***
Свет, проникавший сквозь открытую дверь, отбрасывал блики на бежевый ковер и темно-синее с красным одеяло с трансформерами. Сэм, тихо ступая по полу, ослабил узел галстука. Расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и остановился в пятне света около кровати сына. Коннер лежал на боку с закрытыми глазами и дышал медленно и ровно. Как и Сэм, он спал крепко и был теплым, как печка. Светлые волосы стояли сзади торчком, а руки свешивались с кровати, будто мальчик за чем-то тянулся.
В первый раз, когда Сэм увидел сына, его сердце перевернулось в груди, а мир покачнулся. В первый раз, увидев Коннера, Сэм боялся коснуться его. Он был совершенно точно уверен, что поранит малыша или уронит, или что-нибудь сломает. Коннер весил примерно шесть фунтов и был одет в какую-то похожую на носок голубую вещицу. По перевернувшемуся сердцу Сэма как огромной дубинкой ударило чувство ответственности. Он не собирался становиться отцом. Он знал, что, вероятно, будет не слишком хорош в этом, и ирония случившегося не ускользнула от него. Парень, который везде, где возможно, избегал чьей-то зависимости от себя, получил самую большую ответственность в своей жизни. А все потому, что был безответственным.
Сэм вышел из комнаты, задержавшись в дверях, чтобы в последний раз взглянуть на своего маленького мальчика. Он любил сына. Той любовью, о существовании которой даже не догадывался до момента, когда увидел маленькое личико. Но не всегда знал, что делать с ним.
Сэм снял галстук. Тест на отцовство к тому времени, когда Леклер в первый раз увидел сына, был уже свершившимся фактом. Но ему не нужен был тест, чтобы понять, что это его ребенок. Коннер был похож на него. Светловолосый и голубоглазый. Для своего возраста парнишка был высоким, и Сэм мечтал научить его кататься на коньках. Но так же сильно, как Коннер походил на отца, он не любил коньки. Что было просто уму непостижимо, потому что мальчик был Леклером и наполовину канадцем.
Несколько раз Сэм пытался учить Коннера, но тот начинал плакать, когда падал. В хоккее не было места для слез. И после пятой попытки Леклер сдался. Черт, Коннера даже не было на трибуне, когда его отец выиграл Кубок Стэнли. Мальчик остался дома с простудой. Да, ему всего пять лет, но к этому возрасту Сэм уже два года катался на коньках, и совершенно точно, что такая мелочь, как простуда, не смогла бы удержать его от посещения финальной игры плей-офф. Сэм винил Отэм. Она никогда не скрывала того факта, что считает хоккей слишком жестоким.
Сняв пиджак, Сэм прошел по коридору. Из-за всех мероприятий, посвященных Кубку прошлым летом, он не слишком много времени проводил с сыном. А теперь из-за школы и хоккейного сезона будет видеть Коннера еще меньше. Сэм не радовался этому, но никак не мог изменить ситуацию.
Дверь в гостевую спальню была приоткрыта, и он закрыл ее. В комнате спала его ассистентка – Натали. Она была красивой и молодой и, казалось, хорошо выполняла свою работу. А самое главное – она нравилась Коннеру.
Занавески в хозяйской спальне были подняты, и огни ночного Сиэтла освещали пол и кровать королевских размеров. Сэм включил свет и увидел записку на бело-голубом покрывале. Натали уведомляла его, что должна будет уехать в шесть утра. Поскольку Сэм вызвал ее на работу в последнюю минуту, то не собирался поднимать шум из-за раннего ухода своей помощницы. Он сложил записку и взглянул на часы, стоявшие на ночном столике. Было чуть больше двенадцати. Если он хочет, чтобы Нат отвезла Коннера домой, ему придется встать вместе с сыном в 5.30. Он вынул из ящика ручку, написал: «Я отвезу Коннера домой» и подсунул записку под дверь спальни Натали. Возвращаясь к себе, он понял, что не знает, где теперь живет сын. Сэм знал, что в прошлом году они переехали в Киркланд, и примерно представлял, где это, но никогда не бывал в их новом доме.
Зайдя в гардеробную, Сэм бросил галстук на середину полки. Что бы ни думала Отэм о его ассистентках – черт, что бы большинство людей ни думало, – он не спал с ними. Почти все они были студентками, которые нуждались в дополнительном заработке, и Сэм хорошо им платил за то, чтобы они были всецело в его распоряжении.
Их обязанности варьировались от «девочка на побегушках» до «нянька». Помощницы играли в его жизни слишком важную роль, он слишком сильно зависел от них, чтобы все испортить сексом.
Штанины брюк коснулись пола, когда Сэм снял ботинки. И он знал, почему все так думали. Потому что все ассистентки были симпатичными. Если бы кто-нибудь из них был дурнушкой с волосатыми бородавками, никому бы и в голову не пришло ничего подобного. Но его не волновало, что думают другие. Сэм заботился только о себе, а поскольку он о себе заботился, почему должен был видеть в своем доме непривлекательную женщину, если мог нанять кого-нибудь симпатичного?
Раздевшись до боксеров, Сэм, поскольку дальше по коридору спала Нат, натянул пижамные штаны. Ему не нравились ограничения, и часто бывало жарко. Так что обычно он предпочитал спать с голой задницей.
Почесав грудь, Сэм выключил свет. Утром нужно будет позвонить Отэм и предупредить, но он не думал, что у нее возникнут сложности с тем, что он завезет Коннера домой. А если возникнут, ей же хуже. Ну да, они решили не находиться в одной комнате вместе, но сегодня вечером нарушили это соглашение и не убили друг друга. Даже не думали об этом. Хотя, конечно, Сэм мог говорить только за себя.
Пульт лежал на ночном столике. Сэм взял его и направил в сторону окон. Занавески медленно опускались, пока он забирался в постель. Даниэль, Блэйк и другие парни после свадьбы отправились в бар. Это был последний уикенд перед началом сезона, так что они, вероятно, будут веселиться всю ночь.
Последний пир. Конечно, они не позволят такой мелочи, как работа, остановить их, но им придется притормозить.
Сэм поправил подушку под головой и подумал об Отэм. Он не видел ее два года, но все еще чувствовал тот же самый клубок из смущения и вины, который ощутил в день, когда вышел из отеля в Вегасе, оставив ее. Ему не нравились подобные чувства, поэтому он избегал их, когда только было возможно.
Он задвинул всю эту вину подальше и подумал обо всем, что должен сделать завтра и на первой игре сезона против «Сан-Хосе» в четверг. Думал о сильных и слабых сторонах «Акул». Как лучше всего воспользоваться недостатком их психологической устойчивости. Через несколько минут Сэм уже спал глубоким сном без снов, а когда проснулся на следующее утро, почувствовал, будто за ним наблюдают.
Ты проснулся, - сказал Коннер, как только отец открыл глаза. Парнишка стоял у кровати в своей пижаме с невероятным Халком, светлые волосы стояли торчком. Он смотрел на Сэма так, будто пытался разбудить взглядом. Утреннее солнце пробивалось сквозь занавески, но комната оставалась в тени.
Прикрыв глаза, Сэм посмотрел на часы. Чуть больше восьми. Он прокашлялся.
Сколько времени ты тут стоишь?
Очень долго.
Что могло значить и час, и минуту.
Хочешь залезть ко мне?
Нет. Я хочу гренки.
Ты точно не хочешь подольше поспать? – Воскресенье было единственным днем, когда Сэм мог выспаться. В остальные дни он тренировался или играл, часто и то и другое вместе. – Я могу включить телевизор, – и указал пальцем на большой экран на противоположной стене.
Не-а. Хочу есть.
Это было одним из тех качеств Коннера, о которых Сэм знал: сын начинал хотеть есть в ту же секунду, как его ноги касались пола.
Застонав, Леклер приподнялся:
Достань тостер, а я пока схожу отолью.
Коннер улыбнулся и выбежал из комнаты. Его маленькие пятки застучали по ковру и деревянному полу. Штанины пижамы развевались вокруг икр вместо лодыжек. Коннер всегда был высоким, но, казалось, за то лето, что Сэм не видел его, он вырос еще на несколько дюймов. Леклер встал и, побывав в ванной, присоединился к сыну на кухне. Он купил эту студию год назад и отделал ее блестящим никелем, стеклом и итальянским мрамором. Вместо обычной стены кухню и обеденную зону разделял водопад. С потолка, создавая иллюзию непрерывного потока воды, спускалось тонкое стекло. Дизайнер по интерьеру назвал это «водным будущим», и Коннеру нравилось играть здесь больше всего.
Все в студии было современным, мужским и подходило хозяину дома. Он открыл холодильник и нагнулся, чтобы заглянуть внутрь. Морозный воздух холодил голую грудь, пока Сэм осматривал содержимое: замороженный сок, лед и бесчисленные упаковки горошка.
У меня закончилась смесь для гренок.
Мама готовит мне блинчики в виде сердца.
Это, конечно, многое объясняет.
Мне не из чего приготовить блинчики. – Не то чтобы он стал делать их в виде сердечек, даже если бы у него были все ингредиенты.
Мне нравятся яичные маффины, - сказал Коннер.
Мама кормит тебя таким дерьмом?
Когда мы не спешим.
Что ж, тебе не стоит есть то, что тебе во вред. – Сэм открыл буфет. – Утром парню нужно восемьдесят процентов углеводов и двадцать процентов белков, чтобы начать день правильно.
Коннер вздохнул. Он уже слышал об этом раньше.
Терпеть не могу овсянку.
Сэм знал, поэтому и взял коробку «Чириос».
Овсянка приведет тебя в форму, даст энергию и заставит волосы вырасти у тебя на груди.
Я еще в начальной школе.
Засмеявшись, Сэм повернулся, чтобы посмотреть на сына, сидевшего на высоком стуле у барной стойки: голубые глаза настороженно блестели.
Не хочешь быть единственным пацаном в начальной школе с волосатой грудью?
Глаза Коннера стали еще больше:
Нет!
Сэм вытащил из холодильника молоко и взял чашку.
Ну, может, в следующем году.
Может, в шестом классе. – Коннер опустил глаза, внимательно изучая русые волоски на груди Сэма. Потом оттянул горловину своей пижамы и посмотрел внутрь. – Это щекотно?
Только когда начинают расти. – Сэм поставил чашку перед сыном и насыпал туда мюсли.
У меня иногда чешутся яички. – Коннер подпер щеку кулаком. – Но они не волосатые. А мама говорит, что мне не следует чесать их в общественных местах.
Сэм улыбнулся. Слова были настолько мальчишеские! Иногда он беспокоился, что Отэм воспитает сына как девчонку. Сделает его рохлей. Было приятно знать, что Коннер думает как парень.
Руки вымыл?
Сэм поднял взгляд от чашки:
Что?
Нужно мыть руки, когда готовишь.
Закатив глаза, Сэм подошел к раковине. А эти слова уже слишком для мальчика.
Сразу видно, что ты живешь с женщиной. – Открыв кран, он налил на ладонь немного мыла.
Мама все время ругается на дядю Винса из-за того, что он этого не делает.
Хорошо. Кто-то ведь должен ругать этого идиота. Сэм взял бумажное полотенце и вытер руки.
Это больно?
Что?
Коннер указал пальцем на голую руку Сэма:
Это.
Это? – Тот провел пальцем по большим словами veni vidi vici, вытатуированным с внутренней стороны руки от локтя до запястья. – Нет. – Разве что чуть-чуть, когда их ему набивали.
Что они значат?
Когда-то там было имя мамы Коннера. Теперь Сэм об этом редко вспоминал.
Это латынь и переводится: я пришел, я увидел, а теперь кто-то получит по заднице. – Ему было интересно, скрыла ли Отэм его имя на внутренней стороне запястья.
Коннер засмеялся, показывая маленькие белые зубы.
Задница. Это плохое слово.
Задница? – Он специально следил за своим языком, когда был с сыном. Всегда. Покачав головой, Сэм отбросил полотенце. – Что нужно сказать вместо задница?
Попка.
Попка? – Что ж, он был прав. Еще одно доказательство, что парень проводит слишком много времени с женщиной. - Задница – не такое уж плохое слово.
Мама так не считает.
Только то, что твоя мама – девчонка, не значит, что она всегда права. Попка – это девчоночье слово, и тебя за него побьют. Лучше говори задница.
Коннер обдумал это и кивнул.
У меня есть рисунок. – Он спрыгнул со стула и выбежал из кухни. Вернувшись, положил на стойку пачку бумаги.
Сам нарисовал? – Сэм залил хлопья молоком.
Ага. Я хорошо рисую. – Сын залез обратно на стул и показал на две кривобокие фигурки с желтыми волосами и голубыми глазами. Одна фигурка была поменьше, и казалось, будто человечки стоят на яйце. – Это ты и я. Мы рыбачим.
Рыбачим? – Взяв банан, Сэм начал его резать.
Ага.
Сэм рыбачил лишь раз в Кабо. И там было больше выпивки с парнями, чем самой рыбалки. Он бросил полбанана в чашку Коннера, а остальное положил в блендер. Взял ложку и пододвинул чашку к сыну. Пока тот ел, Сэм бросил замороженную клубнику, молоко, сухой белок, лецитин и каплю льняного масла в блендер. Нажал «смузи», затем вылил свой завтрак в большой стакан.
Я видел твою лодку.
Какую лодку? – Он был точно уверен, что никто не фотографировал его в той поездке. Это было вроде неписаного правила. Сэм повернулся и поднес стакан к губам.
В газете. – Кусочек хлопьев прилип к уголку рта Коннера, и он вытерся тыльной стороной ладони.
А. Ту фотографию. Где в прошлом июне Леклера сняли на яхте, льющим пиво из Кубка Стэнли на моделей в бикини с огромными сиськами.
Мне не понравились те девчонки.
Это потому что тебе пять лет. – Опустив стакан, Сэм облизал верхнюю губу. – Однажды они тебе понравятся.
Коннер покачал головой, неодобрительно приподняв бровь. Боже правый, он был так похож на свою мать.
Возьми меня на свою лодку. Только без девчонок.
Это не моя лодка.
О. - Коннер засунул в рот полную ложку мюслей и начал жевать. – Джоша Ф. в школу водит отец, - сказал он с полным ртом. – Иногда отцы должны водить своих детей в школу.
Как они умудрились перейти от лодок и рыбной ловле к школе?
Разве тебя не возит твоя мама?
Коннер кивнул, с трудом сглотнув:
Ты тоже можешь возить меня.
Ну, может, иногда, когда я в городе. – Сэм сделал глоток. – Тебе нравится твоя школа?
Она хорошая. Мне нравится учительница – миссис Рич. Она нам читает. И мне нравится Джош Ф.
Это твой друг?
Коннер кивнул.
Ага. В отличие от Джоша Р. Он – тупица. И мне не нравится. – Коннер почесал щеку. - Он меня ударил.
За что?
Сын пожал худеньким плечом.
Потому что я взял его рюкзак с Барни.
С фиолетовым динозавром?
Ага.
Сэм облизнул верхнюю губу:
Ты дал ему сдачи?
О, нет. – Коннер покачал головой. – Мне не нравится бить людей. Это невежливо.
Если бы ребенок не был так похож на него, Сэм бы засомневался, чей он сын. Леклер провел столько времени на скамейке штрафников в прошлом сезоне, что испытывал желание повесить там картинку и, может быть, поставить гелиевый светильник, потому что чувствовал себя как дома.
Мне казалось, Барни нравится только малышам.
Подумав секунду, Коннер кивнул:
В прошлом году мне нравился Барни.
Барни - отстой.
Мальчишка засмеялся, снова показывая свои маленькие белые зубы.
Ага. Барни – отстой.
ГЛАВА 4
Мужчина моей мечты: ответственный
К полудню Отэм натянула джинсы и простую белую футболку. Утюжками вытянула волосы так, что они стали гладкими и блестящими, нанесла немного туши на ресницы и подкрасила губы. И да, она сделала попытку выглядеть презентабельно, потому что позвонил Сэм и сказал, что сам привезет Коннера к двенадцати.
Нет, Отэм не старалась впечатлить бывшего. Не то чтобы она могла сделать это в любом случае, но ей не хотелось открывать дверь, выглядя усталой и ужасной: так, как всегда выглядела по воскресеньям.
К полпервому Отэм стояла в гостиной, глядя в большое окно. К часу она шагала по комнате с телефоном в руке, набирая номер Сэма. Он не ответил, и в голове пронеслись все возможные ужасные сценарии. Все, начиная от автоаварии и закачивая похищением. Каждый раз, услышав шум мотора, Отэм прижималась лбом к стеклу и смотрела на улицу. Каждый раз это был не Сэм, и ее беспокойство закручивалось еще одним витком.
Когда в час тридцать на подъездную дорожку, наконец, заехал большой красный пикап Леклера, Отэм оказалась на крыльце, прежде чем автомобиль затормозил, и спросила, сбегая по ступеням:
Где вы были?
Она посмотрела внутрь пикапа и остановилась взглядом на Коннере, который был пристегнут ремнем безопасности.
При виде сына все ее беспокойство и страх превратились в злость.
Из грузовика показались длинные ноги Сэма. Кроссовки коснулись асфальта, и Леклер предстал перед Отэм в джинсах и темно-синем флисовом пуловере, как будто никуда не торопился. Как будто не опоздал на полтора часа.
Привет, Отэм.
Винтажные «Рэй-Бан» красовались на слегка искривленном носу, а послеполуденное солнце сияло в волосах, как будто Леклер был золотым воином.
Краска бросилась ей в лицо, и пришлось глубоко вдохнуть, чтобы не закричать.
Ты знаешь, сколько сейчас времени? – Вот так. Это прозвучало спокойно.
Он отогнул рукав свитера «Норт фейс», посмотрел на большие платиновые часы и ответил:
Конечно, примерно час тридцать.
Как будто Отэм поинтересовалась просто так. Заглянув в грузовик, он вытащил маленький рюкзак с губкой Бобом.
Привет, мам, - сказал Коннер, выбираясь вслед за рюкзаком со стороны водителя.
Где вы были?
Коннер спрыгнул на землю, встав рядом с отцом.
В «Шортис».
Это что, какой-то бар? Стрип-клуб? Бог свидетель, Сэм любил стриптизерш.
Где?
В торговом центре, - пояснил Сэм. – В нескольких кварталах от моего кондоминиума.
Мы ели хот-доги, - голубые глаза Коннера расширились от возбуждения. – Я играл в пинбол. И набрал много очков.
Он шлепнул растопыренной пятерней по подставленной ладони отца, и Отэм почувствовала знакомую пульсирующую боль за правым глазом, которая возникала всегда, когда приходилось иметь дело с Сэмом. Тромб ли это или аневризма - Отэм не знала. И то и другое – не очень хорошо.
Отлично. Просто замечательно, - ради сына она выдавила улыбку. – Попрощайся с папой.
Сэм присел, и Коннер оказался меж широко расставленных бедер отца.
Пока, папочка, - он обвил руками шею Сэма и крепко прижался. – Может, мы еще раз сходим в «Шортис»?
Конечно. - Сэм обнял сынишку, потом отстранился, чтобы посмотреть ему в лицо. – Или мы можем пойти в кино, или ты можешь прийти на игру, как мы договаривались.
Отэм не нужно было видеть лицо Коннера, чтобы знать: он смотрит на отца, как будто тот - лучший в мире после горячего шоколадного пирога.
Этому парню нужно было лишь подкармливать сына крохами своего внимания, и тот будет счастлив.
Коннер кивнул:
И порыбачить.
Сэм рассмеялся, вставая:
Может быть, следующим летом.
Коннер поднял ранец с земли.
Хорошо.
Иди в дом и убери вещи. – Отэм положила руку на светлые волосы сына. – Я приду через минуту.
Коннер посмотрел на нее, потом на Сэма.
До скорого, дружище.
До скорого, пап. – Он быстро прижался к ноге отца и направился по ступенькам к входной двери.
Отэм сложила руки под грудью, ожидая, пока сын зайдет в дом. Затем повернулась к Сэму. Она не хотела кричать или ругаться, или бить бывшего мужа по голове. Не хотела становиться сумасшедшей. Как это бывало раньше. Теперь она умела держать себя в руках.
Ты сказал, что привезешь его к полудню.
Я сказал «приблизительно».
Что?
Я сказал «приблизительно к полудню».
Боль из-за глаза Отэм переместилась в центр лба.
Что это такое? Что-то вроде особой системы отсчета Леклера? Пока весь мир живет и работает в обычном времени, ты – не как все и пользуешься приблизительной системой?
Сэм улыбнулся, будто считал ее смешной.
Я хотел провести с ним побольше времени, Отэм. В этом желании нет ничего плохого.
Это прозвучало так разумно.
Ты опоздал на полтора часа. Я думала, что-то случилось.
Мне жаль, что ты беспокоилась.
Этого было недостаточно. Кроме того, она не верила ему. Он разбрасывался словами, но совсем не имел в виду то, что говорил. Сэм никогда ни о чем не сожалел.
Когда вы не появились, я позвонила.
Он кивнул.
Я забыл свой телефон дома. Когда мы вернулись, я увидел твой звонок.
Что? И не подумал мне перезвонить? Чтобы дать мне знать, что с Коннером все в порядке.
Леклер сложил мощные руки на не менее мощной груди.
По тому, как ты взорвала мой телефон своими звонками, мне пришло в голову, что ты собираешься сожрать меня с потрохами. Да и сейчас ты умираешь от желания сделать это. И честно говоря, я никогда не звоню тому, кто умирает от желания сожрать меня с потрохами.
Отэм глубоко вздохнула и посмотрела на большое окно и маленькое лицо Коннера, прилипшего к стеклу. Ее самоконтроль держался на тонкой ниточке, когда она спокойно сказала:
Ты незрелый и безответственный.
Ну, милая, я никогда не говорил, что я не безответственный. Но ты слишком все контролируешь.
Он мой сын.
Он и мой сын.
Он твой сын, когда это тебе удобно.
Что ж, сегодня мне было удобно. Смирись с этим.
Смириться с этим? СМИРИТЬСЯ с этим? Боль во лбу взорвалась в голове, и весь контроль Отэм улетучился.
А что насчет следующего раза? Как насчет того, что ты продинамишь его на следующей неделе или на послеследующей? Как насчет того, что он ждет встречи с тобой, а ты бросаешь его ради вечеринки с друзьями?
Есть мероприятия, которые я обязан посещать.
И ты был обязан присутствовать на той яхте с полуголыми женщинами? А как насчет твоих поездок в Вегас ради азартных игр и приватных танцев? – Хотя она не могла понять, как, учитывая их историю, он вообще может приезжать в Вегас.
Леклер качнулся на пятках.
Ты ревнуешь?
Отэм закатила глаза. Но тут же пожалела об этом, потому что переносицу сжало тисками боли.
Сам смирись, Сэм. Возможно, ты считаешь, что солнце встает и садится только ради твоей жалкой задницы, но открою тайну: это не так. – Она подняла глаза на Коннера, смотревшего на нее. – А единственного человека, который так считает, ты всегда бросаешь.
Если бы я мог, то проводил бы с ним больше времени. Но ты знаешь, что с моим расписанием это сделать трудно.
Если бы он был главным в твоей жизни, ты бы нашел время, - она заправила волосы за уши. – Этим летом ты был свободен, но провел с Коннером лишь три уикенда. Ты отменил по крайней мере восемь встреч с ним. И каждый раз, когда ты так поступал, мне нужно было постараться и загладить перед Коннером твою вину. Каждый раз, когда ты его огорчаешь, я – та, кто говорит, что ты его любишь и был бы с ним, если бы мог. Я – та, кто должен врать ему.
Челюсть Сэма напряглась.
Я люблю его.
И мы все знаем, какова цена твоей любви. – Отэм покачала головой. – Пока ты где-то изображаешь героя для тысяч мальчишек, твой сын рыдает в подушку, как будто его сердце разлетается на тысячу кусочков.
Сэм опустил руки и покачнулся, будто она ударила его.
Я никакой не герой.
Я это знаю. – Она указала на окно, не глядя на сына. – Но он нет. Пока нет. Он не знает, что ты просто эгоистичный козел, который его не стоит. Но однажды твой сын это поймет. – Отэм задохнулась, прикрыв ладонью пульсирующий от боли лоб. – О, Боже. Я не собиралась делать этого. Я не хочу. Не хочу терять контроль. Не хочу злиться и ругаться. Неважно, насколько верно все сказанное.
Он рыдает в подушку? – Сэм сказал это достаточно громко, чтобы она услышала.
Что? – Отэм посмотрела на окно. На сына, глядевшего на родителей. Он не казался расстроенным. Он не слышал, как она ругала Сэма. – Да.
Я не знал.
С чего бы тебе знать? – Она пригладила волосы и вздохнула. Внезапно почувствовав усталость. – Тебя никогда нет рядом, когда нужно подчистить собственные грешки. Уверена, тебе это никогда даже в голову не приходило.
Ты говоришь о Коннере?
О ком же еще?
Одна бровь приподнялась над солнечными очками.
Сэм, пока твои действия не влияют на жизнь моего сына, ты мне до лампочки. И уже очень давно. Моя единственная забота – Коннер.
Моя тоже.
Едва ли, подумалось Отэм.
У него есть все, что нужно.
Ему нужно мужское влияние.
Он разговаривал с ее братом?
У него есть Винс.
Винс – осел.
Такой же, как и ты, но, по крайней мере, Винс держит свои обещания. Коннер знает, что может рассчитывать на него.
Сэм глубоко вдохнул носом и выдохнул, как будто она его утомила.
Я сказал Коннеру, что он может приходить на мои игры, и я удостоверюсь, что он получит хорошие места.
Он не может оставаться на ногах так поздно, иначе заснет в школе.
В субботу не заснет. – Сэм сел обратно в пикап и захлопнул дверь. – Натали тебе позвонит.
Хоккей Коннеру не нравится. Да и драки он не любит, но если захочет пойти, Отэм не будет возражать, чтобы Натали забрала его. Кроме того, Сэм скоро потеряет интерес, и это в любом случае не будет проблемой.
Сэм не стал ждать ее ответа. Просто включил заднюю передачу и выехал с дорожки. Коннер махал ему из окна, но отец, как обычно, не поднял глаз и ничего не заметил. Отэм нахмурилась и покачала головой, поднимаясь по лестнице к двери. Вдалеке раздался рев двигателя.
Отлично. Винс. Как будто Отэм было мало драм.
Она остановилось на верхней ступеньке и подняла руку, чтобы прикрыть глаза от солнца. Ненависть между Винсом и Сэмом не была секретом, и Отэм надеялась, что эти двое не остановятся и не побьют друг друга на Морнинг-Глори-драйв. Она задержала дыхание, когда мужчины проезжали мимо друг друга, и хотя не могла разглядеть их, знала, что с них станется послать друг друга куда подальше.
Отэм стояла на крыльце и ждала. Она любила своего большого брата. Любила по многим причинам, но больше всего потому, что он всегда поддерживал ее. Неважно в чем. Винс был любящим и яростно преданным. Он боролся за нее. Всегда. Иногда принимая свою обязанность быть старшим братом и дядей слишком серьезно. Но это был Винс. Бывший «морской котик», который не верил в полумеры.
У него были свои демоны, о которых брат никогда не говорил, и жил он под девизом «Иногда совершенно приемлемо убить муху кувалдой».
Винс остановил «Харлей» на подъездной дорожке там, где только что стоял пикап Сэма, и заглушил двигатель. Перекинул длинную ногу через байк, встал и провел пальцами по коротким темным волосам.
Я считаю, что этот идиот должен держаться подальше от тебя, - сказал Винс, поднимаясь по ступенькам и стуча ботинками по бетону.
Он просто забросил Коннера. Не велика беда. – Не стоит упоминать, что Сэм опоздал на полтора часа и заставил ее беспокоиться. Не стоит дразнить медведя. – А ты почему здесь?
Хотя она решила, что уже знает ответ.
Может быть, просто хотел тебя сегодня увидеть.
Ты видел меня вчера. - Отэм махнула рукой. – Ну, скажи, что там у тебя, прежде чем мы войдем.
Винс улыбнулся. Его нижние зубы были слегка неровными, но очень белыми.
Просто хотел удостовериться, что ты в порядке после вчерашнего вечера.
Ты мог бы позвонить.
Ты бы соврала. – Он наклонился и посмотрел сестре в глаза. – Я должен убить его?
Отэм бы рассмеялась, если бы на сто процентов была уверена, что брат шутит. Она не была уверена, но не винила в этом Винса. Вероятно, на свете имелось немало людей, которые хотели бы убить Сэма. Она знала, как он играет в хоккей, а несколько минут назад сама хотела его пристукнуть.
Нет, на самом деле я его даже не видела прошлым вечером. – Что, вообще-то, было неправдой. Она замечала эту светловолосую голову каждый раз, когда заходила в зал. – Мы почти не разговаривали. – А вот это было правдой.
Так ты в порядке?
Отэм подозревала, что Сэм и Винс так сильно ненавидели друг друга, потому что в чем-то были очень похожи. Оба привлекательны и высокомерны, и настоящие кобели. Разница была лишь в том, что Винс ставил свою семью превыше всего.
Когда Коннер был помладше, Отэм во многом полагалась на брата, но теперь она стала сильнее. Хотя все так же очень сильно любила Винса и все еще нуждалась в нем, иногда ей хотелось, чтобы он нашел милую девушку, женился на ней и завел собственную семью. Он бы стал отличным отцом, но, конечно, весь этот его кобелизм стоял на пути серьезных отношений.
Тебе не нужно было приезжать.
Я все равно хотел приехать.
Точно. Отэм открыла дверь, и Винс зашел внутрь.
Теперь я большая девочка. И могу справиться с Сэмом.
Они поднялись в комнату Коннера. Тот стоял у кровати, вытаскивая грязную пижаму из рюкзака.
Привет, Наггет, - сказал Винс, пользуясь прозвищем Коннера. Сел рядом с племянником и взъерошил ему волосы.
Привет, дядя Винс. – Коннер вытащил маленькие трусы. – Я играл в пинбол с папой.
Правда? Звучит весело.
Парнишка кивнул.
И ел хот-дог. – Он повернулся к маме: – Можно мне новое одеяло?
Что не так с твоим одеялом с Барни?
Барни – отстой.
Отэм задохнулась, открыв рот.
Но… но... ты любишь Барни. Он же твой пурпурный друг.
Коннер покачал головой и фыркнул:
Барни для малышей.
С чего это?
Он пожал плечами:
С того, что я теперь в начальной школе. Я уже взрослый.
Сын только что оторвал кусок от ее сердца. Они выбирали материал и вместе мастерили это одеяло. И подушку тоже.
А подушку с Барни ты тоже не хочешь?
Коннер любил подушку с Барни.
Не-а.
Отэм задохнулась и сжала футболку там, где билось сердце. Это все влияние Сэма. Она не могла доказать это, не допрашивая Коннера, но точно знала, что Сэм ответственен за внезапное отступничество сына от Барни.
Дата добавления: 2015-08-28; просмотров: 121 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |