можно сплавлять лес по Охте, - по озерам, по порогам, наверно,
кто-то шибко грамотный это затеял, кто-нибудь типа Ченцова.
Вот. Деревня вообще-то не деревня, три, от силы четыре избы.
Крыши везде провалены. У нас около костра валялись старые
доски, их какой-то доброхот безмозглый притащил, с ними все
равно ничего нельзя сделать по той простой причине, что они
гнилые насквозь. Вся деревня заросла травой в человеческий
рост, но смелые туристы протоптали там свои дорожки. Вообще на
маршруте очень много туристов, в любом нормальном месте
стоянки, кострища, повсюду натоптаны дорожки, написаны памятные
слова и набросаны разнообразные следы деятельности людей. А
если стоять на одном месте в часы пик, все они проплывают мимо,
весьма гордые собой.
Там, у Ригореки, мимо проплыло просто несметное количество
групп, и почти все были заметно горды собой. Ужасно надоели.
Катамараны, байдарки, с детьми, с собаками, с шумными весело
перекликающимися друзьями и родственниками, орут, суетятся,
лают, веслами машут, кошмар какой-то. Все они, видно, считают
себя бравыми туристами, которые вот не боятся плыть, когда
кто-то другой стоит. Одни сплывут - другие немедленно
приплывут, поплавают, покричат, сплывут. Приплывут следующие. И
так весь день. Не речка у черта на рогах, а проспект Маркса.
Мы же вечером в большинстве своем клеились. Фионин вот
баллоны клеил. Как можно продрать баллоны? Фионин умеет.
Поэтому он их клеил, а еще они с Ченцовым подрались баллонами.
Откровенно безобразное зрелище. Мирная поляна, покрытая зеленой
травкой, залитая солнечным светом, такая добрая идиллия, и
вдруг она нарушается совершенно противоположной, леденящей душу
картиной: по всей поляне скачут два... э... так скажем, друга,
издают страшные крики, годящиеся в позывные любому ниндзя, и с
трудом машут четырехметровыми толстыми резиновыми сосисками,
стремясь поразить друг друга. Победила неожиданно дружба, и
Фионин опять стал клеиться.
Данилов тоже клеился, - вся наша байдарка безбожно текла
непонятно сквозь что. На всякий случай Данилов проливал клеем
каждый раз все, что плохо выглядит, на следующий день Пельмень
тек по-прежнему, и Данилов снова клеился. Лебедь тем более
клеился. Правда, настоящего повода для этого у него не было (у
единственного за весь поход), но зато было желание (также у
единственного за весь поход), а ведь это главное. Поэтому он
клеился для профилактики.
Ремонтные работы протекали в экстремальных условиях,
поскольку основу всей стоянки составляла безграничная армия
мошек. Имя им - даже не легион, скорее им имя - мерзкая туча
мошкары. Питаются мошки, если кто не знает, нами, поэтому
стоянка со временем сделалась совершенно невыносимой. Мошка
была везде. Если кто шел к палатке, мошка вилась около палатки,
если кто рубил дрова - дрова были с мошкой, если кто одевал
накошмарник - мошка была уже там. Я точно знаю - самый
последний, самый безнадежный Greenpeace там одурел бы, потерял
бы человеческий вид и стал бы орать, ругаться и кидать в мошек
сапогами. Мы одели накошмарники, завернулись в штормовки (по
солнцу и жаре), намазались отравой, кто сколько мог, мы
совершенно измотались нравственно, то есть разболтали себе все
нервы, но мы не потеряли человеческий вид и не стали кидаться в
мошек сапогами.
Те, кто заклеивал свои плавсредства, ощутили присутствие
мошки на стоянке более всех, им повезло не так сильно, как
остальным, их покусало чуть больше мошек, ну, конечно,
ненамного, так, тысячи на полторы. Этот сам по себе
непримечательный факт, однако, привел к такому
антиобщественному явлению, как крики при проклейке. Эти крики
были ужасны. Просто безумны. То и дело кто-либо из работающих
вдруг громко страшным голосом орал: "Уйди!!!" или еще
"Уйдите!!!" или даже просто "А!!!! А-а!!" Все сидящие вокруг
немедленно испуганно вздрагивали и на некоторое время
отключались, чего нельзя сказать обо всех вокруг летающих. Те
только веселились и продолжали немилосердно кусаться, вызывая
новые крики. То и дело наивные ремонтники грустно приходили к
костру и потерянно, без всякой надежды, совали туда кустики
можжевельника. Бедный можжевельник трещал и слабо
сопротивлялся, выпуская бледные облачка дыма. Потом кто-то
проговорился сдуру, что можжевельник для дыма и сжигают, он это
понял и совсем перестал выпускать свой чахленький дымок. Тем не
менее его жгли в не меньших количествах, а потом с полученным
дымом бежали, как дураки, к байдаркам. Пару раз Данилов не
выдерживал и, издавая наиболее дикие вопли, вскакивал и
быстро-быстро убегал в направлении конца маршрута. Тем не менее
он всегда возвращался, видимо, чувство ответственности
приводило его неизбежно к дальнейшему ремонту байдарки.
Одновременно с проклейкой все занимались кто чем, так,
Фионин ловил рыбу, а Ченцов с Даниловым умудрились еще час
просидеть над описанием и картой в попытках подкроить маршрут,
но так ничего и не добились. Скорее всего, они просто
изначально бесполезно проводили время, спасаясь от мошки в дыму
костра. А мошки между тем становилось все больше. У Финика от
нее, видимо, чуток съехала крыша, и он полез в холодную воду
купаться, после чего уже совсем сбрендил и стал всем настойчиво
рассказывать, что вот чистого меньше кусают. Все роптали как
могли, подтверждая правоту Лебедя, который еще в начале похода
провозгласил "доктрину Лебедя", согласно которой все должны
желать наступления ветров и морозов, и побыстрее, до полной
победы. Весь вечер только об этом и мечтали. С заходом солнца
мошки стало поменьше, а когда стали ложиться, у нас с Даниловым
открылся второй за день, уже локальный, праздник. В палатке
почти не было мошек. Все-таки так нельзя жить, это не отдых,
это скорее бессмысленная и бесконечная борьба. Господи, пусть
будет холодно!
Moral level:
Утром: 7 (Normal);
Вечером: 2 (Low).
8 августа (Утро)
Сбылось. Блин.
8 августа
Что-то холодновато сегодня. Даже слишком, я бы сказал,
холодновато. Мерзкая какая-то погода, гадкая. Небо все в тучах,
ветер противный, волнение наблюдается явно недоброе, я уж про
температуру и не говорю. На том самом месте, где вчера была
солнечная совершенно ровная гладь, волны откуда-то серые, тучи
тоже серые везде, все вокруг серое и везде. Ветер, опять же,
холодный. Плохо, в общем. Ну, что ж делать, идти надо. Не
хочется, а надо. Но, на самом деле, не хочется. Погода не
фонтан потому что. Но надо. Дождя вроде пока нет, решили
выходить. Кроме того, уже неоднократно получалось так, что
непогоду проносило мимо нас, хотя положение вроде бы было и
хуже. Так что и надежда на лучшее была, и не было особых причин
не выходить. Собственно, чтобы не выходить, даже вопроса не
возникало. Ну подумаешь, пасмурно. Ну неприятно, конечно. То
все к утру просветы хоть были, а то вот нет. Да мерзкая погода,
что там говорить. Но мошек и вправду нет. Совсем. Хоть это
радует.
Собрались довольно скоро. Вышли. К этому моменту как раз и
дождик пошел. Да и ветер усилился. Волнение, соответственно,
обрадованно усилилось также. И дождик, прямо скажем, мерзкий.
Мелкий, зараза, но явно обложной. У нас уже были дожди, но
этот-то обложной. И поэтому какой-то особенно мерзкий. Гадкий.
И небо серое. Тут у нас появилась мысль, что неплохо бы было
сегодня вообще не выходить. Но ведь надо. И все равно уже
погрузились.
Ну погребли себе, все озабоченные такие, настроения ни у
кого особенного нет, и еще, между прочим, погода мерзкая.
Дождик идет, волнение там, тучки сплошные, серые. Вчера эти
места все хотелось на пленку заснять, да на цветную желательно,
вид был прекрасный - солнце, вода гладкая-гладкая, лес в ней
отражался. Сегодня снимать как-то не хочется. Я почему-то
совсем этому не удивляюсь. Озеро Алозеро идет сначала на
северо-запад, а потом резко поворачивает под прямым углом и
продолжается на северо-восток. Когда мы за этот угол завернули,
мы обнаружили там стоящую группу бездельников и еще значительно
более сильное волнение. Бездельники ужасно обрадовались
бесплатному развлечению и все, как тараканы, высыпали на берег.
Что за интерес какой-то для недоразвитых, смотреть, как другим
плохо. Паразиты они, вот и все. Смотрят. А мы плывем себе. А
погода плохая, фу. Сыпется с неба морось какая-то
малопривлекательная, и вообще. Ну то есть фу.
Довольно скоро мы добрались до плотины. Ее вроде бы сразу
видно. Она практически соединяет озера Алозеро и Щучье. Где,
судя по всему, щуки водятся. В отчете написано: "...Плотина
представляет из себя ряжевую стенку, перегораживающую выход из
озера; в стенке два прохода: правый помельче, левый поглубже с
бревенчатым дном. За левым сливом через 10-15 метров поперек
струи каменная гряда. Шивера за плотиной глубокая, мелкосидящие
камни только на выходе..." Грамматические ошибки здесь
исправлены, а ошибки по существу вообще трудноисправимы, и за
них надо убивать. Еще написано: "...Плотину и шиверу за ней
осматривать лучше с левой стороны..." Хотел бы я взглянуть на
того, кто скажет, что их можно осматривать с правой стороны! С
левой, впрочем, это делать тоже приятного мало. Слишком даже
мало. Плотина нам сразу не понравилась. После осмотра стало
очевидно, что необходима проводка. Это по такой-то погоде,
когда из фартука просто не хочется вылезать. И ничего нельзя
сделать - в "ряжевой стенке" нет "проходов помельче и
поглубже". Там даже нет проходов помельче и помельче. Их там
вообще нет, понимаете?
Пришлось проводить. Наиболее гордые залезли в струю по
колено и потащили мимо себя байдарки, другие, поскромнее,
кряхтя, ругаясь и брякая веслами потащились через высокие
блиндажи по левому берегу на другую сторону плотины. Эти
строители плотин такие кретины, они, наверно, чувствовали, что
сплав кончится не сегодня-завтра, и по реке пойдут туристы. В
предвкушении этого они понастроили на всех плотинах, сколько
могли, на обоих берегах побольше ряжевых стенок, всяких
баррикад и устрашающих срубов, напоминающих старые хорошо
укрепленные форты, разве что без крыши. Да крыша - это лишнее,
а нагадить-то им и без того удалось. А стены высокие, но
гнилые, все ненадежное, да еще они туда камней острых
понабросали, да больше, больше, да трава какая-то инициативная
колючая растет, да гвозди отовсюду и штыри старые ржавые
радостно торчат во все стороны, да весла еще эти, черт бы их
подрал... А ну-ка перелезь, в общем. Ну перелезли. Для
догадливых: как вы думаете, что там нам потом было? Правильно,
каменная гряда поперек. А какой ширины? Да метров восемьдесят.
Так-то. А перед ней и вправду 10-15 метров воды, но обходить по
суше это надо по берегу залива, по скользким камням, теснимым
болотом, так что там и мышь с трудом развернется. И не то,
чтобы залив был очень большой, но такой нормальный, уверенный в
себе заливчик, с камнями посередине (так, чтобы его было
труднее переплыть), но глубокий и достаточно широкий, чуть-чуть
подается назад, потом еще, насколько ему удается, влево, туда,
сюда; возможно даже, что в других обстоятельствах на него
приятно посмотреть. Ну что, бросили там байдарки, пошли по
"левой стороне" смотреть.
