Актриса стояла в холле, накидывая капюшон плаща, когда в дверях библиотеки с бокалом бренди в руке появился Йейтс. С момента освобождения из Ньюгейта он пил не переставая, хотя Кэт не сказала бы, что осуждает его.
– Пожалуй, будет лучше, если сегодня я съезжу с тобой, – обронил он.
– Бог мой, но почему?
Муж встретил ее взгляд и удержал его.
– Ты знаешь, почему.
Негромкий смешок Кэт прозвучал деланно даже для ее собственных ушей.
– Никогда не слышала, чтобы посреди Лондона нападали на кареты, если ты переживаешь из-за этого.
– Все когда-нибудь случается впервые.
– Коль на то пошло, со мной для защиты лакей и кучер.
Осушив бокал, Йейтс отставил его в сторону.
– Сделай дураку приятность.
Кэт улыбнулась, на этот раз искренне:
– Ладно.
Они ехали по улицам, затянутым белой мглой и непривычно малолюдным.
– Девлин заявил мне, что намерен продолжать поиски убийцы Эйслера, – заговорил Йейтс.
– Тебя это удивляет?
– В определенном смысле, да. Эйслер был мерзким образчиком человеческой породы. Разве имеет значение, кто его пристрелил? Мир ничего не потерял с его смертью.
– Возможно. Но теперь гибнут другие люди.
– Подтоптанный французский вор и полоумный бывший солдат?
– Ты считаешь, с их смертью мир тоже ничего не потерял? Подозреваю, многие выразятся точно так же и о ковент-гарденской актриске – или о бывшем пирате, имеющем склонность наведываться в самые скандальные «дома молли».
Губы Йейтса дернулись в кривоватой усмешке.
– Пожалуй, ты права. Но все же… – Он запнулся, внезапно подавшись вперед.
Они как раз въехали в длинный, пологий поворот с Оксфорд-стрит на Брод-стрит. Здесь, у реки, туман был гуще, среди его мути призрачно маячили темные деревья и приземистая колокольня Святого Джайлса.
– Что такое? – спросила Кэт, и в этот момент из узкого переулка слева от них вылетела четверка вороных лошадей: дикие глаза, мелькающие копыта, широко раздувающиеся в холодной ночи ноздри. За упряжкой из стороны в сторону мотался тяжелый, старомодный рыдван, его возница правил прямо на изящную городскую карету актрисы.
– Что за дьявольщина? – ругнулся Йейтс на встревоженный окрик их собственного кучера. Лошади пронзительно заржали, экипаж опасно накренился, когда кучер резко принял вправо. Перед глазами Кэт покачнулись покосившиеся серые надгробия и ржавые шпили, венчавшие кладбищенскую ограду.
Карета, вздрогнув, остановилась.
– Ты в порядке? – поинтересовался муж.
– Да, но…
Ночь прорезал испуганный возглас их слуги, следом раздался неприятный звук глухого удара.
– Йейтс… – негромко, настойчиво начала Кэт, и в этот момент дверцу кареты распахнул мужчина в лакейской ливрее и напудренном парике, державший в руке мушкетный пистолет.
– Какого черта?! – рявкнул Йейтс.
Ухватив Кэт за запястье, незнакомец дернул ее к себе.
– Если вы умны, то не станете вмешиваться, – предостерег он Йейтса неожиданно культурной речью.
– Это какое-то сумасшествие, – выдохнула актриса, тяжело наваливаясь на налетчика, который вытаскивал ее сквозь дверной проем на тротуар. Воздух обдавал лицо холодом и сыростью, землистый дух кладбищенского тлена забивал ноздри. – При нас нет ничего ценного!
Неизвестный вжал ледяную сталь пистолетного дула ей в висок и сдержанно ухмыльнулся:
– Мне от вас нужно только одно.
Паника бешено заколотилась в ее сердце, перехватила дыхание в горле, когда Кэт услышала мягкий щелчок взводимого курка. Она яростно дернулась из рук незнакомца, но тот безжалостно ужесточил хватку, крепко удерживая жертву.
В открытую дверцу кареты с небольшим пистолетом в руке высунулся Йейтс. Ночь наполнилась ревущей вспышкой и едким смрадом горелого пороха, и на груди державшего Кэт мужчины расплылись теплые, влажные брызги крови.
Он гулко рухнул наземь.
– Мэйсон! – вскрикнул второй из налетчиков, приставлявший оружие к голове перепуганного лакея актрисы.
– Йейтс! Берегись! – воскликнула Кэт в то самое мгновение, как злоумышленник развернулся, навел свой двуствольный пистолет на карету и выстрелил.
– Йейтс!..
Бывший капер повалился лицом вперед на мостовую.
Стрелок, не сгибая руки, спокойно взвел второй курок и направил дуло на актрису.
Та застыла.
– Нет! Оставь ее! – окликнул высокий, закутанный в темный плащ кучер рыдвана. – Ты, дурень, только что убил Рассела Йейтса. Тебе известен приказ. Хватай Мэйсона и убираемся отсюда.
– Йейтс? – подбежав, склонилась над мужем Кэт, лишь смутно замечая, как темный возница подстегивает своих лошадей и старый рыдван уносится прочь.
– О, Рассел, – прошептала она, обнимая дрожащими руками обмякшее, окровавленное тело.
Часом позже Кэт пересекала пустынный холл своего дома на Кавендиш-сквер, когда у парадного входа прозвучал требовательный звонок.
Она ожидала Пола Гибсона, поскольку пригласила хирурга осмотреть пострадавшего кучера. Вместо этого дворецкий открыл дверь лорду Чарльзу Джарвису.
Кэт замерла, вцепившись в крайнюю стойку лестничных перил. На лифе и юбке ее вечернего шелкового платья еще не высохла кровь мужа.
Джарвис аккуратно снял сырую от тумана шляпу и с едва заметной усмешкой на губах встретил разъяренный взгляд актрисы.
– Думаю, нам надобно поговорить. Вы не против?
Глава 52
В тот вечер Геро отправилась вместе с матерью на какой-то концерт, а Себастьян с бокалом бренди и английским переводом «Ключа Соломона» устроился в библиотеке. Несколько часов спустя виконт по-прежнему сидел за книгой, когда из прихода Сент-Ботольф-Олдгейт вернулся Жюль Калхоун.
– Раскопал что-нибудь? – поинтересовался Девлин, с облегчением откладывая в сторону древний гримуар.
– Вообще-то, да, – ответил камердинер. – Похоже, сразу после убийства на Ламбет-стрит не особо рвались опрашивать местных жителей.
– Когда взяли под стражу Йейтса.
– Именно. Шастать по округе, задавая всевозможные вопросы, констебли начали только в среду.
– Любопытно, учитывая, что Ли-Джонс на ту пору по-прежнему убежденно настаивал на виновности задержанного.
– И впрямь, милорд. Более того, магистрат самолично беседовал с торговкой из зеленной лавки вчера утром.
– Не сегодня?
– Нет, милорд. Определенно вчера.
– То есть, до гибели Фоя. Интересно, что…
– Хозяин! – разнесся по всему дому голос Тома.
Девлин умолк. Было слышно, как по мраморному полу холла топочут бегущие ноги мальчишки.
– Хозяин! – грум влетел в комнату, тараща глаза и хватая открытым ртом воздух.
– Что такое?
– Рассел Йейтс! Он мертв!
Бывший пират лежал, укрытый простыней, на постели в своем доме на Кавендиш-сквер. Темные, чересчур длинные волосы резко контрастировали с белизной льняной наволочки. Руки Йейтса были сложены на груди, глаза закрыты, а черты лица до того безмятежны, словно он спал. Но Себастьян сразу узнавал смерть, когда видел ее.
Вдова стояла на коленях рядом с кроватью, склонив голову в молитве. Меж ее пальцев скользили бусины четок. Девлин удивленно запнулся на пороге. Он знал, что Кэт воспитывали в католической вере, но почему-то полагал, будто она больше не соблюдает обряды своей религии. Теперь же понял, что ошибался.
Актриса подняла глаза, осенила себя крестным знамением и встала с колен.
Приблизившись, Себастьян заключил ее в объятья, и она без колебаний, дрожа от потребности в утешении, прильнула к нему. На щеках виднелись следы слез, и, когда Кэт склонила голову Девлину на плечо, едва слышное рыдание сотрясло ее тело. Какое-то долгое, застывшее мгновение он просто поддерживал ее. Затем актриса отступила, устанавливая между ними дистанцию.
– Расскажи мне, что случилось, – попросил Себастьян.
Кэт вытерла ладонью мокрую щеку.
– Мы ехали в театр. Йейтс настоял на том, чтобы сопровождать меня. Обычно он этого не делал, но нападение на рынке обеспокоило его. Только мы начали поворачивать возле церкви Святого Джайлза, как из переулка вылетел какой-то старый рыдван и припер нашу карету к церковной ограде. Там были двое мужчин в лакейских ливреях и еще возница, но, судя по их разговору, они не те, кем притворялись. Возница длинной палицей сшиб с козел нашего кучера. У слуги сотрясение, но Гибсон уверяет, что он поправится.
Девлин ощутил глубокую тревогу. Хотя некоторые пустоши вокруг города по-прежнему оставались небезопасными, нападение на карету на улицах Лондона было неслыханным.
Кэт судорожно втянула в себя воздух.
– Один из налетчиков выволок меня из кареты, намереваясь прикончить. Но Йейтс его застрелил. И тогда… – ее голос надломился. Она сглотнула, но все равно смогла заговорить только через какой-то миг. – И тогда второй из бандитов убил его. А потом… случилась престранная вещь. Как только Рассел погиб, они отпустили меня и уехали.
– Думаешь, те же, кто напал на тебя на рынке?
Актриса покачала головой.
– Нет. Эти хоть и оделись слугами, но говорили, как образованные. – Ее подбородок отвердел, ноздри затрепетали от стремительного вдоха. – Думаю, они – люди Джарвиса.
– Ты узнала их?
– Нет. Но барон приходил повидаться со мной. Сюда. Сегодня.
– Джарвис приходил сюда?!
Кэт кивнула.
– Меньше чем через два часа после смерти Йейтса. Хотел удостовериться, ясно ли я осознаю ситуацию, которая теперь сложилась между нами.
– А именно?
– Если я храню его тайну, то сохраняю свою жизнь. Предпочту погубить его – погублю себя.
Девлин оглядел напряженные черты собеседницы, подмечая вокруг ее рта отсутствовавшие прежде складки гнева и решительности. Сен-Сир так и не выяснил сути документов, которыми располагал Йейтс, однако нисколько не сомневался, что они действительно убийственные.
– Джарвис признался, что за сегодняшним нападением стоял он?
– Нет. Но какое здесь может быть иное объяснение? Очевидно, что перед теми типами ставилась задача прикончить меня. Не Йейтса. Меня. Но как только Рассела застрелили, мне позволили жить. Я слышала слова одного из них: «Тебе известен приказ». Думаю, Джарвис дал строгие указания устранить либо меня, либо Йейтса, но не обоих.
– Если французы по-прежнему убеждены, что это Йейтс убил Эйслера и украл голубой бриллиант, они бы тоже поостереглись устранять обоих людей, которым может быть известно, где камень сейчас.
– Правда. Но тогда почему не похитить меня, как пытались те бандиты на рынке? Почему не увезти, заставить отдать алмаз, а потом убить?
Себастьян пристально всмотрелся в красивое, бледное лицо.
– Не знаю. Тебе удалось что-нибудь выяснить насчет агента, которому Наполеон поручил вернуть «Голубого француза»?
Кэт покачала головой.
– Мой знакомый утверждает, будто он не в курсе. Но из оброненных им слов я подозреваю, что означенный агент – англичанин, хотя недавно из Парижа ему в помощь отправили еще кого-то.
– Ему?
– Или ей. Мой источник не уточнил.
Она замолчала, возвращаясь взглядом к бледному лицу покойного.
– Мне очень жаль, Кэт, – взял ее за руку Себастьян. – Я знаю, как много Йейтс стал значить для тебя.
Вздрогнув всей грудью, актриса глубоко вдохнула:
– В прошлом я никогда не позволяла себе бояться. Но теперь… мне страшно.
– Я всегда останусь твоим другом, – крепче сжал ее пальцы Девлин. – Всегда. Что бы ни случилось.
Кэт встретилась с ним глазами:
– Правда, Себастьян? Даже если за этим стоит Джарвис?
– Год назад я пообещал барону убить его, если хоть один волосок упадет с твоей головы. Ничего не изменилось.
– И как ты думаешь, что станет с твоим браком, если ты убьешь отца своей жены?
Себастьян ничего не сказал, но в том и не было нужды. Они оба знали ответ на этот вопрос.
Глава 53
Лорд Чарльз Джарвис составлял компанию принцу-регенту в игорном заведении неподалеку Портленд-плейс. Барон скучающим взглядом следил за колесом рулетки, когда Себастьян подошел к нему и, приклонившись ближе, заговорил:
– Насколько мне известно, сегодня вечером вы побывали на Кавендиш-сквер.
Джарвис покосился на принца.
– Имеете в виду мой визит соболезнования к безутешной молодой вдове Рассела Йейтса?
– Визит соболезнования? Вы так это называете?
– А вы бы назвали как-то иначе?
Девлин вперился в дородное, высокомерное лицо вельможи:
– Год назад я предупреждал: если вы предпримете что-либо во вред Кэт Болейн, я убью вас. Учтите, моя женитьба на вашей дочери ничего не меняет. Если выясню, что сегодняшнее нападение ваших рук дело, вы покойник.
Повернувшись, Джарвис посмотрел на зятя в упор прищуренными, жесткими серыми глазами, столь похожими на глаза его дочери.
– Надеюсь, вы в свою очередь учитываете, что брак с Геро никоим образом вас не защищает. Попытаетесь помешать тем действиям, которые я считаю необходимыми для сохранения и процветания нашего государства, и я уничтожу вас. Без колебаний и сожаления.
Их взгляды встретились, схлестнулись.
Себастьян неторопливо, сдержанно кивнул и пошел прочь.
Вернувшись на Брук-стрит, леди Девлин обнаружила, что супруг сидит в потертом кожаном кресле возле библиотечного камина, глядя на раскаленные угли. Рядом с ним растянулся на коврике черный кот.
Когда она остановилась в дверях, Себастьян поднял голову. Стоявший рядом подсвечник отбросил резкие линии света и тени на его худощавые черты.
– Ты видела своего отца?
– Нет, а что? Вы с ним снова на ножах?
– Вроде того.
Приблизившись, Геро неловким утешающим жестом положила руку на плечо мужа.
– Слышала про Йейтса. Очень сожалею; знаю, ты симпатизировал ему.
Себастьян накрыл ее ладонь своею.
– Йейтс был интересным человеком. Мне хотелось бы узнать его получше. А теперь… он мертв.
– Кэт Болейн не пострадала при нападении?
– Нет.
– Благодарение Богу хотя бы за это. – Геро помедлила. – Надеюсь, ты не считаешь, будто мой отец имеет отношение к сегодняшнему происшествию?
– Честно? – Девлин откинул голову, встречаясь глазами с женой. – Не уверен.
Геро чувствовала звеневшие в нем гнев и решимость. И ее сердце пронзила боль и тревога женщины, которая любит двух ненавидящих друг друга мужчин – отца и мужа.
Ее голос был тихим, однако твердым.
– Он мой отец, Девлин. Я не питаю иллюзий относительно его человеческих качеств. И все же люблю его всем сердцем.
– Я знаю.
– Только это не имеет значения, да?
– Имеет. Но…
– Но недостаточное. – Подхватив с коврика черного кота, Геро долгую молчаливую минуту качала его на руках, затем подняла глаза. – Я иду спать. Ты со мной?
Внезапную тишину в комнате нарушил мягкий шорох упавшей на каминную решетку золы.
– А ты хочешь?
– Да.
Этой ночью в их любовных ласках чувствовалось острое, обжигающее отчаяние, какого не было прежде.
Никто из супругов больше не заговорил ни о событиях минувшего дня, ни о тени, которую случившееся бросило между ними. Но ощущение этой тени осталось, как и понимание, что та, кому Себастьян давным-давно отдал свое сердце, теперь стала свободной.
Суббота, 26 сентября 1812 года
Сны уносили Себастьяна в самые разные места. На дикие, продуваемые всеми ветрами склоны корнуоллских холмов с видом на скалистую бухту; в жаркие, горячечные ночи под вест-индским небом, мерцающим мириадами незнакомых звезд; в сухую, выжженную солнцем землю почерневших от дыма стен, невидящих взглядов женщин и высохших до белизны костей давно погибших мужчин.
Но сегодня ему снились степенные дамы в нарядах из тяжелого бархата и парчи и белеющих на весеннем солнце наголовных покрывалах. Себастьян бродил по гравийным дорожкам, затененным листвой каштанов, вдыхал аромат лаванды и галльских роз, вербены и мелиссы. Взобравшись по ступенькам на широкую, только что выметенную террасу, он вошел в ладный дом из песчаника, освинцованные окна которого не были затянуты ни плющом, ни паутиной, ни вековечной грязью.
Плиты под его ногами лежали ровные и тщательно вымытые, на свежепобеленных стенах висели дорогие гобелены и скрещенные клинки. Шагая по коридору, Себастьян слышал в отдалении переливчатые трели дудочки, детский смех, мужское пение, которое внезапно смолкло… И тут, вздрогнув, проснулся, резко схватился, свесив ноги с постели. Обнаженное тело обожгло ледяным воздухом бледного утра.
– Что случилось? – сонно спросила Геро, перекатившись на бок и положив ладонь мужу на плечо.
– Мне вот уже несколько дней не дает покоя особняк Эйслера.
Геро села, укутываясь покрывалом от холода. Темные волосы рассыпались по ее оголенным плечам.
– И что не так с этим особняком?
Девлин поднялся с кровати.
– В пропорциях комнат какое-то несоответствие. Не могу разобраться, какое именно. Осмотреть бы еще разок. – Он оглянулся на жену. – Не хочешь поехать со мной?
– Думаешь, Перлман позволит тебе снова обыскивать дом?
– А я не намерен его спрашивать.
Двери в ветхое тюдоровское строение на Фаунтин-лейн открыла кислолицая женщина в черном бомбазиновом платье и пожелтевшем чепчике. Она была настолько же дородной, насколько ее супруг был тощим, на добрых пятнадцать-двадцать лет моложе него, с густыми, кустистыми седыми бровями, носом картошкой и маленькими темными глазками, наполовину скрытыми под набрякшими веками.
– Доброе утро, – бодро поздоровался виконт. – Я…
– Да знаю я, кто вы… – фыркнула старуха. – Кэмпбелл сегодня с утра подался на рынок – и слава Богу. С тех пор как вы давеча здесь побывали, он только то и делает, что талдычит, как «помогал» самому лорду Девлину в его «расследовании». Пфф…
Себастьян и Геро переглянулись.
– Мы приехали еще раз осмотреть дом, – заявила виконтесса и проскользнула мимо экономки, не давая той возможности возразить. Но едва шагнув внутрь, с нескрываемым изумлением остановилась:
– Бог мой…
– Оно, конечно, здесь не так чисто и опрятно, как следовало бы, – заблеяла миссис Кэмпбелл, мгновенно меняя тон с вызывающего на заискивающий. – Только мистер Эйслер страх как трясся над своими вещами: пусть, мол, лучше совсем скроются под пылью и паутиной, лишь бы я к ним не притрагивалась.
– А к полам у него было такое же отношение? – сухо поинтересовалась Геро, устремляя взгляд на древние каменные плиты, наполовину погребенные под многолетними наслоениями сухих листьев, грязи и мусора.
– Знаете, я ведь тут одна на все про все. И уже не такая молоденькая, как…
– Спасибо, миссис Кэмпбелл, – вмешался Себастьян. – Пока это все.
Экономка засопела и удалилась в сторону кухни, ворча себе под нос.
Геро медленно повернулась вокруг своей оси, округляя глаза при виде завалов запыленной мебели и бесконечных рядов полотен великих мастеров, массивные золоченые рамы которых были испятнаны плесенью и засижены мухами.
– Причем так выглядит весь дом, – отметил Себастьян.
– И ты считаешь, что пропорции комнат нарушены? Как тебе только удалось разглядеть их в таком беспорядке?
Девлин провел ее через отделанную камнем арку в коридор.
– Во-первых, посмотри на размер помещения, которое Эйслер использовал в качестве кабинета.
Геро глянула сквозь проем двери на хаос, оставленный Самуэлем Перлманом после настойчивых поисков бухгалтерских книг его дяди.
– А теперь вернись вот сюда, – Себастьян размашисто шагнул к передней и отдернул штору, закрывавшую вторую дверь, – и посмотри, где заканчивается эта комната.
Нахмурившись, виконтесса несколько раз прошлась туда-сюда между двумя комнатами, затем задумчиво уставилась на стену передней:
– Я понимаю, о чем ты. Выглядит так, словно между ними находится еще одна небольшая каморка. Часть пространства наверняка занимает дымоход этого массивного старого камина. Но он смещен от центра, и с противоположной стороны нет топки, как можно было ожидать. – Она оглянулась на мужа: – Что ты предполагаешь?
Себастьян подошел к резной каминной полке и начал методично нажимать, тянуть и поворачивать затейливые изображения зверей и фруктовых гирлянд.
– Мой брат Ричард заметил подобное несоответствие в нашем корнуоллском поместье. В итоге выяснилось, что там была древняя «патерская нора», про которую все давно позабыли.
Геро пришла мужу на помощь, сосредоточившись на вертикальных брусках, средниках и поперечинах обшитой панелями стенки слева от очага. Но через минуту остановилась и принюхалась.
– Что такое? – посмотрел на нее Девлин.
– Разве ты не чувствуешь?
Он покачал головой.
– Плесень? Сухая гниль? Кости мертвецов? Что?
– А я-то считала, что все твои органы чувств необычайно восприимчивы.
– Только не обоняние. Как раз оно, к сожалению, довольно слабое.
– Правда? – обернулась к мужу Геро. – Мне приходит на ум множество ситуаций, когда слабый нюх имеет определенные преимущества.
– Сейчас явно не такая ситуация. Что ты учуяла?
– Запах мочи. Очень сильный – и воняет вот отсюда. – Виконтесса для пробы постучала по панели. – Тебе этот звук не кажется полым?
– Кажется. – Себастьян отступил, пристальным взглядом оценивая стыки потемневших от времени панелей. Теперь, когда он знал, где искать, контуры одной из секций виделись отчетливее. Виконт потянулся к сапогу за кинжалом.
– Нож? – удивилась наблюдавшая за ним жена. – Ты собираешься использовать свой нож? Для чего?
Девлин просунул кончик лезвия в ближайший к каминной топке стык.
– Если удастся найти защелку… – Он замолчал, почувствовав, как острие кинжала уткнулось в металл. Себастьян медленно и осторожно производил манипуляции с замком сначала в одном направлении, затем в другом. Передвинув лезвие под язычок, он нажал вверх и услышал негромкое «клац».
Панель скользнула в сторону.
– Полагаю, это жульнический прием, но все равно впечатляет, – отметила Геро.
– Спасибо.
Сунув кинжал обратно в ножны, Девлин толкнул панель, открывая пошире.
Помещение, размером примерно шесть на восемь футов, было пыльным и пустым, не считая двух окованных железом деревянных сундуков, корзины с маленькими стеклянными пузырьками, закупоренными пробкой, и сыроватого пятна, до сих пор заметного на плитах сразу за порогом древней каморки. В спертом воздухе замкнутого пространства запах мочи ощущался острее.
Геро наморщила нос:
– Думаешь, кого-то закрыли здесь так надолго, что он не смог утерпеть?
Внимание Девлина привлекла скомканная тряпица, лежавшая сбоку от проема. Подняв ее, он обнаружил, что держит дешевое изделие из пожелтевшего муслина и китового уса, с растрепанными от длительной носки завязками.
– Благие небеса, – охнула Геро. – Это же женский корсет.
Себастьян передал одежку ей.
– Такой маленький… – Виконтесса подняла глаза, встречаясь взглядом с мужем: – Думаешь, он принадлежит хозяйке синих атласных туфелек?
Девлин, развернувшись, посмотрел на длинную старомодную переднюю. Человек, запертый в «патерской норе», отлично мог бы видеть все происходившее в комнате… если имелся глазок.
Найти отверстие, искусно проделанное в узоре панельной обшивки, заняло не больше минуты.
– Подозреваю, Эйслер запихнул сюда свою гостью – и большую часть ее одежды, когда их прервал чей-то стук в парадную дверь, – предположил Себастьян. – Девушка, вероятно, подсматривала в глазок, когда посетитель застрелил старика, и так перетрусила, что даже обмочилась. Йейтс утверждал, что ворвался в дом, как только услышал выстрел, и Перлман явился буквально следом за ним.
– А куда же подевался убийца?
– Мог тут же выскочить через черный ход. Или спрятаться за шторой, пока Йейтс и Перлман не ушли, а потом сбежать.
– А за ним и твоя синеатласная Золушка, которая уронила корсет и не посмела задержаться, даже чтобы захватить свою обувь. Вероятно, она очень испугалась.
– А кто бы не испугался?
Геро кивнула. Она сложила маленький, поношенный корсет так бережно, словно изысканную и дорогую вещь.
– Выходит, ей известно, кто убийца.
– Пускай она не знает его имени, но наверняка сумеет опознать внешность.
Жена с посерьезневшим лицом подняла глаза:
– Вопрос в том, известно ли про Золушку преступнику?
– Надеюсь, нет.
Глава 54
В большем из двух сундуков обнаружились стопки журналов в потертых кожаных переплетах.
– Недостающие бухгалтерские книги? – заглянула Геро через плечо мужу, листавшему верхнюю из них.
Он кивнул.
– Красноречивый факт, правда? Бесценные полотна итальянских художников пятнадцатого века и великолепные греческие статуи пылятся по всему дому, зато гроссбухи припрятаны подальше.
Девлин перешел к меньшему сундуку. В нем содержался странный набор предметов, каждый из которых был тщательно замотан в лоскут белого или черного шелка и перевязан бечевкой. Виконт развернул табакерку, флакон с нюхательной солью и золотую цепочку с медальоном, из тех, какие мужчины преподносят своим избранницам в качестве свадебного подарка. Только в этом случае эмалевый узор на крышечке изображал золотую корону и три белых пера принца Уэльского.
Себастьян поднял находку.
– Взгляни.
– Принни? – потянувшись к медальону, Геро открыла его. Внутри лежал золотисто- рыжий локон.
– Кажется, теперь мы знаем, что было нужно Эйслеру от принцессы Каролины.
– Медальон с прядью волос принца-регента? Но… зачем? Эта вещица не имеет большой ценности.
– Для того, кто увлекается магическими «действиями» с целью увеличить свое богатство и снискать королевское благоволение, еще как имеет.
Виконтесса заглянула в сундук:
– Так вот что здесь такое? Личные вещи могущественных людей, на которых Эйслер надеялся повлиять, наложив заклятия?
– Повлиять или погубить.
Геро присела на корточки возле корзины.
– А там что? – спросил Себастьян, наблюдая, как она берет одну из небольших склянок.
– Похоже на флаконы, наполненные… – жена открыла пробку и принюхалась, – землей. Очень любопытно, – повернула она пузырек к свету. – На каждом ярлык с именем. Вот на этом написано «Альфред Донсей».
– Я знавал Донсея. В прошлом году он вышиб себе мозги. Говорят, был в долгах как в шелках.
Виконтесса подняла еще один флакон.
– А здесь указано «Стенли Бенсон». Не тот ли сын баронета, который минувшей зимой перерезал себе горло?
Себастьян кивнул.
– Ходили слухи, будто Бенсон попал в лапы какого-то ростовщика.
– Бог мой, – уставилась Геро на горку склянок. – Полагаешь, все эти люди покончили с собой из-за Эйслера?
– Боюсь, да.
Геро потянулась за следующим пузырьком:
– А на этом написано…
– Что? – переспросил Девин, когда она вдруг умолкла.
Взгляды супругов встретились.
– На этом написано «Ребекка Риджуэй».
Себастьян всмотрелся в напряженное, внезапно побледневшее лицо жены:
– Это важно. Почему?
– Ребекка Риджуэй – сестра Абигайль Макбин. Она умерла минувшей весной.
Мисс Макбин со склоненной головой сидела на потертом диванчике в своей уютной гостиной, держа наполненный землей флакон. На подушке рядом с ней лежал один из гроссбухов Даниэля Эйслера, открытый на странице, где третья запись снизу гласила: «Маркус Риджуэй, две тысячи фунтов». Рядом было нацарапано: «Выплачено полностью 2 апреля 1812 года».
Геро устроилась в кресле у огня, Себастьян стоял в дальнем конце комнаты.
Через какое-то время Абигайль, вымученно прокашлявшись, заговорила:
– Ребекка – моя младшая сестра. Она была совершенно на меня не похожа. Хорошенькая. Восхитительно жизнерадостная. Всегда больше интересовалась балами, чем книгами. Вышла замуж за Маркуса, едва ей исполнилось девятнадцать. К несчастью, мой красивый и обаятельный зять оказался человеком с прискорбными недостатками: слабовольным, безответственным и до крайности эгоистичным. Он то и дело влезал в долги, но умудрялся как-то выпутываться.
– Что произошло весной? – мягко спросила Геро.
– Как раз перед Пасхой Ребекка явилась ко мне в слезах. Сообщила, что Маркус увяз в когтях одного ростовщика из Сент-Ботольф-Олдгейт и находится на грани разорения. Я выручала зятя и прежде, но он никогда не возвращал занятых денег, а я… я живу на весьма скромный доход.
– Ты сказала сестре, что не сможешь помочь?
– Да, – кивнула Абигайль, не поднимая глаз. – А через неделю они оба умерли.
– Как?
Шотландка дрожащими пальцами провела по имени своей сестры на ярлычке флакона.
– Маркуса нашли в Темзе ниже причала Уоппинг.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 27 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |