Как бы то ни было, не существует доказательств того, что техни ческие специалисты занимались систематическим вредительством, в чем их обвиняли. Идеолог «сменовеховства» Устрялов призывал их к прямо противоположному. Он тоже опасался провала новой сталинской политики, но в своей книжке, вышедшей в Харбине, в Маньч журии, где он жил, желал ей успеха. Он думал, что ее банкротство, которое повлечет за собой крах коммунистической власти, будет пагубным для России. Поэтому он считал недопустимым какое бы то ни было вредительство и предосудительным даже простой нейтралитет. Единственный совет, который он давал специалистам, был «со хранять безукоризненную лояльность государству. Посильно ему спо собствовать...».
Сотрудничество и раньше было нелегким делом. Налаживать его помогало политическое стремление подключить к грандиозному делу экономической реконструкции все таланты и знания. Типичным можно считать следующий случай. Известный технический специа лист инженер Пальчинский боролся с большевиками и остался их противником. При первой же возможности, однако, Ленин попытался привлечь его на свою сторону, и тот стал консультантом правитель ства. Арестованный в 1929 г., он был без суда расстрелян в тюрьме, так что никогда и не удалось установить сколько-нибудь основатель ным образом, в совершении каких преступлений он обвинялся 24. Случай этот не был единичным. Было арестовано не только много инженеров, но также экономистов и других хозяйственных экспер тов, некоммунистов или сочувствующих, которые в годы нэпа с боль шой ответственностью трудились в различных советских учрежде ниях.
Была начата навязчивая пропагандистская кампания, в ходе кото рой повсюду разоблачали вредителей. Нельзя сказать, чтобы сами руководители, и в том числе Сталин, не предостерегали от отождеств ления категории старых специалистов в целом с категорией сознательных врагов. Но подобные предостережения стоили не слишком много, если тот же Сталин говорил о «пышном расцвете вредитель ства» в «таких широких размерах», что, как он выразился позже, «вредительство составляло тогда своего рода моду». Эта позиция изменилась лишь в середине 1931 г., когда перед лицом нарастающих
трудностей выполнения плана Сталин потребовал от партии «изме нить отношение к инженерно-техническим силам старой школы, проявлять к ним побольше внимания и заботы, смелее привлекать их к работе...» 26.
Вплоть до этого момента кампанию питал, среди прочего, харак терный сталинский подход к вопросам отношения теории к практике. В конце 1929 г. в своей первой речи, целиком посвященной вопро сам теории (Троцкий из своего изгнания заклеймил ее как невеже ственную), Сталин отмахнулся, как от вороха «буржуазных предрас судков», от большей части той экономической теории, которая раз вивалась в СССР в годы нэпа. Но преданная забвению хозяйствен ная реальность, с которой не пожелали считаться, в конечном счете мстила за себя: сталинские цифры были взяты с потолка. Сталин и не подумал признаться в этом, ибо это означало бы вернуться к дискуссиям с правыми и экономистами. В начале 1931 г. он изрек, что имеются все «объективные возможности» для осуществления гигантски завышенных планов, вина за их невыполнение лежит на кон кретных людях 27. С этого момента в его методы правления вошел обычай публичного поиска козлов отпущения в связи с суровыми лишениями, бесхозяйственностью, тяжелыми противоречиями, от ко торых страдала страна. Утвердилась, иначе говоря, тенденция усмат ривать причины любых невзгод и любых трудностей в тайных проис ках врагов и личной измене работников.
Именно таков был «фон» первой серии крупных публичных про цессов 1930—1931 гг. Наибольший резонанс приобрели три судебных дела. Первым был процесс над так называемой Промышленной пар тией («Промпартией»), в ходе которого были обвинены и осуждены восемь высококвалифицированных специалистов. Затем состоялся процесс над четырнадцатью экономистами марксистской ориентации, но не коммунистами (были среди них и очень известные, например Громан, Гинзбург, Суханов), которых судили за участие в якобы ор ганизованном ими «внутреннем центре» меньшевистской партии. Тре тий процесс не был открытым: на этот раз на скамью подсудимых были посажены объединенные ярлыком принадлежности к мифиче ской «крестьянской партии» экономисты и технические специалисты «новонароднического» толка, ранее высоко ценившиеся за их честную службу советской власти; наибольшей известностью среди них поль зовались Кондратьев и Чаянов. Ныне у нас есть все основания ду мать, что эти процессы были сфабрикованы: как и в знаменитых судилищах более позднего времени, обвиняемым не было предъявле но никаких документально подтвержденных улик — основанием для осуждения служили лишь их собственные признания. Позже было собрано немало свидетельств того, что эти признания добывались с помощью физических пыток или запугивания 28. Насколько мало правдоподобными были обвинения, можно судить хотя бы по тому, что некоторые из осужденных (инженер Рамзин, историк Тарле, агроном Дояренко — если ограничиться только самыми известными примера-
ми) были вскоре выпущены на свободу, восстановлены на работе, а впоследствии даже удостоены почестей*.
Общее обвинение неизменно формулировалось как измена и заго вор при иностранной поддержке. Когда же дело доходило до кон кретного разбирательства, обвинения детализировались и обнажали истинную подоплеку: речь шла, например, о высказываниях или рекомендациях в пользу более сдержанных темпов развития 29. Простая защита тех или иных предложений приравнивалась к политическому преступлению. Процессы способствовали тем самым созда нию атмосферы всеобщей подозрительности, которая придавала уродливые формы всей общественной жизни в СССР. Насколько широко могла распространиться подобная атмосфера, показывает ре акция Троцкого: даже он из своей заграничной ссылки счел обвинения обоснованными**, более того, усмотрел в них подтверждение пра вильности тезисов, которые в свое время отстаивала оппозиция, утверждая, что более быстрый рост хозяйства тормозится бюрокра тией и вновь подымающими голову буржуазными силами 30.
Механизм репрессий
Правомерно задаться вопросом: что же предотвратило перераста ние сталинского наступления в кризис таких же масштабов, как в 1920—1921 гг.? Уже сам по себе конфликт с крестьянством потен циально заключал в себе такого рода опасность: если оставить в стороне начальную вспышку энтузиазма, нельзя не видеть, что этот конфликт отражался и на рабочем классе, который в свою очередь расплачивался за индустриализацию по суровому счету и в рядах которого не раз вспыхивало недовольство 31. Разные факторы играли на руку Сталину. О некоторых тактических уловках, вроде временного отступления на фронте коллективизации в марте 1930 г., уже было сказано. Говорили мы и о более существенных обстоятельствах, таких как кризис в толще самого крестьянства, положительное значение индустриализации, с порожденными ею великими надеждами, напористость и энергия выдвиженцев. В перечне причин недоста ет, однако, одного решающего пункта. Главным действующим ли цом «революции сверху» было Советское государство, укрепившееся и усилившее как свои административно-репрессивные функции, так и свои «приводные ремни» и иерархические структуры.
В разгар коллективизации было завершено обновление территориально-административной структуры СССР. Было упразднено про межуточное звено в виде округа, остались только области и районы.
* Как любопытную деталь автор, получивший эти сведения от одного из ближайших Друзей Тарле, может добавить следующее. По прошествии многих лет после процесса «Промпартии», на котором Тарле был обвинен в том, что якобы являлся министром иностранных дел в подпольном контрреволюционном «правительстве», прославленный историк получил лично от Сталина предложение написать его биографию. Смерть изба вила ученого от этого обременительного заказа.
** Троцкий изменил свое мнение несколько лет спустя.
Более простая и удобная, новая система могла стать — и действительно стала — каркасом централизованной -и абсолютно единообраз ной администрации, одинаковой по всей стране, несмотря на крайнее разнообразие местных условий. С моделью этой системы сообразовы валась и организация партии, которая все больше отождествлялась с государством, как его стержневая часть.
Что касается Советов, то они претерпели те же изменения, что и все остальные «приводные ремни». В сущности, на протяжении всей первой фазы колхозного наступления они оставались в стороне от коллективизации, так что кое-кто даже предлагал упразднить их в сельской местности и заменить правлениями колхозов. Верх, одна ко, взяла противоположная установка. Советы получили в свое рас поряжение большие финансовые средства. Были также проведены пе ревыборы Советов, чтобы обеспечить более широкое представитель ство в них крестьян-колхозников и ударников. Но главное заключа лось в усилении контроля над Советами, их руководящими орга нами и превращении Советов в верных исполнителей спущенных сверху директив 32.
Усиление государства не означало, однако, автоматического ук репления законности. В 1930 г. журнал «Большевик» писал, что обо стрение классовой борьбы обязывает пролетариат значительно уси лить и ту сторону своей диктатуры, которая выражается в примене нии не ограниченного законом насилия, включая и применение в необ ходимых случаях террора по отношению к классовым врагам 33. Сталин лишь внешне проявлял большую сдержанность: «Некоторые товарищи думают, что главное в наступлении социализма составляют репрессии, а если репрессии не нарастают, то нет и наступления. Верно ли это? Это, конечно, неверно. Репрессии в области социалисти ческого строительства являются необходимым элементом наступле ния, но элементом вспомогательным, а не главным» 34. Позже он пи сал следующее: «Аресты производят члены правлений колхозов, рай онные и областные уполномоченные, председатели Советов и секрета ри партячеек; аресты производят все, кому не лень, в том числе и те, у кого нет на это ни малейшего права» 35. Но и предлагая исправить подобное положение вещей, он оправдывал теми же аргументами, что и «Большевик», тот факт, что вплоть до этого момента система дей ствовала именно таким образом.
Политические репрессии осуществлялись главным образом на следником ЧК — ГПУ. Его полномочия намного расширились. Мы не знаем, насколько выросла численность его личного состава. Несом ненно, увеличились сфера его компетенции и масштаб операций. Какими бы вспомогательными ни были его функции, роль, сыгран ная ГПУ в коллективизации, была решающей: это его представители входили в «тройки» по ликвидации кулачества, и его части обеспечивали депортацию раскулаченных. Громадной была его роль и в проведении репрессий против обвиненной во вредительстве производствен но-технической интеллигенции 36. ГПУ самостоятельно, практически
бесконтрольно устраивало процессы и выносило приговоры, само ре шало, предавать ли их гласности или оставить в тайне. В его распоря жение и под его начало были переданы многочисленные лагеря и колонии принудительного или исправительного труда, созданные для содержания арестованных и высланных. Примечательно, что и пи сатель Солженицын, ставший самым известным бытописателем и в некотором роде историком сталинских концентрационных лагерей, отстаивая свой тезис о том, что лагеря были неизменным компо нентом советской действительности на протяжении всего ее суще ствования, в конце концов признает, что широкое их распростране ние началось в 1929—1930 гг. 37
Всячески подавляемая политическая борьба — «жесточайшая борьба», как выразился Орджоникидзе 38, разгоралась в глухих, под спудных формах. Об этом свидетельствует, в частности, возобновле ние ожесточенного конфликта со всеми церквами: обладая разветвлен ной организацией, они могли стать опорной базой для сопротив ления крестьянства. В конце 1929 г. Каганович констатировал: «Большие достижения имеются и на фронте борьбы с религией. Часть церквей уже закрыта и отдается под культурные нужды. В целом ряде колхозов на общих собраниях отменяются церковные
праздники и превращаются в праздники коллективного труда» С колоколен снимались колокола и отправлялись на переплавку во имя индустриализации. Число членов общества безбожников увеличи лось с каких-нибудь 100 тыс. до 2,5 млн., а затем и до 3,5 млн. При нимались резолюции с требованием закрыть все культовые учрежде ния. На первый взгляд, это был успех, «невозможный, — как отмечалось, — еще несколько месяцев назад». В действительности же все это вело к еще более ожесточенному противодействию колхозам. Советская власть столкнулась не только с православной церковью, не менее острым был конфликт с мелкими религиозными сектами и с мусульманами Башкирии, Татарии, Казахстана — чуть ли не всего советского Востока 40. В марте 1930 г., когда была приостановлена коллективизация, уменьшились перегибы и в этой области. Но напря женность осталась.
Сила и слабость бухаринцев
Главным источником политической борьбы была все же партия. Если верить тому, что говорилось на собраниях, «партия теперь более, чем когда-либо, едина и сплочена...» 41. Она действовала во взрывоопасной обстановке, порожденной теми объективными фак торами раскола, которые предвидел Ленин. Полномочия ГПУ простирались теперь и на партию. Политическая полиция и раньше использовалась в межфракционной борьбе. Теперь ее вмешательство расширилось и стало систематическим. Если учесть, что ГПУ при этом не ограничивалось одними лишь явными оппозиционерами, станет по нятно, что его вторжение в партийные дела способствовало образо ванию атмосферы подозрительности и доносов. Например, на XVI
съезде ВКП(б) Каганович поставил в вину одному из правых, Угла нову, частные разговоры, которые тот вел с товарищами по партии, которых считал своими друзьями 42. В этом свете и следует рассмат ривать дальнейшее развитие внутрипартийной борьбы.
Несмотря на намерения, которыми Бухарин поделился в беседе с Эмбер-Дро 43, ничто не указывало на его возможности или жела ние организовать подлинную оппозицию, а тем более — террористи ческие акции против Сталина. Последний арьергардный бой, кото рый он дал вместе с Рыковым и Томским, заключался в обращении с письмом к ноябрьскому Пленуму Центрального Комитета в 1929 г. Все трое отрекались от своих расхождений с большинством и объ являли, что разделяют поставленные большинством цели, и выражали вместе с тем убеждение, что «мы могли бы достигнуть желатель ных результатов менее болезненным путем». Молотов жестоко напустился на них из-за этой фразы 44. Борьба бухаринцев как фракции практически прекратилась с этого момента. Но именно с этого мо мента убедительное подтверждение получили опасения, которые вы ражались ими ранее.
Вот почему семь месяцев спустя XVI съезд партии превратился, по сути дела, в непрерывный поток речей, в которых без конца пов торялось осуждение «правого уклона», провозглашаемого «главной опасностью» (формула эта будет повторяться еще на протяжении трех лет кряду). Бухарин на съезде не присутствовал, что было вме нено ему в вину. Рыков, Томский, Угланов признали свои ошибки. Их выступления то и дело прерывались репликами, придирками. Десятки делегатов поднимались на трибуну, чтобы заявить, что не считают это признание достаточным. Подобное ожесточение могло бы показаться необъяснимым, если бы мы не вспомнили, что про исходило в этот момент в стране. Суть проблемы заключалась в рас суждении Сталина о том, что «сила правого оппортунизма» продол жала оставаться внушительной и после того, как бухаринцы «капиту лировали», ибо в нем находил отражение «напор на партию» со сто роны «мелкобуржуазной стихии», то есть напор крестьянства 45.
Из выступлений разных ораторов на съезде вырисовывалась в этом смысле довольно красноречивая картина. Зеленский заявил, что бухаринские идеи «продолжают все-таки быть центром притяжения». Стецкий добавил: «Бухаринская теория живет». Отмечались многочисленные проявления бухаринских настроений в партячейках Москвы и Ленинграда. «Ни одна организация не свободна от таких выступлений», — уточнил Позерн. В столице речь шла об их сравни тельно большом количестве. Чубарь объяснил, что перед лицом «бешеного сопротивления капиталистических элементов» члены партии, «иногда не плохие члены партии», «сбиваются... на путь уступок ку лаку, на путь уступок... мелкобуржуазной стихии». Сходные мысли высказал Хатаевич; он отметил, что кулаки — как и вообще политические противники советской власти — способны были теперь предпри нять более широкие, чем в прошлом, усилия для завоевания ге-
гемонии в деревне; отсюда, продолжал он, опасность каких бы то ни было колебаний, причем настолько большая, что «только в жесто кой борьбе с правыми» можно обеспечить проведение коллективиза ции 46. Шеболдаев и Косиор говорили о «контрреволюционных» эле ментах, арестованных ГПУ. Из их слов, однако, явствовало, что речь идет о коммунистах, позволявших себе высказывания следующего рода: «Политика Сталина ведет к гибели... мероприятия, какие пред лагают Бухарин, Рыков и Угланов, — единственно верные, ленински выдержанные, и только они, т. е. Бухарин, Рыков и Угланов, способ ны вывести страну из того тупика, в который Сталин завел...» Или же речь шла о людях, которые «разделяли платформу правых», но говорили, что не могут открыто отстаивать ее в партии «под угрозой исключения... и репрессий»; которые убеждались, что недовольство партийным курсом вело «к крестьянскому восстанию против советт ской власти» и что нужно поэтому «возглавить крестьянскую стихию и вести работу по смене нынешнего руководства и возглавить пар тию и советскую власть Бухариным, Рыковым и Томским» 47.
Мартовское отступление 1930 г. и обвинения, которые Сталин, не моргнув глазом, выплеснул на периферийных работников, усилили настроения досады и раздражения в партии, хотя и привели к вре менному ослаблению напряженности. Жестокое столкновение прои зошло на собрании в одном из московских районов между Крупской и Кагановичем. Вдова Ленина энергично осудила «неленинские» методы коллективизации и обыкновение сваливать вину на низовых работников, с которыми даже не посоветовались перед началом кампании. На XVI съезде ВКП(б) ей припомнили этот эпизод 48.
Борьба в деревне повлекла за собой обострение всех националь ных проблем. Индустриализация должна была принести большие вы годы нерусским окраинам страны, которые также были вовлечены в этот процесс. Однако было еще слишком рано, чтобы можно было почувствовать благотворность ее плодов. Оставалась коллективиза ция. О некоторых наиболее серьезных конфликтах — в Казахстане, в Башкирии — мы уже говорили. Это были не изолированные эпизоды, как явствует, в частности, из выступлений на XVI съезде. Например, грузин Цхакая сдержанно, но красноречиво описал обста новку в Закавказье, где в условиях общей отсталости и абсолютной неподготовленности делались попытки насаждать коммуны: немалое число крестьян бежало в горы, вступало на путь вооруженного сопро тивления. В Татарии, как и вообще на мусульманском Востоке, от мечался сильный подъем «султан-галиевщины», то есть националистического течения среди самих коммунистов, которое восходило к Султан-Галиеву (расстрелянному в 1929 г.) и, как утверждалось, практически сливалось с «правым уклоном». Оратор, которому мы обязаны этими сведениями, объяснял, что у оппозиционеров один мотив: «отказ от коллективизации и борьба против нее». Ими рас пространялись слухи «о том, что Султан-Галиев, Троцкий и Бухарин приехали менять политику советской власти». В Белоруссии отмеча-
лось оживление на этой же основе национал-демократических тенденций. В Средней Азии вновь развернулось басмачество, война с которым на этот раз будет тянуться до самого конца 1933 г. 49
На Украине был раскрыт и разоблачен так называемый «Союз освобождения», но неясно было, шла ли речь действительно, как утверждалось, о контрреволюционной организации или же просто о попытке добиться изменения курса в рамках советской власти. В Киеве была арестована, помимо прочих, группа красноармейских командиров, в прошлом служивших в царской армии: среди обвине ний фигурировало и такое (ныне признанное лживым), как намере ние отторгнуть Украину от СССР. Часть командиров удалось спасти благодаря тому, что, отстаивая их невиновность, против местного ГПУ энергично выступил один из самых знаменитых красных коман диров, Якир. Он защищал их, несмотря на полученный из Москвы — судя по всему, от Кагановича — совет не вмешиваться 50.
Натянутость национальных отношений была настолько серьезной, что Сталин впервые за много лет вынужден был посвятить этому вопросу большой раздел в своем докладе на XVI съезде ВКП(б). В нем он более решительно подчеркнул опасность «великорусского шовинизма» и призвал уважительно относиться к национальным язы кам и культурам внутри СССР 51. Кое-кто перед тем предлагал даже упразднить союзные и автономные республики. Такого рода идеи были раскритикованы. Отвергнута была (вероятно, памятуя о тех трудностях, которые приходилось преодолевать ради сохранения За кавказской федерации) также инициатива Среднеазиатского бюро ВКП (б), рекомендовавшего объединить в федерацию республики это го региона. Государственная структура СССР претерпела некоторые изменения: до ранга союзной республики был поднят Таджикистан, область, лежащая в предгорьях Памира; в горном же районе вдоль границы с Китаем была образована автономная Киргизская респуб лика. В целом, однако, общий поворот к централизации всей жизни в Советском Союзе сказался, в частности, в сужении прав, оставлен ных каждой из национальных единиц 52. Образование Всесоюзного наркомата земледелия было лишь наиболее приметным — и наиболее тяжким по последствиям — проявлением этого процесса.
Исступленно-назойливое предание анафеме правого оппортунизма объяснялось, следовательно, тем, что в стране шла подспудная граж данская война. Оно объяснялось сочувствием, которое бухаринские доводы встречали в партии и в самих аппаратах; силой, которой эти доводы могли вооружить антиколхозное сопротивление кресть янских масс. Любая политическая альтернатива могла стать центром движения, способного ввергнуть все Советское государство в пучину непоправимого кризиса. В силу трагической иронии это же самое опасение парализовало и деятелей бухаринской оппозиции. То, что они хранили молчание или даже распинались в собственных заблу ждениях, истолковывалось порой как признак малодушия. Все об стояло, похоже, намного сложней. Наиболее четко проблема была
изложена Томским в его речи на XVI съезде, которая является одновременно документом лояльности и политического бессилия. Он заявил, что теперь уже и трое правых не в состоянии были удер жать под контролем возможное развитие фракционной борьбы, удер жать ее в рамках партии и предотвратить такое положение, когда ее смогла бы подхватить «третья сила» с последствиями, очень опас ными для партии и для диктатуры пролетариата. Аналогичными мотивами, вероятно, было обусловлено и поведение Бухарина, как проницательно уловил его биограф 53.
Нарушенное единство большинства
По мере того как обострялись социальные конфликты, сотрясе ния достигали и сталинского большинства. Измерить точные мас штабы или проследить последовательно развитие кризиса представ ляется, понятно, весьма трудной задачей, поскольку чем дальше мы углубляемся в советскую историю, тем больше оскудевают докумен тальные источники. Первым серьезным сигналом, во всяком случае, явилось дело Ломинадзе — Сырцова в конце 1930 г.
Ломинадзе и Сырцов были видными большевистскими работни ками младшего поколения. Первый из них, грузин огромного роста и чрезвычайной сообразительности, был особенно близок к Сталину и даже отличался в его лагере своего рода левым экстремизмом. Похоже, Сталин считал его своим возможным преемником. Ломинад зе возглавлял в ту пору Закавказский комитет партии. Сырцов зани мал пост Председателя Совнаркома РСФСР, то есть был главой пра вительства Российской республики. Оба они подверглись публичному обличению и были исключены из Центрального Комитета, причем даже без соблюдения процедуры, установленной антифракционной резолюцией X съезда. Вместе с ними были наказаны и многие руководители промежуточного уровня, в том числе молодой Чаплин, уже зарекомендовавший себя блестящим комсомольским лидером. Их обвинили в «паникерстве перед трудностями» и «капитулянтстве перед классовым врагом». Вина их состояла, видимо, в том, что они предлагали более сдержанные темпы индустриализации и проведе ние иного курса в деревне, возражая против возобновления сплош ной коллективизации осенью 1930 г., — резолюция такого рода была принята Закавказским комитетом.
Трудно сказать, насколько прочными были связи, установленные между Ломинадзе и Сырцовым: речь шла, по всей вероятности, о разговорах в очень узком кругу, единственных, которые оставались еще возможными 54. Во время, этих разговоров критиковали в основ ном методы руководства партией. Сырцову, например, приписывалось следующее высказывание по поводу трудностей, переживаемых на родными массами: «Мы самотеком и довольно слепо и неорганизованно въехали в область таких экономических явлений, которые сейчас являются предметом тревожного обсуждения всей страны и, в частности, довольно интенсивно, хотя и неправильно, обсуждаются
в очередях». Он говорил также о «механическом подходе к зада чам коллективизации» и требовал, чтобы 1931 г. стал годом прре- дышки, «проверки колхозного движения». Ломинадзе в свою очередь заявлял, что «отсутствие правильной своевременной ориентировки основных кадров рабочих районов связывает и парализует творче скую инициативу рабочих масс», и обличал «барско-феодальное отношение к нуждам и интересам рабочих и крестьян», которое «царит во многих советских учреждениях» 55.
В 1931 г. Сталин написал — и распорядился предать широкой гласности — письмо в редакцию журнала «Пролетарская революция». В нем он обрушился с бранью на некоторых историков, обвиняя их в «контрабандном» протаскивании троцкизма лишь за то, что они решились разобрать некоторые страницы истории большевизма не угодным ему образом. Главное же, в чем Сталин обвинял редакцию и из-за чего была предпринята атака, заключалось в следовании «гнилому либерализму», который, по словам Сталина, получил «те перь среди одной части большевиков некоторое распространение». Для всей советской исторической науки то был роковой удар, поло живший начало долгому и мрачному периоду, на протяжении кото рого всякую дискуссию душили методами, позже названными «арак чеевскими» 56. Дело не ограничилось одними историками. Практиче ски все научно-теоретические журналы, будь то по вопросам филосо фии или политэкономии, стали мишенью чрезвычайно грубых нападок. Нет нужды здесь специально разбирать направления и имена людей, оказавшихся на скамье подсудимых, их заслуги и недочеты, степень состоятельности их культурно-идеологических позиций. Речь ведь, в сущности, шла не об этом, как легко убедиться, перечитывая прессу того времени. На каждом шагу повторялись одни и те же ругатель ства: «троцкистская контрабанда», «право- и левооппортунистические идейки», «гнилой либерализм».
Процесс меньшевиков послужил предлогом для расправы со ста рым Рязановым, почитаемым директором Института Маркса — Эн гельса: его исключили из партии и выслали из Москвы 57. Нападкам подверглись даже такие признанные историки партии, как Покров ский и Ярославский. Второй из них был одним из главных глаша таев сталинского течения в борьбе с оппозицией. После нескольких безуспешных попыток добиться разъяснения, в чем же состояла его вина, он еще раз простерся ниц перед Сталиным. На копии письма, отправленного в те дни Сталину, Ярославский позже напи сал: «Теоретическая мысль прямо замерла. Боятся писать. Это очень опасная вещь» 58. Сталинская политика, цезаризм Сталина и впрямь плохо согласовывались с теоретической мыслью большевизма, с историческим прошлым партии, в изучении которого Сталин не без осно ваний усматривал питательную почву для новых оппозиций.
Дело Ломинадзе — Сырцова — первое, когда были пущены в ход термины «право-левый блок» и «двурушничество» — в последующие годы они приобретут широчайшее распространение 59. Порожденные
прошлыми схватками, размежевания и взаимные подозрения троцки стов и бухаринцев были сильны и живучи. Тем не менее большая часть их оказывалась нейтрализованной новыми обстоятельствами, которые создавали объективные предпосылки для сближения позиций. Наблюдая из-за границы зигзаги сталинской политики, Троцкий писал, что хотел совсем не этого, когда говорил об индустриализа ции. Он разоблачал «авантюризм» своего противника, требовал пре кратить коллективизацию и изменить планы промышленного разви тия. Весьма убедительно, с другой стороны, выглядела его критика политики Коминтерна с его лозунгом «социал-фашизма». Если до этого деятельность Троцкого в изгнании носила по преимуществу агитационно-пропагандистский характер, то в 1932 г. он предпринял единственный собственно политический шаг: после того как его лиши ли советского гражданства, он в открытом письме руководителям пар тии предложил убрать Сталина с занимаемого им поста как един ственный выход из кризиса и условие примирения в партии 60.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 40 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |