- Так, вот так отлично… - сказал фотограф, Билл от неожиданности вздрогнул, - теперь повернись спиной.
Когда щелкал объектив, мигало освещение, Билл вытянул шею, пытаясь разглядеть что-нибудь. Да блин, интересно же. Черт. Томова задница! Только бы краешком глаза посмотреть.. Взволнованно прикусив губу, Билл осторожно прикрыл за собой дверь и протиснулся вперед по стеночке. Чтобы его, не дай бог, не заметили.
Сердце так же гулко стучало в ребра, как перед выходом на сцену… Он не смог бы объяснить, откуда взялось такое сильное волнение. И не собирался даже над этим раздумывать. Он двигался очень осторожно, стараясь не наткнуться на что-нибудь в полутьме. На полу как назло оказались какие-то коробки. Осторожно… Нет, он не боялся, что его выгонят или еще что. Это было бы глупо… Ему просто хотелось застать Тома в такой ситуации, когда он не видит, что за ним подглядывают. Билл чувствовал, что есть вещи, которых он не знает о своем брате, и ему всё чаще казалось, что Том скрывает очень многое. Озорная улыбка появилась на его губах. Еще пара маленьких шагов и будет видно…
- Так, теперь вполоборота… – сказал фотограф, - еще немного. Хорошо. Можешь расстегнуть?
- Конечно.
Он в джинсах! Билл прикрыл глаза на секунду. Фак. В этих своих блядских джинсах. Притащил с собой, представьте себе… в машине оставлял, наверное, в багажнике… Расстегнул ширинку, джинсы приспустились ниже, открыв бедренные косточки. Еле заметная дорожка светлых волос от пупка в пах. Бля*ь, а ведь хорош… чертяка.
- Билл, иди сюда. – Том поднял голову, посмотрел прямо в лицо и ухмыльнулся. Значит, заметил. Когда только успел?!
Фотограф, маленький тридцатилетний мужчина, удивленно обернулся назад:
- Мистер Каулитц? – Он быстро сориентировался. – А проходите, сделаем несколько парных композиций. Прекрасно!
- Да нет, я только посмотреть зашел.
Вот меньше всего хотелось бы с полуголым братом фоткаться. Как-то неестественно-смущенно скривились в улыбке губы. Билл сложил руки на груди.
- Иди сюда. – Настойчиво повторил Том.
Желание возражать вдруг пропало. «Хорошо, сделаем пару фото для семейного архива», - Билл вздохнул. Ну, а что делать? Пригнулся, обошел осветительные конструкции и встал на фон рядом с братом.
- Нет, вы справа, - сказал ему фотограф.
Билл встал справа. Развернулся боком, положил руку Тому на плечо. Мило улыбнулся в объектив.
- Встаньте ближе, света не хватает. – Фотограф принялся регулировать рефлекторы.
Том обнял Билла за талию.
- Делаем семейное фото, братик, маме пошлем.
Он сказал это не поворачиваясь, и не отводя взгляда от манипуляций фотографа. Но Билл примерно представлял как они сейчас выглядят.
- Ну-ну.
Пошлем…
Билл придвинулся еще ближе, повернувшись в профиль, опустил голову. Он знал, что ему очень идет этот ракурс. И почему-то смотреть в объектив не хотелось. Перед глазами было плечо Тома, шея, обхваченная серебряной цепочкой. И если чуть-чуть скосить глаза – темная окружность соска.
Щелк. Мигнуло освещение.
- Еще как-нибудь, - фотограф делал все очень быстро, профессионально.
Билл поднял голову и встретился взглядом с Томом. Хитрый взгляд… ага, сейчас опять скажет что-то в духе…
- Давай, исполним мечты наших фанаток.
- Ты о чем?…
Рука Тома опустилась с талии на бедро, он развернулся немного и притянул Билла к себе, взгляд - опять прямо в камеру. А вот Билл впервые за черт знает сколько времени не знал, куда ему деть руки и в какую сторону смотреть. Выбор был невелик – обнять брата в ответ и стоять, почти касаясь его щеки губами, или же тоже смотреть в камеру. Так как лучше? Фотограф говорил что-то, но Билл не мог понять, что от него требуется. В голове поплыл какой-то легкий туман. То, как он чувствовал себя, было ужасно. Ужасно, хреново, дерьмовей некуда.
- Ну все, хватит. - Хотел отойти, но Том удержал, неожиданно крепко. И даже злость, вспыхнувшая в ответ на это действие, была какая-то вялая.
Билл тихо выругался.
- Еще один кадр. – Том подмигнул фотографу, и внезапно выпустив брата из объятий, надавил на его плечи. Билл потерял равновесие и встал на колено. Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от живота Тома. Вспышка.
- Ну как? Получилось? – оставив ошарашенного Билла стоять как был, Том поспешил к фотографу.
Тот уже доставал из фотоаппарата карту памяти. Обмен произошел оперативно. Толстая пачка купюр перешла фотографу, а маленькая пластиночка карты – в руки Тома.
- Спасибо, друг, - Том хлопнул фотографа по плечу, и с опаской покосившись на Билла, начал отступать к выходу.
- Билл, ты пойми, это шутка. Я никому не покажу, честно.
- Том ты… ты… Я убью тебя!
Секунду спустя дверь студии с грохотом распахнулась, и оттуда выбежали Каулитцы, один за другим. Смеющийся Том и разъяренный Билл. Джордж успел заснять только спины близнецов сквозь стеклянную дверь, когда они убегали по коридору на лестницы.
Проскочив пару пролетов в несколько семимильных прыжков, Том свернул на этаж и сразу влево. По его предположениям, это должен был быть туалет, но комната оказалась курилкой. Крупный белый кафель на полу и на стенах, две толстые металлические урны и больше ничего. Ловушка. Том едва успел отскочить от двери, которую Билл открыл пинком.
- Эй,эй, потише… не дома. Разнесешь тут все. – Том отступил к окну, выставив руки перед собой и все так же задорно улыбаясь, отчего Билл почувствовал возрастающую злость.
- Отдай мне немедленно флэшку.
- Это не флэшка, это карта памяти…
- Мне плевать. Давай сюда.
Билл подошел вплотную, расставил ноги, упер руки в бока и уставился на брата с угрозой. Красивое лицо исказилось. Том и не представлял, что Билл так сильно разозлится из-за какой-то невинной шутки. Ему даже показалось, что Билл его сейчас ударит, но он не смог отвести взгляда от потемневших, почти черных глаз. Завораживало.
- Не отдам. – Сложил руки на груди. – Эти фотки только для меня, какое тебе до них дело?
- Такое, бл*дь. Ты можешь объяснить, зачем тебе это понадобилось? - У Билла так и чесались руки вцепиться брату в футболку и хорошенько потрясти, но футболки на Томе не было, и Билл схватил его за плечи, - в твою пустую башку приходила мысль, что будет, если кто-то увидит?
- Никто не увидит.
- Ты не можешь быть уверен.
- Я уверен.
Том облизнул нижнюю губу. У него так внезапно пересохло во рту. Ситуация увиделась под каким-то искривленным углом. «А что я делаю?» - подумал он. Действительно, зачем он это все делает? О чем он думает? Почему он смотрит на сердитое лицо Билла и хочет обхватить его ладонями, потрогать. Какое неправильное желание, какое-то противоестественное, как возбуждение от вида человеческого изъяна: обрубка руки или ожога на животе. Стоило задуматься, наверное, о причинах и следствиях. Или не стоило совсем.
- Том… я тебя не понимаю. - Билл отпустил его плечи и достал сигареты из кармана. Похлопал по заднице, ища зажигалку. – Ты е*анулся.
- Наверное… - Том тоже вытянул из его пачки сигарету, прикурил, глубоко затянулся, повел плечами. Дреды приятно защекотали лопатки. Да он сам себя не понимает, куда уж брату. Но вышло прикольно. Все-таки. Там, в студии. Том не смог удержать улыбку, вспоминая. Снимок должно быть получился редкостный. Билл перед ним на коленях, растерянное лицо, взгляд как раз куда надо. Том тогда на мгновение даже почувствовал внизу живота тепло его дыхания…
- И не надо так улыбаться! – Билл с досадой отвернулся. - Кстати… ширинку застегни.
Они вышли из курилки плечо к плечу.
Договорились, что Том даст ему все копии фотографий и ни одной своей даже самой «долговременной» “телочке” их не покажет.
Наверху их уже ждали.
- Все живы? – спросил Йост. - Слава богу. А теперь давайте вспомним, что вы на работе. Том, переоденься.
Интервью прошло неплохо. Все вопросы были известны, ответы продуманы. Только под конец Билл задумался, позволив Тому перебить себя и вести разговор. Том начал что-то рассказывать, и звук его низкого, уверенного голоса слился для ушей Билла в монотонный гул. Машинально кивая, Билл смотрел прямо перед собой на белые ровные стены, пол, и падающий на них солнечный свет из широкого окна. Он почему-то подумал о той мелодии, которую Том наиграл ему дома, перед отъездом. В его голове начали формироваться строчки, пока несвязные, бесформенные. Билл почти забыл, где находится. Так было всегда, когда на него находило вдохновение. Очнулся, только когда его пихнули локтем в бок. Кажется, он пропустил вопрос.
- Ну а ты, Билл, согласен с тем, что сказал Том?
- Ээ…да.
- Ах, это так прекрасно, когда братья являются эталоном подражания друг для друга! Тогда на этом закончим наше интервью, спасибо.
Когда они спускались по лестнице к машинам, Билл, нервно кусая губы, поинтересовался у Густава, о чем была речь. Барабанщик весело рассмеялся.
- Он сказал, что ты сделал себе дреды потому, что всегда восхищался его прической и с детства завидовал ему. Вот это признание, Билл! Честно говоря, все были удивлены.
- Бл*...
Он что, правда, это сказал? Захотелось побиться головой об стенку. Сколько еще сегодня должно произойти гадостей, чтобы кончилось его терпение? Том… зараза. Но сейчас даже злиться на него не за что, Билл сам виноват, что отвлекся… А теперь везде будет именно такая интерпретация его нового имиджа? Ну не могло ли быть хуже?
Настроение стремительно испортилось. Он поискал глазами Тома, но тот ушлёпал куда-то далеко вперед, видимо, опасаясь, что Билл начнет ругаться. Кто-то тронул его за плечо, Билл обернулся и увидел черный зрачок видеокамеры.
«Скажи что-нибудь», - знаками показал ему Джордж.
- Шайсе. – Отчетливо сказал Билл и «приветливо» улыбнулся. – Едем обедать. Безумно хочется есть.
Джордж опустил камеру и зашагал рядом.
- Все в порядке? Ты выглядишь подавленным.
- Конечно, я подавлен. Мой брат портит мне жизнь с восьми утра.
- Том? – оператор посмотрел на Билла каким-то загадочным взглядом.
- Что?
- Нет ничего. Мне просто показалось, странные у вас отношения…
- Разве?
- Да.
- Почему?
Они вышли на улицу через двойные стеклянные двери, в лицо опять влажно пахнуло весной. Билл нашел глазами Тома, который препирался с Дэвидом, одной рукой придерживая свои широкие штаны и сверток с джинсами подмышкой, а другой, размахивая в сторону джипа, на котором они сюда приехали.
Улыбнулся.
Джордж искоса наблюдал за ним.
- Не могу сказать точной причины, - ответил он, наконец, задумчиво, - я просто никогда не видел таких братьев, как вы.
- И не увидишь, - Билл подмигнул. К нему вернулось хорошее настроение. Он вспомнил, как они с Томом лихо ехали сюда, сбивая урны на улицах… это классное ощущение головокружения, оторванности от мира. Вообще злиться на Тома невозможно было долго.
- Ладно. Я пошел в свою машину. – Сказал Джордж.
Он, подтянул сумку на плече и направился к микроавтобусу, а Билл к джипу, где Том уже ждал его, положив локти на руль.
Билл открыл дверцу со стороны водителя.
- Выходи.
- Чего?
- Вылазь, я поведу. – Он нетерпеливо постучал пальцами по металлу, - или двигайся.
- Ты же дерьмово водишь, - буркнул Том, но на удивление, спорить не стал и перебрался на соседнее сидение.
Билл сел за руль, хлопнул дверцей, аккуратно пристегнулся, поерзал немного, устраиваясь. Потом протянул руку и поправил зеркало заднего вида.
- Ты настроен серьезно… - уныло прокомментировал эти действия Том. – Если мы куда-нибудь врежемся, меня утешает только то, что этот танк почти что пуленепробиваем.
Билл проигнорировал его слова и завел мотор. Они выехали плавно, вслед за другими машинами, в которых ехали остальные из их команды. Тома всегда поражала манера его брата водить. Он держался не очень уверенно и не включал музыку, потому что она мешала ему сосредоточиться на дороге. Но машина двигалась мягко, аккуратно, если можно так сказать - даже грациозно, хотя Билл садился за руль довольно редко и поэтому не знал половины правил. Но блин, это было красиво. Все, что делал Билл, он делал в какой-то свойственной только ему манере.
Тому не давало покоя чувство, что он немного виноват. С интервью получилось не очень хорошо. Это чувство ему не нравилось. Хотелось от него избавиться. Он открыл бардачок и нащупал там среди вороха каких-то бумажек пачку Starberst..Биллу не особо нравился шоколад и шоколадные батончики, но он с детства любил леденцы. Посасывать.
- Хочешь?
Том разорвал упаковку.
Билл поджал губы.
- Нет? Зря. А чего так? – Том сунул в рот конфету с сочным лимонным вкусом. – Они тут для тебя, между прочим, лежат.
Он выжидательно посмотрел на брата.
- Синюю или красную?
- Том, я на тебя очень зол. – Билл проговорил это медленно и спокойно, не отрываясь от дороги. - Бесит твоя привычка гнать.
- Не надо было спать на интервью…
- Я не об этом. Я вообще. Тебе не кажется, что это по–детски?
Том подумал только для вида.
- Нет.
- А мне да.
- Ну, я такой, какой есть, с этим ничего не поделаешь. Так ты будешь леденец?
Билл тяжело вздохнул.
Том освободил прозрачный гладкий зеленый квадратик из обертки и, решительно повернувшись к брату, (Билл не сразу сообразил, что он хочет сделать) протянул руку и засунул конфету ему в рот. Билл дернул руль от неожиданности. Машина вильнула в сторону, и чудом выровнялась. Том повернулся обратно, развалился на сидении, что было довольно трудно с его ростом, и сложил руки на груди. Эта поза обычно означала, что он крайне доволен собой.
- Спасибо, – выдавил Билл, сдерживая смех. – Ты нас чуть не убил только что. Снова.
У него во рту растекалась свежая яблоневая сладость, на губах остался вкус прикосновения пальцев Тома. И почему-то вдруг стало беспричинно хорошо… Нахлынула какая-то болезненная нежность и затопила все неприятные мысли. Подобное бывало и раньше – называлось «приступ братской любви». Моменты, когда Билл внезапно понимал, что лучше и ближе Тома у него никого нет.
Леденцы вот купил… кретин.
Они давно уже не дети, чтобы так мириться. Как в школе, или как после нелепых домашних драк…
Сидит вот рядом такая здоровая довольная каланча в просторном шмотье и… хочется треснуть по голове хорошенько, потом обнять и снова треснуть… и просто что-нибудь сделать с ним… невозможное.
Солнце уже припекало не на шутку, когда они вышли из ресторана.
Три часа дня.
Вспышки.
Ага, значит, папарацци уже вынюхали маршрут передвижения TokioHotel. Билл остановился на крыльце, поджидая остальных из сопровождения. А чтобы никому вокруг не было скучно, с ленивой грацией повел плечами и взглядом Александра Македонского окинул даль сквозь темные стекла.
Вспышки.
Коснулся широкой дужки очков, провел пальцем до уха, заправил выбившуюся прядь, скользнул ногтями по шее вниз. Перекатил вес с ноги на ногу. Руку сунул в карман, почувствовав, как ощутимо, прямо под пальцами, нагревается кожа куртки. Истеричные визги фанаток, почти стоны. «Интересно, - подумалось Биллу, - им на меня так же больно смотреть, как на солнце?». Все знают, что нельзя, а все равно ведь хочется взглянуть, прищурившись, и тогда кажется, что жар проникает в сетчатку, сквозь глаза прямо в душу. А потом под веками красное, и пляшут пятна, и тепло.
- Билл.
Кто-то легонько толкнул в спину.
- Двигай, двигай. Жарко стало ваще. Я сейчас сдохну.
Билл обернулся, Том, кисло щурясь, почесывал лоб под дюрагой.
Вспышки. Крики.
- А вот и наши фанаты. Что-то как-то мало.
- Тебе всегда мало. Маркер есть?
- Есть.
Сзади подошел Георг:
- Страшные какие…
- Немки все страшные. – Том фыркнул. – Ну, мы-то уже знаем, где хорошенькие девочки водятся.
- В Голливуде.
- В Австралии.
- Не, не, в России.
- Ну да, и в России. Идем уже…
Медленно и отстраненно по небу плыли редкие облака. Лужи испарялись практически на глазах. Солнце безжалостно проявляло пыль на стеклах машины и нагревало кожаные сидения. Билл пустил Тома за руль и всю дорогу смотрел, как зеленая муха пытается удержаться на правом дворнике. Ловил носом дуновение слабого ветерка из щели в окошке.
К спорткомплексу, где должен был проходить концерт, ехали спокойно, а вот добраться до спасительных дверей без жертв не получилось. У Билла оторвали ремешок с рукава, Георга кто-то сильно дернул за волосы. А Том вообще вызвал массовое помешательство толпы: вытянул буквально за уши одну из девчонок и смачно поцеловал взасос. Понятное дело, на глазах у всех. Билл не стал смотреть, что с девочкой потом стало, остальные то ли затоптали ее, то ли принялись целовать по очереди. И эти «То-ом, То-ом, я люблю тебя!» превратились просто в сплошной гул, как пчелиный рой. Раздражало неимоверно. «То-ом! То-ом!» Вот что было бы, если бы Билл сделал то же самое? Нет, что вы, Билл не такой. Это же Томми у нас мачо, это как бы уже устойчивое словосочетание. А Билл ни в коем случае не будет так себя вести. Он прочувствованно стонет со сцены о любви и сводит с ума всех окружающих. На расстоянии. Безумный, красивый, мечтательный, желанный, нормально не трахался полтора года уже. А Том, мать его, просто отрывается, как ему хочется. «Ну, молодец, Билли, опять ты об этом подумал. В который раз за сегодняшний день?»
Что с ним не так?
Нет, лучше подумать, когда это началось? Когда он стал думать в этом направлении? Сравнивать? Да, всегда же, с детства? Нет, совсем не то… в детстве Билл всегда чувствовал свое превосходство… Том, возможно, думал так же о себе.
Так что изменилось сейчас? Сильно, необратимо, незаметно изменилось?
Он думал об этом, и мысли - тяжелые, душные, ворочались внутри, как, наверное, ворочались они вдвоем в утробе матери. И было тесно, очень тесно, и мало всего, но зато не было одиноко. Ни одной секунды с самого зачатия. Билл закатил глаза и потер пальцами виски. Ну вот, опять поперли всякие креативные мысли. Это просто беда - любое ожидание всегда приводило его в уныние, и он начинал философствовать о жизни или обдумывать что-то, вспоминать.
Вот сейчас после саундчека все сидели в гримёрке и маялись дурью, так как времени осталось до концерта много. В зале все еще мудрили с оформлением, меняли кое-какое оборудование... Том, на диване напротив, закинув ногу и гитару на бедро, наигрывал Reden. Простейшая штука, всего четыре аккорда, и так всю песню. Он мог играть их часами. Однажды так и было, по пьяни, правда. Сидели в номере с парнями, расслаблялись. Потом все завалились спать, кроме Тома. А он сидел всю ночь и играл, играл. Четыре аккорда. Как в трансе. Билл со своим тонким слухом улавливал мелодию сквозь сон. Сначала позитивно было, приятно, песня-то – зажигалка, Том даже напевал какие-то отдельные слова, совсем по-другому, не как Билл, как-будто специально по-другому, вопреки. Билл слушал. А потом вдруг стало так больно в груди, словно кто-то сжал сердце в кулак, и Билл сунул лицо в подушку и долго лежал, зажмурившись, прислушиваясь и ожидая, пока боль пройдет. «Я прислушиваюсь к тебе, смотрю на твое лицо. Твои губы приоткрываются… Говори медленнее, пожалуйста, еще медленней! Мы хотим просто поговорить, поговорить, поговорить… не хочу ни с кем, кроме тебя». Раньше эта песня звучала по-другому. И этот замкнутый круг мелодии, из тоники в тонику, так давит на нервы… И тогда, и сейчас. И почему, черт возьми, именно эта песня, других, что ли, нет?
- Том!
- А?
Том остановился.
- Хватит уже. Мы ее сегодня не играем.
- Ну и что? Мне хочется.
- Действительно, Том, давай что-нибудь новое лучше, - подал голос Густав со своего кресла.
Том пожал плечами. Новое так новое.
Отлично.
Билл закрыл глаза и сделал вид, что спит. Камера оператора продолжала снимать. Вот, пусть все узнают, как он устал. Звезда отдыхает. Все. А пока можно подумать о чем-то, что не дает покоя, словно заноза в сердце. Надо уже этот вопрос решить раз навсегда, и дело с концом. С этой песней.
Вот представим, просто представим. Об этом ведь никто не узнает, это только у него в голове. И никто не умеет читать мысли. Даже Том. Представим, что он приходит к нему в номер, как в песне, да, как в песне. Поговорить. Они уже давно просто так не болтали, не получалось. Времени не было. Представим (с усилием) что Том улыбается ему, как будто ждал, и пропускает в номер, мимо себя. В номере полутемно и из мини-бара струится свет. У Билла обязательно что-нибудь ненужное срывается с языка, вроде: «Расслабляешься?», он отвечает: «Ага. Присоединяйся». Билл, не долго думая, разваливается на кровати, как привык, даже не сняв ботинок. И начинает говорить. Первое что приходит в голову, все свои мысли, досаду за испорченную куртку или гордость за успешно отпетый концерт, или жалобы на погоду. А тут (самое сложное, с большим усилием, и очень очень условно) представим, что Том подходит и ложится рядом, внимательно глядя на его лицо, то есть даже на его губы. И Билл говорит все медленнее, понимая, что забывает, о чем начал рассказывать. Губы еле шевелятся, просто немеют под взглядом брата. Где-то брюзжит телефон, но это так далеко, как сквозь вату. Том наклоняется, и его дреды перекатываются через плечо. Ближе, ближе… целует. О, Господи, какого хрена он это представляет… и сладко тянет внутри, пальцы слегка дрожат, он нервно теребит шарик пирсинга о небо, кусает губы.
- Билл… Прием, прием?
Билл чуть ли не подпрыгнул на месте, возвращаясь в реальность. Том, согнувшись вперед, заинтересованно смотрел на брата.
- С тобой все в порядке?
Боже, боже, боже, боже, что это только что было? Что?
- Вполне. – Билл прокашлялся немного.
А горло действительно все еще побаливало, не очень сильно, но ощутимо.
- Я просто волнуюсь немного из-за пары песен. Новый альбом, все дела.
- А. Ясно. Продолжай в том же духе. – Том усмехнулся. - Только не делай, пожалуйста, такое страдальческое лицо.
- Иди ты…
Хорошо, что Том не умеет читать мысли…
Билл почувствовал себя спасенным, когда в комнату заглянул человек, и предложил им еще раз попробовать сцену. Работа, музыка, вот когда можно легко ни о чем постороннем не думать.
Время до концерта пролетело незаметно, потому что пришлось решить кучу мелких проблем, которые появились почему-то все сразу. Ничего удивительного, что Том опять был всем недоволен. Ему не понравилось, как звучит гитара, да и сразу было ясно, что играть тут будет тяжело. Не филармония же - стадион. Билл мерял сцену шагами, чтобы почувствовать ее. Пройдет немного времени, и он будет двигаться по ней уверенно, даже с закрытыми глазами, ощущая, где край. Пульсация пола, энергетика толпы со всех сторон.
Время концерта.
В самом начале Билл выходил на сцену с таким же чувством, с каким прыгают в воду, не зная точно, насколько там глубоко. Первое мгновение шум, крики, яркий свет – ослепляли. Но потом он выкрикивал приветствие, и, уже привычно, что-то обрывалось внутри.
И дальше все шло само собой.
Такие концерты сильно отличались от выступлений на теле-шоу или частных вечеринках. Если там была аудитория, то здесь - толпа. Многоликое, многорукое существо, как в мультиках Миядзаки, странное, но не внушающее страха. Для него нужно было быть громче, лучше, ярче. Билл не различал ни лиц, ни слов, которые они кричали, но чувствовал их эмоции. Это было самое важное.
И ради этого – выкладывался. Искренне. Ведь если порвется у Тома струна – не заметно, в перерыве между песнями поставят новую, собьется и выровняется ритм ударных, не заметно. А голос солиста - самый важный, самый неверный инструмент, который в любой момент может сломаться. И поэтому Билл выкладывался как дьявол. И не было большего кайфа, чем петь, и знать, что тебя слышат.
А после концерта…
Билл спустился со сцены в коридор, привалился к стене. Кто-то вовремя подхватил его, не давая упасть.
- Эй, ты в порядке?
- Все хорошо?
- Билл… Билл… Ему плохо, кто-нибудь…
- Воды хотя бы принесите.
- Билл, о, Господи.
- Не снимать!
- Просто воды… Уберите эти прожекторы, вы разве не видите…
Карусель вращается. Все быстрей и быстрей. Беспокойные разноголосые крики смешиваются с воплями толпы, которая зовет обратно на сцену.
И хочется сказать:
- Я в порядке. Оставьте меня.
Скинуть с себя это множество чужих рук, множество обеспокоенных липких взглядов. Выдернуть провод из уха. А карусель вращается, становится дурно и нечем дышать. Напротив – стоп-кадр – Том, вытирающий полотенцем лицо и шею, блестящий от пота. Гитара оттягивает плечо. Ему все равно? Том, медленно снимающий ремень с плеча, такой же усталый, опустошенный взгляд. Том, идущий к нему, грубо проталкиваясь сквозь толпу. Это слайд-шоу. Том говорит: «соберись», подхватывает его за талию и помогает встать на ноги. И только тогда мир перестает кружиться, как в каком-то грёбаном фильме про наркоманов.
Вытолкать из гримёрки посторонних сложнее, чем мух из салона автомобиля. Когда больше всего на свете хочется тишины, их назойливость настоящее испытание силы духа. Но все это уже пройденный этап, слава богу. И вот они уже сидят, уставшие, выдохшиеся, пьют минералку и по традиции обсуждают, кто где лажанул. Смеются, вспоминая тексты фанатских плакатов.
На правах внезапно заболевшего, Билл вытянулся на диване с мокрым полотенцем на лице. Слабость прошла, но он все еще чувствовал себя опустошенным. Когда выворачиваешь душу наизнанку перед всем миром, нужно время, чтобы восстановиться.
Это тяжело… Но остается удовлетворение - все прошло хорошо. И гордость. И облегчение.
- Ты знаешь, что с тобой стряслось? – Том присел на корточки рядом с диваном.
- У меня есть несколько вариантов для прессы. Истощение? Ломка? Какой тебе больше нравится?
Том приподнял полотенце с его лица.
- Врач сказал, что это обычный авитаминоз, лёгкая простуда, плюс еще стресс на концерте. И все были просто в шоке, когда узнали, что мы с тобой не пьем по весне биодобавки.
- Ну да, мама нас ими в детстве напичкала на всю жизнь вперед. – Билл убрал руку Тома и снова закрыл лицо полотенцем. – Не смотри на меня.
- Я пообещал, что буду следить за тем, чтобы ты их пил.
- Это будет очень забавно. – Билл фыркнул, - Томми-заботливый братик. Но тебе не кажется, что я могу с этим справиться сам?
- Нет. – Том легонько ущипнул его. – Ты безответственный.
- Нет!
- Да.
- Неет! А-ай. Не трогай меня!
- Нам еще автографы раздавать, дива, поднимайся.
- Не хочу.
- Ха, - Том понизил голос до шепота, - ты скажи это тому человеку с камерой.
- Ох, че-ерт…
Хорошо иметь брата, который всегда напомнит тебе, кем ты являешься.
Чтобы осознать свое место в мире, Биллу не нужно было много времени. Поэтому, как обычно - собрал себя в кучку, расправил плечи, надел широкую улыбку на лицо, и вперед. И пусть ноги немного подкашиваются от усталости, главное не свалиться на глазах тысяч фанаток… Почему-то вдруг захотелось поменяться с кем-нибудь местами. Чтобы не пришлось идти впереди, как фронтмену группы, а можно было тащиться за спиной Тома.
Наверное, очень уютно тащиться за его спиной, и предоставить ему отдуваться за всех.
К концу раздачи автографов ненасытной визжащей массе, Билл почувствовал себя диковинной зверушкой в зоопарке. Хорошо, что это быстро закончилось.
По дороге в отель он отрубился. Заснул, скатившись на угол между сидением и дверцей, лбом прижавшись к стеклу. Как ребенок. Том заметил это, только когда уже почти приехали, он остановил машину на парковке и несколько минут рассматривал выпавшую ресницу на впалой щеке брата.
Было темно, тихо, только лампочка в салоне горела, создавая мягкие тени. И Билл так незаметно дышал, что казался мертвым. Том отстегнул свой ремень безопасности, повернулся, наклонился ближе, прислушался. Дышит. Очень медленно и ровно. Том где-то слышал, что в состоянии глубокого сна будить человека вредно… но не тащить же его на руках. Том расстегнул второй ремень, осторожно позволил ему свернуться, пропуская сквозь пальцы, чтобы не задел спящего. Интересно только зачем, если все равно придется его будить? Положил руку на плечо, потряс.
- Эй…
Веки тяжелые, не открываются, словно между ними выросла перепонка.
- Что? Мы уже приехали?
- Да. Давай, просыпайся.
Билл с трудом разлепил глаза, потер лицо ладонью. Нет, это просто невыносимо…
Пока Том вылезал и обходил машину с другой стороны, он снова успел заснуть и чуть не вывалился из салона, когда Том открыл дверцу.
- Хочу спать… можно я прямо здесь?
Том тяжело вздохнул.
- Это был адский день, просто адский. И в основном благодаря тебе, – сонно бормотал Билл, пока они шли по лестнице, Том крепко придерживал его за предплечье. – Куда все подевались, черт возьми? То от них не отвяжешься, то некому помочь мне дойти до номера… Принесите носилки, я хочу спать. Том, ты можешь взять меня на руки?
- Ты, наверное, шутишь. Шевели ногами.
- Том, ты никудышный брат. Ты просто заноза в заднице. Ты бесполезен.
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 23 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |