Студопедия
Случайная страница | ТОМ-1 | ТОМ-2 | ТОМ-3
АрхитектураБиологияГеографияДругоеИностранные языки
ИнформатикаИсторияКультураЛитератураМатематика
МедицинаМеханикаОбразованиеОхрана трудаПедагогика
ПолитикаПравоПрограммированиеПсихологияРелигия
СоциологияСпортСтроительствоФизикаФилософия
ФинансыХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника

Бабочки никогда не умирают 10 страница



 

И все же ему не хватает наличия в доме кого-то живого. Это настораживает. Неужели он все же успел привязаться к кому-то настолько, что ему вновь стало недоставать живого тепла? Саша так и стоит в прихожей, задумчиво рассматривая свое отражение в зеркале у входа, и пытается осознать только что пришедшую в голову мысль, которая, мягко говоря, ему не нравится. Из всех людей— именно людей, стоит быть честным хотя бы с собой, и все еще витающий вокруг призрак Кости не в счет,— которые могли бы бывать и были у него дома в последнее время, он может вспомнить лишь Кирилла с его выходками. Осознание этого факта не радует, скорее, наоборот, выводит из себя еще больше. Странно, ведь по сути, Кирилл ничего такого не сделал, чтобы заслужить эту нелюбовь, в какой-то момент одергивает себя Саша, но злость никуда не девается. Все равно Кирилл не имел права разрушать его с таким трудом выстраиваемый заново мир, выставлять какие-либо претензии или обижаться. Он вообще не имеет ни на что права. Он не… Он не он. Не Костя.

 

Костя.

 

Саша заставляет себя выдохнуть набранный в легкие воздух и расслабиться. Насколько это возможно, конечно. Это просто юношеский максимализм и желание нагадить ближнему, что бы там не говорил о «прощении» Кирилл. Черт с ним. Саша переживет это, он старше, умнее. Он просто не будет обращать на него внимание, и это пройдет. Иначе быть не может.

 

Он, не глядя, швыряет на пол ключи и с силой трет переносицу, пытаясь восстановить спокойствие. Ни черта не помогает, но врожденное упрямство— отличная штука, и минут через десять он, скорее всего, сможет думать о чем-либо, кроме убийства злополучного волчонка и его звонков. Да и вообще, стоит бросить эту затею с неуместным самоедством и, последовав примеру Кирилла, отключить собственный мобильный. Может же он хоть один вечер расслабиться, отдохнуть от проблем? Конечно, может. Он преувеличено бодро снимает туфли, пытаясь одновременно отыскать тапочки, когда его взгляд цепляется за лежащую на тумбочке яркую упаковку. Рубашка.

 

Сколько она тут лежит? День? Два? Неделю? Саша хмурится, пытаясь вспомнить, когда же Кирилл принес эту злополучную рубашку, и, после недолгих подсчетов, с удивлением понимает, что прошло уже около двух недель, а он до сих пор не убрал ее в шкаф. Или стоило бы отнести ее на работу? Хотя… там и так хватает «запасной» одежды. Саша идет в комнату, задумчиво вертя в руках упаковку, но, так и не решив, что же с ней делать, просто кладет ее на стол, приказывая себе не забивать голову глупостями, а попытаться отдохнуть.



 

На часах половина десятого вечера. Расслабиться у него так и не получилось. Саша время от времени косится на телефон, который буквально через силу заставил себя выключить каких-то полчаса назад, и раздраженно хмурится. Слишком рано, чтоб пытаться уснуть, и слишком поздно, чтоб озадачиваться работой. Не то чтобы раньше его это останавливало— нет, просто не хочется. Саша и сам не знает, чего бы ему хотелось, а потому просто слоняется по квартире, бездумно переставляет книги на полках, перекладывает одежду в шкафу. Бессмысленное занятие надоедает быстро. Саша идет на кухню, но аппетита совсем нет, ему даже кофе не хочется. Так и не включив свет, он стоит там и словно чего-то ждет. Откуда-то с улицы раздаются голоса – даже высота пятого этажа не спасает от гуляющих во дворе соседей по многоэтажке – и на пару мгновений ему тоже хочется выйти на улицу прогуляться. Но минутная слабость проходит так же быстро, как и началась. Одному гулять скучно, да он и не помнит, чтобы хоть раз так поступал. Вдвоем, компанией – да, но один… Странно это выглядит.

 

Приходится включить телевизор, чтобы под мерное бормотание дикторов попытаться все же хоть немного отдохнуть. Саша щелкает пультом, переключая каналы с одного на другой, так и не решив, какую передачу ему бы хотелось посмотреть. Мелодрамы не привлекают, новости давно закончились, а от ток-шоу уже порядком тошнит.

 

Его взгляд опять падает на так и не распакованную рубашку. Саша вновь вертит упаковку в руках, сообразив, что все еще не решил, что же с ней делать: выкинуть жалко, но и ему она, в общем-то, не нужна. «Хотя, если избавиться от нее, то Кирилл обидится»,— думает в какой-то момент он и сам себя обрывает: какая разница обидится Кирилл или нет? Не его ума дело, что Саша сделает со своей же вещью. Если захочет, хоть на лоскуты порвет, зло шипит про себя Саша и, противореча сам себе, аккуратно складывает в шкаф, вновь усаживаясь на диван и делая звук телевизора громче, неожиданно для себя обнаружив, что ему интересна передача с довольно прозаичным названием «Тайны египетских пирамид».

 

<center>***</center>

 

Они у него в офисе. И это его стол. Да и стоны, если быть уж совсем объективным, принадлежат ему. Впрочем, не только ему. Они одни в кабинете, если не во всем здании.

 

Гладкое дерево столешницы неприятно холодит кожу, но это беспокоит Сашу минуты две от силы, пока он еще может воспринимать такие мелочи всерьез. И что-то – кажется, это была ручка— врезается в спину, заставляя ерзать по столу в попытке устроиться удобнее. Не самая располагающая атмосфера, но его сейчас больше волнует тот, кто с тихим рыком одной рукой сдирает с него рубашку, периодически матерясь вполголоса, а второй тянет брюки вместе с трусами вниз, сбрасывая на пол бесформенной кучей и ни капли не заботясь о том, в каком виде Cаша поедет домой.

 

— Блядь, и какого хера тут столько пуговиц? – шипит, выдирая с мясом последнюю блестящую пуговку, мужчина. Саше хочется рассмеяться, но едва зародившийся смешок перерастает в стон, когда, стянув-таки с него злосчастную рубашку, тот проводит языком по соску. Это уже не смешно. Саша сдавленно стонет, пытается дотянуться и поцеловать, но он уворачивается, дразнит, едва касаясь кончиком языка подбородка и опять склонившись, накрывает губами второй сосок.

 

Кажется, они сбросили на пол папку с проектом, стоившим Саше три бессонных ночи. Или четыре? Ему сейчас не до подсчетов. Он все еще слабо верит в то, что это на самом деле происходит, чтоб заморачиваться еще и неуместными в данной ситуации математическими вычислениями. Все, что его волнует, это тот, кто кусает его за плечо, пытаясь привлечь к себе внимание. Вылизывает его шею, с силой оглаживая бедра, или, сжалившись, целует, зарывшись пальцами в волосы на затылке. Целует так, что все остальное становится неважно. Саша пытается перехватить инициативу, соскальзывая со стола и прижимаясь всем телом к еще полуодетому партнеру. Он трется вставшим членом о его пах, даже через слой ткани ощущая возбуждение, дразнится, время от времени легонько прикусывая язык партнера. Тот шипит, дергая за волосы, и отстраняется. Саша непонимающе хмурится, но мужчина лишь быстро избавляется от мешающих брюк и опять притягивает его к себе.

 

Сашу словно бьет током от каждого прикосновения. Хочется прикасаться, привязать к себе, не давая возможности отстраниться. Стать одним целым, ощутить его в себе. Саша лихорадочно гладит партнера, куда только может дотянуться. Целует ключицы, прикусывает по очереди соски, осторожно, на пробу, щекочет языком родинку на плече. Хочется вылизать его всего, каждый сантиметр кожи. Удивительной, изумительно пахнущей кожи. Саша шумно сглатывает и втягивает воздух носом, опускаясь на колени. Бросив быстрый взгляд на искаженное страстью лицо мужчины, он облизывает пересохшие губы и, на мгновение утыкаясь носом в жесткие волоски в паху, осторожно пробует на вкус его член. Мужчина вздрагивает, выгибаясь, и Саша, подняв взгляд вверх, демонстративно облизывает кончиком языка головку. Никогда еще он не вел себя так по-блядски. И никогда еще ему не хотелось так себя вести. Он, чуть пососав головку, неспешно обводит языком ствол у самого основания, и, словно издеваясь, медленно насаживается на него горлом, прижимая языком к нёбу. Саша честно пытается расслабить горло, заглотнуть побольше, поймать ритм, который навязывает партнер, положивший руку ему на затылок. Так не совсем удобно, даже немного дискомфортно подстраиваться под кого-то, но он не останавливается. Мужчина рвано стонет, сжимая руку у него в волосах, и, когда Саше кажется, что тому осталось совсем немного до разрядки, тянет его за пряди вверх, разворачивая и толкая вперед, и он оказывается лежащим лицом вниз на столе.

 

Cаша нетерпеливо ерзает по полированной поверхности, с болезненным удовольствием вжимаясь стоящим членом в столешницу, и отстраненно рассматривает листок, выпавший, вероятно, из какой-то папки, когда сзади прижимается горячее тело. Он оглядывается, пытаясь поймать своим слегка расфокусированным взглядом чужой, и тянется за поцелуем. Но Костя – Саша просто шалеет от возможности называть, наконец, его просто по имени и едва сдерживается, чтобы не кричать это имя на весь безлюдный офис – с каким-то животным рыком гладит его по ягодицам, несильно надавливая на ложбинку между ними. Саша выгибается, подставляясь, и старается пошире расставить ноги, открыться еще больше. Наконец, тот, сжалившись, напоследок легонько шлепает его по ягодице и, приставив член к анусу, толкается внутрь.

 

Задыхаясь от собственных хриплых стонов, он только и может, что подмахивать, подаваясь навстречу, и вздрагивать от особо приятных толчков. Этот бешеный ритм и хриплое «Ч-чще-е-ерт», что сквозь зубы рычит Костя, сводит с ума, и Саше кажется, что до звезд осталось совсем немного. Сладкой судорогой оргазм скручивает все внутри него, заставляя захлебываться криками, и, на краткий миг выпадая из сознания, он вдруг понимает: что-то во всем происходящем не так. Он пытается поймать «неточность», уловить хоть намек на неправильность, но не может. Все слишком правильно и слишком реально. И лишь утопая в яркой вспышке оргазма, он замечает небольшое пятно. Ту самую родинку. Родинку, которой у Кости никогда не было.

 

Но зато он точно помнит, что такая есть у Ки…

 

<center>***</center>

 

…рила. Кирилл.

 

Саша ожесточенно трет глаза, пытаясь таким нехитрым способом стряхнуть остатки сна, но безуспешно. Такое сложно забыть. Его колотит мелкой дрожью, а по телу, кажется, до сих пор пробегает электрический ток оргазма. Мокрые простыни неприятно холодят кожу, Саше требуется несколько минут, чтоб выпутаться из кокона, в который превратилась его постельное белье. Он с недоумением рассматривает белесые потеки на бедрах, прежде чем понимает, что сон оказался слишком реалистичным. Неуютно как-то. И противно.

 

Тишина вокруг давит на уши. И Саше кажется, будь сейчас хоть кто-то с ним рядом, обязательно бы понял, отчего он проснулся, и осудил. Ему хочется замотаться с головой в одеяло, но влажная ткань льнет к коже, вызывая желание побыстрее смыть с себя липкую пленку. Саша брезгливо отбрасывает в сторону одеяло и направляется в ванную, надеясь, что прохладный душ поможет «смыть» и воспоминания.

 

Кажется, он слушал какую-то передачу о фараонах, и сам не заметил, как уснул. Саша ожесточенно трет мочалкой кожу, ежась под холодными струями воды, и упорно пытается не вспоминать свой сон. Он думает о Тутанхамоне, о чудо-способностях древних египтян, благодаря которым те смогли построить свои охренительно огромные пирамиды, и даже совсем немного о поясе Ориона. Но это что-то сродни попытке не думать о белой обезьяне, нервно усмехается про себя Саша, понимая, что в который раз намыливает подбородок, где, казалось, отпечатался ожог поцелуя.

 

Очень реалистичный сон.

 

И неправильный.

 

Эта родинка… Он был почти уверен, что ошибся, и ему привиделось, что они переспали, он почти убедил себя в этом. Глупо, да, но мало ли что придет в голову убитому горем и утомленному болезнью человеку? В какой-то момент, тогда, сидя на подоконнике, он решил для себя, что это был просто температурный бред, что ему снился Костя, которого воспаленное сознание просто заменило на кого-то «безопасного», живого. На Кирилла. И этот сегодняшний сон, он тоже неправильный. Не мог же Саша думать о Кирилле? Он бы еще понял, приснись ему Максим, но Кирилл… И вообще, что за дикая фантазия – секс на рабочем столе? А эта показная жестокость…

 

В голове мешаются остатки воспоминаний, поразительно четких и ярких, своей реалистичностью заставляющих задерживать дыхание, подставляя лицо струям воды. А еще как-то некстати в голову приходит понимание, что они с Костей никогда не занимались сексом в его кабинете. Да и, если честно, в офисе у него Костя был всего пару раз и исключительно по работе. И это Кирилл – не Костя— вечно усаживается на краешек его стола, покачивая ногой, и начинает читать лекции о том, что Саша ведет себя неподобающе начальству и вообще подает плохой пример подрастающему поколению. От осознания того, что именно, точнее, кто, вызвал такие нездоровые ассоциации с офисной мебелью, Сашу начинает потряхивать. Это неправильно. Это просто странные игры разума и его усталого подсознания.

 

 

<center>***</center>

 

Он облизывает губы. Щурится, с усмешкой глядя на Сашу. Лениво ерошит волосы ладонью. Шипит, разлив кофе на стол, и ругается вполголоса, а у Саши пальцы на ногах поджимаются, когда до него в первый раз доносится это приглушенное «Ч-чще-е-ерт»— настолько ярко он вспоминает в этот момент собственный сон. Горячая волна скатывается вниз по позвоночнику и замирает где-то в паху. Белье жмет. Ему одновременно и стыдно, и хочется это услышать еще раз, и он немного – совсем чуть-чуть, самую капельку – подается вперед, на звук голоса. Если так пойдет и дальше, то он просто не выдержит.

 

А Кирилл не унимается, ему невдомек, что он играет с огнем, и Саше кажется, что именно это неторопливое клацанье Васнецова по клавишам клавиатуры и есть самый эффективный способ вывести его из себя. Он ничего не может с собой поделать, но уже в который раз задается вопросом: она привиделась ему, эта родинка, или нет? И в который раз старается рассмотреть хоть что-то под рубашкой. Белой, как та, что так и нераспакованной лежит у него в шкафу.

 

Оказывается, пристальное внимание раздражает не только Сашу. В любой другой день он бы порадовался, что может хоть немного отомстить за минуты неловкости, что дарил ему стажер, целенаправленно доставая, но не в этот раз. Сегодня Саша настолько поглощен наблюдением за Васнецовым-младшим, что с точностью до минуты может назвать время, что понадобилось тому, чтобы найти вчерашнюю корреспонденцию, или количество ложек сахара, что бросает в свой кофе не любящий сладкое Кирилл. Вот и сейчас тот уже минут пять с преувеличенным вниманием ковыряется в верхнем ящике стола, но нет-нет да поднимает голову, вопросительно глядя на него, но, получив невнятное «Нет, ничего», опять погружается в работу. Чтобы еще через пять минут с тем же результатом повторить свой немой вопрос. Саша криво улыбается своему отражению в мониторе, ехидно замечая про себя, что скоро у них в кабинете будет два психа: он, сходящий с ума без посторонней помощи, и Кирилл, которого за каких-то полдня он успел довести до нервного тика.

 

Это смешно, но все утро Саша провел в мучительных размышлениях на тему новообразований кожи. Родинок, проще говоря. Почему-то именно эта деталь его сумасшедшего сна запомнилась наиболее ярко. Саше кажется, что стоит только закрыть глаза и провести языком по губам, как он почувствует солоноватый вкус кожи вокруг коричневого пятнышка. Понимание того, что ему первый раз в жизни хочется воспользоваться своим служебным положением и приказать подчиненному снять рубашку, сбивает с толку. Он ненавидит сам себя, пытается отвлечься, названивая Максиму и изводя того совершенно глупыми вопросами так, что под конец тот уже не выдерживает.

 

— Саша, будь человеком! – рычит ему в трубку Максим. – Или скажи, чего хочешь от меня, или перестань мотать нервы! Я не телепат!

 

Но Саше нечего ему сказать, он и звонит ему только ради того, чтоб отвлечься от глупых навязчивых мыслей, но только услышав нотки едва сдерживаемой ярости в голосе обычно спокойного Сурханова, он понимает, что ему действительно жизненно необходим перерыв. И, желательно подальше от Кирилла. Что в данный момент практически невыполнимо. Ему ничего не остается, кроме как спешно выйти покурить на улицу, буквально затылком ощущая недоуменный взгляд зелено-карих глаз.

 

С сожалением вытащив последнюю сигарету и выбросив пустую пачку в урну, Саша понимает, что если он умрет от недостатка никотина, то и тут будет виноват этот пакостный волчонок. Ведь именно Кирилл уже раз десять выбегал «на перекур», якобы мимоходом прихватив Сашину пачку сигарет, и едва слышно огрызался в ответ на возмущенное логиновское «Убери руки от чужого имущества!» банальным «не жадничай». Саша не жадничал, просто свои иметь надо.

 

Саша хмурится, щелкая зажигалкой, и пытается вспомнить, неужели Кирилл и раньше настолько часто злоупотреблял вредной привычкой? Но, как ни странно это звучит после сегодняшних «перекуров», оказывается, что сам Логинов видел его курящим только два раза: тогда, в больнице, и еще раз около офиса. Что-то не сходится в этой головоломке.

 

Впрочем, понимая, что сам Кирилл никогда прямо не ответит на вопрос о причинах своего поведения, даже если его спросить напрямую, Саша вдруг осознает, что за весь день этот поганец ни словом не обмолвился о своем неподобающем поведении и десятке звонков во время ужина. Просто сделал вид, что ничего не было, а сам Саша не рискнул задавать вопросы. Не сейчас, не после этой ночи, когда любое слово, обращенное к Васнецову-младшему, отзывалось сладко-постыдными воспоминаниями о гладком дереве столешницы и собственных стонах в пустых коридорах. Стыдно признаться, но он проигнорировал удивленные взгляды Оксаны и впервые за три года предпочел выслушивать отчет, стоя у окна, наплевав на ехидное Кириллово «Неужели кресло жмет, начальник?», но за весь день всего пару раз смог заставить себя прикоснуться к гладкому дереву. Ему казалось, что стоит только осторожно провести по лакированной поверхности и у него на лице отразится все, что он видел в своих мокрых снах этой ночью. Так что приходилось играть роль статуи в своем собственном кабинете.

 

— Да мать твою, сколько можно?! – возмущенный вопль раздался, кажется, над самым Сашиным ухом, заставив его подпрыгнуть на месте. Глядя на возмущенно-недовольное выражение лица Кирилла он понял только то, что тот уже не первый раз обращается к нему с вопросом. А все, что может Саша – это смотреть на складку рубашки на его правом плече и стараться удержать себя от опрометчивого поступка. Безрезультатно пытаться.

 

Ему плевать, что в тот момент подумал Кирилл, но когда он поймал себя на том, что еще немного, и он прикоснется к белоснежной ткани, было уже поздно. И ошалелый взгляд Кирилла сказал все за него. Он окончательно сошел с ума.

 

<i>«Только ты. У меня остался только ты».</i>

 

В какой-то момент это стало аксиомой и для него.

 

========== Глава 14 ==========

Иногда возникает такое ощущение, что все происходящее не более чем бред. Фантастическая сказка, неясно почему ставшая реальностью. Притягательной, искушающей и оттого еще более невероятной.

 

Ты ждешь чего-то, надеешься изо дня в день, а когда оно вдруг случается, то не знаешь, что делать. Стоишь, застыв в нерешительности, и ждешь указания свыше. Или – просто подходящего момента.

 

А время идет. И сказка, еще мгновение назад казавшаяся такой реальной, растворяется в дымке. Мгновение, другое… и ее больше не будет. Тебе больно, обидно, ты зол на себя, на окружающих, на кого-то невидимого, но такого жестокого, того, кто отнял ее у тебя. Злишься на себя. И понимаешь, что такое уже никогда – уж точно никогда в твоей жизни – не повторится. И обещаешь в следующий раз не упустить свой шанс.

 

Чтоб уже буквально завтра сделать ту самую ошибку.

 

Банально, не правда ли? Но именно так все и происходит изо дня в день. Ожидание, возведенное в наивысшую степень нетерпения, минута предвкушения и полное фиаско как результат. Логично. Привычно. Ожидаемо.

 

Саша точно уверен, что он много раз упускал свой шанс. Не успевал принять решение, боялся сделать один-единственный шаг, не хотел рисковать тем, что имел. Он понимал это и каждый раз корил себя за нерешительность, обещая, что…

 

Но не сегодня, не сейчас. В этот раз он был настроен идти до конца. Он устал бороться с самим собой. Слишком мало было в последнее время моментов, когда он чувствовал себя живым.

 

Он осторожно прикасается к ткани, стараясь не замечать того, стоило только протянуть руку, Кирилл замер настолько неподвижно, что в Сашину голову закрались сомнения – а дышит ли он вообще? Но стоило на пару секунд задержать ладонь на его груди, чтоб понять – жив, даже под тонкой тканью ощущается, как сердце бьется словно сумасшедшее. Саша расстегивает злополучные – опять перламутровые, чтоб их!— пуговки, старательно уговаривая себя не сорваться и не разодрать ткань. Одну за другой, медленно, давая возможность вырваться и прекратить этот безумный кошмар. Не то чтобы ему этого хотелось, нет, но он пообещал себе быть честным с самим собой, что все же стоит оставить хоть минимальное право выбора Кириллу. Право выбора. Звучит, наверное, глупо, если учесть, в какой именно ситуации они оказались и по чьей вине.

 

Но Кирилл не двигается, только сжимает плотнее побелевшие губы, словно боится хоть звуком, хоть вздохом нарушить тишину. Стоит, сжимая кулаки, словно и сам опасается сделать что-то не то, но не пытается оттолкнуть. И Саша срывается. Спешит прикоснуться, стараясь поскорее убедить себя в том, что ему привиделось, что это все сон, глупый, реалистичный – или просто чужой кошмар, в котором он оказался— сон, но, уже сдернув резким движением рубашку с плеча Кирилла, понимает, что ошибся. Родинка. Она есть, она никуда не делась и понимание этого переворачивает всё с ног не голову.

 

Кирилл вздрагивает, когда Саша осторожно обводит пальцем по контуру небольшое родимое пятнышко – странно, но он был уверен, что оно больше – и едва ощутимо надавливает, пытаясь стереть его. Не получается. «Вытереть не получается»,— уже приоткрывает рот Саша, чтобы пожаловаться вслух, когда понимает, что одним безумством больше, одним меньше – какая разница? – и, склонившись, быстро проводит языком по коже. От прикосновения языка Кирилл дергается, пытаясь уйти от контакта, но тут же, качнувшись навстречу, придвигается ближе. Всего на миллиметр – невозможно далеко и близко одновременно, как кажется одуревшему от солоноватого вкуса чужой кожи Саше, – но поддается вперед.

 

Кажущаяся доступность сводит с ума. Он уже не знает, где заканчивается граница реальности и начинается его бредовая фантазия, но, даже если бы и знал, остановится все равно не смог. Это выше него. Сантиметр за сантиметром он чертит губами узор на его плече, придирчиво прислушиваясь к дыханию, к сумасшедшему стуку сердца, к ощущению чужой жизни в своих руках. Чужой? Саша уже в этом не так уж и уверен. В когда-то нерешаемом уравнении «свой-чужой» все меньше неизвестных: сотни тонких, призрачных нитей тянутся, свиваясь в единую цепь, связывая их.

 

Родинка за ухом. Маленькая аккуратная родинка у самой линии волос. Неужели они будут преследовать его постоянно? Или все дело в том, на чьей они расположены коже? Саша не знает, ему все равно. Он замирает всего на секунду, всего на мгновение, которое необходимо для того, чтоб убедится, что можно. Сегодня можно все.

 

Он осторожно – сумасшедший, да разве можно так набрасываться? – накрывает побелевшие губы Кирилла своими, ловя удивленный вздох, не давая ему разбить мгновение. Целует, понимая, что почти кусает, стараясь добиться ответа, а когда получает, то едва не отрывается, испугавшись сам себя. Отстранится ему не дает Кирилл. Он, кажется, каким-то образом понимает, что вот сейчас Саша готов пойти на попятную, трусливо сбежав, испугавшись сам себя, и судорожно цепляется за него. Его пальцы до боли сжимают Сашины плечи, вероятно уже вечером там будут отпечатки-синяки, но того это сейчас мало волнует. Об этом он подумает завтра… или послезавтра… когда-нибудь в другой раз, тогда, когда его рассудок к нему вернется. Если вернется.

 

Их шатает, Саше кажется, что если сейчас же они не найдут какую-то точку опоры, то рухнут оба. В прямом или переносном смысле – уже не суть важно. Результат все равно будет один. Не отрываясь от его губ, он осторожно подталкивает Кирилла в сторону, шаг за шагом, пока сам не упирается бедром в… угол? Ах да, стол. Гладкая полированная поверхность столешницы… В какой-то момент у Саши перед глазами вспыхивают картинки из того сна, и буквально на секунду он позволяет себе представить, что он вот-вот станет явью. Это пугает. Он не уверен, что готов, даже не смотря на то, что все тело горит и плавится от хаотичных прикосновений Кирилла, что он уже и так сорвался с тормозов, что…

 

Сложно понять, кто из них более сумасшедший. Саша мстительно прикусывает нижнюю губу Кирилла, желая заставить того понять, что все это не игра, что все серьезно, но тот, кажется, и сам это понимает. Во всяком случае, ответные укусы точно так же жалят, заставляя гореть зацелованные губы, и он готов поверить, что желаемое вот-вот станет действительностью.

 

Саша шипит, когда вместо губ острые зубы Кирилла проходятся по подбородку, а потом и по шее, прикусывая тонкую кожу. Вот же сученок! Наверняка прекрасно понимает, что останутся следы. И зачем? Какой смысл оставлять на нем метки, если… Не хочется думать что же составляет это самое «если». Сейчас это лишнее, во всяком случае, ему ничуть не интересно, каким образом разобьются его мечты в этот раз. Не сейчас. Только не сейчас. Еще немного. Пожалуйста.

 

Жадный, немного неловкий поцелуй грозит утянуть дальше, заставить окончательно забыть о приличиях, и Саша даже почти рад, когда где-то на грани слуха раздается звонок.

 

Очень вовремя.

 

Негромкий, но с каждой нотой становящийся громче, он заставляет их отпрыгнуть друг от друга и застыть на расстоянии шага. Саша, морщась от кажущегося слишком громким навязчивого перезвона, игнорирует телефон, заворожено глядя на взъерошенного и тяжело дышащего Кирилла, что, кажется, совершенно неосознанно уже который раз облизывает губы глядя куда-то в сторону. Надеется запомнить вкус? Или, наоборот, стереть?

 

— Александр Николаевич, вы у себя? – кричит откуда-то вездесущая Оксана. Ах да. И как он мог о ней забыть? Услышав её голос, Саша вздрагивает, но не делает и полшага по направлению к двери, отстраненно просчитывая варианты дальнейшего развития событий. Вот сейчас она решит, что начальник тихонько свалил из офиса, пока она бегала в уборную, или, еще лучше, уснул на рабочем месте и зайдет в кабинет, чтоб убедиться в своих предположениях. И все увидит.

 

Их увидит.

 

Саша рассеянно трет шею, словно пытаясь спрятать – он уверен, это бессмысленно, но даже мимолетное прикосновение отзывается отголоском чего-то теплого внутри – следы поцелуев. Он уверен, что Оксане не понадобится много времени, чтоб сопоставить два и два. Он и сам прекрасно понимает, как они оба выглядят. Это будет конец того, что еще не началось. Понимание внезапно страшит больше возможной негативной реакции девушки.

 

— Да, Оксана, я в кабинете, сейчас отвечу,— не отрывая взгляда от Кирилла, прокашлявшись, достаточно громко произносит Саша и, делая над собой усилие, протягивает руку к трубке телефона. – Алло? Логинов слушает.

 

Все. Очарование момента нарушено. Понимание того, что они только что делали, заставляет обоих прятать взгляд. Кирилл, словно очнувшись ото сна, растеряно оглядывается по сторонам, нервно натягивая на плечи рубашку, все еще стараясь не смотреть на Сашу, делает вид, что того вообще в природе не существует. Саше неуютно, он бы больше обрадовался сейчас крикам или ругательствам, но не этому молчаливому бойкоту. Ему кажется, что он слышит, как одна за другой обрываются те хрупкие нити, что связали их пару минут – секунд? – назад. Хочется провалиться под землю от стыда, ударить, чтоб никогда больше не смел оказываться настолько близко, и одновременно притянуть Кирилла к себе ближе, обнять, успокоить. Саша видит, насколько тяжело тому дается осознание произошедшего, но он не может сдвинуться с места, отрешенно слушая звучащий в трубке голос Максима.

 

— Саша? Саша, алло? – раз уже, наверное, в третий повторяет Сурханов, пытаясь дозваться до него. До Саши его зов доносится словно через вату, даже странно – что это с ним? – Логинов, что у тебя там происходит?

 

Происходит? Нет, ничего у них не происходит, они просто… Вдох-выдох.

 

— Н-нет, ничего, прости,— с трудом отрывая взгляд от спины Кирилла, обтянутой изрядно мятой белой рубашкой, произносит в трубку Саша. – Что ты хотел, Максим?

 

— Да, хотел,— сперва недовольно бурчит тот, но после паузы продолжает уже более спокойно: – Я бы хотел еще раз перепроверить расчеты. Понимаешь, если мы оставим на том же уровне стоимость, то прогнозируемая прибыль…

 

— Стоп-стоп-стоп. Макс, давай по порядку,— пытаясь вникнуть в суть вопроса, Саша трясет головой, но перед глазами все так же стоит та блядская родинка и в мыслях совсем не Максовы таблицы с расчетом прибыли. Все вокруг «плывет», и он никак не может понять— реально ли то, что он видит, или нет? Нет-нет-нет, не думать о родинке. И о поцелуях с привкусом сумасшествия.


Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 34 | Нарушение авторских прав







mybiblioteka.su - 2015-2024 год. (0.028 сек.)







<== предыдущая лекция | следующая лекция ==>