Было на что посмотреть. За каменной, извините, грядой
началась шивера. Действительно, мелкосидящие камни у нее только
на выходе. Но выход начинается сразу же после входа, а на входе
у нее, как ни крути, получается каменная гряда. Влево уходит
потайная протока, но в ней проблематично провести даже бумажный
кораблик, поэтому она выпала из рассмотрения. По основной же
протоке бумажный кораблик провести несложно, а вот байду
несколько проблематично. В середине там есть живописный
безобразный слив - вода входит в миниатюрное ущелье шириной в
лучшем случае с ширину байдарки, там бурлит, пенится, и падает
вниз на камни маленьким водопадом. Этого хватает для того,
чтобы провалить дно протоки под сливом на ощутимую глубину, по
пояс там ниже слива будет наверняка. И с берега там проводить
нельзя, потому что берег там тоже безобразный - над водой
нависают с обеих сторон полутораметровые стены, образованные
огромными камнями. Не то, чтоб там негде было развернуться, но
там негде нормально встать, чтобы проводить байдарку. Встать
можно сверху по течению и снизу, под сливом. Там сначала Финик
стоял, а потом и Дапнилов. Под бурлящим сливом. Не стоит им
завидовать. Это нехорошо. Я не завидовал. Я также не завидовал
и тем, кто поплыл через заливчик подгонять свою лодку к шивере.
Они постоянно (плывя для облегчения байдарки в одиночестве)
садились там на камни, и обрадованно прыгали на них, пытаясь
сняться с них, но не слезая в воду. Еще для этой благородной
цели они использовали весла. Они хватали весла, как в старину
их предки хватали рогатины, размахивались, как в бою, и с
ужасным грохотом и скрежетом что было сил долбали веслами в
соседние камни. Камни, однако, держались молодцом и не сдавали
своих позиций. По ним, как в шахте, долбали снова. Так что
веслам я тоже не завидовал.
Тем, кто ходил по берегу, тоже повезло относительно. В
обнимку со вторыми веслами (вот кому и вправду повезло),
постоянно оскальзываясь и натыкаясь на деревья и собственных
бестолковых друзей, проклиная раздутый спасжилет и мокрую юбку
на фартук, дрожа от холода, уже не обращая внимание на морось,
которая упорно и постоянно сыпалась с неба, ругаясь просто так
вообще ни о чем и думая, что жизнь прекрасна, если она жизнь,
мы прыгали туда-сюда по камням в робкой надежде спастись.
Спаслись мы только через два часа.
Мы потратили на плотину два часа, собираясь пройти ее минут
за двадцать в крайнем случае! А ходовой день только начался.
Шансы дойти до озера Лежево (где планировалось встать) резко
сократились. Однако настроение, начавшее было падать, незаметно
перешло ту грань, за которой оно теряет право так называться, и
мы начали неуклонно скатываться к зашизеванию. Погода
испугалась и добавила нам дождичку. Это было неосмотрительно.
На первых порах это охладило нам дух, настроение снова
появилось, причем плохое. Но постоянная такая погода (мерзкая,
как отмечалось выше) чревата полным зашизением группы. Это
стоит крепко запомнить всем злопыхателям.
До перекуса мы прошли озеро Щучье, интересное срубами
невыясненного назначения, стоящими посередине озера в воде. Еще
на том озере случилось непредвиденное: когда мы прошли дальше
от плотины метров на триста, нас настиг один добрый сюрприз. Он
имел вид шиверы, впадающей в озеро со стороны Алозера. Он
немножко заинтересовал нас. Очень может быть, что настоящая,
основная и лучшая, плотина находится именно там и что в таком
случае мы, возможно, проходили черти-где. Мы не стали
проверять. Не хватало нам еще вылезать в холод и дождь, чтобы
лазить и смотреть на другую шиверу. Нет, мы уже достаточно
насмотрелись на такое безобразие. Тем более был риск
дополнительно испортить настроение в случае, если мы
действительно ошиблись. И, наконец, из достопримечательностей
на озере Щучьем нам довелось увидеть еще группу туристов. Ее
представляли сумрачного вида дедушки, в накидках, мокрых
шерстяных шапочках типа "мечта бомжа" и небритые. Они, правда,
оказались довольно общительными гражданами и радостно обсудили
с нами сложившуюся метеорологическую ситуацию (ну, то есть,
погоду); мало того, они, несмотря на свой пиратский вид,
оказались людьми также явно приличными и с плохо скрываемым
удовольствием посочувствовали нам. С этого момента стоящие на
берегу группы начали попадаться нам постоянно, как-то даже
неприлично часто. Многие даже не выходили на берег, они все
сидели себе в палатках, сухие и недовольные, и раздражали нас.
После Щучьего начались перекаты, а после них открылся порог
Немес. В отчете говорится, что он, мол, сложный, да плюс еще
"очень красивый", да еще там хорошее место для тренировки, где
якобы можно организовать надежную страховку. Впрочем, я не
спорю, возможно, там и вправду можно организовать надежную
страховку, только вряд ли кто этим занимается. Фионин пошел
Немес без просмотра. Вообще, надо сказать, Мурена с Денисом и
Фиником шла обычно далеко впереди остальных. Мурена сама по
себе полегче, осадка у нее была достаточно маленькая, во всяком
случае, по сравнению с Пельменями, и, главное, гребли они
постоянно будь здоров. Боюсь, что темп задавал Финик, а он,
известное дело, как начнет грести, так и уплывает себе вдаль.
Лучше бы Ченцов все время уплывал, ну, спокойней бы было,
приятней как-то. Так вот, Финик уплыл порядочно вперед и там
увидел Немес. Основные препятствия там за углом, Дмитрий наш
Александрович их поэтому, естественно, не увидел, решил, что
порог простой и простодушно пошел себе вперед. Порог
действительно оказался просто никакой (или я уже из-за дождя не
мог объективно воспринимать действительность), так что ему
здорово повезло. Он прошел без проблем. Мы, которые его
задержать не успели, но которым было из-за дождя уже все равно,
посмеялись и отправились за ним. Проблем Немес и для нас всех
не составил. Только Лебедь и Наталья вошли в порог как-то не
так, где-то там воткнулись в камни, их Пельмень развернуло и
понесло кормой вперед. Но это устраняется, они быстро
развернулись обратно и за поворот ушли уже как следует.
Вскоре после Немеса у нас случился перекус. Мы даже не стали
вылезать на берег, поскольку, во-первых, все боле-менее сносные
места были уже заняты разнообразными бездельниками, считающими
себя туристами, а во-вторых, не очень-то и хотелось вылезать по
холоду из байдарок. Когда все вокруг мокрое и холодное, в
байдарке странным образом создается некоторый микроклимат, так
что сидишь не в холодной луже, а в теплой. И это хорошо. А
когда оттуда приходится вылезать, оказывается, что ветер
снаружи холодный, поэтому ничего не остается, как вконец
замерзнуть, что неприятно и посему нежелательно. Тем более
противно сознавать, что теплая, ставшая уже родной, можно
сказать, сердцем согретая лужа на твоем посадочном месте в это
время только что льдом не покрывается, иначе говоря, безбожно
стынет. Кто же в таких условиях хочет выходить? Так вот и
перекусывали, отрулили себе в какой-то заливчик, то ли это было
устье притока, в общем, это неважно. Все счалились, зацепились
за траву, Ксеня порезала сыр, и еще щербет, и конфеты тоже...
Было мало. Мало было. Плохо. Поэтому еще мы с горя сожрали
какую-то там заначенную на черный день кондитерскую соломку,
еще одни конфеты, прочую гадость.
Тут дождь решил, что это много, и что мы позволяем себе
лишнего, и устроил себе праздник. От этого погода превратилась
из мерзкой в мерзейшую, и стало неожиданно неуютно. А я
предупреждал уже, что такая погода чревата неприятностями. Так
и вышло. Полное зашизение группы состоялось вскоре после
перекуса, когда съеденные продукты потеряли свою поддерживающую
силу. Река стала спокойной, напрягаться на препятствия больше
не потребовалось, и мы зашизели. Мы хорошо зашизели,
профессионально. Мы плыли под проливным дождем, насквозь мокрые
и уже не пытающиеся сохранить надежду на то, что мы не
окоченеем, с отвращением глядя на свои мокрые фартуки, среди
безобразных, как обычно, заболоченных берегов, мокрых, однако,
больше обычного, заросших травой и опять же неприлично мокрыми
деревьями, мы пробивались вперед неуклонно, как миноносные
крейсера, без всяких мыслей вообще, и громко пели известную в
определенных кругах маршевую песню, основной смысл которой
заключается в словах из нее же: "Э, але, болюа-болюэ" Это, как
известно, очень древняя песня для шизения, с хорошими
традициями, и мы ее пели.
А Фионин тем временем медленно уходил под воду. У него
просто спустили баллоны, но уж зато они спустили хорошо.
Поэтому постепенно вид у его байдарки становился все плачевнее.
К вечеру на него было грустно смотреть - практически вся
свободная поверхность Мурены была в воде. Мурена так коряво
сделана, что 80 процентов ее площади поверхности может быть
залита водой, но она плывет. Как крокодил. При этом она еще
способна остаться относительно сухой внутри. Забавно, не правда
ли? Вот так он и плыл.
Также плачевнее становился вид еще и у берегов. В отчете,
опять-таки, этим берегам уделено некоторое внимание - там
написано, что стоянок после Немеса и до озера Лежево нет.
Пожалуй, так оно и есть. А на Немесе, хоть об этом и не
написано ни слова, все стоянки безбожно заняты. Особенно в
дождливый день. Так что шли мы по таким вот тоскливым местам и
радостно пели грустные песни. А вот у погоды вид плачевнее уже
и не стал. Это, впрочем, не так уж и удивительно, трудно
представить себе такое явление, как ухудшение той погоды.
Воображение нужно иметь воспаленное.
Тем временем солнце, которого видно не было, подкатилось к
закату, захотелось уже вставать. Надежда вставать на озере
сократилась до прямо смехотворно мизерных размеров. Особенно
добивал ее тот факт, что должен быть еще приток слева, да
приток справа, да еще там притоки, а после них еще километров
пять-шесть такого вот дождливого праздника, и только тогда...
Искали место для стоянки. Но не нашли и отправились дальше.
Миновали притоки. После чего искали место Фионину поддуть
баллоны. Но не нашли и такого места. И отправились дальше.
Вскоре, в виде насмешки, мы узрели место стоянки, но
традиционно занятое. Там стояли сразу несколько групп. Вообще,
как утверждают очевидцы, место было так себе, дурное, но и это
не прибавило нам счастья. Правда, там обе Мурены высадились,
Ченцов дал Финику насос, и Финик поддул наконец свои борта.
Угроза вылавливания потонувшей Мурены немного поникла. Это была
наша первая в тот вечер, маленькая победа.
Крупная победа состоялась чуть позже. Она получилась очень
для нас неожиданно, сама собой. Заключалась она в том, что мы
вдруг, явно не пройдя пресловутые 5-6 километров, вышли на
финишную прямую, ведущую к озеру Лежево. Некоторые, боящиеся
спугнуть неожиданно рухнувшее на нас счастье (как вообще мало
надо для счастья), например, мы с Даниловым, еще не верили и
говорили, что это мираж, дождливые глюки, но все оказалось
точно - до озера мы доколупали. Как случилось это - такая
задача по праву должна занимать одно из ведущих мест среди
философских казуистических вопросов и великих неразгаданных
тайн природы, по сложности решения и по своей нравственной
сущности для нас эта проблема сопоставима разве что с явлением
нашего удачного вылезания из поезда на станции Сосновец.
За Крупной Победой последовала также Великая Удача. Такие
удачи не все даже способны сразу прочувствовать, они понимаются
только потом, в перспективе взгляда на весь поход. Скажем,
Ченцов наверняка сразу не понял, что нам выпала Великая Удача,
а вот уже в Москве я с ним разговаривал, и он признал, что да,
повезло нам сильно, кто бы мог подумать. Короче, там оказалась
стоянка. Пустая. Удобная. С сухими бревнами, дай Бог здоровья
тому, кто их там набросал. Высокая, кроме того. Разве что
подходы к воде там были дурные, мелкие и нездоровые. Но мы бы
согласились на гораздо более плохие. Нам было уже абсолютно все
равно. Лучше жить плохо, но жить. А эта стоянка была хорошая.
Высокая, к тому же. А это оказалось очень важным, потому что
снизу, у воды, было очень холодно даже по тем и без того
неблагоприятным временам, дули бодрые холодные ветры сразу
сзади, с реки, и спереди, с озера, и жизнь там, внизу, у воды,
окончательно теряла свой смысл. А тем временем наверху, не у
воды, мы боролись с природой. Все ходили туда-сюда, мокрые,
лихорадочно трясущиеся и суетящиеся. Постепенно лагерь принимал
нормальный вид, разгорелся дым, встали косые палатки, появились
на зависть остальным переодевшиеся в сухое и намокающие заново
друзья. Были и грустные исключения. Дикий Данилов, например, не
стал переодеваться, а пошел за дровами мокрый, и еще ходил
черти-сколько, лес оказался насчет дров плохой, вероломный. Так
ведь ничего, пришел Данилов обратно, и даже с деревом. И как же
он там не замерз? Потом, впрочем, он переоделся.
Мы, разумеется, лечились в тот пасмурный вечер. Для
профилактики. Наташа вытащила из памяти смертоносный рецепт
зелья, которое должно спасти человечество от простуды. Чтобы
его приготовить, пришлось погубить полкана кипятка, некоторую
ощутимую часть чайной заварки и недопустимо много спирта и
меда. Все это пропало. Все это было смешано вместе и пропало.
Пить такую смесь откровенно не хотелось. Когда же я себя
преодолел и, утешаясь надеждами на пользу данного снадобья,
разом выпил свою порцию, я сообразил, что поступил удачно в том
смысле, что это надо пить исключительно разом. Иначе остальное
пропадет, потому что тот, кто его раз испробовал, больше
никогда в ближайшие полгода такой досадной ошибки не совершит.
Хотя очень может быть, что свое целебное действие эта штука и
оказала, - во всяком случае, я потом не болел весь поход. Это,
по большому счету, не так уж и удивительно, ведь следует
учитывать, что простудные заболевания вызываются вирусами, а
какой же вирус способен противостоять настолько тяжелым
испытаниям? Они вымерли.
Увидев, что нам не так уж и важно, какая происходит погода
(еще бы, сколько же можно беспокоиться об одном и том же),
наконец и небо позволило себе расслабиться и показало нам
далеко-далеко на горизонте просвет, не прекратив, однако,
дождя. Мы, по-прежнему заливаемые дождем, тихо радовались,
пугая рыб и лесных зверей, и беспечно рассказывали друг другу,
что жизнь прекрасна.
А самым пиком дня стало наблюдавшееся нами где-то в десятом
часу удивительное явление проплывания мимо группы, состоящей,
видимо, из членов Тайной Лиги Поздно-Встающих-На-Стоянку. Я
думаю, что они опаснее встреченных нами ранее членов Тайной
Лиги Ранопросыпающихся, во всяком случае, вид у них был
откровенно антисоциальный. Хотя мы их неплохо поняли, и если бы
они решились встать рядом с нами, мы бы, мне кажется, не
выгнали бы их. То есть мне кажется, что мы бы их и не стали бы
выгонять, а что не выгнали бы, так это точно. Будь мы на их
месте, нас бы никто не смог прогнать откуда бы то ни было. Они
явно хотели встать там, долго плавали себе, тормозили. Но, по
счастью, вставать так рано противоречит их Уставу, и они уплыли
дальше. И быстро растворились в ночи. Странные какие-то. Вот
таким забавным и одновременно поучительным случаем закончился
день восьмого августа, который навеки останется в наших сердцах
как День Подвига.
Moral level: 3 (Low).
9 августа
А утро неожиданно выдалось солнечное. Просветы, наконец,
пришли. И они принесли Солнце на своих, образно говоря, плечах.
Где ж они вчера, свиньи, были?! Но хорошо, что они вообще
удосужились прийти. После таких подвигов, как вчера, необходимо
оправиться от потерь и восстановиться. Так что лучше поздно,
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 28 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |