Наталья Кирилловна, вся в бархате и кружевах, томилась ожиданием. Она перестала уже занимать гостей; вместо конфектов и фруктов ей поминутно подносили лекарства. Зина бегала и суетилась около раздраженной старухи, которой, наконец, от ожидания сделалось дурно; ее отвели в спальню. Гости, соскучась ждать, разъехались. Огни погасли, и заржавленные ворота с жалобным писком вновь закрылись. Всё уже в доме погрузилось в сон, утомленное дневной беготней; одна Зина бодрствовала, хотя должна была бы прежде всех лечь спать, потому что всех больше хлопотала и утомилась.
Еще в бальном наряде, она сидела перед столом и что-то писала; сложив письмо, она раскрыла окно и, внимательно поглядев в темноту, тихо произнесла:
-- Петр!
-- Я здесь! -- раздался голос снизу.
Зина завязала письмо в носовой платок, бросила его в окно и через минуту спросила:
-- Нашел?
-- Да! -- ответил тот же голос.
-- Смотри, в собственные руки!
-- Будьте покойны: я сам отдам; только уж вы всё устройте.
-- Я обещала, так исполню,-- гордо произнесла Зина, и, закрыв окно, она запрыгала по комнате, произнеся выразительно: -- Дождусь ли я завтрашнего дня?
И она у зеркала стала делать реверансы, то с самой серьезной миной, то с улыбкой. Долго билась Зина, чтоб увидеть свое лицо с потупленными глазами, повертывая в руках маленькое зеркало,-- наконец с досадою бросила его, сняла бальное платье, надела ночной туалет и уселась за туалетный столик, окружив себя стклянками, коробочками и баночками.
Стук в доску сторожа в саду, казалось, испугал Зину; она поспешно убрала батарею баночек и, бросив на себя последний взгляд в зеркало, проговорила:
-- Пожалуй, завтра глаза будут сонные.
И она легла в постель, но долго еще ворочалась, тревожимая неприятными ощущениями, которые испытала на бале; надевая свое новое платье, она ожидала, что произведет эффект, а на нее никто из гостей не обратил даже внимания. Миниатюрная Зина не могла произвести большого эффекта в бальном наряде, который требует прежде всего, чтоб женщина была высока ростом и с пышными плечами. Зина была лишена того и другого; рост ее особенно терял потому, что она вечно стояла подле Натальи Кирилловны, которая имела мужской рост.
И последней мыслью Зины в эту ночь было, что по ее положению в обществе ей должно отложить всякую надежду на удовольствия такого рода.
В комнате, убранной с некоторой роскошью, за карточным столом расположилась, сидя и стоя, довольно большая компания мужчин, судя по их туалету и разговору принадлежащих к людям богатым и светским. Между ними резко отличался один господин лет тридцати, замечательной красоты, которая невольно бросалась в глаза. Всё в его фигуре было гармония. Он, казалось, был главным лицом: острил, ставил огромные куши на карту, пил вино и говорил тонкие любезности хозяйке дома, которая также участвовала в игре. Она была уже не первой молодости, но сохранила еще весь блеск красоты. В ее выразительном лице поражала вас смелость взгляда, которая могла смутить всякого. Черты ее лица дышали необыкновенной силой воли. Голос ее то был резок, то вдруг смягчался; она говорила очень умно,-- но что-то едкое преобладало в ее словах. Она, казалось, считала долгом каждому сказать что-нибудь обидное. Посреди этой компании обрисовывалась мрачная фигура очень пожилого человека, одетого бедно и небрежно. На его желтом лице было разлито какое-то тупое уныние. Он был из числа зрителей и жадно следил за хозяйкой, которая очень быстро тасовала и метала карты.
Лица играющих мало-помалу стали изменяться; куши увеличивались. Краска вспыхивала по временам на лице банкомета. Вдруг воцарилась тишина. Господин замечательной красоты горячился и увеличивал куши; наконец он поставил весьма значительный куш. Все не без трепета следили за выпадавшими картами, исключая самого понтера.
-- Убита! -- резко произнесла хозяйка, придвигая к себе деньги.
Глаза ее, казалось, сделались больше. Она, тасуя карты и смеясь, сказала, обращаясь к проигравшему:
-- Ваш дебют нехорош у нас; будьте осторожнее!
-- Я надеюсь, что ваши советы относятся к одним только картам! -- весело отвечал проигравший.
-- Я вас так давно не видала, что не решилась бы давать других.
-- А в память нашего старого знакомства?
-- Старость имеет слабую память,-- отвечала язвительно хозяйка и, обратись к другим, прибавила:-- Новая талия!
Пожилой и мрачный господин робко поставил свою карту и, запинаясь, сказал хозяйке...
-- Вы позволите? я хочу попробовать...
-- Ставьте, только не сорвите банка! -- отвечала хозяйка, пристально взглянув на поставленные им деньги.
Некоторые засмеялись, другие только удостоили насмешливым взглядом пожилого господина, ничего не замечавшего, кроме падавших карт. Болезненный вздох вырвался у него из груди, когда его карта была убита. Он обратился тогда к молодому белокурому господину с наглым выражением лица и тихо, дрожащим голосом сказал:
-- Дайте мне взаймы, хоть в память моих одолжений, сделанных вам в старину.
Белокурый господин дерзко отвечал:
-- А кто за вас поручится, что вы заплатите мне?
-- Тише, ради бога, тише,-- пугливо шептал старик, бросая тревожные взгляды на хозяйку.
-- Если хозяйка дома ручается, то я готов!
-- Не надо!.. -- тоскливо воскликнул пожилой мужчина.
Дата добавления: 2015-08-27; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |