- Л ты когда-нибудь слышала эту Группу? - начинаю я, потому что сидеть и молча пить пиво, по крайней мере, глупо.
- Нет, но Сергей мне про нес рассказывал.
- Вот увидишь, что тексты тебя удивят, - подключается к разговору Серёга.
Минут пятнадцать на сиене идёт настройка инструментов, и по первым нотам я
уже начинаю угадывать знакомые мелодии. Я, практически ничего не понимаю в музыке, как в нотах, но тексты говорят больше этого, поэтому я и здесь. Первые кружки ушли довольно быстро, и Серёга спешит за следующей порцией, тем временем, кажется, уже всё началось. И настройка инструментов плавно перенесла нас в полноценное.звучание.
В утой глупой толпе потерял все следы и присчеты.
Пропал интерес к нарушенью границ и законов.
Пряничный домик разрушшея. Ныл он и нету - По ггой дорогою от остановки до дома.
Яркие звезды устало висят нао домами. цо настоящей)везде здесь не упасть.
Видишь - небо опять посмеялось над нами.
Ты понял теперь, что любовь - это власть?...
Знакомые ритмы ложатся в подсознание, и каждый звук отдаётся теплом, всё зто перемешивается с только что выпитым пивом и создаёт удивительные смысловые галлюцинации из образов, текстов и музыки. Я ешё в полном порядке, но так аавно не слышал тгу музыку живьём, что сразу нахлынули воспоминания.
_ Э-э-эй, ты не заснул? - Аня махает перед моим лицом рукой с дымяшенея сигаретой, я и в правду, кажется, отключился.
Тем временем Серёга приносит ешё по пиву и становится как-то по-особому уютно.
... Закат и рассвет установлены раньше,
Ноу них происходит сбой.
И тупо взирает жирный охранник На картинки в журнале Playboy.
Он задыхается от возбужденья,
Идет выделенье слюны.
Он в ревматическом приступе лени.
Перебить охрану тюрьмы...
Панки и фанаты устраивают возле некоего подобия сиены заводящий слэм и за ними с нашего столика, практически, не видно погошего Илью. Порою интересно наблюдать за его эмоциями во время исполнения, тга мимика, как театр одного актёра и самое главное всё даётся ему внешне легко, безусловно, в нём есть какой- то особенный дар смешения поэзии, ритма и полнейшего разгильдяйства иначе всё это могло аукнуться неплохим коммерческим проектом.
...Закрытые двери холодной пустыни,
Вот только закончились сны.
И с каждой секундой всё дальше от Крыма Полтора часа до Москвы.
Полтора,
Полтора часа до Москвы,
Полтора,
Полтора часа до Москвы...
~ Представляешь, когда-го я тоже так слэмился возле сцены, - замечаю я.
- А сейчас, что уже не тянет? - спрашивает Аня и оборачивается лииом к сцене, глядя на беснующуюся толпу подле неё.
- Ты знаешь, иет. Как бы нет какого-то задора, теперь это стала музыка для ума, я воспринимаю её более осмысленно, и даже заводная мелодия и ритмы уходят на второй план, остаются просто!ексгы.
Я достаю из Аниной пачки сигаре!у и закуриваю, значит, наступила полная расслабуха. Вскоре мы допиваем пиво, и Серёга снова идёт за очередными кружками - сам вызвался исполнять роль бармена.
- А ты где учишься? - спрашивает Аня, продолжая поддержать начавшийся разговор. Можно, конечно, ей ответить правду, что закончил учиться лег эдак десять назад, но раз уж так молодо выгляжу и произвожу впечатление студента, почему бы и нег.
...И Цари Царей вытягивают сети И находят непреложные ответы Всё так просто. Удивительно как просто Угостите меня видом Холокоста
Завоеван мир - ненужный, пои и серый Пусть костром его раскрасят в наши краски Разрушение не знает чувства меры Пусть бушует небывалое ненастье...
- Да учусь.
- А где?
- Э-э->, в МИФИ, - первое, что пришло в голову это институт, где учиться Алёна.
- А что это такое?
- Э-э-э, институт физкультуры, - хотя, причем здесь физкультура, если она бухгалтер.
- И что за специальность?
- Я это, ну, многоборье, бег, бокс и спортивное ориентирование.
- А такое, что бывает?
- Ну, раз учусь» значит бывает.
- А на каком курсе?
- На последнем, - знать бы, сколько их вообще бывает,
- А я т оже учусь.
- Да-да, Сергей мне рассказывал, - или, иначе говоря, извини, мне это не интересно. А вот и Серёга пришёл, не то, чтобы я не хочу поговорить сейчас с Аней наедине, но как*го не находим общи* тем. Я беру очередную кружку и уже понимаю, что это должна быть последняя, иначе удовольствие превратится в перебор.
- Ой, какой крокодильчик, - улыбается Аня, глядя на изображение маленького крокодила на моём свитере, - какой классный.
...На поле внекюссоных столкновений Опустится сладостбный мрак,
Но пока все останется ties изменений И не загорится Рейхстаг.
На вопрос: Как дела и здоровье?
Отвечаю: Сам так и живи.
Пусть чума будет красно-коричневой.
Москве не хватает любви...
- Это Лакоета.
-Что?
- Ну, свитер Лакоета с крокодилом.
- А да, я такие на рынке видела.
- Вряд ли именно такие.
- Ну, гоже с крокодилом.
_ Но не такие.
_Да какая разница?
-Hv, как какая разница. Гам дешевле.
- Так, значит, лучше.
- Почему же лучше, если дешевле.
, Тем и лучше, что на рынке тоже самое стоит дешевле.
...Крутится карусель.
Нету свободных мест.
Как разрушительный сель Опыт сменяет рефлекс.
Вьется густой туман.
Можно резать ножом.
И фонарей обман Ещё пока не зажжен...
- Да не тоже самое это, - глупый спор, но я уже начинаю заводиться, да и она упёрлась в уют вопрос конкретно.
- Ну, сколько стоит твой свитер?
- Тебе лучше этого не знать.
- Почему это?
- Не поймёшь меня.
- И всё же?
...Последним стаканом выпита ночь И убита ко всем чертям.
Утром гнилое солнце встаёт,
Л в голове как всегда бедлам.
И старуха крехтя выпускает во двор Погулять сеоего кота,
Я сегодня совсем не такой. как вчера,
Я убил мента...
- Двести пятьдесят евро.
- Вау-у-у-у-у, а какой смысл покупать такую дорогую вешь, ты, что много зарабатываешь.
- Нет, зарабатываю я средне, а насчёт «какой смысл», я же сказал, что ты не поймёшь.
- А ты объясни.
- Ну, это, - а действительно какой смысл тратить ползарплаты на одну шмотку, - чтобы выглядеть красиво.
- Я красиво выгляжу?
- В смысле одежды или как?
- В смысле одета я красиво,
- Ну, почти.
- Вог, видишь, а это ведь стоит во много раз дешевле, а эффект тог же.
- Но у тебя крокодила нет,
- И что?
- Как что? Значит, я одет лучше.
- Значит, если у меня нет крокодила, то я одета хуже.
....4 вечное лето - Вечным врагам.
Случайный подарок,
Ушедших к зыбучим пескам.
Мне легальное небо - Подачка, но дело не в том.
Я просто люблю беспорядки и асе. что потом.,.
~ Выходит, что хуже.
- Это глупость какая-то, - она уже завелась от непонимания этого вопроса или в противовес моему мнению.
- Чем же глупость. Я ношу хорошую вещь с лейблом. Кто в этом разбирается, сразу поймёт, раз на мне крокодил, значит, эта вещь стоит дорого. Раз она на мне. значит, я могу её себе позволить купить. Раз я могу позволить гё себе кутиь, значит, я много получаю. Л раз я мною получаю, значил, я в чём-то лучше теПн, умнее, трудолюбивее, удачливей, выходит я вообще лучше тебя.
- И что ты этим хочешь сказать? - выходит, с какого-то крокодила мы v*ce перешли на личности.
...Набитый динамитом, перо сладострастья Не годиться для этого места,
Свиньи жиреют у власти,
Л их враги точно из такого же теста.
Анархия не катит,
В этой стропе анархия не катит,
В imoii стране анархия не катит.
Ничего не катит.,.
- Хочу сказать, что я одет в шмотку с лейблом, а ты в какое-то фуфло, - ловлю себя на мысли, что спор зашёл слишком уж далеко и она, кажется, даже обиделась. Ну, ещё бы я начальник - ты дурак.
- А без лейбла вещь ие может быть красивой.
- Может, может, всё, давай не будем больше спорить. - я и сам зашёл в тупик, - вот, Сергей, скажи, почему ты купил этот свитер.
- Мне нужен был тёплый свитер, я его и купил, - начал Сергей всё это время наблюдавший за нашим спором со стороны.
- Но, если бы этот свитер был без лейбла, ты бы его купил?
-Думаю, нет, - ответил Серёга и продемонстрировал нам ярлык Чемпиона.
- Так объясните мне, чем это лучше других.
- Понимаешь, ну, не поймёшь ты это никогда.
- Ладно, я пойду попудрю носик, - с этими словами она встала и, слегка пошатываясь, вышла из зала.
- Ф-ф-фух, Серёг, ты можешь обьяснить, почему кроколильчик это круто, а бе1- него это не круто,
- Не, и не объясню.
- Вот и я тоже не объясню, ну, просто не знаю, как это выразить.
Мы молча допиваем пиво и под последние аккорды срываемся в вечернюю тьму города. Прошаемся на Кольцевой и приветливо улыбаемся друг другу.
- Слушай, а что у тебя за роза ветров на куртке?
Некоторые вопросы лучше оставлять без ответов.
Гауптвахта.
«Торпедо» - сосать!!! - это мои откровенная слабость, как трудно сдержать себя, огда слух режут подобного рода выкрики различных люмпенов. Иногда это
пускается мимо ушей, а иногда заканчивается ненужными шевелениями, Тула, т^пецк, Питер, Самара, Саратов, Волгоград, Ростов, Москва - в каждом городе есть оДОбного рода клоуны, орущие на каждом шагу «Торпедо - сосать!» или «То-то и то-то - х*йня!». Если обращать на всё это внимание и реагировать на каждую плику, то посещение чуть ли не каждого матча может превратиться в одни сплошные разборки. Но не выдерживаю я, особенно, когда это где-то совсем рядом - на моём стадионе. Да плевать, что матч «Ториедо»-«Спартак», мудачья хватает
везде.
_ Слышь, свиноматки, вы бы завалили свои гнусные е*аба, - двое приземистых мужичков и вправду похожи на свиней, хотя, скатав это, я уже талией мыслью подумал, что не надо было так уж категорично обращать внимание на этих люмпенов, шли бы себе и шли, но иногда с таких необдуманных и импровизированных ходов всё и начинается на ровном месте.
- Что, ну*ка иди сюда, - это жирное создание засучивает рукава и направляется в мою сторону с явным желанием подраться.
Бл*дь, добром это не кончиться, особенно, ели учесть, что полисы совсем близко......Железная решётка сзади меня закрылась, и через мгновение ключ сделал несколько скрипящих оборотов. Я очутился в просторной камере без скамеек и вообще каких-либо подобий на возможность хотя бы сесть. Единственной альтернативой было присесть на корточки, облокотившись на стену, что я и сделал. 1а решёткой туда-сюда маячил молоденький лейтенант, сдвинув фуражку' на бок и, держа в зубах сигарку, он медленно прохаживался мимо камеры и монотонно читал мне нравоучительную лекцию. Видимо полнейшая скука сподобила его на такой поступок, потому что наше общение происходило даже не в форме диалога, а в изложении им каких-то своих мыслей мало меня интересовавших, но, по его мнению, видимо правильных.
-...развелись бездельники, делать вам нечего, как орать на стадионе, делом надо заниматься...
~ Интересно каким, уж не таким ли, как ты? - мысленно вторил я ему в противоположность.
-...лучше бы всю свою энергию на пользу Отечества направили, а то сидите туз в Москве жируете от безделья, а ваши ровесники в Чечне...
- Отчего же ты, «герой Отечества», здесь ошиваешься, - продолжил я свои размышления.
-...дебилы, дегенераты, сиди тут из-за вас, сторожи, я бы лучше домой пошёл, что у меня дел, что ли больше кет...
-Да, в общем-то, можешь идти домой, я тебя не держу. А ещё лучше езжай в свою Кукуевку, коров пасти.
-...была б моя воля, я бы вас к стенке, всех до основания...
- Притомил ты меня окончательно, - это монотонное жужжание уже порядком поднадоело, и я для разнообразия встал и принялся рассматривать надписи на стенах. Как наскальные рисунки эти знаки и слова хранили свою тайну и маленькие истории писавших их. Посетители этого заведения были разные, ио по большей части всё из одной колеи, сказывалась близость отделения к стадиону. «Спартак», «Динамо. BWD»... это уже начало становиться интересным... «*педо - number 1», «Алсу Влад. RWDB», «ЦСКА Moscow», «Менты пидоры», «Чнга iara», «Мы чемпионы» и ешё куча всяческих лозунгов, эмблем клубов, свастик и кельтов. Я вдруг вспомнил свою надпись оставленную на стене алма-атинской гауптвахты «FC Torpedo Moscow». Н-да, армия оставила неии ладимый след, везде можно найти что-то, чт о наломтшло йы мне об этих денёчках. Даже *десъ в застенках отделении и нашел повод вспомнить былое...
- Рядовой Степанов*.
- Я-а-а!!!
- За что направлены к нам! - напыщенный голос начальника караула поставил меня своим вопросом в тупик. Ответить честно, что та приставание к жене офицера, значит обречь себя на не очень комфортное существование в этом заведении в течение всех десяти суток. Если врать, то надо хотя бы что-нибудь придумать, а что... думай же... давай ответ.
- Я не знаю, - выдавил я из себя, не найдя ничего подходящего.
- Что не знаешь, за что сидишь?
- Не знаю.
- Ну, ладно, разберёмся, - и начкар пошёл далее по списку, выкрикивая фамилии вновьприбывишх и параллельно осведомляясь о причине аресга.
Потом нас распределили по камерам. Железная дверь сзади меня закрылась, к через мгновение ключ сделал несколько скрипящих оборотов. Я очутился перед плотной стеной»ем ноты. Что представляла из себя камера, было трудно определить. Я протянул руку вперёд и начал ощупывать пустоту, пытаясь найти стену. Потом осторожно шагнул вперёд, но лишь голоса за дверью служили здесь единственным ориентиром в пространстве, всё место вокруг занимала уходящая в бесконечность темнота.
- Ти кто? - раздался голос из темноты, заставивший меня вздрогнуть. А я то думал, что здесь никого нет. Голос с лёгким акцентом прозвучал откуда-то из другого угла, это явно говорило о том, что камера не такая-то уж и маленькая.
- Я Андрей, - представился я.
- Ай... э... ти откуда?
- В ч 531 в районе Карабулака.
- Э, Карабулак? - мой собеседник явно оживился, - у мени там брат служит, Тумеи зовут, слышал такого.
- Тумен? Да, конечно, знаю, - если бы я не знал этого имени, то, наверное, следовало бы соврать, но удача решила соблаговолить мне сегодня. Я действительно знал Тумена и более того он был командиром моего отделения, - у нас койки даже рядом стоят, он командир моего отделения.
- Тумен командир... да-а-а.,., - удовлетворённо продолжил голос, и здесь уже чувствовались тёплые гостеприимные нотки так свойственные местным жителям при приёме дорогих гостей, - ай, Андрей, проходи, садись, будь, как дома, ты мой друг, мени зовут Бай.
- Да тут ни хрена ж не видно, куда идти-то?
- Э, привыкнешь, иди вправо, наткиёшьси на лежанку тудэ и ложись, это твоё место, а хочешь на полу приляг, там прохладней.
Я продвинулся вправо и через пару шагов натолкнулся на деревянный лежак, снял рубашку, потому что воздух в камере был спёртым, и от жары уже стало очень душно, постелил ее и лёг,
- Бай, ты здесь один? - продолжил я разговор, чтобы поближе познакомиться со своим сокамерником.
- Э, нет. Ти одиннадцатый буд»шь, - с достоинством проговорил Бай, после чего вполголоса начал беседовать со своим соседом на казахском языке. Я же очень удивился столь большому количеству народа в этой камере и, закрыв глаза, попытался дремать. Но от сильной жары и духоты заснуть не получалось, жёсткие доски лежака упирались в спину, рубашка подо мной пропиталась потом, и очень сильно захотелось пить. Всё это разом накатилось на меня, и голова пошла кругом
ЭТИ* неудобств, В полнейшей темноте время идёт по-другому, своими °Т идимыми шагами ступая в сумерках и совершенно не поддаваясь отсчёту. НеВ «му трудно было определить, сколько понадобилось, прежде чем мои глаза ыклн к темноте, и я пал видеть сперва смутные, потом более чёткие "Оглушённые очертания присутствующих вокруг предметов и людей. Тусклая а СВета, сочившаяся из-под двери, теперь казалась мощным прожектором в ” м царстве тьмы. Камера действительно оказалось большой, но дюжина человек ЭТ°средоточившихся на полу явно были перебором. Бай со своим приятелем лежали р Пр0тИВоположном от меня углу комнаты и продолжали переговариваться на своём языке, остальные спали или уныло сндели на корточках, не выказывая нНкяких эмоций. Во рту ещё больше пересохло и захотелось пить, я облизал сухие
бы н, кажется, на какое-то время даже заснул.
В замке раздался уже знакомый скрежет, и дверь распахнулась.
- Смирно, - скомандовал Бай, и все обитатели нашей камеры вскочили и замерли в опрятной стойке. Мне, непривычному к этому ритуалу, пришлось подстраиваться под остальных и тоже в срочном порядке подрываться в стойку «смирно».
- На выход, - раздался голос по ту сторону двери, и все бегом рванули в коридор. Там, выстроившись вдоль стены, мы приготовились к вечерней поверке. Начкар прошёлся вдоль строя и, открыв журнал, начал перекличку.
- Малханкулиев!
-Я-а-а!!!
- Исланбаев!
~Я-а-а!П
-...Сонин!
-Я-а-а!!!
-...Монарёв!
-Я-а-а!!!
- Степанов!
- Я-а-а!!! - я замыкал этот список. Только здесь при свете я сумел разглядеть своих сокамерников, в основном казахи, русских было трое, включая меня. Но, как оказалось, по паспорту русские проживали на территории Казахстана и даже их акцент и повадки были далеки от моих российских манер. После поверки нас такими же темпами загнали обратно в камеру и закрыли дверь. После пребывания на свету глаза вновь с трудом ориентировались в темноте и световые зайчики ещё какое-то время скакали по замкнутому пространству.
Ближе к вечеру я почувствовал неприятные ощущения в животе, явно хотелось в туалет, но здесь всё оказалось непросто так и пришлось ждать, когда же, наконец, нас выпустят перед ужином на вечерний проминант. Но время шло, а с предложением ужина к нам никто не приходил. Мне стало откровенно не по себе, в животе разразилась настоящая стихия, просившаяся наружу, а к горлу подкатила жгучая тошнота. Мне стало невыносимо дурно, и я почувствовал, что если в ближайшие пару минут не посещу сортир, всё свершиться здесь. Я уверенно направился к двери и сперва слегка, а потом более громко позвал караульного.
- Часово-о-ой! - процедил й сквозь зубы, борясь с незатихающими присту пами боли, С той стороны мира послышались шаги подкованных сапог, и смотровое окошко распахнулось, ударив в глаза лучом яркого света.
- Чта нада, - спросил часовой с привычным акцентом.
- В туалет надо, живот болит, - как можно жалобней процедил я.
- Подожди, я скоро сменюсь, тоды теби и выпустят.
- Но я не могу больше терпеть.
- А мое какое дело, - со злобой процедил он и захлопнул окно. Казалось бь», сущий пустяк естественного оправления организма во ил сейчас передо мной
неразрешимой проблемой. Оставалось тужиться, задать и lepueib, когда наконец, свершиться снисхождение. Я вытер рукой потный лоб и направился к лежанке. Мог ли я думать раньше о такой возможности оказаться в подобном положении и о безысходности его исправить. И смех и слёты накатывались на меня разом вокруг этого элементарного действия «сходить в гуалет». Я пытался увлечься различными мыслями, и на какое-то время мне это удавалось. Но после некоторое, затишья ураган внутри меня вскипал с новой силой. Время шло, оно ползло и не контролировалось моим подсознанием. Мои соседи отвлечённо болтали на свои темы, и не было никому дело до моих комических страданий.
- А когда здесь обычно ужин? - влез я в общую массу звуков со своим вопросом.
- Обычно в семь, но, кажется, время ужина уже прошло, - ответил мне кто-то и«полутьмы.
- Ну и когда нас выпустят? - не унимался я,
- Могут и никогда, ответ обрэ'бил мои шансы на спасение, - теперь ближе к утру.
Я набрал полные лёгкие спёртого воздуха, задержал на какое-то время дыхание,
выдохнул и пошёл ва-банк. Подойдя к двери, я стал звать с той стороны хоть кою- нибудь, было уже всё равно, и крайняя ючка с каждой секундой приближалась.
- Часовой' - крикнул я в пустоту, но, не дождавшись ответа, повернулся к двери спиной и принялся барабанить каблуками по металлической обшивке. Было слышно, как по ту сторону двери засуетились. Сперва издали, а потом всё ближе и ближе послышался топот ног. Они уже совсем близко, а мне кажется, что вот-вот из всех щелей из меня вырвется наружу неё дерьмо, что есть внутри... Сил терпеть уже нет,.. Секунды делятся на мгновения, а мгновенья дробятся на ещё более неосязаемые частицы. Меня прёт от бессилия перед обстоятельствами и от самой комичности ситуации. Два поворота ключа и дверь распахивается, спасенье близко. Секундная пауза, за которую я успеваю оценить обстановку. Передо мной сержант и двое автоматчиков по бокам двери, они явно взволнованы и суетливо сверкаю г глазами, всматриваясь в темноту.
- Что случилось? -■ взволнованно спрашивает сержант.
- Где у вас туалет? - выпаливаю я, ставя его этим вопросом в ещё более растерянное положение.
- Там, - в недоумении моргая ресницами м тыча пальцем за угол, отвечает он. Я одним движением отталкиваю оторопевшего сержанта в сторону, проскальзываю между автоматчиками и бегу вдоль коридора по направлению спасительного «за углом». Мне уже настолько все равно, что адекватность моих действий мною не контролируется, здесь правит балом набор инстинктов. Но где-то позади я отчётливо слышу щелчок автоматного затвора и растерянный крик караульного,
- Стой!!! - быть застреленным прн попытке побега в сортир, неплохой итот первого же дня пребывания на гауптвахте. Я останавливаюсь и чувствую, как несколько рук хватают меня сзади и волокут обратно, желанный, спасительный угол удаляется. Меня притаскивают к всполошившейся камере, где все уже лежат лицом вниз под дулом взведённою автомата.
- Ты что, только за этим такой шум поднял? - уже со злобой начинает сержант.
- Да, мне надо в туалет, - уже настойчиво отвечаю я и тут же получаю сильный удар прикладом в живот. Это, как молния перед громом, если они запихнут меня обратно в камеру, то это будет самой экстремальной ситуацией, в которой мне довелось быть.
- Давай бегом, - злобно орёт сержант, но милее этих слов, как манна небесная, в тот момент найти было нельзя. Я вновь бегу к углу коридора, попутно расстёгивая штаны. Всё же, как мало надо здесь для счастья.
- Спасибо, господа, вы очень любезны, - изрекаю я, возвращаясь в камеру. Неприятные чувства перспективы захлебнуться в собственном дерьме и от
сходности этого лезть на стену. И победный крик где-то внутри тебя, когда р^ён без вынужденных неприятностей, по сродни великой победе над 80 оятельствами. В таком пустяковом раскладе, не пахнет глобальностью, но здесь даже”преоД°леНИЯ такоГ° обстоятельства принесло громоздкое удовлетворение. Я
снова счастлив.
После этого случая я старался поменьше есть, чтобы не попасть впросак поВюрно, облажаться подобным образом вешь не очень и приятная. И я предпочёл
поться с голодом, нежели с новыми вынужденным терпением. Первые дни смешались в густой клубок времени, и уже в сумерках камеры не представлялось возможным определить день сейчас или ночь, утро или вечер. Начкары попадались оазные, одни исправно блюли устав, выводили на зарядку и прогулки, кормили, как положено и не напрягали. Другие, коих было всё же больше, могли сутками не выпускать из камер или придумывать какие-нибудь испытания и без toso измученным обитал елям гауптвахты. К концу недели я уже полностью освоился в этом заведении, где были свои тонкости и особенности. Помимо временно заключенных здесь были камеры с отбывающими длительный срок военными. В этих камерах находились те, кто отсиживали большие сроки от года и более, в основном за избиение офицеров. Формула этих проступков была проса, дикие нравы местных призывников не терпели оскорблений, и обычай просто требовал ответить обидчику. Кто-то за простое грубое замечание офицера хватался за нож, и первобытный нрав карался по современному закону, где такие действия расценивались очень строго. Эти люди никогда не привлекались к хозрабозам, н уборка территории целиком лежала на суточниках, т. е. на нас. В их камерах был свет, они постоянно проветривались, чай, карты, книги.
Однажды нас вывели на прогулку и объявили, что сегодня у нас пройдёт Олимпиада. Чему все были неслыханно удивлены, тут итак еле ноги волочишь от голода, да ещё дополнительные физические нагрузки предполагаются. Но на деле обещанная Олимпиада оказалась неким подобием гладиаторских боёв. Начкар разбил нас на пары и попросил, приказал, потребовал показать ему зрелище. Попав в эту гнилую дыру за тысячи километров от Москвы и фактически не имея никаких прав, удивляешься, как ненавязчиво исполняется предложенное. Ну, что ж зрелище, так зрелище. В мои соперники выпал Сонин, эдякнй спокойный добродушный здоровяк. Желание выкладываться за каприз какого-то клоуна начкара из далёкой казахской дыры, которую и на карте-то не найдёшь не хотелось по многим причинам. Поэтому мы заранее договорились показать перманентный бой, в коние которого я должен был выбыть из это! о соревнования.
Когда пришёл наш черёд, оголив торсы и, встав в боевые стойки, мы бросились друг на друга. Бл*дь, этот чурбанбаши, похоже, представлял себя каким-то римским императором, по бокам которого сучилась свита с автоматами. Мы изгалялись, как могли и инсценировали битву монстров, впрочем, находящихся в несколько различных весовых категориях. К концу боя мы полностью завелись, и чуть было не перешли на настоящую драку, но. вовремя вспомнив о текушем положении дел, довели дело до конца в более* фиктивной манере.
Вот уже и неделя моего пребывания в заточении прошла. Не то чтобы она казалось вечностью, но ощущение, что я здесь уже очень давно, было, Замкнутое пространство и полутьма действовали очень удручаюше, последнее время нас редко кормили и ещё реже выводили на прогулки, но время, тем не менее, шло, а это было самым главным.
Однажды, когда мы уже собирались спать, дверь в очередной раз отворилась, и на пороге камеры появился силуэт человека. На меня это событие не произвело никакого впечатления, за неделю пребывания здесь наш состав постоянно менялся, люди приходили и уходили, и не было ничего особенного в этой перемене. Но в рядах казахов я заметил непривычную суету, они оживлённо начали чтои«обсуждать на своём языке, но тогда ешё я не придавал этому значение.
Проснулся я среди ночи от сдавленного крика, который исходил из другого конца камеры, какое-то шевеление и полутени слились в одну кучу. Явным было толькг одно, что там кого-то бьют. И бьют несколько человек, кто-то зажимает рот, кто-то. намотав на кулаки полотенца, наносит удар за ударом. При этом слышалась казахская ругань с неподдельной ненавистью в голосе.
- Всо, хватит, - прозвучал голос по-русски, сквозь темноту я узнал в нём голос Бая и все, участвовавшие в этом избиении, опустив тело на каменный пол, расселись по местам. Я был в полном недоумении, впервые со стороны сокамерников здесь запахло насилием. Конечно, в чём-то Бай имел свои преимущества, можно даже сказать, официальные. Он был немного глуповат, но назначенный однажды начкаром главным по камере, мнил в себе большою человека. Двое сг<; приближённых тоже с не меньшим пафосом строили из себя сверхчеловеков, но в отличие о г Бая их никто особо и не слушал, ну, а для меня вся >тл троица, лишь и силу обстоятельств слывшая верхушкой, были чурбаны чурбанами. Я долго не мен заснуть под приглушённые стоны избитого, но усталость взяла своё и, не ориентируясь во времени, но где-то ближе к утру, мне это удалось.
Лишь на следующий день в процессе разговоров я понял вею суть претензий Бая и его компании к этому человеку. Мир всегда делиться на своих и чужих, на хороших и плохих, на наших и не наших и даже здесь в узких пространствах камеры нашлось место этой неопровержимой формуле. Я и предположить не мог, что национальная ненависть, понятная лишь самим участникам произошедшею конфликта, вдруг выплеснется здесь, при таких обстоятельсзвах. Но это случилось, и это была не ненависть русского к еврею, крестьянина к мусульманину, москвича к питерцу, это была смешная для меня и саман непримиримая для них ненависть казаха к туркмену. Человек, подселённый прошлым вечером к нам, оказался туркменом. Кто объяснит мне понятие, что все найми равны, если даже и в таких скотских условиях пребывания нашлось место тому, чего у человека не отнять, гордость за свою нацию и ненависть к другой, к противопоставлению себе, как противопоставление своему ближайшему соседу. «Казахский национализм» это будет правильный термин. Это действительно казалось смешным, но никогда ранее мне не приходилось видеть с каким оезервенением одни «чурки» ненавидят других «чурок». На следу ющий день Бая и его товарищей забрали, они отсидели свои сутки и были отправлены обратно в часть. Самым счастливым «осле этого выглядел Туркмен. Конечно, в камере ещё оставались казахи, но они не проявляли к нему никакого интереса, замкнутые в себе и плывшие по течению времени они ждали свой срок и как будто и рядом их не было.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 36 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |