Очевидно, что это откровение тайных фактов через непосредственные внушения не имеет ничего от природы духовного и божественного действия, в смысле, упомянутом выше. Нет ничего в природе самих восприятий или идей, пробуждаемых в разуме, что было бы божественно совершенным и значительно превышало бы все идеи естественного человека, хотя способ возбуждения идей и может быть необыкновенным. В тех вещах, которые духовны, как было показано, что божественен не только способ произведения действия, но и производимый результат, и значительно превышает все то, что может происходить в неосвященном уме. Просто иметь идею о фактах, если отложить в сторону способ произведения этих идей, — это не есть нечто такое, что превышает способности нечестивых людей, не имеющих в себе никакой благости; и они все имеют или будут иметь знание правды о величайших и самых важных фактах, которые были, есть или будут.
И, что касается необычного способа произведения идей или восприятий фактов, даже через непосредственное внушение, в этом нет ничего, кроме того, на что способны умы естественных людей, пока они еще — естественные люди, как явствует из примера Валаама и других, о которых сказано в Писании. И поэтому ясно, что нет ничего духовного, относящегося к этому непосредственному внушению тайных фактов, в том смысле, в каком благодатные действия являются духовными. И если нет ничего святого и божественного в самих идеях, то есть, нет ничего такого, чего не может быть в неосвященном уме, значит, Бог может влагать их в ум через непосредственную силу, не освящая его. Так как нет ничего в идее радуги, что имело бы святую и божественную природу, и ничто не препятствует неосвященному уму получить эту идею, то Бог, если Ему угодно, и когда Ему угодно, непосредственно и необычайным способом может вызвать эту идею в неосвященном уме. Подобным образом, так как в идее или знании о том, что такие-то отдельные личности прощены и приняты Богом и получили доступ в небеса, нет ничего такого, чего неосвященные умы не могут иметь (и будут иметь относительно многих в день суда), то Бог может, если Ему угодно, необычайно и непосредственно внушить это и запечатлеть это в неосвященном уме сегодня. В неосвященном уме нет недостатка принципа, делающего его способным на такое внушение или запечатление, и в нем нет ничего такого, что с необходимостью исключало бы или препятствовало бы такому внушению.
И если эти внушения тайных фактов сопровождаются текстами Священного Писания, непосредственно и необычайно приводимыми в разум, о других фактах, которые кажутся в некоторых отношениях подобными, это не делает данное действие духовным и божественным. Ибо такое внушение слов Писания не более божественно, чем внушение самих фактов, как было только что продемонстрировано. Также два эффекта вместе, ни один из которых не является духовным, не могут составить в сумме один духовный эффект.
Таким образом, из того, что было уже показано и часто повторялось, следует, что те чувства, которые, по существу, основаны на таких непосредственных внушениях, или предполагаемых внушениях, тайных фактов, не являются благодатными чувствами. Не в том дело, что невозможно, чтобы такие внушения были поводом или случайной причиной благодатных чувств, ибо таковыми могут быть ошибка и заблуждение; но они никогда не являются существенным основанием благодатных чувств, потому что благодатные чувства, как было показано, являются целиком результатом влияния и действия, которое есть духовное, сверхъестественное и божественное. Но имеется много чувств, и высоких чувств, которыми обладают те, кто ставит такие внушения или откровения самим своим основанием: они смотрят на них как на духовные открытия, что является большим заблуждением, и это заблуждение на самом деле является источником, из которого текут все их чувства.
Здесь может быть подходящим отметить, что из сказанного со всей очевидностью явствует, что то, что многие люди называют свидетельством Духа о том, что они — дети Божьи, не имеет в себе ничего духовного и божественного; и, следовательно, чувства, построенные на этом, тщетны и обманчивы. То, что многие называют свидетельством Духа, есть не что иное, а непосредственное внушение и запечатление факта, который в ином случае был бы тайным, о том, что они обращены, или стали детьми Божьими, так что их грехи прощены, и Бог дал им право на небеса. Этот род знания (то есть, знание о том, что определенный человек обращен, и избавлен от ада, и имеет право на небеса) — это не божественный род знания сам в себе. Этот род факта — это не то, что требует более высокого или более божественного рода внушения, чтобы запечатлеть его в разуме, чем любой другой факт, который был запечатлен в разуме Валаама. Для человека не требуется более высокого рода идеи или ощущения для того, чтобы представление о своем собственном обращении запечатлелось в его уме, чем для того, чтобы, подобным образом, в нем запечатлелось представление об обращении его ближнего. Бог, если Ему угодно, может запечатлеть знание того факта, что Он простил грехи его ближнего и дал ему право на небеса, как и любого другого факта, не сообщая Своей святости. Превосходство и важность факта вовсе не препятствует восприимчивости естественного ума человека к непосредственному внушению и запечатлению его. В разуме Валаама были непосредственно запечатлены такие превосходные, важные и славные факты без какого-либо благодатного влияния, как, в частности, Пришествие Христа, установление Им Своего славного Царства, блаженство духовного Израиля в Его особенном благорасположении и их счастье в жизни и смерти. Даже Авимелеху, царю филистимскому, было открыто особое благорасположение Бога к определенному человеку — Аврааму (Быт 20:6-7). Также, по-видимому, Он открыл Лавану Свое особое отношение к Иакову (см. Быт. 31:24; Пс. 104:15). И если истинно благочестивый человек аналогичным образом получит непосредственное откровение или внушение от Бога относительно Его благорасположения к его ближнему или к нему самому, это не будет более высоким родом влияния; это будет не более чем обычный род влияния Божьего Духа, каким является дар пророчества и всякое откровение непосредственным внушением (см. 1 Кор. 13:2). Невозможно, чтобы естественный человек имел это индивидуальное внушение от Духа Божьего о том, что он обращен, потому что это неправда. Тем не менее, это не вытекает из природы влияния и не вызвано тем, что этот род влияния, который внушает такие превосходные факты, слишком высок для того, чтобы он был подвержен ему. Влияние, которое непосредственно внушает этот факт, когда он верен, — не иного рода, чем то, которое непосредственно внушает другие верные факты; и поэтому род и природа влияния не превышают пределы того, что обычно для естественных людей.
Но это недалекое и низкое понятие о свидетельстве Духа Божьего, данном Его дорогим детям, — предположить, что нет ничего в роде и природе этого влияния Духа Божьего, когда Он наделяет этим высоким и славным благом, кроме того, что обычно для естественных людей, полностью неосвященных и являющихся детьми ада; и что, таким образом, само благо или дар не имеет в себе ничего от святой природы Духа Божьего, ничего от насущного сообщения этого Духа. Это понятие сильно унижает достоинство этого высокого и превознесенного рода влияния и действия Духа, которое имеется в истинном свидетельстве Духа.* То, что названо свидетельством Духа (Рим. 8), в других местах Нового Завета названо печатью Духа (2 Кор. 1:22; Еф. 1:13; 4:30), намекая на печать царей, скрепляющую документ, которым они повышали любого из своих подданных на высокую почетную и достойную должность или к особенной привилегии в царстве в знак их особого благорасположения. Это доказательство того, что влияние Духа Царя царей в запечатлении Своих фаворитов — далеко не обычного рода; и что нет какого-либо результата действия Духа Божьего, который был бы по своей сущности более божественным; нет ничего более святого, особенного, неподражаемого и отличительного по своей божественности. Нет ничего более царского, чем царская печать; ничего более священного, что принадлежит царю, и ничего, более специфически обозначающего принадлежность ему. Сама цель и назначение царской печати — быть самым отличительным знаком и подтверждением власти царя. Это великий отличительный признак, по которому то, что исходит от царя или принадлежит ему, может быть отличено от чего-либо иного. И поэтому несомненно, что печать великого Царя неба и земли, поставленная на сердце, — это что-то высокое и святое по самой своей природе, некое превосходное сообщение от бесконечного источника божественной красоты и славы, а не просто доведение до разума тайного факта через откровение или внушение, что является тем видом влияния Духа Божьего, которому часто были подвержены дети дьявола. Печать Духа — это результат действия Духа Божьего в сердце, и естественные люди, оставаясь таковыми, настолько далеки от возможности быть подвергнутыми ему, что они не могут иметь об этом никакого понятия или идеи. «…Побеждающему дам вкушать сокровенную манну, и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Отк. 2:17). Есть все основания предполагать, что то, о чем здесь говорится, — это тот же знак, доказательство или блаженный символ особого благорасположения, который в других местах назван печатью Духа.
В понятии о влиянии Духа Божьего, о котором мы говорим, многих сбило с толку слово свидетельство и его употребление в выражении «свидетельство Духа». Отсюда они взяли, что это не какой-либо результат или работа Духа над сердцем, дающая доказательство, из которого люди могут утверждать, что они — дети Божьи, а внутреннее непосредственное внушение, как если бы Бог внутренне говорил человеку, и свидетельствовал ему, и сказал ему, что он — Его дитя, каким-то тайным голосом или запечатлением. Слово «свидетельство» часто употребляется в Новом Завете, и этот термин часто означает не просто объявление и утверждение истинности вещи, а предложение доказательства, на основании которого истинность вещи может утверждаться или доказываться. Так, о Боге сказано, что Он засвидетельствовал «знамениями и чудесами, и различными силами, и раздаянием Духа Святого» (Евр. 2:4). Итак, чудеса, о которых здесь говорится, названы Божьим свидетельством потому, что они имеют природу не утверждений, а доказательств. «Впрочем они пробыли здесь довольно времени, смело действуя о Господе, Который, во свидетельство слову благодати Своей, творил руками их знамения и чудеса» (Деян. 14:3). «Я же имею свидетельство больше Иоаннова: ибо дела, которые Отец дал Мне совершить, самые дела сии, Мною творимые, свидетельствуют о Мне, что Отец послал Меня» (Ин. 5:36). «…Дела, которые творю Я во имя Отца Моего, они свидетельствуют о Мне» (Ин. 10:25). Также сказано, что вода и кровь свидетельствуют (1 Ин. 5:8); не то, чтобы они говорили или утверждали что-либо, но они были доказательствами. Так, о делах Божьего Провидения в дожде и временах плодоносных сказано, что они — свидетельство Божьего бытия и благости, то есть, они являются доказательствами этого. И когда Священное Писание говорит о печати Духа, то это выражение надлежащим образом обозначает не непосредственный голос или внушение, но некоторую работу Духа, которая останется как божественный знак на душе, чтобы быть доказательством, по которому дети Божьи могут быть узнаны. Царские печати были отличительными признаками царей, и, подобным образом, о Божьей печати говорится как о Божьем знаке: «Не делайте вреда ни земле, ни морю, ни деревам, доколе не положим печати на челах рабов Бога нашего» (Отк. 7:3), а также: «…на челах людей скорбящих, воздыхающих о всех мерзостях, совершающихся среди него, сделай знак» (Иез. 9:4). Когда Бог ставит Свою печать на сердце человека Своим Духом, некий святой отпечаток, некий образ запечатлевается и оставляется на сердце Духом, подобно печати на воске. И этот святой отпечаток, или запечатленный образ, демонстрирующий совести ясное доказательство того, что его субъект — дитя Божье, — является печатью Духа и свидетельством, или доказательством, Духа. И этот образ, запечатленный Духом Божьим на сердцах детей Божьих, — это Его собственный образ. Это доказательство, по которому узнают, что они — дети Божьи, что они имеют образ своего Отца, запечатленный на их сердцах Духом усыновления. Издревле на печатях были выгравированы две вещи, а именно, образ и имя человека, которому принадлежит печать. Поэтому, когда Христос говорит Своей Невесте: «Положи меня, как печать, на сердце твое, как перстень, на руку твою» (П. Песн. 8:6), — это то же самое, что сказать: «Пусть Мое имя и образ останутся запечатленными там». Печати царей обыкновенно содержали их образ, так что там, где они ставили свою печать и царский знак, оставался их образ. Привычкой царей древности было гравировать свой образ на украшениях и драгоценных камнях. Образ Августа, выгравированный на драгоценном камне, использовался как печать римских императоров во времена Христа и апостолов. Святые являются драгоценными камнями Иисуса Христа, великого Властелина, Который владеет империей вселенной; и на этих драгоценных камнях Его образ запечатлен Его царской печатью, которая есть Святой Дух. И это, несомненно, то, что Писание подразумевает под печатью Духа, особенно когда она поставлена таким окончательным и явным образом, чтобы быть видимой глазу совести, которая есть наш дух. Это поистине результат духовный, сверхъестественный и божественный. В самом себе он имеет святую природу, будучи сообщением божественной природы и красоты. Этот род влияния Духа, которое ставит и оставляет эту печать на сердце, таков, что никакой естественный человек не может испытывать ничего, имеющего свойство подобия с этим. Это высочайший род свидетельства Духа, которому только может быть подвергнута душа. Если бы была такая вещь, как свидетельство Духа через непосредственное внушение или откровение, то это было бы гораздо более благородным и превосходным, и настолько превышающим это, насколько небо выше земли. Это то, что дьявол не может сымитировать.
Еще одна особенность, которая является полным доказательством того, что печать Духа не есть откровение какого-либо факта через непосредственное внушение, но является самой благодатью в душе, — это то, что печать Духа названа в Писании залогом Духа. Вполне ясно, что печать Духа — одно и то же, что и залог Духа: «…Который и запечатлел нас и дал залог Духа в сердца наши» (2 Кор. 1:22); «В Нем и вы, услышав слово истины, благовествование вашего спасения, и уверовав в Него, запечатлены обетованным Святым Духом, Который есть залог наследия нашего, для искупления удела Его, в похвалу славы Его» (Еф. 1:13-14). Залог — это согласованная часть денег, данная на руки, как знак того, что вся сумма будет выплачена в должное время; часть обетованного наследия, предоставленная теперь, в знак полного обладания всем наследием впоследствии. Но, несомненно, этот род сообщения Духа Божьего, который имеет природу вечной славы, является высочайшим и совершеннейшим родом сообщения, чем-то, что по своей собственной сущности духовно, свято и божественно и далеко от всего того, что обыкновенно, и поэтому гораздо превышает что-либо от сущности вдохновения или откровения скрытых фактов через внушение от Святого Духа, которое могли иметь многие естественные люди. Что такое залог и начало славы, как не сама благодать, особенно в ее наиболее ярких и ясных проявлениях? Это не пророчество, не языки, не знание, а то превосходнейшее божественное благо — любовь, которая никогда не перестает, — которое является предвкушением и началом света, сладости и блаженства небес — этого мира любви. Благодать — это семя славы, рассвет славы в сердце, и поэтому благодать является залогом будущего наследства. Что же такое начало или залог вечной жизни в душе, как не духовная жизнь; и что же это, если не благодать? Наследие, которое Христос приобрел для избранных, — это Дух Божий. Не в каких-либо необыкновенных дарах, а в Своем жизненном обитании в сердце Он проявляет и отдает Себя в нем в Своей собственной присущей, святой или божественной природе, и это — общая сумма наследства, которое Христос приобрел для избранных. Ибо так упорядочены дела нашего искупления, что Отец дает Спасителя, или Приобретателя, и приобретение делается Им; и Сын есть Приобретатель и Цена, и Святой Дух есть великое приобретенное Благословение или Наследие (Гал. 3:13-14); и потому о Духе часто говорится как о совокупности благословений, обещанных в Евангелии (Лк. 24:49; Деян. 1:4; 2:38-39; Гал. 3:14; Еф. 1:13). Это наследие было великим достоянием, которое Христос оставил Своим ученикам и Церкви в Своем последнем завещании (Ин. 14; 15; 16). Это совокуаность благословений вечной жизни, которая будет дарована на небесах (ср. Ин. 7:37-39; 4:14 с Отк. 21:6; 22:1,17). Именно через живое сообщение и обитание Духа святые имеют весь свой свет, жизнь, святость, красоту и радость в небесах; и именно через живое сообщение и обитание этого же Духа святые имеют весь свет, жизнь, святость, красоту и утешение на земле — только они сообщаются в меньшей мере. И это живое обитание Духа в святых, в этой меньшей мере и малом начале, есть «залог Духа, залог будущего наследия, начаток Духа» (см. Рим. 8:23; 2 Кор. 5:5; Еф. 1:14). Под «начатком Духа» (Рим. 8:23) апостол имеет в виду этот же живой, благодатный принцип, о котором он говорит в предыдущей части главы, и который он называет Духом и противопоставляет плоти и тлению. Таким образом, этот залог Духа и начаток Духа (которые суть одно и то же, что и печать Духа), — это живое, благодатное, освящающее сообщение и влияние Духа, а не непосредственное внушение или откровение фактов Духом.*
И, поистине, апостол, говоря о свидетельстве Духа внутри нашего духа о том, что мы — дети Божьи (Рим. 8:16), достаточно изъясняет свою мысль, если только придерживаться его слов. То, что здесь выражено, связано с двумя предыдущими стихами и вытекает из того, что апостол Павел сказал здесь. Три стиха вместе звучат так: «Ибо все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии; потому что вы не приняли духа рабства, чтобы опять жить в страхе, но приняли Духа усыновления, Которым взываем: «Авва, Отче!» Сей самый Дух свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии» (Рим. 8:14-16). Здесь апостол ясно показывает, что то, на что он ссылается, когда говорит о том, что Дух дает нам свидетельство или доказательство того, что мы — дети Божьи, это Его обитание в нас и руководство нами в качестве духа усыновления, чтобы располагать нас вести себя по отношению к Богу как к Отцу. Апостол говорит об этом доказательстве, или свидетельстве, того, что мы — дети, что мы имеем дух усыновления. И что же это, как не дух любви? Есть два рода духа, о которых говорит апостол: дух рабства, который есть страх, и дух усыновления, который есть любовь. Апостол говорит о том, что мы приняли не духа рабства, который есть дух страха; но мы приняли более искренний, благородный, дух любви, который естественным образом располагает нас идти к Богу, как дети — к отцу, и вести себя по отношению к Богу как дети. И это то доказательство или свидетельство, которое Дух Божий дает нам о том, что мы — Его дети. Это простое значение мысли апостола; здесь он говорит о том же самом пути изгнания сомнения, страха и духа рабства, о чем говорил апостол Иоанн (1 Ин. 4:18), а именно, через доминирование любви. Дух рабства действует страхом, ибо раб боится розги; но любовь взывает: «Авва, Отче!»; она располагает нас обращаться к Богу и вести себя по отношению к Богу как дети. Она дает нам ясное свидетельство нашего союза с Богом как Его детей, и поэтому изгоняет наш страх. Так что, кажется, свидетельство Духа, о котором говорит апостол, далеко от того, чтобы это был какой-то шепот или непосредственное внушение или откровение; но это тот святой эффект Духа Божьего в сердцах святых, расположение и настроение детей, проявляющееся в сладостной детской любви к Богу, которая изгоняет наш страх.
То же самое очевидно из всего контекста: ясно, что апостол Павел говорит о Духе как пребывающем в сердцах святых благодатном принципе, противопоставленном плоти или тлению: «Ибо, если живете по плоти, то умрете, а если духом умерщвляете дела плотские, то живы будете» (Рим. 8:13).
Поистине, у меня не вызывает сомнений, что апостол более специфически ссылается на дух благодати, или дух любви, в его более живых действиях, ибо только совершенная любовь, или сильная любовь так свидетельствует или доказывает, что мы — дети, чтобы изгнать наш страх и целиком избавить нас от духа рабства. Сильные и яркие проявления духа детской, евангельской, смиренной любви к Богу дают ясное доказательство отношения души к Богу как Его дитяти; и это очень сильно и совершенно насыщает душу. И хотя далеко от истины то, что душа в данном случае судит только по непосредственному свидетельству, без какого-либо знака или доказательства (ибо она судит и утверждается через величайший знак и яснейшее доказательство), тем не менее, в данном случае святой не нуждается в умножении знамений или каком-либо длительном размышлении над ними. И хотя видение его родственного союза с Богом и его пребывания под Его благорасположением не обходится без средства (так как он видит это с помощью средства, а именно, Его любви), тем не менее, видение им союза его сердца с Богом непосредственно. Любовь видна интуитивно: святой просто видит и чувствует союз между его душой и Богом; он настолько силен и жив, что не может сомневаться в этом. И, следовательно, он убеждается в том, что он — дитя. Как может святой сомневаться относительно того, находится ли он в по-детски простом отношении к Богу, когда он ясно видит непосредственный союз между Богом и своей душой, и поэтому смело, как бы естественно и обязательно, взывает: «Авва, Отче»?
И когда апостол говорит «Дух свидетельствует духу нашему», под «нашим духом» здесь подразумевается наша совесть, которая названа духом человека: «Светильник Господень — дух человека, испытывающий все глубины сердца» (Пр. 20:27). Мы также читаем о свидетельстве нашего духа: «Ибо похвала наша сия есть свидетельство совести нашей» (2 Кор. 1:12); «И вот, по чему узнаем, что мы от истины, и успокаиваем пред Ним сердца наши; ибо, если сердце наше осуждает нас, то кольми паче Бог, потому что Бог больше сердца нашего и знает все. Возлюбленные! Если сердце наше не осуждает нас, то мы имеем дерзновение к Богу» (1 Ин. 3:19-21). Когда апостол Павел говорит, что «Дух Божий свидетельствует духу нашему», это не нужно понимать как два духа, которые являются двумя отдельными, параллельными, независимыми свидетелями; но через один мы получаем свидетельство другого: Дух Божий дает доказательство, привнося и изливая любовь Божью в сердце, а наш дух, или совесть, принимает и возвещает это свидетельство для нашей радости.
Много ущерба возникало из ложного и обманчивого понятия о свидетельстве Духа (иногда с текстом Писания, а иногда без оного), которое, якобы, есть своего рода внутренний голос, внушение или заявление от Бога человеку о том, что он возлюблен Им, прощен, избран; и много ложных и тщетных (хотя и очень возвышенных) чувств возникало из этого. И вызывает опасение, что множество душ потерпело вечную погибель вследствие этого. Теперь рассмотрим вторую характеристику благодатных чувств.
2. Первоначальное основание благодатных чувств — это сверхъестественно превосходная и привлекательная природа Божественных ценностей, а не какое-то измышленное отношение, которое они испытывают к себе, или своекорыстие.
Я повторюсь, что в высшей степени превосходная природа божественных явлений является первым, или первоначальным и оригинальным, объективным основанием духовных чувств истинных святых. Я не предполагаю, что все отношение, которое Божественные ценности испытывают к себе, и их собственный особый интерес, полностью исключены из всего влияния в их благодатных чувствах. Ибо это имеет вторичное и последующее влияние в тех чувствах, которые суть истинно святые и духовные, как мы увидим.
Уже было отмечено, что чувство любви является как бы источником всех чувств; и, в частности, христианская любовь является источником всех благодатных чувств. Божественное совершенство и слава Бога и Иисуса Христа, Слово Божье, Божьи деяния и Его пути — это первичная причина, почему истинный святой любит эти ценности; а не какой-либо мнимый интерес, который он имеет в них, или какая-либо измышленная выгода, которую он получил или получит от них.
Некоторые говорят, что всякая любовь возникает из себялюбия, и что по природе вещей невозможно для любого человека иметь любовь к Богу или к любому другому существу, которая не имела бы своим основанием это себялюбие. Но я смиренно полагаю, что они говорят так из недостатка размышления. Они утверждают, что тот, кто любит Бога и поэтому желает Его славы или наслаждения Им, желает этого как своего собственного блаженства. Слава Бога и созерцание и наслаждение Его совершенствами рассматриваются им как вещи приятные, способные сделать его счастливым. Он полагает в них свое блаженство и желает их как того, что (если он получит это) будет приятным для него или наполнит его наслаждением и радостью и, тем самым, сделает его счастливым. И поэтому, говорят они, именно из себялюбия или из желания своего собственного счастья он желает, чтобы Бог был прославлен, и желает созерцать и наслаждаться Его славными совершенствами. Но им следовало бы подумать немного дальше и задать вопрос, как человеку пришло на ум возложить свое счастье в прославлении Бога и в созерцании и наслаждении Божьими совершенствами. Нет сомнения в том, что Божья слава и созерцание Его совершенств становятся настолько приятными для него, что он видит свое высочайшее блаженство в этих вещах, и тогда он желает их, как он желает своего собственного счастья. Но как эти вещи стали настолько приятными для человека, что он почитает своим высочайшим блаженством прославлять Бога? Не плод ли это любви? Человек должен прежде возлюбить Бога или соединить свое сердце с Ним, прежде чем он будет почитать Божье благо своим, и прежде чем он пожелает прославления и наслаждения Богом как своего блаженства. Не слишком вески аргументы, что поскольку сердце человека соединено с Богом в любви, и, как результат этого, он желает Божьей славы и наслаждения Им как своего собственного счастья, то желание этого собственного счастья должно непременно быть причиной и основанием этой любви. Это было бы так же верно, как и утверждать, что, поскольку отец зачал сына, то, конечно, его сын зачал его. Если после того, как человек начинает любить Бога, и его сердце так соединяется с Ним, что он смотрит на Бога как на свое главное благо и на Божье благо как на свое собственное, следствием и результатом этого будет то, что даже себялюбие, или любовь к своему собственному счастью, будет побуждать его желать прославления и наслаждения Богом. Из этого не будет следовать, что это самое проявление себялюбия шло прежде его любви к Богу, и что его любовь к Богу была следствием и результатом этого. Нечто иное, полностью отличное от себялюбия, может быть причиной этого, а именно, перемена, произведенная во взглядах его ума и во вкусах его сердца, посредством которой он постигает красоту, славу и высшее благо в Божьей природе, какова она есть сама в себе. Это может быть тем фактором, который, прежде всего, притягивает его сердце к Нему и побуждает его сердце соединиться с Ним, прежде всех рассуждений о своем собственном интересе или счастье, хотя в результате этого, он непременно ищет свою часть и блаженство в Боге.
Имеется род любви или чувства, который человек может иметь к людям или вещам, и который не вытекает существенным образом из себялюбия. Предвзятое отношение к себе, или некоторое уважение, уже проявленное другим к нему, или некоторая выгода, уже полученная или та, на которую он рассчитывает, является поистине первым основанием его любви и тем, из чего целиком проистекает его чувство. Это то, что предшествует какому-либо вкусу или наслаждению сущностью и качествами, присущими состоянию, когда тебя любят, как красивому и приятному. Когда первая ценность, которая притягивает доброжелательность человека к другому человеку — это созерцание в нем тех качеств и свойств, которые кажутся ему привлекательными сами в себе, а тот, кто имеет их, по этой причине является достойным уважения и благожелательности, любовь возникает совершенно отличным образом, чем когда она прежде исходит из некоторого дара, данного другим человеком или обещанного им, подобно тому, как судья любит и проявляет благосклонность к человеку, который дал ему взятку; или из отношения, которое, как он предполагает, другой имеет к нему, подобно тому, как человек любит другого человека, потому что он смотрит на него как на своего ребенка. Когда любовь к другому возникает таким способом, она поистине и существенным образом вытекает из себялюбия.
Такой род чувства к Богу или Иисусу Христу, который существенным образом вытекает из себялюбия, не может быть по-настоящему благодатной и духовной любовью, как видно из сказанного, потому что себялюбие — это принцип целиком естественный, и он в одинаковой мере присутствует в сущности демонов и ангелов. Поэтому, несомненно, ничто, являющееся простым результатом этого, не может быть сверхъестественным и божественным, в описанном ранее смысле.* Христос ясно говорит об этом виде любви, которая ничем не выше любви нечестивых людей: «И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? Ибо и грешники любящих их любят» (Лк. 6:32). И сам дьявол знал, что такой вид уважения к Богу, который был настолько корыстным, что оно проявлялось только ради выгоды, полученной или планируемой, не имеет ценности в глазах Божьих. Иначе он никогда не использовал бы такое злословие перед Богом против Иова: «Разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его, и дом его, и всё, что у него?» (Иов. 1:9-10). Бог также не оставил возражение без внимания, и, чтобы обвинение не оказалось справедливым, Он позволил испытать это дело и поступить с Иовом таким способом, в результате чего было бы видно, является ли уважение Иова к Богу корыстным, или нет, и было получено доказательство искренности и добродетели его отношения в этом вопросе.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |