— Конячка?.. Сражаться... не надо?
— Не больше, сэр Томас, чем со своим конем. Разве что когда приучаешь к узде... Если будем кормить, не сожрет. Если же проголодается...
— Бегу! — крикнул Томас.
Он не решился бросить тяжелый меч, задвинул в ножны, торопливо кинулся со всех ног вниз по косогору. В голове сшибались дикие мысли, мелькали странные лица. Томас заставлял себя не о чем не думать, чтобы не рехнуться, а то в длинном мучительном походе из северных стран к Иерусалиму всякое случалось с людьми, попавшими в странный мир, где никогда не бывало зимы, люди ходили черные как вымазанные смолой — их сперва принимали за чертей, вырвавшихся из ада, — все было не так...
Он таскал мясо наверх, обливаясь потом, но так и не решившись снять хотя бы перевязь с двуручным мечом, не говоря уже о двухпудовом панцире. Олег швырял мясо дракону в пасть, тот раздвигал челюсти все неохотнее. Наконец распахнуть пасть отказался, Олег потыкал кровоточащим ломтем прямо в ноздри, дракон с отвращением посмотрел мутным взором и отвернулся, ибо век у него не оказалось, закрыть глаза, как понял Томас, не мог.
— Достаточно? — спросил Томас. Его шатало, мутный пот заливал глаза, а ноги подкашивались от беспрерывного карабканья вверх-вниз. Томас уже жалел обезьян, что целыми днями скачут по деревьям.
— Что ты! — удивился Олег. — Теперь самое время перенести сюда все мясо. Он нажрался, не кинется. Все не сожрал бы, но раскидает, растопчет... Все-таки это очень глупое животное. Бог создавал его давно, молодой еще был, не знал как лучше.
Томас на ватных ногах потащился обратно. Хорошо, успел отоспаться и отдохнуть, теперь, правда, хоть выжми и брось под ноги подошвы вытирать, но пока есть хоть капля сил...
Он таскал из расщелины мясо наверх, сквозь зубы проклиная глупого дракона, который не догадался вырыть нору пониже, там и земля мягче, свою нелепую судьбу, погнавшую на край света, хотя мудрый наставник говорил, что Бога можно встретить, не выходя из дома, ругал жару, а калика тем временем увязывал кровоточащие ломти мяса в шкуры, один такой узел закинул за спину, подошел к дракону и бесстрашно полез по огромной зеленой лапе, цепляясь за костяные пластины, вскарабкался на покрытую толстыми плитами спину. Томасу он показался вороной на крестьянской лошади: те вперемежку с грачами постоянно ездят на спинах коней, склевывают слепней и оводов, а то и белых червей, что в жару заводятся под кожей бедных животных. Такой конь ходит осторожно, старается не спугнуть остроклювых пришельцев, что облегчают его мучения.
Калика поерзал, устраиваясь, быстро привязал узел к широкому костяному шипу, заорал Томасу:
— Сэр Томас, отсель хорошо видать!.. Тащи остальное мясо.
Томас оглянулся на огромную морду дракона, тот положил ее на лапы и сонно опустил на глаза кожистую пленку. Из ноздрей струился пар.
— Сэр калика... Ты в самом деле хочешь на нем ехать?
— Ехать? — переспросил Олег озабоченно. — Смоки не очень хороши в беге. Потому первые семь лет вовсе прячутся в пещерах, а скот воруют только по ночам. Ждут, когда отрастут крылья.
— Крылья?
— Летают они все же лучше, чем бегают, — объяснил калика с гримасой.
Томас, ошалев от пережитого, устало таскал последние тюки с мясом, подавал калике, тот умащивал на спине дракона — там были расщелины между плитами, шипы, выросты, и калика сплел буквально настоящую паутину из веревок, где было место для мяса и для людей. Он ходил по загривку дракона, как по крыше сарая, дракон осоловел от сытной еды, дремал, на топчущегося по голове калику обращал внимания не больше, чем пес на муху. Томас, подавая мясо наверх, всякий раз косился на темный зев пещеры, откуда высунулся дракон: там угадывалось что-то огромное, страшное, из глубины сильно пахло тиной, застоявшейся водой и лягушками.
Дракон вдруг пошевелился, грозно открыл глаза. Зевнул, широко распахнув пасть, захлопнул с таким жутким стуком, что у Томаса кровь похолодела в жилах. Даже в стальных доспехах сплющился бы в тонкую металлическую пластинку, даже кости размололись бы в кашицу...
— Сэр Томас, — вскрикнул Олег обеспокоенно. — Полезай сюда!
Дракон выпустил струйки пара, медленно пополз из пещеры, каменный свод скрежетал, вне его распрямлялся прижатый по всей длине спины в темной пещере огромный костяной гребень.
— Сэр Томас! — закричал Олег. — Дракон сейчас улетит!
По бокам выползающего дракона торчали огромные выцветшие бревна костей, длинные, как корабельные мачты, с натянутой на них толстой кожей, а вся масса кожи, сложенной широкими рядами, лежала на длинной спине дракона, что не как не кончалась, а калика сидел всего лишь на загривке, дракон же в самом деле был огромной длинной ящерицей...
Олег закричал яростно:
— Быстрее! Сейчас поднимется в воздух!!!
Он свесился вниз головой, зацепившись ногами, протянул руку. Томас, чувствуя в животе смертный холод, ухватился за покрытое костяными чешуйками бревно, что пронеслось мимо. Его мотнуло, но удержался, а бревно ударилось в землю, огромные, как ножи, когти скрежетнули по камню. Томас дотянулся до протянутой руки, его хрястнуло лицом о костяную пластину.
Олег взволок рыцаря наверх, набросил ремень вокруг пояса, закрепил за гребень, а для надежности еще и за костяные шипы и выросты. За спиной гребень все еще распрямлялся по мере того как дракон выползал из пещеры, в своде толстые иглы уже процарапали канавку. Томас громко читал все молитвы, которые знал, а знал он из каждой начальные слова, потому начинал снова и снова, наконец гребень стал укорачиваться, однако иглы тянулись до самого кончика — выглядели особенно острыми, свежими, словно хвост был намного моложе хозяина.
Дракон подполз к краю карниза, свесил голову на дряблой шее, уныло помотал из стороны в сторону. Олег вытащил кинжал, внезапно воткнул между пластинками, налег всей тяжестью. Дракон взвизгнул поросячьим голосом, сорвался с обрыва, лишь когти царапнули камень, а крупные глыбы покатились к подножию.
Воздух засвистел вокруг Томаса. Они падали в жутком ветре и криках перепуганных птиц. Томас уже похолодел, умер, видел место на камнях, где ляпнется, как болотная жаба, которую выронила в полете дура-цапля, только доспехи звякнут... Но внезапно его так прижало к костяной плите, что глаза на лоб полезли, он отяжелел, челюсть отвисла (вдруг представил, каким будет в семьдесят лет), упал на спину дракона. Ветер перестал свистеть в ушах, Томас услышал другой звук: мощные и широкие хлопки по воздуху, словно в шторм бился под ветром корабельный парус. Томас закрыл глаза и горячо взмолился Пречистой Деве, чтобы полотно не лопнуло, ибо потеря паруса почти всегда гибельна для моряков...
Его распластало по костяной плите, — потертой, исцарапанной, побелевшей под дождями, ветром, снегами, но вдруг хлопки прекратились, как отрезало. Тяжесть исчезла, негромкий голос над ухом произнес:
— Взгляни...
Спереди, справа и слева, даже сзади было синее небо. Томас непонимающе смотрел на белую гору ваты, что плыла в полумиле слева, вдруг в страхе понял, что никакая не вата, а облако! Повернул голову, справа тянулась целая россыпь облаков, а далеко внизу торчали скалистые горы, виднелись тоненькие ленточки дорог, крохотные рощи, похожие на кустики травы, а еще дальше тянулась пугающе ровная и безлюдная степь!
С боков дракона простирались огромные кожистые паруса, толстая кожа натянулась на перемычках, как на боевых барабанах. Летящий дракон был похож на огромную старую ящерицу с крыльями летучей мыши. Томас видел такую в дальних странствиях: ящерка сигала с дерева на дерево, распустив кожистые крылья с боков, только та ящерка была с голубя, а летящий дракон напоминал летящий амбар богатого сеньора.
Олег озабоченно потыкал кинжалом, выбирая уязвимое место, сказал нехотя:
— Воробьи часто хлопают крыльями, а чем крупнее птица, тем чаще парит... Орел машет редко.
Орлы, подумал Томас зажато, для этого дракона что мухи для ласточек. При его весе и громадных крыльях он в несколько взмахов набирает высоту, а потом полдня парит, растопырив крылья!
— Мы полетим туда, куда надо нам? — спросил он дрожащим голосом. — Или куда захочет дракон?
Олег пожал плечами, он внимательно изучал зазоры между костяными плитами на загривке и шее дракона. Ветер трепал волосы, но зеленые глаза волхва смотрели пристально, серьезно.
— Раньше на них гонки устраивали... Поединки!.. Но пришли новые боги...
Вдруг он страшно вскрикнул. Лицо стало белым как мел, он опрокинулся навзничь, его передернуло в конвульсиях, затрясся, глаза стали безумными. Он с криком прыгнул с дракона, но веревки удержали. Калика захрипел, зубы обнажились как у зверя. Он стал торопливо развязывать.
Томас ухватил за руку:
— Сэр калика!.. Сэр калика!..
Калика отшвырнул его с рычанием. Он уже развязал два узла, оставался последний. Томас ухватил друга обеими руками, прижал к груди, закричал с отчаянием:
— Сэр калика!.. Что стряслось?.. Что с тобой?
Калика молча вырывался, рычал, изо рта летела пена, глаза стали безумными. Он снова попытался прыгнуть вниз, но узел удержал, тогда он с рычанием принялся дергать за концы. Томас, видя и свою погибель, ухватил поперек туловища, повалил, прижал к костяным пластинам, крича в лицо:
— Сэр калика!.. Что с тобой?.. Скажи, что делать?
В безумных глазах на миг блеснуло что-то человеческое. Губы дрогнули, Томас услышал шепот:
— Семеро...
Он зарычал, забился, с силой оттолкнул Томаса, едва не вывихнув ему плечо. Томас отшатнулся, пальцы калики впились в последний узел. Сцепив зубы, Томас вытащил меч, занес над головой и обрушил плашмя на затылок калики. Тот без звука упал лицом в щель между костяными пластинами. Томас быстро связал друга, закрутив руки за спиной, чтобы не достал зубами, так же туго привязал ноги к гребню и торчащим шипам на спине.
Калика очнулся, затрепыхался, А Томас отодвинулся со вздохом облегчения. Дракон дважды ударил крыльями, Томаса распластало лицом вниз, но тут же с громким треском и шорохом растопырились кожистые паруса, и все снова застыло. Желудок Томаса стоял в горле, от ужаса заледенели ноги. Он боязливо оглянулся на калику, тот рычал и дергался в путах. Гребень угрожающе потрескивал, грозя перетереть веревку. Томас дотянулся до калики, привязал еще ремешок, прикрутив калику вдоль спины, чтобы тот не мог упираться ногами: сила у калики чудовищная, порвет любые веревки, силы бесноватому дает сам дьявол!
Внезапно он ощутил, что солнце светит ему в правую щеку, хотя вначале освещало левую. Дракон незаметно свернул, ему что, Крижина не ждет, парит, высматривая стадо тучных коров, дабы с ревом обрушиться с неба, пожрать, кого ухватит, пастуха огнем сжечь, если растяпа убежать не успеет.
— Сэр калика, — позвал он дрожащим голосом. — Олег!.. Дорогой друг!
Калика ронял слюну, его корчило, перекашивало, он жутко скрипел зубами и колотился о драконью спину. Томас стиснул зубы, старался не опускать взор, ибо под белым как у жабы брюхом дракона простирается жуткая пустота, ровная степь проплывает в двух-трех милях внизу!
Он вытащил меч, неловко вставил в щель между плитами, задержал дыхание. Дракон сделал полный круг, не шевеля крыльями, только чуть покачивался в теплых восходящих потоках. Томас осторожно надавил на рукоять, готовый в любой момент выдернуть, отпрянуть. Дракон все лениво парил в чистом летнем воздухе, свободном от пыли и назойливых мух, даже облака проплывали под самым брюхом, такие же белые.
Меч застрял то ли среди хрящей, то ли там еще были костяшки, и Томас помучившись, перенес меч на пластинку ближе к шее, где калика вгонял кинжал. Пришлось перевязывать веревки, а на холодном ветру, когда дракон вдруг без предупреждения начинал бить крыльями, стремительно прыгая в небо, пальцы стыли, а на глаза наворачивались слезы.
Когда он вставил острие меча в узкую щель между костяными глыбами, уже потертыми, со сбитыми краями, дракон вдруг повернул голову, внимательно посмотрел на Томаса. У рыцаря руки похолодели, и пальцы разжались сами собой. К счастью, рукоять меча заблаговременно привязал ремешком к кисти, не потерял. Глаза дракона медленно наливались кровью, дыхание из ноздрей пыхало чаще, Томас в ужасе сообразил, что дракон в полете достанет ужасной пастью хоть до спины, хоть до кончика хвоста — не скроешься!
Дракон оглянулся снова. Пасть открылась, потянулся к Томасу, жутко изогнув шею и скрежеща костяными чешуйками. Томас в панике попятился, веревки натянулись, не давая сдвинуться с места. На Томаса пахнуло смрадным жаром, будто в огромной печи подгорали жирные туши...
Он беспомощно щупал меч, пальцы наткнулись на что-то мохнатое. Он дернул, сорвал веревку, швырнул узел в закрывшую полнеба пасть. Шкура с завернутыми внутри ломтями мяса ляпнулась прямо на язык дракону. Зверь захлопнул челюсти, тяжело сдвинул ими направо, потом налево, нехотя вытянулся, как утка в полете, лениво парил, растопырив огромные крылья, которыми легко мог бы накрыть крестьянское поле.
Томас всхлипнул. Пальцы тряслись, сердце колотилось как овечий хвост. Он сидит будто клещ на спине огромнейшего дракона — забожись, все равно не поверят! — летит поверх облаков, сзади хрипит и бьется в путах друг, одержимый бесом, но что дальше? Если дракон захочет его сожрать, взамен бросит мясо — для того калика и наготовил, но на сколько хватит мяса? А ежели дракон не сядет на землю?
Томас зябко передернул плечами, на постоянном встречном ветерке в
самом деле прохладно. Надо посадить дракона?
Вздрагивая всем телом, он с кинжалом в руке заглядывал в щели между костяными плитами. На середине спины они стали огромными, всей длины кинжала не хватило, чтобы лезвие коснулось уязвимого места. Он перевязал узлы, чувствуя себя, как коза на веревке, на четвереньках пополз, цепляясь за костяные выросты, до шеи, кинжал держал не по-рыцарски — хищно зажатым в зубах. К счастью, благородные сэры, не увидят его в такой унизительной позе. Впрочем, он на драконе, не на корове!
Вдруг спина дракона резко ушла вниз. Томас в панике вцепился в край плиты, тело потеряло вес, вокруг дракона все вдруг стало белым как молоко, потом белесость осталась наверху — падали как обломки скалы. Сердце перестало биться, сжалось как у самого пугливого зайца, который боится даже лягушек.
Томас цеплялся изо всех сил, чувствуя, как отрывается от надежной тверди, хотя сама твердь падает, падает, падает... Внезапно гулко хлопнуло, он с такой силой ударился подбородком о твердь, которая внезапно прыгнула навстречу, что зубы лязгнули, как мечи в бою. Во рту стало солоно и горячо, голова налилась свинцом, как и все тело, он отяжелел, его распластало, словно раздавленную лягушку, даже мысли ворочались тяжелые, отчаянные: за что все эти муки?
Крылья хлопали долго, мощно. Дракон поднимался рывками, Томаса то отпускало, то с силой прижимало к твердому, круша кости и наливая тяжелой кровью. Дракон, похоже, опускался до самой земли, заинтересовавшись какой-нибудь коровой, да то ли пастух спугнул, то ли странствующие рыцари, но теперь дракон словно решил расплющить седоков о небесную твердь!
Вспомнив о беспомощном друге, Томас оглянулся, торопливо перекрестил его. Голова Олега бессильно висела, упершись подбородком в грудь, веревки глубоко впились в могучее тело. Он был бледен, иногда вздрагивал, стонал сквозь стиснутые зубы.
— Потерпи, — проговорил Томас, захлебываясь от жалости. — Как только эта крылатая жаба перестанет кувыркаться... сразу почитаю молитву об изгнании дьявола. Или хотя бы бесов... Если вспомню, конечно...
Трудно вспомнить то, чего не знал, Томас с ужасом думал о священнике, которого надо отыскать срочно, дабы покропил одержимого святой водой, прочел молитву, помахал кадилом с ладаном и благовониями, коими Христос заменил человеческие жертвы. Ладно, он узрит издалека церковь. Но как посадить дракона перед домом священника? Дракон явно воспротивится, он из нечестивого дохристианского мира, креста не выносит!
Дракон оглянулся на миг, некоторое время летел по прямой, не обращая внимания на седоков, а когда оглянулся второй раз, Томас уже отполз обратно, торопливо развязывал ломая ногти, ближайший узел на мешке из турьей шкуры.
— Ох и жрешь, — сказал он с ненавистью, когда открытая пасть потянулась к нему. — Большая сыть брюху вредит, как говорит калика! В отшельники бы тебя.
Он зашвырнул один за другим три больших куска, а когда занес руку для четвертого, дракон, довольно прижмуря глаза, отвернулся. Челюсти с хрустом перемалывали сочное мясо, лишенное костей, на губах выступила кровавая пена, ветром ее сорвало и швырнуло на рыцаря. Томас брезгливо обтирал липкие слюни, отодвинулся к калике. Отвязывать и перевязывать свою веревку устал, оставил только самую толстую, привязав себя поперек пояса.
— Сэр калика, — позвал он печально. — Эх, сэр калика...
Он съежился, сохраняя остатки тепла, посмотрел на калику, тяжело вздохнул, и снова с кинжалом, теперь уже в руке, пополз с загривка ближе к шее. Длинное острие скользнуло между чешуек, толщиной с кулак, коснулось толстой кожи. Томас ткнул сильнее, кожа пружинила, лезвие подбрасывало. Вспомнив калику, он сцепил зубы и налег всей тяжестью. Кожа чуть прогнулась, но держала. Томас призвал на помощь Пречистую, выругался и ударил железным кулаком по рукояти.
Кинжал погрузился на ладонь, дракон вздрогнул, крылья чуть шелохнулись. Томас вцепился в костяные наросты, готовый к падению, метанию в воздухе, но дракон парил все также сонно, растопырив огромные крылья, грелся, ловя солнечные лучи на огромные темные паруса. Даже глаза закрыл от удовольствия, скотина.
Томас сжал челюсти, ахнул по рукояти кинжала со всей дури. Под ним дернуло, Томас едва не слетел кубарем — благо веревка спасла. Дракон хрипло вскрикнул, часто забил крыльями, развернулся по косой дуге, снова захлопал крыльями.
— Вот так-то, — проговорил Томас обессиленно сквозь зубы. он дышал часто, со всхлипами, зубы лязгали, а руки тряслись, будто кур крал. — Гонки устраивали!.. Турниры, видите ли...
Солнце теперь светило в левую щеку, но дракон чаще покачивался в воздушных струях, Томас судорожно хватался за костяные выступы. Он пугливо уводил глаза от края, но не мог забыть о жуткой бездне, что начиналась сразу от пуза дракона. Рук старался не отрывать, при любом шевелении сжимал пальцы и притискивался щекой к потрескивающей костяной плите. Плиты под ним двигались, терлись, разъезжались. Однажды дракон даже почесался на лету: кровь Томаса превратилась в лед, когда совсем рядом огромные, как хазарские мечи, когти шумно поскребли одетый в костяной панцирь бок, снимая стружки.
Томас в страхе вытащил меч, начал колоть дракона. Отвратительный зверь сладко жмурился и вытягивал шею. Получалось, рыцарь чесал его как толстого разнежившегося кабана, лезвие меча жестяно скрипело на жестких чешуйках, каждая — размером с ладонь.
Когда дракон внезапно взмахивал крыльями, а взмахивал всегда неожиданно, туловище резко проваливалось, ухая в бездну, Томас ронял меч, — хорошо привязанный ремешком к кисти! — как клещ, вцеплялся в костяную спину. Сердце и желудок карабкались к горлу, смертная тоска застилала глаза, затем следовал мощный взмах крыльев, и Томаса распластывало по спине дракона, словно налитую свинцом лягушку. Он не мог шевельнуть и пальцем, а глаза едва не лопались от прилива тяжелой крови.
Постепенно дракон начал забирать вправо, Томас с проклятиями заставил себя доползти до шеи, с силой вогнал кинжал глубже. Дракон каркнул, повернул, суетливо хлопая кожаными парусами.
Томас отполз назад, держа глаза на расширяющихся костяных пластинках: шея дракона не толще столетнего дуба, с обеих сторон зияет бездонная пустота. Сидя на широком загривке, Томас перевел дух, попытался унять дрожь в конечностях.
Внезапно дракон заработал крыльями чаще, но не поднимался, ринулся вперед так стремительно, что Томаса едва не сорвало встречным ветром: веревки натянулись, задрожали. Дракон, стуча по ветру темными парусами, догонял косяк белых лебедей, что мерно взмахивали огромными и чистыми, как снег, крыльями. Задний из лебедей не успел оглянуться, как дракон распахнул пасть, лебедей втянуло одного за другим, их было не меньше двух десятков. Лишь вожак, летевший во главе стаи, успел нырнуть вниз, сорвавшись буквально с зубов, уронил пару перьев с хвоста.
Дракон растопырил крылья, парил довольно, на улетающего лебедя лишь повел глазом. Так лев не обращает внимания на глупых коз, что буквально наступают на царя зверей, когда он дремлет после обильного ужина. Томас прикинул общий вес стаи, дракон явно переел в охотничьем азарте, даже задышал тяжело, теперь не надо кормить хотя бы час...
Он перевел дыхание, впервые решился оторвать взгляд от страшной рогатой морды. По бокам летящего дракона проскальзывали плотные облака, иногда крылатый зверь поднимался выше, Томас потрясенно рассматривал внизу белое поле, похожее на снежное. Обожравшийся дракон забывал махать крыльями, медленно снижался, по бокам возникали поднимающиеся снизу клочья тумана. Иной раз настолько плотного, что крылья скрывались полностью. Оглянувшись, Томас однажды не узрел хвоста. Туман скрыл даже опасно близкую голову: Томас торопливо вытащил кус мяса и держал в протянутой руке. Если и цапнет, то откусит пальцы, но не сожрет всего...
Дракон провалился из облаков, внизу проплывали долины, редкие леса, серебристыми змейками вилюжились реки. Томас смутно удивлялся, что Создатель так причудливо расставил горы и долины, провел реки, подумал озабоченно, что скоро переведутся добротные карты, ибо драконы исчезают, не давая потомства, а как иначе составить точную карту, если не с загривка дракона?
Иногда дракон совсем забывал махать крыльями. Земля приближалась, Томас переползал на шею, втыкал кинжал. Дракон вздрагивал, словно просыпаясь, панически хлопал кожистыми парусами, словно перелетающая с забора на забор курица.
Земля стремительно удалялась, Томаса распластывало. Уже не трясся, в пораженной ужасом душе проклюнулись зернышки восторга. Христианин, он оказался в языческом мире, который еще предстоит очищать огнем и мечом от ведьм, магии, драконов, домовых, троллей... Так и сейчас рогатая нечисть вот-вот хряпнется в небесную твердь, расплющит воина Христова, оставив на небосводе лишь мокрое место. Томас опасливо посматривал наверх, страшась зацепиться за небесные гвозди, которыми прибита твердь — серебряные шляпки гвоздей видны только ночью...
Совсем расхрабрившись, он рискнул оторвать руку от выступающего перед ним костяного валика, бережно погладил мешочек у пояса с выступающим боком драгоценной чаши. С нами Бог и кровь Христова! Даже если дракон сотворение дьявола, то сейчас служит добру. Высшая сила Христа в том, что не всегда обязательно убивать врага, все священники это твердят. Заставить служить себе — высшая доблесть воина крестоносного войска за освобождение Гроба Христова. Но ежели сарацина убивать не обязательно, то дракона тем более — зверь не человек, он всегда невинен, даже самый лютый не ведает, что творит, даже акулы невинны, их такими сотворил Господь...
Томас сложил пальцы щепоткой, намереваясь украдкой перекрестить спину, на которой сидел, вдруг заколебался. А если творение дьявола вспыхнет адским пламенем и рухнет как факел? Ангелы могут и не подхватить верного воина Христова: заняты или не заметят, у Пречистой Девы на руках малый ребенок, так что шмякнется с высоты в одну-две мили, а чаша опять закатится куда-нибудь.
Он торопливо развязал узлы, вытаскивать чашу не стал — сунул руку в мешочек. По кончикам пальцев пробежала щекотная дрожь. Выпуклый бок словно узнал, потеплел от прикосновения защитника, верного рыцаря.
Томас вздохнул, завязал веревку туже, нахохлился и сунул ладони под мышки. Ветер пробирает до костей, и хотя в доспехах защищен как в собачьей будке, но в щели дует, у дракона-то шкура толще!
Небо во всю ширь было синее, справа и слева, спереди и сзади. Далеко слева протянулась вереница гусей, но дракон то ли не заметил, то ли был сыт. Справа тоже наметилось странное пятнышко, Томас, однако, слишком продрог, чтобы всматриваться внимательно, но пятнышко приблизилось, рыцарь разглядел длинный расписанный всеми красками ковер — очень мохнатый. В середке сидел согнувшись человек в тюрбане, тоже явно замерз: согнулся, зябко кутается в цветной халат. Ковер, колыхаясь, как толстая мохнатая гусеница, полз почти тем же курсом, но дракон летел намного быстрее. Томас рассмотрел смуглое усталоелицо,человекпроводилих завистливо-безнадежным взглядом. У Томаса на миг возникло желание показать ему конец веревки, как делали грубые моряки, обгоняя другое судно, но врожденное благородство рыцаря не позволяло грубых жестов, да и пальцы озябли так, что не свернули бы даже фигу, тем более не удержали бы веревку.
Человек на ковре летел чересчур низко: несколько ворон, злобно каркая, погнались за летящим ковром, но человек лишь втянул голову в плечи и сгорбился еще больше, зябко натягивая халат на уши. Вороны, прогнав врага со своей земли, отстали, начали ходить кругами, как гордые орлы.
Дракон летел и летел, Томас устал, замерз и проголодался как волк. Калика уронил голову на грудь, упершись подбородком, висел без движения. Он оставался бледным, словно мертвец. Томас снова отвернулся со вздохом, уже привычно то хватаясь за выступы, то распластываясь под тяжестью.
Так они летели до полудня. Калика не приходил в себя, хотя корчи отпустили. Дважды Томас поправлял дракона: тот, как слепой на один глаз конь, упорно пытался свернуть и летать по кругу, но Томас следил за солнцем, благо чаще всего летели выше облаков. Делал поправку на движения самого солнца, которое Божьим повелением встает на востоке, тащится через небесную твердь до запада, где уходит в нору, а за ночь его перетаскивают по всему подземелью проклятые грешники к земному краю на востоке. За лето устают, осенью волочат все медленнее, а зимой вовсе двигаются как сонные мухи, так что весной у Повелителя подземного мира терпение рвется, он швыряет тащильщиков в геенну огненную, а в упряжку пристегивают свеженьких. Возможно, в новой упряжке будет сэр Горвель с сарацинами.
Дракон лишь однажды повернул голову, Томас ловко зашвырнул два куска в пасть, а третий полетел мимо: дракон в этот момент начал отворачиваться. Томас выругался, провожая сожалеющим взглядом увесистый ломоть. В желудке тихонько шевельнулось, жалобно квакнуло.
Томас поерзал: вроде бы нелепо обедать, сидя на летящем драконе, но есть хотелось взаправду, а проклятый дракон чавкает так, что у Томаса рот наполняется слюной.
Он развязал один мешок, другой, отыскал узел с турьими печенками. Вытащил одну трепещущую, словно живую, скользкую. Пришлось пальцы вгатить, кровавя, в самую середку, чтобы не выронить. Зубы сами с хрустом впились в сочную мякоть, кровь брызнула на руки, но Томас уже вообразил себя в родном лесу на берегу Дона, когда со свитой верных людей залесуют оленя, разделают на месте, собакам бросят внутренности, а сами торопливо разделят еще теплую печень!
Он вздрогнул, едва не выронив кусок: сзади раздался хриплый голос: — Сам жрет... А дракону?
Калика поднял голову, смотрел вроде бы укоризненно, в глазах блестели странные искорки. Томас со счастливым воплем бросился к другу, печень на ходу сунул в щель, между пластинами, чтобы ветром не сдуло, ухватил за туго связанные плечи:
— Сэр калика!.. Ты... проснулся?
— Я храпел? — спросил калика. Его зеленые глаза были чистые, он внимательно смотрел на Томаса, на свое туго стянутое веревками тело.
— Самую малость, — заверил Томас. — Впрочем, мы с драконом не слышали.
— Привязал меня ты?
— Ну... дракон был занят. Он махал крыльями. Наши друзья, которые Тайные Семеро, наслали на тебя плохой сон, вот я и...
Олег кивнул, поморщившись:
— Сейчас их натиск ушел. Развяжи.
Томас смотрел сияющими глазами, гора свалилась с плеч, но руки от узлов отдернул:
— А ты уверен... что не повторится?
Олег покачал головой:
Дата добавления: 2015-11-04; просмотров: 22 | Нарушение авторских прав
| <== предыдущая лекция | | | следующая лекция ==> |