- Закажем обслуживание в номер? – Генри щекотал хихикающего мальчишку, который извивался и отбивался от него подушкой. - Шампанского, к примеру...
- Я хочу колу! – заявил Кама, удачно запустив подушкой в Генри и скатываясь с кровати на пол, чтобы спрятаться от неминуемого возмездия.
- Сейчас посмотрим…
Генри, как только вошел в номер, то сразу заметил еще одно чудо – маленький холодильник с напитками, который притаился в углу и выдавал себя ровным урчанием и изредка потрескивал. В нем он обнаружил холодные колу, пиво и содовую. Бросив одну запотевшую банку Каме, Генри растянулся на кровати с блаженной улыбкой. Сейчас база, Макферсон, полковник Коул и все его неприятности казались какими-то нереальными и были очень далеко.
- А-а-а… - от неожиданного ледяного прикосновения к своему животу, Генри подскочил и успел схватить пытающегося улизнуть Каму за ногу.
- Ну все, сейчас ты мне и за подушку и за это тоже ответишь! – шутливо угрожая, Генри подтянул его к себе поближе и мягко отведя непослушные темные пряди с его лица, несколько секунд вглядывался в необычные и такие привлекательные черты, словно желая навсегда запечатлеть их в своей памяти, перед тем, как коснуться его горячих губ своими.
- Кама, - тихонько позвал Генри, своего мальчика, который дремал, свернувшись клубочком под тонким покрывалом.
- Я не сплю, - заявил он, - и хочу еще колы!
- У тебя будет зависимость, - усмехнулся Генри. – Ты высоты не боишься? Пойдем на балкон?
С балкона открывался вид на кварталы прилепленных друг к другу низеньких домишек, высокие пальмы, которые аллеей шли вдоль береговой линии океана и непривычно тихую Бич-роуд, которую теперь освещали всего несколько фонарей.
Генри устроился на невысокой скамейке, которая стояла на балконе, Кама примостился рядом. С океана дул свежий ветер, от аромата цветов слегка кружилась голова, а огромные звезды на темном небе чуть видимо мерцали, обреченные на вечное созерцание.
- Раньше я хотел поехать в Бангкок учиться, в танцевальную школу, - признался Кама, и, потянувшись, он сорвал большой белый цветок, с ближайшей лианы и, вплетя его себе в волосы, изобразил несколько танцевальных движений.
- Раньше? – переспросил Генри, подхватывая его, чтобы он случайно не упал. - Почему ты передумал?
- Я нужен Мие, - ответил он, - а теперь у меня есть ты.
- Тебе надо учиться, - Генри перебирал его волосы, - у тебя талант, а в школе бывают каникулы, мы сможем видеться. А потом, представляешь, ты станешь известным танцовщиком и будешь ездить по всему миру с выступлениями.
- И можно будет поехать в Америку? – глаза Камы блестели от этих чудесных мыслей о будущем.
- Конечно! Полететь на огромном самолете и ты же не забудешь оставлять для меня лучшие места в залах? – подмигнул ему Генри.
- В первом ряду! - пообещал Кама.
- Тогда предлагаю скрепить наш договор письменно! – торжественно объявил Генри и, ненадолго зайдя обратно в номер, вернулся с небольшим раскладным армейским походным ножом.
- Ух, ты! – Каме он явно понравился.
- Постараюсь достать тебе такой же в подарок, - пообещал он, и, устроившись поудобнее, вырезал на внутренней части деревянных перил, обрамляющих балконное ограждение, две переплетенные буквы, с которых начинались их имена.
- Этот договор и на обещание подарить нож распространяется? – уточнил Кама.
- Какой ты все-таки корыстный! – воскликнул Генри легонько хлопнув его ладонью по мягкому месту.
На востоке небо уже окрасилось в нежно-розовые предрассветные тона, надо было возвращаться на базу.
- Генри, когда мы снова пойдем рыбачить? – жалобно спросил Кама, при этом стараясь спрятать довольную улыбку.
- Давай завтра, то есть уже сегодня. Ты же ничего не имеешь против поздней вечерней рыбалки? – поинтересовался Генри.
- Нет, ты только нож не забудь, – напомнил Кама.
- Вот ведь! - Генри рассмеялся, притянув его к себе для поцелуя. – Значит, сегодня вечером я тебя буду ждать в этом же номере, приходи с удочкой, персонал я предупрежу.
На базу Генри вернулся в отличном расположении духа. Спрятав велосипед в условном месте, он короткими перебежками добрался до казармы и вытянувшись на кровати подумал о том, что все-таки в отстранении от службы есть определенные плюсы - можно весь день ничего не делать. Но не успел он задремать, как в дверь постучали.
Спешно приведя себя в порядок и открыв дверь, он обнаружил за ней Джо.
- Лейтенант Фризер пришел проверить соблюдение подчиненными военной дисциплины? - шутливо принимая стойку «смирно» поинтересовался Генри.
- Закрой дверь и я бы на твоем месте уже перестал шутить, - раздраженно и даже немного зло бросил Джо, заходя в комнату и бесцеремонно усаживаясь на кровати.
Было видно, что он не спал эту ночь, глаза покраснели, а на лице было то сосредоточенное выражение, которые возникает из-за постоянных и мучительных размышлений над проблемой, которая не имеет решения.
- Где ты был этой ночью? – прямо спросил он.
- Как где? Спал, - недоуменно пожимая плечами, соврал Генри.
- Вопрос с кем ты спал, я тебе еще не задал, я тебя спросил, где ты был ночью, - Джо внимательно следил за реакцией Генри на свои вопросы.
- Джо, что за странный допрос? Я спал здесь, в этой комнате, один. Вот сразу и на второй вопрос ответил. Ко мне какие-то претензии есть? Меня кто-то где-то видел?
- Остается надеяться, что нет, - Джо тяжело поднялся. - Я тебя очень прошу, как друг, не делай глупостей, хотя бы сейчас. Полковник Коул в бешенстве, твоим конфликтом с Макферсоном и этой историей с Гридли, видимо, кто-то очень заинтересовался, я бы не хотел, чтобы все закончилось трибуналом.
- Спасибо за почту! – крикнул ему вдогонку Генри.
- Я твою почту никогда не трогал, - ответил Джо, покачав головой, и прилагая все усилия, чтобы не хлопнуть дверью.
Этот день Генри провел не в самых приятных раздумьях. Вопросы Джо то ли были намеком, что про его ночную вылазку все известно, то ли просто предупреждением – это было непонятно. И если он не забирал его почту, значит, это делал кто-то еще, кто мог проникнуть в комнату, и хорошенько покопаться в личных вещах.
Генри не выдержал, и тщательно осмотрел комнату, особенно шкаф, пытаясь найти подтверждение своим подозрениям об обыске или опровергнуть их. На первый взгляд вещи были в порядке, но можно ли было быть в этом уверенным? С другой стороны не было ничего, что могло бросить на него хоть какую-то тень. Конечно, были письма, но они совершенно безобидны… Потом ему в голову пришла мысль, что может быть кто-то похищал письма Мелинды, а он думал, что она перестала ему писать, но старый Майкл с почты так всегда хорошо к нему относился и если бы такое произошло, то нашел способ сказать ему об этом.
От этих мыслей заболела голова и он, с усилием отогнав их от себя, решил сосредоточиться на своем вечернем свидании.
Впоследствии он не раз думал о том, что же его заставило тогда вести себя настолько неосмотрительно и как развивались события, если бы тогда он вновь не отправился в отель. Но эти размышления не имели никакого смысла и не приводили ни к чему, кроме глухой боли и желанию все забыть, навсегда вычеркнуть из памяти, сжечь эти страницы жизни.
-Лейтенант Фризер, мне больше не о чем с вами говорить, покиньте кабинет и это приказ! - полковник Коул устало прикрыл глаза ладонью.
- Сэр, прошу вас, он отличный парень, это же была явная провокация, он достойно ответил, защитил местное население, - выгораживал друга Джо.
- Он отличный парень, ты отличный парень, все мы отличные парни… - с кривой усмешкой, явно обращаясь к собственным мыслям, произнес Коул и, покачав головой, почти шепотом добавил: - Джо, сынок, послушай меня, в этой ситуации ты уже ничего не сделаешь, а я еще могу и это будет правильно, правильно для всех нас.
Когда лейтенант Джо Фризер наконец вышел, полковник позволил взять эмоциям верх и с досадой ударил кулаком по толстой столешнице своего рабочего стола. От него требовали примерно наказать сержанта Корна и провести разъяснительную работу среди личного состава, что фактически означало расписаться в собственной несостоятельности как командира, не знающего, что творится у него под носом. Этого допустить было нельзя.
Он пододвинул к себе тонкую кожаную папку, которая лежала на краешке его стола, открыл, в который раз перебирая находящиеся в ней бумаги.
- Да, так будет правильно, для всех, - еще раз повторил он, словно убеждая самого себя, и, приняв какое-то решение, резким движением ее захлопнул и по внутренней связи вызвал адъютанта.
Генри стоял на балконе отеля и жадно вдыхал влажный ароматный воздух. Уже было темно, но на линии горизонта еще просматривалась быстро гаснущая алая полоска заходящего солнца. Неприятный разговор с Джо и вызванные им мысли тяжелым осадком застряли где-то в груди и Генри делал вдох за вдохом в надежде от него избавиться. Он не хотел думать о будущем, о своих объяснениях, о том, чем все это может закончиться. Казалось, что для него существовал только этот момент жизни, этот отель, эта комната и это желание быть со своим любимым мальчиком.
Генри улыбнулся, даже в своих мыслях он впервые подумал о Каме как о любимом.
- Мой любимый мальчик, – произнес он, прислушиваясь к своему собственному голосу.
Зайдя в комнату, он опустился в удобное плетеное кресло, посмотрел на часы. Кама немного задерживался.
Поэтому, когда в дверь настойчиво постучали, он, ничуть не удивившись, поспешил ее открыть. Улыбка тут же сползла с его лица, когда на пороге номера он увидел полковника Коула в сопровождении нескольких солдат.
- Сержант Корн, смирно, в помещении старший по званию, - резкий голос адъютанта заставил Генри замереть и вытянуться.
В комнату вошел полковник Коул, держа в руках тонкую кожаную папку, знаком приказав помощнику закрыть дверь.
- Вы можете сесть, Корн, - разрешил полковник, разглядывая обстановку и подвигая себе кресло.
- Да, сэр, - ответил Генри, и, выполняя приказ, опустился на краешек кровати.
- В последнее время многое произошло, верно, сержант? – начал Коул, откинувшись на спинку кресла и не спуская цепкого взгляда с Генри.
- Так точно, сэр, - Генри смотрел мимо полковника, упираясь взглядом в стену за его спиной.
- Я не буду сейчас говорить о том, что произошло на задании и даже о ваших стычках с некоторыми сослуживцами. Хотя, именно за причинение телесных повреждений военнослужащим – перелом челюсти, руки, сотрясение мозга и так далее, вот, - полковник достал из папки и небрежно бросил перед Генри несколько листов чуть сероватой бумаги, - медицинское заключение, можете ознакомиться, вы сейчас находитесь под следствием и были до его окончания отстранены от службы и изолированы в своей казарме.
Генри машинально пробежал глазами по чуть расплывшимся строчкам машинописного текста с обилием незнакомых ему медицинским терминов.
- Я хотел бы напомнить вам, сержант, некоторые положения уголовного закона за преступления, совершенные военнослужащими в условиях боевых действий.
- Но, сэр, - попытался было возразить Генри.
- Молчать! – рявкнул обычно выдержанный полковник и его лицо налилось красной краской.
- Наша группировка находится за пределами родины, мы выполняем приказ руководства страны по поддержке наших союзников перед лицом красной угрозы. Каждый офицер, каждый солдат является боевой единицей и нанесение увечий, которые лишают их боеспособности, расценивается как предательство и пособничество врагу! Наказание за это – неотвратимо и неминуемо!
- Но это же была всего лишь драка! - воскликнул Генри.
- Драка? Это с твоей точки зрения – драка, а пострадавшие пишут, что ты на них напал, - полковник отбросил все свою вежливость и теперь буравил Генри тяжелым взглядом, - а когда было начато расследование и я, под свою ответственность, перевел тебя из камеры в казарму, ты тут же самовольно покинул расположение базы! Ты не только нарушил воинскую дисциплину, но и фактически условия своего пребывания под арестом! О такой мелочи, как то, что ты подвел меня, я уже и не говорю, - добавил полковник с хорошей порцией горечи в голосе.
Генри был поражен. Он действительно, даже не задумывался об истинном положении вещей. Всегда такой осторожный и осмотрительный, он словно был околдован и жил в своем собственном мире, в котором события, происходившие в реальности, воспринимались сквозь призму собственных чувств, которые ее до неузнаваемости меняли и искажали.
- Теперь молчишь, когда осознал, что тебя ждет трибунал? – полковник Коул больше не мог сохранять неподвижность и теперь ходил по комнате, заложив руки за спину. – А ведь это еще не самое страшное, Генри. Самое страшное – это позор. Позор, который ложится не только на голову предателя, но и его семьи. Ты подумал о своей матери? Об отце? Ведь они гордятся своим единственным сыном.
Упоминание родителей вывело Генри из ступора.
- Полковник Коул, я виноват, я готов понести наказание за нарушение приказа, за самоволку, но я не предатель, вы же это знаете! У нас давно были неприязненные отношения и драка была спровоцирована, я уверен, что следствие во всем разберется!
- Спровоцирована? Разберется? Я не хотел об этом говорить, но если ты надеешься выгородить себя этим, то давай обсудим, в чем оно разберется.
- Сэр, - Генри попробовал начать что-то объяснять, но полковник жестом прервав его, вытащил из своей папки еще одну бумагу.
- Читай! – приказал он.
С каждой прочитанной строчкой, лицо Генри все больше приобретало землистый оттенок, а по спине начали стекать предательские капли пота.
- Ты не хочешь повторить эти слова вслух, а Генри? Тебе же придется объяснять трибуналу, что за отношения между тобой и этим тайским мальчишкой, ты об этом тоже не подумал? И отцу Генри, тебе тоже надо будет что-то сказать, если, конечно, он захочет с тобой разговаривать. Хотя ему придется привыкнуть к этим словам, потому что его будут ими встречать и провожать соседи, хотя, скорее всего, им придется уехать из родного города.
Генри больше не мог читать. Эти слова, то, как будут его называть, то, что будут кричать вслед его отцу, жгли ему глаза. Его любовь, его чувства были словно вывернуты наизнанку и безжалостно растоптаны грязными ботинками.
- Да, кто бы мог подумать, - продолжал полковник Коул, - такие перспективы, такие надежды и вот теперь все это разбито, уничтожено, предано! И ведь у тебя было все: прекрасный послужной список, грядущее повышение, красавица-невеста. Так, Генри? Или ты уже забыл, что у тебя есть невеста? Напомнить, как ее зовут?
- Мелинда мне не отвечает на письма, - с трудом выдавил Генри.
- Не отвечает на письма? В самом деле? А ты взял на себя труд выяснить, почему твоя невеста перестала тебе писать? Или объятия этого малолетнего тайца или то, что он тебе еще мог предложить, - полковник не скрывал гримасы отвращения, - заставили тебя забыть о ней? О своих обязательствах?
- Полковник, пожалуйста, - прошептал Генри.
- Ты так будешь просить не меня, а своего сына или дочь, которым надо будет объяснить, почему их отец предпочел свои извращенные наклонности.
Генри с непониманием смотрел на полковника.
- Ты не знаешь? Мелинда – беременна. От тебя и у нее большой срок. Ты представляешь, что испытывает незамужняя девушка, находящаяся в ее положении, в таком патриархальном городке? Но это покажется еще цветочками, когда станет известно, что за фрукт оказался папаша этого ребенка. Я думаю, что она даст ему свою фамилию и поставит прочерк в графе «отец» в свидетельстве о рождении. Хотя, никто ее не осудит, если она отдаст этого ребенка на усыновление и попытается забыть всю эту историю как кошмарный сон.
Каждый новый довод полковника был словно очередной камень, который все глубже и глубже утягивал Генри в пучину отчаяния. Нестерпимо хотелось кричать и бежать, бежать из этой комнаты, в которой, казалось, даже стены стали сжиматься, сдавливая все сильнее и сильнее.
- Но почему, почему она не писала? – все повторял и повторял Генри.
- Может быть из-за этого? – полковник достал из папки свой главный козырь – смятый конверт с адресом Мелинды, в котором находилось письмо некоего «товарища по службе», который взял на себя нелегкую миссию открыть глаза невесте «некогда отличного солдата» и сделать все возможное, чтобы она повлияла на сержанта Корна, который своим поведением губит не только свою репутацию, но и честь своей семьи.
- Откуда у вас это? – только и смог спросить Генри.
- Ты считаешь, что мы здесь на прогулке находимся? – разозлился Коул. – Это армия, если ты забыл! И здесь есть понятие военная и государственная тайна, а еще разведка и контрразведка! Все письма проверяются, как будто ты впервые об этом слышишь!
- То есть это письмо она не видела? – с надеждой спросил Генри.
- Это – нет. Но нет гарантии, что она не увидит другие. А не писала она тебе, потому что женщины, к тому же в ее положении, очень тонко чувствуют, если что-то не так. Может быть, ты не позвонил, когда было нужно, написал что-то не то и она захотела таким образом привлечь твое внимание. Послушай меня, Генри, и очень хорошо послушай, - полковник Коул сменил ледяной и жесткий тон на мягкий и доверительный, - ситуация почти безвыходная, но один небольшой шанс все-таки есть. Еще можно все исправить.
- Исправить? – переспросил Генри.
- Да. Конечно, тебе придется пожертвовать службой, но жизнь длинная и она состоит не только из военной карьеры. Счастье родителей, Мелинды, вашего ребенка стоят дороже, чем что бы то ни было. Это твоя настоящая жизнь, а не несколько месяцев в этой азиатской глуши.
С этими словами, полковник извлек из своей папки уже заполненный бланк рапорта об увольнении со службы, и вложил ручку в руку Генри.
- Сэр, я… - Генри все еще был оглушен этим разговором.
- Быстро подписывай, - прошипел полковник, - иначе, клянусь, я прямо сейчас отправлю тебя в камеру.
Дрогнувшей рукой Генри вывел свое имя.
- Ты правильно поступил, сынок, - сказал полковник, убирая листок в папку, - сейчас ты так не думаешь, но впоследствии ты поймешь, что это был единственный выход.
Генри сидел, опустив голову, и не проявлял никаких эмоций. Полковник открыл дверь и позвал сопровождающих.
- Господин Корн, - Коул вновь вернулся к ровному официальному тону, - поскольку вы больше не являетесь военнослужащим нашей базы, то дальнейшее ваше пребывание здесь невозможно. По удачному стечению обстоятельств, через несколько часов уходит военно-транспортный самолет, который и доставит вас к вашей семье. Они уже предупреждены о вашем возвращении. Удачного полета!
Как только полковник Коул покинул комнату, к Генри подошли несколько солдат и защелкнув на его запястьях наручники, чтобы избежать возможного сопротивления, под руки вывели его из номера.
Возле отеля стояла военная крытая машина, к которой Генри довольно бесцеремонно подтолкнули, но за несколько секунд до того, как оказаться в темноте кузова, он успел оглянуться и увидеть Каму, который вжимаясь в стену гостиницы, смотрел на происходящее глазами, полными ужаса, выронив из рук удочки, которые теперь нелепо валялись на дороге.
Он хотел крикнуть, позвать его, но почувствовал, резкую боль в плече, адъютант сделал ему какую-то инъекцию.
- Подарок от полковника, Корн, проснетесь уже в Штатах.
- Как это произошло, Мия? – Генри смотрел на нее, ожидая и боясь услышать подробности.
- Как? Никто не знает, - она смотрела куда-то вдаль, словно пытаясь вновь увидеть то, что произошло в тот день. – Его выбросило волной на берег и он… – она разрыдалась не в состоянии произнести слова о смерти брата. – Это случилось на следующей день после того, как тебя увезли.
- Мия, но он не мог утонуть, он же отличный пловец, неужели он… - Генри не хотел верить своей страшной догадке.
- Утопился, с горя? – голос Мии вновь стал жестким. – На его теле было обнаружено много синяков и ссадин, в полиции мне сказали, что это от ударов об камни, но там, где его нашли, там нет никаких камней! – Мия почти сорвалась на крик.
- Что ты несешь, замолчи сейчас же! – Джо появился так неожиданно, что Мия на секунду опешила, но молчать она не собиралась.
- Я слишком долго молчала! – снова закричала она. – Ты мне и тогда велел молчать, когда я хотела узнать правду, кто убил Каму!
- Его никто не убивал, - устало произнес Джо, - произошел несчастный случай.
- Несчастный случай, - горько рассмеялась Мия, - полиция тоже тогда так и написала – несчастный случай, это всем было удобно.
- Джо, почему ты мне не сообщил, что его больше нет? - спросил Генри.
Его голос звучал странно спокойно, но стоять он больше не мог и опустился на диван, сердце билось глухо и каждый удар отдавал болью.
- А ты бы как поступил на моем месте? – Джо резко развернулся - Ты только что избежал трибунала, Мелинда со дня на день должна была родить, у тебя началась другая жизнь. И узнай об этом, как бы ты поступил? Бросил жену, приехал выяснять, что произошло? Я поступил правильно, я дал тебе возможность жить нормально!
- Ты считаешь, что это была нормальная жизнь? – тихо спросил Генри.
- У тебя был шанс! И ты не можешь никого винить в том, что…
- В том, что так и не смог его забыть, - закончил за него фразу Генри.
- Не ври, не ври хотя бы сейчас! – разъяренная Мия почти впилась ногтями в руку Генри. - Ты забыл его. Забыл, как только прилетел в свою Америку! Выбросил, как надоевшую игрушку!
- Я пытался, пытался, забыть… - голос Генри дрожал, - я гнал от себя мысли о нем, я пил до тех пор, пока у меня не оставалось ни одной мысли, а потом прошло много лет и уже не было смысла.
- Он есть сейчас? – внезапно успокоившись, спросила Мия.
- Я хотел обрести покой, хотя бы на пороге смерти, - Генри с трудом заставил себя подняться, - я хотел увидеть его, на прощание. Где его могила?
По его лицу катились крупные слезы, которые он даже не пытался скрыть.
- Ее нет, - выдавила Мия, - его кремировали и прах был развеян над морем.
Генри кивнул и, с трудом переставляя ноги, вышел из дома. Его никто не остановил.
-Двадцать-пять, двадцать-шесть, двадцать-семь, - Генри задыхаясь, считал ступени, - еще чуть-чуть…
Он остановился, и посмотрел вверх – казалось, что бесконечная лестница ведет к самому небу.
- Еще немного, я должен...
Когда он добрался до вершины холма, то, совершенно обессиленный, опустился на землю. Постепенно его дыхание выровнялось, он смог подняться и сделать несколько неуверенных шагов по направлению к огромной, покрытой золотом, статуе сидящего Будды, которая сверкала в лучах заходящего солнца. Руки Будды покоились на коленях, а на лице играла грустная и мудрая улыбка, которая, казалось, говорила о том, что он знает все, что случилось.
Возле статуи был устроен небольшой алтарь, усыпанный цветами лотоса и орхидей, на котором рядами были выставлены свечи и ароматические палочки. Генри беспомощно оглянулся, вокруг никого не было, только дремавшая на нагретой солнцем ступне Будды большая серая кошка лениво подняла голову и вальяжно потянулась.
Он опустился на колени перед алтарем, совершенно не представляя, что ему делать дальше.
- Прости меня, - прошептал Генри, не пытаясь сдержать слез.
Он смотрел на огоньки свечей и вдыхал ароматный дым, совершенно потеряв счет времени. Перед его мысленным взором проносились уже почти нереальные события из прошлого, которые он так хотел когда-то забыть.
Из этого оцепенения его вывели мягкие прикосновения к плечу и журчание тайской речи, которую он так и не научился понимать. Рядом с ним стоял старый буддийский монах в ярко-оранжевом одеянии, протягивая ему несколько благовонных палочек и клетку с маленькой птичкой. На его испещренном глубокими морщинами лице была такая же грустная и всепонимающая улыбка, как и у его божества. Аромат оказался горьким и свежим, казалось, что он состоит из сожалений и тут же дарит прощение, окутывая мягким шлейфом душевную боль.
Взяв клетку, Генри подошел к самому краю площадки, на которой находился храм. Ее окружало невысокое каменное ограждение, увитое цветами, и открывался прекрасный вид на город, сейчас уже сверкающий разноцветными огнями, и океан. У птички были желтые лапки и она, беспокойно чирикая, прыгала по жердочке, предчувствуя скорую свободу. Как только дверца клетки была открыта и птичка выпорхнула, Генри закрыл глаза, загадывая желание. Монах трижды ударил в колокол.
До гостиницы Генри доехал на переполненном тук-туке, стоя на подножке и держась за поручень. Рассеянно кивнув на приветствие служащих отеля, он поднялся в свой номер и, не раздеваясь, упал на кровать.
Ему казалось, что у него больше нет ни физических, ни душевных сил. Чувство пустоты и одиночества, поднимаясь откуда-то из глубин, заставило его сжаться в клубок и натянуть на себя одеяло, как будто он пытался укрыться от всего, что его окружало. Его собственная жизнь казалась ему пустой, выжженной дорогой, по которой он брел, как неприкаянный путник, потеряв в этом бесцельном пути все, что имел.
Он попытался заснуть, но в голове кружился бесконечный хоровод из сцен скандалов с Мелиндой, плача их маленьких детей, каких-то баров, где он глушил виски, гневных слов отца, вьетнамсткого болота, по которому он, раненный, полз к своим, прохладных волн океана. Он хотел увидеть Каму, но черты его лица уже давно стерлись из его памяти и он мог представлять себе лишь его образ – худенькую фигурку, с развевающимися на ветру темными волосами.
Не в силах больше это выносить, Генри сел на постели, у него не осталось больше слез и он только тихонько постанывал, как загнанный зверь, пытаясь избавиться от своей боли. Взяв телефон, он набрал номер, который все еще помнил по памяти, и через несколько длинных и долгих гудков услышал голос дочери:
- Доктор Джессика Корн слушает, говорите.
- Джесси, прости меня, - беззвучно прошептал он, - все должно было быть по-другому…
- Я вас не слышу, перезвоните, пожалуйста.
В трубке раздались короткие гудки. Генри долго сидел неподвижно, сжимая в руке телефон, но так никому и не позвонил. И только тогда, когда сквозь неплотно закрытые шторы в комнату стали проникать первые лучи солнца, он набрал внутренний номер рецепшена и попросил заказать для него авиабилет до Нью-Йорка и такси.
Последний раз окинув взглядом комнату отеля, Генри подхватил свой рюкзак, который составлял весь его багаж, и закрыл за собой дверь. После залитого солнцем номера, коридор показался совершенно темным, и его глазам потребовалось несколько секунд, чтобы приспособиться к менее яркому освещению. Он дошел до лифтов и нажал кнопку вызова.
Лифт поднимался очень долго, со скрипом и остановками. Наконец он распахнул свои двери и Генри оказался в старой темно-красной кабине. Опускаясь, лифт немного подрагивал и Генри, чтобы не потерять равновесие, взялся за хромированный поручень и невольно взглянул на себя в зеркало. Оно отразило молодого человека с короткой военной стрижкой и грустными глазами.
Двери раскрылись и Генри, как в тумане, вышел в холл и даже успел сделать несколько шагов по направлению к выходу из отеля, когда прозвучавший в полной тишине голос, заставил его остановиться и обернуться.
- Генри, я здесь! Я тебя так давно жду, мы же договорились пойти на рыбалку!
Возле стены, улыбаясь и держа в руках ведро и удочки, стоял Кама.
- Пойдем скорее, а то опоздаем, и вся рыба уплывет!
Кама протянул ему свою ладошку и Генри осторожно сжал ее в своей руке.
- Разряд! Еще один!
- Доктор, это бесполезно, мы ему уже не поможем.
- Сестра, запишите время и позвоните в американское посольство, необходимо связаться с родственниками.
- Ты почему так долго? – Кама с легким укором смотрел на Генри. Они шли по улочке, которая вела от отеля к океану.
- Прости, я немного задержался, - Генри не удержался и погладил мальчика по волосам, - но теперь я обещаю, что всегда буду с тобой…
- И мы возьмем лодку и снова поплывем на остров, как в тот раз? И я выучил новый танец, специально для тебя!
- Только для меня? И ты не будешь танцевать его в баре? – спросил Генри притворно строгим голосом.
- Нет, если ты меня поймаешь! – дразнясь воскликнул Кама и они, держась за руки, и весело смеясь побежали навстречу теплым волнам океана.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 21 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |