|
Зина знала всех соседей около дома и со многими молодыми людьми раскланивалась, переглядывалась, как с коротко знакомыми. Она страстно любила общество и за неимением его бежала в девичью, в застольную, где шла нескончаемая беседа.
Настя не разделяла удовольствий Зины, которая часто звала ее соней. Раз Настя сидела за книгой. Прибежала Зина от Натальи Кирилловны и, вырвав у своей подруги книгу, сказала:
-- Ну что тебе за охота учиться? ведь мы теперь не дети. Лучше пойдем в сад: посмотрим через забор,-- может быть, опять эти офицеры проедут.
И Зина тянула Настю за руку. Настя защищалась, говоря:
-- Оставь: я боюсь, я не хочу!
-- А-а-а! это потому, что Гриша сердился! -- воскликнула Зина.
-- А разве он не прав? ну, если бы они перелезли через забор?
И на лице Насти изобразился такой испуг, что Зина, закричав: "У-у-у! лезут! лезут!", начала смеяться.
Настя пожимала плечами, глядя на смелость своей подруги, которая вдруг обиделась и гордо сказала:
-- Ну что ты так важно на меня смотришь? А знаешь ли, почему Гриша рассердился, зачем мы смотрели через забор?
-- Почему?
-- Неужели не догадываешься?
И лицо Зины приняло лукавое и самодовольное выражение; она протяжно произнесла:
-- Из ревности! Ты понимаешь: ему досадно, если я говорю с кем-нибудь другим или гляжу на кого-нибудь другого. Ты только замечай. Например, отчего он к тебе так строг, а мне никогда слова не скажет, хоть у него не учусь, шалю в классе.
-- Так, значит, он тебя больше любит? -- обидчиво спросила Настя.
-- Вот, матушка, когда заметила! Да он мне проходу не дает: всё просит у меня ручку поцеловать; я смеюсь, посылаю его попросить у тебя руку, а он мне говорит: "Я ни за что не поцелую у нее руки: она такая соня".
Настя вся вспыхнула и стала спорить с Зиной, уверяя, что она лжет; но Зина столько насказала фактов в подтверждение своих слов, что Настя расплакалась, а Зина прыгала по комнате и пела. Оскорбленная Настя два дня не говорила с Гришей. Зина была ужасно весела в эти дни. Но ссора не была продолжительна. Грише не много стоило труда выведать причину гнева Насти, которая, не замечая, сама всё высказала. Гриша очень серьезно просил Зину вперед не говорить никаких глупостей о нем. Зина всё повернула в шутку, уверяя, что она всё выдумала, с тем чтоб посмотреть, как Настя обидится.
-- Ах, Гришенька,-- с наивностью перебила Зина,-- она вас очень любит, и я ее за то люблю.
Зина говорила чистую ложь. Раз случилось, что Настя проиграла пари Грише; он имел право просить ее о чем захочет.
-- Я знаю, я знаю, что вы ей велите сделать! -- выразительно улыбаясь, говорила Зина.
-- Ну, что? -- спросил Гриша.
-- Надеть сарафан: вы уверяете, что он к ней идет.
-- Ошиблись: я попрошу, чтоб она позволила мне поцеловать ее руку.
Настя ни за что не соглашалась. Зина с жаром доказывала, что она делает дурно, потому что, проиграв, должно платить. Гриша должен был употребить хитрость, чтоб получить свое пари.
Через день Зина, на тех же условиях, проиграла пари Грише и, как будто с испугом, сказала ему:
-- Ради бога только не целуйте моей руки!
И она стала в оборонительное положение.
Но Гриша и не думал: он успокоил ее и просил Зину идти к Наталье Кирилловне и выпросить позволение покататься. Зина вся вспыхнула, бросила злобный взгляд на Настю и гордо отвечала:
-- Я держала пари с вами, а это ее желание, я знаю.
-- Что вам за дело! вы проиграли и должны исполнить,-- заметил Гриша.
-- Зачем же вы меня заставляли вчера исполнить мой проигрыш? -- спросила Настя с упреком.
Зина так рассердилась пренебрежением Гриши, что ядовито отвечала своей подруге:
-- Потому что я видела, как вам хотелось, чтоб поцеловали вашу руку.
Настя горько заплакала. Гриша поссорился с Зиной и назло ей стал оказывать Насте гораздо более внимания и обходиться с ней не как прежде, запросто и по-дружески, но с необыкновенной предупредительностью. Эта предупредительность приняла большие размеры вследствие смерти Федосьи Васильевны, о которой Настя много плакала; в последнее время болезни своей матери она не отходила от нее, и больная, умирая, ни о чем более не думала, как о своей дочери; она всех поодиночке упрашивала не оставлять ее Настю,-- не только Зину, у которой она целовала руки, но даже горничную, ходившую за ней, умоляла беречь ее Настю. Гришу она также призывала к себе, благодарила за любовь, попечение о Насте и просила защищать ее в доме от притеснений.
Этим временем Зина опять подружилась с Настей и Гришей; но между тем она часто прибегала в комнату к Ольге Петровне, возмущенная будто бы обращением своей подруги с Гришей.
Ольга Петровна сделалась тенью Насти. Она начала доказывать бесполезность классов, говоря, что, кроме шалостей, в них ничего нет хорошего. Ольга Петровна довела даже до сведения Натальи Кирилловны о кокетстве Насти, и Насте был сделан строгий выговор. Бедная девушка горько плакала, Гриша бесился, Зина утешала их и советовала Насте делать всё назло Ольге Петровне. По наущению Зины, Грише запрещено было принимать Ивана Софроныча у себя. Наталья Кирилловна доказывала, что ее родственнику не след иметь знакомство с такими людьми. Гриша тайком ходил к Ивану Софронычу и носил вести от дочери к отцу, и наоборот. Так как говорить Насте с Гришей было запрещено, то между ними, разумеется, началась переписка. Зина была их посредником. Каждый день Ольга Петровна выдумывала новую нелепость на Настю, которая наконец впала в отчаянна и целые дни не переставала плакать. Раз, жестоко оскорбленная приживалками и Ольгой Петровной, Настя как сумасшедшая прибежала к себе в комнату и написала отцу письмо, умоляя его заступиться за нее. Она была так далека всякого кокетства с Гришей, что долго не догадывалась о причине претерпеваемых ею гонений. Настя обратилась к Зине за советом, как бы передать Грише письмо, чтоб он как можно скорее отнес его к Ивану Софронычу.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
<== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |