3.18.18. Тема человеческого бессмертия в Терапии творческим самовыражением (1991) б8)
Об этом поневоле приходится говорить в наших «дефен-зивных» группах. Тревожно-ипохондрические, боящиеся смерти пациенты должны осознать, прочувствовать каждый свое, целебмо-личностное отношение к этой вечной теме. Аутистические, истинно религиозные люди, понятно, более защищены от страха смерти. Чувствуя природой своего существа изначальность духа по отношению к телу, чувствуя свои переживания поселившимися в теле как временном пристанище, они веруют в бессмертие души — частицы бессмертного Бога, Вечного Разума. Люди реалистически-эмоциональные обретают нередко синтонно-полнокровную, детски-сказочную веру гоголевской Ганны, для которой звезды в небе — «это ангелы божий поотворяли окошечки своих светлых домиков».
Реалистически-рассудочные дефензивные люди, чувствующие изначальность, первичность материи, тела по отношению к духу, не способны веровать в бессмертие души. Они подспудно чувствуют известную предопределенность особенностей своей души особенностями тела, которое для них уже не есть просто «коробка для души». Тело и дух едины, и тело светится духом. Они не способны представить свою душу черточкой, искрой единственной в мире Личности — Божественной, не способны понять свою духовную индивидуальность в отрыве от природной, телесной, и потому душа без тела — медузно-аморфная, «безработная» — им не интересна. И от этого нередко одиноко и страшно. Но почему эти люди, когда больны или близки к смерти своей старостью, тянутся к природе, детям? Потому что чувствуют здесь свое продолжение. И мы помогаем им продумать-прочувствовать это. Я — часть Природы и войду своим умершим телом в Природу, останусь в детях, даже если это не мои дети, это дети Человечества, то есть все равно мои родственники. Было бы невыносимо ужасно умирать, зная, что вместе с тобой исчезнет все живое. Хотя, конечно, химическими элементами своими остаемся навсегда в неживой природе (в камнях, огне, воде), но хочется еще пожить после смерти в живом. Тогда чувствуешь себя упавшим с дерева листом, а дерево продолжает жить — и в нем живут все опавшие во все годы листья, их живые следы. И если вдобавок к этому как-то останусь в людях хоть крупицами своей духовной жизни (кого-то воспитал, кто-то когда-то будет читать то, что я написал, например, в письме, и т. д.), — то еще легче умирать.
3.18.19. Материалист или идеалист? (1994) 7б)
В процессе Терапии творческим самовыражением пациенты с тревожными и депрессивными расстройствами исследуют с помощью психотерапевта свой характерологический склад, радикал (это может быть смешение радикалов — например, при эндогенно-процессуальной патологии), предрасполагающий к материалистическому или идеалистическому мироощущению. Таким образом пациент укрепляется в материалистической или идеалистической определенности своих взглядов — и смягчается душевная напряженность, яснее становится свой, творческий путь, смысл, приходит целебное вдохновение. Часто прошу пациентов в группе сосредоточиться и ответить на вопрос: чувствую движение духа в себе как изначальное или как порождение своего тела, мозга. То есть чувствую себя источником своего духа или приемником (сосудом), воспринимающим Духовную программу, Принцип, Бога, Красоту, Гармонию, Любовь, Вечный Разум? Пациенты материалистического склада при этом обычно не сомневаются в том, что их тело (частица саморазвивающейся Природы) — источник их духа, так же как не сомневаются в том, что им созвучно, как именно свое, реалистическое искусство. Пациенты идеалистического склада либо не сомневаются в обратном, либо поначалу теряются в сомнениях или даже утверждают, что тело (материя) первично по отношению к духу (меня-де так учили). Вот тут нередко существенно помогает вопрос психотерапевта: «А как чувствуете-думаете, существовала ли красота, гармония до возникновения Человечества и останется ли после Человечества? Пациенты эти, сомневающиеся в идеалистичности своего мироощущения или даже считающие себя материалистами, отвечают, что да, Красота, Гармония вечны, они есть и в Природе без человека. Пациенты-материалисты возражают на это: это-де только человек видит в Природе то или иное прекрасное, сообразно своим личностным особенностям, а само по себе прекрасное (красота, гармония) не существует. Здесь-то и можно психотерапевту подчеркнуть пациентам, что чувство существующей самой по себе Красоты, Гармонии — это и есть чувство изначально и вечно существующего Духа, правящего миром, и в том смысле, что «Красота спасет мир». Божественная, космическая Красота как Нерушимое запечатлена, например, в картинах Николая Рериха. Изначально и вечно существующая сила Любви пронизывает и пришвинскую природу. Эта волшебная сила поможет (как чувствуется заранее) мальчику Митраше («Кладовая солнца») выбраться из клюквенного болота, в которое его засасывает. Оттого у Пришвина и нет земного страха-тревоги за мальчика, который, кажется, вот-вот погибнет. Автор подробно любуется в это время и кустом можжевельника, и вечерним солнцем, выбросившим из «толстого облака» на землю «золотые ножки своего трона».
3.18.20. О психотерапевтической технике и
психотерапевтическом личностном переживании (1994) 81>
Во многих случаях, в работе с несложными переживаниями, для реальной помощи довольно психотерапевтической «техники» (внушение, гипноз, психическая саморегуляция, поведенческие приемы и т. п.). Но в случае сложных переживаний необходимо и сложное целебное воздействие духовной культурой. Это выдвигает на первый план не навык, а личностное переживание психотерапевта. Психотерапевт в таком случае, в сущности, становится на один уровень с писателем, художником, священником, и здесь гаснет значение его ученых степеней и званий, остается личность, личностное мироощущение, в духе которого психотерапевт пытается воспитывать своего пациента.
3.18.21. К терапии шизоидных страхов (1994) щ
Утонченные шизоиды с навязчивыми страхами плохо воспринимают внушение психотерапевта. Составленные вместе с пациентом лечебные формулы самовнушения также часто не действуют основательно. Обычная причина этого — невольное «капризное» сопротивление аутиста «покушению» на его духовную индивидуальность. Для успеха дела формулы самовнушения должны быть тут составлены как бы только самим пациентом (при легких побуждающих к этому советах психотерапевта), — составлены так, чтобы в них отчетливо звучала личностная особенность шизоида. Особенно сильно эти формулы (уговоры, ободрения) действуют при прослушивании их через наушники из магнитофона: нередко создается при этом у пациента впечатление своего собственного убедительного внутреннего размышления.
3.18.22. О растерянности дефензивов перед бездной несделанного (1996) щ
Человек с болезненным переживанием своей неполноценности нередко тревожно-панически теряется в душе от того, что так много еще не успел прочесть книг, так мало прослушал музыкальных произведений, многого не научился еще делать. Дабы смягчить эту тревогу-панику, важно реалистически опереться на продуманную убежденность в том, что знать все невозможно и даже недостойно человека, поскольку он — не безличностная машина. Пациенту важно научиться достаточно быстро выбирать из книг, картин, из всего моря жизни (для высвечивания, укрепления, обогащения своей личности, своей общественно-полезной жизненной дороги) в основном свое, то есть созвучное своему мироощущению, тесно связанному с личностными особенностями. Этого, по-настоящему созвучного и особенно серьезно помогающего быть самим собою, не так уж и много.
3.18.23. Заметка к занятиям с больными алкоголизмом (1996) 91>
Сообщения в клубе трезвости об алкогольных страданиях некоторых известных дефензивных (испытывающих чувство неполноценности) художников (например, Саврасова, Мусоргского), случается, воодушевляют иных алкоголиков на выпивку («уж если они этим грешили, то мне сам Бог велел»). Но у многих дефензивных алкоголиков, напротив, обычно крепнет на таких занятиях желание жить совершенно трезво, прежде всего, из искренней благодарности психотерапевту. Ведь психотерапевт с глубоким сочувствием относится к спившимся талантам, подчеркивает их общие дефензивные свойства с пациентами и этим самым как бы ставит их (пусть только характерологически) на один, человеческий уровень.
3.18.24. О существе синтонно-реалистического (сангвинического) характерологического
радикала (1996) 92>
Дефензивным пациентам (в группах творческого самовыражения) для углубленного понимания людей, себя, человеческих ценностей и недостатков следует осознать-прочувствовать суть синтонности. Синтонный (естественный, сангвинический) человек, — объясняю обычно пациентам, — живет прежде всего земными, естественными чувственными переживаниями. Естественная, натуральная (син-тонная) чувственность, связывающая в единую уютную слаженность движения души и тела, часто бурно-красочная, отличается от авторитарной чувственности отсутствием агрессивной напряженности, а от демонстративной (истерической) — отсутствием истинной позы, которая всегда холодновата. Естественность всегда реалистически, по-земному тепла. Это тепло порождается слиянием солнечной радости и тревожной печали (кречмеровская диатетическая пропорция). И это видится-чувствуется, например, в картинах разнообразных синтонных художников (Кипренский, Тропи-нин, Буше, Ренуар), в творчестве синтонных поэтов (Берне, Беранже, Пушкин), композиторов (Моцарт, Россини, Штраус). Синтонный человек может быть юмористическим, хмурым, печальным, тоскливым, лукавым, может быть заботливым врачом, бесценным администратором, искренним революционером-борцом за народное благо, писателем земных переживаний, чувственным прожигателем жизни, но он всегда реалистичен, полнокровен, практически-энергичен в своих делах и мыслях. Особенно в случаях сильного горения этой естественной чувственности он может терять голову в любовных и гурманистических увлечениях, но он и тут всегда, как правило, искренен. В этом смысле, помнится, сказал мне один синтонный человек, что в жизни своей был близок с двумястами четырнадцатью женщинами, но ведь каждую искренне любил. Синтонный человек не то чтобы просто истерически вытесняет из сознания неугодное его чувству, а скорее, не может устоять перед яркой силой своих ощущений, перед своею высокой чувствительностью. В то же время он может быть глубоко и надолго привязан-предан тому человеку, который даже одним существованием своим рядом с ним психотерапевтически смягчает его разнообразные тягостные переживания (тревогу, ипохондрии, страхи за близких, подозрительность в том, что худо к нему относятся, ревность и т. д.).
Своеобразная, даже порою симпатичная своею милой естественностью, грубоватым юмором безнравственность сангвиника (может синтонно украсть, синтонно намекнуть на взятку, синтонно «облапошить» и т. д.), конечно же, все равно есть безнравственность. Но в жизни (рядом с сангвиником) важно научиться чувствовать для себя: что здесь простительная слабость, а что уже трудно простить. И всегда следует помнить, что та же жажда к естественным чувственным переживаниям у других сангвиников или у этих же самых лежит в основе и высокой теплой (без тени брезгливости, рассудочности) практической, земной заботы о человеке, особенно в беде (например, няня, сестра в больнице), в основе искрометно-освежающего или просветляющего доброй печалью синтонного творчества.
3.18.25. О существе психастенического (реалистически-
деперсонализационного) характерологического
радикала (1996) 93)
В группах творческого самовыражения вместе с пациентами стараемся проникнуть в самую сердцевину психастенического. Вспоминаем поначалу о павловской вяловато-бледной чувственности психастеника, связанной с природной «жухлостью» его «подкорки», «животной половины». Чувственно вялый, рассеянный, он не способен интуитивно-отчетливо чувствовать людей, отношения между людьми, отношение людей к нему. Он вообще непрактичен в широком смысле, мало способен к пряно-чувственным радостям жизни. Поскольку психастеник одновременно и робок, тревожен, раним, совестлив, боится смерти, он склонен к углубленным нравственно-этическим переживаниям. Его природная недостаточность чувственности компенсируется и гиперкомпенсируется тревожно-сомневающимся размышлением-анализом происходящего с ним и вокруг, дабы как-то все же, хоть с помощью рассудочности, приспособиться к жизни. Размышляющая реалистическая тревожность, пронизывающая чувственную вяловатость-блеклость, обнаруживается характерологической деперсонализационно-тревожной неуверенностью в своих чувствах к людям и событиям, нерешительностью в делах, при том что голова вроде бы ясно все понимает. Эта неуверенность в своих чувствах, переходящая нередко в деперсонализационное онемение души (в минуты радостного события, в разговоре с неблизкими людьми, на похоронах близкого человека), вызывающая чувство вины, — по временам, когда психастеник способен спокойно думать, чувствовать наедине с собою, ослабевает, уходит, и он теперь глубже понимает-чувствует себя, свое отношение к людям, происходящему, свою способность к глубокой, внутренней любви, душевной привязанности, и может это ясно выразить, например, в письме, в рассказе. Таким образом, психастеническая эмоциональность — не чувственная, не пылкая, а задушевно-размышляющая, способная сопереживать и с аутистом, и с циклоидом, деликатно-скромная своими пастельными, чеховскими красками. Порою, однако, психастеник (чаще неосознанно) уходит в яркие тревожные краски, чтобы раскрасить-воспалить свою блеклую чувственность, как это делал психастенический импрессионист Клод Моне.
Указанная психастеническая особенность в своей болезненной выраженности, понятно, трудна в жизни: плохо чувствует психастеник, чего от него хотят люди, переживает, что холоден к близким, что непрактичен-недеятелен, несмел в своей нерешительности, не способен страдать, когда это уместно. Но эта же особенность побуждает в процессе жизненного приспособления к подробным обостренно-нравственным, реалистически-психологическим размышлениям-поискам с гамлетовской способностью нередко видеть-чувствовать то, что малодоступно уверенным в себе и практичным, сразу все замечающим и понимающим людям.
3.18.26. о существе аутистического
характерологического радикала (1995) 87)
В отличие от разнообразных идеалистически-одухотворенных методов психологической, психодинамической терапии творчествам, экзистенциально-гуманистической терапии личностным ростом, самоактуализацией (Э. Фромм, А. Мас-лоу, Я. Морено, К. Роджерс, Р. Ассаджиоли, Ф. Перлз, В. Франкл, Г. Аммон, Э. Францке, И. Цверлинг, В. Креч-мер, Г. Гибсон, Э. Биньек) Терапия творческим самовыражением применяется клинически-дифференцированно и лечебно обучает самих пациентов элементам клиники, характерологическим радикалам и даже некоторым психотерапевтическим тонкостям, дабы пациенты могли осознанно опереться на свои природные творческие силы-особенно-
сти — психастенические, аутистические и т. д. Например, в наших уютно-камерных группах аутистические пациенты творчески общаются с произведениями искусства, изучая, как именно выражают себя, в том числе, аутистические художники. Для этого важно яснее представлять себе аутисти-ческое в сравнении с другими характерологическими радикалами.
Как рассказываю пациентам о существе аутистического? Разрешаю себе толковать аутистическое гораздо уже и в несколько ином преломлении, нежели Эуген Блейлер (1927). Не просто как стремление спрятаться от внешнего мира во внутренний, например, с помощью галлюцинаций, бреда, нелогично-аффективного мышления, а как природную склонность (проступающую нередко лишь с годами) чувствовать движение своей души более или менее самостоятельным от тела, то есть независимым от тела своим происхождением. Чувствовать душу свою «самособойной» (аутистической) частицей изначального вечного Духа, правящего миром,чувствовать себя, больше или меньше, во власти Духа. Различными словами обозначается Дух: Бог, Истина, Гармония, Красота, Смысл, Творчество, Вечный Разум, Личность, Цель, Абсолютный Принцип, Нерушимое. Аутист, обычно чувствующий Дух как подлинную реальность, изображает эту реальность как что-то свободное от земного, телесного естества, — сновидными образами (Боттичелли, Вермер, Борисов-Мусатов, Шагал) или откровенными символами-иероглифами, сообщающими нечто из мира Вечного Духа (Кандинский, Модильяни, Петров-Водкин, Матисс). Это торжественно-символически-интеллектуальная божественная стройность музыкальных звучаний Баха, Бетховена или сновидное иероглифическое кружево Вивальди, Шопена, Чайковского, Рахманинова, но только не земная естественность-душевность Моцарта, Штрауса, Мусоргского, Бородина. Это могут быть научные цепи математических или психологических символов (теоретические науки). Во всяком случае, аутистическое творчество всегда как-то обнаруживает ощущение изначальное™ Духа. «Парадоксальное» переплетение обостренной чувствительности (сенситивности) с эмоциональной холод-новатостью в душе аутиста (психэстетическая пропорция Э. Кречмера) довольно понятно теперь. Аутист может быть сверхчувствителен, божественно-нежен к тому, в чем явственно является ему подлинная его реальность — Дух (наполненные Красотой крыло бабочки, конструкция самолета, архитектурный готический ансамбль, математическая формула, «иероглифическая» собака-такса, иконописное лицо человека и т. п.), и холодноват (даже дисфорически сердит) к близкому родственнику, поскольку в его земных, несимволических формах менее (как аутисту видится) проглядывает Дух. Аутистический патологоанатом, случается, рассматривая в микроскоп препарат аденокарциномы матки, восклицает: «Какая красавица!» — не переживая при этом с земной тревогой за эту знакомую ему больную женщину, потому что Красота вечна, она и есть настоящее, а все остальное — преходящий сон.
Посему трудно нередко даже самым нежным аутистам почувствовать, понять реалистически теплых людей и согреть их в тяжелую минуту. Но трудно им понять-принять и многих собратьев-аутистов с иной, не созвучной им аути-стической особенностью, как, бывает, иудаист не принимает христианина, и наоборот. Отсюда — напряженно-неловкое общение многих аутистов даже с близкими людьми, невидимо-стеклянная малодоступность при возможной внешней ловкости-общительности, обостренное неприятие малейшей авторитарности, жесткая требовательность к людям в рамках своей аутистической системы-иероглифа, служебные и семейные конфликты, практическая неспособность делать работу, не созвучную душе, не развивающую целебно душу. Но благодаря этой же своей сути, многие аутисты способны жертвовать собою во имя Добра и Красоты, прекрасно-бескомпромиссны, никого не боятся, кроме Бога-Совести в себе. Впрочем, вопрос аутистической совести-нравственности нередко весьма сложен для реалистов в наших группах творческого самовыражения. Так, аутистический старый горбатый карлик-медовар из английской баллады «Вересковый мед» (Р. Стивенсон) просит врагов бросить в пропасть сына, чтобы затем вздохнуть облегченно: мальчик уже не выдаст врагам «святую тайну» приготовления меда, она умрет вместе с карликом. Как тут быть с общечеловеческим пониманием нравственности (поступающий безнравственно не хотел бы, чтобы с ним поступили так же)? Старик-то скорее всего убежден, что на месте мальчика хотел бы, чтобы с ним поступили так же во имя «святой тайны», которая для него есть проявление Духа.
В творческом самовыражении аутисту надобно изучить-прочувствовать свою творческую личностную особенность, то есть свой смысл-путь и свои тропинки к другим людям, людям, которых, быть может, теперь возможно понять и душевно принять.
Таким образом, благодарно опираясь на работы Э. Креч-мера и П.Б. Ганнушкина, однако, отмечу, что самое существо аутистического (шизоидного) радикала состоит не в чемто таком, что объединяет шизоида и больного шизофренией (есть, кстати, немало шизофренических пациентов без заметной аутистичности и даже с «матерой» гиперреалистичностью), — а именно в природной склонности к аутистически--идеалистическому мироощущению с осознанной или неосознанной убежденностью в изначальное™ не саморазвивающейся Материи, а именно Духа, который как-то «слышит» каждого из нас и каждым руководит.
3.18.27. Заметки к Терапии творческим самовыражением
а утистических пациентов
(1996) 94>
1. Клинико-психотерапевтачески исследуя вместе с пациентами особенности их аутистичности, иногда сталкиваемся с тем, что для них дух, разум, ощущаемый ими как первичное по отношению к материи, — сам тоже материален, даже наследственно-материален, и дает программу мозгу как вычислительной машине. При этом этот «материальный дух» вечен, существует независимо от нас и наши мысли после нашей смерти «вплетаются» в единую мировую мысль, как думал об этом и Циолковский (по воспоминаниям Чижевского). Тут важно помочь понять-прочувствовать пациенту его такого рода механический материализм, «механическую аутистичность», чтобы глубже общественно-полезно это применить (например, в научно-экспериментальной работе).
2. Все здесь не так уж просто. Психастенику, например, поначалу нередко неприятно и, значит, «не созвучно» свое (психастеническое) в творчестве и жизни Чехова, потому что презирает в себе это «слабое». А дефензивному аутисту нередко неприятны символически-философические картины Матисса и Модильяни, потому что голова и так напряжена профессиональным (например, конструкторским) аналитическим раздумьем, которое усиливается картинами такого рода. Ему же хочется отдохнуть от аутистической, конструкторской работы с синтонно-теплым творчеством Тропинина и Ренуара.
3.18.28. Чтобы собрать свое «Я» (1997) 104>
При тягостной депрессивной разлаженности, неопределенности пациенту, понятно, следует всячески пытаться целебно «собрать»,, высветить, подчеркнуть свое «Я». Иногда помогает сделать это чтение про себя или вслух в тишине — своего собственного творческого текста, в котором и сосредоточено свое «Я» (черновик письма кому-то, рассказ, очерк и т. д.), рассматривание своих рисунков и творческих слайдов. Когда же трудно или даже неприятно бывает читать себя, может помочь слушание своего рассказа, очерка из уст товарища или такого рода магнитофонная запись.
3.18.29. К беседе о Природе (1997) 1Щ
Мы вышли из Природы и связаны с Природой даже самым тонким, нежным движением своей души — в том смысле, что оно имеет под собой биологическую, телесную основу. Но как именно происходит этот волшебный переход душевного целительного движения в телесное целительное — это, видимо, такая же вечная тайна, как и вообще Тайна соединения, встречи тела с духом, Тайна происхождения Духа. Я не религиозный человек, по природе своей — материалист-клиницист и чувствую себя «песчинкой» саморазвивающейся Природы-стихии, источником собственного духа, не существующего без моего тела. Священник же, например, чувствует себя, свое тело как приемник всезнающего, провидящего Божественного духа, т. е. для него тело — сосуд, временное пристанище для духа, своеобразный «телевизор» (как говорят сейчас на Западе), который ловит Духовную программу. Человек, по природе своей склонный к религиозной вере, часто уже в детстве в прекрасных растениях и животных вокруг чувствует-видит Бога-творца. Так, священник и ученый Павел Флоренский еще ребенком чувствовал по временам, как «сокровенная сущность», Бог, с любовью, то нежно, то лукаво-весело, смотрит на него глаз в глаз из скромной фиалки, из зеленого лягушонка {ФлоренскийПавел, священник. Детям моим. Воспоминания прошлых дней (...). М.: Моск. Рабочий, 1992, с. 88). И доказать, кто тут прав, кто не прав (материалист или идеалист) — невозможно, так как убеждение каждого из нас выходит прежде всего из нашего особенного природного чувства-ощущения. Своими разными духовно-нравственными мироощущениями мы дополняем друг друга, и мир в целом видится Человечеством богаче, сложнее, полнее, точнее, добрее.
3.18.30. К особенностям переживания природы
психастеником (1998) т
Психастеник и в общении с природой пытается выбраться к спокойно-отчетливому себе самому из своей тревожной деперсонализационной «мороси». Ему видится в природе что-то ему созвучное, человеческое, нередко грустное, застенчивое. Как Клоду Моне в его «Стоге сена», или как у Чехова в «Степи»: «будто степь сознает, что она одинока, что богатство ее и вдохновение гибнут даром для мира, никем не воспетые и никому не нужные». Может быть, все учение психастенического Дарвина есть поиск этого своего, человеческого, в природе.
3.18.31. Клубная реабилитация душевнобольных и Терапия творческим самовыражением (1998) Ш)
Приходится встречаться с суховатой строгостью работников клубных домов — стремлением лишь когнитивно-поведенчески учить инвалидов варить кашу и ходить в магазин за овощами. Но ведь можно одухотворенно-творчески «выразить себя в каше» и прогулку в магазин превратить в маленькое творческое путешествие с сумкой к соседнему дому с поиском необычного в обычном. Многие душевнобольные инвалиды, убежден, духовно богаче многих душевно здоровых людей, болезнь не позволяет им быть посредственностями, и они тянутся именно к такой одухотворенной, личностной реабилитации, чувствуя себя в ней более людьми благодаря ожившей душе.
3.19. О ПОВСЕДНЕВНО-ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ТЕРАПИИ
ТВОРЧЕСКИМ ОБЩЕНИЕМ С ПРИРОДОЙ (1997) 102)
Нередко пациенты с хроническими депрессивными расстройствами, с переживанием своей неполноценности, аморфности своего «Я» не могут по каким-то причинам пройти даже краткосрочный курс Терапии творческим самовыражением. Тогда возможно попытаться хотя бы простейшими способами, например, творческого общения с природой, побуждать их учиться смягчать свою депрессив-ность-напряженность. Рассказываю-поясняю пациентам в таких случаях следующее.
Что значит творчески общаться с природой? Творчество — выполнение какого-то дела по-своему, в согласии с особенностями своей неповторимой души. Все, что сотворено душой, является в мир впервые: будь то написанное с душой письмо, какой-то рисунок или наше особенное чувство, переживание в общении с людьми, искусством, природой. Творчество есть, таким образом, встреча с собою, чувство себя. Тоска, страх, тревога — это расстройство, разлаженность души, часто с переживанием душевной аморфности, неопределенности. Творящий человек все более чувствует себя собою, и это теснит душевную тягостную неопределенность-кашу, поднимает в творческом вдохновении. Можно творчески общаться с повестью писателя, т. е. искать там себя, свое и радоваться этой встрече, и можно искать себя, созвучное себе в природе: например, в березе, калине или в перламутровой стрекозе над лесной лужей. И тут созвучно каждому свое. Надо свободно почувствовать свое, не слушая никаких советов, наставлений. Свое — это когда тебе хорошо с этим. Встреча с собою в природе целительна для напряженного человека. Телесная основа этой душевной помощи — раскрепощение наших природных защитных сил, отворение внутренних аптек. Вот подходишь к розовым соснам, к кустам бузины с красными ягодами или осматриваешься в поле с клевером, ежой, разноцветными бабочками. Или в городском дворе нагибаешься над весенним ручейком, а рядом с ним среди грязноватого, талого снега желтеет цветок мать-и-мачехи, даже два цветка, один полураспустился. Надо теперь попробовать взять все это в душу, чтобы почувствовать, что же тут мое, что созвучно мне, с чем рядом хорошо, свободно, легко. И в это созвучное, родное, осветляющее душу, поднимающее в ней сокровенное, и надо глубже всматриваться-проникать, тихо размышляя. Например: ижа мне по душе, а тимофеевка не так созвучна, не так близка. Но иван-чай с этим лиловым хохолком — самый мой цветок, потому что с ним так хорошо, светло... Какая в нем красота для меня. А тимофеевка хоть и все-таки чужая мне, а все равно ей благодарен, потому что в сравнении с ней ярче вижу свое, родное.
Для того чтобы вот так, творчески общаться с природой, светлея душой, можно и не выходить на улицу, а подойти к домашним цветам в горшках на подоконнике и тоже попробовать взять их в душу: например, бегония мне близка своим прохладным, «капустным» полнокровием, а герань суховата, это не мой цветок. Так в выяснении, в высвечивании своего в сравнении с другим и становишься все более собою, вдохновенным собою. Для иных гораздо целебнее, в соответствии с их душевным складом, особенностями депрессии, общение с жуками или черепахами, змеями, нежели с преданной собакой, уютной кошкой. Кому-то лучше, например, с чертополохом, нежели с рябиной. Одному по душе аквариумные рыбки, другому — речные рыбы. Все это становится еще яснее, когда почитаешь, как по-разному стихийно лечились общением с природой такие по-разному страдающие люди, как, например, Жан-Жак Руссо («Прогулки одинокого мечтателя») и Михаил Михайлович Пришвин («Кащеева цепь»).
3.20. О реалистическом психотерапевтическом
театре — РПТТ (1995-1997)
3.20.1. Его основные черты (1995) 83)
1.Это не психодрама, а особая группа (труппа) творческого самовыражения (лечения исполнительским творчеством) для дефензивных пациентов. Это художественная частица клинической медицины, а не психологии, не искусства. Пациенты, как правило, занимаются одновременно и в обычных группах творческого самовыражения в рамках клинического метода Терапия творческим самовыражением (TTC). То есть, и психотерапевтический театр помогает здесь пациентам целебно сделаться немного психиатрами-психотерапевтами для себя и других.
2.Уникальность такого театра сказывается в том, что исполняются со сцены для зрительного зала только творческие произведения пациентов и психотерапевтов (пьесы, рассказы и стихи в концертах, творческие слайды и другое). Лишь музыка, танцы, некоторые слайды картин художников, слайды-портреты могут иногда прийти к нам на сцену со стороны.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |