копились в ящике его тусклого письменного стола. Протер маленькое кольцо из черного пластика,
надел, защелкнул - больно, пожалуй, давить с таким напором, но это же оттого, чтобы отвлечься
от глубокой затаенной внутри боли, не так ли? А ведь мы только лишь вернулись домой вместе!..
А потом он надел милейшую маску из всех, которые у него хранились под рукой. Заговорил
бодрыми фразами, пустил, как и всегда, что-то едкое, но почти нечувствительное в мой адрес; и
так пятый, а то и десятый раз. Я уже подсмотрел за его истинной свирепостью, но Фантомхайв же
сильный. Он не будет, как недалекая истеричная бабенка, устраивать мне скандалы с
выяснениями, кто кого за руку держал, и открыто разбрасываться таким жалким чувством, как
ревность. Не в его правилах раскрывать свои уязвимые стороны, да и вряд ли он бы тогда
возбуждал во мне такое неравнодушие к себе. Гордый потомок графского рода не будет
самостоятельно унижаться ради никому не нужной правды. Он согласится ждать хоть всю жизнь,
пока давно раскушенная жертва сама не отдастся в его безжалостные руки.
Ты хотел, чтобы я поддался, Сиэль; что ж, ты все-таки получил, чего желал. Я вскоре поставил одну
из своих пешек тебе на съедение, надеясь тем самым съесть твоего ферзя и одновременно
поставить шах и мат. Мне просто надоело выносить этого очаровательного ангела, кормящего
меня одной и той же патокой. Демонов не приходится терпеть: они непредсказуемы, всегда
невероятны, их выходки изнурительны, но ни в коем случае не скучны - они либо убивают, либо
закаляют, либо зажигают, но уж точно не приедаются. А этот... меня уже скоро выворачивало от
его бесконечных хорошеньких улыбок. Я видел в Харкорте такое же отражение десятков других
детей, которых я пробовал ранее - но для чего я его терплю?
Пресловутая любовь, дружба, долг, противоположная им ненависть, месть, страсть - сильнейшие
чувства, привязывающие одних людей к другим. Человек с характером оборачивает их в свою
пользу, слабак становится рабом этих фантомных понятий и тех людей, с которыми он и был
объединен. Сострадание, симпатия и все в этом роде - по сравнению с уже названным лишь
пустой звук. Объектом вашего сочувствия может стать как коллега-неудачник, проваливший
важнейший проект, как случайный бездомный пропойца, просящий милостыню в парке, так и
больные малярией чернокожие детишки, чьи лупоглазые мордочки показывают на всех
телевизионных каналах, или даже давно разложившаяся в гробу актриса, запомнившаяся
четырьмя разводами и одной внематочной беременностью. Пройдитесь по улице - вот в очереди
за билетами в кино стоит длинноногая красотка в берете, а на скамейке читает газету галатный
господин с пышными усами. Они симпатичны вам, не правда ли? А вот еще одна дамочка, -
постарше, но еще эффектнее - и вы уже забываете о студентке из очереди и направляете свою
симпатию другой. Харкорт, этот миленький мальчик, младший своего биологического возраста, с
честными нежными глазами, - он был мне именно симпатичен, ведь не могло же что-то более
серьезное проскочить так быстро. Но он держался за цепи, до сих пор сковывающие меня с
Сиэлем - и стена моего терпения какое-то время стояла. Но я не привык вечно носить на себе что-
то раздражающее, и его пришлось скинуть.
"Себастьян, мы снова одни, можешь делать, что хочешь". Ну да, твоя мамаша проела папаше
мозги по поводу пускаемых на ветер денег, нужности-ненужности и азартных игр, а потом они
смотались мириться в какой-нибудь изысканный ресторан; правда, не уверен, что теперь это тебя
волнует. Делать, что я хочу? Что хочу, говоришь?!
Ложись на спину. Ложись, я сказал; голову свесь вниз. Так уж и быть, сначала поцелую, но дальше
даже не пробуй сопротивляться. Хотя у тебя это и не получится, когда тебя имеют в глотку и
ударяют по рукам, когда ты только приподнимаешь их. Когда я в гневе, лучше мне подчиниться и
молча брать, понимаешь ты это или нет?!
А-ах, как хорошо. Джоан - хороший мальчик. Он стерпит все так же, как его самого терпел я. Не
могу видеть твоего лица, но догадываюсь, что оно восхитительно. Люблю такие униженные
выражения: слезы меж сомкнутых ресниц, сдвинутые брови, испарину на наморщенном лбу - и
потрясающие разум звуки отчаянья. Даже выхожу ненадолго, чтобы точно в этом убедиться. Ах, не
надо так хныкать от ужаса, Джоан. Это еще достаточно удобно, можешь как-нибудь у Сиэля
спросить. Нет, тем более не надо уворачиваться, когда я тебя глажу. Меня буквально прошивает
разряд от того, как ты съеживаешься и как обрывисто дышишь, когда тебя шлепают членом по
щекам, ты знаешь? А теперь открывай - открывай снова, говорю тебе!
Где оно теперь, твое доверие? Откуда-то еще робко выглядывает и причмакивает, давясь моим
членом, скребущимся у края гортани. Тебе так гадко и тошнотно, за какой-то десяток минут ты, как
я думал, стал грязным как никогда; а неугомонный изверг, энергично пихающийся тебе в рот и
хрипло стонущий сверху, только счастлив погрязнуть в этой мерзости, которую сам и создал.
Харкорт не скоро не оправится после такого надругательства; у него на языке долго будет стоять
вкус моей спермы, а в ушать - звенеть мой голос, отпускающий всевозможные низости в
сочетании с криками самозабвения. Как жаль, что это всего лишь бедный невиновный Харкорт.
Что бы вы подумали, увидев поздно вечером в общественном транспорте молодого человека,
неудачно сдерживающего полуистеричный смех? Прошли бы вы мимо, не обратив внимания,
покрутили бы пальцем у виска или бы вообще позвали охрану? Кто-то из душной подземной
толпы решил выделиться и помахал статуям в синей форме, пока все лишь без стеснения
осуждали мое неконтролируемое поведение. Одна из статуй перед тем, как выбросить мое
беснующееся тело на тротуар, посоветовала меньше пить веселящих таблеток, а я расхохотался
еще пуще.
До дома я все-таки добрался, куда бы я делся. Я же никогда не схожу с намеченного пути; и вот
Фантомхайв, облаченный в длинную черную рубашку, с пледом на плечах, с ноутбуком на
коленях, больше не следил за прыжками девочки с ножиком, или во что он там еще играл. Он
отложил компактную технику, скинул плед и с отвращением уставился на то, как я смеялся. Смех у
меня прескверный, и ему еще через полгода придется его услышать.
- Ты где таскался? - возник он и скорчил брезгливую мину.
- Прости, прости, Сиэль...
- Ты где был, я спрашиваю? Ты видел, который час?
Я выпрямился и откашлялся. Теперь мой надменный взгляд сравним с его собственным.
- Задержался у Харкортов, как понимаешь, - сегодня же четверг.
- И что можно было так долго там делать?
Он хочет этого! Говори, Себастьян! Смотри только не запнись от счастья!
- Ждать, пока я не кончу в рот Джоану, Сиэль. Это же занимает немало времени.
Сиэль устоял на ногах, но, судя по его налитым кровью глазам, мои слова прозвучали как
непредвиденный удар наотмашь, на который нестерпимо жаждалось ответить. Раненую, но по-
прежнему бесстыдную шавку хочется немедленно добить, не так ли? Да, Сиэль, да, да, да!
Наконец-то ты дождался, и вот я валяюсь на коленях, как будто изображаю муки совести,
хватаюсь грязными руками за подол твоей рубашки и признаюсь, что нарочно и неоднократно
изменял. Ударь меня, отпихни, плюнь в мое чудовищное лицо, ты же хочешь этого! Ты не скроешь
эту рвущую досаду, не сможешь!
- Сиэль?..
Смешение разочарования, презрения и горести охватил каждый уголок тела и души мальчишки.
"Зачем?.." - спрашивал его внутренний голос.
- Знаешь, я даже ничуточки не удивлен, - хмыкнул внешний голос. Я продолжил стелиться меж ног
мальчика и прижимался носом к его рубашке, не прекращая при этом скалиться. Я подожду, пока
ты в конце концов не взорвешься.
- Давно? - с нарочной холодностью спросил Сиэль.
- В первую субботу марта, представь себе, - процедил я.
- Субботу? - Демон почему-то лишь прыснул; мне очень не понравилось, как хищно сверкнули его
глаза. - Тогда я даже и говорить ничего не буду.
И он одернул рубашку, чтобы я отцепился, и вернулся к своему ноутбуку. Не скрылся на втором
этаже, не прогнал меня - уселся как ни в чем ни бывало на диван, опять укрылся пледом и
уставился в монитор!
- Сиэль!
- Отъебись, а? Я занят.
Но даже здесь я не распознал злости - разве что утомленность. Все верно - дети так любят казаться
разумнее и рациональнее, то есть взрослее! По обычному детскому мнению, люди, перешедшие
определенную возрастную грань, уравновешены, избегают конфликтов, не выставляют напоказ
эмоции, умеют выпутаться из неприятной ситуации и оскорбить человека одним умным ровным
словом. Сиэль тоже был еще ребенком и потому повел себя как вроде бы полагается взрослому. Я
же в его представлении впал в глупое детство, катаясь по полу и разжигая склоку. Не поверишь,
мальчик мой, но это только убеждает меня в том, что ты в сущности еще незрелый, как мне и
нравится!
И ночевать он пришел под общее одеяло, и утром ничего не закатил, и ничего вроде не подложил
подлого. Сколько бы еще продержался этот маленький вулкан? Выплескивался ли он, пока я
работал без него? Вечерняя записка, приклеенная на холодильнике, предупреждала, что Сиэль
отправился за покупками - а действительно ли?
Нет, в самом деле, я не мог не усомниться в правдивости записки. Кошелек мой лежал в
порванной недавно куртке (подвальная китайская дрянь), - я не брал все деньги на работу - там
же я хранил и большой бумажный пакет. На месте не то что кошелек - ни одной купюры и ни
одной карты не тронуто. И пакет сложен рядом, и запасные ключи там же. Я бы кинулся проверять
сохранность вещей в комнатах, если бы вовремя не опомнился о пропаже ежедневника.
Невзрачный такой ежедневник, потрепанный, с отвалившейся кнопкой, со всеми когда-либо
нужными телефонами, мини-картами и адресами.
Адрес и проложенный путь до богатого дома на окраине города, который Сиэль сам не
запоминал.
Харкорт!
Туманный грязный вечер; мои ботинки проваливаются в бурой жиже из размякшего грунта. Вот и
нужный мне особняк. Внедорожника на стоянке нет, в одном из окон зажжен свет, но стекло
завешено плотной шторой. О счастье - дверь не заперта! Я понесся наверх через две ступеньки.
Двусмысленные возгласы раздавались откуда-то издали, и всколыхнувшаяся фантазия предлагала
мне разные варианты кошмарных картин казни: на одном полотне пальцы с черными когтями
обвивали шею жертвы, на другом - разбивали хрупкий череп о стену, на третьем - создавали алые
гравюры на белом острым лезвием.
- Не надо, Сиэль...
Нервы натянулись, как раскаленные струны, и я переметнулся к эпицентру звуков. Но в дюйме от
двери первоначальные крики дополнились чем-то не менее подозрительным - тяжелое скорое
дыхание и, о черт, дернувшиеся от глотания мышцы?.. Я посмотрел в щелку, словно оставленную
специально для меня, застопорился, забыл выдохнуть втянутый воздух и похолодел от
охватившей тошнотворной ненависти.
Я бы точно не наполнился бурлящей желчью, если бы Фантомхайв, как предполагал зрительный
всплеск в мозгу, вырезал из Харкорта затейливые куски, а потом бы грыз их и захлебывался
кровью. Но в реальности глотал он вовсе не кровь, и эмоции Джоана вызывались никоим образом
не страхом и обреченностью. Осознающие ситуацию жертвы не свешивают руки на спинах своих
убийц, не шепчут им нежно на ухо, не отвечают охотно на недетский поцелуй и не просят чуть
застенчиво: "А можно все-таки и мне?.." Если бы мысли были материальными, я бы топтал и
блевал на те, в которых Джоан освещался кроткой невинностью. Да самка кролика не так
доступна, как эта красивая и скверная шлюха, подставляющая свой зад любому желающему, хоть
ему тридцать два, хоть на девятнадцать меньше!
Во мне боролись разные желания, и я поддался тому, что принуждало меня улизнуть вниз. Я не
сомневался, что меня вырвет, и я еле успел добежать до раковины. А когда я прокашлялся, меня
уже услышали и заметили.
- Себ-бастьян...
Если бы это был Сиэль, я бы начал метаться, прятаться, путать слова и рвать без того изодранную
глотку. Но племянник, пожалуй, по привычке заснул; и поэтому в проеме стоял и дрожал Джоан. Я
осклабился и поманил его. Харкорт неуверенно поплелся на мой немой жест, но оказавшись на
расстоянии вытянутой руки, резко рванулся назад, едва удерживаясь на скользком полу. Но
нельзя было так просто удрать от человека с быстрой реакцией, опытного в ловле детей за
запястья и локти. Конечно же, я ухватил его, дернул на себя и с размаху обрушил наземь
единственной крепкой пощечиной.
Глава 40.
Джоан сжался в трепещущий комок и закрыл лицо руками. Я убрал со лба волосы и наклонился к
мальчишке:
- Вставай. Я больше тебя не трону.
Он глядел на меня через щелочку между пальцев так же мучительно, как и до того, как я ударил
его.
- Т-точно?..
- Точно, точно. Не хочется больше руки об тебя марать.
Харкорт оскорбился еще больше, но все-таки поднялся. Ко мне он приближаться не посмел, и
поэтому облокотился о стену, боязливо посматривая боковым зрением, как я пытаюсь выровнять
дыхание и угомониться.
- Рассказывай все, - лаконично приказал я, не поворачиваясь лицом к Джоану.
Мое дыхание все еще было слишком глубоким и напряженным. Он не ответил, а только тихонько
сглотнул.
- Рассказывай сейчас же, - повторил я.
- Себ-бастьян...
- Мне двадцать раз повторить?!
Он не выдержал, и его глаза заполнились кипучими слезами. Я фыркнул и вытер мокрый рот. Не
поздно ли жалеть о случившемся, Джоан? Нет теперь смысла врать или скрываться.
- Ну же! Я не намерен ждать вечно!
- Зачем Вы так...
- Либо ты говоришь то, чего я требую, либо я иду в вашу с Сиэлем комнату, и скандал примет
более крупный масштаб. Ты этого хочешь?
Нет, не надо, хныкал Джоан, и я с хрустом надавил на костяшки кулаков, надеясь как-то
поторопить блондинку.
- Я так понимаю, что мне лучше тебя как-то направить, - догадался я и вспомнил почему-то
небрежную фразу "Тогда я даже и говорить ничего не буду". - Это был ваш первый раз?
Ему не понравилось, как неотесанно я говорю. Я сказал, что большего он не заслуживает, и задал
вопрос снова.
- Нет, первый раз был в начале марта.
- Сиэль узнал обо мне и уже тогда начал мстить, не так ли?
- Это был... вообще первый раз.
Следующий вопрос пшикнул и сгорел, не успел я его озвучить. Я не мог определить, к кому
обращена моя едкая ненависть - к хлюпающему носом жалкому Харкорту или мирно спящему
коварному Фантомхайву.
- Он... он тебя изнасиловал?
Злоба резко сменилась бурным желанием расхохотаться Харкорту в лицо. Тринадцатилетний
мальчик насилует шестнадцатилетнего - просто смехотворно, но, к сожалению, вполне реально,
если тринадцатилетнего зовут Сиэль.
- Я бы... я бы так не сказал, - слабо улыбнулся Джоан. Меня его улыбочка только больше напрягла.
- Хватит разбрасываться абстрактными фразами, меня это бесит. Говори подробнее!
Хорошо, хорошо... Когда там это было, в четверг? Именно, я тогда с отцом Харкорта ездил за
подарком для матери и попал в пробку. Она, мать, и не услышала, что было в спальне ее сына.
- А что было?
Я что, хочу узнать самые яркие детали? Неприятно же...
- Можешь обойтись тем, что было "до". "Во время" и "после" я додумаю и сам.
А что "до"? Они с Сиэлем, как обычно, занимались французским. Красивый все-таки язык, одно
его произношение отражает всю чувственность народа, исторически носящего его. Джоану,
конечно, было неизвестно, есть ли у его учителя французские корни (а они есть), но
соблазнительности ему занимать не приходилось. Тягучие фразы, опущенные ресницы,
скользящие по ногам руки, природное коварство - чего стоило Сиэлю сломать Джоана, да еще и с
такими продуманными приемами?
- Только не говори, что ты не сопротивлялся.
Ну что ж, он и не стал говорить, хотя это точно и подразумевал. По той же причине Харкорт
благоразумно не сказал, что ему понравилось, но и это я тоже предчувствовал. Я зашипел и
ударил кулаком по колену.
- А почему я ничего не знал? - закричал я, не поворачиваясь к Джоану. - Хотел двойного
удовольствия? Не желал разрушать любые из отношений? Чего молчишь?!
Рыдая, он не был способен вымолвить хоть словечко. Я бы заткнул уши, если бы неподалеку не
раздался негромкий топот, шуршание ткани и звук захлопнувшейся двери. Не вовремя кинулся в
коридор, а затем вернулся обратно к окну. Помятая, но бодрая фигурка в темно-зеленом плаще
перепрыгивала через лужи по направлению к какому-то заводящемуся автомобилю.
- Себастьян!..
Как только я бросился к выходу, Джоан удержал меня за край пальто, но я порывисто оттолкнул
его. Он остался заливаться слезами на кафельном полу, а я несся к автобусной остановке, куда
только что должен был подъехать последний за день транспорт. Почему мне не терпелось
обогнать демона, чтобы встретить его с порога так же, как и Джоана, сказать я не мог. И вот, я
стою вплотную к стеклу, с каждой остановкой меня зажимает все больше и больше народу (в
большинстве это рисковые дачники, набившиеся в центре), а серебряный седан с навязчивым
пассажиром и благодушным водителем плетется неподалеку, поскольку пробка на всех одна.
Сиэль, надеюсь, соображает, что до дома еще далеко, денег у него нет и другую попутку он не
поймает, и не покидает автомобиль; а я вместе с частью попутчиков выбираюсь на дорогу и спешу
на метро. Так-то я точно окажусь дома первым.
Так, в общем, и вышло: входная дверь была заперта, свет в окнах не горел - значит, Сиэль пока
едет или стоит в пробке. До его появления я умылся и переоделся в домашние штаны, закинул
забрызганные джинсы в стиралку и уселся ждать. Единственный проехавший по трассе
автомобиль принадлежал дряхлой соседке, а Фантомхайв заявился на собственных ногах. Как и
было указано в записке, он выскочил у магазина и принес набитый пластиковый пакет - откуда он
взял деньги, черт возьми?
- Ой, ты встречаешь меня? - ухмыльнулся он и поставил пакет на пол. - Как это мило...
Он, наверное, уже догадывался, что мне обо всем известно. Уж больно невозмутимым казался,
едва я приблизился к нему. Таким же Сиэль и остался, будучи поднятым над полом.
- И что это значит? - холодно спросил демон. - Ты так рад, что я пришел?
Он в мгновение оказался прижатым к стене. И опять я не заметил ни малейшего внешнего
волнения, но различил его в леденеющем голосе:
- Может, ты что-то скажешь? Меня напрягает это метание...
- Нет уж, я лучше тебя послушаю. Соизволишь рассказать мне, где ты сейчас пропадал?
Сиэль молчал недолго, а потом убрал со своего воротника мою ладонь.
- Зачем спрашивать, если ты сам все знаешь. Но если так не терпится услышать это лично от меня,
то я могу подделаться под твой язык. Я был у Харкорта, и мы трахались на большой кровати.
Сначала я был сверху, а потом он, если тебя это интересует, конечно.
- Оу, какие забавные подробности, - кисло отозвался я. Он безразлично зевнул, а я напористо
сказал:
- Ты нарочно стал у Джоана первым. Ты все рассчитал, верно?
- Я честно не знал, что опередил тебя, - Граф отвернулся в другую сторону и уставился на что-то
отвлеченное. - Как я увидел эту милашку, то был уверен, что ты давно его опробовал.
- А раз так, то какой смысл был его соблазнять?
- Как раз-таки выяснить это. Приблизиться к нему, разузнать все, что он думает о тебе, обо мне и
так далее. Какой бы слабый он не был, все равно бы не поддался безоговорочно, если бы мои
действия были ему неприятны.
- Он не сказал ничего обо мне?
Сиэль присел на ручку дивана и вскинул на меня строгий взгляд.
- Джоан кажется хорошеньким мальчиком, честным, справедливым, - продолжил Фантомхайв,
прижав к груди колено. - Невнимание семьи должно было научить его самостоятельности и
ответственности, по крайней мере за самого себя и свои желания. А он просто вяло позволял мне
его охмурять, потому что не хотел расстроить ни меня, ни тебя, и лишиться кого-нибудь из нас.
- И по этой же причине молчал мне, да? - Рассуждения Сиэля казались мне издевательством.
- Люди по своей натуре - потребители. Можно, конечно, и перевоспитаться под влиянием среды,
авторитетов, случайного падения кирпича на голову, но полностью отказаться от желания что-то
иметь все равно невозможно. У каждого есть основной предмет потребления, у Харкорта это -
теплые чувства людей к нему, которых ему не достает от родителей. Вот уж правда - все наши
беды и пороки идут из детства...
- Я нравился ему, - перебил его я.
- Ему нравилось то, что ты ему нравишься, хоть и твои проявления чувств, мягко говоря,
безнравственны. И со мной тоже самое. Он такой же, как и все, - потребитель. Ох, эти блондинки
только портят мне жизнь...
Мне невыносимо хотелось заткнуть демона. Я не верил его стальному голосу, отрицающему
симпатию Джоана лично ко мне. Я разочаровался в этом распутном мальчишке, но все же отличал
его отношение ко мне и к Сиэлю. Покорность ухаживаниям своего нескромного ровесника была
вызвана, по моему мнению, внутренней беспомощностью и неспособностью к противостоянию.
Да и что Сиэль будет болтать о чувствах детей ко мне?!
Он что-то еще вещал, уходя в комнату, а я взвешивал свои опасения. Я упорно не считал догадки
графа правдой, ну или же взыграл сотни раз упомянутый мужской эгоизм. Мне не удавалось
серьезно полагать, что Джоана больше тревожило само наличие сердечной склонности, а не
человек с этой склонностью. Он как-никак не Сиэль, он не мог быть двуличным! Что-что? Почему я
его защищаю после того, как унизил? Фантомхайв заставил меня колебаться, и появление Джоана
на следующий день так ничего и не подтвердило.
Он не просто пришел, он ввалился в наш дом, упал на колени от замученности, еле переводивший
дыхание, с кругами под глазами, с бегущими по щекам слезами. Я не решился подняться с дивана,
когда Харкорт сразу казался таким разбитым; зато Сиэль с интересом подошел и опустился рядом.
Он делал вид, словно не вникает в такое состояние.
- Что ты делаешь здесь? - спросил граф с хорошо сыгранным непониманием. Нервы мои дрогнули.
- Сиэль... Себастьян... О-объясните мне...
Демон повернул голову ко мне. Вы только представьте: весь его вид настойчиво и озадаченно
вопрошал, зачем, собственно, Джоан заявился и чего он от нас требует!
- Хватит притворяться, Сиэль! - вслух выкрикнул я. - Это нисколько не смешно!
Нет, ну он просто прозевал мои слова и опять обратился к Харкорту. Стал вытирать ему слезы,
отряхивать одежду и таким нежным и капельку напуганным шепотом успокаивать и повторять,
что мы должны ему объяснить!..
- Т-ты с-смеешься над-до мной, д-да?.. - Эта гнусная игра доводила Харкорта не больше моего. Я
вскочил и доходчиво ответил за него:
- Давай, делай вид дальше, издевайся. Скажи еще, что ни с кем ты вчера не спал, а Джоану это
всего лишь привиделось! И он сам себя искусал, а я его просто от скуки решил поколотить, как и
тебя когда-то. Да нет же, этого тоже не было, ты вообще не выходил из дома. Тебя мучают
кошмары, Джоан, не лезь ты к Сиэлю, он ведь совсем ни при чем!.. Тебе просто доставляет
наслаждение упиваться чужой кровью, хотя это для тебя и не секрет.
Я, может, добавил бы еще чего, но меня прервал звук подлой усмешки, звук, который я не
выношу более всех.
- Тебя никто не звал, Себастьян! - порывисто ответил Фантомхайв. - Ну что, Джоан, так чего тебе от
нас надо?
Харкорт не мог ненавидеть, но близкое к ненависти чувство сейчас от него обрушивалось на
демона, как буйные соленые волны на непокорную скалу.
- Ч-что зн-начило в-все это... И т-ты, и Себ-бастья-н... П-почему вы уш-шли? Чт-то т-теп-перь ждать
дал-льше?..
- Да ничего, - Граф не замедлил и ни секунды. - Ничего не ждать, потому что все необходимое мы
уже сделали. Ты был так, побочным элементом, дополнительной фигурой, как хочешь могу
назвать. От ненужных вещей обычно принято избавляться, вот и ты можешь теперь катиться на
все четыре стороны. В наших отношениях не надо третьего лишнего.
- Ч-чт... - У Джоана пока оставались запасы речи, я в свою очередь остолбенел и онемел. - Что ты
хочешь ска-азать?..
- Да что же вам всем надо постоянно разжевывать элементарное! Я тебе лучше покажу для
наглядности!
Я едва успел ахнуть, как Сиэль накинулся мне на плечи и закрыл мне рот языком. Я не удержался
на ногах и упал обратно на диван, а эта мелкая шваль, то есть мой племянник, напоказ лизался,
изливался вязкой слюной и звучно чмокался разлипающимися губами, чтобы у лупящегося на нас
Джоана отпали любые сомнения; и потому мне было вдвойне омерзительно.
Мальчишка опустил голову, уткнулся лбом мне в грудь. Для него и так было очевидно, что больше
он не услышит ни слова издали, а только загнанные всхлипы, готовые перейти в рыдания. Но
постойте, одно слово раздалось:
- Себастьян?..
Я лишь сдавленно кивнул, и отползающий Харкорт не сдержал надвинувшейся бури. Слезы
закатывались ему за воротник, капали на пол, его руки, которые он прижал к лицу, в миг стали
мокрыми. Он вырвался так же, как и появился у нас, сломя голову, стонущий от боли разбитого
сердца.
Фантомхайв слез с меня и пошел захлопнуть дверь. После щелчка замка он задержался у выхода,
и я тихо шагнул к нему.
- Я не буду спрашивать, что ты натворил. Я, пожалуй, поинтересуюсь, зачем.
- Себ... - Сиэль вздохнул скорее утомленно, чем задумчиво. - Я говорил: от ненужного груза стоит
избавляться. И чем скорее и резче это сделать, тем будет легче. И не старайся убедить меня, что
не хотел отвязаться от надоевшего тебе Харкорта.
- До тебя вообще доходит, что ты ему жизнь сломал?
- Я?! Слушай, почему ты обвиняешь меня? Разве не с тебя, самого законопослушного человека
города, начался этот кошмар? Что для тебя это - интрижка, отвлечение от рутины? А ты и не
задумался, что это доставляет как мне, так и ему. Ты просто эгоист, для которого ничего не значат
другие. Ты спокойно переступаешь через чужие судьбы и не ощущаешь потом угрызений совести.
Да у тебя ее даже нет, чего я несу!..
- Ты ничем не отличаешься от меня, Сиэль. Ты слишком заигрался в ненависть. Решая все за
других, взращивая в себе ненаправленную злобу, ты надеешься показаться взрослым, умным,
сильным... Так вот знай: сильная личность оправится от чего угодно, раздавит любой недуг,
который ее мучает, и забудет его, ведь темные воспоминания - это преграда для развития. А ты,
ребенок, подливаешь масла в самый незначительный огонь до такой степени, что не можешь
больше существовать без своей злости. Твоя душа - непроходимые потемки для тебя самого.
- Для тебя это незначительно? Да что я удивляюсь, ты не думаешь же о других людях. Тебя заботят
только твои удовольствия. А если тебя удается задеть, ты начинаешь обманывать себя, что ты до
сих пор прав, а доводов против тебя никаких не звучит. Ты не признаешься вслух, но точно когда-
нибудь согласишься с тем, что я правильно выгнал Харкорта.
Тоном его голоса можно было бы если не убить, но точно вогнать в ледяной ступор, но мешала
заморозить меня редкая дрожь во взгляде мальчика, явно недоступная контролю. Я
непроизвольно улыбнулся и зажал щеки Сиэля между кистей.
- Фто ты фелаеф? - сердито пробубнил он. Я с тающей улыбкой продолжил:
- Я уверен, что ты можешь быть другим. Нормальным. Способным понимать и сострадать, как бы
ты не считал это чувство признаком слабости... Скажи мне, зачем ты все перевернул с ног на
голову? Уж точно не из жалости к Джоану. Вот ты обмолвился: "...доставляет боль и ему, и мне"...
Почему, не объяснишь, а?
Сиэль задергал головой, чтобы я его выпустил. Говорить дальше он не собирался, и я сам покинул
его в комнате с туманной надеждой, словно что-то еще придется дорассказать.
Как личность, считающая себя сильной, граф решил выкинуть из головы все касаемое Джоана, и я
Дата добавления: 2015-11-05; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |