наркозу («лишь бы загорелось», «лишь бы скорей забалдеть»). Потому пьют крепкое и презирают слабые вина («чего лягушек разводить!»). С первых уже выпивок оказываются весьма выносливыми к алкоголю (пьют за вечер до 1,5 л водки, трудно пьянеют, на утро «как стеклышко»). У многих из них никогда не бывало рвоты. Испытав однажды дурманящее действие алкоголя, они не могут уже переносить без него обиды. Примитивному, слабовольному, «чувствительному» человеку гораздо легче уменьшить свое волнение алкоголем, нежели рассуждением. Значительные психические травмы тем более побуждают таких людей пьянствовать. Так, в рассказе В. Шукшина добрый, чувствительный, но духовно ограниченный шофер, от которого ушла «романтическая» жена (не могла больше жить «с таким пеньком»), расстроившись, «взял "полкило" водки, выпил сразу, не закусывая»**.

* Яковлев А. «Тихий» пьяница // О пьянстве и пьяницах. М., 1972, с. 100. ** Шукшин B.M. Раскас // Шукшин В. М. Там, вдали. М.: Советский писатель, 1968. С. 210-218.


Первые похмельные абстинентные симптомы появляются здесь обычно во время длительного ежедневного пьянства, например в отпуске («а что в отпуске, делать-то!»). Через несколько лет на базе хронического алкоголизма возникают истинные запои, похмелье осложняется элементарными галлюцинациями, опьянение часто делается злобным, и тогда больные прогуливают работу, пропивают вещи, просыпаются в вытрезвителях, попрошайничают, высасывают остатки пивной пены из чужих кружек и т. п. Больные эти независимо от давности болезни весьма укладываются в традиционные описания алкоголиков, сделанные, например, Крепелином (1910, с. 68): благодушие, эйфория, беззаботность, слабоволие, внушаемость, упрямство, раздражительность, услужливость, лживость, хвастливость, эмоциональная грубаватость, плоские шутки и т. п. Однако эти «алкогольные черты», как удается выяснить с помощью родственников, есть в основе своей преморбидные свойства, лишь огрубленные и заостренные алкогольной интоксикацией. Алкоголик изменяется психически сообразно складу своей личности. Мейпотер и Льюис, которых цитируют авторы английской «Клинической психиатрии» (Mayer-Gross, Slater, Roth, 1960, с. 354), остроумно замечают, что многие алкоголики просто «дешевые издания самих себя» («cheap editions of themselves»). «Клиническое проявление наркомании (...),— писал Ганнушкин (1964, с. 229), — в значительной мере может определяться конституционально», и «с этой конституциональной» точки зрения должен быть пересмотрен весь клинический материал по наркоманиям»*. Потому весьма трудно назвать какие-то еще психические черты, свойственные всем алкоголикам до деградации (психоорганического синдрома), кроме раздражительной слабости и невольного душевнотелесного оживления в разговоре об алкоголе (феномен, описанный Крепелином) с блеском глаз, иногда проглатыванием слюны, несмотря на обстановку врачебной строгости и даже плохое только что настроение пациента.

* Ганнушкин понимает здесь «наркоманию» широко (включая в нее и алкоголизм).


Больные этой группы обыкновенно приходят к врачу лишь под давлением родственников, начальников по работе, чтоб искупить прогул по причине запоя, чтоб жена не бросила и т. п. Эмоционально-стрессовая гипнотерапия по В.Е. Рожнову или лечение антабусом на первых порах весьма хорошо действуют: больного «мутит» от вида водочной бутылки, или при лечении антабусом сделает себе осторожно «домашнюю провокацию», например пивом, и соглашается, что «хорошее лечение». Однако главная трудность в лечении таких больных состоит в том, что через 2—3 месяца трезвой жизни, позабыв трагедию прошлого пьянства, после работы чувствуют себя «не в своей тарелке», духовные интересы весьма скромны, и без водки, прежних собутыльников до того скучно, что «уж лучше запои». И начинают «увиливать» от подкрепляющих эмоционально-стрессовых гипнотических сеансов, отказываются от антабуса, дескать, ослабляет половую функцию, пытаются уверить близких, врача, что теперь-то уж смогут они пить «как все люди». Мниховский (1886, с. 55), описывая подобных субъектов, замечает, что они относятся к болезням, как дети: признают лишь «такую болезнь, которая проявляется острой болью или какими-нибудь наружными признаками, например нарывом, опухо-

 

жзтт:

 

Глава В

 

лью, которые можно было бы ощупать пальцем, чтобы удостовериться в их существовании». «Лечение (...) начинается тогда, когда болезнь произвела крупные опустошения, и прекращается в самом начале, лишь только почувствовалось облегчение». Ругаются с близкими перед каждым визитом к врачу, прячут антабус под язык и, выпив воду, спешат в туалет выплюнуть лекарство*. Алкогольные соблазны вокруг пациента, бывшие собутыльники с коварной ухмылкой решают тут дело. Лишь в тех случаях, когда больной, начав лечиться, приводит к врачу прежних своих собутыльников и лечится с ними «за компанию» или находит увлекательное занятие (спорт, аквариум, строительство дачи, собака и т. п.), наступают длительные ремиссии. Следует, сколько возможно, бороться здесь с примитивностью пациента, пытаться будить спящие иногда не мертвым сном духовные интересы. Бывает, такой пациент, отказывающийся от гипноза и антабуса, благодаря только теплому врачебному вниманию и беседам «про жизнь», целые годы приходит амбулаторно раза два в месяц «доложить» доктору, что в рот не берет и потолковать об интересных предметах.

* Чтобы быть уверенным, что лекарство попало в желудок, следует порошок антабуса высыпать в стакан с водой или молоком и дать выпить, пояснив: «чтоб лучше всосалось».

** Сегодняшнее название — метод больнично-заводских профилакториев для алкоголиков.


Эти трудолюбивые алкоголики в стационаре нередко делаются печальными или развязными без привычной работы (например, слесарной, токарной). Потому здесь особенно желательно ввести в лечение привычный им труд. Лучший в наши дни вариант стационарной терапии прежде всего для этой группы больных (видимо, самой большой) есть разработанное в последние годы под руководством В.Е. Рожнова трехмесячное (и долее) «сочетанное психотерапевтическое и трудовое лечение алкоголиков, при котором ведущее значение приобретает взаимодействие психотерапевтических методов лечения с активной, полноценной работой в условиях заводского предприятия»**. Эта система лечения, возникшая в начале 1968 г. на загородной клинической базе нашей кафедры психотерапии (ЦИУврачей) в Рузской психотерапевтической больнице № 4 Московской области (в то время главный врач — B.C. Чугунов, ныне — В.А. Сыров), включает в себя атмосферу оптимизма и веры в лечение, коллективную эмоционально-стрессовую гипнотерапию по В.Е. Рожнову, аутогенную тренировку, рациональные психотерапевтические беседы, медикаментозное лечение, и все это — в условиях труда на Дороховском стекольном заводе (Рожнов В.Е. Эффективность трудовой терапии // Мед. газета, 23 июня 1972, с. 2). Директор завода П.В. Зворыкин с помощью больницы открыл заводское отделение (100 коек) для алкоголиков. С душевным азартом энтузиаста он показывает-рассказывает нашим врачам-курсантам, где тут, в отделении, у него гипнотарий и где палаты.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.013 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>