Глава 40
Ужас
Услышав голоса, я замедлила шаг. Вряд ли это был док: я еще не подошла к лазарету. Возвращались остальные. Я вжалась в стену и, крадучись, как можно тише, скользнула вперед, прикрыла рот рукой, заглушая звук дыхания.
– Сколько можно! – пожаловался кто‑то.
Я не поняла, чей это голос. Видимо, я не слишком хорошо знала говорившего. Может, Виолетта? Знакомые унылые нотки. Значит, мне не показалось – последние сомнения были развеяны.
– Док не хотел. На этот раз Джаред настоял.
Теперь говорил Джефри, точно он, хотя голос звучал несколько иначе: в нем слышалось подавляемое отвращение. Разумеется, Джефри участвовал в вылазке вместе с Труди. Они все делали вместе.
– Он всегда был ярым противником этой затеи… – Я узнала голос Трэвиса.
– У него появились… причины, – сердито сказал Джефри.
Собеседники прошли всего в футе от меня; я прижалась к камням и замерла, не дыша.
– По‑моему это мерзко, – пробормотала Виолетта. – Отвратительно. Ничего у нас не выйдет.
Они шли медленно, словно на плечи давил груз отчаяния.
До меня больше не донеслось ни слова. Я стояла неподвижно. Шаги чуть стихли, но дожидаться, когда они совсем уйдут, я не могла. Возможно, Иен меня уже разыскивает.
Крадучись я пробиралась по проходу, и при первой же возможности снова пустилась бежать. Первые проблески дневного света проникли в извилистый туннель, и я перешла на шаг. Я знала: еще немного, и покажется вход во владения дока. Я шла по изгибу туннеля, свет становился все ярче.
Теперь я двигалась осторожно, бесшумно переставляя ноги. Было очень тихо. На миг почудилось, что я ошиблась, и здесь никого нет. Вдали показался вход – белый солнечный свет лился из неровного проема на стену. До моих ушей донесся тихий стон.
Я на цыпочках подошла к самому краю проема и прислушалась.
Стон повторился. К нему добавился еще один звук: тихое, ритмичное постукивание.
– Ну, ну же! – раздался хриплый голос Джеба. – Все хорошо, док. Не принимай близко к сердцу.
Из комнаты доносились приглушенные шаги, шуршание ткани, шорох. Судя по звукам, внутри прибирались.
Пахло странно. Необычный запах… металлический, но не совсем – сложно было определить, на что он похож. Я совершенно точно чувствовала его впервые – и в то же время он казался смутно знакомым.
Я боялась заглянуть в комнату.
«Что они нам сделают? – заметила Мелани. – Прогонят?»
«Ты права».
Если это было худшим, чего мне стоило бояться, то определенно произошли большие перемены. Я сделала глубокий вдох, снова обратила внимание на странный, мерзкий запах и скользнула внутрь.
Никто меня не заметил.
Док опустился на колени, уткнув лицо в ладони, его плечи вздрагивали. Джеб склонился над ним, гладя по спине. Рядом с одной из коек в центре лазарета Джаред с Кайлом раскладывали грубые носилки. Лицо Джареда превратилось в прежнюю суровую маску.
На обеих койках лежало что‑то, накрытое темно‑зелеными простынями – продолговатое, неправильной формы. Какие‑то знакомые очертания и изгибы…
В изголовье, на освещенное место, перетащили самодельный стол дока, который серебрился металлическим блеском – блестящие скальпели и всевозможные устаревшие медицинские приспособления, названий которых я не знала.
Но кое‑что серебрилось гораздо ярче: мерцающие обрывки серебра, изуродованными спутанными комочками рассыпанные по столу… Тонкие серебряные нити, обнаженные, разорванные, растянутые… Брызги серебристой жидкости запятнали стол, простыни, стены…
Мой истошный вопль разрезал тишину. Лазарет напоминал бойню. Я закричала. Комната завертелась, закружилась вокруг меня, все смешалось, и я потеряла выход. Стены, забрызганные серебром, встали передо мной, отрезая пути к бегству.
Кто‑то выкрикнул мое имя, но я не узнала голос. Крик прозвенел слишком громко. Голова заболела. Сочащаяся серебром каменная стена надвинулась на меня, и я упала на пол. Меня подхватили грубые руки.
– Док, помоги!
– Что с ней?
– У нее припадок?
– Что она увидела?
– Ничего. Тела прикрыты.
Ложь! Тела были выставлены на показ, разбросаны страшными, бесстыдными сгустками по блестящему столу – расчлененные, препарированные, изувеченные тела, подвергнутые изощренным пыткам, разорванные на куски…
На столе лежали поникшие рудиментарные щупики передней части детского тельца. Это же ребенок! Кроха! Искалеченный малыш, небрежно брошенный в лужице собственной крови…
Желудок взбунтовался, как и стены, желчь подступила к горлу.
– Анни? Ты меня слышишь?
– Она в сознании?
– Кажется, ее сейчас стошнит.
Последний голос был прав. Крепкие руки поддержали мою голову, как раз вовремя: я извергла из себя желудочный сок.
– Что делать, док?
– Держи ее – а то еще поранит себя.
Я закашлялась и попыталась вырваться.
– Пустите меня! – с трудом выдавила я. Слова выходили скомканно. – Не трогайте меня! Уберите руки, вы, звери! Палачи!
Я завизжала, извиваясь в сильных руках.
– Анни, успокойся! Ш‑ш‑ш! Все хорошо! – Голос Джареда. Впервые это не имело значения.
– Чудовище! – крикнула я ему.
– У нее истерика, – сказал док. – Держи ее!
Мне на лицо опустилась хлесткая пощечина. Вдалеке, в мгновенно образовавшемся хаосе, пронесся вздох.
– Что ты делаешь? – взревел Иен.
– Иен, у нее что‑то вроде припадка. Док пытается привести ее в чувство.
В ушах звенело, но не от удара, а из‑за запаха серебристой крови, стекающей по стенам, – крови Душ. Комната извивалась вокруг меня, как живая. Свет создавал странные узоры, принимая форму монстров из прошлого: Стервятник расправил крылья… Грызодер клацнул грозными клешнями у моего лица… Док улыбнулся и протянул ко мне руку – с кончиков пальцев капало серебро…
Комната медленно крутанулась, и меня поглотила темнота.
Через несколько секунд сознание вернулось. Голова была слишком ясная, и я пожалела, что так быстро пришла в себя.
Меня куда‑то переносили в темноте – я раскачивалась взад‑вперед.
К счастью, жуткий запах почти исчез. Затхлый, влажный воздух пещер казался свежим и ароматным.
Меня словно баюкали – знакомое чувство. В первую неделю после того, как Кайл меня ранил, я часто путешествовала на руках у Иена.
– Она догадалась. Кажется, я ошибся, – бормотал Джаред.
– Думаешь, она все поняла? – Голос Иена гулко раздавался в тишине туннеля. – Поняла, что док пытается извлечь Души из тел, и испугалась? Испугалась за свою судьбу?
– А ты так не думаешь? – помолчав, спросил Джаред.
Иен кашлянул.
– Нет. Не думаю. Да, лично мне противно, что вы… поставляете доку новые жертвы – и это сейчас, после всего! До тошноты противно… Но Анни расстроилась не поэтому. Ты что, слепой? Ты хоть представляешь, что она увидела?
– Но мы же прикрыли тела до того, как…
– Не те тела, Джаред. Конечно, Анни расстроилась бы и из‑за трупа человека – она слишком чувствительна; насилие и смерть не вписываются в ее картину мира. Лучше подумай, что для нее значили останки на столе.
Еще мгновение Джаред соображал.
– Ох!
– Да. Представь себе, что ты оказался свидетелем вивисекции: ампутированные конечности, все залито кровью… Для Анни это намного тяжелее, чем для нас. Мы‑то уже подготовлены – еще до вторжения, теми же фильмами ужасов, если уж на то пошло. Готов поспорить, за все ее жизни ей ни разу не приходилось сталкиваться ни с чем подобным.
Снова подступала тошнота. Из‑за его слов… Жуткое зрелище. Ужасный запах.
– Пусти, – прошептала я. – Поставь меня на пол!
– Я не хотел тебя будить. Извини, Анни. – Слова шли из самого сердца. Иен просил прощения.
– Отпусти меня.
– Ты нездорова. Я отнесу тебя в твою комнату.
– Нет. Да отпусти же!
– Анни…
– Немедленно! – взвизгнула я и стала вырываться. Иен явно не ожидал, что я буду так яростно бороться, и разжал руки. Я упала на четвереньки, вскочила и бросилась бежать.
– Анни!
– Отпусти ее!
– Отстань! Анни, вернись!
Похоже, Иен и Джаред сцепились, но я не замедлила бег. Естественно, они подрались. Люди, что с них взять – насилие доставляет им удовольствие.
Я выбежала на свет, промчалась через большую пещеру, не глядя на встретившихся по пути чудовищ. Я чувствовала на себе их взгляды, но мне было все равно. И еще мне было все равно, куда бежать – куда‑нибудь, лишь бы остаться одной. Я избегала людей, наугад сворачивая в пустые туннели.
Сейчас я оказалась в восточном туннеле, по которому сегодня пробегала дважды: первый раз – радостно, теперь – в ужасе. Утренние ощущения от встречи с вернувшимися из вылазки любимыми стерлись из памяти. Теперь все казалось жутким и мрачным – и их возвращение тоже. Казалось, даже камни здесь пропитаны злом.
Впрочем, я выбрала правильную дорогу: сюда никто не заходил.
Я бросилась в конец туннеля, в кромешную темноту игровой комнаты. Неужели еще совсем недавно я могла играть в их игры, верила их улыбкам, не замечая скрывающихся под масками монстров?
Я продвигалась вперед, по щиколотку погрузилась в маслянистую темную воду, попятилась и попыталась на ощупь отыскать стену. Пальцы ухватились за острую кромку грубого выступа. Я спряталась за камень и свернулась калачиком возле него.
«Мы не так поняли. Док не специально, он просто хотел спасти…»
– УБИРАЙСЯ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ, – завизжала я.
Я оттолкнула Мелани, заставила ее замолчать, чтобы избавить себя от необходимости выслушивать ее оправдания – и вдруг осознала, насколько она ослабла за месяцы нашей дружбы. Теперь она почти всецело зависела от меня. Это обнадеживало.
Мелани замолчала – она слишком легко сдалась. Вот так бы в самом начале…
Я осталась одна – одна, наедине с болью и ужасом, которые останутся со мной навсегда. Увиденная картина будет преследовать меня до конца моих дней. Мне ни за что от нее не избавиться, она стала частью меня.
Я не знала, как скорбеть. Я не могла на человеческий манер оплакать изуродованного малыша на столе дока, потерянные Души, имен которых мне никогда не узнать… На Истоке мне скорбеть не приходилось. Я не знала, как это происходит там, на моей родине, поэтому вспомнила планету Летучих мышей. Здесь, в беспросветной темноте, это казалось подходящим вариантом. Летучие мыши выражали скорбь при помощи тишины – они не пели неделями, и тоска по музыке заглушала боль утраты. Там я впервые потеряла друга: нелепая и бессмысленная смерть – он упал с дерева, и мы не успели спасти тело носителя. Уносящаяся‑ввысь‑гармония, так бы звали его на Земле. Не совсем точный, зато самый близкий перевод. В его смерти не было ужаса, лишь печаль. Несчастный случай.
Бульканье источника в углу ничем не напоминало наши песни, не мешало мне горевать. Я обхватила себя руками, оплакивая ребенка и вторую погибшую Душу: мои братья и сестры, моя семья… Если бы я отсюда выбралась и предупредила Ищеек, этой кровавой бойни можно было бы избежать!
Мне хотелось плакать, скулить от беспомощности. Но так поступали люди. Поэтому я сомкнула губы и уселась на корточки в углу, не выпуская боль наружу.
Мою тишину, мою скорбь разрушили всего через несколько часов.
Голоса эхом разносились по пещерам, окликали меня, ожидая ответа. Сообразив, что я не отзовусь, принесли фонари: не тусклые голубые лампы, едва освещавшие темную комнату, а фонари с резким желтым светом, что взрезал темноту. Впрочем, отыскать меня удалось лишь с третьей попытки. Почему они не оставят меня в покое?
Луч фонарика выхватил из темноты скорчившийся у камня силуэт, послышался облегченный вздох.
– Нашлась! Скажи остальным, пусть возвращаются! Она в пещере.
Имя говорившего больше не имело значения: очередное чудовище.
– Анни? Анни? С тобой все в порядке?
Я не подняла головы, не открыла глаз – я скорбела.
– Где Иен?
– Как думаешь, может, стоило привести Джейми?
– Он бы не дошел… с его‑то ногой…
Джейми. Я вздрогнула, услышав родное имя. Мой Джейми тоже был монстром, таким же, как остальные. Мой Джейми. При мысли о нем я испытывала почти физическую боль.
– Где она?
– Сюда, Джаред. Она не… отвечает.
– Мы ее не трогали.
– Так, дайте мне фонарь, – сказал Джаред. – А теперь все до одного вон отсюда. Инцидент исчерпан. Дайте ей вздохнуть!
Послышалось шарканье – чудовища отошли, но недалеко.
– Я серьезно. Уходите. Вы только мешаете. Ступайте. – Снова зашаркали ноги, сперва медленно, потом шустрее. Чудища покидали комнату, удалялись по коридору.
Воцарилась тишина.
– Ладно, Анни, остались лишь мы с тобой. – Джаред ждал хоть какого‑нибудь ответа. – Слушай, я понимаю, для тебя это… очень тяжело. Мы не хотели, чтобы ты видела. Прости меня.
Простить? Джефри сказал, что это была затея Джареда, который хотел вырезать меня, изрубить на куски, размазать мою кровь по стенам. Он бы искромсал миллион таких, как я, лишь бы найти способ вернуть свое любимое чудовище. Расчленил бы на крошечные сегменты.
Джаред надолго замолчал, по‑прежнему ожидая моей реакции.
– Наверное, ты хочешь побыть одна. Я тебя понимаю. Я скажу, чтобы тебя оставили в покое.
Я не пошевелилась. Что‑то коснулось моего плеча. Я отшатнулась, наткнувшись на острые камни.
– Прости, – пробормотал Джаред.
Он встал. Свет за закрытыми веками потускнел: Джаред уходил. У входа в пещеру он кого‑то встретил.
– Где она?
– Она хочет побыть одна. Не трогай ее.
– Не вставай у меня на пути, Хоу.
– Думаешь, ей нужно твое сочувствие? Сочувствие человека?
– Я не участвовал в этом…
Джаред ответил едва слышно, но до меня донеслось эхо.
– Раньше, но не теперь. Ты один из нас, Иен. Враг. Слышал, что она сказала? «Чудовище». Вот кем мы для нее стали. Ей твое сочувствие не нужно.
– Дай фонарь.
Разговор прекратился. Спустя минуту до меня донеслись шаги – кто‑то осторожно пробирался ко мне вдоль стены. Свет упал на мое лицо, снова окрасил веки красным.
Еще чуть‑чуть – и ко мне прикоснется монстр… Я вся сжалась.
Послышался тихий вздох, а затем, судя по звуку, кто‑то сел на камень неподалеку. Что‑то щелкнуло, и свет исчез. В наступившей тишине я долго ждала, когда Иен заговорит, но он молчал.
Я продолжила скорбеть. Иен не лез. Я сидела на земле, во мраке большой дыры и оплакивала потерянные Души рядом с человеком.
Глава 41
Исчезновение
Три дня Иен просидел со мной в темноте, выходил лишь ненадолго – за водой и едой. Я от еды отказывалась, и он тоже прекратил есть, осознав, что мой поднос остается нетронутым вовсе не из‑за потери аппетита.
Во время коротких отлучек Иена я справляла естественные надобности – благо, рядом был вонючий ручей. Мой пост длился, и потребность в этих действиях постепенно сошла на нет.
Отказаться от сна не получалось, пришлось устраиваться на голой земле. В первый день, проснувшись, я обнаружила, что моя голова и плечи покоятся у Иена на коленях. Я отпрянула и задрожала – больше он на подобное не решался. Я спала, прислонившись к камням, а бодрствовала в прежней позе – калачиком.
– Послушай, – прошептал Иен после трехдневного молчания. Во всяком случае, мне казалось, что прошло три дня – в темном тихом месте не было возможности отслеживать ход времени.
Я знала, что передо мной стоит поднос с едой. Иен пододвинул поднос к моей ноге. Я отшатнулась.
– Анни, поешь, пожалуйста. Прошу тебя…
Он потянулся ко мне, но я метнулась в сторону.
– Не нужно меня ненавидеть. Прости, пожалуйста, прости. Если б я знал, я бы их остановил. Я не допущу, чтобы это случилось снова.
Иен их не остановит, он такой же, как и все. Джаред говорил, что раньше Иен не возражал. Я была врагом. Даже у самых жалостливых представителей человеческого рода милосердие ограничивалось жесткими рамками и распространялось лишь на им подобных.
Док обладал чувствительным сердцем и никогда бы намеренно не причинил боли другому. Ему было невыносимо наблюдать чужие мучения. Но червяк, сороконожка? Нет, доктора не тронет агония чужого инопланетного существа. Нет нужды волноваться из‑за зверского убийства младенца – ведь у крохи нет человеческого рта, он не может закричать от боли…
– Надо было тебя предупредить, – прошептал Иен.
Что изменилось бы, услышь я о происшедшем, вместо того чтобы увидеть изуродованные тела собственными глазами? Боль бы унялась?
– Пожалуйста, поешь.
Снова стало тихо. Какое‑то время, может быть, час, мы сидели молча.
Иен поднялся и медленно пошел к выходу.
Я запуталась в своих чувствах. В ту секунду я ненавидела тело, к которому была привязана. Но уход Иена меня расстроил… Почему? Я же стремилась остаться одна, так откуда эта боль? Мне хотелось, чтобы монстр вернулся – необъяснимое, кощунственное желание.
Я недолго оставалась одна. Из темноты донеслось задумчивое насвистывание: ко мне приближался Джеб – то ли его привел Иен, то ли Джеб специально дожидался, пока тот уйдет.
Свист прекратился в нескольких футах от меня, раздался громкий щелчок. Луч желтого света обжег глаза. Я заморгала.
Джеб уселся рядом со мной у стены и повернул фонарь лампой вверх: луч фонаря взметнулся к низкому потолку, вокруг нас образовалась широкая сфера рассеянного света.
– Решила заморить себя голодом, да?
Я вперила взгляд в каменный пол.
Если честно, время скорби прошло. Я выплакалась. Я не знала ребенка и другую Душу, которых видела в пещере ужасов. Невозможно оплакивать незнакомцев вечно. Нет, теперь я злилась.
– Если хочешь умереть, есть способы проще и быстрее.
Как будто я не знала!
– Правильно, отдайте меня на растерзание доку, – прохрипела я.
Джеб удовлетворенно кивнул, словно заранее знал, каким будет мой ответ.
– А ты думала, мы сдадимся без боя, Странница? – Голос Джеба был твердым и серьезным как никогда. – Инстинкт выживания не позволяет. Разумеется, мы ищем способ вернуть себе наши разумы. Однажды это может случиться с каждым из нас. Мы и так потеряли слишком много близких и любимых. Нам пришлось нелегко. Каждый очередной провал убивает дока. Но такова реальность, Анни. Это наш мир: война проиграна, мы на грани вымирания и пытаемся спастись.
Джеб впервые обращался ко мне как к Душе, а не как к человеку. Впрочем, мне вдруг пришло на ум, что он всегда осознавал разницу. Просто он был вежливый монстр.
Я не могла не признать: в его словах есть и правда, и смысл.
Шок прошел, и я снова стала собой – Душой, справедливой по природе.
Очень немногим людям удалось взглянуть на происходящее моими глазами – Иену, по крайней мере. Значит, я тоже могла понять их точку зрения. Они были чудовищами, но иногда даже чудовищ можно оправдать.
Разумеется, они искали ответ в насилии. Они и представить не могли, что существует другой выход. Разве имела я право винить людей, генетически запрограммированных на один‑единственный способ решения проблем?
Я прокашлялась, но голос мой по‑прежнему хрипел – я слишком долго молчала.
– Расчленяя младенцев, вы никого не спасете, Джеб. Теперь они все мертвы.
Он помолчал.
– Мы не отличаем ваших детей от взрослых.
– Знаю.
– Вы наших детей не пощадили.
– Но мы и не пытали их. Мы никогда и никому намеренно не причиняем боль.
– Вы поступаете хуже. Вы нас уничтожаете.
– А вы делаете и то и другое.
– Да, делаем, потому что пытаемся найти ответ. Мы продолжаем бороться единственным известным нам способом. Выбор прост: продолжить попытки или сдаться, опустить руки и погибнуть. – Джеб приподнял бровь и посмотрел на меня, намекая, что именно так со стороны выглядело мое поведение.
Я вздохнула, подняла с пола бутылку воды, оставленную Иеном, и осушила ее за несколько глотков.
– У вас ничего не выйдет, Джеб. Вы можете и дальше резать нас на куски, в итоге вы лишь погубите огромное количество разумных существ обоих видов. Мы не приветствуем убийство, но наши тела тоже кое на что способны. Щупики лишь с виду выглядят как тонкие серебристые волоски, на самом же деле они сильнее ваших органов. Ведь именно это и происходит, верно? Док кромсает моего сородича, который тем временем уничтожает мозг носителя.
– Угу, в кашу, – мрачно согласился Джеб.
Я скривилась, представив себе эту тошнотворную картину.
– Меня тоже от этого тошнит, – признался Джеб. – Док совсем извелся. Каждый раз, когда ему кажется, что отгадка близка, все идет наперекосяк. Он испробовал все варианты – бесполезно: всякий раз мозг носителя превращается в кашицу. Ни успокоительное, ни… яд на вас не действуют.
– Конечно, не действуют, – прохрипела я, содрогаясь от новой волны ужаса. – У нас совсем другой обмен веществ.
– Однажды один из ваших, видимо, догадался, что его ждет, и уничтожил мозг носителя изнутри. Док даже не успел усыпить тело. Естественно, это выяснилось только после вскрытия, а со стороны все выглядело как инсульт.
Я была поражена: похоже, им попалась невероятно храбрая Душа. У меня бы не хватило смелости на такой поступок даже под угрозой пыток. Я и представить не могла, что люди рискнут пойти на грубое хирургическое вмешательство – попытка, столь очевидно обреченная на провал, что это не пришло мне в голову.
– Джеб, мы относительно хрупкие создания, целиком зависящие от принуждаемых носителей, а потому выработали определенные методы защиты.
– И это ваше право. Но ты должна понять: мы будем бороться, пока живы. Мы не хотим никому причинять боль, но… Так уж вышло. Люди будут сражаться до конца.
Мы посмотрели друг на друга.
– Так пустили бы меня доку под нож, чего уж там? На что еще я гожусь?
– Анни, не говори ерунды. Мы, люди, не настолько прагматичны – можем быть лучше, а можем быть и куда хуже. Ну, по большей части, хуже. Но мы ценим личность. Вероятно, даже слишком ценим, если уж на то пошло. Если рассуждать отвлеченно… ну, скажем, Пейдж… сколькими людьми она бы пожертвовала ради Энди? Если представить, что все люди равноценны, ответ покажется бессмысленным. И тебя мы ценим… – продолжил Джеб. – Что ж, наверное, если посмотреть на все с человеческой точки зрения, это довольно бессмысленно. Но среди нас найдутся такие, которые поставят тебя выше незнакомого человека. Должен признать, я отношусь к их числу. Я считаю тебя другом, Анни. Конечно, если ты меня ненавидишь…
– Я не ненавижу тебя, Джеб. Просто…
– Да?
– Просто я не понимаю, как жить дальше, если рядом со мной убивают моих сородичей. Уйти же я не могу. Понимаешь, о чем я? Что меня ждет? Скальпель дока? – Я поежилась.
Он с серьезным видом кивнул.
– Вот это уже вопрос существенный. Да, с такой ношей жить нельзя.
Сердце екнуло.
– Если честно, я бы предпочла умереть от твоей руки, – прошептала я.
Джеб засмеялся.
– Не торопись, милая. Я никому не позволю стрелять или резать моих друзей. Вдобавок, я тебе верю, Анни. Если ты говоришь, что наши усилия ни к чему не приведут, придется пересмотреть ситуацию. Скажу ребятам, чтобы пока не приводили новых Душ. И потом, у дока нервы ни к черту, он долго не выдержит.
– А вдруг ты врешь. Как я узнаю?
– Значит, придется мне поверить, потому что убивать тебя я не собираюсь. И заморить себя голодом не позволю. Поешь, детка. Это приказ.
Я вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. Я так и не поняла, пришли мы к соглашению или нет. В этом теле все казалось таким запутанным! Мне нравились живущие здесь люди, мы сдружились, но… Друзья‑чудовища – теперь я увидела их в совсем ином свете.
Джеб сунул мне в руку ломоть кукурузного хлеба, пропитанный краденым медом. Хлеб развалился у меня в ладони, превратившись в липкую кашу. Я снова вздохнула и принялась облизывать пальцы.
– Вот и умница! Ничего, прорвемся. Все наладится, вот увидишь. Постарайся думать о хорошем.
– Думать о хорошем… – Не переставая жевать, я недоуменно покачала головой. Только Джеб…
И тут вернулся Иен. Он вошел в освещенный круг, увидел, что я ем, и просиял… Мне стало стыдно.
Нет, я никому намеренно не причиняла боль, но, отказываясь от еды, я заставила Иена страдать. Человеческие жизни так странно переплетались. Ну и кашу я заварила!
– Вот ты где, Джеб, – негромко произнес Иен, присаживаясь рядом с Джебом. – Джаред сказал мне, что ты здесь.
Я чуть придвинулась к Иену и вложила свою ладонь в его.
– Прости, – прошептала я.
Он осторожно сжал мне пальцы.
– Не извиняйся.
– Я должна была понять. Джеб прав. Конечно, вы боретесь, и вас винить нельзя…
– Это нужно прекратить, ведь теперь среди нас ты.
Да, но мое пребывание здесь вынудило их с удвоенным усердием искать решение проблемы: как извлечь меня и сохранить Мелани, как избавиться от меня и вернуть ее?
– В войне все средства хороши, – пробормотала я и попыталась улыбнуться.
Иен улыбнулся.
– И в любви. Ты забыла про любовь.
– Ладно, хватит, – пробубнил Джеб. – Я еще не закончил.
Я удивленно на него посмотрела. Что еще произошло?
– Так… – Джеб глубоко вздохнул и поглядел на меня. – Только не пугайся, хорошо?
Я замерла и крепко вцепилась в руку Иена.
Иен метнул на Джеба полный тревоги взгляд.
– Ты ей скажешь? – спросил Иен.
– Что? – обмерла я. – Что еще случилось?
– Джейми… – ответил Джеб с непроницаемым лицом.
Мой мир перевернулся.
Три долгих дня я была Странницей, Душой во враждебном человеческом мире, и вдруг снова стала Анни, запутавшейся Душой с человеческими эмоциями, слишком сильными, не поддающимися контролю.
Я вскочила на ноги, не выпуская руки Иена, – и чуть не упала. Кружилась голова.
– Ш‑ш‑ш! Не пугайся, с Джейми все хорошо. Просто он очень за тебя переживает. Он узнал, что произошло, и места себе не находит от беспокойства, – а ему беспокоиться вредно. Я хотел попросить тебя навестить его, только в таком виде тебе идти нельзя. Выглядишь ужасно, еще расстроишь его. Давай поешь как следует.
– Что с его ногой?
– Небольшая инфекция, – пробормотал Иен. – Док прописал ему постельный режим, а то бы мальчишка давным‑давно отправился тебя искать. Джаред практически привязал его к кровати.
Джеб кивнул.
– Джаред хотел было явиться сюда и притащить тебя силой, но я его отговорил. Вряд ли мальцу полегчало бы, если бы он увидел тебя в полуобморочном состоянии.
У меня кровь застыла в жилах – наверное, воображение разыгралось.
– Его лечат?
– Как? – пожал плечами Джеб. – Ничего, у паренька сильный организм, он справится.
– Что значит «справится»?
– Бактериальная инфекция, – пояснил Иен. – А антибиотиков больше не производят.
– Потому что они не действуют – бактерии умнее ваших лекарств. Должно же быть что‑то еще, получше антибиотиков.
– Ну, у нас других лекарств нет! – Джеб развел руками. – Джейми – мальчик сильный. Пусть все идет своим чередом.
– Идет своим… чередом… – Я бормотала слова, как в тумане.
– Съешь что‑нибудь, – растормошил меня Иен. – Не стоит показываться Джейми в таком виде.
Я потерла глаза, стараясь рассуждать здраво: Джейми болен, лекарств нет, остается лишь ждать, справится ли его тело с болезнью. А если не справится?
– Нет! – Я словно вновь стояла на краю могилы Уолтера, прислушиваясь к звуку песка, падающего в темноту. – Нет, – простонала я, отгоняя воспоминание, и на непослушных ногах побрела к выходу.
Иен пошел рядом со мной, по‑прежнему сжимая мою ладонь.
Джеб нагнал нас и сунул мне еще еды.
– Поешь‑ка, ради мальца! – попросил он.
Я стала жевать, не ощущая вкуса, и глотала, не чувствуя, как пища опускается в желудок.
– Так и знал, что она перенервничает, – ворчал Джеб.
– Зачем тогда сказал? – разочарованно спросил Иен.
Джеб не ответил. Странно… Почему он молчит? Неужели все так плохо?
– Он в больнице? – поинтересовалась я безучастным тоном.
– Нет, нет, – торопливо успокоил меня Иен. – Он у себя в комнате.
Я даже не почувствовала облегчения. Все чувства притупились. Ради Джейми я зайду в любую комнату, даже если она насквозь пропахла кровью.
Пещеры казались незнакомыми. Я едва заметила, что снаружи день. Я не встречалась глазами с попадавшимися по пути людьми, которые останавливались, чтобы на меня посмотреть. Я лишь машинально переставляла ноги, пока не дошла до нужного коридора.
У входа в седьмую пещеру собралось несколько человек. Шелковую ширму убрали, и все заглядывали в комнату Джареда. Мои знакомые, люди, которых я считала своими друзьями… Друзья Джейми… Что они здесь делают? Неужели состояние больного настолько тяжелое, что приходится дежурить у его постели?
– Анни, – сказала Хайди. – Анни пришла.
– Дайте ей пройти! – Уэс похлопал Джеба по спине. – Молодец!
Я протиснулась сквозь толпу. Все расступились; впрочем, я все равно пошла бы прямо на них. Я сосредоточилась на одном – идти вперед, не останавливаться.
В комнате с высоким потолком было светло. Внутри никто не толпился: видимо, док с Джаредом выставили всех за дверь. Джаред стоял, прислонившись к дальней стене, скрестив руки на груди, – поза, которую он принимал, только когда сильно тревожился. Док стоял на коленях у широкой кровати, где лежал Джейми.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 29 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |